Одиннадцатый маршрут

     Одиннадцатый  маршрут соединял две городские окраины. Сначала троллейбус тащился по нескончаемому проспекту Космонавтов, затем проходил по широкому горбатому мосту и попадал в центр. Там он петлял по старинным улочкам с именами второстепенных героев революции, миновал старый зоопарк, оставлял слева по ходу серые корпуса университета, заезжал в студгородок с высотками новых общаг и пробирался мимо одинаковых до изумления современных кварталов. Дальше он трясся по брусчатке старой площади и, путаясь в сплетении проводов и улиц с односторонним движением, выходил к  вокзалу с часами на старой башенке. Часы остановились еще при социализме и с тех пор показывали без четверти три… Постояв на вокзале, троллейбус, уже полупустой, ехал быстрее, сворачивал в «цыганский поселок» и заканчивал свой путь где-то на юго-западе.

     Петька ехал на задней площадке и от нечего делать разглядывал пассажиров. В Петькиной голове было свежо и пусто, как в открытом космосе. Вчера вечером его отношения с Ленкой Марковой достигли, наконец, стадии поцелуев и теперь, при воспоминании об этом по некоторым местам Петькиного организма  разливался приятный, немного пугающий холодок. Поцелуи были настоящие, основательные, не оставляющие никаких сомнений. Не то что в первый раз, когда вышло черт знает что, и обоим было непонятно (во всяком случае Петьке было непонятно), то ли это обоюдное желание, то ли просто нелепая случайность.

     Петькина голова не работала, на физику он не пошел, делать ничего не мог, и в некотором обалдении дожил до двух часов. Он вышел на улицу, бесцельно побродил по своему району, удивляясь привычным вещам, и, в конце концов, сел в троллейбус, который и повез его, мягко подбрасывая на ухабах, по направлению к Ленке, хотя было еще рановато…

***
     Петр Андреич сидел в кабинете и рисовал на листке бумаги страшные рожи.  Секретарша Женечка в ответ на его просьбу принести кофе, сказала: «Хватит вам кофе на сегодня, Петр Андреич», - и прежде, чем он успел вознегодовать, отключила селектор. «Вот так вот, - вяло думал Петр Андреич, - получите, господин директор. Кофе хотите, господин директор? А вот  - хрен вам с маслом, а не кофе»…
Рожи выходили одна страшней другой. Петр Андреич машинально разглаживал свободной рукой морщины на лбу, ерошил волосы и краем сознания ощущал, как начинает болеть голова. Эта боль стала уже настолько привычной за последние годы, что он почти не обращал на нее внимания. «Позвонить что ли Алику, - подумал он, - давно что-то никуда не выбирались»…
Алик не отвечал. Петр Андреич скомкал изрисованный лист и швырнул его в сторону двери. Дверь тут же открылась, и на пороге возник Кунц.

- Петрдреич, - замямлил Кунц, бегая по сторонам маленькими глазами, - я чего зашел - то… Там эта, как ее, ну, баба эта ненормальная со своим запросом. В общем, опять все заново делать надо… Вот я и того…
 
Петр Андреич смотрел на него с раздражением.
Кунц помялся еще немного, потом сказал, глядя в пол:

- Ну, в общем, вот,.. понятно,.. я же так заскочил – уточнить, думаю – мало ли… - он запутался в своих бормотаниях и осторожно вышел из кабинета, тихо закрыв дверь.

