Гакишад 2

ГАКИШАД

ЧУЖАЯ ТЕНЬ

1
    В первое полнолуние августа, около часа ночи, в подмосковном городке, находившимся не больше чем в пяти километрах от Кольцевой дороги (впрочем, не так давно этот городок тоже стал считаться одним из районов Москвы), к пятиэтажному дому, в окнах которого не только не виднелось ни одного огонька, но в большинстве их были выбиты и сами стекла и остались торчать только острые изогнутые клиновидные осколки по краям рам, к этому дому, который полностью выселили и должны были снести, подошел человек, одетый во все темное. И хотя поблизости не светилось ни одного фонаря, а луна находилась на противоположенной стороне дома так что с этой его стороны было довольно темно, а мусора вокруг накидано много, и, наступив к примеру, на поломанную пластиковую игрушку, человек непременно должен был произвести громкий, в ночной тишине, треск, он, человек в темном, несмотря на это, двигался бесшумно, и не только не наступал на какие-либо предметы, которые могли сломаться и затрещать, но даже шагов его не было слышно.
    Подойдя совсем близко к стене с выбитыми стеклами, человек стал исчезать, что не было удивительным, потому что данный темный силуэт вполне можно было принять и за человека, а можно было и за чью-то тень. Но тени сами по себе, ниоткуда, не берутся, должен быть какой-то источник света, который мог бы образовывать тень, но его не было, а еще должен быть предмет ее отбрасывающий. А без источника света и без предмета тень невозможна. Так что человек этот, который больше напоминал тень, вполне мог сойти не за человека, а за обычный призрак.
    Но этот призрак исчезал не как принято исчезать призракам — растворяясь в воздухе, — а стал он словно бы уходить под землю. Его силуэт делался все короче и короче. Скоро осталась только одна голова, через мгновенье и она исчезла, уйдя в землю рядом со стеной дома.
    Случайный прохожий, пьяный мужчина, стоял на углу дома и как животные метят свою территорию так и он оставлял метку на углу бетонной панели. Мужчина не был настолько пьян, чтобы не обратить внимание на исчезновение призрака, но все же был пьян достаточно, чтобы решить, что подобное поведение призрака довольно странно.
    Застегивая на ходу молнию брюк, мужчина неуверенной походкой направился к тому месту, где исчез призрак. Но когда он подошел ближе, оказалось, что ничего удивительного во всем этом не было — в том месте, где призрак исчез, вниз вели ступени, а дальше была видна дверь подвала.
    Некоторое время мужчина стоял на верхней ступени лестницы. Стоял он не для того, чтобы обдумать и решить что-то для себя, просто молния на брюках никак не хотела застегиваться. Мужчина наклонился и увидел, что там застрял уголок его белой рубашки. Возможно, мужчина и не стал бы спускаться по подвальной лестнице, но когда он наклонил голову, чтобы понять, что происходит с его молнией, его качнуло слегка вперед и, чтобы не упасть и не скатиться по лестнице, мужчина шагнул на нижнюю ступеньку, но потерянного равновесия все же не исправил и шагнул на следующую ступеньку, а потом еще и еще на одну и так до самой двери, ведущей в подвал. Только тут, привалившись плечом к двери, пьяный мужчина смог, наконец, справиться с молнией и то на ощупь и с большим трудом.
    Любопытство сгубило кошку, чего нельзя сказать о пьяном мужчине. Мужчину сгубило раздражение. Оно появилось и становилось тем более сильным, чем больше уходило времени на то, чтобы застегнуть молнию брюк.
    Когда мужчина привел свой внешний вид в порядок, его раздражение стало таким, что он решил высказать тому из-за кого он оказался у двери подвала — призрак это или кто-то еще мужчину не волновало — все, что он о нем думает. Хотя, если честно, то ни одной порядочной мысли в голове у мужчины не было, да и непорядочно тоже. Просто раздражение, в котором больше был виноват кончик рубашки вылезший из ширинки, а не кто-то, кто спустился в подвал несколькими минутами раньше.
    Пьяный открыл дверь подвала и, толкнув косяк двери плечом, вошел внутрь. В подвале была полная темнота и тишина. Мужчина залез в карман, вынул оттуда зажигалку, чиркнул колесиком. Огонек осветил пространство вокруг мужчины на пару метров.
— Эй! — грозно крикнул мужчина.
    Глухим эхом оклик разнесся по всему подвалу, но никто на него не откликнулся.
    Тогда мужчина еще более громко и грозно крикнул свое: "эй", и шагнул вперед.
    Огонек зажигалки, грозное "эй" и шаг вперед, это было последним, что видел и сделал мужчина в своей жизни. Нет, последним из всего, что видел мужчина оказалась яркая вспышка в его голове, она была похожа на голубой "зайчик" электросварки.
    Он свалился на бетонный пол, зажигалка выскользнула из его руки и погасла. Но почти сразу вместо нее рядом загорелся электрический фонарь.
    Двое людей наклонились над мужчиной и при свете этого фонаря перевернули его на спину.
— Кажется готов, — проговорил один из склонившихся над мужчиной. — И вот нахрена же нужно это было тебе?
    Вопрос относился ко второму человеку, склонившемуся над мужчиной. И второй сразу же ответил. Первый еще не успел договорить, как второй привычно раздраженно и привычно упрекающе в чем-то первого быстро заговорил. Сразу чувствовалась, что привычка эта природная и с годами усовершенствованная придерживаться в разговоре принципа: лучшая защита — нападение. И не удивительно, ведь второй голос, в отличии от первого, был женский.
— А чего ему нужно было лезть сюда? Его чего, звали сюда? И нечего мне здесь еще: "нахрена, нахрена"? Ни нахрена, вот нахрена, — очень убедительным доводом ответил женский голос на вопрос, заданный мужским голосом, а значит, мужчиной.
— Ладно, — не стал продолжать спор мужчина. — Надо его убрать отсюда.
— Надо, — не стала спорить в этом случае женщина и отбросила в сторону металлическую трубу, которую держала двумя руками.
   Мужчина, который склонялся над лежавшим, взял этого лежавшего под подмышки и потащил к двери подвала, а потом и вверх по лестнице. Женщина, стараясь помочь, придерживала одну ногу неизвестного мужчины предплечьем, согнутым в локте, и с силой прижимала к своему боку. Другой рукой женщина вцепилась в брючину этого мужчины, приподнимая ее над полом, чтобы нога не волочилась.
— Здесь бросать его нельзя, — сказал мужчина, когда они выбрались из подвала.
— Нельзя, — снова согласилась женщина и кивнула на подвальную дверь. — Потому что эти увидят и начнут…
    Кто "эти" и что "начнут" женщина не сказала, но мужчина ее понял без разъяснений. Так что другого мужчину, который по глупости решил заглянуть в подвал и высказать все, что он думает сам не зная кому, поволокли дальше, за угол дома.
    А там, за углом, буквально в десятке метров проходила небольшая дорога, извилистый проезд. И прямо напротив дома в это время остановились два тягача — грузовые "Вольвы" с тридцатитонными трейлерами. Водитель второй машины стоял у кабины первой и советовался со своим коллегой, как им удобней выехать на трассу. А так как водительская дверца находилась с противоположенной от дома стороны, то видеть, что происходит со стороны дома оба водителя не могли, тем более, были заняты разговором.
— Давай его туда, — сразу сориентировалась женщина, указав подбородком под днище трейлера.
    Мужчина молча согласился. Они быстро подтащили, безжизненное тело ко второй машине.
    Когда мужчина и женщина быстро уходили обратно к дому, тело любопытного мужчины находилось под трейлером и только голова немного была видна, она лежала под колесом фуры с правой ее стороны.
    Второй грузовик тронулся вслед за первым. По голове мужчины проехало подряд три колеса трейлера. В нем находились ящики с водкой общим весом около двадцати тонн.
    Так что мужчину погубило совсем не любопытство, как кошку забравшуюся в холодильник, а водка — и выпитая им и та, что находилась в трейлере, которую он никогда уже больше не попробует. И на его голове даже следа глаукомы, которая быстро увеличивалась, пока мужчину тащили их подвала к колесам машины, не осталось, ведь он оказывается был еще жив, только находился без сознания. Но двоих, которые его вытащили из подвала и положили под колеса винить было нельзя строго, они не врачи и определить  наверняка, жив мужчина или нет, не могли.
    И так как винить их строго было нельзя, и они это понимали или просто чувствовали так, то они со спокойной совестью спустились обратно, откуда и пришли — в подвал.
    В это время тот, который, возможно, был человеком, а возможно призраком даже не подозревал, что стал причиной чьей-то смерти. Он в этот момент был занят совсем другим, очень важным. Так что дела до какого-то пьяного ему совсем не было, даже если бы он и знал о случившемся.
    Как только он вошедший в подвал, он сразу же включил небольшой фонарик и посветил им в три точки этого подвала, и каждый раз луч его фонаря отражал желтоватый блеск металлической пластины с каким-то барельефным изображением. Скорее всего, это был сигнал, который он подал кому-то, наверное тем двоим, которые чуть позже так нехорошо поступили с вошедшим вслед за ним пьяным. Так что сразу становилось понятным, что темный силуэт совсем никакой не призрак, а обыкновенный человек, потому что призраки не станут подавать сигналов фонарями, во всяком случае, история подобного факта не зафиксировала.
    Дальше темный силуэт, про который уже понятно, что он человек, направился вглубь подвала.
    Остановившись у дальней боковой стены, он лучом фонаря высветил какой-то металлический крюк. Мужчина взялся за него рукой и сначала потянул на себя, а потом повернул по часовой стрелке. После этого он надавил на бетонную панель. Удивительно легко панель эта ушла куда-то вглубь, образовав темный проход, в который мужчина сразу и вошел. Через несколько секунд панель встала на место, а металлический крюк повернулся уже против часовой стрелки и втянулся внутрь плиты.
    Дальше, продолжая освещать себе дорогу фонарем, мужчина дошел до вполне обычной двери. Не совсем обычной, а обитой листовым железом. Вынув из кармана ключ, мужчина вставил его в замок этой двери, повернул. Выключив фонарь, он ощупью нашел на двери ручку и потянул на себя. Сразу стало понятно, почему мужчина выключил фонарь прежде, чем открыть эту дверь  — за ней было довольно светло.
    Пройдя вдоль уже освещенное помещение до другой тоже обитой железом двери (не забыв до этого закрыть на ключ первую), мужчина открыл и ее. В следующем помещении свет оказался гораздо ярче. Мужчина вошел туда и снова закрыл за собой дверь.
    Это последнее помещение уже сильно отличалось от всего остального подвала. Здесь было чисто, даже пол был тщательно подметен, а возможно и вымыт, и здесь не ощущалось сырости и прохлады подвала. А еще в этом помещении посередине стоял большой стол, поверхность его была сделана из пластика. Рядом с первым столом стоял другой, поменьше, на нем были аккуратно разложены хирургические инструменты, от скальпеля до электрической пилы, которой распиливают череп при нейрохирургических операциях.
    В этом помещении кроме вошедшего мужчины уже находилось пять человек. Казалось все пятеро ждали прихода этого человека. Но хоть ждали и его, не он оказался здесь самой примечательной личностью. Самую примечательную личность, скорее, можно было назвать самой неприметной — человек маленького роста, в сером плаще до самого пола и с длинными рукавами, они сантиметров на десять были длиннее его рук, так что самих рук не было видно. И главное, капюшон серого плаща был такой огромный, что внутри его казалось ничего нет. Не было видно даже краешка лица этого человека. Просто черная пустота. Сам же он, судя по-всему, хорошо видел всех из под своего капюшона. Но несмотря на длину рукавов, величину капюшона и вообще плаща, не казалось, что кто-то другой дал ему эту одежду со своего плеча. Наоборот, при всей своей величине, чувствовалось, что сделан плащ именно для этого человека и ничуть он ему не велик, а таким и должен быть.
    Никто не сказал вошедшему ни слова и он не сказал ничего никому, а сразу снял с себя свое тонкое пальто, судя по покрою, довольно дорогое.
    Среди присутствующих находились две женщины, обе выглядели лет на тридцать-тридцать пять, обе были красивы, если и не природной красотой, то приобретенной в самых дорогих салонах красоты. Это были женщины из тех, которые сами выбирают себе любовников и на тот срок, на какой им захочется: на неделю, месяц или ночь.
    Возраст мужчин распределялся от сорока пяти до пятидесяти пяти, за исключением того, который был в плаще, сколько ему лет, этого невозможно было даже попытаться угадать.
    Одна из двух женщин взяла у мужчины пальто и повесила его на крючок металлической вешалки, стоявшей здесь же. Она же подала мужчине хирургический халат и помогла надеть его. Так же и на себя надела халат, но обычный, белый. После этого она натянула на руки мужчины хирургические перчатки. От женщины пахло духами "Шанель № 5", не какой-то лицензионной подделкой купленной в московском бутике, а настоящими, купленными в бутике парижском.
    От другой женщины, надо заметить, пахло духами подешевле, но тоже не дешевыми и тоже купленными не в магазине для простых смертных, где даже продавцы не знают, как пахнут настоящие французские духи. Эта женщина пользовалась духами "Фиджи", и они как никакие шли к ее натуральным светлым волосам, лишь слегка осветленным до цвета зрелой пшеницы. На ее голову тоже был наброшен капюшон легкой кофточки от Иф Сен-Лорана (очень удачно и даже знаменательно купленной, потому что как раз в тот день, Сен-Лоран скончался), но ее капюшон был наброшен на голову только символически, он держался чуть повыше макушки, открывая ее роскошные волосы.
    Мужчина в халате подошел к столу, который все же не был похож на хирургический, хотя и было понятно, что на нем будут проделывать всякие медицинские операции. Женщина в халате встала рядом.
    Остальные тоже подошли к столу.
    На этом большом столе лежал еще один, седьмой в этой комнате человек, впрочем, он был еще таким, кого обычно человеком не называют, это был всего-навсего младенец. Это был грудной младенец, и не просто грудной, а вид у него был, словно родился он только сегодня, несколько часов назад.
    Младенец этот не кричал не плакал, хоть и лежал совершенно голый на холодном пластиковом столе, от только немного шевелил ручками и ножками и чуть приоткрывал ротик, словно хотел что-то сказать. А вот глаза его были какими-то мутными, как бы покрытыми пеленой, чем-то эти глаза младенца напоминали глаза наркомана.
    Один из находившихся в комнате мужчин, наклонился к маленькому человеку, которого полностью закрывал плащ. Сказал что-то маленький человек в плаще, наклонившемуся к нему или не сказал, никто не слышал, но когда мужчина пообщавшись с тем, который был полностью укрыт плащом, выпрямился, он уже сказал точно, потому что все услышали:
— Сначала кровь, — сказал этот мужчина.
    Женщина в белом халате, взяла со стола с инструментами иглу, которая продолжалась тонкой силиконовой трубкой и протянула ее мужчине, на котором был надет хирургический халат.
    Все продолжалось около часа. Один из мужчин наклонялся к тому, кто был полностью укутан в плащ, потом распрямлялся и говорил, что делать дальше, а человек в хирургическом халате делал. А та из женщин, от которой пахло духами "Шанель № 5", выполняла роль хирургической сестры, остальные, находившиеся в помещении, просто стояли и молча наблюдали за происходящим.
    И через прошедший час или чуть больше, тело младенца стало таким, словно он был потомком и наследником фараона, который едва успев родиться сразу умер, и теперь его полностью подготовили к бальзамированию, вынув изнутри все, что можно было вынуть, даже мозг. И все это было уложено в стерильные полиэтиленовые пакеты и сложено в общий металлический ящик со льдом.
    Когда мужчина, пришедший последним, снова переоделся и перестал быть похожим на врача-хирурга, один из находившихся в помещении, тот, который передавал указания полностью закутанного в плащ, негромко заговорил.
— Вы, — обратился он к блондинке, которая только наблюдала за происходящим и от которой пахло духами "Фиджи", — избавитесь от останков. Отвезете их людям, знаете куда, которые кремируют их.
    Мужчина взглянул на стол, на котором все еще лежало выпотрошенное тело младенца.
    Женщина молча и казалось торжественно кивнула, хотя и странно было слышать, что останками называют небольшой, почти бесформенный комочек плоти.
— Вы, — теперь говоривший перевел взгляд на другого мужчину, который тоже до этого был лишь наблюдателем, — приведете здесь все в соответствующий вид. То есть, уберете двери и разбросаете мусор. Никаких следов не должно остаться. Это место нам никогда уже не понадобиться. Те двое, — он указал на дверь, видимо, говоря о двоих, которые не задумываясь избавились от пьяного и любопытного, — помогут вам.
    Мужчина, как и женщина до этого, медленно наклонил голову в знак согласия.
— О месте, где мы соберемся в следующий раз, — продолжил мужчина, — я сам оповещу каждого из вас.
    Больше не было сказано ни слова. Все стали расходиться. Первым направился к выходу маленький человек полностью закутанный в серый плащ. Все стояли на месте и ждали, пока он не скрылся за второй металлической дверью и еще после этого минуты две. Только потом вышел тот, который пришел последним и из-за которого пострадал пьяный и любопытный. Затем вышел мужчина который отдавал указания, он унес с собой металлический чемодан, наполненный льдом и всем остальным. Потом, сбросив с себя халат, ушла женщина-медсестра, от которой пахло духами "Шанель". Вслед за ней, замотав в простыни и полиэтиленовые пакеты, и, положив в сумку остатки младенца, ушла женщина, от которой пахло духами "Фиджи".
    Остался только мужчина, которому предстояло руководить устройством естественного беспорядка в подвале давно нежилого дома.

2
    Шаман сидел во вращающемся кресле. Он задумчиво водил взглядом по углу образованному двумя стенами, доходил до потолка, до угла, который образовывали уже две стены и потолок, и снова опускал взгляд ниже. При этом он негромко, как бы для себя, но так, что слышали и остальные, рассуждал.
— Двухмерное пространство кажется нам неживым, неодушевленным, но это не так. Двухмерное пространство способно влиять на наши чувства, эмоции, а часто и саму жизнь. Возьмем картины. Они есть двухмерное пространство. Талантливо написанные, они большей частью затрагивают наши чувства, эмоции. Но вот просто знаки изображенные в двух измерениях, допустим кабалистические, так вот они способны уже влиять на нашу жизнь и здоровье и смерть, и даже сознание. Мы их создаем, а они влияют на наше существование. Возможно и наша жизнь, измеряемая тремя проекциями, влияет на жизнь более сложную, на жизнь с большими возможностями — четырех или пятимерную. Кто-то там вмешивается в нашу жизнь, влияет на нее, изменяет или вообще создает, но и там все это тоже не проходит бесследно, как знаки, символы созданные нами, начертанные нами даже просто на куске бумаги не всегда безобидны и могут повлиять на судьбу человека, так и вмешательство в эту жизнь, наверняка не проходит бесследно и безобидно для более сложного мира. Инопланетная жизнь существует, но можно ли назвать жизнь другого измерения инопланетной? И божественная ли она в таком случае для нас или же божественное что-то другое. Допустим бог, я не настаиваю, я только сказал — допустим: бог — разумный сгусток энергии, вселенской энергии, своим разумом, этой своей энергией способный из атомов создавать живые клетки, а из клеток организмы, как мы из мелких деталей создаем машины и приборы, и способный управлять и нашими жизнями и нашими мыслями и поступками. Но возможен ли для него переход в другие измерения, или же там свои божества, свои разумные сгустки энергии, правящие тем миром…
    Кицунэ сидела на столе. Она провела рукой по волосам, чуть прищурив глаза, задумалась о чем-то.
    Еще несколько секунд Шаман продолжал рассуждать, но потом резко оборвал свою мысль.
    Друид, сидевший в кресле и, казалось спавший, спросил, обратившись к Кицунэ:
— Получилось?
— Похоже, — чуть заметно кивнула Кицу.
— Вы это о чем? — спросил Шаман.
    Он посмотрел на Друида, но глаза того были, или точнее, казались закрытыми. Шаман перевел взгляд на Кицунэ.
— Ты что, заставила меня замолчать? — спросил он.
— Попыталась. Но получилось это или просто совпало, еще не уверена.
— Получилось, — подтвердил Шаман. — Только если вам надоело меня слушать, можно было просто попросить, а не таким вот способом заставлять умолкнуть.
— Боюсь у меня получилось обратное, — со смехом сказала Кицу, — и ты сейчас еще больше разговоришься.
— Бессознательный протест перед насилием, — усмехнулся и Друид.
— А ты считаешь это не насилие, заставить человека вот так вот умолкнуть? Это все равно что рот заткнуть рукой, — продолжал беззлобно возмущаться Шаман. — Я же никогда не пытался читать ваши мысли.
— Попробуй, — засмеялась Кицунэ, — но могу сказать без всякого чтения, что ты увидишь в голове Друида: синее море, желтый песок и масса девушек в бикини.
— А я могу сказать, что у тебя в голове, — отозвался Друид. — Мужчина, который настолько сильнее тебя морально, что ты его слушаешься и это тебе доставляет удовольствие. И еще двое детей, которые вас обоих не слушаются и тебе доставляет удовольствие наказывать их, а потом прощать.
— А Галах никак себя не проявляет, даже связь отключил, — сменил тему Шаман. — Так что чувствую, новая работа будет не прогулкой по осеннему лесу. — Шаман вздохнул. — А ведь я хорошо рисовал. В школе меня даже Левитаном звали.
— Это потому что ты еврей, — предположил Друид.
— Нет не поэтому. К тому же я не уверен, что я еврей.
— Впервые вижу человека, который не знает, еврей он или не еврей, — удивилась Кицу.
— И больше не увидишь, — убежденно сказал Шаман. — Галах пытался выяснить, кт мои родители, но даже он потерпел неудачу. Как сказал один отрицательный герой в одном положительном фильме: мое рождение, это тайна покрытая мраком.
    Дверь резко открылась и в комнату быстро вошел Галахад. Как обычно он не смог сразу остановиться, а с задумчивым выражением лица прошелся по комнате несколько раз из угла в угол и только после этого уселся на стул задом наперед, опершись локтями о его спинку.
    Все трое молча смотрели на Галахада, даже Друид приоткрыл глаза настолько, что было видно, что он смотрит. Все внимательно смотрели на Галахада, потому что хорошо знали его. И то, что он прошелся лишних два раза по комнате и что кроме задумчивости, в его взгляде было еще и напряжение, говорило о том, что рассказать он должен что-то очень серьезное.
— Несколько дней назад, — начала Галахад, — ночью задержали женщину. Дороги были полностью свободны и она проскочила на красный свет. Но неподалеку оказались "гаишники", они решили догнать машину проехавшую на красный, но водитель попытался скрыться. На повороте машину занесло и она ударилась в столб. Как я сказал уже, за рулем находилась женщина. Но это не важно, а вот важно другое. Из машины выпала сумка. Когда один из "гаишников" заглянул в нее — он решил, что там могут быть наркотики, потому что как правило женщины на дорогах с инспекторами гибэдэдэ в догонялки не играют.
— Точно, — поддержал Друид, — женщины даже с "зоны" никогда не убегают, а сидят весь срок от звонка до звонка.
— Вот именно, — согласился Галахад. — А эта попыталась скрыться только из-за того, что проехала на красный. Но когда один из инспекторов заглянул в сумку, ему чуть плохо не стало.
— Голова любовника или мужа, — предположила Кицунэ.
— Направление верное, но все гораздо страшнее. Там был мертвый младенец. И не просто мертвый, а словно бы подготовленный к бальзамированию. Экспертиза установила, младенец был недоношенным, семимесячным, и, судя по всему, беременность была прервана искусственно кесаревым сечением. Проверили все роддомы, ни в одном пропажа ребенка не зафиксирована.
— И дальше? — предложил продолжить Галахаду Шаман.
— Женщина вначале вообще ничего не говорила. Просто молчала и все. Только утром стала объяснять. Получилось все связно. Она сказала, что ехала домой, увидела на дороге валявшуюся сумку, остановилась, посмотрела, что в ней. Сказала, что ужасно испугалась, но решила отвезти эту находку в больницу, подумала, вдруг младенец жив и только без сознания, она ведь полностью не разворачивала, по ее словам сверток. Поэтому и на красный свет проехала и не остановилась, когда за ней погнались "гаишники". А позже молчала и ничего не говорила до утра, это от шока — когда один из "гаишников" полностью развернул сверток и женщина увидела, что с ребенком.
— Где она сейчас? — спросила Кицу.
— Ее отпустили. Ее версию приняли. Главное из-за того, что ребенок не ее. Тут и экспертиза не нужна была, женщина эта никогда не рожала.
— И что вас смущает? — спросил Шаман.
— А смущает, что расследование по поводу того, откуда мог появиться на дороге мертвый младенец практически прекращено. И в придачу ко всему было давление сверху. Причем кто надавил, неизвестно.
— Да странно, — заговорила Кицу. — Если бы просто мертвый младенец, тогда было бы все просто. Малолетняя проститутка сделала подпольную операцию, а потом избавилась от ребенка. Но подготовка к бальзамированию?!
— И зачем заботиться кому-то о прекращении следствия? — добавил к сомнениям Кицунэ свои сомнения Шаман. — Кто-то чего-то испугался?
— И испугавшись, излишне засуетился, — согласился Галахад.
— Напрашивается вывод, — снова заговорил Шаман, — тут может быть замешана какая-то секта. И если это сатанисты, то это что-то новенькое. Слишком агрессивный и жестокий, да и опасный для них ритуал. Как правило они обходятся животными.
— Если это только ритуал, а не что-то другое, — сказал Галахад.
— А может все гораздо проще, — заговорил Друид. — Трансплантация органов и так далее.
— У семимесячного недоношенного ребенка, почти эмбриона? — не согласился Шаман.
— Что особенного, — не отстаивая свою версию, а просто чтобы докончить мыль продолжил Друид. — У кого-то родился больной ребенок с врожденным пороком сердца или почек.
— Но у этого вынули все, — поддержал Шамана Галах, — не только сердце и почки, но и печень, легкие, кишечник, мозг. Все полностью, даже те пол-литра или сколько в таком ребенке крови? И те выкачали. А кроме того, в нем найдены следы наркотика.
— Да, относительно пересадки мозга я не слышал, — согласился Друид.
— Наркоманкой могла быть мать, — сказала Кицу.
— Могла, — согласился Галахад. — Правда, тогда, наркоманка-мать, должна быть еще и хирургом, ведь сделано все профессионально. Но не это главное, а именно чье-то давление сверху. Вот это неестественно и странно. Сейчас, наверняка, они жалеют, что поторопились, попытались искусственно замять. Но испуг и за ним движение были и теперь это уже никуда не спрячешь.
— Ну, а если мать-наркоманка, одновременно она же и дочь какого-то высокопоставленного папочки? — предположила Кицу. — Она же и сентиментальная сука, которая решила забальзамировать своего нежеланного ребенка.
— Это, конечно, все объяснило бы, — согласился Галахад. — Но…
— Но почему он оказался на дороге? — поняла мысль Галахада Кицу.
— Вот именно, — согласился он.
— Она врет, — сказала Кицу. — Эта женщина, в машине которой нашли младенца, лжет. Она причастна к этому делу.
— Вот ты, — кивнул Галах Кицунэ, — и поговоришь с ней.
— Галах, — обратился Друид к Галахаду, — думаю есть смысл поговорить с ментами в том отделении, где эту подругу держали, она же там чуть ли не сутки просидела?
— Восемнадцать часов.
— Я съежу в это отделение.
— Давай. А вы, Шаман, поговорите с инспектором, точнее с инспекторами, их двое было, которые задержали женщину. В ее поведении в тот момент обязательно должно было быть что-то необычное, на что они не обратили внимания.
— И неудивительно, — сказал Шаман и пояснил: — Счастливый и радостный открываешь сумку, надеешься там найти наркотики, а то и бомбу и получить за это повышение по службе, а там мертвый младенец. Не до того им было, чтобы обращать внимание на детали ее поведения.
— Тем более, — кивнул Галахад. — В памяти их должно зафиксироваться все необычное в ее поведение, если это было. Вот и попробуйте вытянуть это их них.
— Попробую.
— После этого попытайтесь узнать, не было ли где-то когда-то чего-то подобного. А я хочу выяснить, откуда было давление, чтобы замять это дело.
— Которое замялось само собой, — усмехнулся Друид.

