Когда деревья были маленькими. Тридцать лет спустя

( Продолжение. Начало: "Когда деревья были маленькими. Шеф" )

                КОГДА ДЕРЕВЬЯ БЫЛИ МАЛЕНЬКИМИ      

                Часть вторая.

                ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ


   Cнова шел я по проспекту академика Коптюга к знакомому зданию ИМа – Институту математики Сибирского отделения Российской академии наук, - и думал о том, как по-разному, должно быть, могут видеть одну и ту же картину окружающего их мира различные люди? Например, вот эту улицу и дома возле нее…
  Густой и стройный, полный чистого осеннего соснового аромата лес охватывал  с двух сторон асфальтовую стрелу проспекта. И она, словно бы, улетала от меня по прямой линии, устремляясь к могучему корпусу знаменитого ИЯФа - Института ядерной физики.
- Сколько же лет прошло с того времени, как я уехал из Академгородка?

   Как будто вчера было все это, когда после шумного празднования чьего-то дня рождения,
после прощания с матфаковским общежитием на Пирогова, с университетом, с шефом, с Обским морем и моими студенческими друзьями там, на пересечении Весеннего проезда и Жемчужной улицы, я вошел в идущую до Новосибирска «восьмерку». С шумом захлопнулась дверь, и я в последний раз увидел всех своих друзей через стекло задней площадки рейсового автобуса.
  Они махали руками и кричали мне что-то, уже неслышное, оставаясь там. А один из них, скромнейший и неразговорчивый, вечно с головой погруженный в учебу парень вдруг бросился бежать следом за автобусом.
   Друзья удалялись от меня, исчезали в сумерках, а худой, легкий и плечистый приятель мой Сергей единственный из всех нас, умевший подтянуться на одной руке, ухватившись за верхний выступ дверного косяка  - все бежал, не отставая. Он бежал без всякого напряжения, совсем близко от окна, пока грузный автобус медленно набирал ход. Все быстрее уплывали от меня по сторонам дороги слева - лес, а справа – здания, а друг мой все еще мчался легкой и быстрой поступью, едва касаясь ногами асфальта.
    Потом он остановился вдруг, успев улыбнуться и махнуть напоследок рукой. И я понял, что это мгновенье и есть настоящее прощание – с Сергеем и со всеми ребятами, с учебой и Академгородком, и с удивительным, оставшимся в одном из этих домов на Жемчужной улице математиком и наставником моим…
 
   И вот, снова я в Академгородке. Снова стою возле Института математики.
   Все было здесь как прежде. Только между окнами первого этажа появились незнакомые барельефы. Я переходил от одного - к другому, вглядываясь в чеканные профили трудившихся здесь ученых.  За каждым именем скрывался целый пласт нашей науки. Именно тут, в ИМе, работали:

c 1957 по 1983 годы Сергей Львович Соболев,.
57-67 гг. Анатолий Иванович Мальцев,
56-71 гг. Леонид Витальевич Канторович,
61-81 гг. Анатолий Илларионович Ширшов,
60-76 гг. Михаил Иванович Каргаполов,.
61-73 гг. Алексей Андреевич Ляпунов,
64-88 гг. Александр Данилович Александров.

Одних из них я не знал совсем, других -  видел на лекциях в университете, а кто-то еще оставался  в памяти только по фамилии на табличке у высоких дверей директорского кабинета.
   Часть межоконных пространств оставалась не занятой,  Институт словно бы замер в ожидании новых имен, которые составили бы славу нашей новой российской науки.
   Было по-осеннему тихо. Высокий сосновый бор окружал трехэтажное, облицованное светлой плиткой здание института. 
   Я вдруг подумал, что не знаю теперь здесь никого. Друзья разъехались, не оставив адресов, замолчали на долгие годы. И так получилось, что единственным моим знакомым, телефон которого отозвался, и встреча с которым должна будет состояться здесь, возле Института математики, был мой прежний научный руководитель.

