Гакишад 3

ИРОД РАСКОЛЬНИКОВ

1
    Была середина весны. Было то самое время, когда люди больше всего страдают от любви и авитаминоза. А еще от шизофрении и паранойи. Да и вообще, разного рода психи чувствуют прилив сил и вдохновения, и хочется им чего-то эдакого — стихи написать или зарезать кого-то.
    Четверть часа назад кремлевские куранты отзвонили три часа по полудни. Впрочем, ни куранты, ни Спасская башня, ни даже весь Кремль целиком никакого отношения к происходившему в тот момент безобразию отношения не имели. Даже боя главных в России часов слышно не было там, где происходило это самое безобразие, так как произошло все довольно далеко от Кремля, а точнее в известном всем москвичам саду Эрмитаж основанным еще театральным предпринимателем и меценатом Щукиным. А еще точнее это происходило поблизости от Зеркального театра, да и театр Сфера тоже был недалеко.
    Вообще-то, всякого безобразия в Москве происходит много и происходят они каждую минуту, а то и по несколько одновременно. Но именно это происшедшее безобразие несколько выделилось среди других, потому что случилось оно на глазах многих людей, хотя на самом деле было такого рода, что обычно люди стараются прятать подобное от окружающих, так как дело это несколько интимное и другим смотреть на подобное не всегда приятно.
    Одна женщина, увидев происходившее, вскрикнула. Один трехлетний ребенок стал дергать маму за подол юбки одновременно другой своей ручкой, а точнее, ее маленьким, чуть согнутым указательным пальцем стал показывать на происходивший инцидент и радостным голосом говорить: "Мам, мам, смотри, дяденька на дереве пляшет". Очевидно, ребенок принял это за что-то такое, что должно развлекать окружающих.
    А происходило вот что. Молодой человек, даже очень молодой, ему было никак не больше шестнадцати, забрался на дерево, привязал к большому суку свой ремень из плотного брезента, после этого он просунул голову в петлю сделанную на другом конце ремня и, держась за сук, к которому привязал ремень, повис в таком положении. Висел он, держась руками за сук, недолго, несколько секунд. После этого он разжал пальцы.
    Кстати, пальцы свои молодой человек разжал через мгновенье после вскрика женщины, это могло быть совпадением, но могло быть и так, что женский крик помог ему справиться с нерешительностью, потому что (женщины, может, не знают) женский крик и визг всегда раздражающе действует на мужчин и часто толкает на поступки, от которых, не закричи женщина, мужчина, может, и отказался бы.
    Но это и понятно, так уж устроено, что женский крик как-то по-особому действует на нервные центры, а может и периферии, мужчин. Да и слышно его — женский визг — на очень большом расстоянии (его даже шум воды не заглушает, а он ведь, шум воды, заглушает большинство всяких других звуков) и хочет, не хочет, а мужчина реагирует на него. Так уж природой создано или богом, кому как нравится, тот так пусть и считает, но визг женщины, когда мужчина, допустим, ушел охотиться на мамонта, а женщина осталась поддерживать огонь в пещере, предупреждает мужчину, что его женщина в опасности. И тогда он бросает недобитого мамонта и спешит выручать свою женщину, чтобы ее не украли мужики их чужого племени, потому что тогда она станет чужой женщиной. А если ее не спасти от саблезубого тигра или пещерного медведя, то она станет вообще ничьей.
    Как только петля на шее молодого человека затянулась, он принялся дергать руками и ногами (ноги находились в трех, а то и четырех метрах над землей), как марионетка в руках неумелого кукловода. Видимо, подобное дерганье, да еще и высунутый язык, словно молодой человек дразнил всех, и вызвало восторг у трехлетнего ребенка, посчитавшего, что кто-то таким способом решил развлечь его, ну, и всех остальных, кто находился неподалеку.
    Двое мужчин, обративших вначале внимание на женский крик, а уже потом на повисшего на дереве, бросились к нему. Вначале они помешали друг другу, попытавшись влезть на дерево одновременно, но сразу сориентировались и один мужчина помог другому забраться. Когда первый был уже на высоте чуть больше человеческого роста, второй тоже полез на дерево.
    Не стоит думать, что молодого человека повисшего на ремне, увидели только в тот момент, когда он разжал пальцы. Нет, то, что кто-то лезет на дерево, заметили многие, но вот сказать что-то, крикнуть, спросить, зачем он это делает никто как-то не решился. Если бы подобное случилось во времена "развитого социализма", тогда бы другое дело, тогда бы, наверное, и спросили и сказали и крикнули, но в настоящее время люди привыкли не ввязываться в то, что их лично не касается. И правильно, потому что на свою же задницу приключений как раз и найдешь. К тому же было вполне вероятно, что человек лезет на дерево, не просто так, а, допустим, он работает здесь и может быть он хочет сделать что-то полезное, например, срезать старую сухую ветку или еще что-то, снять с дерева, допустим, котенка, которого отсюда, снизу не видно. Да и случилось все как-то быстро. Молодой человек забрался на дерево ловко, буквально в несколько секунд, судя по-всему, он был неплохим спортсменом.
    Но когда молодой человек повис на ремне, стянувшим ему горло, все сомнения, у тех, кто обратил на это внимание чуть раньше, прошли, а женский крик привлек внимание двух мужчин, которые тут же приступили к активным действиям.
    Но приступить к действиям, не значит добиться положительного результата. Молодой человек, хоть и был совсем молодой, но весил он, судя по комплекции килограммов семьдесят с лишним. И вот как эти семьдесят с лишним килограммов привязанных за шею снять с дерева? Самое простое — перерезать ремень. Но, во-первых, ножа ни у одного из спасателей-активистов с собой не оказалось. А потом, допустим, обрезали ремень, но тогда тело упадет с высоты приблизительно второго этажа. Или, опять допустим, держась одной рукой за дерево, попытаться приподнять висевшего, чтобы удавка не сжимала ему горло, тоже не получится, потому что ухватить его можно было разве что за ноги у колен. И что от этого толку? Сможешь приподнять только ноги согнутые в этих самых коленях.
    Так что двое мужчин лишь суетились и советовались, ползая по дереву, а сделать ничего не могли.
    И только минут через пятнадцать, к этому времени даже милиция успела появиться, из здания театра пара монтировщиков сцены догадались притащить большую дюралюминиевую лестницу-стремянку. Тогда только и сняли молодого человека и то с трудом. Но к тому времени от молодого человека осталось только тело, а то, что находилось раньше в этом теле, имеется в виду душа, она куда-то исчезла. А куда, кто его знает.
    Особо нервные и те, кто были с детьми ушли, а милиция стала опрашивать свидетелей, кто и что видел. Только и видеть-то там особо нечего было — залез человек на дерево и повесился. Вот и все, что можно было видеть. А тех, кто знал этого молодого человека, кого-то из его знакомых здесь не было. Впрочем, это нельзя было считать за доказанный факт, мог быть и знакомый поблизости, но не сказать, что он знакомый повесившегося. Единственное, что было очевидным, что молодой человек повесился сам, без чьей-либо помощи.

2
    Шаман сидел перед компьютером и то осторожно как бы неуверенно нажимал на одну из клавиш, то пальцы его начинали бегать по клавиатуре, словно он пытался исполнить на компьютере "Полет шмеля" Римского-Корсакова.
    Кицунэ разложила на столе детали оружия. Это был небольшого размера беззвучный пистолет-автомат, новая модель, которая еще только проходила испытания.
    Друид, как всегда полулежал в кресле с, казалось, закрытыми глазами, но и Кицу и Шаман знали, что он все видит и слышит. Впрочем, сейчас, ничего интересного, на что Друид мог бы обратить внимание, не происходило.
— В споре рождается истина? — задал Шаман вопрос себе, но, возможно, и монитору компьютера, хотя, судя по тому, что ответил он сам, значит, обращался он все же к самому себе. — Глупость. Если что и может родиться в споре так это вражда.
    Ни Кицунэ, ни Друид спорить с Шаманом не стали, хотя и заспорь один из них, это не переросло бы во вражду. Но Друид заговорил не о том.
— Ночью только прилетели, из дальних странствий возвратясь, — можно было подумать, что Друид разговаривает во сне, — только обещано было, что двое суток можем отдыхать. А не прошло и восьми часов, как мы уж на ногах. И получается, покой нам только снится.
— Меньше надо спать, — посоветовала Кицу, — тогда и кошмары сниться не будут.
    Друид немного изменил тему разговора.
— Интересно, почему женщина, когда засыпает, поворачивается к мужчине спиной? — спросил он.
— От тебя, Друид, такого вопроса не ожидала, — Кицунэ сказала это, рассматривая на свет канал ствола разобранного оружия.
— А почему бы и нет, — возразил Друид, веки его на пару миллиметров приоткрылись. — Если хочешь сказать, что я и сам мог бы догадаться, то скажу — со всяким всякое бывает.
— Подобное может случиться с людьми талантливыми или гениальными, как, например, Шаман, — Кицу неспеша стала собирать автомат. — Что он и доказал однажды, забыв, как его зовут.
— Я, может быть, латентный гений, — сказал Друид.
— Ну, тогда конечно, — согласилась с доводом Друида Кицунэ. — Тогда объясню. Спать, прижавшись спиной к мужской груди, в первую очередь это означает, что женщина доверяет мужчина, даже более того, доверяет ему себя. А вообще это древний, с тех времен, когда люди жили еще в пещерах, инстинкт сохранения рода человеческого. Женщина прижимается к мужчине, чтобы тот со спины защищал ее от хищников, которые любят нападать именно со спины, где человек наименее защищен. А если спину твою прикрывает мужчина, а спереди горит костер, он и согревает женщину и опять же защищает от хищника, который может и решился бы напасть спереди, но боится огня, то женщина может быть относительно спокойна за себя. Инстинкт этот — оберегать себя — и сохранился в женщинах до сих пор.
— Значит женщина более ценное существо, чем мужчина? — спросил Друид.
— Сам подумай, — вмешался в разговор Шаман, — если к примеру все люди на земле погибли. Атомная катастрофа или какой-то катаклизм. И только на одном острове осталось десятка полтора людей. Что лучше, если осталось четырнадцать мужчин и одна женщина или наоборот, четырнадцать женщин и один мужчина?
— Если для женщины, — предположил Друид, — то, думаю, лучше, если она одна и много мужиков.
— Это как сказать, — не согласилась, но и не оспорила полностью Кицу.
— Что лучше для женщины и что для мужчины в данной ситуации не важно, — продолжил свои рассуждения Шаман, — потому что природа не очень заботиться об удовольствиях и недовольстве человека. Природа рациональна. И если смотреть с этой стороны, то получается, что если останется четырнадцать мужчин и одна женщина, то через год, как бы мужчины ни старались, а родится только один ребенок. А вот если осталось бы четырнадцать женщин и один мужчина, то детей родилось бы целых полтора десятка.
— Их всего четырнадцать, женщин. Или ты хочешь сказать, что одна из женщин родит двойню?  — заинтересовался Друид.
— Это здесь ни при чем, — начал объяснять Шаман. — Это я сказал так просто, для округления числа…
— Шаман, — заканчивая собирать автомат, сказала Кицу, не глядя на Шамана, — ты вечно поддаешься на провокации Друида. Он просто втягивает тебя в глупый разговор, потому что ему не хочется думать о девушке, которая сегодня утром сказала ему, что ей надоели его внезапные появления и исчезновения, потому что вечером он пообещал ей, что они двое суток проведут вместе, а утром убежал и не сказал, когда снова появится.
    Кицу направила оружие на стену, где висела небольшая мишень и нажала на спусковой крючок. Послышался одиночный удар пули, пробивший мишень.
— Мне нравится, — сказала Кицунэ, снова прицеливаясь, но второй раз стрелять не стала. — Глушителя нет, но абсолютно бесшумное. Даже звона от срабатывания затвора нет. Сжатый воздух, а скорость пули на выходе чуть меньше скорости звука, как у "Макарова". Скорострельность в автоматическом режиме семьсот выстрелов в минуту, а ствол совсем не греется, струя воздуха постоянно охлаждает его, к тому же отдачи практически нет.
— Учитывая, что это оружие сложно по конструкции и не испытано в полном объеме… — Шаман не закончил свою мысль, было и так ясно, что он хотел сказать.
— Я расстреляла больше тридцати обойм и ни одной осечки, — как бы не согласилась Кицу и с легким щелком передвинула скобу предохранителя вверх. — И вообще, в обстоятельствах, где нужно действовать наверняка, я, понятно, не стану им пользоваться. Пока что не стану.
    Дверь открылась и в комнату вошел Галахад. Он подошел к столу, около которого сидела Кицу, взяв автомат, направился к стулу, на котором обычно сидел. Кицу, быстро привстала и выхватила оружие из руки Галаха.
— Мое, — сказала Кицу.
    Галахад привычно — лицом к спинке, уселся на стул. Тонкий «дипломат», который он держал в руке, поставил рядом.
    Кицунэ с ручки кресла, на котором она сидела до этого, перебралась на стол и, упершись руками чуть позади себя, приготовилась слушать, что скажет Галах.
    Друид, опять будто отключился от всего. Веки его как прежде казались словно бы полностью закрытыми. В таком состоянии Друид лучше усваивал, осмысливал и оценивал услышанное.
    Шаман повернулся на вращающемся кресле, так, чтобы продолжать видеть монитор и, одновременно, Галахада.
— Примерно год назад один из штатных пророков ФСБ предсказал эпидемию, — начал Галах, — небольшого масштаба, но, тем не менее, возможно с крупными непредсказуемыми последствиями.
— Эпидемию черной оспы или белой горячки? — словно сквозь сон спросил Друид.
— Он и сам не знает чего. Но убежден, эпидемия принесет не обязательно физические смерти, но и эмоциональные. Так он выразился.
— Эмоциональные? — Друид, приоткрыл на миллиметр веки. — Эмоциональной смертью я бы назвал сумасшествие. В таком случае логично предположить, если эти вещи связывают в одно целое, я об эпидемии говорю, то физическая смерть — суицид.
— Что касается самоубийств, то в Москве каждый день кончают с собой шесть-семь человек, — сообщил Шаман. — Всего в России за год шестьдесят тысяч.
— Все правильно, — согласился Галах. — Но сейчас речь не о России и даже не о Москве в целом. Сначала несколько самоубийств и попыток самоубийства произошло в одной из школ. Потом сразу в двух других школах. Затем еще в одной. А после этого уже не школьники, а студенты вдруг решили, что жить это занятие скучное и неинтересно. За четыре-пять дней больше десяти человек попытались покончить с собой и в половине случаев попытка была удачной. Не надо думать, что это МГУ факультет мехмат или физмат, где традиционно больше всего студентов сходит с ума. Как раз наоборот. Это бывший институт народного хозяйства имени Плеханова, сейчас Российская экономическая академия его же имени.
— Первое название которой «Коммерческий институт московского общества распространения коммерческого образования» или просто коммерческий институт, — дополнил Друид.
— То есть место, — продолжил Галах, — где учатся те, кому мысль о самоубийстве кажется идиотизмом, и как раз наоборот, жизненных сил придает сознание, что в будущем их бытие полно радостей и удовольствий, в основе которых благосостояние. Такие люди, как всем известно, смерть считают самой отвратительной шуткой господа. После этого в двух школах снова проявились суицидные настроения.
— Школы из четырех прежних или другие? — спросила Кицунэ.
— Прежние. Две из тех четырех, в которых уже было несколько самоубийств.
— Как я полагаю, — вопросительно заговорил Друид, — школы эти из тех, где учатся детки довольно состоятельных и очень состоятельных родителей?
— Все правильно, — ответил Галах. — Во всяком случае, две из них можно назвать элитными. Да и две другие немногим отличаются от первых.
— Версия, что это действие какого-то нового наркотика, конечно уже была высказана, проверена и не подтвердилась, — не сомневаясь, просто констатировал Друид.
— Естественно, — кивнул Галах. — Это первое, что всем пришло в голову.
— Кого больше среди покончивших с собой, девушек или молодых людей? — спросила Кицу. — И есть ли у них любимый способ как уйти из этой жизни?
— В основном это парни. Определенного способа нет. Девушек всего две или три, да и те, как предполагают, решили покончить с собой за компанию. Одна была беременна, как выяснилось, от одного из парней, который покончил с собой. Кстати, у этой девушки, у беременной, попытка была неудачная, а вот будущего ребенка она лишилась, возможно, потому что выбрала типично женский способ — снотворное.
— Мне кажется, есть смысл с ней поговорить в первую очередь, — решила Кицу.
— Именно это я и хотел тебе предложить, — согласился Галах. — Есть у меня одна идея. Но для этого нужно кое-что проверить.
— А мне нужны как можно более полные данные обо всех самоубийцах. Я попробую все это прогнать через компьютер, — сказал Шаман. — Возможно, комп найдет какую-то систему.
    Галах вынул из «дипломата» пластиковую папку и бросил на стол, за которым сидел Шаман.
— Здесь характеристики и все остальное, что собрали о самоубийцах, работавшие до нас. Впрочем, они работают и сейчас. Так же, там краткие досье на их родителей.
— Из запасников ФСБ? — чуть улыбнулся Друид.
— Откуда ж еще? Сделайте по три копии для нас, — сказал Галах Шаману и посмотрел на Кицунэ и Друида. — Мы тоже все это прогоним, только без компьютера и математики, а постараемся обойтись интуицией.
— Не думаю, что сможем обнаружить какую-то систему, а вот закономерность очень возможна, — Друид чуть приподнялся в кресле. — Но сейчас я о другом не о закономерности. В первую очередь мне интересно, не появлялись в тех школах «новенькие». В конце учебного года это не очень естественно. А может новые учителя. Или просто какой-то посторонний человек или люди.
— Ни новых учеников, ни новых учителей, ни посторонних людей, которые могли бы вызвать подозрение, там не было, не появлялось, не проходило, не пробегало, — ответил Галах.
— Вообще-то, — заговорила Кицу, — происходящее очень похоже на то, как если бы какой-то маньяк собрал, украл или где-то достал прибор, вводящий людей в суицидное состояние и сейчас развлекается.
— Да, — согласился Галах, — похоже. И если так, то все упрощается. Но будем исходить их худшего.
— То есть, из бесчисленности возможных вариантов, — уточнил Друид.
— Кстати о новых учителях. — Кицунэ на секунду задумалась. — Мне сейчас пришла мысль, а почему бы нам самим не поработать учителями какое-то время?
— Когда я сказал, что у меня есть одна идея, именно это я и хотел предложить.
    Галах сказал это без какого-либо удивления, что Кицу пришла в голову та же мысль, что и ему. Такое случалось нередко, когда двоим, и даже всем четверым одновременно приходила в голову одна и та же мысль. Эти четверо, которые назвались группой "ГАКИШАД" — аббревиатура, составленная из первых букв их вымышленных, а правильнее, рабочих имен — настолько хорошо знали и еще больше чувствовали друг друга, что часто получалось, что начинал высказывать какую-то пришедшую мысль один из них, а продолжал, словно развивал свою собственную, другой. Так на самом деле и было — дополняя сказанное, к примеру, Друидом, Кицунэ говорила о своих собственных мыслях, пришедших ей в одно мгновенье с ним. И, кстати, именно у Кицунэ и Друида чаще всего возникали одинаковые идеи и догадки.
    Так получилось и сейчас.
    Друид посмотрел на Кицунэ. Она тут же ответила на его взгляд:
— Я уже думала об этом. Способности экстрасенса не безграничны. У меня даже физических сил не хватит, не говоря уже об эмоциональных, чтобы попытаться установить будущих самоубийц. Только в школах несколько сотен старшеклассников, плюс к этому целая академия. К тому же надо достать фотографию каждого или какую-то вещь, потому что групповые фотографии, где снят целый класс, не подойдут, там, как всегда, школьники стоят прижимаясь друг к другу и передние ряды перекрывают задние больше чем наполовину.
    Галахад кивнул, соглашаясь с Кицунэ.
— Но и об учительской практике, говорить пока еще рано. — Галах поднялся со стула и неспеша стал прохаживаться по комнате. — Первое, чем займемся, это общение с теми, кто пытался покончить собой, но неудачно. Также с друзьями и близкими девушками тех, у кого все получилось. Этим займемся я, Кицу и Друид. С родителями говорить не будем, пятнадцатилетние редко делятся с матерью или отцом своими настроениями, тем более, связанными с нежеланием жить. Шаману, как всегда самое простое. Я не сказал еще об одном, правда, это за меня сделал Друид, когда назвал сумасшествие эмоциональной смертью. Так оно и есть. Некоторые попытавшиеся покончить с собой лежат сейчас в психиатрических больницах. Общаться с ними будете вы, Шаман. А заодно попытайтесь и с теми, кто полностью ушел из этой жизни, но формально числится живым. Хотя, не думаю, что много от них добьешься.
— Разговаривать с сумасшедшими, конечно, бессмысленно, — согласился Шаман. — Уверен, хоть никогда и не проводил подобный эксперимент, гипноз так же не поможет, это все равно, что пытаться загипнотизировать рыбу. А вот если записать их бред на диктофон…
— А что, — подержала идею Шамана Кицу, — в этом что-то есть. Установить на сутки в их палатах диктофоны. Только еще лучше было бы, на это время перевести их в одиночные палаты.
— А потом каждый из нас сутки будет прослушивать записанный на диктофон бред. — Друид сказал это без неудовольствия, просто констатировал, ему приходилось заниматься работой и более нудной и тяжелой и нередко. — А какой диагноз у тех, кто еще не безнадежен? — спросил он.
— Биполярное аффективное расстройство.
— Прежнее название маниакально-депрессивный психоз, — уточнил Друид.
— Да, — подтвердил Галах. — И у всех проявилась фаза именно депрессивного синдрома.
— Сейчас конечно весна, — заметил Шаман, он во время разговора успевал и компьютером заниматься. — Но в молодости весной чаще проявляется не депрессия, а маниакальная активность. Должны быть оптимисты с манией величия. А такие не вешаются.
— Такие вешают других, — усмехнулась Кицу, но усмешкой далеко не добродушной.
— Все, — сказал Галах. — Шаман едет в психиатрическую больницу. Кицу встречается с Джульеттой. Ее, кстати, зовут Ира. Она сейчас дома, в школу не ходит. Она вообще сейчас никуда не ходит. Потом зайдешь в школу, в которой она училась. Ты, Друид, тоже зайдешь в две-три школы.
— А к будущим финансовым академикам? — спросил Друид.
— Туда я сам поеду, — ответил Галах.
— Кстати, — словно вспомнил Друид, — Шаман, я только на три пятых согласен с тобой.
— В чем? — не понял Шаман.
— Я говорю о споре, в котором рождается не истина, вражда. Так вот, когда спорят две женщины, или мужчина с женщиной, не знаю только, какой идиот станет спорить с женщиной, но бывают и такие, так вот, я согласен, кроме вражды от подобного спора ждать нечего. А вот если спорят два философа, то и до истины недалеко, если она вообще существует. А когда спорят два простых мужчины, тут пятьдесят на пятьдесят, могут подраться, а могут найти общий язык, в данном случае это подразумевает истину. Так что получается, ты прав только в трех случаях из пяти.

3
    Как Галах и сказал, Иру — девушку, которая отравилась, не желая, видимо, расставаться со своим парнем, от которого была беременна — Кицу застала дома. Родители ее, чтобы она не оставалась одна, когда их нет, срочно вызвали из другого города ее бабушку, мать отца Иры.
    Ирина бабушка, сначала пообщалась с Кицунэ через закрытую дверь, выяснила, что Кицу прислали из школы навестить Иру и только после этого открыла дверь.
— Вас как зовут? — спросила Ирина бабушка.
— Маргарита, — сообщила Кицу.
— А меня Татьяна Семеновна. — Ирина бабушка указала на одну из дверей. — Она там. Со мной совсем разговаривать не хочет. Спросишь чего, ответит. А так молчит и молчит.
— Я не только навестить Иру пришла, — сказала Кицу, — я психолог, поэтому мне хотелось бы побыть с Ирой вдвоем.
— Конечно, — согласилась Татьяна Семеновна. — Я пока пойду, чайник оставлю.
— Это было бы неплохо. Тем более, я по дороге купила коробку конфет. — Она протянула конфеты женщине.
    Кицу постучала в дверь, на которую ей указала Татьяна Семеновна. Никто не ответил. Тогда Кицу без разрешения вошла в комнату. Ира сидела на диване, поджав под себя ноги, и смотрела телевизор, звук его был выключен.
— Привет, — поздоровалась Кицу.
    Ира без интереса посмотрела на нее, потом снова повернулась к экрану телевизора.
— Ты сказала, что ты из школы, — Ира, словно разговаривала не с Кицу, а сама с собой. — Я тебя там никогда не видела.
— У тебя хороший слух, — похвалила Иру Кицу.
— Да, — согласилась Ира, — абсолютный. Я музыкой занимаюсь.
— Я сказала, что из школы, чтобы долго не объяснять, кто я такая, — призналась Кицу.
— Ты из милиции? — спросила Ира все так же, без каких-либо эмоций.
— Нет. Я сама по себе.
    Ира посмотрела на Кицу. Снова спросила:
— То, что психолог, тоже обманула? — И тут же добавила: — Мне все равно, мне не нужны психологи.
— Я не могу сказать, что я психолог, — Кицунэ села рядом с Ирой на диван, положив ногу на ногу, — но и не совсем не психолог. Психология это только часть моей профессии. В большей степени меня можно назвать ведьмой.
    Кицу умышлено сказала это, чтобы хоть немного вывести Иру из состояния апатии. Ира посмотрела на Кицу, но взгляд ее остался безразличным.
— Но ни один хороший психолог, в моем случае женщина-психолог, — улыбнулась Кицу, — не может не быть ведьмой. Если этого нет, значит, нет и психолога.
— Что тебе надо? — В голосе Иры не было недовольства, но вопрос ее как бы говорил о том, что она хочет, чтобы ее оставили в покое.
— Поговорить с тобой.
— Я не хочу разговаривать.
— Не все наши желания выполнимы, — заметила Кицу.
— Я могу просто выгнать тебя.
    Кицунэ отрицательно покачала головой.
— Попробуй.
    Ира посмотрела на Кицу. Кажется, она хотела сказать что-то, но отвернулась, промолчала.
— Вот видишь, — снова улыбнулась Кицунэ. — Не всегда, получается сделать то, что даже можешь сделать. А теперь давай поговорим.
— Я сказала, я не хочу ни с кем разговаривать.
— Тебе почти шестнадцать, — не обратила внимания на слова Иры Кицунэ, — мне тоже было пятнадцать, правда только исполнилось, когда я захотела умереть. Моя мама была медсестрой. У нас дома, естественно, всегда были шприцы. Я взяла самую толстую иглу от шприца и проколола себе вену. Игла торчала из руки, а из нее струйкой текла кровь. Я это сделала, потому что меня обманул один человек. Ему было уже двадцать. Он говорил мне что любит. А сам просто поспорил с друзьями, что переспит со мной. У него получилось. Я уже чувствовала довольно сильную слабость от потери крови, когда услышала голос. Он был как бы внутри меня, в моей голове. И он мне сказал: "Какого черта ты собралась умирать из-за этого идиота. Он унизил тебя? Но ты сильнее его. Сделай, чтобы он сам перед тобой унижался". Я так и сделала. Больше года он бегал за мной и пытался вымолить прощение. Я не простила, возможно потому, что влюбилась в другого. Но и тогда же я поняла, что у меня есть способности управлять людьми.
— Мне это неинтересно, — сказала Ира.
— Я знаю. — Кицунэ открыла свою сумочку, стала в ней что-то искать, одновременно она говорила. — У тебя совсем другое. Ты любила его, у вас должен был быть ребенок.
    Кицу нашла, что искала. Она достала из сумочки большую иглу для шприца.
— Вот, — сказала Кицунэ, — в тот раз я именно такой иглой хотела убить себя. Хочешь я тебе помогу? Ты сама не сможешь попасть себе в вену, а у меня хорошая практика. Давай руку.
    Кицу взяла Иру за предплечье. Ира отдернула руку. В ее взгляде уже не было безразличия. Сейчас в ее глазах появился испуг. Легкий, едва заметный. Так и должно быть. Кицу хорошо это знала — человек не хочет жить, пытается покончить с собой, но стоит кому-то другому попробовать отобрать у него жизнь, он пугается, как любой другой человек, у которого никаких суицидных настроений нет и не было.
— Не бойся, — тихо заговорила Кицу, — это совсем не больно, ты просто уснешь и все. Давай руку.
    Ира вскочила с дивана.
— Кто ты такая? — Теперь испуг в ее взгляде был уже виден отчетливо.
    Кицунэ бросила иглу обратно в сумочку.
— Ты слышала, я сказала твоей бабушке, я психолог.
— Мне ты сказала, что ты ведьма.
— Одно другому не мешает, даже наоборот, это я тоже говорила.
— Уходи или я позову бабушку.
— Нет, — Кицу отрицательно покачала головой. — Сейчас я просто не могу уйти. Если уйду, все испорчу. Сделаю еще хуже, чем было до моего прихода. И ты точно захочешь покончить с собой. Мне нужно было вывести тебя из состояния безразличия к жизни. Есть, конечно, и другие способы, но тогда бы мне долго пришлось возиться с тобой, а времени у меня мало. Кстати, я узнавала. Врач, который осматривал тебя, сказал, что с тобой все в порядке, в смысле физиологии и у тебя еще будут дети.
— Кто ты? — снова спросила Ира.
— Ты же слышала. Я сказала твоей бабушке, зовут меня Маргарита и я психолог.
— Я не об этом спрашиваю.
    Кицунэ поднялась с дивана. Она шагнула к Ире и протянула ей руку. Ира отступила на полшага. Она неуверенно посмотрела на протянутую руку Кицунэ, потом в ее глаза.
— Не бойся, — голос Кицу был и мягкий и властный одновременно.
    Рука Иры медленно, словно через силу, потянулась к руке Кицунэ, коснулась ее пальцев. Своей ладонью Ира почувствовала ладонь этой незнакомой страной женщины, которая и пугала Иру и одновременно вызывала притягательное доверие, и еще эта женщина казалась Ире человеком близким, давно знакомым. Тепло и легкое покалывание ощутила Ира в своей ладони, слово ее рука какое-то время была онемевшей, а теперь туда возвращается кровь.
    Кицу осторожно потянула Иру за собой, усадила на диван, сама села рядом.
— Ну вот, — сказала она, — теперь все будет хорошо. Теперь у тебя есть и силы и желание жить. Осталось только немного поплакать, чтобы стало легче.
    Кицу наклонила голову Иры к себе. Ира всхлипнула. И вдруг, прижавшись лицом к груди Кицу, разрыдалась.
    Кицунэ закрыла глаза, она чувствовала легкую слабость оттого, что часть своих сил ей пришлось отдать этой девушке.
    А потом Ира стала рассказывать, как все изменилось в ее жизни за последние две-три недели. Но теперь в ее голосе чувствовались нормальные человеческие переживания и уже не было безразличия ко всему окружающему, к жизни. На Кицу она смотрела глазами, какими смотрят на человека, которому можно доверить все. Можно доверить любые тайны и не бояться, что позже раскаешься в этом.