«Уволить его что ли? – думал Петр Андреич, - Пойди, уволь его… Сволочь, конечно, порядочная, только к нему не подкопаешься. Все, что положено – делает, и делает неплохо. А то, что скользкий, как червяк, так это - твоя проблема. Куда смотрел, когда брал его на работу»?
Петр Андреич откинулся в кресле и устало закрыл глаза. Последнее время его одолевали мрачные мысли. Мысли эти носили неопределенный характер и сводились к тому, что жизнь сложилась в общем и целом не так, как ему хотелось. Некоторые, на месте Петра Андреича, и в ус бы не дули – чего же еще желать-то, спрашивается, но только усиливалось с каждым днем чувство, что все это не то, и все это никому не нужно. И вязкой чернотой на горизонте нарастало ощущение полного и безоговорочного краха…

     И с какой бы стороны не заходил Петр Андреич в этот темный лабиринт, за какую бы ниточку не дергал, получалось у него, что все его заветные устремления, намерения и порывы, несбывшиеся мечты и простые желания упирались в его жену. Она стояла на всех перекрестках его жизни, и, как регулировщик, энергичными жестами заворачивала его куда-то в сторону. И он подчинялся и обнаруживал скоро, что движется по кругу. Мелькало что-то там за окном, уже многократно виденное, неинтересное, давно изученное, понятое и забытое, и никак невозможно было с этой дороги свернуть… Он тысячу раз возвращался в их прошлое, проживал заново, пытаясь определить, где, в какой момент появилась вдруг и стала разрастаться между ними трещина, которая теперь больше напоминала пропасть.  Ведь сначала все было хорошо. Или нет? Он пытался вспомнить свои ощущения, мысли, крутил, крутил пленку назад, отмечая яркие вспышки счастья и вглядываясь в серые кадры ссор, обид, тягостного многодневного молчания…

- Чего тебе не хватает? – спрашивала Ленка, - Скажи ты мне ради бога…
- Я не знаю – честно отвечал Петр Андреич.
- Может тебе попробовать просто жить? Как я, как все другие люди. Без поисков смысла, без метаний, без страданий о былом. А? Пора уже начинать жить, понимаешь? Дочь уже школу заканчивает,  а он все страдает… Сколько можно?
- Ленка, а давай в кино сходим?
- Иди ты к черту! Я тебе о серьезных вещах говорю…
Такие разговоры лет пять назад бывали у них чуть ли не ежедневно. Скоро они вовсе перестанут разговаривать на подобные темы. Останется только отвлеченное: погода, работа,  дела дочери. Заплатить, отвезти, купить, позвонить, встретить…

***
     Петька ехал на свидание. К своей девушке. Они договорились, что он приедет в три, и они отправятся гулять. «Теперь у меня есть девчонка» - монотонно думал Петька, удивляясь тому, как эта простая констатация изменила мир до неузнаваемости. Откровенно говоря, Петька не знал, что он будет делать со своей Ленкой дальше. Он только знал, что у каждого нормального парня в определенный момент должна появиться девчонка.  «Вот она, собственно, и появилась», – сказал сам себе Петька. Сам этот факт, конечно, радовал, но дальнейшие перспективы виделись неотчетливо. А именно: они с Ленкой, взявшись за руки, бодро шли по жизни и растворялись в густом тумане на некотором отдалении…

     Когда-то давно, еще учась в школе, Петька уже имел опыт общения с девчонкой. Опыт, надо сказать, печальный. Что-то там не заладилось у них. Помнится, она все выбирала между ним и его другом Сашкой и никак не могла выбрать. А когда все-таки выбрала его, Петьку, то оказалось, что друг Сашка вовсе уже и не друг. Но это было еще полбеды. Спустя месяц, она неожиданно переехала в другой город, и ладно бы в соседний, так нет, куда-то далеко - то ли в Сургут, то ли в Ханты-Мансийск.  Петька получил настоящую депрессию, сутками пропадал в своей комнате, и мама, не зная что предпринять, отправила к нему отца – поговорить по-мужски. Отец все понял буквально и задание провалил. Он положил тяжелую руку ему на плечо, подмигнул и сказал: «Ты пойми, Петруха, у тебя еще будут сотни и тысячи таких девчонок»… Он все и всегда мерил сотнями и тысячами. И еще тоннами. Но Петьке не нужны были сотни и тысячи, ему нужна была одна. Единственная…