3
   Дверь открыла блондинка лет тридцати. Не красавица, но очень ухоженная и на редкость сексуальная, что обращает на себя внимание и заставляет мужчин суетиться больше, чем просто красота.
   Блондинка посмотрела на Кицунэ и спросила:
— Вам что нужно?
— Обычно незнакомых людей спрашивают, кого нужно, а не что. Приятно, что вы такая сообразительная и стразу поняли, что мне нужны вы.
— Вопрос в том, нужны ли вы мне? — ответила блондинка.
— Мы будем разговаривать на пороге? — спросила Кицунэ.
— Я вообще не хочу с вами разговаривать.
— Хорошо, — согласилась Кицунэ. — Не хотите сейчас, тогда я вам выпишу повестку на сегодня, на пять часов вечера. Если не явитесь в прокуратуру сегодня в семнадцать ноль, ноль, завтра вас привезут уже под конвоем. Выписывать повестку или поговорим сейчас?
— Проходите, — недовольно посторонилась блондинка.
   Кицунэ прошла в комнату, обставленную роскошно. Впрочем, другого Кицу и не ожидала. И первое, что она для себя отметила — женщина с таким характером едва ли стала бы подбирать на дороге мертвого младенца. Впрочем, так же отметила Кицу, это пока только первое впечатление.
   Блондинка села в кресло, взяла с низенького столика сигареты и зажигалку и закурила. Кицунэ она сесть не предложила.
   Кицу сама уселась в кресло напротив, пожив сумочку рядом, она в упор посмотрела в глаза блондинке.
   Та сначала гордо приняла этот вызов, но не выдержала и пяти секунд и отвела глаза в сторону.
— Нина Васильевна, — заговорила Кицу, — или можно просто Нина?
— Можно, — разрешила блондинка.
— Так вот, Нина, первый вопрос — откуда в вас столько агрессии?
— Что? — не поняла блондинка Нина.
— Почему вы так неприязненно отнеслись ко мне? Разве я вам сделал что-то плохое?
— Меня чуть ли не сутки держали в каком-то свинарнике, задавали идиотские вопросы, а теперь приходите вы и снова будете задавать те же самые вопросы, будто нельзя прочитать все, что написано там, в ваших протоколах.
— Но, Нина, разве вы не хотите чтобы нашли того садиста, который так поступил с только-только родившимся человеком, неужели такая большая цена, ответить на один и тот же вопрос два или три раза, чтобы наказать преступника?
— Я бы сотню раз ответила, но вы все равно никогда ничего не находите.
— Вы не правы, — не согласилась Кицу. — Буквально на днях я шла по улице и нашла кошелек. А в нем было целых двести рублей. Представляете, и никаких документов, так что возвращать его некому.
— Мне это неинтересно, — ответила Нина и постаралась показать презрение к находке в две сотни рублей.
— Я понимаю. Но я всего лишь следователь прокуратуры, а вы занимаете должность одного и директоров крупной компании по продаже жалюзи, рольставен и тому подобного. В свои сорок лет… извините, что заговорила о возрасте, честно говоря, вы выглядите почти так же, как я, то есть лет на десять моложе, чем вам есть на самом деле…
— Послушайте, — Нина вскочила из кресла, она была раздражена, именно этого Кицунэ и добивалась.
   Нина прошлась по комнате, потом подошла к столу, потушила в пепельнице сигарету, скрестив на груди руки спросила:
— А почему, собственно говоря, вы спрашиваете меня о чем-то? Насколько мне известно это дело уже закрыто. Тогда какое у вас право допрашивать меня?
   Как и рассчитывала Кицу, разозлившись Нина скажет что-то лишнее. Она и сказала.
— Откуда вам известно, что дело закрыто? — спросила Кицу. — Кто вам об этом сообщил?
— Мне никто об этом не сообщал, это и так понятно. Десятки выброшенных новорожденных находят в мусорных бачках, а скольких еще не находят, которых их мамаши закапывают в лесу или еще где-то, а хоть одну из этих матерей нашли?
— Некоторых находят, — внимательно рассматривая Нину, сказала Кицу. — Но откуда вам это известно? Газеты и телевиденье подобные факты не распространяют для массового читателя и зрителя, там обычно говорится кто в третий, а кто в пятый раз сделал подтяжку, и какой размер лифчика нужен звезде шоу-бизнеса после имплантации груди.
— Почему обязательно все должно быть известно из газет? Некоторые вещи и так известны, без всяких газет.
— Почему вы не вызвали милицию, когда нашли сумку с мертвым ребенком, а положили ее к себе в машину?
— Откуда я знаю. Просто так случайно получилось. Я хотела отвезти ребенка в больницу или милицию. Я от испуга плохо соображала.
— Но если везли в больницу или милицию, почему пытались от милиции скрыться?
— Я же сказала, я растерялась.
— Вам нужна была милиция, а когда она появилась, вы растерялись?
— А с вами такого не бывает?
— Вы показывали милиции место, где нашли сумку с ребенком?
— Показывала.
— Сейчас поедем и вы покажете это место мне.
— Я никуда не поеду?
— Почему? — словно удивилась Кицу.
— Потому что я уже сказала, вы не имеете права меня допрашивать, потому что дело уже закрыто.
— Открылись новые факты и дело вновь открыто. Так что собирайтесь.
   Нина немного растерялась. Но потом не очень уверенно сказала:
— Я никуда не поеду. И никто никакого дела не открывал. А на вас я буду жаловаться.
— Значит вы против того, чтобы преступники были найдены?
   Кицу по-прежнему смотрела в глаза Нины, но та теперь свой взгляд отводила в сторону. Нина сама не понимала, почему ей не хотелось, даже страшно было встретиться с взглядом, видеть глаза этой девушки.
— Неужели вы ничего не почувствовали, — продолжала Кицу, — когда в ваших руках оказался мертвый младенец, который, по сути еще и не успел родиться.
— Все, уходите. Уходите. Я больше не буду с вами разговаривать.
   Кицу видела, еще немного и у Нины начнется истерика. И тогда она скажет много такого, чего человек никогда не скажет даже в раздражении, в злости. Нужно только задать правильный вопрос и эта Нина потеряет над собой контроль. И Кицу уже знала, какой вопрос она задаст.
— Посмотрите мне в глаза. Смотрите, — приказала Кицу.
   Нина послушно подняла глаза, она увидела жесткий взгляд почти черных глаз Кицунэ, теперь у Нины не хватило бы воли оторвать свой взгляд от этих глаз.
   У входной двери раздался звонок. Нина сразу опомнилась, побежала открывать дверь.
— Черт, — выругалась Кицунэ.
   Она взяла с кресла свою сумочку и неспеша направилась к выходу.
   У открытой двери стоял мужчина лет пятидесяти. Нина прижалась к нему, ее плечи чуть вздрагивали, словно она плакала. Но Кицу сразу почувствовала искусственность этой сценки, почувствовала, что Нина играет, притворяется.
— Минуту, Ниночка. — Мужчина бережно отстранил от себя женщину и повернулся к Кицунэ.
— Вы очень не вовремя, — Кицу улыбнулась ему по дружески.
   Улыбку эту в сочетании со словами мужчина воспринял как издевку.
— Кто вы такая? — строго спросил мужчина.
   Кицу решила, что теперь нет никакого смысла продолжать разговор. Эти двое будут поддерживать друг друга и она больше ничего не сможет узнать. Перекинув длинную ручку своей сумочки через плечо, Кицунэ собралась пройти мимо мужчины. Про себя она решила, что сегодня же нужно узнать, кто это такой.
— Нет, так у вас это не пройдет, — решил проявить свою власть мужчина и схватил Кицунэ за плечо. — Пока не скажете ваше имя и место работы, не выйдете отсюда. Я вас проучу. И в будущем вы сто раз подумаете, прежде чем врываться в чужие квартиры и доводить людей до истерик.
— Отпустите руку, — попросила Кицу.
— Прежде я узнаю ваше имя. Дайте мне ваше удостоверение, — продолжал удерживать Кицунэ мужчина.
— Это насилие, — сказала Кицу и указала свободной рукой на руку мужчины схватившую ее.
— Насилие и произвол врываться в чужую квартиру не имея на это никакого права и допрашивать хозяев этой квартиры также не имя та то никаких прав. Или у вас есть ордер?
— В квартиру я не врывалась. Хозяйка этой квартиры сама пригласила меня войти. А теперь я еще раз повторю свою просьбу — отпустите мою руку.
— А я еще раз повторяю свою убедительную просьбу, — с ударением повторил мужчина. — Предъявите мне ваши документы. Мне сто раз повторять?
   И тут же перешел на откровенно грубый тон.
— Быстро достала удостоверение и протянула мне, — скомандовал он.
   Свободную руку мужчина повернул ладонью вверх, требуя и жестом, чтобы Кицу выполнила его приказ.
   Кицунэ печально вздохнула. Резко, как атакует кобра, она выбросила свободную руку и, мгновенно схватив ладонь мужчины, с силой вывернула ее. Тот хрипло вскрикнул от боли. Кицу сильнее повернула его ладонь. Мужчина сначала наклонился вслед за выкрученной кистью, а потом, не выдержав боли, бессознательно оттолкнулся ногами от пола, пытаясь уменьшить эту боль, он сам опрокинул свое тело.
   С глухим грохотом он шлепнулся на пол.
   Кицу переступила через его ноги и вышла из квартиры. Лифт никто не вызвал, он так и стоял на этом этаже, после того как сюда приехал мужчина, защитник Нины.
   Кицу нажала кнопку вызова, двери открылись, она вошла в лифт и нажала на кнопку первого этажа. Когда двери закрывались, Кицу успела увидеть, как с гримасой боли стал подниматься с пола мужчина.

4
   Сообщение о человеке, которого живым положили под колеса многотонного трейлера было в сводке за тот же день, точнее ночь, когда два инспектора ГИБДД обнаружили мертвого младенца. Только это совпадение не заинтересовало бы Галахада, но было еще одно — Григорьева проскочила на красный свет, когда ехала в сторону центра по Варшавскому шоссе. А именно недалеко от Варшавского шоссе и нашли труп мужчины с раздавленной головой.
   Было и третье. Из нескольких равноценных вариантов Галахад почти всегда выбирал нужный, правильный. Это было тем, что называют интуиция. Вот она и подсказывала Галаху, что есть какая-то связь между найденным мертвым младенцем и убитым мужчиной.
   "Это в милиции интуицию к делу не пришьешь. Мы к нашим делам можем пришить как свидетельские показания и то, что бабе Дуне приснилось с четверга на пятницу. А если у тети Клавы курица закричала петухом, то мы в отличии от милиции, устроим на ее квартире засаду, потому что такая примета точно к несчастью", — говорил в подобных случаях Шаман.
   Были и второстепенные причины, на которые обратил внимание Галахад. В ту ночь в Москве только и зафиксировали эти две насильственные смерти — младенца и мужчины, которого раздавил трейлер. Впрочем, в отделении милиция на чьей территории это произошло, за отсутствием каких-либо улик, смерть мужчины решено было считать несчастным случаем — просто лег человек отдохнуть, поспать, да место выбрал неудачное, особенно для головы.
   Но Галахад решил по-другому. Мужчина был не обпившиеся одеколона бомж, а вполне приличный человек. Ну, выпил с друзьями, отмечая какое-то событие. Но такие люди, как привило, не ночуют на голом асфальте под трейлерами.
— Это пока оставим, — сказал Галахад и обратился к Кицу. — Ты сказала Григорьева была близка к истерике.
— Не совсем, но я чувствовала, что смогла бы вытянуть ее на истерику.  Но она, надо сказать, не слабая женщина и далеко не истеричка, управлять ей сложно. Что касается моих ощущений, — Кицунэ задумалась на несколько секунд. — Промелькнуло несколько деталей в ее поведении, в реакции на некоторые мои слова, в основном в моторике. Судя по этим реакциям, она причастна к смерти младенца. Но пока, все это субъективно.
— Что касается милиции, — заговорил Друид, когда понял, что Кицу не собирается ничего добавить, — они просто убеждены, что эта женщина не имеет никакого отношения к мертвому младенцу, кроме только того, что нашла его. Даже странно было слышать такое от следователя. По нему видно, он из тех людей, которые, когда сморятся в зеркало, себя начинают подозревать, и вдруг никаких сомнений, что Григорьева к этому делу непричастна. И главное, убеждение его личное и какое-либо давление со стороны здесь ни при чем.
— А ты ее видел? — спросила Кицу, — эту женщину?
— Сама знаешь, только фотографию, — ответил Друид.
— Так вот ты посмотри на нее живьем. Когда эта девушка, хоть ей и сорок, стоит рядом с мужчиной, все мысли его уходят в низ живота. Вокруг нее такая сексуальная аура, что воздух кажется вязким. Мертвеца может и не поднимет, но отдельные его члены вполне сможет. К тому же привыкла командовать мужчинами, и не сомневаюсь, голос при этом ей не приходится повышать.
— Но с тобой она была не очень вежлива, — усмехнулся Друид.
— В Кицу она интуитивно почувствовала конкурентку, — высказался Шаман. — Тут вражда на уровне подсознания. Причем подсознания женского. К тому же Кицу провоцировала ее на конфликт.
— А вы нашли что-то? — обратился к нему Галахад.
— Что касается двоих гаишников, то ничего. Растерянность, даже испуг присутствовал в тот момент, когда обнаружили младенца, и неосознанное влияние того же женского сексуального обаяния. А вот компьютер кое-что дал. Нашел кое-что похожее. Два подобных случая и оба объединяет еще одно…
   Шаман замолчал, чтобы придать своим словам большей эффект и значение, но, возможно, он просто обдумывал то, что хотел сейчас сказать.
— Да не тяни кота, — посоветовал ему Друид и спросил сам себя. — Интересно, как могла появится эта поговорка.
— Продление молодости, — сообщил Шаман. — Причем на неопределенный срок, вплоть до бессмертия. Но это теоретически.
— При чем здесь младенец? — спросил Галахад.
— Какая-то составляющая эликсира или по другому это назовите, просто препарата, берется из довольно взрослого эмбриона человека или недоношенного младенца не трогавшего губами грудь матери.
— И это на полном серьезе? — удивился Друид.
— Известно, — стал объяснять Шаман, — во всяком случае есть теория, что человеческое тело бессмертно, во всяком случае срок его существования во много раз больший, чем мы живем. Можно было бы не принимать эту теорию во внимание, но то же самое подтверждается и Библией, если помните, первые люди и в частности Адам и Ева жили около тысячи лет. Адам девятьсот с чем-то, сейчас уже точно не помню, а уточнять не обязательно, а Ева восемьсот с чем-то. Потом бог разозлился на людей и наказал. Разозлился за то что земные женщины спали с ангелами божьими. Не кажется мне этот поступок бога нашего слишком справедливым, ведь ангелы, по сути придворные его, соблазняли женщин, но с них, как с гуся вода, а вот люди, в том числе и мужчины были наказаны почему-то. Господь уменьшил срок жизни нашей приблизительно раз в десять. Но именно это и подтверждает гипотезу ученых, что где-то внутри нас есть устройство, программа, которая контролирует срок нашей жизни.
— И что, кто-то решил поспорить с богом? — спросила Кицу. — Черная или белая магия. Впрочем, белая это едва ли.
— Ну без магии обойтись в таком вопросе никак нельзя, черной или какой-то еще, — согласился Шаман. — Совершить магическое действие, это тоже самое, что нажать на кнопку включающую какой-то механизм, техническое устройство. Экскаватор, секундомер, телевизор, или приводящий в действие боек винтовки, это неважно.
— Я подумал о другом, — сказал Друид, — не связано это как-то с теми, кто, образно говоря, летает в тарелках?
— Откуда подобное предположение? — спросил Галахад.
— Шаман сказал о программе старения, заложенной в нас. Но божественное и космическое для нас синонимы, — стал обосновывать свое предположение Друид. — Но инопланетное и космическое, также синонимы для нас. Если рассматривать это как силлогизм, то инопланетное и божественное тоже синонимы.
— Всего этого мало, — подвел итог Галахад. — Информации практически нет. Шаман, мы с вами сегодня, прямо сейчас отправимся к месту, где трейлер раздавил, судя по анализам крови, не очень пьяного мужчину. Повторюсь, логической связи между двумя происшествиями не вижу, кроме единственной — дорога, по которой ехала Нина Васильевна Григорьева с мертвым младенцем в багажнике, выходя за МКАД, проходит через городок, где нашли этого самого мужчину с раздавленной головой, поэтому не могу не проверить. Кицу и Галах, вам будет посложнее. Кицу, ты тоже сейчас отправляйся, но в другое место, в лучший салон красоты, который тебе известен. К вечеру ты должна стать кем-то вроде голливудской звезды, которая рассчитывает на получение Оскара. Друид, ты ее любовник, так что должен соответствовать.
— А в чем трудность? — спросила Кицу.
— На приеме, или, правильнее назвать это банкетом в честь подписания крупного договора между двумя фирмами, куда вы и отправитесь, будет твоя знакомая со своим любовником, с которым ты обошлась не очень хорошо, — сообщил Галахад. — Кстати, я не сказал, кто он. Зовут его Паршин Семен Михайлович. Депутат Думы. Безумно желает с тобой, Кицу, познакомиться. Он не только депутат, в прошлом он не последний криминальный авторитет, хотя, не особенно засвечен в криминальном мире, но тем не менее.
— Передайте, что у меня нет желания знакомиться с ним, он не в моем вкусе.
— Насколько я понял, — решил высказаться Шаман, — без знакомства не обойдется. Оскорблено его депутатское достоинство. И он желает унижение смыть кровью невинной девушки Кицунэ, которая уронила его на пол.
— Ты сегодня с ним встретишься, — продолжил Галахад. — С ним и с ней. И ты должна пообщаться, помириться, подружиться с ними. Поэтому я и сказал, что вам с Друидом придется сегодня нелегко.
— Да, действительно не просто, — согласился Шаман. — Депутаты как янычары, не прощают оскорбления ни женщинам ни детям. А он еще и авторитет. Для одного флакона довольно гремучая смесь.
— А какое отношение имеют Григорьева и Паршин к этому торжеству? — поинтересовался Друид.
— Формально никакого. Но неофициально Паршин один из акционеров, даже один из руководителей одной из фирм. Есть подставные лица, которые представляют там его интересы.
— А с чего это мы с Друидом окажемся на этом приеме? — спросила Кицу. — Не для того же, чтобы подружившись, продолжить допрос, прерванный в ее квартире?
— Естественно нет, — согласился Галах. — Тем более, ты никакой не следователь прокуратуры. Ты Григорьевой только на словах это сказала, насколько я понял, удостоверение не доставала.
— Нет, — согласилась Кицу, — Тогда зачем я приходила к ней под видом следователя прокуратуры?
— Это ты сама придумаешь.
— Я бы придумала, но пока я не знаю, кто я, этого не получится.
— Ты будешь актрисой, — сказал Галахад. — А чтобы обошлось без вопросов в каком театре работаешь, в каких фильмах снималась, то будешь не нашей, не русской, а актрисой голливудской.
— Только сразу предупреди, что ты не Дженифер Лопес, — словно бы серьезно сказал Шаман. — А то еще подумают, что ты за нее выдаешь себя. Ты ведь на нее похожа. Чуть бедра поменьше, но это детали.
— Терпеть не могу, когда меня с кем-то сравнивают, даже с тем, кто мне нравится.
— Не надо никого предупреждать, — остановил Кицу Галахад. — Ты родилась в России и только в девятнадцать лет переехала в Штаты. Теперь ты актриса, но пока тебе не везет, не подвернулся случай и ты не добилась популярности той самой Дженифер Лопес или Люси Лиу, как и таких же гонораров. А вот твой бой-френд, — Галахад посмотрел на Друида, — он тоже из России и тоже живет в Штатах, занимается бизнесом, и вот он сумел там раскрутиться, причем настолько не слабо, что его даже потянуло приобщиться к искусству и он подумает попробовать себя в роли продюсера. Естественно, быть его любовницей для тебя одновременно и шанс стать известной и популярной. Теперь ты знаешь, кто ты.
— С такой биографией трудновато будет придумать что-то правдоподобное по поводу моего появления в ее квартире, не говоря уже о вопросах, которые я задавала.
— Такие трудности не для твоей фантазии, точнее это для тебя не трудности, — Шаман сказал и начал укладывать в металлический кейс предметы, которые он считал, могут пригодиться на месте, где недавно убили человека.
— Впрочем, — обдумывая что-то сказала Кицу, — скромная мысль на этот счет у меня, кажется, уже есть.
— Вот и поделишься ей с Друидом.
— Еще бы. Он, можно сказать, главную роль будет играть. Такие женщины как Нина так же, как и ее любовник-депутат никогда ничего не прощают. Но вид, что не помнит зла, сделает. Тем более, я буду находиться не только в обществе, но и в любовной связи с такой сильной, мужественной особью.
— Я бы попросил особо не обособлять, — шутливо упрекнул Кицу Друид. — Хотя поясни, при чем здесь моя скромная персона представлена под видом особи.
— При том, что Нина захочет мне отомстить. А лучший способ, это сделать вид, что она не обижается и даже убедить меня, что она ко мне относится чуть ли не как к подруге. А потом сделает все, чтобы увести у меня любовника, к которому меня кроме всего прочего притягивает и меркантильная сторона моей творческой натуры. Это будет страшная женская месть.
— Ну это я переживу, — успокоил Кицу Друид. — Мужчина не сможет пережить только страшную японскую месть.
— Да, но я то как переживу это? — словно расстроилась Кицу. — И значит дальше или скандал, естественно на светском уровне…
— Это значит на три четверти ваш диалог должен состоять из ненормативных лексики, — уточнил Друид.
— Или, — продолжила Кицу, — я на коленях стану умолять вернуть мне моего любовника. Но это вторая часть, а вот первая, почему я пришла к ней и представилась работником прокуратуры, над этим надо еще подумать.
— Вот и подумай, — кивнул Галахад. — У тебя почти целый день впереди.
— Главное не что будет сказано, а как будет сказано, — снова вмешался Шаман. — Человека можно заставить поверить во что угодно, любой бред сойдет за правду, если говорить убедительно и самому в это верить.
— Это все понятно. Но с чего мы вдруг появимся на этом банкете, который еще и прием? — спросил Друид. — Мы-то какое отношение имеем ко всему этому?
— А такое, — стал пояснять Галахад, — что именно тебя пригласил один из устроителей этого приема. У него есть планы на недалекое будущее, он хочет расширить их бизнес до прямых контактов с Американскими деловыми кругами, в которые ты уже входишь. Кто этот человек? Поясню коротко. За ним есть долг, не денежный, но очень серьезный долг и этот человек сделает все, что ему скажут. Тем более, что он вас будет считать за тех, за кого вы себя будете выдавать.
— А чем я занимаюсь, чем я торгую или что я ворую? — шутливо поинтересовался Друид, но сам вопрос был серьезным.
   Галахад достал из шкафа папку для бумаг и передал ее Друиду.
— Здесь весь нужный тебе материал, изучишь его. Кицу все это, — Галахад посмотрел на Кицунэ, — просто перескажешь без подробностей. Ей это ни к чему, она актриса и твоя деловая жизнь, а точнее деловая жизнь ее любовника ее не интересует. Ты решил попробовать себя в роли продюсера, это единственное, что ее волнует.
   Друид вынул из папки фотографию мужчины лет сорока пяти.
— Это он хочет иметь со мной деловые отношения? — спросил Друид.
— Да, — кивнул Галахад. — Рифкинд Михаил Борисович. Все, что нужно знать о нем там тоже есть. Сразу скажу только, что он владелец и хозяин дома, где состоится их благородное собрание.
   Друид убрал фотографию в папку и положил ее на стол.
— Мы все еще не знаем, кто вмешался, кто позаботился, чтобы гражданку Григорьеву отпустили и вообще дело о мертвом младенце замяли? — спросил он.
— Нет, — ответил Галахад. — Кто-то сверху, но кто неизвестно.
— Странно, — удивилась Кицу. — Но это не мог быть любовник Григорьевой, если б было так, мы бы уже знали это.
— Нет, он здесь ни при чем, — подтвердил Галахад. — Да и влияния его и связей не хватило бы на это. К тому же он сам узнал о случившемся только после твоей встречи с ней.
— А вот этот момент может быть очень полезным для нас, — сказала Кицу, — люди, которые считают, что в из руках есть власть и сила очень не любят, когда от них что-то скрывают, особенно их любовницы.