4
    Шаман стоял, прислонившись к спинке металлической кровати, и рассматривал человека со стеклянным, ничего не видящим взглядом. Человек этот — молоденький парнишка — прижав колени к груди и обхватив их руками, сидел в углу палаты.
    Этот парнишка был уже вторым, в чью палату зашел Шаман. Другой, в палате которого Шаман побывал чуть раньше, находился в точно в таком же состоянии.
    "Едва ли то, что с ними произошло можно назвать сумасшествием, скорее, мыслительная блокада, как защитная реакция на сильный стресс", подумал Шаман. Но решил это Шаман только для себя, он никогда не делал выводов не убедившись до конца в правильности своих суждений, а уж, тем более, в вещах, в которых не мог назвать себя профессионалом.
    Наверняка, они выйдут из этого состояния, но не Шаману этим заниматься, на это есть врачи. Сейчас пытаться поговорить с кем-то из этих двоих бессмысленно. Впрочем, Шаман на разговор и не надеялся, он рассчитывал услышать какой-либо бред, бессмысленное бормотанье, когда высказываются засевшие в голове мысли после чего-то увиденного или услышанного. Но у этих двоих не было ничего, кроме полного ухода в себя и, соответственно, полного молчания.
    Было еще несколько человек недавно поступивших в больницу, среди которых пятнадцати и шестнадцатилетние парни неудачно пытавшиеся покончить с собой.
— Шизофрения, сопровождаемая параноидным бредом вызванным слуховыми галлюцинациями, — говорил доктор, открывая дверь в соседнее отделение. — Практически, обследовав одного, остальных можно не беспокоить. Или, скажем так, не утруждать себя. Все они почти слово в слово расскажут одно и то же. И, честно говоря, их единодушное однообразие меня озадачивает.
— Первый диагноз, насколько мне известно, биполярное аффективное расстройство.
— Психиатрия, как вам должно быть известно, — начал объяснять доктор, — наиболее сложный и наименее изученный раздел медицины. Так что постановка диагноза, это знаете ли… это не то же самое, что, предположим, постановка диагноза "сахарный диабет", где достаточно анализа мочи. Причем анализ может проводиться, — доктор усмехнулся, — самым простым органолептическом способом, то есть, пробой на вкус. Что же касается шизофрении. Тут, видите ли многообразие симптоматики породило даже дебаты о том, является ли шизофрения единым заболеванием или представляет собой диагноз, за которым кроется ряд отдельных синдромов.
— Да, конечно, — поспешил согласиться Шаман. — Честно говоря, диагноз это то, что меня волнует меньше всего. А вот «единодушное однообразие», о котором вы упомянули, это гораздо интересней.
— То есть, именно этот факт и вызывает интерес определенных структур, — догадался главный психиатр отделения.
— Пока что, да. Но мне хотелось бы самому услышать, что именно они рассказывают, — попросил Шаман.
— Наверное, будет удобней, если мы поочередно станем вызывать больных в мой кабинет, — предложил доктор.
— Да, так будет удобнее всего, — согласился Шаман. — Только если можно, я поговорю с каждым из них один. Вы сами знаете, человек не скажет двоим то, что может сказать одному.
— Конечно, — проговорил доктор.
    Доктор чувствовал себя не так независимо и непринужденно, как привык себя чувствовать. И это его раздражало. Как и у всех психиатров его власть в стенах (как принято выражаться) больницы была гораздо большей, чем у врача любой другой специализации. Он спокойно мог не пустить в отделение или пустить, а потом попросить удалиться без всяких разговоров, практически любого представителя силовых структур (за кого он и принял Шамана), не считая исключения, естественно. Сейчас и было подобное исключение. Еще утром в больницу позвонил министр здравоохранения и поговорил с главным врачом больницы, а главный врач, уже по внутреннему телефону, позвонил заведующему отделения, где собрали большинство несовершеннолетних самоубийц и попросил его не отказывать и не препятствовать человеку, который придет посмотреть и пообщаться с этими самыми самоубийцами. И даже (а вот подобное заведующему показалось особенно возмутительным), этот человек по своему желанию и, обходясь без каких-либо формальностей, мог забрать и увезти с собой кого-то из больных.
    Первым в кабинет вошел худенький парнишка невысокого роста. Глаза его были испуганными. У Шамана сразу создалось ощущение, что он к чему-то прислушивается, и именно боязнь что-то услышать делала его взгляд испуганным.
— Здравствуйте, как вас зовут? — обратился к нему Шаман.
— Меня? Витя?
— Виктор, вы только слышали посторонние голоса? — без предисловий задал ему вопрос Шаман. — Никого и ничего не видели? Визуальные образы?
— Это в смысле, не видел я реально того, с кем разговаривал? — спросил парнишка.
— Именно, — подтвердил Шаман.
— Нет, только слышал.
— Значит только голос. А как вы его слышали? Он звучал как бы у вас в голове? Или же со стороны, как вот сейчас вы слышите меня? Или он раздавался неизвестно откуда, другими словами, как бы отовсюду? А может это было то, что называют внутренним голосом.
— Что значит внутренний? — спросил Витя.
— Ну, это как бы ваши собственные навязчивые мысли. Вы никогда прежде и не думали об этом, а тут вдруг они стали вас преследовать, настойчиво, назойливо.
— Нет, — не согласился с последним Витя. — Кажется это было так, как я вот с сами разговариваю.
— То есть, — решил уточнить Шаман, — такое могло быть, если бы с вами говорил человек, который стоит за дверью. И вы отчетливо слышите его голос, но не видите, только потому, что он отгорожен от вас этой дверью или занавеской?
— Да, — согласился Витя.
    Шаман ненадолго задумался.
— А не могло быть, что кто-то где-то прятался? — спросил Шаман. — И это был голос какого-то недоброго шутника? Назовем его пока что так.
— Нет, — не согласился Витя. — Если я дома один и знаю это точно.
— Дома можно спрятать простой примитивный радиопередатчик.
— Но нельзя же спрятать радиопередатчик, когда я на улице.
— На улице вы тоже слышали голоса?
— Не голоса, а один и тот же голос со мной все время разговаривал.
— То есть абсолютно исключено, что над вами кто-то подшутил? — спросил Шаман.
— Ну если я во дворе, рядом нет ни одного человека, а я слышу, как со мной разговаривают и голос слышится так, как будто человек передо мной стоит, в двух шагах.
— Вы оглядывались, оборачивались?
— Да. Я вокруг себя смотрел. А он смеялся и говорил, что не надо его искать, что он рядом.
— А когда вы оборачивались, голос перемещался ли же слышался с какой-то определенной стороны?
— Не помню, — ответил Витя. — Я, как-то, не обращал на это внимания.
— Бывает так, что человек не видит того, кто с ним говорит, но чувствует, как это называют, шестым чувством, что рядом кто-то есть. Такого чувства у вас не было? — Шаман внимательно смотрел в глаза парнишки.
    Парнишка задумался.
— Давай немного по-другому, — решил Шаман. — Пересядь в кресло.
    Витя встал со стула и сел в кресло.
— Хорошо, — проговорил Шаман. — Теперь закрой глаза. Расслабься. Все тело расслаблено, все мышцы расслаблены. Приятное тепло от передней поверхности живота идет к пояснице, к рукам, к ногам, распространяется по всему телу. Ты чувствуешь легкую дремоту. Приятную легкую дремоту. Полностью не засыпай. Ты сейчас находишься между сном и явью. Теперь сквозь легкую сонливость, сквозь легкую дремоту представь этот голос. Нет, ты его не слышишь, только чувства те же самые в тебе. В тебе появляются те самые чувства, которые ощутил, когда услышал голос. Страха нет, страх уходит. Нет страха. Только чувства, они нейтральны и не вызывают страх. Ты спокоен и спокойно воспринимаешь происшедшее. А теперь скажи, есть кто-то рядом с тобой? Чувствуешь чье-то присутствие?
— Да, есть кто-то рядом. Я чувствую его, он рядом. Он здесь. — Витя беспокойно заворочался в кресле и резко вскочил с него. — Он здесь.
— Успокойся. Сейчас здесь никого нет, кроме меня.
    Шаман усадил Витю на стул.
— Как ты ощутил чужое присутствие? К тебе прикасались? Или как это бывает, когда человек проходит мимо и тебя обдает легкой волной воздуха? Или это неосознанное присутствия кого-то?
— Да. Наверное, как вы сказали, неосознанное присутствие. Но кажется, и волна воздуха, когда кто-то быстро прошел. Я даже как будто запах почувствовал, но какой-то безвкусный.
— Безвкусный запах? — повторил Шаман. — это очень точный образ. А теперь очень честно. Травку курил?
— Один раз. Год назад. Мне плохо от нее стало. Голова сильно болела. Тогда всем плохо стало. Ребята потом сказали, она какая-то плохая была. И после этого я ни разу не пробовал. Боялся.
— А таблетки?
— Нет. Я даже когда голова болит ничего не пью. Мать говорит, что не надо привыкать ко всякой химии. Она говорит, что лучше перетерпеть.
— Ну, скажем так, не всегда терпеть лучше. Но это ладно. А теперь расскажи, о чем именно он говорил с тобой этот голос. Ты отвечал ему? Вы разговаривали, может обсуждали что-то?

5
    Друид сидел в школьном дворе на лавочке. Рядом, положив ногу на ногу, так, что юбка открывала ноги намного выше колен, сидела симпатичная десятиклассница. Ее звали Оля. Парень, с которым она встречалась, учился в параллельном классе. Он покончил с собой, выпрыгнул из окна шестнадцатого этажа.
    Это была уже вторая по счету школа и седьмой человек, с которым разговаривал Друид. Двое из тех, с кем он успел поговорить, неудавшиеся самоубийцы. Остальные, приятели тех, кто уже никогда не будет ходить в школу, и вообще никуда ходить не будет.
    Оля оказалась единственной девушкой, с которой Друид сегодня разговаривал. Судя по ее виду, она была довольна, что ее ради разговора (с симпатичным и таким мужественным с виду мужчиной) отпустили с урока. И еще, это чувствовалось сразу, Оля не очень страдала оттого, что ее приятель покончил с собой. Она и не пыталась показать, что для нее это самое большое несчастье за ее, семнадцатилетнюю, жизнь.
— Вы не из милиции, — сказала Оля.
— Почему ты так решила? — спросил Друид.
— Милиционеры на таких машинах не едят, — Оля указала на джип, стоявший у въезда в школьный двор.
    Друид подъехал во время перемены, так что многие из учеников видели, как он, пройдя через двор к зданию, показал какое-то удостоверение охраннику, который в это время стоял на улице у входа в школу, и тот сразу засуетился, объясняя, как пройти в учительскую.
— И потом, вы же не первый, кто приходит и из-за Пашки и из-за других, — продолжила Оля. — Они совсем не похожи на вас, а точнее, вы на них не похожи.
— Ну, это естественно. Люди все разные.
— Вы понимаете, о чем я говорю, — показала Оля, что спорить понапрасну она не собирается.
— Пусть будет по твоему, — согласился Друид. — Только из милиции я или не из милиции, это не имеет значения.
— А может для меня имеет. Потому что может милиции я не все рассказала, что знаю.
— Почему? — стало интересно Друиду.
— Вас как зовут? — спросила Оля.
— Сергей, — ответил Друид.
— Ничего, если я вас буду называть Сережа? — Оля посмотрела Друиду в глаза, в ее взгляде чувствовалась легкая насмешка. — Мне так удобней будет разговаривать с вами.
— Конечно, — согласился Друид.
— Кстати, сейчас последний урок, так что мне все равно в школу не нужно возвращаться. А если не нужно, то это просто идиотизм сидеть здесь на лавочке, когда вы, Сережа, можете пригласить меня куда-нибудь, где будет гораздо удобней поговорить. Кстати, здесь недалеко есть недорогой ресторан.
— Почему бы и нет? — не стал отказываться Друид. — Ценная информация должна и оплачиваться соответственно, а ты, насколько я понял, хочешь сказать мне что-то, что не говорила другим?
— Реально мыслите, — похвалила Оля Друида.
— Не всегда, — признался Друид.
— Ну это понятно. Быть полным реалистом, все равно, чтобы быть полным дураком.
    Друиду стало интересно, сама она дошла до такой мысли или слышала от кого-то, но спрашивать было глупо, если спросить, то девушка может подумать, что он не доверяет ей.
    Друид поднялся с лавочки.
— Поехали, действительно, отсюда. А то кончатся уроки, выбегут твои подруги и не дадут нам поговорить.
— Вот и я об этом же. — Оля тоже встала и направилась к машине Друида.
    Ресторан был  совсем небольшой, человек на тридцать, но зато с двумя отдельными кабинками, правда, вход в эти кабинки можно было закрыть только шторками, дверей в них не было.
    Впрочем, кабинки и не были нужны, ресторан только открылся и Друид с Олей были первыми его посетителями в этот день.
    Когда официант принес салат из крабов, сок и минеральную воду и отошел от столика, Оля сказала:
— Ну, задавайте свои вопросы.
    Друид кивнул и спросил то, что его заинтересовало сразу, как только он увидел Олю.
— Мне кажется ты не очень расстроена тем, что случилось? Или пытаешься скрыть, не хочешь чтобы другие видели, что тебе больно, тяжело.
— Нет, все правильно, — согласилась Оля. — То, что сделал Пашка, страшно, конечно, но я переживаю не больше, чем кто-нибудь другой в нашей школе. Страшнее, что не он один. Игорь из десятого «б» тоже повесился. И еще двое, Витька и Лешка, пытались покончить с собой. Витька два дня провел в психушке, теперь в школу не ходит. С Лешкой, правда, только в больнице психиатр говорил, он вены себе порезал. Но вы, наверно, все лучше меня знаете. А вообще, когда приезжали из милиции, прокуратуры или еще не знаю откуда, со мной только десять минут поговорили и все.
— С Пашей, как я понимаю, — вернулся к прежнему вопросу Друид, — ты собиралась расстаться?
— Угадали. Только не думайте, что Пашка из-за меня это сделал. Он еще не знал, что я хочу уйти от него. Я собиралась дождаться, когда начнутся каникулы, тогда и сказать. А то сами знаете, он бы достал меня своими выяснениями, разбирательствами. Ну, тем более, у него началось это. Тут, даже если бы у меня был кто-то другой, я бы не стала ничего говорить.
— «Началось это», что именно?
— А вот сейчас я вам скажу, что никому не говорила. Только пока не самое главное, что хотела сказать. Но сначала хочу спросить.
— Спроси.
— Говорят, что и в других школах было что-то подобное. Это правда?
— Да, — не стал отрицать Друид, — еще в двух-трех школах тоже были случаи суицида. Но такое случается каждую весну. Весной каждый день около десятка людей вешаются, прыгают с балконов, стреляются, пьют снотворное. А в этом году, в придачу ко всему очень сильная магнитная активность.
— Да? — не очень доверчиво спросила Оля.
— Ты сама разве этого не знаешь? — как бы слегка удивился Друид.
    Оля вздохнула.
— Я думала, мы по-честному поговорим. — Оля отодвину недоеденных крабов. — А вы так же, как и те, которые до вас были. А мне вы показались другим.
— Хорошо. Скажу. Именно для того, чтобы выяснить, случайно в вашей школе или не случайно сразу четыре человека решили покончить с собой, я сейчас с тобой и разговариваю.
— Значит вы предполагаете, что не обязательно все это из-за магнитных бурь и из-за того, что сейчас весна?
— Да, — согласился Друид, — возможно есть какие-то другие причины.
— Ну, ладно. Я расскажу все, что знаю.
    Оля снова пододвинула к себе салат из крабов. Друид мысленно усмехнулся тому, как девушка проявляла изменение своего настроения.
— Сначала не самое главное, — повторила Оля. — Началось все недели за две, даже меньше, до того, как Пашка… ну, в общем, сделал это. Знаю об этом только я, потому что он только мне жаловался. Больше никому не говорил, боялся, что над ним смеяться станут. Но это сначала, а потом ему было уже все равно, станут над ним смеялся или нет. Только к тому времени он уже не то что кому-то, а и мне перестал рассказывать все. Последние дни он просто ходил и жаловался, что нет никакого смысла в жизни, что жизнь случайная глупость, что чем быстрее она закончится, тем человек быстрей освободиться от ненужного тела. Но и это он говорил не мне.
— Кому тогда? — заинтересовался Друид.
— Или себе или кому-то другому.
    Оля посмотрела на Друида, ей было интересно, как он воспринимает ее слова.
    Друид пока что никак не отреагировал на то, что рассказала Оля.
— Согласитесь, довольно нелогично, — продолжила девушка. — Говорить, что надо освободиться от ненужного тела, значит освободить свою душу. И одновременно говорить, что жизнь бессмысленна. Если он верил, что есть душа, значит должен был понимать, что жизнь в этом случае не бессмысленна. Только мы не знаем для чего она нужна. Вот если верить в теорию Дарвина, тогда жизнь действительно, случайна и, значит, бессмысленна.
    Оля снова удивила Друида, подобных рассуждений он не ожидал от нее.
— Ты с ним об этом говорила? — спросил Друид.
— Нет, — качнула головой Оля. — На подобные темы с ним и раньше было бесполезно говорить, он считал, что только он все понимает, и вообще, в нем иногда проявлялся шовинизм в отношении женщин. Я не дура и поэтому не обижалась. Но неприятно все же было и это тоже одна из причин, почему я с ним решила расстаться. Но, само собой, не главная причина.
— То есть, он считал, что он очень умный, и уж наверняка умней тебя.
— Да. Но я сказала, что не это главная причина.
— А какая?
— Самая обычная, он мне разонравился.
    Действительно, подумал Друид, что может быть проще и обычней.
— Ты сказала, что он только тебе жаловался. На что он жаловался? Что еще было, кроме неудовлетворенности жизнью? — спросил он.
— Галлюцинации. Первый раз, когда он мне сказал об этом, он даже смеялся над собой. Правильней сказать, пытался, потому что я видела, ему страшно. Но все же он пытался смеяться над собой, даже издеваться. Наверное думал, что если будет смеяться и шутить над собой, то все пройдет.
— Галлюцинации, — повторил Друид. — Какие именно? Он что-то слышал или видел?
    Друид спросил это, хотя ответ знал. Почти то же самое ему рассказали уже двое из тех, кто пытался покончить с собой. У них были галлюцинации только слуховые.
— Он говорил мне, что слышит, что с ним разговаривает мертвец.
— Мертвец? — удивился Друид.
    С этого момента рассказ Оли заинтересовал Друида. Ему еще никто не говорил, что с самоубийцами разговаривал мертвец. Говорили, что слышали голоса, но что говорил с ними именно покойник, не сказал никто.
— Не совсем мертвец какой-то там, который вылез из могилы, — стала уточнять Оля, — а он говорил, будто бы слышит голос призрака, человека который умер.
— Но он не видел его? — спросил Друид.
— Нет. Только слышал.
— Странно, — проговорил Друид.
— Что именно?
    В это время к ним подошел официант. Он не спросил, подавать жаркое или нет, он просто принес кувшинчики с тушеным мясом и поставил их на стол, а тарелки с салатом убрал.
— Так что странно? — снова спросила Оля.
— Странно, что он все рассказывал тебе.
— А тогда не странно, что вы ко мне обратились, чтобы я рассказала вам что-то интересное? — ответила на это Оля.
— Честно говоря, я думал, что ты расскажешь только о том, как Паша вел себя последнее время. Просто какие-то случайные его высказывания. Ну, еще подобную мелочь. Но чтобы он рассказал тебе о говорящих мертвецах… Своим девушкам, как правило, такого не рассказывают.
— Ты что, не веришь мне? — от легкого возмущения Оля перешла на неформальное обращение.
— Нет, верю. Просто удивляюсь.
— Он не рассказывал бы мне это все. Но я видела, что его что-то мучает и уговорила все рассказать. Я ему сказала, что если он мне все расскажет, тогда ему станет легче или даже вообще все пройдет. Я убедила его. Я и сама так думала. Но не прошло.
— Ты собиралась с ним расстаться и одновременно пыталась ему помочь?
— А что особенного? Мы с ним почти год вместе были. И даже наоборот, мне его жалко было, что я его брошу.
— Чувствовала себя виноватой?
— Виноватой я себя не чувствовала. Но все равно, пока не расстались, он был мне все же близким. И вообще, он у меня был первый мужчина. Два раза, правда, у меня были и другие. Ну, в общем, два раза я изменила ему. Но это не в счет, потому что это было так, не по-настоящему.
— Что-то типа поиграла в дочки-матери на деньги.
— Какие деньги? — голос Оли стал рассерженным. — Я что, проститутка что ли? Просто, когда один только мужчина и больше ни одного, это все равно, что ни одного не было, потому что не знаешь, какие другие.
— Понятно. Может первый он совеем не такой, какими бывают настоящие. Ты очень откровенна.
— Чего откровенного? — Олины глаза стали чересчур невинны, так что было понятно, что она играет в наивность. — Как будто ты этого не знал. И как будто у вас у мужчин не так.
— У мужчин не совсем так. Но проехали. Ты еще не рассказала, что именно говорил Паше тот мертвец или призрак. И еще не рассказала что-то главное, о чем обещала рассказать.
— Что именно говорил? — повторила Оля. — То самое и говорил, что я уже сказала. Он его убеждал, что чем раньше уйти из жизни, тем лучше, что жизнь это что-то неприятное и страшное, что человеческое тело отвратительно, а освобожденная душа прекрасна. Но все это я знаю, потому что мне Паша это рассказывал, так что в деталях, подробно сказать этого не могу. Кроме одного случая. Это и есть самое главное, что я хотела рассказать.
    Оля внимательно посмотрела в глаза Друида.
— Один раз я сама слышала это голос, — сказала она.
    Друид задумался, одновременно внимательно рассматривая Олю.
— Я так и знала, что не надо этого говорить, — вздохнула Оля. — Теперь ты меня станешь считать за психопатку или шизофреничку или как еще называют того, кто слышат голоса.
— Медиум, — сказал Друид.
— Издеваешься? — действительно не понимая, шутит Друид или говорит серьезно, спросила Оля.
— Нисколько. Люди, которые могут слышать голоса умерших называются медиумы. А вот что касается женщин, то я не знаю ни одного случая женской шизофрении. Женщины вообще не болеют многими психическими заболеваниями, которыми болеют мужчины.
— Например? — стало интересно Оле.
— Ну, я не слышал о женщинах больных клаустрофобией. Женщин маньяков не бывает.
— Почему женщин маньяков не бывает. Я слышала об одном случае, когда женщина убивала мужчин.
— Серийный убийца и маньяк, не одно и тоже. Эта женщина могла, просто мстить, за то, что ее, допустим изнасиловали. Но мы сейчас не об этом говорим.
— Да, — согласилась Оля. — Но Паша и Витька с Лешкой, они ведь, наверное, тоже слышали такие голоса. Они медиумы или они больные?
— Возможно, не то и не другое.
— Не понимаю. Ты хочешь сказать, что я медиум, а они нет? Но в то же время они и не больные.
— Да, приблизительно это я и хотел сказать. Но что касается тебя, есть в тебе способности медиума, это еще неизвестно, такие вещи могут быть случайностью. Многие люди иногда слышат как бы ниоткуда взявшийся голос, чаще просто отдельное случайное слово. Но это и есть отдельное случайное слово, отдельно услышанное. Чаще всего объяснение простое — «послышалось». Еще говорят: «показалось, привиделось, померещилось». И лучше, конечно, если тебе это, правда, лишь послышалось, то есть, ты случайно услышала голос того, кто общался с Пашей. Потому что жизнь медиумов не сказать, чтобы была приятной и счастливой.
— Ну хорошо. Это ты мне, может быть, позднее объяснишь, если у тебя время найдется, — Оля чуть заметно улыбнулась. — Но почему же Пашка и другие, почему они не медиумы?
— Если очень просто, то можно объяснить так. Есть, скажем, призраки, которые обладают силой способной других заставить слышать их, и даже видеть.
— Понятно, — сказала Оля. — А знаешь что мне не понятно.
— Пока не знаю.
— Ты совсем не похож на человека, который мог бы сидеть и на полном серьезе обсуждать всяких там призраков, привидений, ну, и подобное. С первого взгляда ты производишь впечатление, да и не только с первого, даже не знаю, как проще сказать, в общем, ты больше похож на таких, которые в кино, в боевиках всяких играют главных героев.
— Так, притормози, — перебил Олю Друид. — Давай обо мне не будем. Сейчас мы говорим о тебе и о Паше.
— Хорошо, — согласилась Оля, но тут же спросила. — Только ответь на один вопрос. Тебе приходилось воевать. Ты убивал когда-нибудь.
— Это уже два вопроса.
— Ну ответь на два. Что тебе трудно.
— Хорошо, отвечу, если пообещаешь, больше не возвращаться к этой теме.
— Обещаю.
— Нет. Никогда не воевал, никого не убивал.
— Ты врешь. Поэтому я тебе больше ничего не расскажу.
— Ты спросила я ответил.
— Ты соврал. Скажешь правду, я тоже тебе расскажу, что я слышала, когда была медиумом. А может даже не только слышала, может даже видела. А не скажешь, ничего не расскажу.
— Видела? — насторожился Друид. — Что именно?
— Я сказала, пока не ответишь честно, не скажу нечего больше.
— Я уже сказал.
— Ты уже сказал, а еще не верю. Довод убедительный? — в голосе Оли послышалась издевка.
    Друид чувствовал, Оля не обманывает, она действительно что-то видела. А то, что относится к этому не с таким страхом, как ее бывший умерший приятель, то это вполне объяснимо. Во-первых, она видела это, наверное, только один раз, а главное, женская психика гибче, вещи, которые считаются нереальностью, мистикой, не производят на женщин такого сильного, угнетающего впечатления, как на мужчин.
— Хорошо, — Друид решил, что сведенья, которые он может получить от Оли стоят того, чтобы сказать что-то о себе, по сути мелочь, мало ли людей, которые воевали и которым приходилось убивать. — Если тебе хочется от меня это услышать, могу сказать. Я воевал и я убивал. А теперь рассказывай, что ты видела?
— Нет, — такой ответ тоже не понравился Оле. — Теперь я тебе уже не верю ни в чем. Мне нужно чтобы ты доказал.
— Как? Убить официанта? — усмехнулся Друид.
— Нет. Ты кое-что сделаешь для меня, а тогда я уже для тебя. В смысле, я тебе тогда все расскажу.
— Это что-то вроде шантажа? — весело посмотрел на Олю Друид.
— Нет, — не согласилась Оля. — Это что-то вроде честной сделки.
— И что требуется от меня?
— Сначала скажи, если на тебя, например, наедут бандиты, сейчас они, может и не такие, как раньше, но все равно, они такие и остались. Так вот скажи, ты испугаешься?
— Не думаю, — пожал плечами Друид, — что очень испугаюсь.
— Хорошо, — решила Оля, — не очень испугаться это уже немало. Тогда вот что. Ко мне клеится один урод. Постоянно преследует меня. Я из дома спокойно выйти не могу. Уже полгода, наверное, даже больше.
— Это началось, когда Паша был еще жив. Почему он с ним не поговорил? — спросил Друид.
— Потому что Паша ничего бы сделать не смог, потому что этот урод бандит. Точнее, он был бандитом, теперь стал бизнесменом. Но все равно, он каким был таким и остался. Он живет в соседнем доме. Пока я маленькая была, он не замечал меня. А как-то встретил во дворе и сначала стал говорить, какая я красивая и всякое такое. Ну, в общем, он достал меня. Я боюсь из подъезда выходить и домой когда возвращаюсь тоже боюсь, что встречу его. Вот я и хочу, чтобы ты сказал ему, что я теперь с тобой встречаюсь.
— Ну давай, — согласился Друид. — Только не слишком я старый, чтобы говорить, что ты моя девушка.
— Ты чего? Какой ты старый? И тот урод, кстати, тоже такой же как и ты, ему немного больше тридцати.
— А мне уже намного больше тридцати.
— Подумаешь, — махнула рукой Оля. — Три года больше, три меньше, какая разница? Зойка, моя подруга, она вообще встречается с мужчиной, ему уже сорок восемь. И ничего.
— А родители ее?
— Ой, да он такие подарки ей дарит, что мать ее наоборот рада, что она с ним встречается. А отец Зойкин ушел от ее матери уже лет пять назад. Да и он бы, что, против, думаешь, был бы?
— Договорились, — подтвердил Друид, что согласен на Олины условия. — Только у меня, возможно, будет еще одна просьба к тебе.
    Друид подумал, что если Оля действительно видела что-то на что стоит обратить внимание, то лучше, если с ней поработают Кицу и Шаман.
— Согласна, — не зная даже о чем речь, согласилась Оля.
— Я хочу, чтобы ты еще кое с кем поговорила, это мои хорошие знакомые, рассказала, о чем рассказывала мне. Хотя, возможно, этого и не понадобится, но на всякий случай еще раз спрашиваю, ты согласна?
— Я уже сказала, что согласна. А они кто такие? — спросила Оля, — с которыми ты хочешь, чтобы я поговорила?
— Уже сказал, мои хорошие знакомые. Могу поручиться, что они неплохие люди. Возможно, даже понравятся тебе.
— Тогда давай так, — решила Оля. — Сейчас ты меня проводишь домой. Мне все равно ведь нужно бросить рюкзак и переодеться. Если сейчас встретим этого Колю, который достает меня, ты с ним поговоришь и скажешь, что ты мой мужчина и скажешь, чтобы он больше ко мне не приставал. А если его сейчас не встретим, то сначала съездим к тем, с кем ты хочешь, чтобы я поговорила, а потом ты меня снова проводишь и хоть немножко подождешь этого Колю.
— А если не увидим его сегодня? — спросил Друид.
— Тогда тебе придется провожать меня, пока не встретим его и не поговоришь с ним. Или сейчас скажешь, что у тебя времени нет?
— Нечего, найду, — успокоил Олю Друид. — Не отдавать же тебя какому-то бандиту.
    Оля улыбнулась.
— Конечно не отдавать, — сказала она.