   До назначенной возле института  встречи остается двадцать минут.
   Пересекаю широкий и тихий проспект, и сажусь на лавку возле красивого, как будто, игрушечного, высотного кирпичного дома. На соседней скамейке читает книгу женщина с коляской. Достаю газету со своей, напечатанной давным-давно  в заводской многотиражке статьей о слепом математике. Статья эта, которую я  собирался при встрече передать своему бывшему научному руководителю, была - о нем и называлась «Шеф».

   Разворачиваю тонкий газетный лист и начинаю читать ее, представляя, как будто он слушает меня.  Постепенно увлекаясь этой игрой и,  все более, погружаясь в написанный мной самим, полузабытый уже текст. «Я стою у окна, за которым колышется, закрывая горизонт, неровная кромка деревьев...»
Время за чтением проходит незаметно.   
    Поднимаю глаза от статьи и вдруг вижу его, уверенным и быстрым  шагом идущего по другой стороне проспекта в сторону Института математики. Рядом с ним - спортивного вида высокий парень в джинсах и модной куртке. Наверное, его дипломник или аспирант, - с внезапным чувством ревнивой зависти отмечаю я. Они обгоняют меня, первыми входя в институт. Я устремляюсь следом.

   Небольшая заминка возле вахтера, распахнутая дверь кабинета на первом этаже, знакомое, мужественное лицо в темных очках. И новое – почти снежного цвета седина аккуратно причесанных волос.
-Здравствуйте, Александр Павлович! – он оборачивается на мои шаги и осторожно берется за мою руку.
-Я вас увидел еще на проспекте. Немного не успел, чтобы на улице догнать…
   Виталий Иванович, как обычно, внимательно выслушивает меня и после небольшой паузы, - я узнаю в этом его прежнюю строгую, экономящую каждую минуту манеру общения, - без всяких комментариев к моим словам, сразу же переходит к делу:
– Давайте сначала пройдемся по институту. Здесь у нас сейчас ремонт, но я хочу провести вас на второй этаж.
  Мы поднимаемся с ним по лестнице. В коридоре – забрызганные краской строительные леса, навесной потолок снят, и жгуты кабелей разбегаются по сторонам. На стенах обрывки каких-то розеток и щитов. В институте, действительно, стоит самый разгар ремонта.
   Неужели это и есть вид нынешней российской науки? – думается мне.
   Пол, однако, уже отремонтирован, и мой напарник нисколько не смущенный видом разобранного потолка, уверенно проводит меня  к цели. Мы подходим к широкому окну в торце коридора и останавливаемся возле него..

-Вы узнаете это окно? Вы его описали в своем рассказе. Посмотрите, изменился ли вид из окна?
-Да. Деревья стали большими. Гостиницы теперь не видно. Один лес кругом.
   Я вдруг испытываю странное чувство, что прошедших десятилетий не было. Я снова студент, а он мой руководитель. И снова хочется удивить его и заслужить похвалу, блеснув какими-нибудь познаниями:
- Кстати, можно даже, определить возраст этих деревьев, - говорю я.
-Как?
-По веткам. Они растут на соснах пучками, и каждый год образуется новый венчик из веток.
-Тогда сосчитайте сейчас, сколько лет этим соснам.
   Я считаю вслух, и набирается четыре десятка венцов.
-Значит, тогда им было всего десять лет…

  Мы отходим от окна и возвращаемся назад. Он беседует с незнакомыми мне сотрудниками, договаривается о встречах и семинарах, передает книги, что-то копирует, дает задание машинистке.
Потом мы делаем несколько снимков на память в его кабинете и возле входа в институт. 

-А теперь нам нужно сделать еще одно дело, - говорит он. Сейчас зайдем с вами в университет и приколем там на доске объявлений расписание моих семинаров.
   Сделать дело! – снова я слышу от него эти волшебные слова, после которых начинаешь чувствовать, что ты становишься частью его тщательно выверенного дневного плана. Я догадываюсь, что аспиранта своего он отпустил, и я могу, как прежде сопровождать и вести его
-Пойдемте, Виталий Иванович. Дорога к университету мне помнится хорошо. 