5
   Галахад и Шаман внимательно осмотрели место, где колеса трейлера прокатились по голове любознательного (уже в прошлом) мужчины. Дождя в эти дни не было и на асфальте еще можно было рассмотреть темное пятно впитавшейся в асфальт засохшей крови смешанной с тем, что Пуаро у Агаты Кристи называл "серыми клеточками", что касается костей черепа, то их все, до последнего самого маленького осколка собрал эксперт, приезжавший с командой следователя прокуратуры. Во всем этом ничего любопытного для Галахада и Шамана не было.
   Но их сразу же заинтересовал дом с выбитыми стеклами, находившийся в десятке метров от дороги.
   Они обошли все подъезды с первого этажа по пятый. Здесь так же ничего интересного, привлекающего внимания не нашлось. Галахад и Шаман спустились в подвал.
   Вначале подвал казался обычным подвалом теперь уже нежилого дома. Он казался таким до того момента, пока, подсвечивая себе фонариком, Галахад не дошел до проема, где увидел на полу странную вещь — два больших стальных угольника прибитые к бетонному полу дюбелями. Угольники располагались параллельно, длинной были около метра, верхняя часть их еще матово поблескивала.
   Подошел Шаман. Он наклонился и коснулся пальцем верхней части угольника.
— Они в смазке, — сказал Шаман. — Похоже на направляющие.
— Похоже, — согласился Галахад.
— Значит этот проем закрывался дверью, которой пользовались совсем недавно и совсем недавно эту дверь убрали. Судя по прочности направляющих, дверь тяжелая, скорее всего бетонная, а значит потайная.
   Галахад и Шаман вошли в проем. Прямоугольная бетонная, плита валялась на полу. По размеру она совпадала с проемом, в который они только что прошли. Осмотрев ее Шаман и Галахад убедились, что прежде это и была та самая дверь, которая закрывала проем. Понять было нетрудно — на одной из более узких сторон этого прямоугольника они увидели полозья, которые так же чуть поблескивали в свете фонарей, ясно, что эти полозья двигались по направляющим прибитым к полу.
   Осмотрев бетонную плиту, они обнаружили и простенькое механическое устройство блокирующее дверь, от случайного открывания, если кто-то прислонится к стене плечом или обопрется рукой. Оно было замаскировано под часть арматуры в том месте, где как бы случайно был отколот кусок бетона.
— Устройство простенькое, — сказал Шаман, — значит не рассчитывали, что эта дверь будет служить долго.
— Да и дом этот не так уж долго будет стоять, — и согласился и подтвердил слова Шамана Галахад.
— С другой стороны, — продолжил Шаман, такая дверь из плиты удовольствие не дешевое. А временное и дорогое, такое может позволить себе только состоятельный человек.
— А когда ветер дует, деревья качаются, — снова согласился Галахад и уже серьезно добавил: — Состоятельный или состоятельные.
   Дальше они увидели еще один дверной проем, на одной стороне которого были закреплены металлические петли. Эти петли так же, как и направляющие проема слегка поблескивали. Дверь обитую железом они увидели сразу, как только вошли в этот второй проем. Рядом валялась вторая точно такая же дверь, и проход, уже третий, который она закрывала нетрудно было определить по таким же, закрепленным на одной из его боковых сторон петлям.
   Когда Галахад и Шаман вошли в эту третью дверь, они увидели в комнате такое количество мусора, что было понятно, он здесь не сам собой накопился, кто-то умышленно набросал в это, уже сравнительно небольшое помещение, обломки кирпичей, прогнившие доски, ржавый трубы, даже приплюснутую металлическую бочку. Весь пол был завален этим мусором.
— Вы чувствуете, Галах? — спросил Шаман, когда они осторожно, чтобы не упасть или не подвернуть ногу пробрались в середину этого небольшого помещения.
— Что именно? — спросил Галахад.
— Хоть что-то, — не стал сразу говорить Шаман.
— Какое-то внутреннее напряжение. Едва ощутимое, но есть. Оно появилось, когда мы вошли в это помещение.
— Именно, — согласился Шаман.
   Он, освещая себе путь фонарем, подошел к стене и положил на нее ладонь.
— Да, — сказал Шаман. — Это от стен. Они словно пропитались какой-то непонятной энергией. Энергия сохраняется лучше и надежней чем запах, который может чувствовать, например, собака. В этой энергии есть что-то странное, что-то чужое, непривычное и непонятное. В ней ни зла ни добра, но напряжение она создает. Напряжение и тревогу, даже правильнее сказать, легкий страх.
    Галахад в это время поднял белую тряпку. Это был обычный медицинский халат.
— А еще я чувствую именно то, что чувствуют собаки, — сказал он и поднес халат ближе к лицу. — Правда, собаке такой запах едва ли понравится.
   Шаман подошел к Галахаду, взял край халата, понюхал его, медленно втягивая через ноздри воздух.
— "Шанель № 5", — определил Шаман.
— Григорьева Нина Васильевна пользуется исключительно духами "Фиджи", — сказал Галахад. — Но даже если это место не связано с мертвым младенцем, то к смерти мужчины оно имеет отношения. Я в этом не сомневаюсь, хотя это ничем не подтвержденная догадка.
— Надо разобрать это, — Шаман указал на завалы мусора.
— Да, — согласился Галахад, — на полу может оказаться что-то интересное. — Хотя халат… На подобное везение я не рассчитывал.
— Не люблю я когда везет, — Шаман поднял с пола довольно большое бревно и потащил его к двери, выбросив бревно в соседнее помещение, договорил. — Мне больше по душе, когда результаты в процессе работы проявляются, а не в простом везении.
— Почему? — спросил Галахад, вытаскивая из комнаты железную бочку.
— Потому что когда везет, это значит в следующий раз может не повезти. А вот в процессе работы результат всегда будет.
— Но результат может быть и положительный и отрицательный, а это тоже самое, что повезло или нет.
— Отрицательный результат полученный в процессе работы все же приближает к разгадке истины, хотя бы как один из пройденных этапов, а если не повезло, остаешься на месте.
   Когда Шаман и Галахад наконец закончили нудную физическую работу, они практически ничего не обнаружили. Ничего кроме только одного — совсем маленькое, меньше сантиметра в диаметре темное пятно на полу.
   Они некоторое время рассматривали его, освещая двумя фонарями, потом Шаман высказался.
— Это может оказаться побольше, чем халат пахнущий духами.
— Да, — согласился Галахад, — если это кровь, то да. А это кровь.
   Шаман открыл свой небольшой металлический чемодан. Сметя щеткой пыль с того места, где было пятно, он принялся соскабливать его ножом, осторожно собирая на листок бумаги. Потом пересыпал темную пыль в маленький полиэтиленовый пакетик.
   Послышался негромкий звук, словно кто-то наступил на обломок кирпича и тот захрустел, крошась. Звук этот раздался из того помещения, где был вход в подвал. Галах и Шаман одновременно выключили фонари и отступили в разные стороны. Затихли, прислушиваясь.
— Я видел его, я помню, — послышался мужской голос.
— Эта сучка будет свое шмотье разбрасывать, а мы че, бля, шестерки, подбирать за ней? Может мне за ней еще использованные гондоны подбирать? — ответил женский голос.
— Знаешь почему ты злишься, Валюх, — насмешливо заговорил мужской голос. — Ты ей завидуешь.
— Чего? Да пошел ты… — в голосе женщины появилась злость, которая, чувствовалось, может перейти в бешенство. — Да кто она, чтобы я ей завидовала? Сучка подзаборная, только что деньги есть. Да если бы я захотела…
   В пустом подвале звук голосов усиливался, доносился в помещение, где находились Шаман и Галахад, как по переговорной трубе. А они, Шаман и Галахад, уже стояли по обе стороны от двери, точнее от прохода, который раньше закрывала дверь последнего, еще час назад заваленного мусором, помещения.
— Успокойся, Валюх, перестань, — чувствовалось, мужчина пожалел, что сказал о зависти. — Скоро у нас будут бабок дохрена и больше. Откроем магазин, я уже договорился с одним, он будет всякую водку и коньяки оптом чуть не в два раза дешевле доставать, чем пойдет на продажу. Да ты через год в любой салон красоты придешь, наклеишь там этим козлам на лоб баксы, да они тебе языками массаж будут делать. Будет о'кей, как в лучших домах Парижа и Чертанова.
   Валюха немного успокоилась.
— А кто это, с которым ты договорился про водку? — спросила она.
— Ты его не знаешь. Мы вместе на нарах парились. А недавно я его встретил. Он уже "раскрутился", но бабла у него все равно еще не хватает.
— Ты слушай, — строго заговорила Валюха, — чтобы без меня ни какие дела не подписываться. Тебя раздолбая "разведут" как целку деревенскую. Наобещают, и кинут, ты так с хреном и останешься.
— Валюх, — продолжал успокаивать подругу мужчина. — Все разговоры, договоры, нотариусы, все только через тебя. Я че, не понимаю. Ты товароведом была. Чего ж я буду без тебя дела делать, в которых я лох, а ты профессионал.
— Ладно, давай делами заниматься. — Чувствовалось, Валюха успокоилась и теперь только притворяется сердитой.
   Шаги двух человек послышались в соседнем помещении, отсветы двух фонарей стали видны в комнате, где спрятались Шаман и Галахад. Валюха снова стала ругать женщину, которая забыла здесь халат.
   Видимо, чтобы успокоить ее мужчина решил перевести разговор на другое.
— А ты по делу придумала положить того пассажира под трейлер, — похвалил он Валюху. — И правильно сделали, что никому ничего не сказали. А то, кто знает, взяли бы и сказали, что не заплатят из-за этого.
— Конечно, — согласилась Валюха. — Таким шакалам только повод дай, чтобы людям не заплатить.
   Они вошли уже в помещение соседнее с тем, где прятались Шаман и Галахад, и вдруг замолчали, и не только замолчали, но даже остановились, замерли на месте.
   Причину этого понять было нетрудно — эти двое, если они пришли за забытым халатом, значит, они были здесь, и, значит они помнят, в каком состоянии оставили эти помещения. А теперь вдруг такие перемены — кто-то весь мусор из одного месте перетащил в другое.
   Шаман и Галахад услышали как щелкнул предохранитель пистолета. Наверняка оружие было у мужчины. Впрочем, это не имело значения. Даже если бы там стояли двое мужчин и оба вооруженные, Шаману с Галахом нетрудно было бы их разоружить.
   Но тут случилось, чего ни Шаман ни Галах не ожидали. В дверной проем, за которым прятались Шаман и Галах влетел какой-то предмет. Он упал недалеко от них. Послышался звон разбитого стекла. Сразу запахло бензином. Наверное, бутылка с бензином была приготовлена для того, чтобы здесь же, в подвале сжечь забытый халат. Но сейчас эти двое решили использовать его для другого. И тут же раздался грохот выстрелов. В помещении подвала выстрелы были оглушительными.
   Поджечь пистолетными пулями бензин, конечно же не получится, но из ствола вместе с пулями вылетали пороховые искры, это было, скорее всего, оттого, что патроны старые и порох в них некачественный слежавшийся. Вот эти искры вполне могли поджечь бензин.
   Шаман недовольно и даже раздражен покачал головой. Из небольшой сумочки по типу пляжной, висевшей у него на ремне, он достал цилиндр размером с патрон от охотничьего ружья и бросили его в соседнее помещение. Раздался легкий хлопок.
    Раздалось еще несколько нервных выстрелов. Потом все стихло.
     ШАМАН и Галахад выскочили из подвальной комнаты. Им нужно было как можно скорее выбраться наружу, на улицу. Задержав дыхание, Галахад и Шаман быстро, направились к выходу.
— Надо их как-то вытаскивать оттуда и сыворотку вколоть, — уже на улице сказал Шаман. — А то ведь и летальный исход возможен.
— Да, — согласился Галахад, — и мы не успеем с ними поговорить.
    Шаман побежал к машине. Вернувшись через полминуты, он приставил небольшой пистолет для инъекций к руке Галаха. Игла вошла в мышцу безболезненно, одновременно впрыскивая в кровь вещество нейтрализующее действие газа.
— Неправильно я поступил, — вытаскивая за руку из подвала женщину, говорил Шаман. — С собой нужно было антидот держать.
— Всего никогда не учтешь, — скороговоркой ответил Галахад, таща за собой мужчину. — И не надо разговаривать, надышимся газа.
    На улице Шаман сделал по уколу мужчине и женщине. Проверив у каждого из них пульс, сказал:
— Все в порядке, через пару часов оба уже смогут разговаривать.
— До вечера пусть побудут в местном отделении, — решил Галахад, доставая телефон.
    Галахах, позвонив в отделение милиции и вызвал наряд.
    Когда подъехала машина с тремя милиционерами, Галахад распорядился, чтобы задержанных отвезли в отделение. Вечером они их заберут. Говорить, что задержанные должны находиться в разных камерах было лишним, раз один из задержанных мужчина, а вторая женщина. Но предупредил, чтобы никаких соседей по камере не было. На вопрос одного из милиционеров, кто он сам такой, Галахад, подумав секунду, показал удостоверение полковника ФСБ.
— Если ДНК убитого младенца совпадет с ДНК крови, которую мы нашли в этом доме, — сказал Шаман, когда милицейская машина уехала, — у нас будет уже пять фигурантов по этому делу.
— Пять будет, когда найдем хозяйку халата пропахшего духами "Шанель". Правда, о ней мы уже достаточно знаем. Бывшая медсестра, которая вышла замуж, за человека довольно состоятельного. Волосы темные, короткая стрижка, если судить по тому волосу, который остался на халате.
— Мы не имеем ни малейшего представления об их планах.
— У вас уже есть теория.
— Вот именно, — не успокаивался Шаман, — всего лишь теория. И мне это очень не нравится. Но больше всего мне не нравится энергия, сохранившаяся в стенах той комнаты. Я не скажу уверенно, что она неземная. Но сказать, что в ней есть что-то неземное, могу.