6
    Джипа, на котором ездил Коля, в прошлом бандит, а теперь честный бизнесмен, во дворе не было. Оля сказала, что если нет его машины, значит и его самого нет дома. Друид подождал девушку на улице, пока она переоделась. Ее не было минут пятнадцать. Друид за это время связался в Галахом, Шаманом и Кицунэ и довольно подробно рассказал им об Оле.
    Кицу сказала, что через двадцать минут она будет на месте. Шаман тоже обещал подъехать не позже чем через полчаса. Встретиться они должны были на одной из квартир, куда приезжали, если собирались не одни, если было нужно поговорить с кем-то или даже допросить.
— Я вам не нужен, — сказал Галах, — так что я остаюсь в академии…
— Где учат, как из воздуха делать деньги, — вставил Друид.
— Здесь тоже есть кое-что интересное, — договорил Галах и добавил. — Кстати, Друид, твое замечание насчет денег, может оказаться совсем не шуткой. Возможно, именно это и есть одна из причин самоубийств. Но пока говорить об этом рано.
— Да, некоторые люди так влюбляются в деньги, что они становятся их божеством и не дают уйти в другой мир, — сообщил Шаман.
— Это касается мужчин, — сказала Кицу. — Женщины любят деньги за то, что на них можно купить много красивых вещей.
    Друид и Оля попали по дороге в «пробку», и когда подъехали к месту встречи, Кицунэ и Шаман уже ждали их.
    Оля слегка застеснялась, когда увидела Кицу и Шамана. Друид попросил ее пересказать все, что она рассказывала ему.
— По возможности, еще более подробно, — добавил он.
    Оля стала подробно рассказывать все, что она знала. Но когда дошла до того места в своем рассказе, где она не только слышала голос, но даже видела того, кто разговаривал с Пашей, стала сбиваться, путаться.
— Давайте сделаем так, Оля, — заговорил Шаман, — мы будем задавать вопросы, а вы будете отвечать, так получится проще и для вас и для нас.
— И не надо стесняться, — Кицу как бы случайно положила руку на плечо девушки. — Расслабься, не думай о том, поверим мы чему-то или нет. Просто отвечай на вопросы и не задумывайся над этим.
    Оле почувствовала теплоту руки этой девушки с восточными глазами, а еще ей показалось, она ощутила как бы легкое покалывание, зато ее напряжение, скованность исчезли, растаяли.
— Как это было, Оля, — начал задавать вопросы Шаман, — вы сначала услышала голос, а потом увидели говорившего. Или это случилось одновременно?
— Сначала услышала, — ответила Оля. — Но я не смотрела в ту сторону, откуда донесся голос. Я только удивилась, что в комнате еще кто-то есть и, когда обернулась, увидела это.
— Вы сказали «это», — продолжил спрашивать Шаман. — Значит вы не поняли, мужчина или женщина находится в комнате, кроме вас и Паши.
— Нет, это был мужчина. Я так подумала, не только потому что голос был мужской. Он и одет был как мужчина.
— Как он был одет? — спросила Кицу.
— Мне кажется, такую одежду носили лет сто назад. Хотя нет, — тут же передумала Оля. — Скорее, такое носили в тридцатые или в пятидесятые годы прошлого века. Но уверенно сказать не могу. Я ведь только в кино видела, какую одежду тогда носили.
— Опиши все же, как этот человек был одет, — попросила Кицу.
— Я куртку хорошо запомнила. Она была вельветовая, коричневая, с металлической молнией. Под курткой рубашка, она в клетку из трех цветов была, кажется, красный цвет, бледно-синий и серый, светло-серый, — уточнила Оля. — Брюки темные, точный цвет не могу сказать, широкие по всей длине. Черные ботинки на толстой подошве. Да, и еще кепка смешная, приплюснутая такая.
— Вот что значит женский взгляд, — довольным, поощряющим тоном сказал Шаман.
— Да, — согласилась Кицу с Олей, — судя по твоему описанию, это сороковые-пятидесятые годы, — предположила Кицу и спросила: — А лицо не рассмотрела?
— Не очень, — ответила Оля. — Лицо как бы и хорошо было видено, но одновременно и размыто. Я не могу объяснить. У меня хорошая зрительная память, но я бы не узнала его, если бы увидела в другой одежде. Нет, помню у него была темная щетина, это почему-то запомнилось, как будто он несколько дней не брился, только это было не так, как бывает, когда специально не бреются, чтобы была небритость, а будто он не брился по неряшливости. Почему так кажется, не знаю, просто ощущение такое. Ну, вообще, это чувствуется, когда человек специально не бреется, а когда просто, потому что некогда или еще по какой-то причине.
— Теперь один из основных вопросов, но ответить вам на него будет просто, — снова стал спрашивать Шаман. — Это было единственный раз, когда Петя общался с этим, будем называть его человеком. Так вот это было единственный раз, когда Петя с ним общался и вы в этот момент присутствовала. Или же было такое, что Петя разговаривал с ним или кем-то еще, но вы не видели и не слышали с кем он говорит. Я понятно задал вопрос?
— Да, я поняла, — кивнула Оля. — Мне кажется, только один раз такое было, когда Петя с кем-то говорил, в то время, когда я была рядом.
— То есть при вас этот призрак или человек, только один раз приходил к Пете? — решил все же уточнить Шаман.
— Да, — коротко ответила Оля.
— И еще один вопрос, — видно было, что Шаман очень заинтересовался Олиным рассказом. — Вы сказали, Оля, что ваш молодой человек никогда не видел того, кто с ним говорит. В тот раз, когда вы видели, он так же, как и в остальных случаях, не видел, с кем разговаривает?
— Нет, не видел, — ответила Оля уверенно.
— Почему вы так думаете?
— Я сказала Пете, что видела, с кем он говорит. А он, хоть и напуган был, но разозлился. У него даже что-то вроде истерики началось. Дословно я повторить не могу, конечно, всего, что он говорил, но по его словам было понятно, что сам он не видел никого, а про меня подумал, что я над ним издеваюсь, если говорю, что видела кого-то.
— У вас нет предположения, почему однажды это случилось и Петин призрак пришел к нему, когда вы там были.
    Оля, глядя в огромные, из-за толстых стекол очков, глаза Шамана, отрицательно покачала головой. Но потом она вдруг словно что-то вспомнила.
— Я же спала тогда, — сказала она даже с какой-то радостью. — Точно. Я тогда спала. Петька пошел в соседний подъезд к своему знакомому, он хотел у него денег занять, мы в клуб собирались, а я уснула в кресле. У Пети есть, то есть было, то есть оно и сейчас есть. Ну, в общем, у них дома такое большое кресло, в нем даже спать можно, если ноги под себя пождать. Я и уснула. А просунулась как раз от того, что услышала голоса.
    Но тут же настроение Оли испортилось.
— Вы наверное, теперь подумаете, что мне все приснилось, — сказала она.
— Пока мы ничего об этом не думаем, — успокоила ее Кицу. — Хотя для тебя было бы лучше, если б это действительно был сон.
— Это потому что я, может быть, медиум, а им не так уж хорошо живется? — спросила Оля.
— Это он тебе сказал? — Кицу посмотрела на Друида.
— Именно он, Сергей, — Друид как бы шутливо заговорил о себе от третьего лица, сказал он это, чтобы остальные знали, каким именем он назвался Оле.
— Отчасти он прав, — подтвердила Кицу. — Но в основном, все зависит от того, как ты к этому относишься. Но я не то хотела сказать. Если у тебя есть этот дар, общаться с другим миром, значит у тебя уже нет выбора и будущее твое определено на всю оставшуюся жизнь.
— А как это узнать, есть у меня такой дар или нет? — спросила Оля.
— Ну, уж об этот-то ты сама узнаешь, — с шутливым сарказмом успокоила ее Кицу.
— Да?
— Вообще-то, — уже серьезней продолжила Кицу, — девушки чаще всего узнают о подобном в период полового созревания. В это время всякие странности ярче всего проявляются.
— Возможно, мы узнаем об этом введя вас в состояние гипнотического сна, — сказал Шаман.
— А это не страшно?
— Нет, — улыбнулась Кицу. — И не страшно и не больно, и абсолютно безопасно.
— Нет, — все же испуганно отказалась Оля. — А вдруг я наговорю такое, что… Ну, в общем, о чем я не хотела бы говорить.
— Об этом можешь не волноваться, — успокоила ее Кицу. — Здесь никто себе не позволит даже минимально влезть в твою личную жизнь. Мы только уточним детали, которые касаются исключительного того, что слышал Петя и что видела ты. И действительно ли ты видела того, кто разговаривал с Петей или тебе это приснилось.
— А если я правда могу что-то видеть, это не значит, что со мной не все в порядке?
— Конечно нет. Это будет значить только лишь, что по каким-то причинам у тебя развито одно из чувств, которое у большинства людей, скажем так, не работает. Оно есть у всех, но у большинства отключено или не развито. Это то же самое, — продолжала Кицунэ объяснять, а заодно и успокаивать девушку, — как абсолютный слух. — Кицу сказала это, вспомнив Иру, от которой уехала чуть больше часа назад. — Ведь это очень редкий случай, когда человек, не только может на слух определить любую ноту, но даже определить, насколько она отклонена от принятой нормы. Или есть люди, которые видят в темноте, как кошки. Это же не пугает их.
— Кстати, о кошках, — заговорил Шаман. — Есть мнение, что некоторые животные, в частности кошки, видят умерших, то есть призраки. Но они же не впадают в панику, они вообще на это не обращают внимания.
— Ага, — вздохнула Оля, — это легко сказать, не обращать внимания.
— Тем более, — решил вмешаться Друид и повторить то, что уже говорил Оле чуть раньше, только немного другими словами, — ты женщина, а женщины гораздо спокойней относятся к подобным вещам, которые другие называют мистикой. Так что, если увидишь что-то когда-то еще, вспомни, что ты женщина и что для тебя это нормально. К тому же женщины в большинстве своем гораздо смелее мужчин.
— Почему смелее? — спросила Оля.
— Потому что гибче в своем отношении к окружающему, — объяснил Друид, сказав только половину того, что думал по этому поводу.
    Кицу знала эту теорию Друида, она насмешливо и одновременно с шутливым вызовом взглянула на него. Тот отвернулся, словно не заметил взгляда Кицунэ.
— Действительно, мужики трусливей, — сказала Кицу.
— Просто связываться с тобой себе дороже, — словно он не к Кицу обращался, проговорил Друид. — Кто знает, какие там ты новые заклиная выучила. Возьмешь и превратишь еще в осла.
— Зачем терять время и из подобного делать подобное? — как бы слегка удивилась Кицунэ.
    Кицу и Друид подшучивали друг над другом и делали они это не просто так, им нужно было отвлечь Олю, чтобы она еще больше расслабилась и тогда Шаману легче будет работать с ней.
— А вы что? — с гораздо большим интересом посмотрела на Кицунэ Оля, — можете, ну, всякие такие вещи делать?
— Ты имеешь в виду, колдовать, ворожить и тому подобное? — уточнил вопрос Оли Друид и подтвердил. — Она это может.
— А что именно? — заинтересовалась Оля.
— Ну, — задумалась Кицу. — Могу на метле полетать. Если хочешь тебя прокачу.
    Кицунэ посмотрела по сторонам и расстроилась.
— Черт, — проговорила она. — Я ее дома забыла. Придется в следующий раз.
    Оля рассмеялась.
— Ну что ж, продолжим, — предложил Шаман и обратился к Оле. — Этот гость вашего жениха, Пети…
— Он мне не жених, — сразу стала серьезней Оля.
— Извините, просто как-то не хотелось говорить слово "бывший".
— И бывшим женихом он мне не был. Просто мы встречались с ним и все.
— Хорошо. Этот гость молодого человека, с которым вы встречались. Он понял, что вы его видите и слышите?
— Кажется да, — подумав, ответила Оля.
— И что было. Как он повел себя?
— Просто исчез.
— Он появился в вашем присутствии, но когда вы спали, — Шаман задумался, как лучше сформулировать вопрос. — Это его появление, скажем так, при постороннем, ведь вы для него были посторонним и даже лишним человеком. Так вот, возможно ли, что его появление оказалось непреднамеренным, было ошибкой, оплошностью и он не видел вас, не знал, что вы находитесь в комнате именно из-за того, что вы спите. Или же он, скажем так, надеялся, что вы не проснетесь?
— Ну, знаешь, — вмешалась Кицу, — ты задал вопрос, на который едва ли можно ответить.
— Извини, — не согласился Шаман. — На этот вопрос нельзя ответить точно. Но я спрашиваю об ощущениях, об интуитивном чувстве.
— Ну, если по моим ощущениям, — вспоминая, заговорила Оля. — Мне кажется, он не зал, что я в комнате. Было похоже, он считал, что Паша один дома.
— А вот это уже очень интересно, — обрадовался Шаман. — Ладно, к этому вернемся чуть позже. Теперь сам разговор. Попытайтесь вспомнить дословно, что именно каждый из них говорил. Потом мы сравним эти ответы с тем, что запомнило ваше подсознание.
— То есть под гипнозом?
— Именно. — подтвердил Шаман.

7
    Друид не смог отвезти Олю домой, он срочно понадобились Галахаду. Появился новый самоубийца. Но этот, в отличии от предыдущих, решил, что не только ему нет смысла оставаться на этом свете.
    Самоубийца и убийца в одном лице стрелял в нескольких человек из обреза сделанного из охотничьего ружья. Двоих ранил, но не тех кого хотел. Впрочем, ранениями это едва ли можно было назвать — по несколько дробинок застряли у них под кожей. Получилось так, потому что оба эти человека находились довольно далеко от стрелявшего.
    К моменту, когда позвонил Галах и срочно вызвал Друида, самоубийца закрылся в одном из помещений академии. С ним было три девушки, заложницы.
    Но не эти девушки нужны были человеку решившему покончить со своей жизнью и жизнью кого-то еще. Ему было не безразлично, кто именно должен вместе с ним уйти из жизни, и самоубийца требовал в обмен на всех троих заложниц только одного нужного ему человека.
    Галахад хотел до приезда спецназа взять его.
    В задачи спецназа, точнее группы специализирующейся на борьбе с терроризмом, а в частности на освобождении заложников, не входит даже попытка взять террориста живьем, и правильно.
    Но этот человек, захвативший заложников — по сути мальчишка, ему только что исполнилось двадцать лет — нужен был Галаху живым. А вот взять его живым, так чтобы никто не пострадал при этом, казалось почти  невозможным. Помещение, где закрылся с заложницами самоубийца-террорист (именно самоубийца-террорист, а не террорист-смертник, потому что главным для него было все же покончить с собой), так вот, помещение оказалось небольшой подсобной комнатушкой без окон, с одной дверью. Дверь металлическая, прочная. Тем более, кто-то сказал, что у паренька кроме обреза есть еще и граната. И Галах знал, что лучше Друида едва ли кто сможет справиться с подобной задачей.
    Чтобы потянуть время Галах вел с ним переговоры. Впрочем, он не только тянул время, Галах уже пытался выяснял причины, почему парень решил покончить с собой и почему заодно собирается убить и еще кого-то. Но пока что он смог понять только две вещи: никакого зла, неприязни к тому, кого он хочет убить за компанию, у парня не было, и второе — несмотря на это самоубийца настроен серьезно и сам жив еще только потому, что ему очень хочется отправить на тот свет кроме себя еще одного человека.
    Оля, естественно, не знала причины, по которой Друид не сможет ее проводить. Она расстроилась, хоть Друид ей и сказал, что Рита, так назвала себя Оле Кицунэ, не хуже его сможет поговорить с не дававшим ей спокойно жить бывшим бандитом, а теперь очень честным бизнесменом.
— Ты готов, — обернувшись к креслу Шамана, спросил Друид.
    Но Шамана уже не было на его месте, он открыл дверь и собирался выйти.
— Уже две минуты как готов, и уже две минуты, как мы должны были выехать, — отозвался Шаман и дверь за ним захлопнулась.
— Извини, что не смогу тебя проводить, как обещал, — еще раз извинился Друид.
    Оля согласно кивнула. Друид быстро пошел к выходу. Девушка смотрела ему вслед и по ее лицу было видно, что она расстроена.
— Он тебе позвонит, — улыбнулась Кицунэ. — Я прослежу за этим.
    Когда Друид забрался в машину, Шаман уже устроился на пассажирском сиденье, добраться до места нужно было как можно быстрее, а Друид, Шаман, естественно, знал это, водит машину не хуже профессионального гонщика.
    По дороге Шаман заговорил об одной детали, которая казалась ему интересной, потому что объединяла всех самоубийц, чья попытка была неудачной.
— А вам всем не кажется странным, — спросил он Друида, — что почти половина самоубийц остались живы?
— Странного тут не много, — ответил Друид, проскакивая между двумя машинами в нескольких сантиметрах от их боковых зеркал. — Объяснить это несложно. Те кто не вешался и не прыгал с балкона, а применял способ, когда смерть наступает не мгновенно — глотал снотворное или резал вены, эти почти сразу после попытки суицида, сами звонили в «скорую». Подобное поведение свойственно самоубийцам. Таким не хочется на самом деле умереть, они поступают так от жалось к себе. Сначала такому человеку жалко себя, например потому, что его бросила женщина, ну, или наоборот, но как только вены порезаны или снотворное выпито, им тут же становился жалко, что они умрут, а еще больше страшно.
— Да, — согласился вначале Шаман, — такое поведение самоубийц не редкость, но и не правило. Но в ситуации, которая сложилась сейчас, подобным образом — вызывали скорую — поступали практически все, кто выбирал более легкий, но и более долгий способ умереть.
— Возможно поэтому они и выбирали такой способ, чтобы успеть, в случае чего, одуматься, переменить свое решение. Хотя до того, как выпить упаковку снотворного, едва ли признавались себе, что не хотят умирать.
— Вот именно, — кивнул Шаман. — И это главный вопрос, почему одни настроены решительно, а другие, как бы сомневаются.
— Если учесть то, что мы услышали сегодня от Оли, — Друид включил сирену и выскочил на встречную полосу, обогнал машину не уступавшею ему дорогу, хоть у него на крыше и стоял проблесковый маячок, потом продолжил. — Так вот, учитывая рассказанное Олей, получается, что кого-то наш призрак, если он действительно существует, обрабатывал не так активно, как других, которые выбрали способ более эффективный и надежный.
— Если мы возьмем нашего террориста живым, — решил Шаман, — то, учитывая его истеричное состояние, мы сможем вытянуть из него гораздо больше, чем из всех остальных вместе взятых.
— Я так не думаю, — не согласился Друид. — Он наверняка и сам не понимает толком, зачем это делает.
— Возможно, а возможно и нет, — и согласился и не согласился Шаман.
    Когда Друид и Шаман добрались до места, автобус спецназа уже стоял во дворе. Галах разговаривал по телефону. Когда Друид и Шаман подошли к нему, он передал трубку командиру отряда спецназа. Тот послушал указания начальства и вернул телефон Галаху.
— Хорошо. Раз вы руководите операций, вам и отвечать, — сказал спецназовец, но тон его было не очень довольным.
    Друиду и Шаману было понятно, Галах договорился, что руководить операцией по освобождению заложников будет он.
— Нужно поторопиться, — быстро заговорил Галах, обращаясь к Шаману и Друиду. — Парень в истерике, может покончить с собой и с девушками в любую минуту.
— Принимая во внимание, что реальность для него вещь относительная, то правильнее будет сказать, что не в любую минуту, а в любую секунду, — уточнил Шаман.
— Я всегда подозревал, что ты родственник Эйнштейна, — Друид сказал это и не дожидаясь, что ответит Шаман, обратился к командиру спецназа. — Где родители этого террориста?
— Они живут под Москвой. Уже едут сюда. Скоро будут.
— Это плохо, что скоро, — проговорил Друид. — Если появятся, не пускайте их даже в здание. Твои ребята там сейчас есть?
— Трое, — ответил тот.
— Проводи меня, — попросил Друид.
    Они дошли до нужно коридора. В длину он был метров десять и около двух в ширину. Металлическая дверь, за которой укрылся самоубийца с заложницами, была прочная. По внешнему виду замка Друид определил, что его конструкция такая, что взрывчатка мало чем поможет — запоры на двери были не только с противоположенной стороны от мощных петель, но и вверху и внизу двери, входили в притолоку и в пол. Так что проще взорвать всю стену, чем саму дверь.
    Один из троих спецназовцев, стоящих у двери, пытался договориться с закрывшимся парнем. Но тот словно ничего не слышал, его глухой голос повторял из-за двери одно и тоже, точнее требовал, чтобы к нему привели нужного ему человека, на него он обменяет трех девушек. Еще улавливался женский плач.
    Друид обратился к мужчине, который пытался договориться с захватившим заложниц парнем. Он, в отличие от других был без черной маски и пуленепробиваемого шлема.
— Скажи, что сейчас приведут того, кто ему нужен, — попросил Друид.
    Спецназовец посмотрел на своего командира.
— Делай, что он говорит, — приказал тот.
    Друид увидел все, что ему было нужно. Он повернулся и быстро пошел обратно.
— Где человек, на которого он собирается обменять девушек? — заговорил Друид, еще не успев подойти к Галаху.
    Сейчас уже он, Друид стал действительным руководителем операции. Так было всегда. Если ситуация вынуждала применять силовые методы, начинал распоряжаться Друид. Галахад и сам имевший большой опыт, когда приходилось действовать силой, давно признал, что сравнится в этом с Друидом не смог бы не только он сам, но Галах не знал ни одного человека, который хотя бы отчасти имел те же способности, что и Друид. О Друиде можно было сказать, что он родился воином, но воином не простым. Как когда-то, в средние века хороший полководец должен был быть и хорошим солдатом, так и Друид, кроме того, что он был исключительный по своим способностям солдат, одновременно был и полководцем, который совмещая интуицию и логику всегда находил самый лучший вариант, составлял лучший план проведения операции. Впрочем сейчас, насколько мог судить Галах, план у Друида будет самый простой, а точнее, Друиду придется положится только на свои качества воина.
    Галах указал взглядом на испуганного паренька, стоявшего в окружении нескольких человек. Среди этих людей были и его родители. Они только что приехали. Судя по всему, собирались сейчас же его увозить.
— То, что его родители здесь, это паршиво, — проговорил Друид.
— Это в тебе говорит пессимист. Будь оптимистом и думай о том, что дальше будет еще хуже, — посоветовал Шаман.
— Галах, — разглядывая издалека паренька, обратился к Друид к Галахаду, — эта потенциальная жертва террориста будет нужна нам. Как его зовут?
— Геннадий. Фамилия Илагин. Самого террориста зовут Алексей. Они на разных курсах и практически не знакомы.
— Тогда есть небольшая догадка, но сейчас это неважно, — поговорил Друид и обратился к Шаману, — Ты должен убедить родителей Геннадия отпустить его, не держать около себя. Сделать это нужно быстро, он мне понадобится через две-три минуты. И нельзя позволить им устроить истерику и бросаться вслед за ним, когда его станут уводить. Еще мне нужны двое ребят из спецназа и план помещения, где находятся самоубийца и заложницы.
    Галах молча протянул Друиду листок бумаги, где был нарисован прямоугольник, обозначавший комнату. У одной из длинных сторон прямоугольника была пометка «5 м», у короткой «4 м», понятно, что это были размеры комнаты четыре на пять метров.
— А что внутри? — спросил Друид.
— Ничего, — ответил Галах. — Пусто. Несколько дней назад эту комнату расчистили, собирались использовать как склад под краску и разные предметы для ремонта помещений.
— Это плохо, что она совсем пустая, — пожалел Друид. — Ладно, что имеем, то и есть.  А вентиляция?
— Там такая вентиляция, что в нее разве что крыса пролезет, — ответил вместо Галаха командир спецназа. — Но если ты хотел сказать об использовании газа, то это не пройдет. Сильнодействующий нельзя, дверь слишком мощная и если использовать резак, то можем не успеть и они все четверо концы отдадут. А взрывать стену в таком маленьком помещении, сам понимаешь. К тому стены толстые выложены в полтора кирпича. А от кирпича осколков больше чем от гранаты. Если же использовать щадящий газ…
— Ясно, — кивнул Друид. — Он успеет взорвать гранату. Ладно. Ну, где там приговоренный?
    Шаману удалось оторвать родителей от Гены. Судя по-всему, не обошлось без небольшого гипнотического внушения. Сейчас мать и отец Гены сидели на стульях и безвольно наблюдали, как двое спецназовцев уводит от них сына. Шаман сидел рядом с родителями, напротив них и что-то говорил и говорил им негромко.
    Двое парней из спецназа подошли к Друиду вместе с Геной. Парнишка от страха едва передвигал ноги.
— Пошли, — сказал Друид и снова стал подниматься по лестнице, ведущей в здание.
    Двое в черных масках, придерживая Гену под руки, направились вслед за ним.
    У стальной двери, за которой прятался террорист Леша, Друид стал объяснять всем, что они должны делать. Впрочем, действия всех были до предела просты.
— Вы, — сказал он троим, которые все еще стояли около двери и один из которых еще пытался договориться с Алексеем, а точнее, отвлечь его разговорами, — уходите за угол коридора.
    Все трое молча ушли.
— Вы, — обратился Друид к двоим, которые поддерживали Гену, — как только откроется дверь, тащите этого, — Друид указал на Гену, — на руках к родителям, а то сам он передвигается не лучше плюшевого медведя. Запал гранаты срабатывает через три с половиной -четыре секунды, вполне возможно, что он уже выдернул кольцо. Значит, считая по минимуму, секунда на то, чтобы он открыл дверь и секунда до того, как он увидит меня, и того пять с половиной секунд. Значит, вас вместе с этим Геной, — Друид кивнул на дрожавшего парнишку, — не должно быть в коридоре не позже чем через пять секунд. Время больше, чем достаточно.
    И уже обращаясь к самоубийце за стальной дверью, Друид заговорил громко.
— Алексей, — позвал он.
— Я сказал, никаких разговоров, пока не увижу Илагина, — послышался истеричный голос из-за двери.
— Тогда получай его и отдавай девушек, — сказал Друид.
— Он здесь? Его привели? — В голосе Алексея послышалось еще больше нервозности. — Пусть сам скажет, что он здесь.
— Он сейчас напротив двери, — тихо проговорил один из спецназовцев. — У нас бронебойные патроны. Спокойно прошивают тяжелый бронежилет. Такую дверь тоже пробьют. Может дать очередь?
    Друид отрицательно покачал головой.
— Его нужно взять живым, это во-первых, и не забывай, что у него граната. Если только ранишь, он взорвет ее. Помещение пять метров на четыре и пустое, если у него что-то вроде «эф-один», от девчонок мало что останется.
    Друид посмотрел на Гену.
— Скажи ему, что ты здесь.
— Не отдавайте меня. Он меня убьет, — пробормотал Гена.
— Никто никому тебя не отдаст. Вернем тебя твоим родителям. Поговори с ним, — Друид кивнул на стальную дверь.
— Я здесь, — прошептал Гена.
— Громче, — приказал Друид.
— Я здесь, — попытался прокричать Гена, но сразу поперхнулся и закашлялся.
— Это не его голос, — не поверил Алексей.
— Давай, скажи ему что это ты, — негромко, но жестко приказал Друид Гене.
— Здесь я, здесь, — на этот раз закричал что было сил Гена. — Чего тебе еще надо? Это я. Это я, ты, идиот психованный. Это я здесь. Я.
— Теперь услышал? Узнал? — спросил Друид Алексея.
— Узнал. Теперь слушайте меня и будет все только как я скажу. — Голос Алексея дрожал и срывался не меньше чем у стоящего рядом Гены. — Я не отпущу этих троих, пока не увижу Илагина. И еще слушайте. Если войдет не он, я взорву гранату. Я уже выдернул кольцо. Вы слышите?
— Слышим, — подтвердил Друид, что он все хорошо понял. — Можешь не волноваться, какой идиот станет входить вместо него.
— Все равно, на всякий случай, объясняю. Я отойду к стене, буду стоять рядом с девчонками, так что, если что, я сразу брошу гранату на пол. Поняли?
— Поняли, — ответил Друид. — Дальше что?
— Я сейчас открою замок, — продолжил Леша. — Здесь есть еще задвижка. Я привязал к ней веревку. Я дерну за веревку и задвижка откроется.
— Ясно, — пробормотал Друид. — Дернет за веревочку, дверца и откроется. Вот какому идиоту пришло в голову еще и задвижку ставить с внутренней стороны.
— Тогда пусть входит. Если будет не Генка, бросаю гранату, — закончил объяснения Леша.
— Ты это уже говорил, — еще раз подтвердил Друид, что все хорошо понимает.
   Судя по тому, что Алексей позволял, можно сказать, любому войти в комнату, было понятно, он не собирается оставаться в живых, и второе — нервы его на пределе и он уже поскорее хочет все закончить, то есть, умереть, пусть даже без Гены.
    Друид уловил за дверью быстрые, удаляющиеся шаги, снова плачущие женские голоса.
    Послышался лязг металла.
— Пусть заходит, — уже издалека раздался голос Алексея.
    Друид показал рукой, чтобы Геннадия убирали из коридора.
    Двое мужчин подхватив парнишку под руки и, приподняв над полом, побежали с ним за угол.
    Друид схватился за ручку и с силой дернул на себя, полностью распахивая дверь. Он резко прыгнул вперед, в помещение, где полусумасшедший самоубийца сжимал в руке гранату с уже выдернутой чекой. В другой руке он держал обрез, направленный на дверь.
    Все это Друид успел увидеть, когда, прыгнув в комнату, падал на пол и катился по нему. Тело Друида само собой делало все, чтобы защитить себя и одновременно спасти еще четверых человек находившихся в этой комнате. Друид и сам не мог объяснить, как это у него получается. Как получатся, что он предчувствует, почти видит движение противника на какое-то мгновенье раньше, чем это движение началось.
    Прокатившись по полу, Друид с силой оттолкнулся, прыгнул в сторону. Он владел своим телом как кошка и каждое его движение было как бы продолжением, развитием предыдущего. Это было похоже на гимнастические упражнения, но все было гораздо жестче, короче, без фиксирующих акцентов. Уже в воздухе Друид развернулся, и едва коснувшись ногами пола снова оказался в воздухе.
    Продолжалось это мгновенья. Друид увидел, как полетела вниз граната, когда Алексей выпустил ее из руки, разжав пальцы.
    О том, чтобы выстрелить по вскочившему в комнату человеку, у Алексея не было даже мысли, растерявшись, он не успел об этом подумать. Но даже будь он человеком опытным, у которого рефлексы доведены до автоматизма, то и в этом случае он бы едва ли смог выстелить прицельно. Это было бы так же невозможно, как попасть в порхающую бабочку.
    Граната не успела коснуться пола. Друид поймал ее на лету, ощутил округлый ребристый металл. Нагретый рукой самоубийцы, он был теплым, и влажным от пота. Другой рукой Друид схватил короткий ствол обреза и ударом ноги отшвырнуть Алексея в угол комнаты. Гранату, в которой уже сработал взрывной механизм отсчитывавший секунды до взрыва, не оборачиваясь, чтобы увидеть дверь, Друид швырнул за спину. Все это было проделано практически одновременно.
    Точно через дверной проем граната вылетела в коридор, ударилась о стену. Но звука упавшего на паркет металла уже не было, граната взорвалась не успев коснуться пола. От грохота у всех, кто находился поблизости, заложило уши…
    Шаман с интересом рассматривал двуствольный обрез.
— Надо же, — сказал он с сожалением, — какое ружье испортил. Коллекционное. Такое и принцу английскому не стыдно подарить.
— Но обрез-то остался, — проговорил Друид. — Подари его английской королеве.