С е м и н а р  «П р и л о ж е н и я   т е о р и и  оп т и м и з а ц и и». -
Читаю я на небольшом листочке, который он дает мне возле доски объявлений.
-Только прикрепите несколькими кнопками, чтобы крепче держалось, - говорит он.
  Именно так, основательность и надежность во всем, - снова припоминаю я эту основную составляющую его характера, - получая от него целую коробку кнопок.

  После посещения университета, по знакомой дороге идем домой, где ждет уже нас Галина,  верная спутница и супруга его. От нее узнаю, что были они этим летом на Украине. Отдохнули там и загорели под жарким Симферопольским солнцем. И, вот удивительное совпадение,  вернулись из отпуска ровно за день до моего приезда.
   Виталий Иванович зовет меня в ванную комнату.
-Посмотрите. Хотя и квартира новая, но здесь, в ванной, все сделано моими руками.
Я недоверчиво рассматриваю профессионально отделанное помещение.
-Вот этот бак вверху, над полотенцесушителем, поставлен на случай, если не будет горячей воды. Тут может вручную включаться нагреватель.
Виталий Иванович легко касается ладонью ровно окрашенной в голубой цвет стены.

-Да, Витя сам все тут спроектировал, -  подтверждает его супруга, проходя мимо открытых дверей.
-Только вы, пожалуйста, не подумайте, что я хвастаюсь, – говорит он жестко, делая ударение на последнем слове.  И добавляет после паузы:
– Просто здесь все сделано с любовью. А вы смотрите, и запоминайте все это.
 . Неужели, именно в этом заключается, до сих пор не понятый мной, секрет его невероятного трудолюбия?   Мне вдруг перехватывает горло от стыда за себя. Сколько дел я сам, успел уже сделать в своей жизни кое-как, без всякого желания и любви.

   Его пальцы касаются какой-то невидимой мне шероховатости на обращенной к стене стороне трубы.
-Не пойму, почему вот здесь на сгибе, постоянно отходит краска….
   Но этого же не видно, - собираюсь, было сказать я, но смолкаю. Это с моей точки зрения   дефект не виден. Но ведь, если ошибка не заметна, то это не значит, что она отсутствует.
И снова его взгляд на вещи оказывается точнее моего. 
    Да, и может ли вообще, существовать математическое знание без такой вот точности и аккуратности? Не оттого ли, так тяжела бывает докторская …

   А из кухни уже слышится звонкий голос Галины Александровны, которая зовет нас на настоящий, наваристый и ароматный, украинский борщ! И снова, как было давным-давно, я свой среди них. И снова общий обеденный стол, и дружеская беседа.
  Чем заслужил я все это? А может быть времени просто не существует? И завтра с утра мне снова мчаться на лекции по теории вероятностей к Загоруйко или по абелевым группам - к профессору Каргаполову в аудиторию имени Мальцева на втором этаже «универа».
   Или тут тоже действует главный принцип их семьи? Потому что, и этот замечательный борщ тоже можно смело назвать «сделанным с любовью»?

   После обеда мы переходим в рабочий кабинет Виталия Ивановича. Все тот же строгий рабочий  интерьер: книги, стол, вычислительная техника.
-Сейчас я покажу вам, как я работаю на компьютере.
Он садится перед монитором и привычным движением нажимает кнопку включения.
    Я смотрю, как мчится по экрану столбец символов, сопровождающий загрузку системы, потом раздается короткий звук, и на экране возникает знакомая картинка  – рабочий стол с размещенными на них значками программ. Несколько нажатий клавиши со стрелкой. И компьютерный голос называет их одну за другой. Вот и «электронная почта». Еще одно нажатие, и на экране новая колонка символов – названия писем.