6
    Высокие тяжелые резные двери открыл швейцар. Кицунэ и Друид вошли в холл с мраморным, розового оттенка полом. По ковровой дорожке дошли до широкой лестницы, и стали подниматься по все той же дорожке, которая застилала и лестницу.
    Наверху слышалась музыка и негромкие голоса.
— Все как в лучших домах, — оценил Друид. — И даже соната Баха, не помню какая, для клавесина и флейты.
    На втором этаже полы были уже не мраморные, а их устилал мозаичный паркет.
    Кицунэ понравилось, что человек купивший этот особняк не только снаружи отреставрировал его, но и внутренней отделке попытался придать тот вид, остатки которого сохранились еще с восемнадцатого века.
    Даже музыканты, как им и положено было в те времена расположились на самом верху, на балконе — квартет дополненный флейтой и клавесином. Так что получился секстет. Правда, сейчас играли только двое музыкантов, как и сказал Друид, клавесин и флейта, остальные четверо отдыхали, подкрепляясь какими-то напитками.
   В зале на втором этаже было человек тридцать мужчин и женщин. Кицу и Друид сразу, как только поднялись на второй этаж, увидели Григорьеву Нину и Паршина Семена Михайловича. Кицу сделала вид, что не заметила их, Друид с ними не встречался и, значит, узнавать не должен был, хотя фотографии их видел и как и Кицу сразу узнал обоих.
— Я, конечно, не видел вживую василиска, но предполагаю эта Нина с ним в прямом родстве. Кицу, твое тело еще не трепещет в предсмертной агонии от ее взгляда? — тихо проговорил Друид, обращаясь к Кицу.
— Попробуем из василиска, — усмехнулась Кицу, — превратить ее в другое пресмыкающееся.
— Думаю, кроме хамелеона ни во что другое превратить ее не получится. А Семен Паршин, по-моему, сейчас кусок стекла от бокала откусит.
    Друид озвучивать свои наблюдения, хотя на людей, о которых говорил, не смотрел.
    Они увидели человека, которого оба знали по фотографии и которого звали Михаил Борисович Рифкинд. Тот, как только увидел Друида и Кицу, сразу же быстро направился к ним. Улыбался он уже издалека, а руку стал протягивать Друиду, не дойдя до него шагов пять. Руку Кицунэ он поцеловал взяв ее обеими своими.
— Он тебя не укусил? — наклонившись к уху Кицу, спросил Друид, продолжая развлекаться.
— Пойдемте, я познакомлю вас со своей женой, — Михаил Борисович взял Кицунэ под руку направился в сторону полноватой женщины, увешанной бриллиантами, ей было уже далеко за сорок.
    Естественно, все присутствующие сразу обратили внимание на двоих молодых людей, кто-то кому-то о них уже что-то негромко говорил, кто-то что-то расспрашивал. Ясно, что Михаил Борисович предупредил некоторых своих знакомых, что будут двое американцев, которые, впрочем, раньше, когда-то, были русскими (а по теперешнему россиянами). Кицунэ и Друид еще и тем обращали внимание на себя, что были здесь чуть ли не самыми молодыми.
    Друид шел рядом с Кицунэ. Взгляд его был рассеянный, казалось, ничего не замечающий. Но это только казалось. Друид фиксировал и запоминал лица мгновенно и также мгновенно он оценивал людей как бы составляя предварительные психологические портреты. Впрочем, этим он занимался уже с первых секунд, как только они с Кицунэ поднялись на второй этаж дома, даже когда он шутливо говорил что-то Кицу. И она это знала и понимала, что его шутки, которые можно было бы назвать глупыми и примитивными, такие не оттого, что это уровень чувства юмора Друида, просто он занят сейчас другим, наблюдением и оценкой и людей и обстановки. И слов Друида все равно кроме нее, Кицунэ, никто не слышит. Он улыбался веселой и обаятельной улыбкой, и не разум, а подсознание окружающих — а убедить подсознание гораздо важнее, чем убеждать разум — само по себе настраивалось на то, что ничего плохого, никаких неприятных неожиданностей от этого человека ждать не нужно, что этому человеку можно доверять. Хотя здесь в большинстве своем и собрались люди, которые привыкли никому и ничему не доверять. Но не доверяют словам, а вот не доверять своим неосознанным чувствам сложнее, ведь вначале этого неосознанного доверия и не замечаешь.
— Познакомься, Региночка, это Наталья Голдберг и Александр Новик. Я тебе о них рассказывал, — стал представлять Михаил Борисович своей жене гостей, фамилию Друида он произнес с ударением на последний слог. — А это, как вы поняли, моя жена, Регина.
— Регина?.. — коснувшись протянутой руки женщины увешанной и унизанной бриллиантами, проговорила Кицунэ, давая понять, что не знает ее отчества.
— Просто Регина, — ответила жена Михаила Борисовича, сразу предлагая как бы дружеские отношения. — Миша говорил мне о вас. Вы актриса, снимаетесь в Голливуде.
— Пока что мне не очень везло, — немного смущенно согласилась Кицунэ. — В основном у меня были совсем маленькие роли, правильнее сказать, просто эпизоды. Меня нельзя назвать даже актрисой второго плана.
— Ну, как мне рассказывал Миша, ваш приятель, Александр, собирается, попробовать себя на новом поприще. Возможно тогда вам повезет больше, — показала свою осведомленность Регина и посмотрела на Друида.
— Да, — согласился Друид. — И в моем фильме у Натальи будет главная роль. — Друид нежно провел пальцами по открытой спине Кицунэ.
— Давайте оставим ненадолго женщин, — предложил Михаил Борисович Друиду. — Я хочу вас познакомить с одним человеком. Я ненадолго заберу Александра.
    Последняя фраза была сказала уже для Кицунэ. Улыбнувшись ей, Михаил Борисович взял Друида под руку и повел с кем-то знакомить.
— Знаете, — обратилась Кицу к Регине, — не успев приехав в Москву, я сделала одну глупость, сейчас мне даже жутко вспоминать это. И сказать по русский, что сделано, то сделано, мне не хотелось бы. А напротив, хочется, как бы это сказать, реабилитировать себя. Возможно, мне придется попросить даже вашей помощи.
— С удовольствием, — сразу согласилась жена Михаила Борисовича, и повторила: — Если в моих силах, с удовольствием.
— Мне сказали, здесь должна быть… — на секунду Кицу задумалась, словно вспоминая имя. — Да, Нина. Нина Григорьева. Мне бы хотелось извиниться перед ней за один свой глупый поступок. Вы заступитесь за меня?
— Ну, конечно же. Кстати, кажется Нина сама идет к нам.
    Близоруко прищурившись, словно у нее было не очень хорошее зрение, Кицу посмотрела в ту сторону, куда смотрела и Регина.
    Нина была уже в нескольких шагах от них. Она смотрела на Кицунэ одновременно и презрительно и насмешливо и мстительно.
— Какая встреча, — заговорила Нина, обращаясь к Кицу издевательски-ласковым голосом. — И что здесь, интересно, надо представителям прокуратуры или кем вы там представились?
— О чем вы, Ниночка? — Регина заговорила удивлено, но Кицу не сомневалась, что она притворяется и наверняка уже обо всем знает.
— Впрочем, — продолжила Регина, — почему бы здесь и не быть представителям прокуратуры. Мой Миша, к примеру, в очень хороших, я бы даже сказала в дружеских отношениях с генеральным прокурором. Но в данный момент его здесь нет, да и других представителей властных структур так же.
— Удивительно, — издевательский тон Нины не изменился, — а кто же тогда рядом с вами стоит, Регина?
— Ниночка, я вас познакомлю. Эта девушка, — Регина посмотрела на Кицунэ и улыбнулась ей, — совсем недавно приехала в Москву. Она живет в Лос-Анджелесе, а ее профессия — актриса. И никакого отношения к прокурорам и прокуратуре она не имеет и не может иметь.
— Нина, — заговорила Кицунэ, — я вам сейчас все объясню. Я поступила глупо, не просто глупо, а непростительно глупо. И все же я надеюсь, вы меня простите. Все дело в американской грубости, глупости и бесцеремонности, к которым очень быстро приучаешься, пожив там даже недолгое время. А я уже больше десяти лет живу в Штатах. И, как сказала, я вам сейчас все объясню.
— Интересно будет послушать, — усмехнулась Нина.
    Регина ничего не сказала, но было видно, что ей тоже интересно будет послушать, что скажет Кицу или, для нее, Наташа Голдберг.
— Мой приятель, — начала Кицу, — он тоже здесь, возможно, вы его видели. Так вот, он решил, что только лишь бизнес его не удовлетворяет. Он решил попробовать себя в роли продюсера. Это, конечно, тоже бизнес, но, тем не менее, это еще и непосредственная связь с искусством. Кстати, он сам и написал сценарий фильма, в котором я буду играть главную роль. Не один, конечно, написал, а в соавторстве с режиссером, который будет снимать фильм. Это детектив с оттенком мистики чуть-чуть или фантастики. Но это не важно. А главнее, что по сюжету часть действия фильма происходит в России, в Москве.
— Кстати, — вмешалась Регина, — Александр, как это сейчас принято называть, бой-френд Наталии, симпатичный, обаятельный и очень состоятельный молодой человек и, что уже тоже не секрет, у него намечаются деловые связи с моим Михаилом.
— Так вот, — продолжила Кицунэ, — по сценарию моя героиня, она как бы раздваивается в сознании, во времени и в пространстве. И в одном случае она положительная героиня, в другом своем образе отрицательная. И вот она как бы перемещается и даже находится одновременно в двух местах, одно из которых Россия. Отрицательная часть моей героини по своей сути мошенница и шантажистка. Она способна подставить человека и даже внушить ему, что тот в чем-то виноват, что он совершил какой-то поступок, который карается законом и после этого она шантажирует человека.
— Я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне? — чуть прищурившись, спросила Нина.
— К вам абсолютно никакого. Но полностью я никак не могла понять психологию своей героини, а точнее отрицательной ее половины, хотя, разговаривала на эту тему даже со своим психологом и не только с ним, но по его же совету с одним известным парапсихологом. Что обошлось, скажу я вам, в немаленькую сумму. Впрочем не мне, — все еще с чувством вины, но и четь хитро улыбнулась Кицу, — а Саше. Я называю его по-русски, ему это нравится. И вот я очень необдуманно решила на практике испытать это и понять подобную человеческую психологию, о которой идет речь в фильме. Нет, правильнее сказать, пока еще в сценарии. У Саши, хоть он давно, он дольше меня живет в Штатах, но, тем не менее, у него здесь, в России есть связи и не только в бизнесе, но и в других сферах. В частности у него есть знакомые, — Кицу с улыбкой посмотрела на Регину, — как и у Михаила Борисовича, в прокуратуре, это даже больше чем знакомые, это его школьный приятель. И когда я сказала Саше, что мне хотелось бы проверить себя в реальной жизни, что значит быть мошенницей и шантажисткой, он тогда обратился к этому своему приятелю и, не вдаваясь в подробности спросил нет ли такого человека, который был бы, как бы это сказать по-русски, да, был бы чист перед законом, но которого по ошибке обвиняли. И тот назвал несколько имен. Вас я выбрала случайно. Я знаю, это нарушение закона и вы вправе подать на меня в суд. Но честное слово, когда Саша узнал, какую я сделала глупость, он не предполагал, что я стану разыгрывать сцену из фильма, а думал, что я хочу только поговорить с вами. Так вот он сразу же хотел сам ехать к вам и все уладить и компенсировать моральный урон, нанесенный вам. Но потом мы узнали, что вы будете здесь и решили, что здесь обстановка более дружелюбная для подобного объяснения…
    В это время к выясняющим отношения женщинам подошел Друид. Он давно уже наблюдал за происходящим и понял, сейчас самое время прийти Кицунэ на помощь.
— Саша, — словно ища у него спасения, заговорила Кицунэ, — это Нина. Это та самая девушка, которая… Но, в общем, ты уже понял.
— Не только понял, я раньше догадался, поэтому и подошел к вам. — И обратился к Нине. — Во всем, что произошло только моя вина. Готов чем угодно, как угодно, когда угодно компенсировать свою глупость. Требуйте что хотите, любое ваше желание, любое повеление будет для меня приказом не подлежащий обсуждению.
    Регина забыла обо всем, оба боялась пропустить хоть слово, а опыт ее бессознательно но точно определил, что это объяснение только начало будущей интриги. Она знала Нину и знала, что та не упустит возможности отомстить, но в подобной ситуации, месть будет особенно скандальной. Регина сразу уловила, взгляд Нины, каким он стал, когда подошел этот русский американец. Желание отомстить смешалась во взгляде Нины с похотью. Да и неудивительно, была бы Регина помоложе, она  бы и сама попыталась соблазнить этого Александра. А уж Нина такого случая не упустит. И еще Регина одновременно вычисляла, какие выгоды можно получить от всего этого. Но этот вопрос ей одной, конечно же, не решить, тут нужна голова ее мужа. Уж он все продумает и все придумает. Ведь как ей было известно ее Миша был умнейшим и не только из ныне живущих. Скрепя сердце Регина соглашалась отдать первенство двум другим людям : Рокфеллеру (но лишь родоначальнику династии) и Эйнштейну. Впрочем, в отношении Эйнштейна у Регины были сомнения. Он был физиком, а потому неизвестно, какую теорию смог бы открыть ее Миша, будь он физиком.
    Нина вздохнула. Сейчас даже вздох получился у нее очень женственным, а еще больше чувственным.
    Друид ощутил, то, о чем говорила Кицу — ту сексуальность, которая исходила от этой женщины. И еще он заметил, она начинает настраивать себя на соблазнение. Нина уже решила соблазнить его. Кицу тоже это заметила и поняла, ее не очень хитрое оправдание, но преподнесенное вдохновенно, подействовало. Конечно, не меньше половины, это была заслуга Друида, точнее, его присутствие.
    Нина сразу решила соблазнить любовника этой русской дурочки из Америки. Приятное с полезным. Полезное это то, что эта, как ее там, Наташа, не получит обещанной ей ее любовником роли, потому что он станет ее любовником, Нины, а она уж попользуется этим в полную силу. Но главное, в этом Саше чувствовался не только опытный мужчина, он еще и очень богат. А от этого гораздо большая польза, чем просто от мужчины. Любовников много, их сколько угодно, а вот по настоящему богатых любовников встретишь не так часто. И самое главное — вполне вероятно, что его можно будет использовать в главном, что появилось недавно в ее жизни. Но об этом думать рано, этого она одна решать не может. Это даже опасно решать одной.
— Я не обижаюсь, — теперь Нина говорила уже другим голосом и взгляд ее изменился. — Нет, правильнее будет сказать, я скоро перестану даже помнить об этом глупом случае. Но есть еще один человек.
— Ваш друг? — наивно спросила Кицунэ.
— Можно сказать и так, — согласилась Нина. — И он не такой сговорчивый человек, как я.
— Но вы, наверняка сможете повлиять на него? — почти уговаривала Кицу.
— Надеюсь. Но тут многое будет зависеть от вас. Ведь не с моей помощью он оказался на полу. Кстати, как это у вас получилось? — Нина спросила и как бы удивлено, но и с веселой иронией, которая, было понятно, относилась к Семену Михайловичу.
— В Голливуде, несколько иной подход к профессии актера, — стала объяснять Кицу, — и если в фильме есть драка, то она должна выглядеть настоящей. А для этого нужно уметь по-настоящему драться, вот паре приемов меня и научил профессиональный боец, он в прошлом чемпион мира по кун-фу.
— У меня вот какое предложение, — словно бы уже сговариваясь с Кицу и Друидом против своего любовника стала объяснять Нина. — В этой обстановке, когда вокруг столько людей, едва ли даже я смогу повлиять на Семена. А вот если мы встретимся в более узком кругу, естественно я предварительно поговорю с ним, тогда все возможно.
— Я была бы очень рада и благодарна, — обрадовалась Кицу.
— Я тоже не против, — согласился и Друид.
— Тогда сделаем так. Завтра вы мне позвоните, а я уже к тому времени наверняка смогу предварительно подготовить Семена, тогда и договоримся о встрече, на которой будем только мы четверо.
— Нина, вы из тех редких женщина, которых можно назвать одним словом — благородная. — Это сказала Регина.

7
— Человек может завидовать чему угодно: богатству другого человека, успеху у женщин или наоборот, женщина завидует, что все обращают внимание на ее подругу, завидуют занимаемой должности, умению заводить нужные знакомства, устраиваться в этой жизни, даже просто чужому везению завидуют. Чему угодно завидуют, но никто не завидует умственным способностям ближнего и таланту или даже гениальности. Нет в природе такого человека, который не был бы недоволен своим умом или мучился от того, что он не гениален, как Пифагор или Пушкин.
— А как же Сальери и Моцарт? — откинувшись в кресле и не открывая глаз спросил  Друид Шамана, высказавшего только что мысль о зависти и ее отсутствии.
— Во-первых, всем, и тебе в том чисел известно, что это всего-навсего легенда, не подкрепленная никаким доказательствами. А во-вторых, если бы и так, то не из зависти к таланту Моцарта Сальери мог его отравить, а из зависти к его успеху, к тому, что Моцарт считался лучшим композитором своего времени. И в этом есть логика — устранив конкурента, Сальери становился первым. А вот если бы он завидовал таланту, то какой смысл убивать? Человека убил, но его музыка осталась. А талант после смерти художника ценится еще выше. И Сальери не мог этого не понимать. Так что если и отравил, то не из зависти к таланту, а только к положению в обществе, более высокому признанию.
    Галах как всегда, резко открыв дверь быстро вошел и как всегда сел на стул, положив локти на его спинку.
    Кицунэ поудобнее устроилась на столе, Друид на один миллиметр приподнял веки, Шаман слегка повернулся на своем вращающемся кресле, так, чтобы не поворачивая  головы, видеть Галахада.
— Те двое, — начал без предисловий Галах, — которых мы с Шаманом застали в подвале выселенного дома…
— Правильнее сказать, которые нас застали там, — поправил Шаман.
— Неважно, — качнул головой Галахад. — Важно другое. Оба они покончили с собой.
    Друид еще на полмиллиметра приоткрыл глаза, Кицу пожала плечами, Шаман сказал:
— Эти двое не из тех людей, которые способны на подобный поступок.
— Вот именно, — согласился Галахад. — И это очень показательно и важно. Вероятно, кто-то заставил их это сделать. Почему я так считаю? В машине, по дороге в отделение мужчина стали приходить в себя. Видимо, у него очень сильный организм, большая сопротивляемость к воздействию из вне. Он очнулся, увидел милицейскую форму и, находясь еще под наркозом и не оценивая обстановку реально, рассказал, что они убили того самого мужчину, смерть которого поторопились занести в разряд несчастных случаев. В отделении его стали серьезно допрашивать. За это время женщина пришла в себя. Но у мужчины голова уже полностью прояснилась, так что он стал от всего отказаться. Никого они под трейлер не клали, он не помнит, что это говорил, а если и говорил, то сказал это в бреду. Женщина тоже ничего не сказала, как на нее ни давили. Операм так хотелось самим "расколоть" этих двоих, что я узнал обо всем, только после того, как оба были уже трупами.
— Как они это сделали? — спросил Друид.
— Это самое интересное, — кивнул Галахад. — Оба выбрал один и тот же способ. И это несмотря на то, что находились в разных камерах и общаться не могли. Способ редкий и мучительный. Они перекусили себе вены. Каждый на обеих руках. Причем так старались, что вырвали куски мяса до самых костей.
— Так часто поступают люди, когда просыпаются в гробу. Которых посчитали мертвыми и похоронили, — сказала Кицунэ. — А еще так может поступить человек, оказавшийся в замкнутом пространстве, а у него тяжелая форма клаустрофобии. Но трудно предположить, что те двое оба одновременно страдали этим заболеванием. Но даже если теоретически допустить подобное, то до того, как перекусить себе вены, они били бы и ногам и руками и головой в двери так, что все отделение сбежалось бы к их камерам.
— И еще, — продолжил Галах. — Сержант, который водил их на допрос, утверждает, что в камере мужчины видел какую-то тень, которая сразу исчезла. Нужно поговорить с этим сержантом, до того, как его пошлют к психиатру. А его отправят обязательно, он уперся, что видел непонятную тень.
— Их личности установлены? — спросил Шаман.
— Да. Валентина и Дмитрий Курьяновы. Муж и жена. Ни с какой криминальной группировкой не связаны, хотя сидели оба за бандитизм.
— Если за бандитизм, то идейный вдохновитель, наверняка женщина, — предположила Кицу.
— Все правильно, — согласился Галах. — И им крупно повезло, ни одного трупа на них не было. Правда, по чистой случайности. Они посчитали мертвыми свои жертвы, а те были только без сознания.
— И ты считаешь, они работали на кого-то, кто проделывал эксперименты с младенцем? — спросила Кицу.
— Да, — вместо Галаха ответил Шаман. — Они убили человека, который за кем-то следил или который случайно оказался в подвале. Потом они возвращались, чтобы забрать улику — халат пахнущий духами "Шанель".
— Но такая женщина не станет связываться с подобными людьми, — сказал Галах. — Кто-то другой их послал, чтобы исправить ее промашку, забывчивость.
— Возможен вариант, — Друид приподнялся в кресле. — Если наше предположение верно и та, которая пользуется духами "Шанель" раньше была медсестрой…
— Верно, не сомневайся, — сказал Галах.
— В таком случае, — продолжил Друид, — она могла быть знакома с Валентиной Курьяновой.
— И еще одно, — дополнила мысль Друида Кицу. — Эта семейка — преступники одиночки. То есть люди, которые не просто не станут болтать лишнее, а которым некому это лишнее разболтать. Это удобно, чтобы задействовать их в каких-то нечистых мероприятиях. Но для этого их нужно хорошо знать, то есть, быть с ними знакомым еще до того, как они поучили срок за бандитизм.
— Поэтому, — сделал вывод Шаман, — если они одиночки, но не так давно у них появились работодатели, то установить, на кого они работали, будет не трудно.
— Вот этой нетрудной работой я и займусь, — решил Галахад. — А теперь то, что не стал говорить сразу, чтобы ваши рассуждения не уходили в сторону. Я сказал, чтобы Друид не сомневался, что женщина, которой принадлежал халат, работала раньше медсестрой. Сказал я это не просто так, ее уже установили.
— Это кое-что, — оживился Шаман. — И кстати. Вы помните, Галах, с какой неприязнью жена Курьянова отзывалась о той женщине, которая забыла халат? Такая неприязнь может проявляться к женщине знакомой, но более удачливой в жизни.
— Да, скорее всего, так, — согласился Галах. — Зовут ее Елена. Она действительно работала медсестрой в частной и очень дорогой клинике. Но уже два года замужем и с тех пор не работает. Мужа зовут Виктор Селезнев. Его отец, Константин Григорьевич не олигарх, но несколько десятков миллионов на счету имеет. Виктор разбился на своем "Порше", когда участвовал в рейсинге, ночных гонках. Она, Елена Селезнева, в то время еще Логинова, несколько месяцев ухаживала за ним и парень в нее влюбился так, что решил жениться. Родители были против, особенно мать, Надежда Дмитриевна. Это не удивительно, если учесть, что девушка не только не из богатой семьи, но и на пять лет старше жениха, теперь уже своего мужа. И еще мать не стесняясь говорит, что ее невестка ведьма и сына ее приворожила. Но отец более либерален и не слишком сопротивлялся. Но это тоже не удивительно, невестка красива, а в придачу умна. Есть предположение, но только предположение, бездоказательное, что между отцом Виктора и невесткой связь немного большая, чем просто родственная. До Надежды Дмитриевны и Виктора эти слухи, конечно, не доходят. И еще один член семьи — младший брат Виктора, Петя, поздний ребенок, ему двенадцать лет. Еще есть домработница, Татьяна. Ровесница Надежды Дмитриевы и знакома с ней давно, в молодости дружили. Она и сейчас ее доверенное лицо. Но, судя по тому, что бывшая подруга не намекает своей хозяйке о сплетнях о ее муже и снохе, ведь домработницы всегда знают все лучше всех, Татьяна не очень довольна своим положением служанки при бывшей подруге. Хотя, могут быть и другие причины. А может сплетни необоснованные и Татьяна это знает. Тогда получается, что домработница Татьяна все же считает Надежду подругой. Так что нужно быть очень осторожным, в этой семье отношения запутанные.
— Значит ведьма, — проговорила Кицунэ.
— Кицу, — засмеялся Друид, — тебя возмущает конкуренция?
    Кицу едва заметно пожала плечами.
— Женщины вообще не любят конкуренток, особенно в тех вопросах, которые касаются мужчин, ролей в театре и кино и колдовстве, — согласившись на словах, интонационно Кицу как бы отрицала шутливое замечание Друида лично о ней. — Но сейчас мне интереснее другое — знакомы ли эта Елена Прекрасная и ее родственники, любимые и нелюбимые с депутатом Паршиным Семеном Михайловичем и, главное, с бизнес-леди Григорьевой, к которой мы с Друидом сегодня приглашены в гости для мирных переговоров.
— Я займусь Еленой Селезневой-Логиновой, — сказал Шаман. — Нужно убедиться, действительно ли, как я предполагаю, возможно ошибочно, что интерес этих убийц младенцев связан с продлением молодости. Если это не так, то какие их интересы? Разве что секта, приносящая человеческие жертвы. Ну, и, это несложно, выясню, действительно ли Елена Селезнева в те времена, когда носила фамилию Логинова была знакома с Валентиной Курьяновой.
— Хорошо, — согласился Галахад, — тогда я, как и сказал, попробую узнать побольше о Дмитрии и Валентине Курьяновых. Но сначала поговорю с сержантом, у которого, по мнению его  начальства, начались галлюцинации.

