Соловьи

               

   Детские воспоминания. Очень далекие, где-то из начала пятидесятых годов. Гости, застолье, и взрослые поют. Песни тех лет, и в основном украинские. Кубань в небольших городках и станицах говорит на украинском языке, или на смешанном с украинским. Солирует, или запевает мой отец. У него чистый, красивый тенор. Мать тоже подпевает ему. Для меня это важно – что поют они. Как поют остальные, отдельный разговор. 

«Дывлюсь я на нэбо тай думку гадаю,
Чому я не сокил, чому не литаю,
Чому мени, Боже, Ты крылець не дав?
Я б зэмлю покынув, и в небо злитав!...

   Когда отец добирается до «крылець», его голос действительно набирает такую высоту, что мне понятно – речь идет о полете, и страшно. Но певец проходит эту высоту легко и протяжное «не да-ав», с облегчением возвращает всех на землю. Помню, что поют много и с удовольствием. Отца все хвалят, говорят о каком-то ансамбле, где он солировал. И было это, когда он был в армии, а значит, во время войны. После войны он быстро демобилизовался, и мы уехали сюда – на Кубань.

Мисяц на нэби, зироньки сьяють,
Тыхо по морю човин плыве…

   Начинает отец и подхватывает мама. Голоса спетые, звучат так, что память их сейчас легко восстанавливает. Пишу и слышу их, родных моих, и горжусь. Помню, что иной раз им подпевали, а иной – просто слушали. Это были послевоенные годы, и здесь, на Кубани, как и по всей стране, люди строились. Городок Тихорецк прирастал улицами на глазах. За лето надо было построиться, чтобы к зиме войти в новый дом, а там уже обустраиваться. Строили «турлучные», «саманные» дома. Названия сейчас незнакомые, главный материал – местная глина.

 Вдаваться в технологию постройки не буду, главное здесь в том, что летом каждую неделю целыми улицами соседи, помогая друг другу, работали по очереди на строительстве очередного дома. И воскресные вечера – застолье, иной раз прямо на улице. Засиживались допоздна. Тихие, звездные, летние ночи. Застолье не шумное – все устали, но поют много. Это тоже память детства – поют в нескольких местах, на разных улицах, поют многоголосо, никто не стесняется, поют добротно, используя оттенки многоголосия, сохраненные еще от предков. Жаль – не было тогда магнитофонов. Нынешний «Ой мороз, мороз…» очень отличается от тогдашнего исполнения. И не в лучшую сторону. Те, характерные, простонародные тембры просто так не «изобразишь», и компьютером не спраграмируешь.

   Чтобы не утерять основную мысль, вернусь к исполнению песен отцом. Заранее извиняюсь перед моими родными, уже ушедшими в лучший мир, за возможные нарушения хронологии. Не могу точно утверждать, что вижу взаимосвязь в том, о чем расскажу дальше, верно.

   Так вот. История эта всплыла, по-видимому, когда вышел на экраны замечательный фильм Леонида Быкова «В бой идут одни старики». Родители мои были живы и видели его. И очень он им нравился. Отец говорил – правду сняли. Дело в том, что отец служил на аэродроме. Сначала, после летной школы, стрелком радистом, потом, после контузии, командиром подразделения охраны аэродрома. Значит он знал, о чем говорил. Но рассказала историю – мама.

   Май 1945 года. Война закончилась. Аэродром отца дислоцирован в Крыму, в Саках, и мать едет к нему. Вызвал он её, или по своей инициативе она приехала, теперь уже никто не скажет. Да это и не важно. Сразу следует сказать, что мама эту историю рассказывала с гордостью, ей очень приятно было это вспоминать. Поскольку я не могу с точностью передать детали её повествования, то позволю себе произвольное изложение. Как я это понял и запомнил. Больше всего меня извиняет тот факт, что меня в этот момент еще на свете не было.

   Как отец встретил её, я вынужден пропустить, не пытаясь даже литературно-придуманно описать детали. Как встречались выжившие на войне мужья, и ждавшие их жены это, как впоследствии споют: «… радость со слезами на глазах». А дальше вот что.

   Военный аэродром в Саках, что рядом с Евпаторией, это приморская с невысокими холмами местность. Мои молодые родители гуляют где-то рядом с аэродромом, и мама обращает внимание на интересную картину: несколько таких же молодых ребят офицеров ходят вдалеке по этим холмикам и что-то толи ищут, толи собирают.   «Что они делают?» спрашивает она у отца. Тот загадочно улыбается и что-то уклончиво отвечает. По рассказу мамы, для неё это осталось загадкой. А вечером…!

   По-видимому, где-то это было организовано: в помещении столовой, или на открытом воздухе, но в честь приезда жены офицера состоялось какое-то мероприятие. В нужный момент маме преподнесли громадный букет полевых цветов. Перестало быть загадкой странное поведение тех, кого видели они днем на холмах. А потом для мамы пел ансамбль! И солировал отец. А больше всего ей запомнилась песня «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…». Шел первый год исполнения этой песни. В армии её приняли и пели. И пел её мой отец на празднике встречи с мамой в первые дни мира. Стоит вспомнить кадры из фильма Леонида Быкова и картина станет живой.

   И уже дома, в родном городке Тихорецке, на улице Горького отца просили: «а теперь «Соловьи…», и он в очередной раз пел. Так чисто, искренне и красиво, что я по сей день считаю, что лучшего исполнения этой песни я уже никогда не слышал.

   Проходят годы и слова песни, призывавшие не тревожить спящих, уставших после боёв солдат, обретают другой смысл. Не тревожьте солдат, бережнее относитесь к памяти о них. Они были живыми. Все. До этой войны.