-Сейчас я найду ваше последнее письмо.

Снова скользит сверху вниз курсор, и механический голос читает заголовки писем.
-«Виталию Ивановичу от…»
-Вот оно!
Он уверенно разворачивает на экране текст моего давнего письма о поездке в Петербург. Тогда удалось, по его просьбе, заглянуть в бывшую школу слепых на улице Попова возле речки Карповки, где учился он еще подростком.  Там же были до 17-го года знаменитые Бесстужевские курсы.
Мы вместе слушаем текст. А мне вспоминается  и метельный Питер, и старая петербуржанка, пустившая меня в здание школы и рассказавшая о том, что было здесь после войны…

-Во дворе школы стояла небольшая скульптура – сидящая девочка, пишущая в тетради шрифтом Брайля. Мы часто гуляли там, – говорит Виталий Иванович.
-А еще в окна по утрам, когда мы сидели на занятиях, падало солнце. Прямо на наши лица. Мы очень любили эти часы.
   И вы знаете, - я вам этого еще не рассказывал, -  в этой школе был один учитель. Он заставлял нас делать разные упражнения на уроках физкультуры.  И  вот у меня никак не получалось влезть по канату. – говорит Виталий Иванович.

  Я невольно перевожу взгляд на диван в дальнем углу комнаты, туда, где лежит его согнутый у локтя пластиковый протез. И думаю, а как это вообще возможно – залезть по канату с одной рукой? Там же перехватываться нужно.
-У меня это не получалось, - продолжает он, - но учитель не отступал. Он долго бился со мной. И я залез, в конце-концов. Понимаете, залез сам, до верха!

  Я, не отрываясь, смотрю на полускрытое за темными очками лицо моего шефа, и понимаю, что сейчас он говорит мне очень важное. 
-Этот учитель научил меня упорству.  У нас, вообще, там были очень хорошие учителя…

   Знаете, был такой период в институте, когда нам несколько лет задерживали зарплату. И был момент, когда я просто не знал, что делать. - Он замолкает, потом встает и подходит к окну своей комнаты. - Знал, что нужно работать, но не мог. Казалось, что сил уже нет…
   Вот тогда, я вспоминал своего учителя.

  Я молчу, вспоминая наше, разрушенное в те же девяностые годы заводское производство. И то, как не выдерживали и ломались на моих глазах в опустевших и промерзших цехах и инженерных службах замершего завода, общем-то, крепкие, еще полные здоровья и сил мужики. Как сникали от невыносимой нужды, и уходили: редко - в запой, а чаще, навсегда - с завода. Увольнялись, отрываясь  от вынянченной годами профессии, от кульмана и стосильного станка  - в шарашкины конторы, к  сапожному молотку и работе «на коленке»; от тысячелюдного конвейера с НКУ - к бесконечной муравьиной суете торговли едой и колониальным товаром.
  Как же тяжело, наверное, было в то время ему, чистому математику-теоретику, не сорваться и не отказаться от своего жизненного кредо.
   Его идеи применения параллельных алгоритмов для ускорения вычислений на ЭВМ, на десятилетия обгоняли тогдашний уровень развития микропроцессорной техники. Компактные сверхмощные процессоры и компьютеры, взамен громоздких электронных монстров – все это было еще впереди. Нужно было только работать, напряженно трудиться ради будущего прорыва.
  Но как же было, решиться для самого себя на эту жертву: остаться в строю, на передовом бастионе брошенной и  невозвратно гибнущей тогда, как город в жестокой и голодной осаде, отечественной и сибирской науки?
   Да, и отступать-то ему, среди этих, невидимых для его глаз, сибирских солнечных сосновых лесов было некуда…

   Шеф снова поворачивается ко мне и говорит, негромким голосом, отчетливо произнося каждое слово: 
  Это сейчас стали мазать черной краской все наше прошлое, без разбора. А ведь тогда, после войны, была и настоящая забота о попавших в беду людях. На нас тратили большие средства, и нас многому научили. Чтобы мы могли нормально жить и не чувствовать себя какими-то ущербными людьми.
И я всегда буду благодарен моей стране за это.

