Кому на Руси жить? Часть I

КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ?

ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1
ДЕПУТАТ

Толстый и порядком вспотевший депутат не без труда плюхнулся на заднее сиденье своего Мерседеса и пренебрежительно махнул рукой водителю, дескать «езжай». Завыла сирена и представительский автомобиль, поблескивая в уже успевших зажечься вечерних фонарях, устремился в сторону области. Мимо мелькали стоявшие в пробках машины, кто-то с рвением, присущим самым отъявленным борцам с несправедливостью, давил на клаксон, «приветствуя» народного избранника, иные же, бывало и так, выходили даже из своих комфортабельных автомобилей, чтобы отпустить устремляющемуся вдаль чиновнику пару-тройку бранных словосочетаний.
- Сегодня они что-то особенно агрессивные, - уловив момент, обратился к шефу водитель.
- Да что с этого быдла возьмешь? – бросив усталый взгляд на мелькающую проезжую часть, прокомментировал народный избранник.
- И пробка какая-то серьезная, - задумчиво, как будто говоря это самому себе, тихо проговорил водитель. – А ведь пол пятого только.
- Опять, наверное остолопы какие-то врезались, вот и растянулась пробка. Черт знает что в стране творится!
У депутата зазвонил телефон.
- Алло. Слушаю дорогой! Конечно, могу, что за вопросы? Для такого человека, как ты, не только минутка найдется. Что говоришь? Постой, постой. Такие вещи по телефону не обсуждаются. Давай-ка встретимся лучше. Ты где сейчас? Ну вот и отлично, я как раз в сторону дачи выдвигаюсь. Там на развязке перед Можайкой один ресторанчик есть… Да, да, именно тот. Буду ждать тебя там через полчаса. Давай, давай, обнял.
Мерседес мчался по разделительной полосе, разрезая широкую и набитую машинами дорогу пополам. Пробка все не кончалась, а еще, как на зло, пошел мокрый снег. Значит будет еще хуже. Водитель посмотрел через лобовое стекло на пепельное небо, как никогда низкое, и скрипнул зубами. Вечером еще домой ехать, а завтра ребенка в больницу везти. На своей «десятке» мигалки-то нет. Он глубоко вздохнул и придавил педаль газа. Шеф все-равно был увлечен какой-то развлекательной программой.

ГЛАВА 2
КАПИТАН

Капитан судорожно теребил в руках охотничий нож и время от времени поглядывал на телефон. Он ждал звонка из центра вот уже битый час, но все тщетно. Бойцы готовы, сидят внизу в полном обмундировании, ожидая команды. А команды все нет... Что они там, совсем что ли совесть потеряли? На счету каждая секунда, медлить нельзя, а эти все решение принять не могут. Как будто специально время тянут. Капитан сплюнул па пол и убрал нож.
Возможно, именно за такие, порой дерзкие, мысли, которые иной раз перерастали в поступки, он все еще был капитаном группы спецназначения, выполняющей боевые задачи на Северном Кавказе. Сколько ни старались большие дядьки отправить сорокалетнего офицера на почетную пенсию, а он все только продлевал контракт, давая понять, что не собирается покидать дело, которому посвятил всю жизнь. Действительно, на протяжении своей службы чего только не было - и два ранения, и контузия, и медали и ордена, и рукопожатия самых-самых первых лиц. Но разве в этом смысл службы? Смысл, конечно же, кроется всего лишь в одном слове - Родина. Вот ради Отчизны своей и служил капитан, не щадя себя. Только вслух об этом никогда не говорил, все больше делами доказывая.
Капитан еще раз взглянул на часы, а затем взгляд как-то непроизвольно упал на фотографию, стоявшую на столе в блестящей рамке. Он - в парадной форме, при всех наградах, красавица жена и две дочурки. Светит солнце, все улыбаются. Это фото было сделано в прошлом году, когда всей семьей ездили в Москву на майские праздники. В те редкие дни, что капитан проводил с семьей. Как там они сейчас? Смотрят, наверное, новости по телевизору, пьют чай с печеньем. Ютятся в однокомнатной квартирке, снимать которую едва хватает средств. Но это ничего. Главное, есть крыша над головой. Все сыты, все здоровы. Девочки в школу ходят, учатся хорошо. Настоящие красавицы растут. Спортом обе занимаются, читают много. О чем еще мечтать можно? А квартира - это наживное. Начальство обещало в следующем году двухкомнатную выделить. Вот тогда заживем! Обустроимся, переедем. Машину поменяем. Там и о пенсии можно будет подумать. Ну, а пока прочь эти мысли. Нужно думать о службе, тем более что операция, судя по всему, затягивается.