8
    Кицунэ заглушила двигатель.
— Его машины еще нет, — сказала Оля. — Он ее всегда вон там ставит, — показала она, — под своими окнами. И всегда ругается и угрожает, если на это место кто-то другой поставит машину, как будто он купил это место.
    Кицу почувствовала в ее голосе облегчение. Было понятно, Оля не очень рассчитывает на помощь сидящей рядом с ней девушки. Но высадить Олю, развернутся и уехать обратно, Кицунэ не собиралась, не для того она сюда ехала, чтобы только отвезти Олю домой.
— Придется подождать твоего застенчивого влюбленного, — Кицу улыбнулась, чтобы немного подбодрить Олю.
— Ага, застенчивый, — вздохнула Оля. — Как только вижу его, не знаю, в какую сторону от его скромности убежать.
— Родители ничего не знают? — спросила Кицу.
— Еще не хватало их впутывать. Я наоборот боюсь, что этот придурочный Коля начнет меня шантажировать ими.
— В смысле? — не поняла Кицу. — Как он может тебя родителями шантажировать?
— Ну, скажет, что навредит как-нибудь отцу или еще что-то такое. Он способен на такие подлости, он такой. Хорошо хоть родители больше за границей живут. И друзья его, — продолжила Оля о своем поклоннике, — мало ли, что они теперь бизнесменами себя называют, а какие были бандиты, такими и остались. А еще он хвастался, что один его друг стал депутатом.
— Ничего, не президентом же, — успокоила Кицу Олю.
— Ты правда не боишься? — и вопросительно и с надеждой посмотрела Оля на Кицунэ.
— Если твои родители больше живут за границе, почему ты не с ними? — спросил Кицу, не ответив на Олин вопрос.
— Ну, они же не постоянно там живут. Просто отец там работает, во Франции. Он преподает русский язык и русскую литературу в университете. Мама вместе с ним живет. Вообще-то, она переводчицей там работает. Но так, не постоянно. Как она сама выражается, у нее постоянно-временная работа.
— Так ты что, одна живешь? — удивилась Кицу.
— Нет, с бабулей. Родители хотели меня увезти с собой, я тогда в седьмом классе училась, когда отцу предложили профессорскую должность в Лилльском университете. Кстати, один из лучших университетов, во Франции, он третье место занимает. А всего там государственных университетов около семидесяти. Но я отказалась. Я школу хочу здесь закончить. Да и бабуля не хотела меня отпускать. А уже дальше, наверное, туда поеду учиться. Хотя я еще не решила. Я…
    Оля не договорила. Во двор въехал джип "Ниссан". Кицу увидела, как Оля вся напряглась, вглядываясь в подъехавшую машину.
— Он? — спросила Кицунэ.
    Оля кивнула.
— Сиди здесь. Если будешь нужна, я позову. — Кицу улыбнулась и открыла дверцу машины.
    Коля сразу догадался, что девушка, которая только что вышла из спортивной "Тойоты", направляется к нему. Это понятно было уже по тому, что она внимательно и откровенно рассматривала его, пока шла через двор.
    Коля был почти на голову выше Кицунэ. Лицо круглое, толстощекое, с толстыми губами. Маленькие глаза смотрели бесцеремонно и нагло, как это бывает у самодовольных глупых людей.
    Кицунэ остановилась в двух шагах от Коли.
— Там в машине сидит моя хорошая знакомая, — без предисловий начала Кицу. — Я хотела кое-что прояснить для вас по поводу вашего к ней отношения и ее к вам. Дело в том, что я сама, как женщина прекрасно знаю, как неприятна ситуация, когда человек, который тебе безразличен, начинает доставать своими ухаживаниями, если только вашу навязчивость можно назвать этим словом. Так вот, из безразличия постепенно отношение к такому человеку превращается в отвращение. Неужели вам приятно, что девушка будет испытывать к вам отвращение?
    Во время всей, довольно длинной речи Кицунэ, Коля стоял и смотрел на нее сначала не понимая ничего. Поэтому он только молчал и хлопал глазками. Но постепенно до него кое-что стало доходить.
— Я чё-та не понял, — заговорил он наконец и глаза его прищурились, — про что ты тут базаришь. Ты чё, ты про Ольку что ли?
— Да, я именно о ней сейчас говорила. И у меня большая просьба. Ты наверное понял какая. Оставь девушку в покое.
— Слушай ты, подруга, у тебя чё, климакс, что ли или ты ширнулась не по-детски. Ты хоть знаешь, овца, с кем ты базаришь щас. Я тебе нос щас оторву и палку вместо него вставлю и будишь, бля, как Мальвина-Буратина бегать.
    Коля сделал полшага к Кицу и его руку потянулась к ней. Видимо, он собрался продемонстрировать часть своих угроз.
    Кицу поняла, разговаривать с таким человеком бесполезно. На таких как этот Коля доводы не действуют, они гораздо лучше все воспринимают через страх и физическую боль.
    Коля не успел дотронутся до Кицунэ. Она мгновенно, как жалит змея, вскинула руку и перехватила Колину кисть. Физически Коля был намного сильнее Кицу, но все было сделано так быстро и профессионально, что его реакции не хватило даже для слабого сопротивления. Колина рука словно сама вывернулась, а вслед за ней и все тело, оказавшись к девушке боком. Теперь другой рукой он не мог дотянуться до Кицунэ. А ее большой палец с силой надавил с наружной стороны на кисть повыше безымянного и указательного пальцев.
— Я очень не люблю, когда меня трогают без моего согласия и разрешения, — сообщила Кицунэ Коле о своих привычках и вкусах.
— Ты, сука, отпусти, — сдерживая болезненное мычание с трудом проговорил Коля.
— И оскорбляешь меня ты напрасно, — голос Кицу стал жестче. — Этого я не прощаю никому.
    Кицу схватила кисть другой рукой, еще больше выворачивая Колину руку и нажала на его пальцы, выгибая кисть наружу, к локтю. Коля замычал, чтобы не упасть на колени, ухватился свободной рукой за дверцу своей машины.
— Не вздумай еще раз обругать меня, — продолжила Кицу навязывать свои условия разговора. — Чтобы ты кое-что понял, объясню. Я знаю около десятка способов, как убить человека голыми руками. Но делать этого я не стану, хотя могла бы. Но наверняка сделаю другое, если сейчас даже случайно у тебя еще раз вырвется оскорбление в мой адрес или адрес Оли, я сломаю тебе палец. Или сделаю так, что ты останешься без глаза, тебе вставят стеклянный, но это плохая замена настоящему. Хорошо понял, что я сказала?
    Колино мычание было знаком, что он слышал и понял слова девушки.
— А теперь давай сядем в твою машину, — предложила Кицу, хотя больше это было похоже на приказ. — Чтобы любопытные соседи не наблюдали, как мы будем обсуждать основные условия нашего договора. Залезай.
    Кицу кивнула на открытую дверцу машины.
    Коля с тем же болезненным мычанием стал забираться на заднее сиденье своей машины. Потом он пересел чуть дальше, освобождая место для Кицунэ.
    Кицу забралась в машину и захлопнула дверцу. Она отпустила Колину руку. Здоровой рукой Коля схватился за пострадавшую, стал массировать ее. А Кицу уже достала из наплечной кобуры, висевшей под легкой курткой, пистолет и прижала его к боку Коли чуть ниже ребер. Щелкнула предохранителем, поставив его в боевое положение.
— Ты чего? — услышав металлический щелчок, испуганно заговорил Коля, забыв даже о больной руке. — Ты чего, дура что ли? Убери.
— На этот раз дуру я тебе прощу, я понимаю, ты от страха. Но больше не надо, даже если очень сильно испугаешься, говорить что-то подобное в мой адрес. Ты, может, не знаешь, но я тебе скажу по секрету: женщины бывают до удивления безжалостны, если женщину разозлить, то очень редкий мужчина сравниться в жестокости с женщиной. Ты ведь не будешь меня злить?
— Ладно, хорош, — по прежнему испуганно стал просить Коля. — Убери ствол.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Какой вопрос?
— Ты не будешь меня злить? — повторила Кицу.
— Да ладно, завязывай, ну правда.
— Все еще не ответил, — настаивала Кицу, она надавила стволом пистолета Коле под ребро.
— Не буду я тебя злить. Не буду.
— Хорошо, — Кицунэ улыбнулась Коле. — Люблю понятливых мужчин. Поэтому продолжим. С Олей тебе с сегодняшнего дня запрещено не только разговаривать, но и походить к ней близко. И учти, даже если она случайно споткнется и набьет себе на лбу шишку, я посчитаю виноватым тебя, и тогда уже я с тобой разговаривать, как сейчас не стану. Кстати, мне пришла неплохая мысль. Может мне попросить кого-то из свих знакомых позвонить Макару или Вадику, для которых ты всегда был шестеркой, чтобы они поговорили с тобой? Хочешь? Думаю, правда, ни одному из них не понравится, что из-за тебя их заставят сделать лишни движения.
— Не, — испуганно стал отказываться Коля. — Ну чё я, вообще что ли бык какой или беспредел на мне. Я в делах, в понятиях.
— Хорошо, значит договорились насчет Оли?
— Да а чего. Да нахер она мне сдалась. Я в упор ее знать не буду.
— Но если увидишь, что кто-то ее обижает, — решила Кицу позволить Коле при случае отличиться, — тебе разрешается заступиться за нее. Но опять же, сделал молча доброе дело и молча ушел.
— Понятно, — уже чуть успокоившись закивал Коля. — А чё мне с ней говорить-то? Мне вообще даже и не нужно говорить с ней.
— Ты оказывается гораздо понятливее, чем я о тебе подумала в первую минуту. Старайся всегда быть таким. А сейчас иди и извинись перед девушкой.
— Перед Олькой?
— Перед Олей.
— А чего сказать-то?
— Коля, ты меня разочаровываешь. Впрочем, ладно. Подойди и скажи: Оля, извините меня, я был неправ, с сегодняшнего дня я не буду надоедать вам и навязывать свое общество. И все, можешь уходить. А можешь на прощанье еще раз сказать: извините, и тогда уходить.
    Коля поднял глаза кверху и зашевелил губами.
— Да не обязательно слово в слово. Можно своими словами.
— Угу, — кивнул Коля и выпрыгнул из машины.
    Он направился к "Тойоте", в которой сидела Оля. Кицунэ видела, как Оля испуганно вжалась в сиденье машины.
    Коля открыл дверцу "Тойоты" и что-то стал говорить. Кицунэ тоже вышла из Колиной машины и направилась к ним.
    Коля уже все сказал и возвращался, когда они с Кицу проходили мимо друг друга.
— Все в порядке? — спросила Кицунэ. — Она тебя простила?
— Не знаю, я не спросил, — растерялся Коля.
— Ну ничего. Я поговорю с ней и она не будет больше на тебя обижаться, — пообещала Кицу.
    Когда она забралась на сиденье своей Тойоты и захлопнула дверцу, Оля смотрела на нее влюбленными глазами.
— Ну вот,  — сказала Кицу, — можешь не бояться, теперь он не станет надоедать тебе.
— Ты такая сильная, — чуть ли не с восторгом в голосе проговорила Оля, — А этого даже не подумаешь. С виду ты кажешься ни сколько не сильней меня.
— Ну нет, — не согласилась Кицу, — нельзя сказать, что я слишком сильная, любая женщина-штангист сильнее.
    Оля засмеялась. Ей понравилось шутливое сравнение Кицу с женщиной-штангистом, да и вообще, она сейчас испытывала легкую эйфорию.
— Хотя, — продолжила Кицу, — Не сказать, чтобы я была слабой. Меня чуть не с пяти лет мучили двумя вещами. Мама заставляла играть на фортепьяно, поэтому у меня довольно сильные кисти. А отец занимался со мной восточными единоборствами. Он изучил несколько школ и научил меня всему, что знал сам.
— Счастливая.
— Не знаю. Как-то не задумывалась, счастливая я или нет, — призналась Кицу. — Хотя я сама каждую свободную минуту лезла под кровать. У меня там был чуть ли не целый городок. Там жили у меня куклы и общаться с ними было для меня самым любимым занятием. Да и сейчас, наверное, тоже я с удовольствием поиграла бы в куклы.
— Шутишь? — не поверила Оля.
— Нисколько.
— Знаешь что, давай зайдем ко мне, — предложила Оля.
— В куклы поиграть? — засмеялась Кицу.
— Я не все вам рассказала. — Оля стала серьезной. — Только не подумай, что потому что не хотела. Это другое.
— Другое, что именно? — уже заинтересовалась Кицу.
— Ну, — Оля как бы решалась. — Я боялась. Вы могли бы не поверить. Могли вообще подумать, что я какая-то ненормальная.
— Кажется я догадалась, о чем ты хочешь сказать. — Кицу внимательно посмотрела на Олю.
— О чем? — решила прежде выяснить Оля.
— Тогда, у Паши ты не в первый раз видела призрак.
— Как ты догадалась? — тихо спросила Оля.
— Когда человек в первый раз видит такое, он должен испытать сильный страх, даже потрясение. А по тому, как ты рассказала все, чувствовалось, что ничего подобного не было.
— Да это был не первый раз. А первый раз я так испугалась… Это было года три назад. Мне тогда четырнадцать было. Думала умру от страха или с ума сойду. Хотела даже к врачу пойти, но тоже испугалась, подумала, вдруг в психушку положат, или вообще, кто-то из ребят узнает, тогда вообще… Ты обижаешься?
— Да о чем ты? — как бы удивилась Кицу. — За что мне обижаться.
— Тогда зайдешь? — снова предложила Оля. — Я кофе приготовлю. Да и вообще, ты, наверное, голодная. Потому что даже я уже есть хочу. Ну, я тебе и расскажу все.
— От кофе я редко отказываюсь, — призналась Кицунэ.

9
    Шаман резко, но одновременно и мягко ударил по клавише. На мониторе компьютера появилась карта Москвы, на ней ярко выделялись четыре желтые точки.
— Четыре школы, — сказал он, — и нас четверо. Я хоть и считаю, что случайность, совпадение это своего рода закономерность, но в данном случае могу сделать поправку на исключения. Которые, впрочем, тоже закономерность.
— Интересно, — проговорил Друид, лениво приоткрыв глаза и посмотрев сквозь ресницы на Шамана, — что думает сейчас Кицу о твоей проникновенной речи.
— Я женщина, — отозвалась Кицу, — и философия, меня не интересует.
— Есть какие-то предложения, кроме того, которое уже было высказано? — спросил Галах и добавил: — Не обязательно с философским уклоном.
— Если без философского уклона, то таких нет, — за всех ответил Друид.
— В таком случае, распределим кто какую школу возьмет на себя. И на этом, данный вопрос будем считать исчерпанным, — сказал Шаман.
— Пока что я так не считаю, — на этот раз Галах не согласился со своими товарищами так же легко, как в большинстве случаев. — Мне, все таки, не кажется хорошей мыслью, что мы, пусть на небольшое время, но возьмем на себя роль учителей. Думаю, работа школьных охранников вызовет меньше любопытства у школьников.
— Не согласен, — качнул головой Друид. — Кицунэ в роли охранника, тем более с ее внешностью, наоборот, вызовет нездоровый интерес среди учеников, особенно старшеклассников.
— Допустим с Кицу понятно. Она, конечно, больше подходит на роль преподавателя, чем охранника.
— Шаман также, — продолжил Друид, — если он заменит охранника, может вызвать интерес и любопытство.
— И боюсь, что ко мне также, как и к Кицу, проявится интерес нездоровый, — согласился Шаман. — Но интерес этот будет с противоположенным математическим знаком.
— Правильно, — решил дополнить свою и Шамана мысль Друид. — Лично я бы, на месте учеников, постарался бы украсть у Шамана очки, просто из любопытства. Интересно же, что он станет делать, если после этого закричать: «Пожар». А принимая во внимание, что детки в этих школах избалованны родителями и их деньгами, то шутки будут не такие безобидные.
— Хорошо, — усмехнулся Галах, — с этим тоже не спорю. Только к вам, Шаман, будет единственная просьба, не учить детей, как взломать базу данных Пентагона или ЦРУ. Но вот я сам, — уже серьезно продолжил Галахад, — и ты, Друид, учитывая, что сейчас конец года и старшие классы готовятся к экзаменам, а самые старшие к выпускным…
— Если я не ошибаюсь, — перебила Галаха Кицунэ, — Друид когда-то учился, почти четыре семестра, на филологический в МГУ. Так что дать задание школьникам написать пару сочинений и выучить несколько стихотворений не такая уж сложная для него задача. К тому же, как и мы все, он ежедневно будет консультироваться с не вовремя «заболевшим» преподавателем. Так что нам придется всего лишь озвучивать чужие наработки. Что касается тебя самого, Галах, то математика и физика, мне кажется, это то, о чем ты и сейчас скучаешь. Но главное, работа школьного охранника, это не больше, чем наблюдение со стороны. А педагог непосредственно общается с учениками, и каждая мелочь, каждое изменение в поведении, настроении какого-либо ученика мы не сможем не заметить.
— Хорошо, — не стал больше спорить Галах. — Я и хотел услышать, что никто из вас не против подставить себя под удар, на который не сможет ответить. Ведь детки в этих школах, действительно избалованны шоколадом и няньками, а в старших классах французскими духами, привезенными из Парижа, а не купленными в московском бутике. Теперь меня вот что интересует. Точнее, не что, а кто. Та девушка, которую привозил Друид. Я ее не видел, но твой рассказ, Кицу, очень интересен. На твой взгляд ее способность медиума, не фантазия, не больное воображение?
— Я уверена, в том, что она мне рассказала, не было не то что фантазии, но даже небольшого преувеличения. Наоборот, она не все рассказала, но не из скрытности, просто пока еще стесняется, боится рассказать о себе все. Конечно, у нее нет таких способностей, как у Ванги, она не может по своему желанию вызвать того или иного человека, умершего месяц назад или столетие. Но тем не менее. А что касается ее больного воображения, то женщины, как привило этим не страдают. Бывает, конечно, то, что в народе называют мнительностью, но про Олю этого не скажешь.
— Почему она не знала, что ее приятель собирается покончить с собой? — спросил Галах.
— По двум причинам. Она неопытна и иносказательное не всегда может правильно понять, истолковать. И второе, она еще побаивается того, что ей дано, в ней еще есть желание избавиться от своих способностей. Это, естественно, мешает понять суть вещей, которые она видит, слышит, чувствует.
— В таком случае, не будет ли полезным привлечь ее к работе?
— Будет, — не раздумывая согласилась Кицу. — Я предварительно уже поговорила с ней об этом. Она не против. Тем более, общение со мной, — Кицу улыбнулась, — и особенно с Друидом, делает ее гораздо уверенней, смелее.
— Ты хочешь сказать, — захлопал большими за толстыми стеклами очков глазами Шаман, — она влюбилась в Друида?
— Извините, — Друид приподнялся в кресле. — У меня предложение, давайте не будем обсуждать эту девушку в какой-то связи; со мной.
— Извини, — смутился Шаман. — Я совсем не то хотел сказать. Какая-то мысль у меня была. Но она… Куда-то она пропала.
— Если все мысли, которые ты потерял, собрать вместе, — улыбнулась Кицунэ, — то вершина Эвереста перестанет быть самой высокой точкой Земли.
— Тогда я выскажу свою мысль, она у меня еще не успела потеряться, — снова заговорил Друид. — Террорист-самоубийца Леша, говоря языком казенным, не оправдал наших ожиданий и по сути ничего не сказал, кроме одной вещи. На первый взгляд она кажется глупостью, бредом перепуганного человека. Но только на первый взгляд.
— Тогда скажи о втором взгляде, — попросила Кицунэ, — а заодно и какая именно эта самая "одна вещь"?
— Это казалось бы случайно промелькнувшая фраза, о том, что его несостоявшаяся жертва в будущем хочет стать банкиром, — сказал Друид.
— Черт, — удивленно заговорила Кицу. — Я бы тебя поцеловала, Друид, если бы мне не было лень вставать со стола. Но скажу. В твоей голове иногда появляются мысли, каким не положено появляться с голове человека с такими физическими данными и рефлексами.
— Это случайно, — скромно ответил Друид.
— А действительно, — казалось Шаман удивился, что сам не обратил внимания на такую простую вещь. — Ведь еще двое или трое молодых людей, которые покончили или хотели покончить с собой, собрались посвятить себя банковскому делу. И это только те, о ком мы знаем, что они хотят или хотели стать банкирами. А о скольких не знаем? А сколько ими станут, пока еще не задумываясь об этом?
— Кроме того, — продолжила Друид, — среди суицидно настроенных найдутся и дети банкиров. А почему бы сыну не продолжить дело отца.
— Если учесть, — дополнила Кицу, — что желание стать банкиром это не желание стать моделью или пилотом "формулы один". И тогда получается, что среди самоубийц слишком большой процент потенциальных банкиров.
— Ну что ж, — сказал Галах, — вот и тема школьного сочинения Друиду. Да и ты, Кицу, легко найдешь повод поговорить на подобную тему.
— Точно, особенно на французском хорошо получится: язык любви на службе у банкира, — подсказал тему урока для Кицунэ Друид.

10
    Через несколько дней в четырех московских школах появились новые учителя. Каждый из них пришел на время заменить внезапно «заболевшего» педагога. О действительной причине появления новых учителей знали только директора этих школ. Особо много объяснять им не пришлось, все они уже слышали о резком увеличении самоубийств среди учеников старших классов случившихся не только в их школе. Но и директора знали только то, что им сказали — временные учителя на самом деле врачи, психиатры.
    Оказалось, что проще всего поладить с учениками смогли Шаман и Галах. Шаману, можно сказать, повезло. Он заменил женщину, которую ученики не очень любили. Нелюбовь была взаимной и, скорее, именно с неприязни самой учительницы к ученикам все и начиналось. Она не переносила шуток, особенно ее раздражало, когда ученики подшучивали над ней (например письмо с объяснением в любви, посланное на ее компьютер), к тому же она была откровенной феминисткой, что объяснялось просто — в свои сорок с лишним лет она все еще оставалась девственницей. Вторая причина, почему к Шаману отнеслись доброжелательно, это то, что на первом же уроке он доказал всем, в том числе и ученикам, считавшим себя компьютерными гениями, что не так уж они и гениальны, по сравнению с ним.
    Галахаду тоже не очень сложно было поладить с ребятами. К математичке, которая «заболела» и которую заменил на время Галах, относились как чаще всего и относятся к учителям математики — ровно, с уважением, без особой любви, но и без какой-либо неприязни. Так же приняли и Галаха.
    Посложней было Друиду. Сложности, в основном, возникли из-за старшеклассниц. Внезапно появившийся довольно молодой и симпатичный учитель русского и литературы, в легком летнем костюме от Версаче (а это бросилось в глаза ученикам сразу, ведь в большинстве своем здесь были дети родителей состоятельных и толк в дорогих вещах они знали), под которым легко угадывались мышцы, какие не появятся от сидения за письменным столом. Веселая уверенность его взгляда так же производила впечатление, впрочем, даже большее, чем мышцы. Особый интерес Друид вызвал, естественно, у девушек. Так что первый же урок начался с шуток и реплик достаточно язвительных и довольно провокационных вопросов, рассчитанные как раз на то, чтобы новый учитель обратил на них, на учениц внимание. Друид отвечал так же шутливо и если не язвительно, то иронично. Все это мешало полноценно проводить уроки. Впрочем, его это особо не волновало, главное что он должен был делать, это наблюдать за психологическим состоянием учеников, не пропустить, если у кого-то из них проявиться признаки депрессивного синдрома.
    А вот Кицунэ, которая, считалось, легче, чем остальные поладит с учениками, наоборот, было сложнее всех. Друид оказался не совсем прав, когда говорил, что Кицу вызовет нездоровый интерес в роли охранника, а вот в роли учительницы, все будет нормально. Так получилось, что и учительница Кицу вызвала не менее нездоровый интерес. Друид ошибся, потому что не знал, что заменить ей придется пожилую учительницу. Так что главной виной был контраст. Молодая стройная симпатичная девушка с насмешливым взглядом, чуть раскосых восточных глаз, пришедшая на замену, доброй хорошей, знающей, но не представляющей из себя ничего как сексуальный объект учительницы, вызвала этот самый интерес, и не только у тех, кто начинал уже становиться мужчиной, девушки тоже оценивающе рассматривали новую "англичанку". По сути у Кицунэ сложилось все так же, как и у Друида, только с той разницей, что семнадцатилетние парни вели себя наглее чем девушки в отношении Друида, а ведь именно на молодых людей Кицу и должна была обращать особое внимание, девушки, как объекты наблюдения ее не интересовали.
    Случилось это на третий день. И проявилось в такой форме, что Кицунэ никак не могла ожидать подобного.
    Был последний урок. Кицунэ обратила внимание, что двое учеников, они сидели рядом, о чем-то шепчутся. Разговор их казался серьезным, если бы в глазах то одного, то другого не мелькало что-то нехорошее, даже гаденькое, когда они украдкой взглядывали на нее. Кицу решила не останавливать их интересный разговор, ведь основной ее задачей и было наблюдать за настроением и поступками учеников.
    Когда прозвенел звонок и все стали выходить из класса, один из тех двоих, на кого Кицу обратила внимание, подошел к учительскому столу.
— Маргарита Сергеевна, — он уверенно посмотрел в ее глаза, — вы не могли бы задержаться на несколько минут. Я хотел кое о чем посоветоваться с вами.
— Конечно, — улыбнулась Кицу, укладывая книги и тетради в сумку.
    Его звали Владимир, но все называли его Владом. Высокий, симпатичный, даже красивый, он выглядел старше своих лет. Но все же основным в нем было его порочное обаяние. И он был из тех, кто стремится к лидерству, что у него неплохо получалось. Большая часть учеников в классе принимала его первенство, как естественное. Хотя находились и такие, кто пытался противостоять этому.
    Кицунэ догадалась, что между этим учеником и его приятелем был спор, ну, а что предмет их спора именно она, об этом и догадываться не нужно, это было и так понятно.
    Влад сел за первый стол, напротив учительского и с загадочной полуулыбкой, над которой Кицу мысленно усмехнулась, она чем-то напомнила ей улыбку Джоконды, посматривал то ни Кицунэ, то на доску, на которой остались еще записи, сделанные во время урока.
    Большинство учеников, выходя из класса, с интересом, но стараясь этого не показывать, посматривали на Кицу и Влада. Были и такие, кто смотрел на Влада с неприязнью, а у некоторых эта неприязнь проявлялась и в отношении Кицунэ. Но это у девушек, которые, видимо, претендовали на то, чтобы стать фавориткой наглого красавчика.
    Дверь закрылась и в классе стало тихо, не считая приглушенных голосов за дверью, в коридоре.
    Кицунэ снова взглянула на молодого человека, сидевшего напротив.
— Я слушаю вас, — сказала она.
    Но еще только произнося эти слова, Кицу заметила, как Влад, чуть прикрыв глаза, едва заметно качнул головой, словно отогнал неприятные мысли. Кажется, даже испуг мелькнул в его взгляде. Он быстро справился с собой и глаза его снова стали уверенными и нагловатыми.
— У меня к вам предложение, — заговорил он.
    Кицу молча, смотрела на него.
— Я заплачу вас пятьсот. Нет, — сразу передумал Влад, — тысячу баксов.
— Тысячу баксов, — как бы обдумывая слова молодого человека, повторила Кицунэ. — Продолжайте, вы не сказали еще за что.
— Ну, разве так не понятно? — Влад в упор смотрел в глаза Кицу.
— Я не люблю делать поспешные вводы, тем более, ошибочные. Я хочу быть точно уверенной, за что именно вы мне заплатите. Поэтому озвучьте до конца свое предложение.
— За секс. — И Влад счастливо улыбнулся.
    Кицунэ подумала немного, рассматривая Влада.
— Ты мне предлагаешь цену, — заговорила она, — за которую можно купить проститутку, пусть не элитную, но все же дорогую. Но я не проститутка, я не продаюсь. А тебе должно быть известно, что честные женщины стоят гораздо дороже.
    Улыбка Влада стала еще шире.
— Я так и думал, — сказал он. — Учительница, которая приезжает в школу на Тойоте "Супра" не согласится за тысячу. Ну а три? Три тысячи баксов?
    Кицунэ усмехнулась. А сама подумала, что поступила глупо, приезжая в школу на машине. Хотя она и оставляла ее довольно далеко и минут десять шла пешком, но видимо, кто-то из школьников заметил, как она выходила из машины и, естественно, об этом узнали теперь все.
— Эта цифра мне так же не интересна, —  и Кицунэ улыбнулась как бы в ответ Владу и спросила. — На сколько ты поспорил со своим приятелем, кажется Миша его зовут? Так вот на сколько ты с ним поспорил, что предложишь мне это? Всего лишь предложишь. Ведь ты и сам не веришь, что я соглашусь переспать с тобой.
    Казалось Влад хотел сначала отрицать, что он с кем-то спорил, но передумал.
— Ни на сколько, — ответил он. — Это был принципиальный спор.
— Понятно. — Кицу подумала несколько секунд. — А теперь скажи мне, давно это у тебя началось?
— Что началось? — Влад перестал улыбаться.
— Ты считаешь это галлюцинациями. Когда это началось?
— Какие еще галлюцинации? — Влад спросил это и Кицунэ уловила испуг в его голосе.
    И теперь она убедилась, стала уверена, что не ошиблась.
    Первое, почему Кицу подумала, что с этим молодым человеком происходит именно то, из-за чего она и оказалась в школе — Влад не при всех сделал предложение, на которое не ждал согласия. Это значило, что причина не в том, чтобы лишний раз показать всему классу, какая неординарная он личность. Ему не нужно было в этот раз просто нахамить, чтобы вызвать еще большую неприязнь одних и восхищение других и, значит, еще больше выделиться из толпы. Причина была в другом, в нем самом, он делал это, чтобы наглостью и хамством заглушить в себе другое чувство, скорее всего, страх. Еще было его мотание головой, словно он отгонял неприятные мысли. Влад далеко не Гамлет, этот молодой человек всегда уверен в себе и сомнений в том, правильно ли он поступают или нет, хорошо или плохо, у него не бывает, и уж тем более, у него не должна возникать мысль — жить или не жить. А подобное проявление отрицательных эмоций у Влада — когда он как бы отгонял навязчивые мысли, мотнув головой — Кицунэ видела уже не в первый раз. Она даже поговорила с учительницей, которую заменяла и как бы между делом с другими учителями, не было ли это движение головой чем-то вроде приобретенного рефлекса. Оказалось, что никто раньше не замечал ничего подобного у Влада. Значит, его что-то мучило. Но главным была, все же ее интуиция и ее способность чувствовать человека, настраивать себя на его биополе и ощущать его. И за несколько дней Кицу просканировала (ее способность можно назвать и этим словом) всех учеников, исключая, естественно, девушек.
— Возможны варианты, но, скорее всего, это был мужской голос, — ответила на вопрос Влада Кицунэ. — Он убеждал тебя, что жизнь глупа и бессмысленна, что уход из жизни сделает тебя свободным и счастливым. Но самое плохое в этих галлюцинациях — страх. Мистический страх. Страх, от которого кажется сходишь с ума.
— Откуда… — начал Влад, но тут же осекся.
— Неважно, откуда я это знаю. А вот твое предложение, по поводу того, чтобы переспать со мной, всего лишь попытка заглушить в себе этот страх.
— Я не понимаю, — проговорил Влад, все еще не желая признаваться полностью.
— Раньше, в средние века, — решила все же пояснить Кицу, — когда человеку удаляли зуб, а обезболивающих препаратов еще не было, чтобы боль не так сильно чувствовалась ее заглушали другой. Человеку давали сильную пощечину, даже не одну. Такую применяли тогда анестезию, а заодно отчасти снимали и страх перед болью. Вот и ты решил заглушить свой страх цинизмом и наглостью. Я правильно все поняла?
    Влад молчал. Он не находил, что ответить. Снова заговорила Кицу.
— Тебе только кажется, что ты сильный, на самом деле твоя воля достаточно слаба. Пройдет неделя, максимум десять дней и ты покончишь с собой, ты застрелишься. Оружие у тебя есть.
— Какое оружие? — спросил Влад, но не для того, чтобы показать удивление по поводу оружия, просто ему нужно было что-то сказать.
— Пистолет, — пояснила все же Кицу. — У тебя рюкзак изнутри продавлен тяжелым металлически предметом. Ты же не станешь утверждать, что это ключ, чтобы в случае чего ты бы смог быстренько сменить проколотое колесо «Мерседеса», на котором тебя подвозит в школу шофер твоего отца. Ты стал носить с собой пистолет, когда у тебя начались галлюцинации? Защита плохая от того, чего не существует. Даже наоборот, ведь чтобы избавиться от страха, тебе придется стрелять в себя.
— Кто вы? — спросить Влад, видимо что-то натолкнуло его на мысль, что это не простая учительница.
— Когда это у тебя началось? — вместо ответа спросила Кицу. — Где это было? Где ты находился, когда первый раз услышал голос?
— Я живу отдельно от родителей. У меня своя квартира…
    Влад не был уже бесцеремонным наглецом, он превратился в испуганного безвольного мальчишку, который стоит перед учительницей и пытается только оправдаться.
    Даже больше этого. За те десять минут, которые Кицу разговаривала с ним он так изменился, что стал напоминать больного ребенка, послушного и верящего взрослым во всем. Они знают, что делать, какие лекарства ему дать, чтобы он выздоровел, не страдал.
    Впрочем, самоуверенным наглецом Влад уже не был несколько дней, с того самого времени, как у него начались, галлюцинации. Он пытался пересилить свой страх, казаться для окружающих прежним, он убеждал себя, что все пройдет, и вообще, мало ли чего не бывает. Скорее всего, это реакция на какой-то, как он считал, безобидный наркотик, экстази или травку, которая оказалась некачественной или туда добавили галлюциноген.
    Но вот разговор с этой новой учительницей, которая откуда-то знала о его тайне, превратил его в ребенка, верящего взрослым, верящего, что они все знают и умеют и помогут ему.
— Дней пять назад, — продолжал Влад. — В общем, в то воскресенье я был дома. Я ждал девушку, мы договорились, что она подъедем ко мне ближе к вечеру…
    Влад замолчал, не зная, как продолжить рассказ, но Кицу поняла достаточно. Продолжение должно быть более подробным, сейчас на это времени нет.
— После девяти я зайду к тебе, — сказала она. — Советую обойтись без каких-либо транквилизаторов и тому подобного. О травке, не говоря уж о чем-то более серьезном, даже не думай, а то получится, что только время напрасно потеряем. А еще хуже, они тебе помогут сделать то, чего и добиваются твои галлюцинации.
— Я живу не с родителями…
— Ты уже говорил, — кивнула Кицунэ.
— Я хотел сказать адрес.
— Не нужно, это не проблема.
— Тогда телефон…
    Влад сказал номер своего сотового. Кицунэ записала его, хотя у нее и была распечатка всех мобильных телефонов всех старшеклассников из всех четырех школ, в которых она и ее товарищи сейчас временно работали учителями. Эту работу — узнать номера телефонов всех учеников — сделали для них люди, которых ни Кицунэ, ни кто-то другой из группы «Гакишад» не знали, как и те люди, которые проделывали эту нужную рутинную работу не представляли для чего они это делали, впрочем, они даже понятия не имели о существовании этой группы. Но Кицунэ записала на всякий случай номер, который сказал ей Влад, потому что у многих учеников мог быть не один телефон.
— Оружие я у тебя заберу, — сказала Кицу.
    Влад без спора отдал короткоствольный револьвер, который один знакомый его отца, дипломат, привез из Америки и подарил ему.