8
    Нина Васильевна Григорьева пригласила Кицу и Друида в свой загородный дом. Он находился недалеко от Москвы в престижном дачном поселке.
    Все сидели в креслах. Кицунэ рассказывала о жизни Голливуда, сплетни об  интригах и склоках между актерами, а особенно актрисами, не очень скрывая неприязни к своим более удачливым коллегам-женщинам. Друид иногда вставлял кое-какие замечания, но, не зная жизнь голливудских звезд так же хорошо, как его "подруга", он больше подшучивал над ней, иногда не очень безобидно. Но Кицунэ, которая сейчас была Натальей Голдберг, как и положено зависимой от своего приятеля статистке, желающей пробиться в "звезды", совсем не обижалась, она даже смеялась его шуткам. Но иногда Нина Григорьева замечала мелькавший раздраженный огонек во взгляде Натальи. Нину это радовало, как и не очень добрые шутки Друида, который сейчас был Александром Новик (ударение на последний слог), в адрес будущей голливудской "звезды".
    Нина сразу, с первых секунд, как только Кицунэ и Друид вошли к дом, показала, что не обращает никого внимания, на глупую и даже оскорбительную выходку Натальи. Она только немного пошутила на эту тему, и, казалось, сразу забыла, как именно они познакомились. О Семене Михайловиче то же самое сказать было нельзя. Он слушал истории о жизни Голливуда, иногда даже задавал какие-то вопросы и даже смеялся, кривя рот, шуткам Друида, но играть добродушие и незлобивость ему было труднее, чем Нине. Забыть, как эта Голливудская сучка уронила его на пол он не мог. Это было не в его характере криминального авторитета, тем более, сейчас он занимал кресло среди неприкасаемых лиц в думе.
— Мой бокал совсем пустой, — сказала Нина и показала свой бокал, в котором на дне остались только наполовину растаявшие кубики льда. — Кстати, ваш тоже.
    Это Нина сказала Кицунэ и, поднявшись из кресла, подошла к небольшому столику, на котором стоял так же почти пустой бокал Кицу.
    Друид, улыбнувшись Нине, показал и свой бокал, в котором тоже ничего не осталось.
— Само собой, — Нина тоже улыбнулась Друиду и в ее улыбке была не только вежливость хорошей хозяйки, ее чуть прищуренный взгляд, встретившись с взглядом Друида задержался на изучении его глаз на две-три секунды. — Только вы мне поможете, — она протянула пустые бокалы Друиду.
— Само собой, — ответил он, тоже поднимаясь из кресла. — А хотите, я покажу вам, как готовится любимый коктейль принцессы Иордании Хайи бинт аль Хусейн, или как все ее зовут, просто Хайя. Кстати, красивая женщина и в придачу ко всему возглавляет сборную по футболу своей страны.
— Она что, тренер? — удивилась Нина.
— Нет, ну что вы. Возглавлять не значит быть тренером. Она как бы наставник.
— Тогда понятно, — засмеялась Нина и посмотрела на Семена Михайловича. — Сема, ты будешь коктейль по рецепту принцессы Иордании?
— На все спиртное у меня свой рецепт и единственный, — отказался Семен Михайлович, — я пью только коньяк. А разве Иордания не мусульманская страна, и значит, разве не запрещено у них спиртное?
— Если чуть перефразировать, то скажем так: что запрещено быку, не запрещено Юпитеру, — пояснил Друид, о чем и сам Семен Михайлович знал, и не только по пословице. — К тому же Иордания считается светской мусульманской страной, там нет распрей между мусульманами и представителями других религий, хоть христиан, хоть иудеев.
    Семен Михайлович молча налил себе в рюмку коньяк. Нина и Друид отправились на кухню.
— Значит вы были в Иордании, — заговорила по дороге Нина. — А с принцессой вы лично знакомы или знаете только какой коктейль она любит?
— Лично знаком, — не стал скрывать Друид. — И она сама научила меня готовить коктейль по ее собственному рецепту. Боюсь только мы не найдем всех нужных ингредиентов.
— Здесь неподалеку есть магазин, в котором можно получить практически любое спиртное и самые экзотически фрукты.
    С полминуты Кицунэ молчала, когда они остались в комнате вдвоем с Семеном Михайловичем. А Семен Михайлович и не пытался сам начать с ней разговор.
— Вы все еще обижаетесь на меня? — расстроено спросила Кицу.
— Чего мне обижаться. На обиженных воду возят, — ответил Семен Михайлович.
— Значит еще хуже, значит вы злитесь на меня, — еще больше расстроилась Кицу. — Но знаете, я придумала, я вам сейчас скажу и покажу такое, что вы сразу перестанете на меня злиться. Правда. Тем более, времени у нас достаточно. Нина и Саша не станут торопиться с приготовлением коктейля, так что и у меня времени хватит.
— Хватит на что? — без интереса спросил Семен Михайлович.
   Он спросил без интереса, но на Кицу он смотрел, как на потенциальную жертву. Не жертву мужских желаний и инстинктов, а жертву льва или, скорее, дикого кабана, которого глупая женщина по этой самой своей женской глупости ударила палкой, не думая о последствиях.
— Времени, — стала объяснять Кицу, — хватит на то, чтобы вы поняли, как сильно заблуждаетесь на мой счет.
— И в чем я, интересно, заблуждаюсь? — чуть прищурив один глаз, поинтересовался Семен Михайлович.
— В том, что вы что сможете отомстить мне за мой необдуманный поступок, из-за которого так неприятно опустились на пол.
— Ты что, решила еще и поиздеваться надо мной? Ты решила, что если ты баба, то тебе все может проститься, сойти с рук? — словно удивился Семен Михайлович.
— Нет, — улыбнулась Кицу, — насчет вас я не питаю никаких иллюзий. И издеваться над человеком это удовольствие для вас, а не для меня. А кто он этот человек, женщина, ребенок или мужчина, который слабее вас, это не имеет значения. Главное, чтобы был слабее. Ведь вы садист.
— Так, — поднимаясь из кресла проговорил Семен Михайлович. — Вообще-то, я надеялся, что ты попросишь прощения. Но ты американская сучка не хочешь принять мои условия.
— В первый раз слышу о каких-то условиях, — сделала теперь удивленное лицо Кицу. — А что касается прощения… Я ведь извинилась уже. Сразу, как только мы вошли в этот дом. И кстати, Семен Михайлович, вам лучше все же сесть в кресло, а то может так случиться, что вы снова упадете. И на этот раз гораздо больнее ударитесь.
    Семен Михайлович задышал, словно у него начался приступ астмы. Он шагнул к Кицу.
— Неужели вы сможете ударить женщину? — спросила она.
— Я и из тебя и из твоего плейбоя гребаного, который щас там Нинку лапает, отбивных понаделаю. А потом приглашу сюда ментов и по моему заявлению, из которого выяснится, что вы пришли в чужой дом и начали здесь устраивать хулиганские действия, и тебя и его самое меньшее, выкинут обратно в вашу ****скую Америку и это еще хорошо для вас закончится.
— Приглашать милицию. Это как-то не укладывается в понятия криминального авторитета. Измельчал криминал, — Кицу вздохнула сочувственно. — А уж что касается того, чтобы сделать отбивную из Друида…
— Что ты сказала, я не понял?
— Так, оговорилась. Так вот. Я уже попросила вас Сема сесть и выслушать меня. И пить больше не надо, потому что вам нужно будет хорошо усвоить то, что я скажу.
— Я тебе не Сема. И сколько мне пить не тебе указывать. Тебе понятно, коза недотраханная?
— Кто из нас коза, а кто козел, мы это выясним. Если честно, мне нравится ставить на место мужиков-хамов, а уж тем более тех, которые способны и оскорбить и унизить и ударить женщину. А вы из таких. Но, — продолжила Кицунэ и в голосе ее послышалось дружелюбие, но такое дружелюбие, которого лучше не слышать в женском голосе, — я вас не буду трогать. Мы должны стать друзьями. Только дружеские доверительные отношения могут сделать работу полноценной. Работу хозяина и его осведомителя или, выражаясь блатным лагерным языком — стукача, козла, роль которого с сегодняшнего дня будете исполнять вы.
    И хотя тон Кицунэ был сейчас дружелюбным, пусть и издевательским, но внутри она чувствовала бешенство, какое редко ей приходилось испытывать. Никто и никогда еще не оскорблял ее так, как этот депутат, которого засунули в думу криминальные авторитеты. И настоящим желанием Кицу сейчас было вынуть пистолет и выпустить обойму в этого человека, все пули до последней всадить ему в голову, чтобы от нее ничего не осталось, чтобы все разлетелось по комнате месивом крови мозгов и костей.
    А Семен Михайлович Паршин от последних слов Кицунэ растерялся, и его еще никогда и никто так не оскорблял, как эта актриска, которой если и приходилось сниматься в кино, то разве что, в какой-нибудь дешевой порнографии. Даже рот Семена Михайловича приоткрылся от растерянности.
    Кицунэ в это время вынула из своей сумочки небольшую пластиковую папку и положила ее на стол.
— Помните, у Ильфа и Петрова? "Там внутри есть все: пальмы, девушки, голубые экспрессы, синее море, белый пароход и, главное, слава и власть, которую дают деньги". Впрочем, я несколько не права, — решила поправить себя Кицунэ, — в этой папке есть все, что может отобрать у вас перечисленное мной или Остапом Бендером. Но для вас не имеет значения, кто это сказал, главное, что это правда.
    Тут Кицу услышала в своем ухе негромкий звук — сигнал вызова. Скорее всего, это Друид, он хочет предупредить ее, что они с Ниной возвращаются. Кицу включила звук.
— Мне еще нужно время, — сказала она.
    Но одновременно со своими словами, она услышала и то, что происходило на кухне, так как вызвав Кицу, Друид включил и свой радиомикрофон.
    "Не будь таким боязливым, — услышала Кицунэ возбужденный голос Нины, — никто сюда не войдет. Семен никогда не поднимается на второй этаж, в худшем случае он просто из кухни позовет меня…"
    Они оказывается уже не на кухне, — поняла Кицу. — Нина успела утащить Друида на второй этаж и, судя по фону, который обычно бывает на улице, они сейчас на балконе. А с той стороны, где балкон, буквально в пятнадцати метрах от дома начинается сосновый бор и их там никто не увидит. Значит Друид предупреждал не о том, что они возвращаются, а как об обратном, что время у Кицу есть. И еще Кицу подумала, что слишком уж Нина торопит события. А она не из тех женщин, которые поступают необдуманно, у которых эмоции мгновенно переходят в порыв. Нет, Нина все обдумала. А это могло значить, что у нее есть какой-то план.
   Кицунэ отключила свое переговорное устройство.
— Какое время тебе нужно? Ты о чем? — Семен Михайлович смотрел на Кицунэ немного удивленно, он не понял, что с ней происходит, почему она вдруг стала разговаривать сама с собой.
— Это я сама себе сказала, — успокоила его Кицу, — у меня такое бывает.
— Так ты шизофреничка, — проговорил Семен Михайлович.
— Я бы не сказала. Скоро и вы поймете, что это не так.
    Кицунэ достала из пластиковой папки небольшой диск DVD в футляре.
— Это, — она придвинула диск по столу ближе к Семену Михайловичу, — вам. Посмотрите потом, когда будет свободное время и, главное, будете один. В компании не советую его просматривать. Хотя, вы это уже видели и не раз.
Следующими из папки Кицу вынула несколько фотографий.
— Это фотографии сделанные с этого же диска, — она указала глазами на лежавший на столе пластмассовый футляр. — Они нужны только для того, чтобы вы сейчас могли представить, что именно записано на диске и мы могли говорить, понимая друг друга и чтобы вы мне верили.
    Кицу протянула фотографии Семену Михайловичу. Тот взял их, но взгляд его не отрывался от лица Кицунэ.
— Вы не на меня смотрите, — посоветовала Кицу. — Фотографии для вас интересней.
    Семен Михайлович посмотрел на фотографии. Их было штук шесть-семь. Но как только он взглянул на первую, лицо его сразу изменилось, появился испуг в глазах, руки затряслись.
— Вижу, вы поняли о чем речь и заодно снова вспомнили свою молодость, — сказала Кицу. — Девяностые годы. Их начало. Тогда вы еще были молодым, полным сил и энергии. И еще не думали, что жизнь ваша сложится так удачно. Тогда вы вообще ни о чем не думали кроме денег, даже о завтрашнем дне не думали. Но иметь денег как можно больше вам хотелось. Странно человек устроен, что будет завтра не знает, а вот денег набрать хочется побольше. Почти как Парадокс Эйнштейна — люди с одинаковой скоростью, со скоростью света, удаляются друг от друга, но только для одного из них время замедляет свой ход. Один мой знакомый уверен, что Эйнштейн в чем-то ошибся или в своем "Парадоксе" или в своей "Теории относительности". Он говорит, что и гениальные люди способны на ошибки так же, как и обычные, и ошибаются не реже, только ошибки гениальных людей дороже обиходятся. А меня в этом удивляет другое. Сами же ученые говорят, что теория не проверенна на практике ничего не значит, и сами же безоговорочно верят Эйнштейну, теорию которого проверить невозможно на практике, пока что, во-всяком случае. Я это к чему? Вы, как многие, безоговорочно верите в свое счастливое завтра, а ведь утверждать о завтрашнем дне ничего нельзя, завтрашний день — теория не подкрепленная практикой.
    На фотографиях скопированных с диска были сцены страшные. Они были страшными для любого человека, но для Семена Михайловича особенно. Только страх его был другим. Если любой человек, посмотрев на фотографии, а тем более, просмотрев диск, почувствовал бы ужас происходящего, записанного на диске, то для Семена Михайловича эти фотографии и, значит, сам диск был страшен другим — тем, что кто-то узнает, увидит эти видеозаписи.
    Семь фотографий. На каждой из них Семен Михайлович, тогда просто Сема или Семга, как его называли приятели. Он направлял ствол пистолета к затылку одного из семи стоявших на коленях людей. На каждой следующей фотографии стоявших на коленях становилось меньше, а уткнувшихся в землю лицом или лежащих на боку больше. Происходившее тогда и снятое на простую камеру (за день до этого Шаман скопировал изображение на компьютер, переведя в цифровой формат), было тем, что называется расстрелом, убийством или казнью. И эту казнь приводил в исполнение Сема или Семга или Семен Михайлович Паршин.
    Люди, которых он расстреливал, были такие же бандиты, как и он сам, только из другой, враждебной группировки, и расстрел этот был простым разделом сферы влияния, а проще говоря, банда, где палачом был Семга, убрав конкурентов, забирала какой-то район, какую-то часть Москвы под свой контроль.
— Как ты думаешь, Сема, — заговорила Кицу, когда Семен Михайлович стал немного приходить в себя, — что будет, если копии этого диска попадут в руки журналюг, которых ты так ненавидишь. Еще они могут попасть и к твоим теперешним думским коллегам, с которыми ты вместе сидишь в зале заседаний и решаешь сложнейший вопрос: какая сумма обеспечит пенсионерам веселую и привольную жизнь на Руси, и какая зарплата должна быть у вас, депутатов, чтобы вы не умерли с голоду. Так же копии диска могут оказаться и у членов правительства, которые сидят уже в Кремле. Или у работников МВД и ФСБ. А также в Интернете.
— Это подделка, — выговорил Семен.
— Я даже обсуждать эту тему не хочу, — не стала спорить Кицу. — Мне вообще нет дела до того, что одни звери убивали других зверей. Но речь не об этом. А важно сейчас для вас Семен Михайлович, что у меня еще кое-что есть.
    Кицу вынула из пластиковой папки несколько листов бумаги.
— Посмотри на это, — протянула она их Семену Михайловичу.
    Тот взял листы сначала машинально. Некоторое время он смотрел на них не понимая, что это такое. Но скоро до него стало доходить.
— Вижу вы способны воспринимать теперь и другую информацию, — прокомментировала состояние Семена Михайловича Кицу. — Вы правильно поняли. На этих листках указаны номера счетов, на которые положены совсем немаленькие суммы. Это ваши счета, переведенные вами же в некоторые оффшорные банки. А откуда взялись эти деньги, Сема? — спросила Кицу и сама же ответила. — Это часть прибыли, неучтенной никем кроме вас. И эти деньги должны были пойти, в "общак". В "общак" криминальной группировки, к которой принадлежишь и ты. И вот теперь скажи, что с тобой случится, когда крестные отцы, а по нашему воры в законе, под которыми ты и сейчас ходишь, и которые сами протащили тебя на деньги из того "общака" в думу, сделали депутатом, лицом неприкасаемым, чтобы ты протаскивал их идеи в думе и пытался сделать их законом, так вот скажи, что они сделают с тобой, если узнают об этих счетах в оффшорных банках? Учитывая, что то, чем ты занимался в тайне от них, на вашем языке называется "крысятничество".
— Это неправда и ты этого не сможешь доказать. — Семен Михайлович говорил и не замечал, как от страха с его губы ниткой протянулась на лацкан пиджака густая липкая слюна.
— А мне ничего и не нужно доказывать. — Кицу улыбнулась. — И твои боссы не станут особенно разбираться. Суд по понятиям — короткий суд. А твои друзья, даже принимая во внимание, что они сейчас уже не считаются бандитами и бизнес их теперь вполне легальный, за исключением наркотиков, оружия и проституток. Так вот, они все равно буду тебя судить именно так — по понятиям. Тем более, воры в законе все еще остались и они будут решать твою судьбу.
    Семен Михайлович молчал долго. Кицу не мешала ему.
— Откуда у тебя это? — Заговорил наконец Семен Михайлович, голос его дрожал.
— Откуда? — как бы удивилась Кицунэ. — На это могу ответить только одно — глупо хранить подобные документы вообще где-либо. Даже в самом надежном тайнике, а уж тем более в сейфе, пусть даже считается, что найти его невозможно. Даже случилось невероятное и тайник нашли, то сейф никому не открыть. Для этого, по вашему мнению, его пришлось бы взрывать, и взрыв должен быть такой силы, что разрушит весь дом, ведь сейф бронированный. Нет нельзя хранить такие документы. Пленку с записью нужно было уничтожить, а банковские реквизиты запомнить. Но на память вы не надеялись, а уничтожать пленку не хотелось. Вы наслаждались ей время от времени. Ностальгия по молодости. Вы сидели в кресле и просматривали эту пленку под любимую музыку Владимира Ильича Ленина, под "Лунную Сонату". Возможно, даже скупая слеза стекала по вашей щеке. Опять же слеза ностальгии и умиления, когда вы смотрели на то, как ваш палец нажимает на курок пистолета и очередной ваш враг с мозгами превращенными в кашу, падает, ткнувшись лицом в землю.
— Сука. Сука, — проговорил Семен Михайлович.
    Казалось он сейчас бросится на Кицунэ, но он сдержал себя, хотя видно было, что желание это не ушло совсем.
— Сколько ты хочешь? — спросил он тем же нервным голосом. — Сто тысяч? Пятьсот? Миллион?
— Не смешите, — остановила его Кицу. — Этот диск и другие документы я могу вам подарить, а вот оригиналы не продаются. И еще. Оставьте мысль взять меня в заложницы и потребовать за меня оригиналы этих документов. Это не пройдет по нескольким причинам. Первая, у меня достаточно способностей, чтобы самой сделать из вас заложника, если бы мне это только потребовалось. И второе, если опять представить невероятное, и допустить, что вы смогли меня обезвредить, связать и отвезти в какое-то укромное место. То уверяю, мои друзья были бы там, самое большее, через полчаса. И даже если бы вы выставили ради моей персоны охрану из профессиональных телохранителей, еще максимум через пятнадцать минут я была бы свободна. Но это фантазии. Причем ваши. Поэтому вернемся к реальному.
    Семен Михайлович подошел к креслу и сел в него. Теперь он не казался таким наглым и самоуверенным, как еще десять минут назад.
— Чего ты хочешь? — спросил он.
— Немногого.
— Конкретнее?
— Мне нужно знать все о твоей подруге, о Нине.
— О Нинке? Зачем она тебе?
— Это мое дело. И ты Сема или вы Семен Михайлович при следующей нашей встрече все мне расскажете: чем занимается, с кем встречается, о чем говорит по телефону, кто к ней приходит, с кем познакомилась в последнее время, какие интересы появились, опять же в последнее время. Но больше всего меня интересует все непонятное.
— Что значит непонятное?
— Все непонятное, что вы увидите или услышите. Все непонятное, на что вы не обратили бы внимания, но сейчас, когда я вас об этом предупредила, станете на это обращать внимание и запоминать. Все, что она не захочет рассказывать, а станет, когда вы нажмете на нее, выкручиваться и объяснять, возможно, очень правдоподобно. Но правдоподобно это было бы для вас до нашего разговора, а теперь, когда я вас предупредила, вы станете сомневаться: "а правда ли, то, что она мне сказала?" Вот это мне и нужно. И ни в коем случае она не должна догадаться, что вы этим интересуетесь серьезно. Все ваши вопросы к ней должны быть случайны и ненавязчивы, а при возможности сведены к ревности.
— Это бред какой-то. Ты что, хочешь сказать, что Нинка работает на какую-то разведку.
— Именно, — сразу же согласилась с догадкой Семена Михайловича Кицу.
— Теперь кое-что понятно, — проговорил Семен Михайлович.
— Что понятно? — спросила Кицунэ.
— Кто ты такая.
— И кто я?
— Ясно кто — шпионка. Вот только не понял, на кого ты работаешь, на наших или на них.
— На них, это на кого? — заинтересовалась Кицу.
— Откуда ты приехала? Из Америки? Значит на американцев.
— Вам не нужно знать на кого я работаю. Достаточно знать только одно — вы работаете на меня.
— Какого черта я связался с этой шлюхой Нинкой, — расстроился Семен Михайлович. — Чувствовал, что она баба не простая.
— Да, не простая, — подтвердила Кицу. — Но это еще больше притягивает к ней мужчин.
— Ага, — с сарказмом согласился Семен Михайлович. — Это и еще когда сморишь на эту суку, то кажется готов хоть в замочную скважину засадить. Хотя и ты…
— Меня не будем обсуждать, — перебила Семена Михайловича Кицунэ, — что я из себя представляю как женщина, я и сама знаю.
— А ты можешь дать гарантию, что это никуда не попадет? — кивнул Семен Михайлович на диск и фотографии лежавшие на столе.
— Как будете себя вести. Если правильно, то никто больше об этом не узнает.
— Я знаю, как правильно себя вести, — похвалил себя Семен Михайлович.
— Не вы один знаете, как вести себя, когда хвост прищемят. Но и еще могу сказать, чтобы успокоить вас. Вы можете пригодиться и в другом.
— Например? — заинтересовался Семен Михайлович.
— Как депутат и как свой человек в криминальной среде.
— То есть, собираетесь использовать меня по полной программе. Ну что, считай, что завербовали. Но только таким людям должна идти какая-то премия.
— Не надо быть слишком жадным. Вы и так получаете слишком много — жизнь. А жадность, она… как там у блатных говорилось?
— Жадность фраера сгубила, — и насмешливо и с издевкой, но издевкой к обращенной самому себе, подсказал Семен Михайлович.
— Вот именно, Сема, — засмеялась Кицу, — поэтому не будьте жадным. А пока ответьте на один вопрос, знаком вам такой человек — Виктор Константинович Селезнев?
    Семен Михайлович подумав секунду, отрицательно покачал головой.
— Значит и Виктора Селезнева не знаете и Надежду Дмитриевну тоже?
— Нет, — уже не задумываясь ответил Семен Михайлович.
— А Елена Селезнева, в девичестве Логинова, очень красивая девушка, брюнетка, волосы, судя по всему стриженные, раньше работала медсестрой?
— Нет, — снова ответил отрицательно Семен Михайлович. — Елен с такими фамилиями, и которые работали медсестрами не знаю.
    Снова раздался сигнал переговорного устройства.
— Через три минуты, — услышала Кицу тихий голос Друида.
— Ну вот, — сказала она Семену Михайловичу, — и Нина с Сашей коктейль уже приготовили и сейчас будут здесь.
— Откуда вы знаете? — подозрительно спросил Семен Михайлович, но подозрительность не помешала ему сменить свой тон на уважительный.
— Разве вы не чувствуете запах киви? — пояснила Кицу. — А это, если можно так сказать, последний штрих в том коктейле, который они сейчас готовят.
    На самом деле Кицу не знала, какой коктейль принесут Нина и Друид и как он готовится, просто она почувствовал запах киви и сказала это.
— Я ничего не чувствую, у меня обоняние плохое, — проворчал Семен Михайлович и подозрительно добавил. — Хотя, слишком долго они его готовили, это я чувствую.
— Проигрывая во времени, выигрываешь в качестве, — решила успокоить его Кицу.
— Это как сказать, раз на раз не приходится. Кстати, — быстро заговорил Семен Михайлович, — вы говорили обо всем непонятном. Такое было. Тогда я не обратил на это внимание, но сейчас, когда вы мне сказали о непонятном… В общем, как то раз я встал ночью. Нинки рядом нет. Но это какая разница, может в ванной, может в туалете. Я сам встал по небольшой нужде. Простатит, из-за него никакого нормального сна. Случайно выглянул на улицу, в окно. И увидел Нинку. У нее светлый халат, так что ее хорошо было видно, хоть фонари и далеко. Но не это интересно, а то, что мне показалось, она была не одна. Кто-то рядом стоял маленький, ниже Нинки ростом. В длинном плаще и на голове капюшон, как будто даже от нее рожу закрывал. Я даже сначала не понял, что это человек, а будто тень какая-то. Я думаю, прищучу ее, узнаю с кем это она. Но на всякий случай решил взять с собой ствол. Но пока спускался по лестнице вниз, Нинка уже вернулась. Я стал ее допрашивать. Она засмеялась, говорит, что никого с ней не было, а она просто стояла и свежим воздухом дышала, а у меня, говорит, галлюцинации. Ну, трогать я ее не стал, потомку что не мог быть это ее любовник.
— Никого не было? — заинтересовалась Кицу.
— Ну, никого. Я тогда и правда подумал, что глюки пришли. Я ведь вечером бутылку почти конька выпил. Ну и до этого. Перепугался так, что неделю даже не нюхал никакой коньяк. А щас вот подумал, а вдруг, думаю, не глюки это у меня были, а что-то на самом деле я видел?
    Кроме самого рассказа очень заинтересовавшего Кицунэ упоминанием о тени и галлюцинациях, ее еще удивило, как быстро Семен Михайлович пришел в себя, адаптировался к новому своему положению слуги еще одного хозяина. Лишь только понял, что нужен, что не станут ему вредить, для этого надо всего лишь узнавать какие-то чужие секреты и передавать их кому-то, кому не важно — хоть богу, хоть черту — и сразу успокоился. Не важно для Семена Михайловича на кого и для чего работать, лишь бы жить, все остальное для идейных идиотов. А он не идиот и не идейный, он знает, что конформизм лучше любой мимикрии — не прятаться нужно от сильного и трястись — найдут не найдут, сожрут не сожрут, а служить ему.