ГЛАВА 3
РУССКИЙ

- Спасибо, что вы согласиться дать это интервью, Иван, - говорил иностранец с неописуемым любопытством разглядывая своего собеседника.
- Ей богу, ты странный какой-то Джонни, - даже в какой-то мере неприлично отвечал Ваня. – Во-первых, мы с тобой за одним столом сидим, а значит называй меня на «ты». Окей?
-Окей, - ответил иностранец и сделал какие-то пометки у себя в блокноте.
- Во-вторых, для вас, американцев… - Ваня призадумался. – Ты ведь американец?
- Нет, англичанин.
- Слава богу! Я уж думал… Американцев ведь я не люблю. Англичан, конечно, тоже недолюбливаю, но не так как американцев.
- За что же вы… то есть ты так не любить американцев?
- А за что их любить-то? – усмехнулся Иван. – Ну, раз уж мы тут сегодня собрались, давай по маленькой, - он достал два граненых стакана и до половины наполнил их водкой. – Как говорится, за знакомство. Велком ту Раша!
Махом опрокинув стакан и закусив черным хлебом, Иван переключил взгляд на Джона, который едва лишь отпил и поставил стакан на стол.
- Эээ, нет, брат! Так дело не пойдет. Что это мы халтурим? У нас так не принято, знаешь ли. Ты же к нам в Россию приехал, чтобы жизнь русских воочию увидеть, так?
- Так.
- Значит ты и по правилам нашим жить должен, чтобы прочувствовать на своей шкуре, что такое быть русским. Не знаю, как там у вас в Англии, а у нас, если своего собеседника уважаешь, приято до дна пить.
- Но я…
- Никаких но, Джонни! Пей.
Иностранец зажмурился, опрокинул стакан, затем поморщился и встряхнулся.
После того, как неприятное жжение в гортани постепенно перебралось в желудок и сделалось приятным, иностранец открыл глаза и осмотрелся. Маленькая кухонька, метров, наверное, десять, не больше. Шатающийся деревянный стол, на котором только бутылка дешевой водки, три корочки сухого хлеба, пол палки колбасы и какой-то салат. Потолок в комнате облупился. С лампочки, которая бесперебойно моргает свисают липкие ленты, увешанные мухами. На полке старый телевизор, который показывает всего одну программу, да и то без звука. Дребезжащий маленький холодильник заставляет повышать голос – иначе можно не расслышать собеседника. Ивану на вид лет сорок-сорок пять. Он почти лыс, толстоват. Из одежды на нем нестиранная майка, усыпанная пятнами, потрепанное трико и тапки.