11
    Шаман мог вычислить нужный ему «объект» тем же способом, каким это могли сделать и остальные его товарищи — только наблюдением за настроением, психологическим состоянием учеников. Школьники посылали во время урока письма друг другу, но следить за электронной перепиской было бесполезно, все послания зашифровывались, а новая система шифрования, которой пользовались ученики, практически не давала возможности прочесть их. Вероятность найти нужный ключ к расшифровке составлял один шанс из нескольких миллионов, так что большинство учителей это очень раздражало, им казалось, что ученики кроме своих проблем обсуждают и их, учителей. Так что Шаман хоть и следил на всякий случай за тем, кто кому посылает электронные записки, но это было скорее педантичностью его натуры, а не желанием таким способом найти то, что он искал и чего ждал.
    И все же именно компьютер помог Шаману. Одни из учеников отправил совсем коротенькую записку. Ничего особенного. Только слегка удивляло Шамана, что послание было не зашифровано, а отправлено открытым текстом. Всего три слова: «Отстань от меня».
    Он сначала не особенно заинтересовался этими двоими — адресатом и отправителем. Все казалось простым и понятным, кто-то с кем-то поссорился или вообще не хочет больше встречаться. Вероятнее всего, записка от девушки, ведь женщины, как правило, гораздо откровеннее в проявлении своих эмоций.
    Шаман посмотрел на тех, кто получил и кто отправил эту записку. Посмотрел просто из любопытства. Записка была послана девушке, но это еще ничего не значило, могли и две подруги поссориться. Но когда Шаман определил, впрочем, определять ему не было нужно, это сделал за него компьютер, когда он увидел, кто отправитель, его интерес к происходящему между этими двоими стал профессиональным, потому что отправил записку парень, то есть один из тех, за кем Шаман и должен был наблюдать.
    Девушка, которой предназначалась записка, едва сдержалась, чтобы тут же на уроне не расплакаться. Но личные отношения учеников Шамана не интересовали. Ему было интересно отношение каждого из них к самому себе. И когда он поднявшись прошел между столами, чтобы получше рассмотреть того, кто послал эту записку, сразу понял, это именно тот человек, ради которого он и находился здесь.
    Если бы парень просто решил расстаться с девушкой или записка была послана, потому что тому надоела ее навязчивость, то лицо пославшего могло выражать недовольство, раздражение, злость, безразличие, все что угодно, но не страх. А именно страх Шаман увидел в глазах ученика, который послал записку. И этот страх у него был обращен внутрь самого себя.
    Шаман порадовался. Их затея с учительством оказалась не напрасной, хоть одного из потенциальных самоубийц им удалось найти до того, как тот решил что-то сделать с собой.
    Случилось это в тот же день и так же, как и у Кицунэ на последнем уроке, так что, Шаман только после урока узнал, что повезло не ему одному. День оказался вдвойне удачным. Решили, что педагогам, которых они заменяли, можно «выздоравливать». Продолжать наблюдать за остальными учениками будет только потерей времени.

12
    За Денисом, так звали ученика, который послал грубую записку своей девушке, решили сначала просто понаблюдать. Этим занялся Шаман. Номер его мобильного Шаман знал и, значит, имел возможность не только прослушивать разговоры, но когда его мобильник просто лежал у Дениса в кармане, то выполнял роль маяка и микрофона, и Шаман мог следить за передвижениями "объекта" и слышать, о чем он говорит с кем-то или даже с самим собой, если тому этого захочется — разговаривать с самим собой — подобное не исключалось.
    К Владу поехали Кицунэ и Друид. Они не стали лишний раз предупреждать его о приезде.
    До его дома оставалось уже совсем недалеко, когда на мониторе небольшого компьютера, лежавшего у Кицунэ на коленях (Друид вел машину), стало видно, что Влад вышел из дома и куда-то направился.
— Едва ли он кому-то передал свой телефон, — сказала Кицу. — Значит решил не дожидаться нас.
— Тебя, — уточнил Друид. — Он не знает, что ты приедешь не одна.
— Судя по скорости передвижения, — продолжила Кицу, всматриваясь в монитор компьютера, — он решил прокатиться на машине. У него спортивный "Мерседес", пятисотый.
— Ему же нет восемнадцати.
— Я просмотрела базу данных ГИБДД. Водительское удостоверение он получил еще год назад. В его водительском удостоверении указано, будто бы он родился на два года раньше. С его папашей это не проблема. Да и дядя его, как оказалось, довольно серьезный криминальный авторитет, хотя ему и не пришлось сидеть. Кстати, по совместительству он депутат Московской областной Думы. Так что, такая мелочь, как поддельное водительское удостоверение, едва ли хоть немного усложнит им жизнь.
— А мы опять попали в «пробку», — проговорил Друид. — Минут пятнадцать, а то и двадцать потеряем.
— Он собрался за город, — продолжала следить за передвижением Влада Кицунэ. — Скорее всего, в клуб «Семирамида».
— Не был, не знаю, — проговорил Друид, продвинув машину метров на десять вперед.
— Клуб, куда ходят детки не очень бедных родителей.
— Я иногда думаю, — как бы к самому себе обратился Друид, продвинув машину еще на несколько метров, — если бы я родился лет на сто раньше, на чьей стороне я был бы, пролетариата или буржуев?
— А тут и думать нечего, ты бы не был ни на той ни на другой стороне.
— Хочешь сказать, я стал бы бандитом? Бегал бы с зеленым мусульманским флагом и кричал: «Бей красных, пока не побелеют и бей белых, пока не покраснеют».
— Нет, это тоже не твое. Твой флаг был бы черным, с надписью: «Анархия — мать прядка».
— Возможно, — усмехнулся Друид.
    Кицу продолжала следить за передвижением Влада.
— Почему он все же не дождался и уехал в самое неподходящее время. Сейчас большие «пробки», — вслух рассуждала Кицу. — Наверное что-то случилось.
— Может позвонишь ему? — предложил Друид.
— Нет. Лучше попробуем догнать.
— Давай попробуем, — согласился Друид и, поставив на крышу фиолетово-синий «маячок», включил сирену…
    Дорога была забита и легковыми машинами и грузовиками. Двигаться приходилось медленно, не больше сорока километров в час. Хорошо хоть так, а не со скоростью пешехода. Влад вел свой «Мерседес» нервно, старался проскочить в любой образовавшийся просвет между другими машинами. Лицо Влада было напряженным сосредоточенным и бледным. Рядом сидел его приятель, он не переставал расстраиваться, что они выехали так рано, надо было подождать еще пару часов и на дороге стало бы уже свободно и им не пришлось бы тащиться, как черепахе, спортивный «Мерседес» — машина, которой нужна свобода, а тем более неприятно, когда вокруг всякие «Жигули», Форды и КамАЗы. Приятель Влада с высокомерием и презрением относился ко всем, кто ездил на «Жигулях» и «Волгах», да и какой-либо «Форд-Фокус» или там «Пежо-307» он тоже не считал за машину, во всяком случае, достойную себя. Даже больше, езду на дешевой машине он считал плебейством, правда вслух этого слова он никогда не произносил, хотя интонация его голоса, когда он говорил о людях, которых принято стало называть «средним классом» мало чем отличалась от того, как если бы он и назвал их этим словом. Влад относился ко всему точно так же. Но сейчас его не волновало и не раздражало соседство отечественных развалюх и дешевых иномарок, сейчас он думал совсем о другом. А сказать точнее, он вообще ни о чем не думал, в его голове была только одна мысль, она была страшной и она была навязчивой, она стала настолько навязчивой, что Влад уже не пытался отделаться от нее. Точнее, он знал только один способ, как избавиться от этой мысли и от страха. Единственное, что его радовало, если только то, что он чувствовал можно назвать радостью, это то, что он не один, его приятель очень вовремя заехал к нему, один Влад пока еще не решился бы сделать то, что собирался, а то, что его приятель позвонил и зашел к нему, сделало его смелее. Нет, «смелее» не то слово, просто Влад испугался, что приятель его уйдет по каким-то своим делам, скажет, что встретимся позже, в ресторане или клубе, поэтому Влад засуетился, предложил не дожидаться вечера, ему нужно было, чтобы его приятель был с ним. И не какой-то другой, не любой его знакомый, а именно этот, который сейчас и сидел рядом, в машине. Так нужно было.
    Влад, проскочив между грузовиком и потрепанным «Шевроле», оказался в левом ряду. Он увидел, что встречная полоса почти свободна, он не раздумывая пересек белую линию и до отказа нажал педаль газа.
    Скорости Влад переключал, как их переключают спортсмены на больших соревнованиях, не жалея двигателя — не отпуская педаль газа, выжимал сцепление, мгновенно переключался на повышенную скорость и резко отпускал сцепление. За секунды снова раскрутив двигатель до предельных оборотов, опять вдавливал педаль сцепления, чтобы так же резко переключиться на следующую скорость. И Влада и его приятеля вдавило в спинки сиденья.
    Километра на полтора встречная полоса была почти свободна. Машина набрала уже больше двухсот километров. Метров за пятьсот Влад увидел то, что ему было нужно — по обочине ехал старый неуклюжий, но большой и тяжелый бульдозер. До него оставалось метров триста, когда Влад направил на него свою машину. Это были последние триста метров или пять секунд его жизни. В эти пять секунд Влад ощутил вдруг радостное чувство, он не понимал его, но он стал счастлив, как никогда. Эти пять секунд были всей его будущей жизнью. Они растянулись эти секунды, превратились в минуты, а может в часы, а может в годы. Годы счастья, такое редко кто испытывает в своей жизни. Влад был счастливчиком, одним из миллионов, кто испытал это — никакого страха, страх исчез, только блаженство, целые годы блаженства. Вот что называют Раем — непрестанное, ни с чем несравнимое блаженство. Вечность блаженства.
    Влад слышал, как его приятель что-то кричит ему срывающимся визгливым голосом. А может он не ему кричал, может быть он испытывал то же самое, что и Влад, только не умел сдержать себя, свой восторг. Влад не думал об этом, ему было уже не до приятеля, он чувствовал, как они постепенно становятся все более далекими друг от друга. Да они и не были никогда близкими друзьями. У Влада вообще не было друзей, только знакомые, с которыми он вместе проводил свободное время, которых по больше части использовал, как использовал девушек да и достаточно взрослых тридцатилетних женщин тоже. Только мужчин он использовал, чтобы почувствовать свое моральное превосходство и получить моральное удовлетворение, а женщин, чтобы ощутить превосходство физическое и почувствовать физическое наслаждение и удовлетворение. Впрочем, и моральное тоже. После этого приходило отвращение к женщинам, правда не на долго, до того момента, пока снова не почувствуешь возбуждения, сексуального желания.
    Серебристо-перламутровый «Мерседес» ударил в огромный ковш бульдозера с такой силой, что тяжелая гусеничная машина как игрушка отскочила в сторону и потом медленно стала заваливаться в кювет.
    «Мерседес», мгновенно превратился в кусок металлолома. Он перелетел через падавший в кювет бульдозер и несколько десятков метров кувыркался по земле, отбрасывая от себя металлически части, детали.
    Испуганный бульдозерист, который сам не помнил, как он выскочил из кабины и оказался на дороге, стоял неподвижно, словно памятник самому себе и смотрел на остатки машины, валявшиеся в нескольких десятках метров от него…
    Минут через пятнадцать, все еще мигая проблесковым маячком, по встречной полосе, как и до этого «Мерседес», к валявшему на боку в кювете бульдозеру подъехал джип. Из него выскочили девушка и высокий крепкий мужчина.
— Пойдем посмотрим, что там осталось, — сказал Друид Кицунэ. — Заодно надо поговорить с хозяином этого вот агрегата.
    Друид указал на лежащий на боку бульдозер. Кицунэ кивнула и они направились к толпе, которая собралась около большого куска все еще поблескивающего перламутром металла.

13
    Шаман остановил машину во дворе девятиэтажного из желтого кирпича дома. Он достал из кармана телефон и набрал номер. Довольно долго никто не отвечал, но наконец в трубке послышался голос Дениса, того самого паренька, который на уроке отправил своей подруге грубую записку.
— Слушаю, — голос Дениса был вялый, без каких-либо эмоций.
    «И то хорошо, — подумал Шаман, — пока еще жив».
— Денис? Позови мне пожалуйста к телефону Татьяну Григорьевну, — попросил Шаман, слегка изменяя голос, хотя не сомневался, можно было обойтись и без этого, едва ли Денис, в том состоянии, в котором он находится сейчас, узнает по телефону голос учителя, проработавшего в школе несколько дней.
— Ее нет дома, — ответил Денис.
    Татьяна Григорьевна, так звали мать Дениса.
— Тогда Виктора Викторовича, — снова попросил Шаман.
    Виктор Викторович, это отец Дениса.
— Его тоже нет, — снова отрицательно ответил парнишка.
— Очень хорошо, — проговорил Шаман и закрыл крышку мобильного телефона.
    Шаман знал, что ни братьев, ни дедушек, ни бабушек у Дениса нет. Нет, дедушки и бабушки, конечно же, у него есть, и, возможно, даже живы, но они не живут с ними вместе, даже если живы все.
    Шаман направился к подъезду, в котором жил его подопечный, так сейчас можно было назвать Дениса.
    В парадном, в застекленной будочке сидел охранник.
— Вы к кому? — спросил он лениво, но и немигающе посмотрев на Шамана.
    Шаман тоже посмотрел на охранника, но его взгляд нельзя было назвать ленивым. Глаза Шаман за толстыми стеклами очков казались огромными и напоминали коровьи.
— Никто ни к кому не приходил, — сказал Шаман не отрывая взгляда от глаз мужчины. — Забудьте, что видели меня здесь.
    Мужчина сразу же откинулся на спинку стула, на котором сидел и со скучным лицом, уставился на экран небольшого телевизора, который, видимо, смотрел и до появления Шамана.
    Шаман вызвал лифт, когда двери открылись, нажал на кнопку пятого этажа.
    На пятом этаже он подошел к одной из дверей и позвонил.
    Звонить ему пришлось еще два раза, только после третьего звонка послышался звук открываемого замка.
    Когда Денис увидел гостя, хоть слабое, но удивленье все же мелькнуло в его взгляде. А Шамана это едва заметное удивление порадовало — это значило, что парнишка еще не полностью находится под чьим-то влиянием. А вот под чьим, это и нужно было выяснять.
— Я ненадолго, — проговорил Шаман и без приглашения прошел в квартиру.
— Вам что нужно? — спросил Денис, проявляя все то же едва уловимое удивление.
— А вот это пусть будет для всех секретом, в том числе и для тебя, — проговорил Шаман и как несколько минут назад он смотрел на охранника, точно так же посмотрел на Дениса.
    Через несколько секунд парнишка уселся в кресло в передней и, откинувшись на спинку, уснул.
    Шаман обошел квартиру. Он определил какая из четырех комнат находится в полном распоряжении молодого человека. В этой комнате он сразу нашел удобное место, где и установил микротелекамеру. Кроме нее Шаман установил в комнате еще и микрофон. Сам он про него говорил, что это сверхчувствительный прибор способный уловить, как муха ползет по стене. Скорее всего, Шаман преувеличивал, но вот то, как муха летает по комнате это в микрофон услышать было можно, даже если в комнате работал телевизор или звучала музыка, компьютерная программа могла отделить и очистить этот звук, улавливаемый сверхчувствительным микрофоном, от остальных шумов. Впрочем, мухи Шамана не интересовали.
    И еще такую же камеру и микрофон Шаман установил в довольно просторном холле, где сейчас в кресле спал Денис.
    После этого Шаман снова подошел к парнишке, положил руку ему на голову.
— Ты боишься умереть, — сказал спавшему Шаман. — Ты очень боишься умереть, и ты никогда не сможешь причинить себе вред, никогда не сможешь убить себя. — Шаман убрал руку с головы Дениса, но снова обратился к нему. — Пойдем, проводишь меня до двери и закроешь ее. Потом можешь снова поспать.
    Денис послушно выполнил просьбу Шамана, правда, все движения его напоминали движения лунатика в ночь полнолуния.

14
— Если бы мы всех потенциальных самоубийц из тех, которые интересны нам, могли заставить бояться смерти до такой степени, чтобы они не решились покончить с собой. Но это нереально. — Кицунэ сказала это, но тут же передумала. — Нет, это тоже не выход. Одновременный страх и перед жизнью и перед смертью свел бы их с ума.
— Все правильно, — согласился Шаман, — поэтому нам нужно искать не способ, как излечить следствие психического расстройства, а саму причину.
— Тем более, психические заболевания, практически неизлечимы, — сказал Галах. — Можно только заглушить их, заставить спрятаться в такие места, где их не видно и не слышно, но откуда они могут в любой момент выскочить снова и как проявятся неизвестно. Хорошо если себя убьет. А если захочется убивать других?
— Прослушивание ничего не дало?
    Это спросил Друид. Он последние два дня ездил по психиатрическим больницам и занимался тем, чем до него занимался Шаман — разговаривал с неудавшимися самоубийцами, число которых увеличилось еще на несколько человек. Но чего-либо стоящего так и не узнал, не выяснил.
— Ничего, — отрицательно качнул головой Галах. — Хотя, не совсем. По некоторым репликам этого парня понятно, что он что-то слышит, словно с ним кто-то говорит. Но микрофон не улавливает этот голос. Полное впечатление, что у него галлюцинации.
— Это не галлюцинации, — заступился за сверхчувствительный микрофон Шаман.
— Я и сам понимаю.
— Нужно найти какой-то способ, какой-то предлог, чтобы Кицу имела возможность находится рядом с Денисом, — сказал Шаман и обратился к Кицунэ. — Ведь ты бы смогла услышать голос, который общается с Денисом?
    Кицу едва заметно пожала плечом.
— Возможно.
— Ну вот, а если бы ты услышала его, то, повторю твое слово, возможно, смогла вызвать потом этот призрак и уже сама общаться с ним.
— Не уверена, что услышала бы. А уж в отношении того, чтобы увидеть… — и вместо слов она отрицательно покачала головой. — Но есть человек, которому гораздо проще, чем мне найти повод находиться рядом с Денисом. К тому же у этого человека врожденный дар видеть то, что другие не видят.
— Ты об Оле? — спросил Галах. — Все же не хочется ее втягивать в это. Хоть она и говорит, что согласна, но не хочется.
— А я пока не вижу других вариантов, — проговорил Друид.
    Галах задумался ненадолго.
— Хорошо. Но как мы сделаем, чтобы Оля была рядом с Денисом? Ему девушки теперь не интересны. Ты сама, Кицу, разговаривала с той, с которой он встречался до недавнего времени.
— Не только с ней, — согласилась Кицу, — и с ее подругами тоже. Все говорят, что он был увлечен этой девушкой и не понимают, почему вдруг так резко порвал отношения.
— Вот видишь, — посмотрел на Кицу Галах.
— Во-первых, — стала объяснять Кицунэ, — можно сделать так, что отказ Дениса Оле в том, чтобы она какое-то время пожила у них в квартире будет выглядеть некрасивым невежливым поступком.
— А не наплевать ли ему сейчас на красоту и вежливость. Принимая во внимание, что и в прежнее время он не отличался рыцарскими замашками? Во всяком случае, так его характеризуют знакомые, — высказался Друид, впрочем, не оспаривая слова Кицунэ, а уточняя детали. — Или ты хочешь использовать какие-то свои методы?
— Именно, — кивнула Кицунэ.
— Ты сама говорила, это самый плохой способ соединять людей, — не поворачивая головы, посмотрел на Кицунэ Галахад.
— И сейчас могу повторить. Любой приворот, даже самый сильный, действует максимум четыре года. Максимум, — повторила Кицу. — Но дело не в этом. А в том, что приворот настоящей любви не дает, да и ненастоящей тоже — только болезненная тяга. И даже хуже, потому что человек начинает чувствовать неприязнь даже ненависть к тому, кто приворожил его, но приворот не дает ему уйти от объекта, к которому он приворожен, притягивает сильнее любого магнита. Что может быть хуже — и ненавидишь и не можешь обходиться без этого человека. Да и психику приворот разрушает.
— Но ты считаешь в данной ситуации игра стоит того? — спросил Галах.
— Да. Тем более, мы и не собираемся, как ты выразился, их соединять. Основой будет не сексуальное влечение, а любопытство, заинтересованность. Причем воздействие самое естественно — запах.
— Но запах и есть основа сексуальности, — возразил Галах.
— Не всякий. У тебя же нет сексуальных ассоциаций, когда ты чувствуешь запах пороха. Это так, к примеру. Все это, конечно, будет сочетаться и с другими вещами, так же вполне обычными, естественными, но которые усилят действие. Ну, а что касается приворота, так это даже и приворотом нельзя назвать. В общем принцип, конечно, тот же, что и у дорогих французских духов, только вызывающих не сексуальную тягу к объекту, а, можно сказать, духовную.
— А какие это вещи «вполне обычные»? — снова спросил Галах.
    Подобная дотошность не была правилом в общении Галахада со своими товарищами, но сейчас решалось, нужно ли и можно ли привлекать к их работе постороннего человека и это беспокоило Галахада.
— Это мы еще обсудим и уточним. Главное надо сделать так, чтобы родители Дениса на несколько дней уехали куда-то, оставили его одного. Это, уже твоя забота, — закончила Кицу, посмотрев на Галаха.
— Хорошо, — кивнул Галах, — это как раз устроить будет несложно. Его отец время от времени ездит в командировки. Сделаем так, чтобы срочно уехал куда-то. С матерью сложнее немного, надо придумать что-то.
— С матерью еще проще, — не согласился с Галахом Друид. — У нее есть любовник. Я сегодня узнал об этом. Он на четырнадцать лет моложе Татьяны Григорьевны. У них конспирация на высоком дилетантском уровне, оба очень боятся Виктора Викторовича. Но молодой любовник слишком жаден. А Татьяна Григорьевна его содержит, машину недавно подарила. Да и вообще, на все готова ради него. У нее ведь, можно сказать, последняя весна. Так что, если молодой любовник пригласит ее поехать с ним куда-то на то время, пока муж в командировке, она не откажется. Я устрою, чтобы он предложил ей эту поездку.
— Тогда нет проблем, — сказал Галах.

15
— Почему все хорошее кончается, а плохое может продолжаться всю жизнь? — это спросила Оля.
— Откуда такие мысли? — в голосе Кицунэ улавливалась шутливая насмешка. — Меня в семнадцать лет подобные вещи не интересовали. Да и сейчас тоже.
— Во-первых, мне уже через два месяца, даже меньше, чем через два будет восемнадцать, — сообщила Оля, а потом она решила шутливо удивиться. — А почему подобные вещи тебя не интересовали? Ты такая умная.
— Не люблю когда говорят, что я умная, мне больше нравится, когда говорят, что я красивая, — так же шутливо ответила Кицу и продолжила: — А что касается того — «почему?» так тут все просто — я не люблю даже себе самой задавать вопросы, ответов на которые нет, во всяком случае, здесь, в этой жизни.
    Оля и Кицунэ находились достаточно далеко друг от друга и даже друг друга не видели. Кицу сидела в машине недалеко от дома, в котором находилась Оля. А Оля в этот момент поднималась на лифте на пятый этаж, к квартире, в которой жил Денис.
    Разговаривали они сейчас и для того, чтобы снять лишнее напряжение у Оли, а заодно еще раз проверить, как работает связь. Кицу дала Оле наушник, который вставлялся в ухо, так что его не было видно, к тому же у Оли были длинные распущенные волосы. Микрофон — золотой медальон со знаком зодиака (с Олиным знаком) — висел на тонкой золотой цепочке.
    Оля вышла из лифта, подошла к двери. Она глубоко вздохнула.
— Волнуешься? — спросила Кицу.
— А ты как думаешь, — ответила Оля и нажала на кнопку звонка.
    Оля подождала с полминуты, дверь никто не открыл. Она позвонила еще раз. И на этот раз дверь никто не открыл.
— Кажется его нет дома, — негромко сказала Оля.
— Он дома, — убежденно прозвучал голос Кицунэ в Олином ухе. — Звони еще.
    Как и Шаману, Оле Денис открыл дверь только после третьего звонка.
    Оля видела фотографию Дениса. Но в жизни он оказался другим. Не то, чтобы не похож на того Дениса, который был на фотографии, но тоскливый и даже какой-то затравленный взгляд очень его менял. На фотографии Оля видела нагловатого самодовольного парня.
— Тебе чего? — спросил Денис, но в его голосе не было ни недоброжелательности, ни грубости, в его голосе вообще почти полностью отсутствовали эмоции.
— Мне нужен Виктор Викторович, — застенчиво проговорила Оля.
— Его нет, — ответил Денис.
— А когда он будет? — спросила Оля.
— Не знаю.
— Хоть приблизительно, — настаивала Оля.
— Через три дня, кажется.
— А ты Денис?
— Что тебе надо? — снова спросил Денис.
— Я Оля.
— Ну и что? — сказал Денис.
    Было видно, он ждет, когда эта, стоящая перед дверью девушка, перестанет надоедать ему и оставит одного, хотя и одному было не лучше, но и видеть никого не хотелось. Бессознательно он все же отметил, что она очень даже ничего, симпатичная девчонка, даже красивая, только ему сейчас не было дела ни до симпатичных, ни до красивый, ему ни до кого и ни до чего не было дела. И все же, именно оттого, что девушка была красивой, он еще и не захлопнул дверь перед ее носом.
— Тебе Виктор Викторович не рассказывал обо мне? — спросила Оля.
— С чего он должен был мне рассказывать о тебе?
— Через порог неудобно разговаривать, тем более, о таких вещах. Может пригласишь меня в квартиру.
— О каких еще вещах? — словно не слышал последнюю фразу Оли, спросил Денис.
— Ну извини, тогда я войду без приглашения.
    Оля, слегка толкнув дверь рукой и чуть задев Дениса — получилось это, как если бы она нечаянно провела рукой по руке Дениса, как случайное поглаживание, которое успокаивает, вызывает доверие — вошла в переднюю.
    Кицу и Шаман, подготавливая Олю к первому свиданию с Денисом предвидели, что сам Денис не пригласит ее, и научили простеньким психологическим приемам — интонация, взгляд, выбор подходящего момента, когда войти в квартиру, и как именно войти, не вызвав отрицательной реакции. Естественно, учитывалось и его теперешнее состояние.
    Оля сделала пару шагов, пройдя мимо молодого человека, потом развернулась. Улыбаясь как близкому, хорошо знакомому, она смотрела прямо в его глаза.
— Закрой дверь, — сказала Оля, не отрывая взгляда и не мигая.
    Денис послушно закрыл дверь.
— А Татьяны Григорьевной, мамы твоей тоже нет? — спросила Оля.
    Денис промолчал.
— Это хорошо, тогда я могу сказать тебе. Я твоя сестра.
— Чего? — даже в своей депрессии Денис смог чуть удивиться.
— Виктор Викторович он и мой папа. Значит, ты мне сводный брат.
    Денис снова ничего не ответил.
— Не бойся, я не на долго. И я не собираюсь предъявлять какие-либо права. Он тебе больше отец, чем мне. Я это понимаю. Просто мне хотелось увидеть тебя. Познакомиться с тобой. Поговорить.
— О чем поговорить? — просто чтобы что-то сказать спросил Денис.
— Ни о чем. Просто поговорить. Узнать, какой ты. Знаешь, — продолжала Оля, — я хоть и не видела тебя никогда, но почему-то всегда испытывала к тебе очень дружеское, даже нежное чувство, — она застенчиво улыбнулась. — Глупости говорю. Это потому что волнуюсь.
    Возможно, в другое время, если бы какая-то девушка вот так же пришла к Денису и с порога сказала, что она его сестра, он не очень бы поверил в это. Но в том состоянии, в котором Денис находился сейчас, естественное чувство недоверчивости сменилось безразличием. Именно этого от него добивался кто-то (а может это было «что-то» в нашем понимании), но именно это помогло и Оле, ведь многие вещи относящиеся к инстинктам самосохранения, в том числе и недоверчивость, были в Денисе заторможены, чуть ли не полностью подавлены.
— Ты не рад мне? Да? — чуть грустным голосом спросила Оля.
— «Рад, ни рад», — передразнил ее Денис и направился в вою комнату. — Мне все равно.
— А мне бы не было все равно, — направляясь вслед за ним говорила Оля, первое ее волнение уже прошло у нее появился даже интерес к происходившему. — Если бы ко мне вдруг пришел кто-то, ты, например, и сказал, что ты мой брат, а я бы не знала ничего об этом, я бы удивилась, но и обрадовалась.
— Ну и радуйся.
    Денис уселся на диван, подумав, взял пульт и включил телевизор.
— Почему ты такой грустный, может ты болеешь? — спросила Оля.
— Ничего я не болею, — в голосе Дениса появилось раздражение, но едва уловимое и тут же исчезло.
— Может ты мне хоть кофе предложишь, — Оля уселась в кресло.
    Денис уставился на экран телевизора, хотя глаза его, казалось смотрели сквозь него, а Оля рассматривала Дениса.
— Иди и приготовь сама, если тебе нужно, — посоветовал ей Денис.
— Ты со всеми девушками такой? — спросила Оля.
— Какой такой?
— Это можно назвать словом — невежливый.
    Денис промолчал.
— Ты не расстраивайся, — заговорила через минуту Оля, не дождавшись, когда Денис скажет ей скажет хоть что-то, — я, ведь, не на долго. Я посижу немного и пойду. Просто сразу уходить, не поговорить даже с тобой, будет как-то неправильно.
— Что значит, не правильно?
— Значит, не так, как нужно.
— Меня не волнует как нужно и как не нужно, — ответил Денис.
    Он сказал это, но сам понял, почувствовал, что рядом с этой девушкой, которая назвалась его сестрой — до этого ему, правда, не было никакого дела — с ее странным появлением пять минут назад, ему стало легче, не кажется все в жизни таким ненужным, бесполезным и даже отвратительным. Изменилось в нем что-то совсем немного, совсем незаметно. Как минутная стрелка в часах переходит с одного деления на другое, незаметно неуловимо для взгляда, но оказывается на часах уже не шестнадцать минут, а семнадцать, разницы почти никакой и все же она есть.
— Тебя как зовут? — спросил Денис.
— Оля.
    Денис спросил как зовут девушку просто так, потому что не мог задать сразу главный вопрос, который мучил его и который он никому не решился бы задать. Но эта, теперь он знал, Оля чем-то сразу, с первого взгляда расположила его к себе. Возможно, своим неожиданным появлением и неожиданным заявлением, что она его сестра. Такое не каждый день случается и не с каждым. А может эта Оля просто была такой, что хотелось ей доверить самое важное и самое тайное с своей жизни.
— Зачем ты живешь? Зачем все живут? — спросил Денис.
— Зачем? — Оля задумалась. — На этот вопрос есть много разных предположений и даже утверждений. Но я особенно ни в какое из них не верю, потому что неизвестно, что именно правильно, а что нет. Мне одна моя знакомая недавно сказала, что она не любит говорить на темы, на которые ответов нет.
   И тут же в наушнике Оля услышала голос Кицунэ.
— Не говори так, не отбирай у человека надежду. Скажи, что все религии часть человеческого существования определяют, как испытание и исправление своих недостатков.
    Оля повторила слова Кицунэ и добавила:
— А вообще, у каждого человека своя собственная задача в этой жизни или как еще говорят, своя миссия и чем она сложней, тем тяжелее человеку жить.
— Умница, — похвалила Олю Кицунэ.
— А если ее нет? — спросил уже не таким тусклым голосом Денис.
— Такого не может быть. Ты просто не знаешь. Но и никто не знает. Но внутри человека есть чувства и они подсказывают.
— А если нет никаких чувств, если внутри пустота?
    Кицунэ сразу насторожила эта фраза Дениса. Но Оле она сказала о другом.
— Скажи ему под большим секретом, что ты иногда слышишь голоса, что тебе очень страшно их слышать, — посоветовала Кицунэ.
— Знаешь, — обратилась Оля к Денису, — если ты дашь мне слово, что никому никогда ни за что не расскажешь, что я тебе сейчас скажу, и не будешь считать меня дурочкой сумасшедшей, то я тебе тогда скажу кое-что о себе.
— Мне неинтересны твои секреты и, тем более неинтересно, кому-то что-то про тебя рассказывать.
— Хорошо. Тогда слушай. У меня… — Оля замолчала на несколько секунд, словно решая, открыть все же свою тайну или нет, и решила открыть. — У меня иногда бывает, что я слышу какие-то голоса.
— Какие голоса, — сразу насторожился и заинтересовался Денис.
— Ну, такие, которые никто больше не слышит.