-А как вы сейчас работаете? Неужели, вы так же напряженно? – спрашиваю я.
-Так, как прежде, уже не могу. Стал замечать: иногда работаешь за столом, и он начинает словно бы уплывать, качается под руками…
   Я  пытаюсь что-то сказать, о гимнастике для шеи и кровообращении…

-А знаете что? – говорит он мне. – В этом году у меня будет юбилей. Так вот, написали бы вы продолжение вашего рассказа. Что-нибудь, вроде - «тридцать лет спустя».
    Да, обязательно попробуйте. У вас должно получиться! Двадцать второго марта мне исполняется…. И сегодня тоже двадцать второе…- он вдруг замолкает, задумавшись на мгновение.
-Да, странно. Ровно полгода остается…. Так вы напишите и присылайте мне. Договорились?

-Попробую. Только я ведь не такой организованный. Помните, рассказывал вам о своем друге Сергее, который провожал меня, когда уезжал из Академгородка. Кстати, он был неплохим математиком. Так вот, до сих пор не знаю, где он.
-Вы говорите, что он серьезно занимался математикой?
-Конечно. Уже в то время имел научные работы. Даже книжечку мне свою дарил
 
  Мой шеф снова поворачивается к экрану компьютера.
  Несколько уверенных движений пальцев, короткий сигнал, и, озвученная компьютером, надпись: «введите пароль»
    Еще не вполне догадываясь, что он хочет сделать, я подвигаюсь ближе.
-Это информация для служебного пользования, но для вас можно… - говорит он.
  Еще ряд нажатий клавиш, и на экране появляется длинный список фамилий.
-Как, вы говорите, звали вашего друга?
-Я недоверчиво называю фамилию Сергея и… неужели, так просто? Компьютер диктует его координаты: телефон, адрес. И все это, оказывается, находится здесь рядом, в Академгородке!
-Записывайте, Александр Павлович!
   Шеф счастливо смеется, с довольным видом откидывается на спинку стула.
-Этого не может быть. – Я поспешно записываю в свой блокнот телефон, представляя, как позвоню вечером из гостиницы старине Сергею. Кто он теперь? Узнаю ли я его через столько лет?

   Уже в прихожей, когда я собираюсь покинуть гостеприимных хозяев, шеф диктует Галине Александровне текст надписи для книги, и дарит мне свою работу  с названием «Прямой метод целочисленной оптимизации». Потом провожает меня вниз, до самых дверей их подъезда:
-Знаете что, если вам понадобится остановиться  здесь, то можете смело приходить к нам. Места хватит.
-Спасибо, Виталий Иванович! Как говорится: «дайте воды, а то так есть хочется, аж переночевать негде», - еще раз, напоследок, стараюсь порадовать я его, слышанной где-то давней шуткой.
   Он смеется и крепко жмет мне на прощание руку.
. А я снова ухожу в город, где ждет меня теперь встреча со старым студенческим другом.

   Прошло полгода, а я так и не выбрал времени, чтобы завершить свой рассказ о шефе. За суетою и заботами оно утекло незаметно, не оставив следа.
   И лишь когда до юбилея моего наставника осталось несколько дней, я задал себе такой вопрос: а, сколько на моем месте за это время успел бы сделать он? Ответ  на этот вопрос оказался математически точен. Он находился на последних страницах подаренной им книги, которая открылась тогда.
   Именно там я увидел список его научных трудов, начиная  от 1965 года. На трех страницах перечислялись
-методы решения задач целочисленного программирования , 
-приемы решения задачи коммивояжера и алгоритм Гомори,
-процедуры симплекс-метода и решения задач целочисленной оптимизации,
-алгоритмы секущих плоскостей и реализация параллельных алгоритмов в прикладных задачах.
   Здесь были ссылки на его выступления на философских семинарах  и сборники консультаций для незрячих математиков.
  Всего - сорок шесть научных трудов, не включая работ последних лет.