     Но все это сейчас было несущественно. Все это было далеко и как-то слишком по-детски. Теперь у него была Ленка. Они познакомились случайно на дне рождения его однокурсника и поначалу даже не обратили друг на друга внимания. Потом ближе к вечеру что-то произошло, что-то сблизило их, играли, кажется, в какую-то застольную игру, и они оказались рядом в одной команде…  Потом был медленный танец в темной, душной комнате, проводы домой по остывающим улицам. Да… С того самого вечера кровь его была отравлена. Гормоны стаями летали по Петькиному телу, и любой предмет немужского рода, будь то кошка, книга или, скажем, электричка казался Петьке воплощением скрытой женственности. «Вот взять, например, слово «она», - думал Петька. Он попробовал его на язык, покрутил в голове – слово оказалось мягким, но в то же время упругим, скрывались в нем потаенные источники, теплые волны и фонтаны разноцветных брызг, и на вкус оно было сладким и соленым одновременно…

     Тут на остановке «Поликлиника» в троллейбус вошла Она. Не сладкая, не соленая, без фонтанов и брызг, а просто Она. Другая Она. Петька мельком глянул на нее и отвернулся. И уже знал, что посмотрит снова. Она показала контролерше проездной, села на свободное место спиной по ходу движения и раскрыла учебник. Черная коса, широкие скулы, живые умненькие глазки, пухлые губки. Красива, пожалуй. Необычная красота. Восточная…
Петька поймал себя на том, что таращится на нее, даже неловко стало. Она, конечно, почувствовала – взглянула на него и тоже зацепилась, не смогла отвести взгляд. Так они и смотрели друг на друга через несколько рядов, и Петька ощутил вдруг, что ноги у него сделались ватные, дыхание остановилось, уши пылают, сердце бухает где-то в животе, а на лице застыло глупейшее выражение. Он сделал над собой усилие и все-таки оторвался от нее. В полнейшем недоумении, хлопая ресницами, уставился в окно. «Что же это такое делается, граждане»?
Троллейбус проезжал мимо вокзала. На вокзале кипела жизнь. Массы людей двигались в разных направлениях, натыкаясь друг на друга, сливаясь, переплетаясь, и какая-то странная мысль при виде этих людских масс залетела Петьке в голову и затихла где-то в закоулках.  Не до нее сейчас было, не до нее… Часы на башенке привычно показывали два сорок пять. Но в тот самый миг, когда Петька скользнул по ним взглядом и отвернулся, минутная стрелка неуверенно качнулась и, преодолевая сопротивление невидимых вселенских пружин, двинулась вперед. Часы пошли…

***
     Да еще эти сны… Мучительные, изматывающие, выворачивающие наизнанку. Петра Андреича окружали призраки. Они говорили с ним, пытались, что-то втолковать, но он не слышал их. Он напрягал слух и зрение, пытался читать по губам, но все было напрасно. И все чаще в этих снах стал появляться незнакомый мальчишка лет пяти, светловолосый и забавный. Он был одет в синие шортики и белую рубашку, которая была ему великовата и топорщилась по бокам. Петр Андреич сначала все спрашивал у него - кто он и как здесь оказался, но мальчишка не отвечал, а с серьезным видом подходил к нему и брал его за руку. И стоял рядом с ним молча, глядя на всех и иногда шмыгая носом. И Петр Андреич уже, кажется, понимал что это за мальчишка, но все же еще сопротивлялся, не пускал его в свою жизнь, и это понимание разрывало ему мозг на части. «Ах, как плохо-то все, - думал он во сне, леденея от отчаянья, - как все совершенно непоправимо… Неужели ничего нельзя изменить»? И было ясно, что нет, изменить нельзя, и эта чудовищная необратимость пугала его и доводила до полного изнеможения…