ГЛАВА 4
ЗОЛОТАЯ МОЛОДЕЖЬ

- Да как ты вообще умудряешься так жить? – восклицал Паша. – Я на твоем месте уже с ума бы сошел!
- Да вот сам не понимаю, - пожал плечами Артур. – Работаю как проклятый, честное слово. Держусь из последних сил уже.
- Ну, ты прям как раб на галерах, - добавил остряк Даниэль и вся компания дружно загоготала.
Смеялись все, кроме Ярослава, который сидел особняком и с весьма угрюмым выражением лица о чем-то размышлял. Компания эта была молодой – средний возраст не превышал и тридцати лет.
Ресторан, в котором молодая компания часто коротала свои вечера, расположился в самом центре северной столицы. На парковке этого питейного заведения вряд ли можно было увидеть автомобиль стоимостью ниже пяти миллионов рублей.
Лидером узкого круга привилегированных россиян новой формации был некто Павел Эренталь – тридцати трех летний еврей, член совета директоров одной очень, очень и очень крупной международной фирмы «Horns & Hoofs». К своему весьма символичному возрасту Эренталь добился больших высот – имел солидный домик в элитном районе Петербурга, обладал автопарком из десяти раритетных автомобилей всех эпох и стран, владел недвижимостью в Европе и промышленностью в Азии. Жизнь, как говорится, удалась. Увлекался Павел подводной охотой, ездой по бездорожью и кокаином. Считая себя пупом земли, этот одиозный персонаж преподносил себя как полубога, и в глазах его при первой встрече читалась следующая фраза: «Ну, здравствуй, здравствуй, смертный. Да, это я и да – тебе действительно повезло пожать мою руку. Будешь рассказывать об этом детям. А теперь иди и не мешай мне дегустировать этот превосходный коньяк». Эренталь считал себя неординарной и творческой личностью – вел блог, в котором выкладывал свои отчеты путешествий по Старому Свету, а также часто экспериментировал с запрещенными препаратами и оправдывал это свое пристрастие увлечением произведениями Конан Дойла. Часто Эренталь говорил: «Эх, не повезло нашей полиции – не попал я в их ряды. Так бы сейчас хоть какую-то лепту внес в развитие законности в этой стране». Он принципиально называл Россию «этой» страной, не видя в «этой» стране своего будущего. При первой же возможности Павел поливал грязью все, что связанно с Россией – власть, производство, военную промышленность, образование и общую обстановку в стране. Он часто говаривал, что в Советском Союзе такого беспредела не было, однако, тихо умалчивал, о том, что советская власть преследовала три поколения его семьи за самые разнообразные проступки. Только в «этой» новой стране Эренталям удалось развернуться по полной. Предприимчивый отец Павла в тяжелые девяностые годы сумел приватизировать ряд предприятий и выручить с них весьма приличный доход. В середине девяностых семья Павла уехала жить в США, а в России остался только он – наместник императора в «этой» варварской стране.
Надменность и гордыня вкупе образовывали весьма сложный характер Паши Эренталя, однако, он был не прочь прогнуться перед людьми значимыми и серьезными. Серьезность для Павла состояла всего из одного критерия: количества нулей на счете собеседника. Так и получалось, что в знакомцах у Эренталя были люди весьма состоятельные.
Вот и в молодой компании лидер Павел пользовался непререкаемым авторитетом – его ценности воспринимались как ценности всего продвинутого мира современной молодежи.


ГЛАВА 5
БЕЗДОМНЫЕ

- Скажите на милость, Тимофей Арнольдович, - восклицал мужчина немногим старше пятидесяти, - чем вам не угодил категорический императив Канта? И почему вы так яро отстаиваете свою позицию? Разве можно быть таким упертым?
- Возможно, будучи в ином, скажем, более завидном положении, нежели в том, в коем я прибываю на данный момент, я, уважаемый Данила Ардалионович, все-таки предпочитаю воздержаться от подхода без сомнения одного из самых значимых философов восемнадцатого столетия, - стряхивая с рыжей бороды крошки хлеба, отвечал второй мужчина. - Ибо положение мое, ровно как и ваше, оставляет желать лучшего, хотя оба мы уже давно смирились с ним и не претендуем ровным счетом ни на что.
Мимо проходили куда-то вечно спешащие люди. Кто-то почти уже бежал, расплескивая горячий кофе. Другие отпускали недобрые взгляды в сторону бродяг, мирно греющихся в теплом переходе.
- А, ну, пшел вон с дороги! – буркнул какой-то серьезный на вид мужчина, и если бы Тимофей Арнольдович не убрал вовремя свою ногу, тот явно нанес бы ему удар-другой. – Стоят тут, алкаши хреновы! Идите делом займитесь! Тьфу!
Тимофей Арнольдович тяжело вздохнул и налил в пластиковый стакан остаток портвейна из литровой бутылки. Часы в переходе показали половину восьмого утра.
- Нет, я все-таки, положительно не понимаю…
- Ваши документы, - прапорщик Голик подошел со спины и не дал договорить Даниле Ардалионовичу.
- Помилуйте, товарищ! – широко улыбнулся тот, выставляя на показ свои гнилые зубы. – Андрюша, вы ведь прекрасно знаете нас. Не первый день тут-с.
- Ну, - сплюнув медленно проговорил полицейский, - раз нет документов, поедемте в отделение.
- Да, погоди ты, родной, - махнул рукой Тимофей Арнольдович. – Вот, возьми. Тут почти пятьсот рублей. Больше нет.
Андрюша брезгливо покосился, но деньги взял. Надвинул шапку на глаза, убрал руки в карманы и убрался восвояси.
- Ну-с, Данила Ардалионович, - тяжело вздохнул Тимофей Арнольдович, - похоже, сегодня без обеда.