   Потом я вышел в Интернет, и просто набрал в поисковой строке фамилию шефа
Страниц со словом «Хохлюк» оказалось более пятисот, но самая первая из них,  почему-то озаглавленная латинскими буквами,  принадлежала именно ему. Расположенный под фотографией текст  начинался такими словами:

«Родился 22 марта 1937 года селе Глубочек Барановского района Житомирской области. Украинец. В результате осколочного ранения, связанного с боевыми действиями в период Великой Отечественной войны, он полностью потерял зрение.
После успешного окончания Житомирской и Ленинградской школ для слепых детей В.И.Хохлюк в 1956 году по общему конкурсу поступил на математико-механический факультет Ленинградского государственного университета и закончил его с отличием по специальности математик в 1961 году. С 1961 года по настоящее время его основным местом работы является Институт математики СО РАН.
Преподает в Новосибирском Государственном университете и других учебных заведениях, самостоятельно и в соавторстве выполняет научно-исследовательские работы для организаций Ленинграда, Москвы, Красноярска и Хабаровска, ведет активную общественную работу.
Им опубликовано более 40 научных работ среди них 4 учебных пособия и одна монография.
   Научные интересы В.И.Хохлюка группируются…» - далее шло перечисление направлений его научной деятельности.
   Страница заканчивалась предложением  к сотрудничеству по двум темам:
- задачи и методы целочисленной оптимизации - фундаментальные исследования;
- компьютерные технологии для людей с ограниченными возможностями -
законченные прикладные работы.

   На моих часах  поздний вечер 22 марта. На компьютере  -  только что завершенная статья о моем наставнике. И немножко не верится, что всего за три дня я смог написать все это?

   Поднимаю телефонную трубку  и набираю далекий новосибирский номер.
Сначала мне отвечает незнакомый голос.
   Слегка озадаченный - туда ли я попал, прошу пригласить к телефону Виталия Ивановича.
   Сейчас я его позову, - говорит мужчина, с легким украинским  выговором. Едва различимый гомон далеких голосов слышится мне в телефонной трубке.

   Наконец, раздается и его громкий и бодрый голос.
-Я слушаю.
-Здравствуйте, Виталий Иванович. Звоню, чтобы поздравить вас с юбилеем.
-О, это вы, Александр Павлович!? Спасибо! – растроганным голосом восклицает он. – Вы откуда звоните?
-Издалека, из Восточной Сибири. У нас уже поздно здесь. А у вас, слышу, праздник идет.

-Да. Вы знаете, у меня так много гостей. С утра в институте было чествование. Потом читали Приказ. Был семинар, потом встречи с друзьями…
-Вы можете сказать, сколько у вас гостей сейчас?
-Много. Программа очень большая, рассчитана на неделю вперед. Завтра родственники приезжают, около десяти человек.
-Представляю, какой у вас стол будет. Я ведь до сих пор ваш замечательный борщ вспоминаю.
   Виталий Иванович, смеется  в ответ.
-Это нужно Галине Александровне сказать. Могу ее позвать?
-Не нужно. Я  про тот украинский борщ уже в статье изложил. Вы можете озвучить для нее  специально этот эпизод. Помните, я обещал написать продолжение моего рассказа про шефа?
-Да, да, конечно помню.
-Так вот, я его закончил недавно. Собираюсь вам отправить, – я стараюсь говорить спокойно и солидно, хотя радость от сделанного за эти три дня переполняет меня.
-Прекрасно! Я буду ждать. Запишите мой домашний электронный адрес.
   Кстати, вы знаете,  девичья фамилия моей жены ведь тоже Хохлюк. Такое вот редкое совпадение.
-Действительно, редкое, - соглашаюсь с ним я.
-А просто мы из одной деревни с ней.
  Поздравительную открытку от вас мы получили. Всем очень понравились ваши стихи, особенно внучке. Она ведь у нас тоже пишет. Недавно вот напечатали  ее стихотворения в журнале…