9
   Шаман нажал на кнопку звонка. За дверью раздался перезвон колоколов. Скоро послышался лязг замков.
    Дверь открыла домработница Татьяна, Шаман видел ее фотографию.
— Мастера по ремонту компьютеров вызывали? — спросил Шаман.
    Женщина осмотрела внимательно худого невысокого застенчивого мужчину, стоявшего перед ней. Очки с толстыми стеклами, превращавшие Шамана в человека беззащитного и перед людьми и перед самой жизнью, подействовали на женщину благоприятно, все же она спросила:
— Документы у вас есть с собой?
    Шаман считал, что подобного вопроса ему не зададут, но привыкший делать все с гарантией близкой к стопроцентной, он, на всякий случай, перед уходом, изготовил себе удостоверение. Способ был самый примитивный и времени это заняло минут пятнадцать.
    Он достал удостоверение и протянул его женщине. Та посмотрела на фотографию и не читая того, что написано, вернула Шаману.
— Проходите, — женщина открыла дверь шире, пропуская мастера по компьютерам в квартиру.
    Шаман вошел.
— Снимайте обувь, вот тапочки, — показала женщина на полку с обувью и громко позвала: — Петя, здесь мастер по компьютерам пришел.
    Петя появился быстро. Видимо, неисправность компьютера сильно усложняла ему жизнь.
— Пойдемте, — стал торопить Петя Шамана, который еще не успел надеть тапочки. — У меня там что-то с Интернетом, никак не могу подключиться. Я вообще-то сам всегда делаю, но сейчас ничего не получается.
    Шаман знал, что именно не получается, потому что сам загнал в компьютер Пети вирус, созданный им самим же, Шаманом, и обнаружить который было практически невозможно, хотя бы уж потому, что этот вирус никому никогда не встречался и проявлял себя как безобидная программа, так что проверка антивирусом ничего бы не дала. Но это было еще не все. В квартире был другой компьютер с отдельным выходом в Интернет и этим, вторым компьютером, пользовалась, судя по всему, нелюбимая невестка Надежды Дмитриевной и любимая жена ее сына Виктора, а возможно, и любовница мужа Надежды Дмитриевной. Со своего компьютера Шаман уже просмотрел жесткий диск компьютера Елены, но ничего интересного не нашел, но он и не рассчитывал на подобное.
    Главная трудность для Шамана была в том, чтобы устроить так, что вместо диспетчера и мастера, когда Петя станет звонить на сервер, разговаривал с мальчиком он, Шаман, а до тех людей его звонок не дошел бы. К тому же Шаман не знал, когда именно Петя позвонит, попытавшись, естественно, сначала самостоятельно разобраться в неполадке. Потом он, вероятно, обратиться к друзьям, и только после этого станет звонить на сервер. Еще нужно было рассчитать, когда дома у Селезневых будут только Петя и она — Елена, ну, еще, конечно, домработница Татьяна, которая большую часть жизни проводила в квартире. Но Шаман не стал искать способ избавиться на какое-то время от Татьяны, она не могла помешать ему.
    Петя продемонстрировал Шаману, что у него нет связи с сервером и сам же стал высказывать разные предположения.
— Второй компьютер в доме есть? — спросил его Шаман.
— Да, но там отдельная линия и они никак не связаны, — сообщил Петя.
— А ты пробовал забираться в тот компьютер со своей линии?
— Нет, — неуверенно отказался Петя.
— Тебя как зовут? — спросил Шаман.
— Петя, — сказал Петя.
— Давай ты меня не будешь обманывать. Не бойся, я никому ничего не скажу, но чтобы починить твой комп, мне нужно знать, пытался ты забраться в другой компьютер или нет. Хотя я и так знаю, что пробовал.
— Ну, вообще пробовал, — осторожно признался Петя. — Только у меня не получилось. Но я так просто из любопытства, получится или нет. Но вы только не говорите никому.
— Я же пообещал, — успокоил Петю Шаман. — А кто пользуется тем компьютером?
— Да Ленка, Витькина жена.
— А Виктор это кто? — спросил Шаман.
— Брат мой. Он уже взрослый.
— Кто-то из них сейчас дома есть? — спросил Шаман.
— Ленка, кажется, дома.
— Она нам разрешит посмотреть ее компьютер?
— Не знаю. Она странная.
— Чем она странная? — без интереса спросил Шаман, не переставая заниматься с Петиным компьютером.
— Она иногда бывает добрая, а иногда становится злой.
— Ну, так бывает со многими людьми. Что-то не получается или получается плохо и человек начинает злиться.
— Нет, у нее не так, — стал рассказывать Петя. — Она без всяких причин может стать вдруг злой.
— Так не бывает, — не согласился Шаман. — просто ты не знаешь причин, поэтому тебе так кажется.
— Ничего не кажется, — не согласился Петя. — Она может прийти домой доброй, пойдет в ванную, а оттуда вдруг выскакивает злая. А может и просто. Сидит, ничего не делает, перед этим была доброй, а через пять минут вдруг встает и видно, что уже злая. Конечно, она этого не показывает особенно, но я замечаю, потому что меня она не стесняется и при мне может взять и ни с чего расколотить чашку например. Потом, правда, скажет мне, чтобы я никому не говорил.
— И ты не говоришь?
— Неа.
— А мне?
— Но вы же чужой человек, вам все равно. А потом, надо компьютер починить, а если она сейчас злая, то она не станет с нами и разговаривать.
— А мы ей фокус покажем и она станет доброй, — предложил Шаман.
— Ага. Как же. Да ее кроме себя ничто не интересует, никакие фокусы.
— Это ты от кого-то слышал, что ее ничто не интересует кроме себя. Так твоя мама говорит?
— Да. Только вы Ленке не говорите, а то они и так не разговаривают почти, а если Ленка узнает, что мама про нее что-то говорит, тогда совсем поругаются.
— Конечно не скажу. Нам с тобой это просто нужно для дела знать.
— Ну да, — согласился Петя. — А какой фокус?
    Шаман перестал нажимать клавиши компьютера. На столе, рядом с монитором лежала обычная шариковая авторучка. Шаман вдохнул в себя воздух, словно набираясь сил, потом, прикрыв глаза, медленно выдохнул, как бы собирая силы. Он и на самом деле концентрировал свои силы, свою энергию. Не отводя глаз, Шаман стал смотреть напряжено и внимательно на авторучку. Петя сначала не понял, что происходит, когда ручка медленно, потом все быстрее и быстрее покатилась по столу. Она докатилась до края и свалилась на пол.
— А как это? — растерянно спросил Петя.
— Ну, — чуть задумался Шаман, — объяснить это сложно, да я и сам толком не знаю.
— А, я понял, — разочарованно сказал Петя. — Вы же сами сказали, что это фокус.
— Да, я это сказал, но на самом деле никакого фокуса. Вот видишь шар. — Шаман достал из кармана небольшой стеклянный шар, а точнее, хрустальный. Шар диаметром сантиметров пять, состоящий из множества маленьких, миллиметра в полтора-два граней.
— Красивый, — сказал Петя, рассматривая как разноцветно искрятся грани шара.
    Шаман положил шар на ладонь и стал смотреть на него так же внимательно и напряжено, как до этого на авторучку. Шар как бы приподнялся над ладонью Шамана, совсем немного, почти незаметно, и одновременно начал вращаться. Вращение его становилось быстрее и быстрее. Постепенно мерцание искр бы слилось и разноцветно-радужные искры превратились в ярко-белые. И казалось искры эти как иглы впиваются в глаза, только без боли и не разрушая оболочку глаза.
    Шаман сжал ладонь, мгновенно прекратив вращение шара.
— Во клево, — теперь уже восхищенно проговорил Петя.
— Как думаешь, если покажем такие фокусы вашей Лене, она станет добрее?
— Не знаю, но удивится точно.
— А если удивится, значит разрешит посмотреть и свой компьютер, — сказал Шаман.
— Я вам тоже мог бы рассказать такое, что вы удивились бы, — сказал Петя.
— Я редко удивляюсь, — немного разочаровал Петю Шаман.
— А почему? — спросил он.
— Потому что в большую часть того, что люди рассказывают, я верю, — объяснил Шаман. — За исключением, конечно, совсем глупого вранья.
    Шаман разговаривал с Петей, как с равным, как со взрослым, и Петя это чувствовал и бессознательно доверял Шаману все больше.
— Привидения бывают? — спросил Петя.
— Конечно, — пожал плечами Шаман.
— Тогда скажу, — решил Петя.
— Тогда? А если бы я сказал, что не бывает?
— Тогда не сказал бы. Тогда вы не поверили.
— А ты видел привидение? — спросил Шаман, не показывая, что слова Пети заинтересовали его.
— Видел.
— Расскажи, — попросил Шаман.
— Только вы никому не говорите, — и попросил и одновременно предупредил Петя.
— Обещаю.
— В общем, я ночью один раз встал, в туалет. Это может уже месяц назад было. А когда проходил мимо Витькиной с Ленкой комнаты, услышал, как Ленка с кем-то тихо разговаривает. Сразу я не обратил внимания, потому что наполовину спал и сначала подумал, что наверное она по телефону с Витькой говорит. Витьки тогда не было дома, он уезжал на несколько дней, он работает в папиной фирме и иногда папа его посылает по разным делам. А когда я обратно в свою комнату возвращался, снова услышал Ленкин голос. Мне показалось, она говорит таким голосом, как будто ей страшно. Я удивился, потому что Витьку она совсем не боится. Ну, я так, из любопытства, вообще-то, я никогда не подглядываю, а тогда стало интересно, ну, я и посмотрел в замочную скважину.
    Шаман уже обратил внимание, что во всех дверях этой квартиры стоят старые замки. Вделанные внутрь двери, они закрывались относительно большими ключами. Наверняка замки сохранились еще с тех времен, когда дом только построили. Да и вся квартира сохранила еще стиль тридцатых годов, хотя квартиру недавно и ремонтировали, но скорее это можно было назвать косметической реставрацией. Даже гардины казались старинными, сделанными из старинного тюля и висели на деревянных резных полированных карнизах. Квартира в этом ее виде создавала бы чувство уюта, если бы не ее величина. Потолки высокие, чуть меньше пяти метров и Шаман знал, что в этой квартире шесть больших комнат, не считая подсобных помещений.
— Я сначала не понял, с кем она говорит, потому что свет был совсем слабый в комнате. Понял только, что не по телефону, — продолжал Петя. — Но потом увидел. Ленка стояла и разговаривала с кем-то. Я подумал, что Витька вернулся. Но только это был не Витька. Это вообще был никто.
— Как это никто? — спросил Шаман, а сам подумал, что это был не никто, а Константин Григорьевич, отец Виктора и Пети.
— А так, никто. Он был маленького роста, наверно ростом с меня, может чуть больше и на нем был плащ, он всего его укрывал до самых ног. А на голове был капюшон, так что лица не было видно. И совсем бесцветный.
— Что значит бесцветный? — не понял Шаман.
— Ну, я не знаю как объяснить. Он был вот как тень бывает. У нее же нет никакого цвета, она не цветная и не черная, не белая и не серая даже, а какая-то такая, непонятная. Вот и этот, который был в комнате с Ленкой, был никакого цвета.
— А может это и была чья-то тень? — предположил Шаман. — Может даже самой Лены.
— Тень плоская, — не согласился Петя. — А этот был не плоский.
— Откуда ты знаешь? — не согласился теперь с Петей Шаман. — Ты смотрел в замочную скважину, а значит, одним глазом, а когда смотришь одним глазом, то все кажется плоским.
— Да? — удивился Петя.
— Конечно, — подтвердил Шаман.
— Ну я не знаю тогда почему, но я видел, что этот, кто был в комнате, он не плоский. И двигался он не по стене, как тень движется, а по комнате.
— Он двигался?
— Да.
— Ну, если двигался, тогда и одним глазом можно видеть, что предмет не плоский, — и объяснил и одновременно согласился с Петей Шаман.
— Ну вот, значит я прав, — обрадовался Петя, что ему верят и продолжил. — А потом, тот, который был в плаще с капюшоном, как будто почувствовал, что я за ними подглядываю. Он стал смотреть в мою сторону. Мне сразу стало как-то холодно и страшно. Я даже наклонился, хоть знал, что в замочную скважину меня нельзя видеть, ведь в коридоре было темно. А когда снова посмотрел, там уже кроме Ленки никого не было. И она шла ко мне. Ну, то есть к двери. Я тогда сразу убежал в свою комнату.
— А тебе все это не приснилось? — спросил Шаман.
— А говорили, что поверите, — обиделся немного Петя.
— Да я верю, это я просто так спросил, — оправдался Шаман.
— А что это привидение, я подумал знаете еще почему?
— Почему?
— Моя мама про Ленку говорит, что она ведьма, — открыл тайну Петя. — Только это тоже никому не говорите.
— Ну, кому же я скажу? — как бы удивился Шаман. — А она что, правда ведьма?
— Раньше я не верил. То есть даже не думал об этом. Я думал, что это просто мама ее так ругает. А теперь я верю, что Ленка ведьма. Ведьмы ведь бывают? — захотел услышать подтверждение Петя.
— Конечно, — подтвердил Шаман. — У меня даже есть знакомые.
— А они страшные? — заинтересовался Петя.
— Разные. Бывают страшные, только лучше сказать некрасивые, а бывают и очень красивые.
— Я не об этом. Ленка она тоже красивая, так все говорят. Я о другом. Сам по себе человек, ведьма, страшная?
— А, ты об этом, — понял Шаман. — Ну, это зависит от характера человека. Если человек не злой, то колдун он или ведьма, он не страшный, он даже другим помогает, может от болезней вылечить или еще как-то помочь. А если человек злой, тогда он будет страшным колдуном или страшной ведьмой.
— Значит, Ленка бывает то страшной, то нестрашной, если она то злая, то не злая, — решил Петя.
— Может и так, — согласился Шаман и спросил: — А ты об этом кому-то еще рассказывал?
— Нет, — отрицательно мотнул головой Петя. — Я же говорил, что никто не поверит, а только смеяться будут.
— И правильно, — поддержал его Шаман, — лучше об этом никому не рассказывать. Но мы с тобой заговорились, а нужно компьютер починить.
— Да, — вспомнил и Петя. — Нам, значит, нужно к Ленке идти.
— А ты что боишься? — улыбнулся Шаман.
— Нет, — смело ответил Петя, но добавил: — Если только она сейчас не злая. Но вообще, я к ней в комнату никогда не захожу, она мне не разрешает.
    Когда Шаман показывал Пете "фокусы", а правильнее сказать свои способности экстрасенса, то делал это он не только, чтобы удивить мальчика. Хрустальный шар, который вращался у Шамана на ладони, был не простой вещью. Когда-то этот хрустальный шар ему подарила цыганка. Эта женщина занималась не очень честным заработком. Если говорить об этом коротко, она гипнотизировала людей. Делала она это прямо на улице. Походила к человеку, что-то спрашивала, тот ей отвечал и шел дальше. И казалось такому человеку, что разговаривал он со случайно подошедшей женщиной не больше нескольких секунд. Ему казалось, она только и спросила, где находится дом, номер такой-то, или какая-то улица, а он ответил и все. Но на самом деле время их общения было немного больше. Не несколько секунд, а около минуты. За это время цыганка успевала загипнотизировать человека и тот сам отвал ей деньги, которые были при нем. После этого он шел дальше, в полной уверенности, что только и ответил на один вопрос. О том, что у него пропали деньги, он узнавал когда заглядывал в свой кошелек. С этой цыганкой повстречался как-то и Шаман. Потом, немного позже, цыганка удивлялась, как она не смогла сразу понять, что из себя представляет Шаман. А вот он сразу понял, кто подошел к нему и заговорил, и притворился, что поддался способности внушения этой женщины. Через минуту, когда Шаман уже уходил, он услышал, что цыганка окликает его. Он ждал этого. Он понимал, когда женщина увидит, что вместо денег у нее в руке оказалось всего несколько чистых листков бумаги из его записной книжки, она не уйдет просто так. Цыганка догнала Шамана.
— Постой, — заговорила она. — Расскажи, как это сделал.
    Цыганка показала Шаману его листки их записной книжки.
    Тогда они сели на лавочку с стали разговаривать. Эта женщина тоже была интересна Шаману. Много о чем они переговорили, но цыганка так и не смогла понять, как она, так хорошо разбираясь в человеческой психологии, с первого взгляда всегда безошибочно определяющая человека легко поддающегося гипнозу и даже приблизительно определяющая, сколько у него с собой денег, как она не поняла, кто такой Шаман?
    Они долго разговаривали, даже раскрывали друг другу кое-какие свои секреты. Цыганка не была циничной воровкой, она отбирала деньги только у тех, у кого их много и кто не пострадает, потеряв карманные деньги.
— Кто меня назовет воровкой, тот глупый человек, — говорила цыганка. — Разве меньше обманывают народ всякие банкиры-манкиры, которые раньше назывались менялами, ростовщиками и процентщиками. Самые презираемые люди всегда были, не одну тысячу лет, еще в вашей Библии ругают их, а сейчас они ходят гордо, голову поднимают, уважаемыми стали. А жалел ты старуху-процентщицу, которую Раскольников убил? А она тоже банкир, только банк ее маленький был, дома помещался. А чем отличается? Тем, что богатыми стали процентщики, молодые девки на плешивых стариков, банкиров этих вешаются, себя не уважают. Настоящая цыганка ни одна так не поступит ради денег.
    Шамана не удивило знание цыганкой классики, он уже понял, что вроде бы за примитивной внешностью, женщина, сидевшая рядом с ним, довольно начитана, ее можно было назвать даже образованной.
— Я отберу деньги у такого, для которого это не в убыток. Но я же и старушке в магазине дам, которая стоит и копейки считает, потому что не знает, хватит ей на колбасу дешевую или не хватит. Я не Робин Гуд, но я и не банкир, который рад у старушки такой последние копейки забрать. И забирает. Я не права? Когда богатый становится богаче, значит бедный становится беднее. Не такой же богатый страдает, как он, этот банкир-процентщик. Хотя и они друг друга грызут как волки. Но всегда в стаю собираются против бедных, сговариваются, чтоб сначала их обглодать до костей. А между собой уж потом грызутся.
    Но в основном разговор их был профессиональным и некоторые советы Шамана так понравились цыганке, что она подарила ему этот самый хрустальный шар.
— Это не простая стекляшка, — говорила цыганка, перед расставанием, перекладывая шар в руку Шамана, — в нем большая сила. Даже человек, не такой как ты, много может добиться от другого с этой вещью. Посмотрит человек на этот шар и сразу захочется ему душу перед тобой свою раскрыть, всю правду рассказать. А захочешь, он проклятье на человека нашлет, захочешь вылечит. От любой болезни лечит. Но проклятия не насылай, сам проклят станешь. Да ты и не тот человек, ты не станешь такое делать, вижу, а то бы не дала его тебе.
— Почему ты отдаешь его? — спросил Шаман.
— Время пришло, — ответила цыганка.
— Какое время?
— Нельзя чтобы эта вещь всегда находилась у одного человека. Особенно плохо умереть и оставить его у себя. Почему не спрашивай, не знаю.
— А когда я должен его передать кому-то?
— Сам почувствуешь, — ответила цыганка.
    Шаман не часто пользовался этим шаром. Но сейчас, в разговоре с мальчиком Шаману нужно было узнать секреты, которые хранятся в этой семье. Но в основном, для кого Шаман захватил с собой этот шар, была Елена. Шаман надеялся, что шар пригодится ему в разговоре с ней.
    Мог бы Шаман, воспользоваться и просто гипнозом, чтобы узнать тайны этой женщины. Но во-первых, она была не одна дома. К тому же, если ввести Елену в состояние гипнотического сна, то в памяти ее останется это, хоть сама она и не будет знать, но кто-то другой, так же обладающий гипнотическими способностями легко сможет понять это и узнать, о чем Елена говорила, пока спала. Но главное, Шаман сомневался, что Елена поддастся гипнозу, даже на фотографии было видно, что у этой женщины сильная воля. А с этим хрустальным шаром, ее не придется вводить в гипнотический сон, но рассказать она сможет многое, что интересует Шамана. Конечно, всего она не расскажет, но будет гораздо откровеннее, а из случайных откровенных высказываний, можно многое понять.
    Когда Шаман, постучавшись в двустворчатую дверь и получив разрешение, вошел в комнату Елены, Петя, которого эта комната, которая с тех пор, как в квартире поселилась Елена, стала какой-то таинственной, и интересовала его не меньше, чем компьютерные игры, осторожно прошел вслед за Шаманом.
    В первое мгновенье у Шамана появилось какое-то знакомее чувство, он даже принял его за дежа вю. Но тут же понял в чем дело — то же самое было, когда они с Галахом обследовали подвал выселенного дома. В этой комнате так же, как и там, в подвале все словно пропитались какой-то непонятной энергией. Энергией, в которой нет ни зла ни добра, а есть что-то странное, что-то чужое, непривычное, и это "что-то" вызывало тревогу и страх.
   Петя, видимо, тоже ощутил все это. Он даже попятился, отступая к двери и прижался к ней спиной. Ему захотелось выйти из этой комнаты, но, казалось, он не мог догадаться, что прижимается и пытается открыть ту половину двери, которая закрыта на вертикальные засовы, удерживающие половину двери вверху и внизу.