     Петр Андреич взглянул на часы. Часы были дорогие, но нелюбимые. Их подарила Ленка на какой-то очередной день рождения, и по первой его реакции все поняла и, конечно же, сразу обиделась. (За что? На кого? Зачем?) Однако, его слова растопили эту обиду, и с тех пор он носил их каждый день и почти смирился…
Петр Андреич взглянул на часы. Два сорок пять. Петр Андреич пригляделся и вздрогнул. Часы стояли. Он приложил их к уху. Убедился. Снял их с запястья и покрутил золотое колесико заводки. Это не помогло. Пощелкал ногтем по корпусу и вдруг застыл, уставившись в одну точку. Окаменели плечи, расплылся кабинет в дрожащее пятно. В голове с размаху саданули кувалдой в тяжелый медный гонг, шаманы ударили в бубны, заплясали в темноте огненные языки, ожили черные тени. Он вспомнил тот день. Вспомнил Ее. Троллейбус, черная коса, пухлые губы, красота редкого, восточного типа…  Вспомнил во всех подробностях, как будто смотрел на нее сейчас. Синяя куртка, учебник по химии, автор Глинка. Память услужливо воспроизводила все то, что он когда-то изо всех сил старался забыть. Вспомнил вокзал, часы на башенке, и как он задергался, когда она встала с места и подошла к дверям, как был последний долгий взгляд, и она чуть улыбнулась, качнула плечами и вышла. И что-то еще промелькнуло на ее лице уже потом, в последнем движении неуловимое…  И как тянулись секунды, пока троллейбус еще стоял на остановке, и сколько он пережил за эти секунды. И все-таки остался… И как, спустя месяц, он потратил несколько суток, стоя на той остановке, где она вошла и на той, где она вышла, и катаясь по одиннадцатому маршруту туда-сюда в дикой надежде встретить ее, и, конечно же, больше не встретил. Никогда.

***
     Девушка спрятала учебник в сумку, поднялась и подошла к дверям. У Петьки застучало в висках: «Выходит, выходит»… Он смотрел не нее во все глаза. И она снова повернулась в ответ на его взгляд и посмотрела тоже. Тяжелые гири перекатывались в Петькиной голове и от этого шумело в ушах. Связь… Между ними уже установилась связь, это Петьке было ясно, и он все силился понять достаточное ли это основание, чтобы… Вот и остановка. Черт, да что же это такое? Совершенно не дают подумать!!!

     Время почти остановилось. Двери-гармошки медленно разъехались в стороны. Девушка шагнула на ступеньку, через мгновенье она исчезнет. Петьку буквально разрывало на части, но он еще сомневался, все ждал чего-то еще… Она вышла на улицу. Сквозь пыльное стекло он глядел на нее. Она сделала три шага и оглянулась. Посмотрела ему прямо в глаза. И было в ее лице нечто, что Петька не мог расшифровать. Это длилось не больше секунды… Она опустила взгляд и быстро пошла прочь, а он все стоял, как приклеенный, и не мог поверить… Обида – нет, отчаянье – нет, тоска – нет, разочарование?..  Петька обмяк и смотрел, как она уходит от него куда-то в лабиринт больших домов, туда, где может затеряться целая жизнь, не то, что один-единственный человек. Краем глаза отметил – закрываются двери, кинулся – ах, уже не успеть… Неясные тени были между ними, закрывали путь, возились со своими сумками, путались под ногами, не давали вырваться. Он чуть не опрокинул какого-то мужика, зацепился за него, налетел на дверь, ударил плечом в закрытую почти створку, выставил вперед руки, готовый упасть, но не упал, а выскользнул чудом из железной пасти. И побежал.

***
     Он бежал, не разбирая дороги, глядя на фигуру в синей куртке, и еще издалека закричал на всю улицу:

- Девушка, девушка, подождите! Вы забыли…

Она обернулась, и удивление на ее лице постепенно сменилось улыбкой. Петька бежал, освещенный солнцем, наступая в лужи и размахивая руками. И был он весь какой-то растрепанный, нескладный, смешной…  За несколько метров он перешел на шаг.

- Девушка, - сказал Петька, отдуваясь, - вы забыли…
- Что я забыла? – она улыбалась. Почти смеялась. Она уже знала.
- Меня! Меня вы забыли…