16
    В это же самое время в комнату, где находилось сейчас два человека — Галахад и Шаман — вошел Друид.
— Во всех четырех школах в прошлом учебном году охранниками работали какие-то люди, — сообщил он.
    Друид сказал это усаживаясь в кресло, и, казалось, сам задумался над им же сказанным.
— Какие-то люди и сейчас работают охранниками во всех четырех школах, — проговорил Шаман, не отрывая взгляда от монитора.
    Шаман хоть и не взглянул на Друида, но стал внимательней слушать, что тот скажет дальше именно оттого, что фраза казалась бессмысленной, даже глупой. А Друид никогда не говорил только ради того, чтобы его голос услышали.
— Очень точное замечание, — согласился Друид. — Но дело в том, что в прошлом году люди эти работали как-то странно похоже, одинаково.
— Охранники все работают похоже и одинаково и в этом ничего странного, — продолжил Шаман как бы противоречить Друиду, — сидят и ничего не делают, потом выходят на улицу и курят, если они курящие, потом снова заходят в здание и снова сидят и ничего не делают.
— В работе тех, о ком говорю я, есть небольшое отличие от того, как работают остальные, а правильнее сказать, различие это большое и еще правильнее, не в самой работе, а в том, как они уходили с нее, с этой работы — стал объяснять Друид то, чего он него и ждали. — В каждую из четырех школ устраивался охранником человек, он работал месяц-полтора, потом увольнялся.
    Кицунэ не было сейчас в комнате, где собрались Друид, Шаман и Галахад, а находилась она рядом с домом Дениса. Но Кицунэ слышала разговор троих своих товарищей (одновременно она продолжала слушать, о чем говорят Оля с Денисом), и Кицу сразу уловила главное, чего Друид еще не сказал.
— Люди эти работали во всех четырех школах в разное время, — вмешалась в разговор Кицунэ, Шаман нажал клавишу одного из компьютеров и на мониторе появилось ее лицо, — Сначала в одну школу пришел охранник, поработал месяц-полтора и уволился, почти сразу появился новый охранник в другой школе, потом снова уволился и появился охранник в третьей школе, а потом так же в четвертой.
— Все правильно, — согласился Друид. — Только охранники эти не увольнялись, а просто не выходили больше на работу, и все.
— Но самое основное, — продолжила Кицу, — все эти охранники были похожи друг на друга, как четыре брата близнеца. Я угадала?
— Судя по всему — да, — снова согласился Друид. — Только фотографий не осталось, но по описанию внешность всех четверых очень сходна.
— Из чего можно предположить, что все четверо были не четверыми, а одним человеком, работавшим по очереди во всех четырех школах, — озвучила свой вывод Кицунэ.
— Как ты узнал об этом? — спросил Друида Галах.
— Случайно, — скромно ответил Друид.
— Случайностей не бывает, — решил пофилософствовать Шаман. — Есть закономерность, которая проявляет себя под видом случайного, и еще есть работа, которая дает результаты, на первый взгляд выглядящие как случайность, что, впрочем, тоже есть закономерность.
— Продолжай, у тебя хорошо получается, — посмотрел на Шамана Друид с едва заметной улыбкой.
— А по ночам у этого временного охранника, была возможность просмотреть данные на всех учеников, — как и посоветовал ему Друид, продолжил Шаман, но уже на тему интересующую всех. — Сейфы в школах, где лежат личные дела учеников открыть не труднее, чем амбарный замок.
— Там и трудиться не надо, — сказал Галахад. — Как правило ключи от этих сейфов лежат в одном из ящиков директорского стола.
— Имена и домашние адреса этого четырехликого охранника, конечно не совпали? — утвердительно спросил Шаман.
— Конечно нет, — согласился Друид. — И свои заявления о приеме на работу и трудовые книжки он забирал перед тем, как бросить очередное рабочее место. Точнее, эти документы просто исчезали вместе с ним.
— По другому и быть не могло, — кивнул Галах. — И все же знать о его существовании это очень немало.
— Есть кое-что еще, чем просто факт его существования, — продолжил Друид. — Я долго поочередно мучил директоров всех четырех школ и не напрасно.
    Друид достал из папки тонкий пластиковый прямоугольник для хранения бумаг, в нем и лежал листок стандартной бумаги.
— Это заявление о приеме на работу. Оно испорчено, фамилия директора на заявлении написана неправильно. Директор аккуратист и вместо того, чтобы новый работник просто исправил его фамилию здесь же, на этом листе, он забрал испорченный вариант и бросил его в стол, а заявление было переписано. Пришлось долго повозиться, прежде чем директор-аккуратист вспомнил про этот экземпляр. Но по своей же аккуратности и педантичности он его не выбросил сразу, а положил в особую стопку ненужных бумаг, которые он хранит ровно три года и только после этого выбрасывает.
— У каждого свои тараканы, — констатировал Шаман. — И именно подобные «тараканы» очень часто и помогают нам в работе.
    Соглашаясь с Шаманом, Друид чуть заметно кивнул:
— Так что у нас есть почерк этого охранника и отпечатки его пальцев, — сказал он и протянул тонкий пластик с листом бумаги Шаману. — Сними их и попробуй прогнать по базам МВД и ФСБ, вдруг найдутся идентичные.
— Угу, — довольно промычал Шаман. — Тут и по почерку немало можно сказать. С первого взгляда человек это довольно эмоциональный, но привык или, правильнее сказать, заставляет себя свои эмоции контролировать, не проявлять, при этом он довольно слабоволен. А слабоволие и сдержанность это все равно, что смесь кислорода с водородом. Ну ладно, анализ почерка я проведу позднее, а в первую очередь займемся его пальцами.
— Друид, — послышался голос Кицунэ, — подъезжай к дому Дениса, сменишь меня. Мне нужно сегодня еще с Ирой встретиться.
— Ира, это которая беременная Джульетта? — вспомнил Друид.
— Именно, — подтвердила Кицу и добавила: — Только она уже не беременная.
— Она что-то вспомнила, что-то хочет рассказать эта Ира? — заинтересовался Шаман.
— Едва ли. Но я ей обещала, что еще заеду к ней. Я хочу закончить что начала, хочу полностью вытащить ее из состояния апатии после смерти ее молодого человека. Да и прерванная беременность повлияла на нее, она же хотела родить.
— Вообще-то, для этого есть психиатры и психологи, — сказал Галах.
— Она их видеть не хочет, а значит, у них для того, чтобы привести в порядок ее психику уйдут месяцы, — возразила Кицу, — да и то, скорее время загладит болезненное состояние. А у меня с ней сложилось психологическое понимание, психологическая близость. Мне достаточно будет еще одной или двух встреч, чтобы девушка пришла в норму.
— Полностью она придет в норму, только когда встретит другого молодого человека, в которого влюбится, — сказал Шаман. — Да и то, страх потерять близкого человека в ней теперь останется на всю жизнь.
— Это я и сама понимаю. Но тем не менее. К тому же, уверенна, если я сегодня с ней поработаю, она уже завтра сможет пойти в школу. — И снова обратилась к Друиду. — Через сколько тебя ждать?
— Через пять минут выезжаю.
    Оттолкнувшись руками от подлокотников кресла, Друид поднялся на ноги, ощущение при этом было такое, словно земное притяжение гораздо слабее удерживает его, чем остальных людей, хотя на самом деле весил Друид около девяноста килограммов.
— И еще, — снова заговорил Галах, глядя на Друида. — Повторюсь. Затея с Олей мне не нравится. Не нравится, что она одна с этим Денисом, с человеком, у которого психическое расстройство. Даже если в случае опасности она подаст сигнал, ты или Кицу не раньше чем через минуту сможете оказаться у дверей его квартиры.
— Подавать сигнал ей не нужно, они и так слышат и видят, все что происходит в квартире, — пробормотал Шаман. — Я лично вмонтировал в ее сумку телекамеру, радиус действия небольшой, но для наблюдения достаточно. Кстати, вы знаете, что фотоаппараты и кино и -телекамеры могут запечатлеть то, чего человеческий глаз не видит. Как например, через фотоаппарат  мобильного телефона можно видеть свет пульта управления телевизором, который простым глазом не видим.
— Все это хорошо, — перебил Шамана Галах, — но я говорю о другом.
— Ты прав, — согласился Друид. — Оля сейчас одна в квартире с человеком, у которого психическое расстройство. Но болезнь Дениса настраивает его против себя, а не против окружающих.
— Уже два случая было, когда пытались покончить не только с собой. И одна из попыток оказалась удачной.
— Оля единственная наша возможность, чтобы хоть что-то прояснить.
— Но сегодня появился охранник в четырех лицах, — подсказал Шаман.
— Этого охранника еще нужно найти, — сказала Кицу. — А у Оли с собой неплохие средства самозащиты. Мы ее подготовили, ее рефлексы сработают даже в полуобморочном состоянии.
— Не хотелось бы, чтоб она оказалась в этом самом состоянии, — проговорил Галахад, но больше спорить не стал.

17
    Друид сидел в машине, метрах в двадцати от подъезда, на пятом этаже которого жил Денис с родителями. Впрочем, сейчас родителей не было дома. Но третий, последний день их отсутствия заканчивался, завтра мать Дениса, которая развлекалась с молодым любовником и отец, который на три дня уехал из Москвы по делам, оба вернутся.
    Оля уже третьи сутки жила в квартире Дениса, точнее, его родителей.
    Когда наступил вечер первого дня, Оля собралась уходить. Собиралась она, как ее и учили, нерешительно и словно стесняясь о чем-то попросить, чтобы было понятно, что идти ей некуда, кроме гостиницы или вокзала, потому что никого она в Москве не знает. Но когда она спросила Дениса не позволит ли он на время оставить у него дома одну из двух ее сумок, тот сам стал уговаривать Олю не уходить.
   Кицунэ, слышала как Денис упрашивает Олю остаться и удивилась — в голосе Дениса Кицу уловила легкий испуг, теперь он явно боялся остаться один в пустой квартире. На подобное Кицу не рассчитывала, ведь это значило, что у Дениса пропадает безразличие к окружающему и появляется желание жить. И еще, Кицу порадовалась за девушку, потому что не только ее, Кицунэ способности, помогли заставить Дениса не отнестись к Оле с безразличием (Кицунэ рассказывала, объясняла, учила Олю, как вызвать в мужчинах интерес к себе, причем интерес не обязательно сексуальный), но и собственное обаяние Оли и ее способность пользоваться советами и указаниями Кицу были важны не меньше для того, чтобы расчеты их не оказались неоправданными. Получилось даже больше, чем они ожидали. И Кицу понимала, что в этом основная заслуга самой Оли.
    Оля знала, что Кицу или Друид, когда он менял Кицунэ, не только слышат, что происходит в квартире, но и видят, и она не удерживалась, чтобы не пошутить, когда этого не мог заметить Денис. Оля могла состроить смешную рожицу, пококетничать — но это в «дежурство» Друида — иногда ее кокетство было даже немного откровенно. Но в ее шутливом кокетстве не было и намека на те приемы, которым научила ее Кицу и которые рассчитаны на обольщение. Оля прекрасно понимала, что Друид, знает все эти вещи, если и не как Кицунэ, то, во всяком случае, лучше самой Оли. Она была слишком умна, чтоб выставить себя дурочкой.
    В последний третий день Денис даже решился выйти из дома и прогуляться с Олей. До этого у него, как заметили и Кицунэ и Друид, были все признаки агорафобии — боязни открытого пространства, больших площадей. И то, что он начал излечиваться от этой фобии, тоже было заслугой Оли. Хотя они и понимали, от подобных вещей полностью уже никогда не избавиться, можно только заглушить их, заставить не проявляться в полную силу. Лучше всего это помогает, когда человек влюбляется. Похоже, что Денис начал влюбляться в свою "сводную сестру". Правда, она скоро исчезнет.
    Внешне Денис относился к девушке, как и положено относиться к сестре, но к сестре, которую любят и уважают. И это, непривычно рыцарское отношение к женщине, как понимал Друид была заслуга уже не только Олина. Подобное случается, когда человеку становится плохо. Плохо физически, а еще в большей степени морально, психологически. И часто люди подлые, циничные превращаются в раскаявшихся грешников. Очень часто боль делает людей более человечными.
    Уже темнело. В окне комнаты Дениса на пятом этаже был виден свет. На мониторе компьютера Друид видел то, что происходит за этим окном. И видел и слышал. Ничего интересного там не происходило. Двое молодых людей просто сидели и разговаривали, ни о чем.
    Друид подумал, что завтра утром Оле нужно уходить. Но перед этим должен будет прийти Шаман и поработать с Денисом, чтобы тот забыл об этих трех днях, а точнее, о том, что вместе с ним в квартире все эти три дня, пока его родителей не было дома, жила симпатичная девушка.
    Голос Оли становился все более вялым. Она положила голову на подлокотник большого кресла и закрыла глаза, разговаривала она сейчас словно в полусне. Потом девушка поджала под себя ноги, улеглась щекой на кулачок одной руки и через несколько минут совсем замолчала.
— Ты спишь? — спросил Денис. — Может пойдешь в гостиную, на свой диван?
    "Свой диван, — усмехнувшись, отметил мысленно Друид. — Денис даже место в ей квартире выделил. Ее собственное".
    Оля ничего не ответила. Она уснула. Друид слышал ее легкое дыхание — медальон с вмонтированным в него микрофоном оказался лежащим прямо перед ее губами, на небольшой, красивой и упругой груди, лифчик для которой был принадлежностью лишней.
   И Шаман и Кицунэ и Галах и он, Друид, пытались научить Олю находиться в таком состоянии, когда человек и спит и бодрствует одновременно. У Оли этого так и не получилось, потому что научить такому за пару дней невозможно. Она уже здесь, в квартире Дениса пыталась ввести себя в подобное пограничное состояние между сном и явью, когда человек, как многие животные и спит, полноценно отдыхает, но одновременно и контролирует все происходящее. Это нужно было, потому что в прошлый раз, как рассказывала Оля, она видела призрак, именно когда уснула и потом проснулась внезапно. Но это состояние и сна и бодрствования одновременно так и не удавалось Оле.
   Денис не только перестал разговаривать, но даже двигаться. Можно было подумать, что он тоже уснул. Но глаза его были открыты и он смотрел на Олю.
   Друид видел, что взгляд Дениса направлен на Олю, но вот самих его глаз он рассмотреть не мог. А ему очень хотелось это. Ему это нужно было, чтобы понять, что чувствует этот парень, когда смотрит на спящую в его квартире девушку, за которую больше чем кто-либо другой из четверых отвечал он, Друид — это он привел ее в группу. Да и сама идея, чтобы Оля несколько дней провела в квартире Дениса была в большей мере его, чем Кицу. Кицунэ только поддержала Друида в этом.
    Так прошло около получаса. Оля спала, Денис сидел неподвижно и смотрел на нее.
    "Все же у него не просто нервное расстройство, он болен, — думал Друид, который тоже не отрываясь смотрел на монитор. — Сидеть полчаса неподвижно, уставившись в одну точку, нормальный человек не смог бы. Галах был прав: что можно сделать, если этот шизофреник набросится сейчас на спящую и начнет душить ее?"
    Но что-то изменилось. Вначале Друид не понял, что именно. Разве только появилось едва уловимое потрескивание в наушниках. Как бы помехи от множества слабых электрических разрядов.
    Денис чуть приподнял голову, словно прислушивался к чему-то.
    А потом на мониторе компьютера Друид рассмотрел бледное продолговатое пятно. Возможно, это оттого, что Друид слишком напряженно вглядывался в картинку на экране? Но и потрескивание в наушниках немного усилилось.
    Это могло быть именно тем, чего они ждали трое суток, в общем-то, особенно не надеясь на удачу.
    Только что теперь делать? Разбудить Олю? Но в прошлый раз именно из-за этого, оттого, что она проснулась призрак исчез.
    Чтобы убедиться, что белое пятно не усталость глаз, Друид облучил глаза красным светом небольшого фонарика.
    На мониторе белое пятно не исчезало. Да и потрескивания в наушниках не пропадали.
    В это время заговорил Денис. Интонацию его голоса Друид уловил, голос был тихий, испуганный, плачущий. Но понять, что именно он говорит, Друид не мог, микрофон был слишком далеко от Дениса, а говорил он тихо.
    "Надо разбудить Олю, — решил Друид, — Но нельзя, чтобы она проснулась резко, не понимая, что происходит".
— Оля, — тихо позвал он девушку и повторил, — Оля.
— Я не сплю, — больше догадался, чем понял Друид слова Оли, произнесенные почти одними губами. — Я знаю.
    Друида трудно, почти невозможно было вывести из состояния равновесия. Да и сейчас он оставался спокоен. И все же легкое волнение он ощутил в себе. Возможно, это волнение появилось оттого, что он сам не мог что-либо предпринять. Все зависело от молоденькой девушки, у которой не было даже небольшого опыта в том, как вести себя в экстремальных ситуациях. А сейчас была именно такая ситуация. Впрочем, не такая. Большинство людей предпочло бы прыгнуть с парашютом, пусть хоть никогда до этого и не прыгали, да многие и парашют не стали бы надевать, а прыгнули так, без него, только бы не встречаться с призраком, о которых знают лишь по фильмам и сказкам.
    Сейчас все зависело от интуиции и врожденных инстинктов Оли.
    Бледное пятно на мониторе, передвинулось чуть ближе к сидевшему на диване Денису. Оля наверняка сейчас слышит, что говорит Денис, а возможно, и не только он.
    Девушка подтвердила предположение Друида. Она заговорила сама. Голос ее слышался так, будто Оля говорила во сне.
— Зачем ты это делаешь? — спросила она и можно было не сомневаться, что она обращается не к Денису.
    Да и сам Денис замолчал. Друид смотрел на светлое пятно на экране и ждал, что оно исчезнет. Но светлое продолговатое пятно оставалось на месте, и легкое электрическое потрескивание в наушниках не пропадало.
— Зачем ты его мучаешь? — снова, словно голос спящего человека послышался голос Оли. — Он не сделал тебе ничего плохого.
    Денис продолжал молчать. Но, видимо, он слышал больше, чем Друид, потому что его голова чуть поворачивалась то в сторону спящей девушки, которая почему-то говорит во сне, то в сторону бледного пятна, которое Друид видел на экране.
— Ты меня боишься? — спросила Оля и потом сказала утвердительно: — Ты боишься меня.
    Видимо ей что-то ответили, потому что она сказала:
— Тогда поговори со мной. Не уходи. Я ведь не сделаю тебе  ничего плохого.
    Оля медленно повернулась в кресле и сейчас сидела откинувшись на его спинку. Глаза ее по-прежнему были закрыты.
— Правильно, — сказала Оля, отвечая кому-то и чуть приоткрыла глаза. — Не ты меня, я тебя боюсь. Я просто не привыкла.
    И снова после паузы, будто она выслушала чьи-то слова.
— Да, я тебя вижу и слышу. Говорят, что таких как я называют медиумы или экстрасенсы или еще как-то. Это не важно. Но я вижу и другое.
    Недолго помолчав, словно выслушав ответ, Оля продолжила.
— Я вижу, что ты не хочешь делать того, что делаешь. Зачем тогда?
    Для Друида этот диалог был похож, как если бы он находился рядом с человеком, который с кем-то говорит по телефону. Того, кто рядом с ним он видит и слышит, а о том, что говорит его собеседник, он может только догадываться.
— Так нужно? — без эмоций спросила Оля. — Договор? С кем? С Господом или с Сатаной?
    Друид услышал, как усилился треск в наушниках. Но скоро снова стал прежним, едва слышным.
— Я не делала ему ничего плохого, — судя по-всему, ответила на чье-то предупреждение Оля. — Зачем же ему что-то плохое делать мне?… — Но почему же так нельзя шутить. Разве у Сатаны нет чувства юмора?… — Конечно, не будем об этом. Так с кем у тебя договор?… — Ты его боишься?.. — Он обещал помочь… — А взамен он что потребовал?… — Но это разве помощь? Он из тебя убийцу сделал… — Бесплатно ничего не делается… — А если я сделаю и ничего взамен не попрошу?… — Нет, я неправду сказала, не совсем ничего. Ты мне скажешь, кто он, как его найти… — Чтобы он перестал убивать… — Но он девушек не трогает… — Чтобы себя защитить… — Но если ты мне скажешь, как его найти, а ему не скажешь, что мне сказал, то мне бояться нечего… — Все равно узнает. И меня найдет… — Но все же чем я могу тебе помочь, чтобы ты перестал сводить людей с ума и убивать?… — Но это же не трудно, я это сделаю. Но как найти его мне?… — Понятно. И не беспокойся, я сделаю, что нужно сделать для тебя, ведь если я не сделаю, ты будешь продолжать то делать, что он прикажет… — Он тебя зовет?… — А я смогу тебя позвать? Ведь чтобы сделать, что ты просишь, мне нужно знать то место. А без тебя мне кто его покажет… — Я поняла.
    Бледное пятно исчезло с монитора. Слабый треск в наушника прекратился. Друид увидел, как глаза Оли закрылись, а голова склонилась набок.
— Оля, — позвал он и потом крикнул громче в микрофон: — Оля, с тобой все в порядке? Ответь.
    Оля не отвечала.
— Кицу, Шаман, — подключившись к общей связи заговорил Друид, — как можно скорее сюда. Я буду в квартире. Не знаю, что случилось. Надеюсь, что Оля только сознание потеряла.
    Друид проговорил это, уже вбегая в подъезд. Вахтеру он показал одно из своих удостоверений. Тот, судя по-всему, бывший военный, хотел "козырнуть", получилось это у него инстинктивно, выработанный годами рефлекс. Видимо, Друид достал удостоверение, которое вызвало уважительный испуг у вахтера-охранника, но он вовремя вспомнил, что на голове его не было ни фуражки, ни шапки и рука его замерла на полпути к виску. Не дожидаясь лифта, Друид побежал по лестнице на пятый этаж.

18
     Оля сидела в кресле. Рядом были Друид, Кицунэ и Галахад. Шаман пока не вернулся из квартиры, откуда привезли Олю.
    В комнате был еще один человек. Даже без белого халата, по его четким уверенно-профессиональным действиям в нем сразу угадывался врач. Это был не тот, кто приезжал на "скорой". У этого врача было военное звание, хоть на нем и не было формы. Но Галах обратился к нему по званию:
— Ну, подполковник, что скажете?
— Давление ниже нормы — пятьдесят на сто. Пульс ниже нормы — сорок пять. Но главное — температура тела, она у нее тридцать пять и восемь. Упадок сил. Возможная причина — нервное и физическое переутомление. Но на самом деле причины могут быть самые неожиданные. Иногда человека обвиняют в лености, нежелании трудиться, а причина оказывается в инфекционном заболевание, которое проявляется именно таким образом, делает человека ленивым и бездеятельным. Так что конкретнее могу сказать после обследования в клинике. Завтра привезете ее, проведем полное обследование и тогда уже поставим более точный диагноз.
    Доктор достал из металлического чемоданчика пластиковую контурную упаковку, в которой было только одна таблетка.
— Это препарат можно выпить прямо сейчас, — доктор положил упаковку на стол. — Немного красного вина разбавленного горячей водой тоже не повредит. И никаких разговоров, тем более серьезных, требующих напряжения мысли. Иными словами, полный покой. Но не абсолютный.
    Доктор-подполковник улыбнулся своей шутке, попрощался со всем и ушел.
— Не обязательно было его и звать, — сказала Оля, когда дверь за доктором закрылась.
— Ты почти двадцать минут была без сознания, — сказал Галахад.
— Напугала нас, — улыбнулась ей Кицунэ. — Больше так не делай.
— Я подумаю, — ответила Оля.
— Что значит подумаю? — строго сказала Кицунэ, но в глазах улавливалась шутливость.
— Ну, приятно, когда из-за тебя волнуются, беспокоятся, даже пугаются.
— Ты поменьше разговаривай. — Друид подошел к Оле, положил руку ей на лоб. — Действительно холодная, как покойник.
— Ну у тебя сравнения, — укоризненно покачала головой Кицу.
— Тебя домой отвезти или здесь спать останешься? — спросил Друид Олю.
— Оставим здесь, — решила Кицунэ, — незачем везти ее через полгорода, только за тем, чтобы она выспалась. Я тоже здесь останусь. Ты не против?
    Кицунэ посмотрела на Олю.
— Конечно нет, — даже обрадовалась Оля. — Я только бабуле позвоню, скажу, что сегодня меня тоже не будет, мы ведь ей сказали, что на три дня на дачу с тобой едем, а сегодня уже четвертый получается. Поэтому она может обидеться и всю ночь волноваться и не спать. А потом, мне нужно много вам чего рассказать.
— Расскажешь завтра, — как бы приказал Друид. — А сейчас спать. Или ты хочешь дождаться Шамана, чтобы он тебя усыпил?
    Галахад вопросительно взглянул на Друида. Тот только улыбнулся. Галах едва заметно пожал плечом, зная, что случайно Друид оговориться не мог.
    Одновременно с Галахадом на Друида посмотрела и Оля, только в ее взгляде было удивление.
— Кого дождаться? — спросила она.
— Видишь, как Сергей за тебя испугался, — усмехаясь, сказала Кицунэ, — даже забыл как кого зовут.
— Ой, — с шутливым недовольством заговорила Оля, — да я давно уже догадалась, что вы себя не настоящими именами называете.
— Всё, — Галахад встал со стула и обратился к Друиду. — Уходим.
— Думаю, совет доктора насчет вина был хорошим, — Друид посмотрел на Кицу. — Грамм сто пятьдесят горячего красного вина, чтоб Оля побыстрей уснула, будет как раз то, что нужно.
— Все, уходите, разберемся без вас, — Кицунэ поднялась, чтобы закрыть за мужчинами дверь. — И раз уж он теперь Шаман, то позвоните Шаману, чтобы он сюда не приезжал. В клинику я Олю сама завтра отвезу. Потом с вами свяжусь.
    На улице, когда шли к машине, Галахад спросил:
— Значит считаешь, эта девочка может пригодиться нам в будущем? — это был вопрос на как бы случайную оговорку Друида о Шамане.
— Ты и сам так считаешь, — забираясь в машину, ответил Друид.
    Галахад обошел машину, сел на пассажирское сиденье рядом с Друидом и только тогда ответил.
— Ладно, посмотрим, — сказал он.
    Когда Друид и Галахад вышли, Кицунэ закрыла дверь. Она достала из бара бутылку красного вина, поставила разогреваться воду. Оля в это время позвонила бабушке и предупредила, что останется на даче у подруги еще на одну ночь.
    Кицу взяла у Оли трубку. Она уже познакомилась с Олиной бабушкой Лидией Сергеевной, когда заходила к ней три дня назад, чтобы предупредить, а точнее, получить ее согласие, что они поедут с Олей на дачу. Лидия Сергеевна поговорила тогда с Кицу и разрешила Оле поехать с Ритой, как назвались Кицунэ, на дачу к ней. Трудно было быть недоверчивым в отношении Кицу, когда та хотела, чтобы ей доверяли. И сейчас тоже, Олина бабушка, поговорив с Кицунэ и спокойно пошла досматривать какую-то
— Я просто не могу сдерживаться, так мне все хочется рассказать, — заговорила Оля, как только Кицу, поговорив с Лидией Сергеевной, положила трубку телефона, — а вы никто ничего не спрашиваете.
— Сегодня говорить ни о чем не будем. Сегодня будем спать. Ты действительно напугала нас всех. Давай, раздевайся и ложись.
    Кицунэ достала из шкафа подушки одеяла простыни. Начала расстилать постель.
— Ну ты чего, постель мне еще будешь стелить? Я что сама безрукая? — возмутилась Оля.
— Сиди, — тоном приказа ответила Кицу.
    Оля сразу почувствовала, что ее трудно не послушаться.
— Ложись, — указала Кицу на постель.
— Прям как с собакой, "сидеть", "лежать", — забираясь под одеяло, говорила Оля обидчивым тоном.
— Не обижайся, — присаживаясь на край кровати, заговорила Кицунэ. — Мы слишком большую ответственность взяли на себя. Домой ты должна вернуться такой же здоровой и физически и морально, какой была до встречи с нами.
— Такой я уже никогда не стану. Я слишком много узнала от вас.
— Ты понимаешь, о чем я говорю.
— Да все нормально со мной. Я завтра уже буду чувствовать себя, как всегда.
— Общаться с призраками не простое занятие, — задумчиво сказала Кицу. — Много он из тебя энергии вытянул. Нужно учиться не отдавать. Но об этом всем поговорим завтра. А сейчас давай выпьем вина и спать.
    Кицунэ налила в бокалы вино.
— Зачем хорошее вино разбавлять водой, — проговорила Оля отпивая из бокала.
— Еще Авиценна говорил, что если хочешь быть здоровым, нужно пить красное вино разбавленное теплой водой и есть лук порей.
— Насчет вина я могу согласиться, — шутливо кивнула Оля, — а вот в отношении лука, не знаю. Тогда придется сидеть дома и ни с кем не общаться. А зачем тогда здоровье, если даже поговорить ни с кем нельзя. Разве что с призраками. И кстати, не вытягивал он из меня ничего. А если и было, то не нарочно, это точно.
— Да, ты права, — согласилась Кицу. — Просто ты еще не умеешь обращаться со своими способностями. Расходуешь слишком много сил. Это как колесо, которое нужно не нести, а катить.
— А можно научиться и самой на этом колесе ездить, — Оля улыбнулась и отпила еще глоток вина.
   Кицу внимательно посмотрела на нее.
— Молодец, — сказала она, — Это хорошо, что у тебя вместе со способностями еще и голова работает как надо.
— А знаешь что, — сказала Оля немного удивленно, пришедшей ей мысли, — так странно. Мы вот сидим и разговариваем спокойно, на полном серьезе о призраках, как будто фильм обсуждаем, который только что посмотрели. И вы не какие-то там, у которых крыша поехала на этом, а нормальные обычные люди.
— А может мы такие и есть? Съехавшие на этих самых призраках?
— Нет, — не согласилась Оля. — Я ведь уже поняла по нескорым словам, фразам, по другим мелочам, вас не только призраки интересуют, а вообще всякие непонятные вещи. Это ваша работа. И не боитесь вы никого. И ты, женщина, а сильнее любого мужчины. Представляю, какой тогда сильный Сережа. Ведь это правда?
— Да, — согласилась Кицу. — Сергей один заменит десяток хорошо тренированных спецназовцев.
— Ну вот. Мне так интересно, кто вы такие. — Олин язык чуть заметно, но стал заплетаться.
— Все, хватит разговоров. Тем более, ты от двух глотков вина уже опьянела. Это от слабости. Тебе нужно отдыхать.
— Хорошо, давай спать. Только можешь ответить еще на один вопрос? — не успокаивалась Оля.
— Смотря на какой.
— Алексей был Алексеем, а вдруг стал Шаманом. А тебя кроме Риты, как называют?
— Ну что ж, думаю тебе можно сказать, — улыбнулась Кицу.
— Конечно можно, — согласилась Оля расстроено. — Потому что потом ваш Шаман все равно сделает так, что я все забуду.
— Может и не сделает, — не совсем согласилась Кицу.
— Хорошо бы. Ну так как?
— Кицунэ.
— Кицунэ? — повторила удивленно Оля. — А что это значит?
— В японской мифологии есть такой персонаж — кицунэ. Это лиса, которая может превращаться в женщину.
— Конечно очень красивую.
— Естественно.
— Тогда я угадаю. Тогда значит, когда она превращается в женщин, она влюбляет в себя мужчин, — Оля поставила на стол наполовину недопитый бокал и положила голову на подушку.
— И это тоже. Но не главное. Японцы ставят статуэтки с изображением кицунэ, чтобы злые люди не приносили в дом ложь, обман и вообще все негативное.
— Понятно, значит кицунэ защищает от всего недоброго. Ну в этом я сама убедилась, ты меня защитила от этого придурка Коли. Сама выбрала себе такое имя?
— Нет.
— А мне нельзя другим говорить, что ты мне сказала, как тебя зовут?
— Если бы это нужно было скрывать от остальных, я бы не сказала тебе этого.
— Понятно, — проговорила Оля, чуть задумавшись и спросила: — А Сергея как вы называете?
— Об этом спросишь у него самого, если захочет скажет.
— А если не захочет?
— Почти уверена, что тебе он скажет.
— А настоящее его имя ты тоже не можешь сказать? — спросила Оля уже с закрытыми глазами.
— Нет. Не могу. Но не потому что не хочу. Я просто не знаю его настоящего имени, как и он моего.
— Как это? Вы никто не знаете настоящих имен друг друга?
— Один из нас четверых знает о нас все. Он нас и собрал.
— Это тот, у которого я даже ненастоящего имени не знаю? — уже засыпая спросила Оля.
— Да.
— Но почему нельзя знать имя? Странно.
— Знать имя человека, значит знать его прошлое. Все. Спи.
— Угу, — согласилась Оля.
    Она повернулась на бок, положила под щеку кулачок и тихо вздохнула, как вздыхают засыпающие дети, потому что у них на душе легко и хорошо и волноваться и беспокоиться им не о чем, потому что впереди долгая и счастливая жизнь.
    Кицу не раздеваясь легла на диван, подложив только подушку под голову. С удовольствием подумала, как утром заберется под теплый душ. Как и Оля Кицунэ вздохнула, только в ее вздохе, в отличии от Олиного чувствовалось не удовлетворенность собой и будущим, а легкая озабоченность о завтрашнем дне…
    Врач-подполковник, который сейчас был в белом халате, когда просмотрел результаты обследования, которое Оле провели буквально в течении двух часов, с помощью самой современной медицинской техники и аппаратуры, очень удивился.
— Вчера я был уверен, что вас придется госпитализировать, — сказал он Оле, впрочем, не только ей, но и Кицунэ, которая стояла рядом. — Прошла одна ночь и удивительная метаморфоза. Такому идеальному здоровью многие из ваших ровесников могут позавидовать.
— А я и не сомневалась, что мне нужно выспаться и все пройдет, — не удивилась Оля словам врача.
— Ну что, — сказал врач-подполковник на прощанье, — могу только пожелать, чтобы ваша уверенность всегда оправдывала себя.