10
    Несложная работа, которой занялся Галахад — это найти человека, о котором едва ли кто знал из всех остальных знакомых Валентины и Дмитрия Курьяновых.
    Участковый, к которому первому обратился Галах — пожилой капитан, он дорабатывал свой последний год до пенсии — не скрывал, что даже побаивался этих двоих, что не было удивительным или ненормальным. Супруги были редкими "отморозками", хоть о женщинах так обычно не говорят, но Валентина, по словам участкового, заслуживала подобного названия даже в большей степени, чем ее муж. Ударить, хоть того же участкового, по голове кирпичом, для нее было так же легко, как проделать подобное с бездомным котом, что она однажды и сделала, потому что кот, разозлил ее своим любовным ночным пением.
    Когда участковый узнал от Галахада о том, что Курьяновы теперь его кошмарное прошлое, он сказал, что такое событие не грех и отметить. Галахад отказался и участковый отложил праздник для себя на более позднее время. А пока что он пытался вспомнить, не встречался ли ему рядом с Курьяновыми человек, который не очень вписывался в их компанию.
— Нет, не могу вспомнить, — смущенно и с сожалением покачал головой участковый, которому Галахад представился как работник прокуратуры. — Матрос может что-то знать. Но только он едва ли скажет.
— Кто такой, матрос? — заинтересовался Галахад.
— В соседнем доме живет. Матрос это кликуха, он как напьется всегда кричит, матросы никого не боятся. Курьяновы его не то чтобы уважали, они вообще ни уважали  никого, но за своего признавали.
— Где сейчас этот Матрос? — спросил Галахад.
— Кто его знает. Может быть дома. Пойдем, провожу.
— Нет, — не согласился Галахад, — я один. Какой у него номер квартиры.
— Второй подъезд, тридцать шестая квартира.
— Водку где можно поблизости взять?
— Магазин с другой стороны дома, — ответил участковый. — Только водку он выпьет, а сказать, едва ли что скажет.
— Посмотрим, — направляясь к магазину, сказал Галахад, обернувшись спросил: — Если понадобишься, как тебя быстрее всего найти?
— Запиши мой мобильный.
— Говори, я запомню.
    Участковый сказал номер своего телефона, Галахад направился к магазину.
    Через пятнадцать минут Галахад уже стучал в дверь Матроса. Стучать пришлось, потому что звонок не работал.
    Мрачный человек, с первого взгляда видно, что с хорошего похмелья, открыл дверь.
— Чего надо? — спросил он, тупо рассматривая Галахада.
— Пойдем похмелимся и поговорим, — предложил Галахад.
— Пошли, — сразу согласился Матрос, шире открыв входную дверь.
    Квартира была такой, какой она и должна была быть — с ободранными обоями, с выбитыми дощечками паркета, который не то что давно не мыли, а просто не подметали уже не меньше полугода.
— Курьяновых, Валентину и Дмитрия убили, — разливая водку в кружки с отколотыми ручками, сообщил Галахад Матросу.
— Валюху и Димбая? Замочили? — удивился Матрос и тут же взял кружку с водкой. — Давай, за упокой их души.
    Когда уже выпили, спросил:
— А ты не гонишь? Точно что ли их мочканули?
— Сам видел трупы, — подтвердил Галахад.
— Во бля, вот так живешь, живешь… А кто их?
— Я и сам хочу найти, — сказал Галахад.
— А тебе зачем искать кого-то? — подозрительно посмотрел на Галахада Матрос.
— Они у меня заняли бабки под одного человека, — стал рассказывать Галахад. — Сказали, что он им должен. Показали его расписку. Обещали проценты. Ну, я и повелся. А он, видно, не захотел отдавать им долг. Вальку и Димыча замочили, а я теперь пролетел на пять тысяч баксов.
— А-а, — протянул Матрос. — Теперь понятно, откуда у них последнее время бабло завелось.
   В голосе его послышались нотки, словно он сделал для себя какое-то открытие. Было понятно, что вопрос, откуда у Курьяновых взялись деньги, волновал Матроса.
— Вот я и хочу, — продолжал Галахад, — деньги вернуть.
— А с чего это кто это тебе будет отдавать, если не ты брал деньги, а Вальки с Димбаем уже нету?
— Зато у меня есть та самая расписка, — сообщил Галах Матросу. — Я забрал ее, когда деньги им давал.
— Геморройное это дело, по чужой расписке бабки получать. — посочувствовал Галаху Матрос. — Но это дело твое. А ко мне чего пришел?
— Они как-то упоминали, что есть у них друган, Матрос кликуха. Вот я тебя и нашел.
— Ну, нашел. А дальше что?
— Может и ничего, а может ты мне сможешь помочь найти того человека, под которого они у меня бабки взяли.
— Не, я не знаю никакого человека, — сразу отказался Матрос и налил в фарфоровый бокалы еще водки.
— Иногда люди забывают, что видели, а им кажется, что не знают, — не согласился с Матросом Галахад. — И опять же, иногда, если постараются вспомнить, то вспоминают.
— А нахрена напрягаться, вспоминать? — с безразличием проговорил Матрос.
— Чтобы заработать, — сообщил Галахад. — Сотня баксов тебе ведь не помешает в этой жизни.
    Матрос задумался ненадолго.
— Не помешает, — решил он. — Допустим, я видел одного пассажира с Димбаем и Валькой. И допустим, я тебе дам наколку, как его можно выловить. А где мне тебя искать потом?
— Тебе искать никого не придется, — Галахад достал бумажник. — Вот.
    Он вынул их бумажника стодолларовую купюру и положил ее на стол.
— А если моя наколка будет туфтой? —  спросил Матрос.
    Он, только мельком взглянул на деньги, лежавшие на столе и сразу перевел взгляд на бумажник, который убирал в карман Галахад и в котором Матрос успел разглядеть такие же зеленоватые бумажки в пачке толщиной в несколько миллиметров.
— Сотня баксов не такие деньги, чтобы из-за них сильно расстраиваться, — улыбнувшись, ответил Матросу Галахад. — Но из принципа, я могу человеку, который решил, что я лох, просто сломать ноги. Ничего страшного, немного больно, а так ерунда. Ну, разве что, всю оставшуюся жизнь этот человек будет ездить в коляске без мотора и без лошадей.
— Надо подумать. — Матрос поднялся со своего стула.
    Как бы в раздумье, он прошелся по комнате и как бы случайно оказался за спиной Галахада. Послышался тихий звук металла, скользнувшего по дереву. Легкий вдох за спиной Галаха.
    По этим звукам было понятно, что Матрос взял в руки молоток, который лежал на самодельной тумбочке у телевизора. На него Галах обратил внимание, как только вошел в комнату. А тихий вздох означал, что Матрос замахнулся этим молотком.
    Галахад упал набок, молоток ударил по краю стола, за которым полсекунды назад сидел Галах, но почти одновременно с ударом молотка по столу, каблук Галаха ударил под коленную чашечку Матроса. Тот зарычал, но падая, снова попытался ударить Галаха молотком. И снова вместо головы Галаха молоток грохнул по дереву, только теперь это был уже паркет.
    Галахад обеими рукам схватил голову Матроса, большими пальцами он надавил ему под скулы. Матрос заревел дико, словно с него живого сдирали кожу. Ему казалось он ослеп от боли, а его руки, которыми он сейчас пытался разжать руки противника, стали ватными, во всяком случае, такими он их ощутил.
— Отпусти, — с трудом мычал Матрос. — Хорош, все, отпусти.
    Галахад разжал пальцы, но тут же схватив Матроса за плечо, дернул, переворачивая его лицом вниз.
   От боли Матрос все еще не пришел в себя и сопротивлялся не больше, чем мешок картошки.
    Рядом на полу лежал удлинитель проводов, вставленный в электрическую розетку. Внешний слой его изоляции был толстый и прочный. Галахад резко выдернул его из розетки. Он обмотал провод вокруг шеи Матроса и, одной рукой держа этот провод, другой схватил Матроса за воротник рубашки и потащил его по полу. Около комнатной двери бросил. Матрос ткнулся лицом в пол, из носа и губы его пошла кровь. Галахад перекинул оба конца удлинителя через верх двери и потянул их вниз. С другой стороны двери Матрос, вцепившись в горло, пытался освободиться от провода. Но провод затянулся сильнее и поднимал Матроса вверх. Тот, высунул язык и захрипел.
    Галахад закрепил оба конца провода, обмотав ими ручку двери с противоположенной от Матроса стороны.
   Матрос за это время успел встать на здоровое колено. Руками он держался теперь за провод над головой у себя, не давай ему затянуться на шее и одновременно пытаясь с колена встать на ногу.
   Галахад, уже неспеша, обошел дверь. Второе, еще не поврежденное колено хрустнуло, видимо треснула коленная чашечка, когда Галах ударил по ней ногой.
    Матрос снова заревел от боли. Теперь он не мог подняться на ноги из-за поврежденных колен и на коленях от боли он тоже не мог стоять. Ему оставалось только, держась за провод, руками подтягивая себя вверх, чтобы провод не задушил его.
— Это наше русское гостеприимство, — проговорил Галахад, — приносишь человеку водки похмелиться, а тебе за это молотком по голове.
— Отвяжи шнур, — с трудом прохрипел Матрос.
— Сначала отработай деньги, — рассматривая Матроса, сказал Галахад. — С кем ты видел Курьяновых и как этого человека найти?
— У него "Мерс", — снова захрипел Матрос. — Видел как Валька и Димбай садились в него. Черный. Триста двадцатый. Номер триста шестьдесят три. Запомнил, потому что квартира у меня тридцать шестая.
    Галахад сдернул провод с двери. Матрос упал снова лицом вниз, но на такую мелочь он не обратил внимание. Торопливо, суетясь, он стал раскручивать намотанный на шею удлинитель.
— Деньги на столе, заработал, — сказал Галахад. — Колени заживут. Может немного хромать будешь. Но если ты мне туфту прогнал, вернусь и поговорим тогда серьезно.
— Все честно, без понтов, — кряхтя ответил Матрос, он уже перевернулся на спину и, опираясь позади себя руками о пол, пытался сесть.
    Галахад направился к выходу.
    На улице, походя к своей машине Галах выругался.
— Черт, — пробормотал он, — куда мог подеваться Шаман.
    С Шаманом не было связи. Он не отвечал на вызовы радиотелефона и отключил мобильный. Но и это не казалось бы странным, если б на пеленгаторе не отсутствовал сигнал спутникового радиомаяка, который должен был указывать место, где Шаман в этот момент находиться. Маяк был совмещен с радиотелефоном (разговор по которому прослушать не мог никто, он кодировался), но в отличии от самого телефона радиомаяк почти никто никогда из группы "ГАКИШАД" не отключал, только в случаях, если сигнал мог помешать выполнению какой-то работы. Такое не часто, но случалось. Или Шаман мог сейчас находиться где-то, откуда радиосигнал не проходил.
— Я сам с ним хотел проконсультироваться по одному вопросу, — раздался в наушнике голос Друида, — но уже больше часа не могу связаться.
— Мне это не нравится, — садясь в машину, сказал Галах и вызвал Кицунэ, когда она отозвалась, сказал: — Посмотри в базе данных ГИБДД, кто владелец черного триста двадцатого "Мерседеса", номер триста шестьдесят три.
— Хорошо, — отозвалась Кицу.
— Узнай что сможешь об этом человеке, если ситуация будет подходящей, познакомься с ним. После ноля часов встречаемся.
— Галах, я не смогу, — снова послышался голос Друида. — У меня свидание с Григорьевой. У нее ко мне какое-то деловое предложение.
— Хочешь, чтобы ты не мучился в догадках, скажу какое именно? — проговорил насмешливый голос Кицу.
— Нет, я люблю помучится в догадках.
— До своего делового свидания с Григорьевой… — снова заговорил Галах, обращаясь к Друиду.
— Очень делового, — все так же насмешливо вставила Кицунэ.
— Выясни, — продолжал Галахад, — почему Шаман не выходит на связь.
— Думаю, — заговорила Кицу, — нам с Друидом придется заняться этим вместе.
— Ты что-то нашла? — спросил Галах.
— Да. Черный "Мерседес", о котором ты говорил, принадлежит Константину Григорьевичу Селезневу. Он же свекор Елены Леонидовны Логиновой, это в девичестве, а сейчас так же Селезневой.
— Брюнетка, которая пользуется духам "Шанель"? — вопрос Друида прозвучал риторически.
— Как ты на него вышел? — спросила Кицу Галаха.
— Знакомый супругов Курьяновых видел, как они садились к нему в машину. И еще он удивлялся, откуда у Курьяновых последнее время появились приличные, по его мнению, деньги.
— И те же супруги, — добавил Друид, — были в том самом выселенном доме, где была она, бывшая медсестра, а ныне невестка или как там это называется, Константина Григорьевича, и где она забыла свой халат.
— Так что и гадать не надо, как Константин Григорьевич Селезнев познакомился с Курьяновыми, — сказала Кицу. — Получается его сноха была когда-то подругой Валентины или, в крайнем случае, хорошо знала ее.
    … Сержанта Лешу, который видел какую-то тень в камере одного из покончивших с собой братьев Курьяновых, Галах нашел в милицейском общежитии. Больше никого в квартире не было. Леша был маленький, худой и с большой головой. Глаза его, печальные и одновременно испуганные, совсем не были похожи на глаза милиционера.
    Он закрыл дверь и пригласил Галаха в комнату.
    Леше было лет двадцать. Видно он совсем недавно демобилизовался и сразу пошел работать в милицию.
    Галах прошел в комнату и сел на один из двух стульев. Леша сел на одну из двух кроватей. Он молчал и ждал, что скажет Галах. Галах молчал и рассматривал Лешу. Тот не выдержал и заговори.
— Меня теперь выгонят? — спросил он.
— А ты расстраиваешься? — так же спросил Галах.
— Я хотел в школу милиции поступать, — сообщил Леша. — Через два года был бы уже лейтенантом.
— Зачем же тогда сказал, что видел в камере какую-то тень?
— Но если видел?
— А ты действительно видел? Сейчас не считаешь, что показалось? — начал расспрашивать Галах.
    Леша глубоко вздохнул.
— Думаешь, как лучше ответить, — чуть усмехнулся Галах. — Теперь уже поздно думать. Что ни скажешь, получается одно и тоже, получается, что у тебя с психикой не в порядке. А таким оружие не доверяют.
— Да, — согласился Леша. — Если скажу видел, значит с головой не в порядке, Если скажу показалось… То же самое.
— Может и к лучшему, что не будешь работать в милиции. Твоему начальству хуже, сразу два самоубийства. Им одной бумаги столько придется исписать, что не позавидуешь. А от тебя они просто тихо избавятся. Уйдешь по собственному желанию, потому что, если ты начнешь говорить о какой-то тени, которую видел в камере, то для них начнется такая кутерьма, что черт ногу сломит.
— А вы разве не по этому поводу пришли? Не об этом говорить?
— Именно об этом, — подтвердил Галах. — Только мне до твоего начальства как-то нет дела. Я сам сглупил, мне сразу этих двоих нужно было забрать.
— Да, — согласился Леша. — Тогда бы и у меня неприятностей не было.
— А теперь расскажи, что ты видел. Только мне нужны самые мелкие детали, нужно, чтобы ты попытался вспомнить даже то, на что не обращал внимания до этой минуты.
— Да вспоминать, собственно и нечего. Мне майор, начальник оперативников, приказал привести одного их задержанных, — начал рассказывать Леша. — Они ведь даже еще арестованными не считались.
— Почему тебя он послал? Там что не было кого-то поопытней?
— Опера были. Но им лень было вниз идти, а я как раз там был, наверху.
— Ладно. Дальше.
— Я спустился вниз. Открыл камеру…
— А в глазок предварительно не посмотрел?
— Нет, — тихо согласился Леша.
— Продолжай.
— Я открыл дверь и первое, что увидел, ту самую тень. Не задержанного, а какой-то силуэт непонятный. Он был маленький, в каком-то бесцветном плаще с большим капюшоном и больше ничего.
— В смысле? — не понял Галах. — Что значит ничего?
— Больше ничего разглядеть было нельзя, кроме плаща.
— А задержанный?
— Я так удивился, что на задержанного сразу почти внимания не обратил. Но вообще-то, он, кажется, просто стоял и смотрел на того, который в плаще.
— Дальше.
— Когда я открыл дверь, тот, который в плаще, он как будто на меня даже не посмотрел. Но почему-то у меня появилось чувство, что он меня видит. А со мной вдруг такое случилось, что я будто тело перестал чувствовать. Даже пальцем пошевелить не могу. Стою и смотрю. Но это все, наверно, от страха. Мне страшно стало, как никогда.
— А они что делали? Задержанный и который в плаще?
— Который в плаще, я же говорю, он смотрел на задержанного. Кажется он что-то ему говорил, но я ничего не слышал. Но казалось, что он говорит ему что-то.
— Долго это продолжалось?
— Точно не могу сказать, но не долго. Если бы долго я там стоял, тогда бы кто-то пришел бы узнать, почему я не привожу задержанного. Да, наверное, минуту или две, потому что когда я поднялся наверх, правда я бегом по лестнице бежал, но все равно, если бы я стоял долго, то майор успел бы вскипятить воду в стакане. Он когда меня посылал, кипятильник включил. А когда я к нему в кабинет вбежал, вода только начала закипать.
— А ты наблюдательный, — похвалил Лешу Галах.
— Ну, — согласился Леша. — я все запоминаю.
— Это хорошо. Что дальше было. До того, как ты побежал наверх, сообщить майору, что задержанный в камере не один?
— В камере? Да ничего. Они двое просто стояли смотрели друг на друга, только казалось, что тот, маленький, который в плаще, что-то говорит. Я хоть не слышал ничего, но так казалось. Потом он повернулся и пошел. Прямо на стену. А на стене он как будто в тень превратился.
— Что значит, "как будто"?
— Ну, значит, когда он подошел к стене, прижался к ней, он стал плоским. Ну, как настоящая тень на стене. А потом эта тень будто растворилась.
— Как она растворялась?
— Просто. Становилась все бледней и бледней. И исчезла совсем. Только это быстро случилось.
— И больше ты эту тень не видел?
— Нет.
— А задержанный, что в это время делал?
— Ничего. Он как стоял, так и стоял. Я сразу захлопнул дверь. Засов я не забыл закрыть. И побежал наверх.
— Хорошо. Ты рассказал все майору и вы вместе с ним пошли вниз?
— Не сразу. Сначала он ругался. Сам он не пошел, послал одного из ребят, из оперов. Я пошел вместе с ним.
— И вдвоем уже привели задержанного?
— Да, — кивнул Леша.
— Как он себя вел?
— Задержанный? Никак. Я не очень соображал, но все же помню. Он, когда я до этого его видел, молчал больше, но видно, что наглый. А после того, как поговорил с тем, ну, с которым я видел его в камере, он стал тихий. Ну, как сказать. Я же говорю, он и до этого, больше молчал, а тут он как будто перестал быть наглым. Как будто стал бояться чего-то.
— Допрос ты не слышал, конечно. Что было потом, тоже не знаешь?
— Знаю. Я в коридоре остался. Мне майор сказал, чтобы я подождал там, пока он с задержанным поговорит, а потом со мной разберется. Кричал, что всех подряд стали брать в милицию, что скоро из дурдома станут набирать шизофреников. И задержанного он допрашивал недолго. А по разговору, когда того снова уводили в камеру, было ясно, что тот ни слова ни сказал.
— Когда задержанного уводили, он в таком же состоянии был? — спросил Галах. — Словно боялся чего-то?
— Да. Как будто и не был на допросе. Вообще такой был, как будто ничего не слышал и не видел, что вокруг него.
— О чем с тобой майор говорил, я догадываюсь. Это мне и не интересно. А вот, когда узнали, что оба задержанных покончили с собой? Через сколько времени? — спросил Галах.
— Примерно через час.
— Понятно.
    Галах поднялся со стула.
— А что мне теперь будет? — боязливо спросил Леша.
— Думаю ничего. Наверняка, даже к психиатру не станут посылать, чтобы не поднимать лишнего шума. Просто уволят по собственному желанию. В милиции смотрят на вещи реально и никто серьезно и не воспринимает твой рассказ о какой-то там тени. Все. счастливо.
    Галах направился к выходу.
— А вы? — уже вслед ему спросил Леша.
    Галах обернулся.
— Я к вашей конторе не имею отношения. Так что спи спокойно и думай, куда пойти учиться, в смысле работать. Но можно и учиться. Только не в школу милиции, туда уже не возьмут.
    Галах вышел, захлопнув за собой дверь.
— Сам знаю, — сказал, пока еще сержант милиции Леша, уже закрытой двери.