   Я слушаю его энергичный голос, смеюсь с ним  вместе. Мы говорим, как старые добрые друзья.
-Скажите, в той книге, что вы мне подарили, есть список ваших работ. Их сорок шесть. А появились ли новые публикации за последние годы?
-Конечно, и очень много. У меня сейчас в институте проходит выставка. Там представлено уже шестьдесят две работы.
-Получается, что в эти годы вы работали даже более эффективно, чем в молодости.
-Получается, так! – снова смеется он.
-А много ли студентов у вас? Как ваш семинар?
-Студентов много. Семинар посещается хорошо. Есть один студент, очень способный. Ну, просто  очень!

- Виталий Иванович, а помните, как вы помогли мне разыскать моего друга Сергея?
-Да, помню.
-Я встретился с ним. Он тоже достиг успехов в науке. И вот, он сказал мне, что в любом научном открытии есть пятьдесят процентов труда и пятьдесят процентов удачи.
-Согласны ли вы с ним? Или эти цифры нуждаются в корректировке?
-Да, я бы откорректировал. По-моему, труд составляет шестьдесят процентов!

   Я вдруг понимаю, что этот разговор наш тоже происходит неспроста, так же, как не случайны совпадения фамилий, встречи, удачи, радости и самые невероятные события нашей, лучом скользящей по земному времени, жизни. И я обязательно напишу в своей статье об этом разговоре.
О чем же важном, я должен еще спросить его?

-Виталий Иванович, о чем бы вы сказали сейчас,  если бы знали, что вас может услышать очень много людей? – спрашиваю я его.
  И он отвечает мне, как всегда, твердо и четко:

-Я бы сказал им, что надо быть преданным своему делу. Это – раз.
И надо быть преданным своей Родине. Это – два.
Вот и все. Это – главное.

  Я собираюсь с духом, готовясь задать ему еще один вопрос. Стараюсь сформулировать его, как можно корректнее:
-А что бы вы сказали тем людям, которые попали в трудное положение в жизни?
  И он мгновенно понимает меня:
-Я бы этим людям сказал, что это состояние и чувство   в р е м е н н о е...  Человек не может прожить жизнь, не страдая. Но из этого положения надо любыми способами выходить. И нет безвыходных положений в жизни…
   Но я не призываю веселиться - их. Просто человек должен перестрадать это, и проделать большой труд внутри себя. Нужно искать выход. Он всегда есть!

   Время нашего разговора завершается.
   Я кладу на телефонный аппарат трубку, и некоторое время думаю над тем, какими словами закончу только что написанный рассказ о верном труженике отечественной науки, ученом, учителе и наставнике, доценте Института  математики им. Л.С.Соболева,  докторе математических наук Виталии Ивановиче Хохлюке.

   Потом закрываю на мгновение глаза, пытаясь без подсказки, как это всегда делал он,  вспомнить  тот самый поздравительный стишок, который так понравился  внучке моего шефа.

В труде, в нищете, в бессилье
Душа  обретает крылья.
Сквозь тесные стены прочь
Она улетает в ночь.

Сквозь плотные шторы век
Над тёмным кружевом рек,
Над зорями и над закатами,
Над миром летит человек…

   Пальцы мои, привычно прикасаясь к клавишам компьютера, одно за другим  вызывают из небытия и снова воплощают в буквах нашей родной кириллицы послушно возникающие в моей памяти слова:

…И время сладить бессильно
С душой, отворившей крылья.
Её колыбель – свобода,
Путь – слава, величье, всесилье.

В труде, в нищете, в бессилье
Душа  обретает крылья.
И очи в ночи отверзает,
И делает сказку былью.