19
    Галахад, Друид и Шаман расположились в большой комнате старого двухэтажного особняка, находившегося в нескольких километрах от Москвы.
    Галахад прохаживался по натертому до зеркального блеска мозаичному паркету. Карандашом, зажатым между пальмами одной руки, как барабанной палочкой он постукивал по ладони другой руки.
    Шаман сидел в большом старинном кресле с компьютером на коленях и время от времени нажимал на клавиши, но сосредоточенности, по которой можно было бы определить, что он занят серьезным делом, в лице его не было.
    Друид сидел на диване, таком же старинном и удобном, как и кресло, в котором сидел Шаман. Скучающим взглядом он наблюдал за мухой, которая неспеша летала по комнате. На его коленях лежал пистолет-пулемет принадлежавший Кицунэ, тот, который стрелял совершенно бесшумно и который Кицунэ никому не позволяла трогать. Друид ждал, когда муха пролетит мимо проема открытого настежь окна. Но муха, долетая до распахнутой рамы, почти мгновенно поворачивала в обратную сторону и, облетев комнату по почти полному кругу, казалось решала пролететь мимо окна с другой стороны, но в последний момент снова резко разворачивалась и снова неспеша облетала комнату, только в противоположенном направлении.
— Я не могу согласиться на подобное, — сказал Галахад не останавливаясь и продолжая барабанить карандашом по ладони руки. — Гарантий, что с ней ничего не случится, о чем потом мы не будем жалеть, нет. Не говоря уж о том, что она почти еще ребенок.
— Не такой она и ребенок, — проворил Шаман. — У многих в ее годы у самих уже есть дети.
— Через месяц ей будет восемнадцать, — сказал Друид, но сказал это так, что нельзя было понять, поддерживает он Галаха или Шамана.
— Да хоть восемьдесят, — чуть резче отозвался Галахад. — Она посторонний человек и я не могу рисковать ее жизнью. Да не жизнью, а просто здоровьем.
— Если бы от нас хоть что-то зависело, — снова не согласился Шаман. — Господом или Сатаной или еще кем, но ей даны способности, дар, с которым она не расстанется уже всю свою жизнь. И мы не сможем ни приказать ни попросить ее освободиться от него. И сама она, даже если очень захочет, не сможет. А если захочет, начнет бояться его, а это прямая дорога в психиатрическую больницу.
— Не надо только намеков о лицемерии, — Галахад бросил карандаш в вазочку, из которой торчало еще с десяток остро заточенных карандашей. — Я не говорю о том, что пусть с ней случиться что угодно, только без нашего участия.
— Да я ничего подобного и не подразумевал, — стал оправдываться Шаман. — Я только сказал то, что сказал. А сказал я, что с нами или без нас она обречена на ту жизнь, которая ей уготована. И уж если сказать больше, то именно с нами она в меньшей опасности. Когда еще она сама научится не бояться своего дара? И что с ней может произойти, до того, как она начнет воспринимать все как должное? А мы, в частности Кицу, уже научила Олю не относиться к своей неординарности как к отклонению, как к болезни.
— И эта наука обошлась недешево. Девушка сама чуть не стала покойницей. Потеря сознания. Давление почти вдвое ниже нормы, замедленное сердцебиение. А то что тело ее стало остывать? К этому как относиться? — не соглашался Галахад.
— Вот именно, — продолжал спорить Шаман. — Мы и должны научить ее не отдавать свои силы, энергию в подобных ситуациях, которые, хотим мы или нет, с нами или без нас, а будут с девушкой происходить и чем дальше, тем больше.
    В это время муха наконец оказалась на одной линии между сидевшим с автоматом на коленях Друидом и открытым окном. Друид мгновенно вскинул оружие и выстрелил. Вместо обычного хлопка послышался слабый приглушенный свист.
— Попал? — посмотрев на Друида с интересом спросил Шаман.
    Друид чуть заметно кивнул.
— Не знаю, — как бы продолжая спор с Шаманом, сказал Галахад и повторил: — Не знаю.
    В это время послышалась женские голоса, дверь в комнату открылась и вошли веселые и, можно сказать, счастливые Кицунэ и Оля. На них были надеты халаты, на ногах резиновые шлепанцы. Волосы обеих девушек были мокрыми.
— Кто не ходил с нами на реку, тот много потерял, — сказала Кицунэ.
— В том смысле, что не видел вас в купальниках? — решил уточнить Друид, что именно он потерял.
— В том смысле, что я предупреждала, чтобы не хватал мое оружие, — с этим словами Кицу подошла к Друиду и отобрала у него автомат. — Тебя не научили этому, тогда я научу. В следующий раз ухо отстрелю.
— Как женщины бывают жестоки, — расстроился Шаман. — Я, кстати, не раз задавался вопросом, как такое случается, что хрупкие, нежные, глубоко эмоциональные создания, которые от одного вида крови могут упасть в обморок, становятся вдруг способны на поступки необыкновенной жестокости.
— Где ты видел женщин, которые от вида крови падают в обморок? — спросила Кицу. — В кино или в романах Стендаля и Мопассана вычитал? Так могу разочаровать, те женщины, о которых ты читал просто притворялись. А самое больше удовольствие для женщины, когда мужики ради нее друг друга до крови избивают. А еще лучше, когда вообще убивают. Например, шпагой один другого протыкает, в том же восемнадцатом веке. Или рыцари на турнирах калечили друг друга ради прекрасных дам и тот, кто больше изуродовал и искалечил своих соперников в награду получал благосклонные улыбки, а то и ночь любви.
— И вы так считаете, Оля? — с надеждой посмотрел на девушку Шаман.
    Оля вздохнула и сказала:
— Вообще-то, если честно, конечно, приятно, когда из-за тебя дерутся.
— Ты, Шаман, много всего знаешь, — с шутливой грустью посмотрела на Шамана Кицу, — но вот в одном ты плохо разбираешься, в женщинах. Надо бы тебя подтянуть в этом вопросе на более высокий уровень.
— Не надо меня подтягивать на высокий уровень. Я сам подтянусь. Я умею слушать, а женщины не умеют скрывать своих желаний.
— Распространенная ошибка, что женщины не умеют хранить тайны, — насмешливо заговорил Друид. — Так например, уже много тысячелетий, с тех пор, как в обществе стали проявляться признаки, которые называют цивилизацией, все женщины без исключения знают о себе и других женщинах вещи не известные ни одному мужику и за все эти тысячелетия ни одна из женщин не проболталась об их общих секретах.
— Боюсь, что последнее время женщины стали намного болтливей, — усмехнулась Кицунэ. — Ладно, мы пойдем с Олей переоденемся. Вернемся минут через пятнадцать-двадцать. Будем веселые и красивые, поэтому просьба, настроение нам не портить. Я хочу сказать, не надо будить в женщине зверя. Кстати, в животном мире самки как охотники ничем не хуже самцов, а в некоторых случаях и лучше.
    Кицунэ и Оля стали подниматься по лестнице на второй этаж. Когда дверь наверху за ними закрылась, почему-то шепотом, хотя даже если бы он кричал, девушки не смогли бы его услышать Шаман спросил Друида:
— А какие это секреты?
— Ну мне откуда знать, — словно удивился Друид. — А знаешь что, пригласи какую-нибудь женщину домой, а там вколи ей старый добрый испытанный еще дедами нашими скополамин и она тебе все расскажет.
— А ты что, делал так?
— Я? Нет, — отрицательно покачал головой Друид. — Я бы до такого не додумался.
— Ну как же не додумался, если мне советуешь?
— Видишь ли, Шаман, мои мысли в сочетании с твоим присутствием начинают иногда выдавать странные фантазии. Ты действуешь на меня как муза на поэта. Но ты явно не муза, — рассматривая Шамана, как бы убедился в своей правоте Друид.
— Друид, — обратился к нему Галахад, — Теперь станем немного серьезней.
— Хорошо, — согласился Друид.
— За тобой последнее слово.
— В отношении чего?
— В отношении Оли.
— А почему именно у меня и именно последнее, а значит и решающее.
— Ты нашел ее, ты привел ее, чтобы познакомить с нами. И главное, она тебе доверяет больше, чем кому-либо другому. Значит и большая ответственность за нее на тебе.
— Это ты, Галах, хорошо придумал, — став серьезным проговорил Друид. — Но, будем считать, что ты прав. А в этом случае, мне нужно подумать и поговорить с ней.
— По другому и быть не может. Именно этого я и хочу, чтобы ты подумал и поговорил с Олей.
    Как и обещала Кицунэ, они с Олей вернулись через минут через двадцать.
    И снова Оле пришлось, уже в который раз, пересказывать все, что с ней произошло до того, как она потеряла сознание. И снова ее спрашивали и переспрашивали о каждой мелочи, о каждой детали. И уже ничего нового она не могла сказать.
— Да, — проговорил Галахад, — никакого другого варианта.
— Какого варианта? — подозрительно спросила Оля
— И найти того, человека, который работал во всех четырех школах мы не сможем, — не ответив на ее вопрос продолжил свою мысль Галах.
— Найти-то мы найдем, — не согласился Шаман. — Только вот когда? Через неделю? Через месяц? А призрак наш на контакт с кем-то другим может не пойти. Удивительно, почему он с вами решил общаться.
    Последнюю фразу Шаман сказал, посмотрев на Олю.
— Потому что я понравилась ему, потому что он почувствовал ко мне доверие. Чего здесь непонятного. Но почему вы говорите об этом? Почем у вы говорите о каком-то другом человеке, о каком-то другом варианте? Вы можете объяснить? — возмутилась Оля. — Я ведь спросила.
— Мы не хотим, что бы дальше продолжала участвовать во всем этом, — ответил ей Друид.
— Как это не хотим? — Оля даже растерялась и не сразу нашла слова. — Когда я сделал все главное, вы теперь хотите найти какого-то другого экстрасенса или как там? Медиума. А мне сказать спасибо и гуляй девочка?
— Именно так мы и хотим поступить, — честно ответил Друид.
— Так поступить, да? Так поступить со мной? — в голосе Оли почувствовались слезы.
— Вот видишь, — сказал Галахад, — ты еще не умеешь сдерживать свои эмоции. А это меньшее, что ты должна уметь.
— Меньшее, больше, мне наплевать, что я должна уметь. Ну если так, тогда и мне все равно. Тогда отвезите меня домой и больше я ничего не хочу знать.
— Вот ситуация? — недовольно проговорил Галахад.
— И хочется и колется и мама не велит, — прокомментировал Шаман.
— Кстати о маме, — заговорил Друид.
— Я сказала, ведите меня домой, — перебила его Оля. — Если я не нужна, то нечего мне и делать здесь.
— Домой в любом случае тебе нужно ехать, — продолжил Друид, — хотя бы потому, что бабушка тебя ждет. Кстати, позвони ей и скажи, что через час будешь дома.
— Позвоню, не волнуйся, — Оля не глядела на Друида. — Это моя бабушка и я сама знаю, когда нужно мне ей звонить, а когда не нужно.
— Вот позвони ей и скажи, что ты через час, если в пробках не задержимся, придешь домой. И ты будешь не одна, а с Ритой.
— Не с Ритой, а с Кицунэ, — Оля сказала это с вызовом.
    Галахад посмотрел на Олю, потом на Кицунэ, а потом на Друида и обратился к нему:
— Я уже сказал, тебе решать.
— Я это и делаю, — кивнул Друид и заговорил уже с Олей: — Не сомневаюсь, что Лидия Сергеевна знает о твоих способностях. Родители могут не знать, а бабушке ты все рассказываешь. Я прав?
    Оля обиженно втянула воздух носом и ответила.
— Бабуля про меня все знает.
— Вот Кицу и поговорит с твоей бабулей. И если Лидия Сергеевна не будет против, то все проблемы отпадут. Ну а если нет, тогда нет.
— Тогда поехали скорей, — заторопилась сразу Оля, она, кажется, не сомневалась, как именно решит ее бабушка.
— Позвони ей.
— Из машины позвоню, — продолжала торопиться Оля.
    Когда проезжали Кольцевую дорогу, Оля — она и Кицунэ сидели на заднем сиденье — заговорила о том, что ее почему-то очень интересовало.
— А тебя как зовут? — спросила она Друида, сидевшего за рулем.
— Сергей, — ответил Друид.
— Нет. Ты же понимаешь, о чем я говорю. Вот Риту, — она посмотрела на Кицу, та улыбнулась и подмигнула ей, — Риту зовут Кицунэ. А тебя как?
— Давай так договоримся. Если Лидия Сергеевна будет согласна, чтобы ты продолжила с нами работать, тогда и скажу.
— Ну, Кицунэ мне сказал и без этого.
— Ну, с Кицу, вы, можно сказать, уже подруги. А с тобой мы только едва знакомы.
— Вообще-то с тобой я с первым познакомилась.
— Психологическая близость, в смысле совместимость не зависит от того, с кем первым познакомился, а кем вторым.
— Ладно, я не спешу, — согласилась Оля. — Я знаю, если ты пообещал сказать, значит скажешь.
— Тут ты не ошиблась, — снова улыбнулась Кицунэ Оле.
— Кстати, — вспомнил Друид и посмотрел в зеркало на Олю, — вы поговорили с тем, Коля которого зовут, который достает тебя?
— Поговорили, — ответила Оля. — Кицунэ с ним поговорила и он сразу стал у меня прощения просить, а у самого губы позеленели от страха.
— Ты там не перестаралась? — теперь Друид посмотрел в зеркало на Кицунэ.
— Ну что ты, — покачала головой Кицу. — Коля оказался на редкость понятливым.

20
    Бабушка Оли хоть и была бабушкой, но никто бы не назвал ее старушкой. Ей было около семидесяти, но выглядела она лет на десять моложе, довольно энергичная и умная женщина, это сразу улавливалось в ее уверенном внимательном изучающем взгляде. Оля открыла дверь и они с Кицунэ прошли в квартиру (Друид остался ждать их в машине). Услышав, что входная дверь открылась, Лидия Сергеевна вышла в переднюю, прижимая к уху мобильный телефон. Увидев, что Оля не одна, Лидия Сергеевна сказала: "Все, Лара, ко мне пришли. Я тебе позже перезвоню", закрыла крышку мобильника.
— Здравствуйте, — улыбнулась Кицунэ Лидии Сергеевне.
— Здравствуйте, Риточка. Проходите.
    Все трое пошли в комнату.
— Оля, ты, может быть кофе сваришь. Вы, помню, кофе любите, Рита?
— Да, — согласилась Кицу.
— Я ее научила варить кофе и у нее это неплохо получается.
    Оля пошла на кухню, а Лидия Сергеевна и Кицунэ сели в кресла, стоявшие с двух сторон от стеклянного журнального столика.
— Хорошо, что вы не задержались "пробках", а то мне через час нужно будет уйти. По личным делам. К сожалению не личных у меня уже почти не бывает. — Говоря это Лидия Сергеевна взяла со стола пачку сигарет с ментолом и закурила, — Вы, Рита, не курите, знаю. Но надеюсь дым от сигареты не помешает нам общаться.
— Я не курю, но запах хорошего табака мне нравится.
— Понятно, — улыбнулась Лидия Сергеевна, — вы предпочитаете пассивное курение.
— Можно и так сказать. Но иногда могу и сама закурить.
— "Иногда могу", — повторила слова Кицунэ Лидия Сергеевна. — Вы когда еще в прошлый раз заходили к нам, показались мне девушкой необычной, можно сказать и больше, загадочной. А потому не только вам со мной нужно поговорить, как вы сообщили по телефону, но и мне тоже хотелось поговорить с вами.
— Я даже могу предположить о чем, — сказала Кицунэ и пояснила свое предположение. — Вы не совсем понимаете, что может меня тридцатидвухлетнюю женщину связывать с вашей внучкой, которая почти вдвое моложе меня. У всех женщин найдутся общие интересы, но в разном возрасте их уровень немного различен.
— Вы догадливы, — кивнула Лидия Сергеевна.
— У меня профессия такая.
— Угадывать мысли людей?
— Именно, — согласилась Кицунэ. — Мысли, желания, поступки. Угадывать, вычислять, определять.
— Интересно. Но пока очень туманно.
— И не отвечает на вопрос, какие общие интересы могут быть у меня с Ольгой, — дополнила Кицу.
    В это время вола Оля с подносом.
— Бабуль, я немного развею туман в твое голове, — сказала она расставляя на столике кофейник и чашки.
— Фамильярность не порок… — начала фразу Лидия Сергеевна.
    Оля закончила ее:
— …но большое свинство. Только так обычно говорят о любопытстве. К тому же то, что я сказала, это не большое свинство, а маленькое поросячество. Так вот, развеиваю туман. Рита — ведьма.
— В каком смысле? — без намека на удивления и стряхивая в пепельницу пепел, спросила Лидия Сергеевна.
— В самом прямом, — ответила Оля. — А еще она очень сильная и смелая.
— Оля, мне, как и всем приятно, когда меня хвалят, — остановила Олю Кицунэ. — Но лучше, когда это делают в моем отсутствии.
— Хорошо, считай, что я ничего не говорила. Но только расскажу бабуле один случай, совсем недавно это было, поэтому я тебе не успела рассказать, — слегка оправдалась перед бабушкой Оля. — Помнишь я тебе говорила, что ко мне пристает один придурок здесь.
— Помню, только слово придурок можно было бы опустить. Я помню, потому что хотела еще обратиться в милицию по этому поводу.
— Слово "придурок" нельзя опускать, потому что оно точнее всего характеризует этого придурка. Это во-первых. А во-вторых, милиция ничего бы не сделала ему, у него друзья, которые дружат с милицией и которых милиция боится. А Кицунэ…
— Кто? — на этот раз удивилась Лидия Сергеевна.
— Это я оговорилась. В общем, Рита пять минут поговорила с ним и он прибежал ко мне извиняться, как щенок побитый.
— Сопоставляя со сказанным выше, вы пообещали, что наведете на него порчу, — сказала Лидия Сергеевна таким тоном, что было понятно, она шутит.
— И не думала, — ответила Кицу тоже шутливо. — Все было гораздо проще. Но это не та тема разговора, ради которой мы здесь.
— Рита, я заинтригована, — призналась Лидия Сергеевна. — А поэтому давайте перейдем к той теме, ради которой вы здесь.
— Да, — согласилась Кицу. — Но чтобы было понятней основное, начну с того, чем я занимаюсь. Я и мои товарищи, с которыми я вместе работаю, мы ловим преступников, с которыми не способна справиться ни милиция, ни прокуратура или другие подобные структуры. Это те случаи, когда преступления невозможно доказать обычными методами и на которые в уголовном кодексе нет законов, по которым этих преступников можно было бы привлечь к ответственности. И в основном это убийцы, похитители людей, впрочем и ценностей тоже, захватчики заложников. Впрочем, найти этих людей обычными способами тоже почти невозможно. Тем более, у милиции основной способ это внештатные агенты, как их называют. Если, конечно, убийца не пришел сам и не сказал, что выпивали с приятелем, поссорились, подрались и он случайно убил его.
— Очень интересно. Признаться, подобного я не ожидала. — искренне удивилась Лидия Сергеевна, — Вы совсем не похожи на человека, который ловит преступников. Но вы сказали, нельзя привлечь к ответственности. Разве в уголовном кодексе нет статей за убийство и все остальное вами перечисленное?
— Все дело в способе, которым совершаются преступления.
— И какие это способы?
— Гипноз, кодирование, магия, колдовство.
— Магия? Колдовство?
— Вы не верите, что колдовством можно убить человека или довести до самоубийства, или свести с ума, или рассорить родных и любимых людей.
    Лидия Сергеевна не ответила, но она внимательно смотрела на Кицунэ.
— В словах заключена огромна сила, как, допустим, и в музыке, — продолжила Кицунэ. — Никто ведь не оспаривает, что музыка может лечить людей, а может и калечить их нервную систему. Тоже и слова. Небольшой пример. Человек едет в трамвае. Кто-то его толкнул, человек попросил быть поаккуратней, а его за это обругали, оскорбили. У человека от этих слов, незаслуженных оскорблений поднимается давление и он попадает в больницу с инфарктом или инсультом. Но это прямое воздействие слов на психику человека направленное в основном на сознание. Но возможно и другое. Никто уже не отрицает, что мысль материальна. И вот кто-то, находясь довольно далеко от того, на кого направлено его негативное отношение, произносит слова составленные определенным образом, в определенном порядке, иногда не имеющим, кажется, никакого смысла. Но эти слова, направленные на определенного человека действуют почти так же, как незаслуженные оскорбления в трамвае. Заклинания составленные гениальными злодеями тысячелетия назад, доработанные, отредактированные, — Кицунэ усмехнулась, — другими талантливыми но обозленными за что-то на весь мир людьми, как стихи написанные гениальными поэтами, они воздействуют непосредственно на подсознание человека.
— Я понимаю, о чем вы говорите, — кивнула Лидия Сергеевна.
— Ну что ж, я рада, что вы не посчитали меня за сумасшедшую, от которой нужно подальше спрятать вашу внучку.
— У вас талант заставлять людей слушать вас и верить вам. Но я хочу поговорить немного о другом, о себе, — сказала вдруг Лидия Сергеевна.
— С удовольствием.
— Я закончила политехнический институт. Шестидесятые годы, небывалый расцвет науки. И естественно, я, как любой технически образованный человек в то время, была убежденной материалисткой. Позднее, правда, поняла, что женщина и техника вещи мало совместимые. Точнее, женщина может пользоваться техникой, но создавать ее не женское дело. Кто-то заспорит со мной, но я убедилась в этом на собственном опыте, хотя и была талантливей большинства мужчин технарей. Но это к делу не относится, разве только в том, что мой убежденный, даже воинственный материализм в один день перестал существовать. Конечно и мистика не стала тем, что управляло моей жизнью, но материалисткой, как я уже сказала, я перестала быть. А дело все в моей матери, Олиной прабабушке. Она вышла замуж перед самым началом войны. Ее мужу, моему отцу, через месяц после свадьбы пришла повестка явится в военкомат. Я родилась в сорок втором. А в сорок третьем пришло извещение, что мой отец пропал безвести. Это было страшно само по себе, но еще пропавших безвести приравняли к предателям. И до пятьдесят третьего я была дочерью предателя, врага народа. А вот теперь главное, о чем я хотела рассказать. У матери, Олиной прабабушки чуть ли не с детства были какие-то странные видения. Она никому об этом не говорила. Да и опасно это было. Если бы кто-то узнал, то в лучшем случае мою мать положили бы психиатрическую больницу. И я узнала об этом только в шестьдесят девятом. Вышло это неожиданно и странно. Моя мать вдруг решила ехать в Белоруссию. Зачем, для чего, почему? Непонятно было ни для кого. И она никому ничего не объясняла. Если еще и учесть, что никаких родственников или знакомых у нас там никогда не было. Я не могла отпустить ее одну. И как она не противилась, я поехала с ней. Меня всегда было трудно переупрямить, и если я чего решила, то, как правило, добивалась своего. Мать говорила, что это у меня отцовское. Уже в Белоруссии мы добирались до какого-то нужного ей месте несколько дней. Это было небольшое село. Впрочем, селом его можно было назвать с натяжкой, потому что церковь там хоть и была, но из нее давно уже устроили склад удобрений. Моя мать и в этом селе, к которому она так непонятно для меня стремилась никого ни о чем не спрашивала. Мы переночевали у кого-то на сеновале, а утром, как только рассвело, отправились в лес. Он начинался в полукилометре от села. Хозяйка, на чьем дворе мы ночевали, предупредила нас, что лес глухой и даже местные далеко от края не уходят и были случаи, когда даже местные люди блуждали по этому лесу по несколько дней, а несколько человек так вообще пропали. Скорее всего, не смогли найти обратную дорогу, а может и на минах взорвались, которые там все еще остались после войны. Мой матери это было безразлично, она абсолютно не прислушалась к предупреждениям хозяйки. Только меня она снова не захотела взять с собой. Но понятно, что не могло быть и речи, чтобы я отпустила ее одну в этот лес. Но еще больше меня удивило и даже испугало, с какой уверенностью мама шла по этому, непроходимому лесу, словно полжизни провела в нем. Даже в болотах она находила тропинки, по которым через эти болота можно было пройти. Я тогда решила, что мы станем еще двоими из тех, кто пошел в этот лес и не вернулся. А о матери я на полном серьезе стала думать, что у нее помутнее рассудка. Только делать было нечего и смысла говорить о том, чтобы вернуться тоже не было, потому что в какую сторону идти, чтобы выбраться из этого леса я не представляла. Я тогда сильно испугалась. А мама шла, будто ей кто-то дорогу указывал. К вечеру мы добрались до большой поляны. Моя мать, не отдыхая, сразу направилась к какому-то месту на этой поляне, нашла там ржавую саперную лопату и стала рыть яму в земле. А минут через десять она достала из вырытой ямы большую ржавую гильзу от снаряда. Отверстие в этой гильзе было залито смолой. Той же лопаткой мама отковыряла смолу и вытряхнула из гильзы продолговатый предмет тоже залитый смолой. С этого предмета мама уже осторожней соскребала смолу. Это оказался кусок брезента. А в него было завернуто несколько школьных тетрадей. Уже начинало темнеть. Я разожгла костер, это у меня хорошо получалась, научилась разводить костры во походах, раньше часто ходили в походы, раньше это был самый любимый отдых. Ну а теперь о тетрадях. Мы с мамой всю ночь читали их у костра. Там был рассказ, как отец попал в партизанский отряд. Были еще записи о нападениях партизан на то или иное место и сколько фашистов убили и техники сожгли. Сколько поездов пустили под откос. Но это была небольшая часть записей. А все остальное это письма отца к матери. Они даже не были вырваны из тетради, он писал их, зная, что не отправит. Эти тетради и сейчас у меня хранятся, если захотите потом покажу. И было еще две записи в самом конце одной тетради. Последние записи. В одной говорилось, что их окружили фашисты и это их последний бой. А еще одна запись была очень странной. Ее даже и записью нельзя назвать. Какие-то детские каракули непонятно чем сделанные. Мама их долго разбирала, а потом стала веселой и сказала мне, что я ровно через год выйду замуж. Видимо, она и еще что-то узнала из этих иероглифов, но мне тогда не сказала, во всяком случае, ничего, кроме только того, что я через год выйду замуж. Ну вот и все. Весь следующий день мы выбирались из леса. Вышли мы в том же самом месте, где в этот лес и вошли. Хозяйка дома, в котором мы ночевали в прошлую ночь сильно удивилась и порадовалась за нас, она была уверена, что мы уже никогда не выберемся оттуда из этого леса.
    Лидия Сергеевна замолчала. С насмешливой улыбкой она смотрела на Кицунэ и, кажется, чего-то ждала.
— Ваш отец после смерти приходил к вашей маме, — тихо сказала Кицунэ, но в ее голосе слышался и вопрос, правильно ли она поняла рассказ Лидии Сергеевны? — И он рассказал ей что было с ним после того, как его посчитали безвести пропавшим. А потом он же вел вашу маму через лес к тому месту, где спрятал письма, которые писал для нее и которые тогда, во время войны не имел возможности послать ей. И еще. Именно из любви к матери отец не уходил в другой мир, а оставался где-то между мирами, он ждал ее, он знал, что она его все еще любит и полностью из этого мира хотел уйти вместе с ней.
— Все правильно, — согласилась Лидия Сергеевна. — Именно это мне мама потом и рассказала. И вы, Рита, впрочем, у вас, кажется есть и другое имя, но это неважно. А важно, что вы первая, кому я это рассказала. И я вас не ошиблась.
— Почему?
— Вы первая ведьма, — с улыбкой сказала Лидия Сергеевна, — которую я встречаю. И, значит, вы все правильно поймете, И вы первая, кто узнал о способностях Оли. Они передались ей через два поколения, от моей матери, а ее прабабушки.
— И вы через год вышли замуж? — спросил Кицу.
— Да. И поверьте, я не подгоняла этот день под слова матери. Так получилось само собой. Вот после всего этого я и перестала быть материалисткой. А теперь я угадаю без всякого колдовства, зачем вы здесь.
    Кицунэ молча смотрела на Лидию Сергеевну и ждала.
— Вы кое что рассказали о вашей работе и нет ничего проще, как сложить два и два. Оля должна помочь вам найти кого-то, кто доставляет людям неприятности и кого никакие правоохранительные органы найти не смогут.
— Вы правильно поняли, — сказала Кицу. — Мы хотим найти того человека, который заставляет молодых людей кончать жизнь самоубийством.
— Вот в чем дело, — задумчиво сказала Лидия Сергеевна. — Это он виновен, что мальчик, с которым встречалась Оля покончил с собой?
— Да.
— Вот, значит, как вы познакомились.
— Мы разговаривали с Олей, — решила объяснить Кицу, — не я, другой наш работник, он сейчас ждет внизу, в машине и он увидел в Оле ее необычные способности.
— Моя мать, Олина прабабушка рассказывала мне кое что. Но только мне. В семидесятые в это не верил никто, к тому же это считалось мракобесием. И главное, это могло повлиять на будущее моего сына, его бы могли просто не принять в университет. Просто не допустили бы к сдаче экзаменов и все. Но ладно. Вам, значит, нужно мое согласие на участие Оли в вашем расследовании.
— Именно поэтому я и здесь, — подтвердила Кицу.
— Подождите.
    Лидия Сергеевна поднялась из кресла, вышла в соседнюю комнату. Через минуту вернулась. В руке у нее была толстая коричневая тетрадь.
— Вот, — протянула она ее Кицу. — Это записи моей матери. Их можно назвать, — Лидия Сергеевна усмехнулась, — "Техника безопасности общения с потусторонним миром". Я прочитала все записи моей матери. Главное, что я поняла, общение может быть не безопасным. Медиум, кажется так называют людей подобных Оле, не должен переходить грань запретного. Не заходить туда, откуда можно не вернуться.
    Лидия Сергеевна посмотрела на Олю.
— Если ты дашь мне слово внимательно изучить эти записи и не нарушать запретов, о которых там говорится, то я не против. Хоть и не испытываю большого восторга по этому поводу. Но я и понимаю, что избавиться от своего дара, если это так можно назвать, ты не сможешь. Так пусть уж первое время ты будешь под присмотром опытных людей, профессионалов.
— Спасибо, — поблагодари Кицу. — И уж конечно записи вашей мамы будут не только прочитаны, но и изучены и проанализированы до самых мельчайших деталей.
— Знаете, что еще повлияло на перемену моих убеждений? — посмотрела на Кицунэ Лидия Сергеевна.
— Что?
— Одно высказывание Эйнштейна. Он говорил: — Многим диагноз шизофрения поставлен ошибочно, так как эти люди действительно обладают способностью видеть аномальные явления.
— Ну у Оли явно не шизофрения, — улыбнулась Кицу, — тем более, она девушка. А женщин шизофреников я еще не встречала. Этим заболеванием страдают только мужчины.
— Как и многими другими психическими заболеваниями, — так же шутливо, но одновременно и серьезно согласилась Лидия Сергеевна. — Кстати, меня удивляет, почему люди не обращают внимания на явные признаки и даже доказательства существования другого мира. Мы говорим: Послышалось, почудилось, померещилось, привиделось. Не проявление ли это еще одно из чувств, шестого, десятого или двадцатое, которые просто на какую-то долю секунды, а то и на большее время включаются, возможно по ошибке. В человеке сразу срабатывает отключение этого чувства, как автомат отключающий электричество при коротком замыкании или при большой нагрузке в сети. Но тем не менее, почти у каждого человека было, что он слышал чей-то голос, отчетливо произнесший какое-либо слово или перед глазами мелькает странный образ. А мы это называем игрой воображения. Хотя воображение на самом деле, это совершенно другое никак не связанное с такими явлениями.
— Да, такое бывает с каждым или почти с каждым. Но эти образы и голоса слишком быстро мелькают и исчезают для того, чтобы человек серьезно обратил на это внимание.
— А тем не менее, такие вещи могут быть предупреждением чего-то. Кстати, — вспомнила Лидия Сергеевна. — Вы же сказали, что вас на улице ждет еще один человек. Почему бы его не пригласить. Мне интересно посмотреть и познакомиться с мужчиной, который занимается подобными вещами.
— Ты будешь удивлена бабуль, — весело сказала Оля.
— Почему?
— Потому что он совершенно не такой, каким ты его представляешь.
— А каким я его представляю, по-твоему? — заинтересовалась Лидия Сергеевна.
— Худеньким и застенчивым, постоянно рыщущим взглядом по углам в поисках призраков.
— А какой он на самом деле?
— Сейчас увидишь. Хотя скажу. По физическим данным он что-то среднее между Аполлоном и Гераклом. А по манерам типичный охотник за скальпами.
— Коим и являлся, — тихо пробормотала Кицу, положив телефон в сумочку.
    Кицу уже позвонила Друиду и сказала, что его ждут.
— Но это еще не все, — сказала она. — Сергей, который уже поднимается, чтобы познакомиться с вами, в придачу ко всему еще и коллега вашего сына. Не совсем, правда, с натяжкой, но его можно так назвать.
— Коллегой моего сына? — спросила Лидия Сергеевна.
— Да. Ведь до того, как он стал военным, а правильнее его будет назвать солдатом, потому что он типичный боец. Так вот, до этого он проучился два года на филологическом факультете МГУ.
— Интересной человек, — серьезно заметила Лидия Сергеевна.
— Он станет для тебя еще интересней, когда ты с ним поговоришь, — пообещала Оля.
— У меня такое чувство, что для тебя он слишком интересен, — внимательно, но с улыбкой в глазах посмотрела на Олю Лидия Сергеевна.
— Ба, прекрати. Это совсем не то. Просто он, правда, интересный человек.
— Да я верю, верю, — успокоила внучку бабушка.

21
    Случилось все через неделю. И, как и должно быть, случилось неожиданно. Уже стали задумываться над тем, не придется ли снова использовать испытанный способ, то есть, появиться у Дениса под видом сводной сестры (он ведь не помнил о ее приезде, после общения с Шаманом), отправив, как и в прошлый раз кого-то из его родителей в командировку, а кого-то к любовнику. Это было бы удобным, потому что теперь знали, как поведет себя молодой человек, при появлении "сводной сестры". Но тут возникли кое-какие осложнения и этот способ, мог не оправдаться. Хотя, подобное осложнение могло только радовать, особенно Дениса. После того, как Оля побывала его "сводной сестрой", у него проявились явные признаки выздоровления. Его галлюцинации, как это принято называть,  прекратились и никто его не искушал теперь всеми прелестями самоубийства.
    Но тогда нужно было найти замену, другого, кто начал думать, что жизнь пуста и бессмысленна. Но на это могло уйти много времени.
    Друид или Кицунэ теперь постоянно находились рядом с Олей. Дежурство, если это можно так назвать, распределились просто — Друид находился рядом с Олей с десяти утра до десяти вечера, а Кицу, соответственно, с десяти вечера (двадцати двух) до десяти утра.
    Друид развлекал Олю. Обедали и ужинали они в основном в ресторанах, хотя иногда Оля приглашала его и домой, а остальное время они проводили или за городом или в парке, а чаще загорали и купались, потому что погода была жаркая и самое приятное времяпровождение было там, где поблизости есть вода.
    Ну а ночи, Оля и Кицунэ проводили обычно в разговорах. О чем они говорили, кто их знает. О чем женщины говорят, когда остаются вдвоем? Вот об этом они и говорили. Ночевали они иногда у Оли дома, иногда в квартире Кицу, которая на самом деле была не ее квартирой, а иногда в том самой загородной усадьбе, которая находилась в паре километров от Москвы. Они болтали, если по телевизору не было чего-то интересного, правда, Кицунэ не любила смотреть телевизор, а часа в два-три Оля засыпала. Кицунэ не спала того момента, пока не приезжал Друид и не забирал Олю, остаток ночи и утро она обычно просиживала с книгой. Потом готовила завтрак. Оля, когда просыпалась, делала вид, что обижалась, а может и правда обижалась, потому что говорила, что завтрак они должны готовить по очереди, потому что так будет честно. Но Кицу говорила, что Оля должна как можно больше спать, так как ей нужно было быть сильной и физически и морально.
    И вот прошла неделя. Ночевали в этот раз в квартире Кицунэ. Как всегда ничего не случалось, не происходило и Оля уже легла спать и уже уснула.
    Кицунэ взяла книгу и устроилась с ней в кресле, рядом с которым светился слабенький ночник, направленный так, чтобы только страницы книги освещать. Подумала перед тем, как книгу открыть, что сегодня полнолуние. А потом ей пришла мысль, которая непонятно почему еще никому не пришла в голову, хотя была проста и, кажется подумать именно об этом должны были в первую очередь. Но так случается, когда слона-то и не замечают.
    Оля ведь говорила, что она увидела призрак, когда уснула и потом проснувшись, была еще полуспящая.
    Спать и одновременно все видеть и слышать, Кицунэ умела не хуже дикого животного. Но почему же не делала этого и даже мысль эта не пришла в голову? Тут, скорее всего, причина была в страхе за девушку. Именно поэтому Кицу и оставалась полностью в сознании. Слишком большая ответственность. Случись что с Олей, Кицунэ, да все остальные всю оставшуюся жизнь не простят себе этого.
   Кицунэ отложила книгу, откинула голову на спинку кресла. Снова подумала, что сегодня полнолуние.
    И вот именно в этот момент, одновременно мыслью, о полнолунии, она почувствовала в комнате еще чье-то присутствие.
    Прибор собранный Шаманом, реагирующий на изменение магнитного поля в небольшом радиусе, именно такой и нужен был, показал на дисплее зеленые цифры, фиксирующие силу этого поля. Цифры менялись, но в одном небольшом диапазоне.
    Кицунэ посмотрела на монитор компьютера, на который передавалась картина с небольшой камеры наблюдений, которая показывала комнату, в которой Кицунэ находилась сейчас и, естественно, видела ее собственными глазами.
    Но между тем, что видела Кицунэ своими собственными глазами и что показывал монитор была разница — в самом центре комнаты на мониторе виделось светлое расплывчатое пятно.
    Тренировка позволила Кицу не только внешне, но и внутренне не проявить своего волнения. У нее не изменился пульс, ни на миллиметр не поднялось давление, она оставалась такой же спокойной, словно сидела сейчас и читала книгу. Такие вещи у Кицу получались лучше, чем у всех остальных. Она с легкостью обманывала любой, самый чувствительны детектор лжи. Шаман говорил о ней, что Кицунэ не то что детектор лжи, она Господа сможет обмануть вместе Сатаной за компанию.
    В это время заговорила Оля. Она не открывала глаз и первые слова сказала как во сне.
— Ждала, — видимо, ответила Оля на вопрос.
    Глаза девушки медленно открылись.
— Сейчас тебя я вижу лучше, — сказала она, приподнимаясь на кровати.
— Готова ли выполнить твои условия? Какие? — спросила Оля.
    И ответила:
— Да. Готова.
    Теперь Оля говорила уже полностью отойдя ото сна. На Кицунэ Оля не смотрела, взгляд ее был направлен на середину комнаты, в то место, где на мониторе Кицу видела светлое пятно.
— Да, я сказала, что готова, — повторила Оля.
    И через пару секунд добавила:
— Да, пошли.
    Девушка медленно снова откинулась на подушку. Кицунэ заметила, как на какое-то мгновенье Оля взглянула на нее. Потом глаза ее закрылись.
    Казалось Оля снова уснула. Кицунэ внимательно и напряженно смотрела на Олю. Та лежала не двигаясь. И в это время краем глаза Кицунэ заметила на мониторе компьютера какое-то изменение. Она взглянула на монитор. Впервые уже за много лет Кицунэ не справилась с собой. Она почувствовала, как сердце ее забилось чуть чаще. Недолго это продолжалось, но означало много. А случилось это потому, что Кицу увидела на мониторе не одно светлое пятно, а два.
    Кицунэ сразу поняла, что это значит. Второе светлое пятно — Оля.
    А потом оба светлых пятна исчезли.
    Кицунэ вскочила с кресла и подбежала к кровати.
— Оля, — она схватила ее за плечи и чуть приподняла. — Оля.
    Кицунэ встряхнула девушку. У Оли безвольно замоталась голова, как у сломанной куклы. Кицунэ снова положила ее на подушку и пощупала пульс.
    Пульса не было.
    Оля была мертва.
    Кицунэ, положив ладони одну на другую на грудь Оли стала резко надавливать, делая искусственное дыхание. Это ничего не изменило. Кицунэ торопливо достала телефон. Ответил ей Шаман.
— Реанимационную, — сказала только одно слово Кицу.
    Шаману, слово "реанимация" объясняло все.
    Кицунэ слышала, как кто-то, не Шаман а судя по-всему Галахад называют адрес, по которому нужно приехать.
    А Шаман в это время говорил:
— В соседней комнате в стенном шкафу, справа от зеркала кислородный аппарат. Так же там есть адреналин и шприцы. Только не делай как в "Криминальном чтиве" в сердце. Адреналин нужно вводить в вену.
— А то без тебя не знаю. — Кицунэ бросила телефон и побежала в соседнюю комнату.
    С того момента, как Оля ушла вместе с призраком, а по-другому говоря, с того момента, как у нее остановилось сердце прошло минуты четыре.
    Кицу надела на лицо Оли маску и открыла кислородный баллон. Достала из металлической коробки шприц, вставила иглу, набрала в шприц лекарство.
    Она уже приставила острие иглы к руке Оли, к тонкой изогнутой синей линии на сгибе локтя, придавила иглу сильнее и уже собиралась нажать на нее, уговаривая себя с первого раза попасть в вену, как вдруг ей показалось, что ресницы Оли едва заметно дрогнули.
— Оля, — позвала Кицу и слегка пошлепала ладонью по ее щеке.
    Ресницы Оли снова дрогнули и чуть приподнялись.
— Олечка, — снова позвала девушку Кицунэ и положила ей руку на шею.
    Под подушечками пальцев Кицу ощутила редкие, едва ощутимые удары.
    Глаза Оли раскрылись шире.
— Я вернулась, — сказала Оля, голос ее под маской прозвучал глухо.
— Нельзя так пугать людей, — едва заметно вздохнув, проговорила Кицунэ. — Ты чуть не умерла.
— Я не чуть не умерла, я правда умерла, — снимая с лица кислородную маску, заговорила Оля. — Я даже видела себя, на кровати и тебя видела перед тем, как ушла с ним. А когда уходишь с покойником, даже если во сне, это значит, что ты умираешь.
— Все, молчи, — сказала Кицу.
— Он мне пообещал, что я успею вернуться до того, как нельзя будет вернуться. — не послушала совета Кицунэ Оля. — Я теперь все знаю и все могу рассказать,
— Вернутся куда?
— В свое тело.
    Раздался звонок в дверь.
 — Ну вот, — Кицу поднялась с края кровати, — приехали реанимировать тебя.
— Да ничего, я как-нибудь и без них реанимируюсь.
— Пусть сначала тебя осмотрят врачи, а потом уж ты сама себя будешь реанимировать.
— Ну пусть осмотрят, — согласилась Оля. — Только поскорей, мне нужно много рассказать вам.
    Первым в комнату вошел Галахад. За ним уже знакомый Оле врач подполковник.
    Галахад увидел Олю, которая улыбнулась ему и сказала: "Здравствуйте", качнул в ответ головой и спросил:
— Как себя чувствуешь?
— Даже лучше, чем в прошлый раз, — сказала Оля.
    На этот раз врач приехал не один. Вслед за ним вошла женщина. Судя по-всему это была медсестра. За ней вошел Шаман.
— Нельзя так пугать людей, — сказал он Кицу, а потом Оле. — К вам это тоже относится. Кстати, и Сергей сейчас приедет. Вы, Оля, даже его сумела напугать.
— Правда? — кажется Оля обрадовалась этому.
— Так, давайте-ка прекратим разговоры.
    Это сказал врач-подполковник, садясь на стул у кровати, где лежала Оля и вставляя в уши наушники фонендоскопа.

22
— Теперь я знаю все. Не совсем все, но основное знаю, — говорила Оля.
    Врач-подполковник и женщина, судя по-всему, медсестра, которая с ним приезжала, ушли. Они полностью осмотрели Олю. Сделали кардиограмму и энцефалограмму. На этот раз с Олей все было в порядке, не считая чуть пониженного давления и чуть замедленного сердцебиения. Но все это в пределах нормы.
— Вообще-то, — изменила Оля немного тему, — я не знаю, понравилось мне умирать или не понравилось.
    На Оле был сейчас надет розовый халат, но она продолжала лежать на кровати, только не под одеялом, а на нем и под голову ей подложили вторую подушку.
— Что значит "понравилось или не понравилось"? — строгим взглядом посмотрела Кицунэ на Олю. — Мне не нравится такая постановка вопроса.
— Мне один человек рассказывал, — заговорил Друид, он приехал минут через десять после Шамана, Галахада и врача с медсестрой, — у него был сердечный приступ и он какое-то время находился в состоянии клинической смерти. И говорил, что видел все, что происходит в комнате, где его возвращали к жизни. Так вот, самое интересное, что он сказал, что когда увидел свое тело, почувствовал отвращение к нему.
— Ну нет, — не согласилась Оля, — у меня не было отвращения, когда я увидела свое тело. Но, если честно, то и собой нежности тоже. Просто безразличие.
— А сейчас? — спросил Шаман.
— Сейчас оно мне опять нравится, — ответила Оля. — Потому что приятно все-таки быть красивой.
— Твой знакомый наверное был уже не молодым? — спросила Кицу Друида.
— Вообще-то, да, — согласился Друид, — чуть меньше шестидесяти. Да он и не был моим знакомым. Но это не важно.
— Ну вот, — продолжила Оля, — когда это все происходило, ну, в смысле, пока я умирала, наверное, на какое-то время я перестала вообще что-то видеть, все вокруг стало бело-матовым каким-то. Но продолжалось это секунды, а может доли секунд. А потом я все увидела так, будто смотрела на все в комнате со стороны. Но Семен.
— Семен? — спросил Шаман. — Это имя призрака?
— Да, — кивнула Оля. — Во всяком случае его при жизни так звали.
— Это он тебе сказал? — спросила Кицу.
— Нет, — ответила Оля и сама удивилась. — Он мне не говорил, как его зовут, но я почему-то сама знала, как его зовут.
— Хорошо, дальше, — попросила продолжить Кицу.
— Ну вот, он мне сказал, что нужно торопиться, потому что я могу не вернутся в свое тело, если долго не буду в нем находится, а он должен все успеть показать и рассказать, а другого случая может не быть. Почему может не быть, я не спросила, а он не сказал. Но в тот момент я это знала, точно помню, но сейчас забыла.
— Врач хоть и сказал, что у вас все в полном порядке, но пока что, Оля, давайте вы будет рассказывать основное, чтобы не тратить силы, — сказала Шаман. — А детали расскажете потом.
— Основное вот что, — послушно заговорила Оля. — Семен показал место, где он лежит. Точнее, там остались одни его кости. Его даже не похоронили, а просто убили и закопали на пустыре. Убили его за то, что он сам кого-то убил и что-то украл, но у таких людей, с которыми не следовало так поступать. В общем, они бандиты все были. И вот он хочет теперь, чтобы его оттуда выкопали и похоронили как положено. А потом еще нужно, чтобы сорок дней его отпевали. Тогда он уже сможет успокоиться и уйти из этого мира.
— Так, — кивнул Шаман. — Это не сложно. Только если вы найдете то место, где его закопали друзья-бандиты.
— Я запомнила приметы этого места. И, кажется, знаю даже, где оно. Но если и ошибаюсь, по приметам все равно не трудно будет найти.
— Почему он сводил с ума и принуждал к самоубийству юношей? Это он вам сказал? — спросил Шаман.
— Да, — чуть кивнула Оля. — Он говорил, что делал он это не сам, что его заставляли. Заставлял какой-то мужчина. Он сказал, что не хотел этого делать, но не мог отказаться, потому что тот знал какое-то заклинание, которое давало ему власть над Семеном. А еще он ему обещал, что когда тот все сделает, то он тогда перезахоронит его и все сделает, что нужно. В общем то, о чем Семен просил меня. Но хоть тот и обещал, который заставляет его сводить с ума ребят, все сделать, Семен не верит ему. Он думает, что тот так и будет использовать его для всяких своих целей.
— Он сказал тебе, как найти того человека? — спросила Кицу.
— Да. Показал мне, где тот живет. Это на юге Москвы. Дом около метро. Там еще скульптура стоит, двое космонавтов.
— Метро Пражская, — сказал Друид.
— Да, — подтвердила Оля. — Я там раньше была один раз. Длинный дом около дороги. Я знаю подъезд, этаж и квартиру.
— Если это окажется тот человек, который работал в четырех школах охранником и, наверняка, кем-то он работал и в Плехановском, то мы нашли того, кого искали, — заключил, молчавший до этого Галахад.

23
— В чем меня обвиняют?! В чем?!
    Лет тридцати пяти -сорока мужчина метался по комнате как кот, вырвавшийся из рук ветеринара-хирурга, который собирался его кастрировать. Мужчина был невысокого роста, худой, с худым же лицом, маленькими глазками с острым взглядом. На подбородке маленького мужчины росла жиденькая козлиная бородка, подобные бородки можно увидеть на картине художников восемнадцатого -девятнадцатого века, если на полотне есть такой персонах, как подьячий или писарь судебного приказа. Несмотря на эту бородку, все четыре директора школ, в которых происходили случаи самоубийств учеников узнали этого мужчину, как того самого, которой некоторое время работал у них охранником, а потом исчез. Естественно все четыре директора отмечали, что того у него не было тогда козлиной бородки. Дома у мужчины нашли копии личных дел учеников школ и записи сделанные им самим, в которых он для себя характеризует как самих молодых людей личные дела которые он скопировал, так и его родителей.
    Комната, по которой метался мужчина, была комнатой того самого дома, в котором обычно собирались Галахад, Кицунэ Друид и Шаман, чтобы обсудить новые дела или те, которые они расследовали. Все четверо и сейчас были здесь и смотрели на мечущегося испуганного и истерично кричащего мужчину. Впрочем, "смотрели" будет не совсем правильно, потому что Друид сидел в свое кресле с как бы закрытыми глазами, Галахад, а что-то писал на листе бумаге. А вот Кицунэ и Шаман действительно смотрели на мужчину. Казалось им интересно наблюдать за его поведением, они и наблюдали.
— Нет, — сказала Шаман Кицунэ, когда в истеричных выкриках мужчины появился перерыв, — это неискренне, не от сердца. Это больше похоже не любительский театр, а не на выход на сцену талантливого профессионального актера.
— Не совсем согласна, — ответила Кицу. — Страх искренний. А все остальное, да, остальное как-то не дотягивает до хорошей актерской игры.
    А мужчина набрался новых сил и продолжил.
— Я буду жаловаться. Вас всех посадят. Это незаконное похищение человека…
— А бывает законные похищения людей? — спросила Кицунэ, пока мужчина переводил дыхание для продолжения своего любительского представления.
— Что? — сбился мужчина и даже на секунду остановился.
— Я спрашиваю, законны похищения бывают? — повторила Кицунэ вопрос.
— Что вам нужно от меня, что вы от меня хотите? — с гораздо меньшим нажимом спросил мужчина.
    Этого момента все и ждали — когда мужчина "выдохнется", прекратит свои истеричные возмущения и с ним можно будет разговаривать более-менее нормально.
— На данном этапе наших с вами отношений, только правды, — ответил на вопрос мужчины Шаман.
— Какую я могу сказать вам правду, когда вы задаете бредовые вопросы?
— Но есть одна деталь, — продолжил Шаман. — Вопросы вы называете бредовыми, но они вас не изумили и даже просто не удивили. Они в вас вызвали страх, что могло быть естественным, если бы не защитная реакция, в которой вы ведете себя, как человек, для которого эти вопросы вполне естественны, но несправедливы лишь по отношению к вам.
— Я не понимаю, — сказал мужчина.
    Он почти совсем успокоился, ну а правильнее сказать, что силы на дальнейшее проявление эмоций показывающих его предельное возмущение закончились.
— Вы присаживайтесь, — предложил Шаман. — а то, как говорится, в ногах правды нет.
    Мужчина подумал и сел на стул около стола, за которым сидел Галахад.
— Выпить хотите? — спросил Шаман.
— Я не пью, — ответил мужчина.
— Я вам воду предложил, а не водку, — уточнил Шаман.
    Шаман поднялся со своего вращающегося стула, налил в высокий стакан минеральной воды из бутылки и проставил на стол перед мужчиной.
    Тот взял стакан и выпил его залпом. Кадык его при этом резко ходил вверх-вниз.
— Нервничаете, — сказал Шаман.
— А вы бы не нервничали, если бы вас схватили в вашей квартире, затащили в машину и привезли неизвестно куда и спрашивали черт знает о чем?
— Вас не хватали, — поправил мужчину Шаман, — и не затаскивали, а просто позвонили в дверь вашей квартиры и когда вы открыли вам предложили проехать с нами для дачи свидетельских показаний о самоубийствах происшедших в четырех школах, в которых вы по нескольку месяцев работали охранником.
— Но я отказался. А вы меня схватили, — сказал мужчина раздраженно, но уже гораздо спокойней, чем пять минут назад.
— Вы отказались и хотели захлопнуть дверь, образно говоря, перед нашим носом, — уточнил Шаман. — Нам ничего не оставалось, как применить вполне оправданную и законную в сложившейся ситуации силу.
— А когда привезли сюда стали обвинять черт знает в чем и нести такой бред, что нормальный человек мог бы сойти с ума.
— А вы что считаете себя ненормальным, если еще не сошли с ума?
— Я нормальный… — сказал мужчина и хотел еще сказать что-то, но вдруг осекся, словно в голову ему пришла какая-то мысль.
— Я вижу у вас проявилась гениальная мысль выдать себя за сумасшедшего. — улыбнулась мужчине Кицунэ. — Не советую, это не пройдет.
— Это почему? — заинтересовался мужчина. — Я, между прочим, состою на учете в психоневрологическом диспансере.
— Это неважно, — все с той же улыбкой стала объяснять Кицунэ, — потому что все дело в том, что вопрос о вашей вменяемости и невменяемости будем проводить мы. Конкретно, лично я, дипломированный психолог и вот этот господин, — Кицунэ указала на Шамана, — который сыграет роль в этой пьесе тоже дипломированного, но уже психиатра.
— Что значит, сыграет роль? — не понял мужчина.
— Все хватит, — это сказала Друид.
    Друид поднялся из кресла и подошел к мужчине.
— Хватит дипломатии, — уточнил Друид.
    Он подошел к мужчине и положил руку на спинку стула на котором тот сидел.
— Вот что, Гриша, — продолжил Друид, — Скажи нам и только честно, зачем ты убил больше десяти мальчишек и еще большее количество отправил в психиатрическую больницу?
— Я? Убил? — возмутился мужчина, которого завали Гриша.
— Да. Ты. Убил, — подтвердил Друид. — А выполнял твои убийства давно умерший человек. А теперь он просто призрак, которым ты управлял и манипулировал.
— Опять этот бред, — заговорил мужчина. — Да пожалуйста, собирайте доказательства, я вам даже все подпишу и совсем соглашусь, и направляйте дело в суд. И я тогда посмотрю, кого примут за сумасшедших, меня или вас.
— Никакого суда не будет. А точнее будет, но не тот. Ты ведь как и все знаешь, что есть два суда: суд по закону и суд по совести. А для суда по совести никаких уголовных кодексов не существует.
— Как ты думаешь, кто мы такие? — спросил Друид.
— Милиция? — неуверенно предположил Гриша.
— Не угадал, — отрицательно покачал головой Друид. — И не угадаешь. И я не скажу тебе этого. Но скажу другое. Ты, Гриша можешь исчезнуть и никто никогда не узнает, куда, когда и почему ты пропал. Или другой вариант, ты не исчезаешь, а отправляешься в психиатрическую больницу, как ты и хотел. Мы можем устроить тебя в любую, но выберем самую лучшую, где на тебе будет проводить эксперименты, например испытывать новые препараты. И есть третий вариант, это боже больница, но с мягкими условиями твоего существования. Там тебе тоже будет давать лекарства. Но это уже испытанные десятилетия препараты, а не экспериментальные, они будут примяться лишь для того, чтобы активность твоего мозга не была излишне активной и ты не мог бы вызывать призраков, общаться с ними и руководить их действиями.
— Бред, — неуверенно проговорил Григорий.
— Скажите, — заговорил молчавший до этого Галахад, — вы, Григорий, считаете себя единственным в этом мире медиумом?
— Я? Считаю себя?
— Отвечайте на вопросили мы будет разговаривать жестче, — предупредил Галахад.
    Григорий задумался на какое-то время, потом спросил:
— Вы с ним общались?
— С призраком, которого при жизни звали Семен? Да. — ответил Галахад. — Вы могли бы об этом и раньше догадаться.
— Это он вам все рассказал?
— Не все. Но то, что нам нужно мы от него узнали.
— Хорошо, я скажу все.
— Мы слушаем.
— Призраки знают будущее людей, — начал рассказывать Григорий, — во всяком случае, недалекое. Но это вы и сами знаете не хуже меня. Тем более, у меня не такой большой опыт общения с ними. Я недавно открыл в себе эту способность. Года два назад. Я тогда прочитал в одной книге заклинание, которым можно вызывать призраков. Там еще было сказано, что этим заклинанием не каждый человек сможет вызвать призрака. Ну это как есть люди, которые различают цвета, а есть дальтоники. Но только наоборот, потому что дальтоников меньше, а кто видит цвета больше. А тот, кто может этим заклинанием вызывать призраков, таких меньше.
— Будь проще, Гриша, — посоветовал Друид.
— Ну вот, — продолжил Григорий, тогда я и стал общаться с призраками. Сначала было немного страшно, а потом стало даже интересно, потому что они рассказывали много интересного. И вот один рассказал мне такое, что я несколько дней не мог прийти в себя. Он рассказал, что скоро появиться такой человек, который станет один управлять всем миром. И он сказал, что  этот человек уже родился и что его родители очень богатые люди, а когда он вырастет он станет банкиром и захватит всю власть над всеми банкирами во всем мире. И живет этот, который будет править миром железным жезлом, то есть, я так понял, это будет диктатор, он живет в России, в Москве.
— Железный жезл, — повторил Друид. — Это из откровений Иоанна Богослова. То, что называют "Апокалипсис". Значит, он должен был занять место сына божьего?
— Я не знаю, я всегда плохо разбирался в религии. Но тогда для меня это не было важно. Да и сейчас не важно. Не знаю почему, но я всегда ненавидел банкиров. Ведь это те, кого раньше называли менялами и процентщиками или ростовщиками. В прежни времена самые презираемые люди. А сейчас они захватили власть. Уже сейчас, можно сказать, что они правят миром. А что будет, когда найдется один единственный, который станет править всеми этими процентщиками и менялами и всем миром? Что станет тогда? — посмотрел на все плачущим взглядом Григорий?
— Продолжай, — сказал Галахад.
— Ну тогда я и решил найти этого, который будет править миром. И когда найду, сделать так, чтобы его не стало.
— И устроился в школу охранником. Даже не в одну, а в четыре школы по очереди вы устраивались охранником и еще в академию Плеханова, — подсказал Шаман.
— Да, — подтвердил Григорий.
— И не нашел. — сказал Галахад.
— Нет.
— И тогда вы решили убивать всех подряд, как царь Ирод, — предположил Шаман.
— Да, — кивнул Григорий. — Только не надо меня сравнивать в царем Иродом. Я же не хотел убить Христа.
— А говоришь, "Евангелие" не знаешь? — усмехнулся Друид.
— О царе Ироде все знают.
— Ну, и дальше, — сказал Галахад.
— Я не нашел одного, потому что многие подходили для такого. И тогда я стал предлагать всем призракам, которых вызывал. Но как только я кому-то предлагал такое, тот сразу переставал ко мне являться.
— Ну это понятно, — сказала Друид. — Все они и так не святые, а тут ты им предлагаешь еще больше зла натворить.
— Не знаю. Они ничего не говорили. Просто перестали являться ко мне и все. А какая на самом деле причине, не говорили.
— Но один нашелся, которого Семеном звали при жизни, — подсказал Шаман.
— Да.
— Вы его убедили тем, что когда он выполнит поручение, вы отмолите все его грехи? — спросил Шаман.
— И это тоже, — наполовину подтвердил Григорий.
— А еще и, наверное, главное в том, что он по каким-т причинам не мог противиться твоему заклинанию, — сказал Друид.
— Да, — снова согласился Григорий.
— Значит исключительно из любви к людям бы убивал малолеток.
— Не такие уж они и малолетки. Они в свои пятнадцать - семнадцать лет были уже людьми полыми лицемерными, гордились своим превосходством над другими детьми, потому что у их отцов было много денег. Называли тех, кто беднее их "овощами". А вам самим нравится старуха-процентщица из "Преступления и наказания" или еврей-ростовщик из "Скупого рыцаря", который предлагал сыну отравить отца? Все великие люди ненавидели этих менял-ростовщиков-процентщиков.
— А не зависть чужому богатству, вас толкала на убийства. Другими словами это еще называется классовая ненависть, — поинтересовался Шаман.
— Да вы что не понимаете, если бы я захотел, я мог бы стать богаче любого из них. Да же самое простое — я мог бы вызвать в них нервное заболевание, а потом прийти и вылечить от него. И мне бы сони тысяч, платили бы. Да и других способов сколько угодно.
— Да, это тоже правда, — сказала Шаман.
— Почему ты одних убивал, а друг только сводил с ума? — спросил Друид.
— Потому что этого уже достаточно, чтобы не стать властителем над всем миром. И потом, если человек не может покончить с собой, он слаб, чтобы быть таким властителем.
— Ну, это как сказать, — не согласился Шаман. — Многие правители были больны психическими заболеваниями, я бы сказал даже большинство из этих правителей. И все же они становятся президентами и диктаторов было таких полно. Впрочем, что касается диктаторов, так они наверняка все были с сильными психическими отклонениями.
— Я почему-то не учел этого, — растерянно сказал Григорий.

24
    Останки Семена перезахоронили и заказали сорок дней отпевания, как призрак Семена и просил.
— Надо думать он успокоится теперь, — сказал Шаман, он сидел за компьютером и занимался чем-то серьезным, то ли создавал принципиально новую антивирусную программу, то ли пытался забраться в банк данных Моссада.
— Кто знает, успокоиться или пожалеет, что попал, куда так стремился, — не стал отрицать, но и не согласился полностью Галахад.
— Если стремился, значит знал куда, — сказала Кицунэ. — Мы тоже когда-нибудь узнаем.
    Друид ничего не сказал. Он ничего не сказал по простой причине. Его не было рядом с товарищами. Друид поехал провожать Олю. Впрочем, перед этим они, решили зайти в ресторан. Причина была веская. Через день Оле исполнялось восемнадцать лет. Она всех четверых приглашала к себе на день рождения, но смогла уговорить только Кицунэ. Галахаду и Шаману было бы скучно в компании восемнадцатилетних девушек и парней, которых Оля наприглашала человек тридцать. Они сказали, что поздравят отдельно. Тогда Оля пригласила всех в ресторан, но оказалось что у Шамана и Галахада как раз сегодня очень много дел и они поздравят Олю чуть позже, ведь день рождения все же еще не наступил. Кицу тоже отказалась пойти в ресторан, раз уж она пойдет на официальный день рождения, то незачем поздравлять заранее. Но зато все трое сказали, что Друид сегодня абсолютно свободен и он должен заменить их всех. К тому же должен кто-то отвезти Олю домой. Отказаться Друид не мог.

*   *   *