11
    Большого семейного "Доджа", на котором ездил Шаман, во дворе дома, где жили Селезневы, не было. Зато в тот момент, когда Кицунэ и Друид подъехали к этому дому, с парковки тронулся черный "Мерседес" с номером триста шестьдесят три. За рулем сидел Константин Григорьевич. Кицу и Друид узнали его — по фотографиям они знали всю семью Константина Григорьевича. Кроме него в машине был еще кто-то. Кто это, ни Кицу ни Друид рассмотреть не смогли. Человек, а скорее, даже двое, находились на заднем сиденье, это можно было увидеть через лобовое стекло. А вот стекла в задних дверях были тонированы до черноты, да и в передних тоже, правда, не так сильно, но все же. Заднее стекло тоже было густо тонировано. Так что ни сбоку ни сзади ничего видно не было.
    Друид и Кицунэ подъехали каждый на своей машине. Так они поступали чаще всего, чтобы при необходимости проще было разделиться. Так получилось и сейчас. Друид жестом показал, что он поедет за черным "Мерседесом". Кицунэ кивнула, соглашаясь.
    Джип Друида развернулся и неспеша поехал к кирпичной арке, в обе стороны от которой уходил довольно высокий металлический забор из выкрашенных в черных цвет стальных труб, они заканчивались наконечниками в виде копий. Арка была выездом их двора дома, где жил Константин Григорьевич Селезнев со всей своей семьей. И еще была домработница Татьяна. Как предполагалось, Татьяна не только домработница, но и подруга жены Селезнева.
    Кицу вышли из машины и направилась к подъезду.
    "Интересно, почему миллионер сам водит машину? — думала Кицу, пока поднималась на лифте. — Ему это нравится, он получает удовольствие, управляя автомобилем или водитель будет лишним там, куда он поехал? Скорее второе, — решила Кицу, — но может быть и то и другое".
    Под каким предлогом она появится в квартире, Кицу еще не придумала, но знала, что нужная мысль придет сама собой. Так с ней происходило часто, а точнее, всегда, если не было заранее продуманного и подготовленного плана.
    Консьерж, сидевший в небольшой комнатушке с окошком (Кицу развеселило сравнение, пришедшее ей в голову, что он похож на собаку сидящую в будке), спросил к кому она идет.
— К Селезневым, — ответила Кицу.
    Консьерж снял с телефона трубку и набрал номер.
— К вам тут девушка, — сказал он кому-то, подошедшему в квартире Селезневых к телефону. — Не знаю, сейчас спрошу.
    Чуть отстранив трубку от уха, консьерж посмотрел на Кицунэ.
— Вы их знакомая? Как вас представить?
— Меня зовут Мария, — назвала Кицу имя, которым чаще всего называла себя, общаясь с незнакомыми людьми.
— Какая именно Мария и по какому вопросу? — спросил консьерж, повторяя, видимо, вопрос который услышал в трубке.
— Я не собираюсь играть в испорченный телефон, — чуть раздраженно заговорила Кицу. — Дайте я сама поговорю.
    Раздражение играла она легко, как, впрочем и любые другие чувства: радость или грусть, безразличие или заинтересованность, удивление или непонимание.
    Она почти отобрала телефонную трубку у консьержа и сама спросила:
— С кем я говорю?
— Это мне хотелось бы знать, с кем я говорю, — ответил женский голос в трубке.
— У вас что, режимное предприятие? Может мне еще анкету заполнить? А впрочем, мне нужен Виктор.
— Виктора сейчас нет дома, — сообщил голос в трубке.
— Это неважно, — ответила Кицу. — Он уже несколько дней не отвечает на мои звонки на мобильный. Если вы хотите знать причину, я могу сказать, но в таком случае, эту причину узнает ваш консьерж, а значит многие, кому этого не нужно знать. Мне, как вы понимаете, это безразлично, не я здесь живу.
— Понимайтесь, — ответил голос.
    Кицу отдала трубку консьержу и, не сказав ему больше ни слова, направилась к лифту.
    В это время в фойе дома вошел мальчик лет двенадцати. Его Кицу тоже видела на фотографии, это был младший из сыновей Селезневых, Петя. Консьерж подтвердил это сказав:
— А вот как раз брат Виктора. — И обратился к Пете: — Эта женщина пришла к вам.
— Здравствуйте, — поздоровался с Кицунэ Петя. — Вы нам?
— Если ты Витин брат, то к вам, — согласилась Кицу.
    Они зашли в лифт. Но вместо нужного этажа, Кицу нажала кнопку последнего. Петя этого не заметил, Кицу стояла перед пультом на стене, закрыв его от мальчика.
— Пока мы едем, можем поговорить, — сказала Кицу, когда двери закрылись.
    Петя посмотрел на нее, соглашаясь взглядом.
— Вы вызывали мастера по компьютерам? — спросила Кицу.
— Да, — кивнул Петя.
— Он приходил к вам?
— Да, — снова кивнул мальчик.
— От исправил твой компьютер?
— Исправил, — ответил Петя, но как-то неуверенно.
— Компьютер что, плохо работает? — заметив неуверенность мальчика, спросила Кицу.
— Нет, сейчас он хорошо работает.
— А что тогда? Почему у тебя какое-то сомнение в глазах? — Кицу теперь внимательно смотрела в глаза Пете. — Он долго был у вас, мастер?
    Петя молчал, казалось не понимал чего-то.
— Ты не помнишь, сколько времени он у вас пробыл? — продолжала спрашивать Кицу.
— Да, — как бы вспоминая и чуть растеряно ответил мальчик. — Не помню.
— Расскажи очень быстро, что помнишь.
    Петя легко рассказал все до того момента, когда они вошли в комнату жены старшего брата. Он рассказал даже о скатившей на пол авторучке и вращающемся на ладони шаре. Но рассказал быстро, Кицу не дала ему задержаться на таких деталях подробно.
    Лифт доехал до последнего этажа. Когда двери открылись Кицу не спешила снова нажала на кнопку, она продолжала расспрашивать.
— Я не помню, когда он ушел. Мне кажется, я уснул. Как будто бы уснул, — говорил Петя, словно чувствовал себя виноватым.
— Вы вошли в комнату Лены и после этого ты ничего не помнишь? — уточнила Кицу.
— Ну, да. Мне кажется я проснулся уже в своей комнате. Только я не лежал, когда проснулся, а сидел за компьютером. Он уже нормально работал.
    Наконец лифт остановился на нужном этаже.
    Когда открылись двери лифта, дверь квартиры была уже открыта.
— Что-то вы долго добирались. Пешком можно было быстрее дойти, — сказала женщина, стоявшая у двери.
— Я перепутала этажи, — объяснила Кицу, — нажала не на ту кнопку.
    Женщина не удивилась, когда увидела в лифте вместе с девушкой Петю. Видимо, консьерж еще раз звонил и сказал, что гостья села в лифт вместе с мальчиком.
    Кицунэ делала вид, что раздражена. Она прошла в квартиру не поздоровавшись с женщиной, стоявшей в дверях. Это была домработница Татьяна, которая, видимо, начала догадываться о причине прихода этой девушки. Так что она сразу же сказала Пете, чтобы он шел в свою комнату. Петя не был слишком послушным мальчиком, но сейчас он не стал спорить и сразу ушел к себе.
— Я не привыкла вести себя нагло и бесцеремонно, — заговорила Кицу, когда Татьяна закрыла входную дверь. — Но помните, как в Евангелие говориться: "Поступай с другими так, как хочешь, чтобы с тобой поступали". Но можно и слегка перефразировать: поступай так, как с тобой поступают. Виктор, как только узнал, что я беременна, сразу перестал со мной общаться. Больше того, он начал избегать меня. Не просто избегать, а даже прятаться.
    Кицунэ говорила громко, ей нужно было, чтобы не только домработница Татьяна слышала ее слова.
— Давайте пройдем ко мне в комнату и там поговорим, — голос Татьяны стал настороженным, опасливым.
— Прежде мне хотелось бы знать, с кем я разговариваю, — не согласилась Кицу.
— Я не могу назвать Виктора своим сыном, — стала объяснять Татьяна, — но я с детства воспитывала его и ухаживала за ним. Поэтому он почти мой сын.
— В такой же степени, как он почти мой муж, — с сарказмом ответила Кицу.
    В это время послышался еще один женский голос.
— Очень интересный разговор, — это сказала вышедшая в прихожую из одной из комнат девушка.
    Кицунэ узнала в ней Елену, жену Виктора.
— Вы сестра Виктора? — спросила Кицу. — Он мне говорил, что у него есть старшая сестра.
— Он так и сказал: старшая сестра? — заинтересовалась Елена.
— Именно так, — согласилась Кицу.
— А о жене он вам ничего не говорил?
— О жене? — удивилась Кицу. — О какой жене?
— Которая стоит перед вами, — объяснила Лена.
    Кицу, казалось, не могла найти, что ответить. Она стояла и смотрела на появившуюся женщину и словно ничего не понимала. Наконец, она пришла в себя.
— Вы хотите сказать, что вы его жена? — спросила Кицунэ.
— Я не хочу сказать, я уже сказала это, — с улыбкой, в которой больше было сарказма, ответила Елена.
    Кицу еще несколько секунд молчала, но потом, как бы через силу, улыбнулась.
— В таком случае, — сказала она, — уместнее всего мне именно с вами поговорить.
— Я тоже так думаю, — согласилась Лена. — Так что, пройдем в мою комнату.
    Когда они зашли в комнату Елены, Кицу сразу устроилась в кресле, стоявшим у компьютерного стола, на котором и располагался компьютер и с интересом стала рассматривать комнату, хотя ничего интересного в ней не было, даже не скажешь, что здесь живет сноха миллионера.
    Лена, прислонившись спиной к двери и скрестив руки, казалось без интереса рассматривала Кицунэ.
— Мне бы не хотелось, чтобы наш разговор кто-то еще услышал, — заговорила Кицу как бы с безразличием.
    Но такое поведение сейчас давалось ей с трудом. Как только она вошла в комнату, сразу почувствовала внутреннее напряжение, а еще, беспричинную тревогу, даже страх. О подобном говорили Шаман и Галах, когда рассказывали про подвал выселенного дома.
— В вашей квартире, — пояснила Кицу, — такие большие замочные скважины в дверях. Они будто специально сделаны для подслушивания.
    Лена, все так же недобро и насмешливо улыбаясь, согласилась с Кицу.
— Ты права, — она чуть заметно качнула головой. — Совсем ни к чему всем все здесь знать. Тем более, любителей подслушать хватает. Уже убедилась в этом.
    Рядом стоял стеклянный столик на колесах, на нем небольшой магнитофон. Лена подошла к этому столику, включила магнитофон и слегка толкнула столик. Он подкатился к двери, чуть коснувшись ее, остановился.
— Теперь кроме музыки ничего не услышит, — сказала она.
    Кицу с полминуты помолчала, словно обдумывая что-то. Лена смотрела на нее и тоже молчала, ждала, когда заговорит эта женщина, так нагло ввалившаяся, другого слова не подберешь, в их квартиру.
— Думаю, — заговорила Кицу, — нет смысла скрывать, говорить неправду. Все равно потом все выяснится.
— Согласна, — коротко ответила Елена.
— Я знала, — продолжила Кицу, — что у Виктора есть жена.
— В таком случае никто никого не обманывал и винить, что ты беременна, кроме себя некого.
— А я никого ни в чем и не виню, — согласилась Кицу с Леной.
— Тогда какого черта ты здесь делаешь? Что тебе здесь нужно? — Лена сказала это без всякой злости, но недобрая насмешка в голосе осталась.
— Ты совсем не ревнуешь или не показываешь этого? — спросила Кицу.
— Это не твое дело. Но вообще-то, почему я должна ревновать? Как говорится, не мыло, не измылится.
    Прямолинейность, форсирование событий часто приносят вред, Кицунэ это хорошо знала, но так же знала, что осторожность может стать упущенной возможностью. Но сейчас выбрать, как себя вести, было во много раз сложнее. Исчез Шаман. И последнее место, где он был на связи, это квартира, в которой она сейчас находится. Даже больше того, от брата Виктора она узнала, что Шаман заходил сюда, в эту комнату, и вот уже после этого о нем ничего неизвестно.
    Кицу решила, что сейчас осторожность будет лишней.
— Тем более, — как бы продолжила Кицу слова Елены, — если есть замена, и замена более выгодная.
— Ты это о чем? — Елена перестала улыбаться.
— Правильнее будет сказать, "о ком", — поправила Кицунэ.
— Тогда о ком? — не стала спорить Елена.
— О Константине Григорьевиче, — пояснила Кицу, хотя было понятно, что Елена и так все поняла. — Об отце Виктора.
    Елена прошлась по комнате.
— И кто тебе сказал эту глупость? — спросила она. — Надеюсь не Виктор?
    Кицу ничего не ответила. Она встала из кресла и подошла к стене. Шаман говорил, как усилились чувства страха и дискомфорта, там, в подвале выселенного дома, когда он дотронулся до стены. Кицунэ дотронулась до стены комнаты, потом прижала к ней ладонь. И сразу почувствовала то, о чем говорил Шаман. Дискомфорт, напряжение, страх, все это в ней мгновенно усилилось. Она чуть не отдернула руку, словно стена была раскалена, но сдержала себя, руку убрала как бы нехотя.
    Но Елена жила здесь. И она что, ничего не замечала, не чувствовала? Наверное. Если бы не так, она давно убралась бы из этой комнаты. В подобном состоянии, которое сейчас испытывала Кицу долго находиться невозможно. Меньшее, что может получиться из этого — и не через годы не через месяцы, хватит нескольких недель — психическое расстройство. А с Еленой, по всем признакам, все нормально,
— Маленький серый человек, — это Кицу сказала как бы сама себе, словно вспоминала что-то, но сразу обратилась к Елене. — Что жалеть о сыне миллионера и ревновать, когда есть его отец? Правда? Но и он не так важен, когда есть маленький серый человек?
    Елена, во время всего разговора, внимательно наблюдала за Кицу. Видимо, она сразу почувствовала силу, которая в ней была, И, когда Кицу лишь прикоснулась к стене, в прищуренном взгляде Елены появилось напряжение, сосредоточенность. Но слова: "маленький серый человек", сработали как команда дрессировщика. Елена забормотала что-то тихо и невнятно. Этого не было слышно, даже тихий звук магнитофона заглушал слова Елены.
    Как и остальные из их команды, Кицу умела читать по губам. Сейчас она не могла понять ни слова из того, что бормотала Елена. Просто набор непонятных незнакомых слов, скорее даже бессмысленное сочетание звуков. Но Кицу и не могла не понять, что это значит. Ее беспричинный животный страх усилился, будто она опять дотронулась до стены. Но она ее не трогала, и это значило, что то, что вызвало этот страх, приближается.
    Вспомнились слова Шамана: "То что мы называем сверхъестественным, мистикой — это или неизвестные нам технологии более развитых цивилизаций, или заблокированные участки нашей памяти, знания недоступные нам в этой жизни, в этой нашей оболочке. И здесь, в этом мире, слова или знаки, или какое-то действие — как ключ зажигания, как какая-то кнопка, запускающая механизм.
    Не все закрыто от нас слишком плотно, во всяком случае, не для всех. Кто-то может пользоваться этими технологиями, частью их, совсем небольшой частью этих знаний и то, ощупью, наугад, или почти наугад."
    Кицу была из тех людей, кому была дана природная способность пользоваться такими технологиями, как это называл Шаман. И чтобы не случилось что-то нехорошее, а может быть страшное, Кицу сейчас должна была применить свой талант, свои возможности. И применить в полную силу, потому что было понятно, что женщина находившаяся в этой комнате и шептавшая что-то, она тоже умела пользоваться этим. И неважно, природным было такое умение или нет. Многому можно просто научиться.
    Одной из особенностей таланта Кицунэ было то, что она могла, не говоря ни слова, не глядя на человека, заставить его замолчать, сбить с мысли, как недавно это шуткой она проделала с Шаманом. Но подобное несложно, когда человек расслаблен, когда в нем нет напряжения мысли и воли. Но вот сделать то же самое с тем, кто сосредоточен, кто сопротивляется твоей воле, это гораздо труднее.
    Возможно, даже наверняка, Кицунэ смогла бы помешать Елене вызвать ту силу, которую та призывала. Но Кицу опоздала. Она заставила Елену умолкнуть, смогла спутать ее мысли, забыть слова заклинания. Но поздно.
    Кицу увидела как в углу комнаты стал появляться прозрачно-призрачный силуэт, словно в жаркий день волнообразное марево на горизонте. Но это было не далеко на горизонте, это было рядом. И оно собранно в сгусток, копирующий очертания человека. Очертания становились более четкими, Кицунэ уже могла различить маленького человека закутанного в плащ.
    Страх Кицу вдруг исчез, она сразу обратила на это внимание, давно приучившись фиксировать и оценивать свои чувства, ощущения, эмоции, в какой бы ситуации не находилась. Вместо беспричинного страха, который она постоянно испытывала, как только вошла в эту комнату, появилось любопытство. Даже не интерес, а простое примитивное любопытство.
    Ее лишают чувства самосохранения, вдруг поняла Кицу. И это было знаком того, что опасность сейчас гораздо большая, чем она ожидала.
    И все же она не поступила бы так, как поступила, если б не странное молчание, исчезновение Шамана. Он направился в эту квартиру и перестал выходить на связь. И Галах, и Друид, и Кицу продолжали расследование, будто все идет, как и должно, но для каждого из них сейчас стало главным узнать, что случилось с Шаманом, найти его. Все трое понимали, что только что-то очень серьезное могло заставить Шамана не отвечать на вызовы. А если и она, Кицунэ исчезнет, то этим еще больше усложнит все для Галаха и Друида.
    До двери было несколько шагов. Кицу хватило двух секунд, чтобы разбежаться и, перепрыгивая через стеклянный стол, на котором все еще играл магнитофон, толкнуть руками створку двери, которая, распахнувшись, с такой силой ударила ручкой по обратной стороне стены, что там наверняка осталась вмятина.
    Входную дверь, ведущую на лестничную площадку, Кицу открыла мгновенно: правило — входя в незнакомую квартиру, запомнить, как хозяин закроет замки, она не выполняла, это за нее бессознательно делали ее глаза и мозг.
    Не дожидаясь лифта, Кицу сбежала вниз по ступенькам.
    Мимо консьержа она шла уже спокойно и не спеша. Улыбнувшись, сказала ему:
— До свидания.
   Консьерж заулыбался в ответ и зачем-то сказал: "Заходите еще", словно Кицунэ приходила в гости к нему.

12
    Они отъехали уже километров на двадцать от Москвы. Движение было порядочное и следить за черным "Мерседесом", в котором на заднем сиденье находилось еще один или два человека, было несложно. Потом "Мерседес" свернул на ответвление основной трассы. Здесь машин почти не было и, чтобы его джип не привлек внимание Селезнева, Друиду пришлось порядочно отстать.
    По радиотелефону Друида вызвала Кицу.
— Что-то есть? — спросил Друид.
— Есть. И очень серьезное. Сейчас рассказывать не стану. Долго. Ты встречаешься в подругой нашего депутата?
— Если ничего не случится, — не стал загадывать Друид.
— До твоей встречи с ней мы все обязательно должны поговорить.
— А если коротко?
— Видела тень. Остальных участников, возможно, придется устанавливать уже активно работая с теми, кого знаем. Но с ними может произойти то же, что и с Курьяновыми. Боюсь за Шамана. Елена Селезнева, если не основное, то одно из основных лиц в этом деле, — коротко рассказала Кицунэ.
— Понял, — сказал Друид.
    Ему очень не понравились слова Кицу: "Боюсь за Шамана".
— Как только доведу старшего Селезнева до места, сразу свяжусь, — Друид отключил телефон.
    Дорога пошла лесом, Друид прибавил скорости. Он догадался, куда они едут. Дальше будет дачный поселок, там живут люди, обеспеченность которых гораздо выше среднего уровня.
    Лес кончился и по обеим сторонам вместо деревьев стояли теперь особняки, в основном двухэтажные. "Мерседес" доехал до самого конца дороги и остановился. Дальше снова начинался лес.
    Съехав на обочину, Друид тоже остановил свой джип у высокого забора из бледно желтого кирпича.
    Три человека вышли из черного "Мерседеса". Один из них, естественно, был сам Константин Григорьевич Селезнев, двоих других, которые сидели сзади, Друид не знал, а он надеялся, что увидит Шамана. Насколько бы тогда все упростилось.
    "Мерседес" остался на небольшой площадке, которой заканчивалась дорога, а трое людей, те, за кем следил Друид, направились к лесу. До него им нужно было пройти всего метров десять-пятнадцать, так что фигуры троих людей почти сразу оказались среди деревьев.
    Следить в лесу за людьми (если это не городской лесопарк, где всегда полно народу) труднее, чем в городе, но не для Друида. Он в любой местности мог оставаться незаметным и ориентировался как в собственной квартире. В лесу, при желании, он мог отстать от человека на несколько километров и потом по незаметным для большинства следам, признакам легко найти его. Но сейчас Друиду не нужно было такой осторожности, деревья еще были в листве и только некоторые листья начали желтеть, но еще не опадали и достаточно было того, что Друид оставался на расстоянии, когда фигуры мужчин время от времени мелькали между деревьев.
    Друид подумал, что сейчас удобный момент, чтобы поговорить с этими троими. Поговорить по очереди. "Отключить" на время двоих, а с кем-то одним поговорить.
    Друид не мог как Шаман ввести человека в гипнотический сон или транс.
    Или Кицу. У нее были свои способы, с помощью которых она делала человека послушным, как овца.
    Впрочем, не каждый поддается гипнозу. Способы Кицу надежней, она воздействует на скрытые возможности организма, и к примеру, запустив механизм самовнушения, можно добиться очень многого. И все же не всего, и не всегда.
    У Друида способы свои. Есть, конечно, пентонал, скополамин, амитал. Есть препарат, изобретенный всего несколько лет назад (пара ампул лежали в бардачке машины Друида). Но на "сыворотку правды" Друид не очень рассчитывал и никогда ей не пользовался. Человек мог свои фантазии выдать за правду или рассказать то, чего не было, но что он внушил себе. Гораздо надежней — психологическое воздействие.
    Вот "сломать" можно любого. Нет такого человека, которого невозможно заставить говорить правду или делать все, что прикажешь, если он, конечно, не решит покончить с собой. Но и тут, чем слабее становится воля человека, тем труднее ему по собственному деланию уйти из жизни.
   Но на психологическую обработку можно потратить и несколько минут, а может уйти на это и несколько дней, в каких-то случаях, даже недель, все зависит от воли человека. Так что поторопившись, все только испортишь.
    Примерно через полчаса показался просвет. Трое, за кем следил Друид, вышли на опушку. Солнце садилось. Друид увидел отблеск солнечных лучей на воде — метрах в трехстах от леса протекала река.
    Все окажется напрасным, — подумал Друид, — если где-то у берега этих троих ждет лодка.
    Впрочем, едва ли, — успокоился Друид, — какой смысл проезжать лишнее расстояние и потом полчаса тащиться по лесу, чтобы перебираться через реку на лодке, когда можно было свернуть с трассы на пару километров раньше и проехать по мосту.
    Мужчины, за которыми следил Друид, направились, чуть левее того места, откуда вышли, в сторону небольшого холма, река там делала изгиб. Наверное, немного не рассчитали направление, идя среди деревьев. Друид пошел за ними, но из-за деревьев не выходил. Он шел параллельно их направлению, только чуть отстав.
    Трое стали подниматься на небольшой холм, хотя обойти его было проще.
    С этой стороны, откуда мужчины подошли к холму, откос его был отлогим и чтобы подняться наверх, нужно было пройти метров пятьдесят даже больше.
    Наконец все трое добрались до вершины, впрочем, едва ли это можно было назвать вершиной, просто самая высокая часть местности здесь.
    Потом случилось непонятное. Трое, стоявшие наверху холма, начали исчезать. Они словно растворялись в воздухе, становились похожи на мирах, но мираж неясный, расплывчатый, как дым костра. Потом их не стало. Они не скрылись, спустившись на противоположенную сторону холма, Друид видел бы это, они просто исчезли и все. Осталось легкое, уже без определенных очертаний, марево, как от раскалено воздуха. Но и оно почти сразу растворилось, перестало быть видимым.
    Все это продолжалось несколько секунд.
    Друид еще некоторое время стоял и смотрел наверх. Потом бегом стал подниматься. Секунд через пятнадцать он был уже на том месте, где все случилось. Он осмотрелся. Нигде ни одного человека на расстоянии, по крайней мере, в километр видно не было. В лес вернуться эти трое не могли, им бы пришлось спуститься по холму со стороны, где находился он, Друид.
    В спутниковом телефоне, когда Друид решил связаться с Галахадом и Кицу, а может и Шаманом, вместо привычного сигнала слышались только потрескивания. В мобильном вообще была полная тишина.
    Зато внутри самого Друида, появилось чувство страха. Беспричинное животное чувство. И ощущение психологического дискомфорта. Галах и Шаман то же самое говорили о помещении в подвале, где нашли халат Елены, снохи Селезнева и кровь родившегося или вырезанного из живота матери семимесячного ребенка.
    Друид вспомнил, слова Кицунэ, когда по фотографии Шамана она пыталась узнать где он и вообще жив ли еще. Ей что-то мешало, какой-то туман, энергетический туман застилал место где он находится. Но пару раз были мгновенья, когда этот туман рассеивался. Тогда в ее подсознании появлялось что-то странное — Шаман как бы погребен заживо, но, тем не менее, жив. Кицу не могла утверждать, но сказала, что видит возвышенность, холм.
    Несколько минут Друид медленно ходил по плоской вершине холма. Он как бы прислушивался к своим чувствам, пытаясь найти место, ту точку на этой возвышенности, где страх будет ощущаться сильнее всего. Но вместо этого случилось другое, противоположенное. Страх и дискомфорт прошли. Не совсем, но ощущаться стали меньше, словно Друид привыкал к этому.
    Когда он вернулся к поселку, обнаружил еще одно исчезновение, правда, вполне объяснимое — черного "Мерседеса" на месте не было.

13
    Кицу, Галах и Друид внимательно смотрели на монитор компьютера. Галах, нажимая на клавишу, поочередно менял две, похожие одна на другую, картинки. Это было изображение того самого холма, забравшись на который, несколько часов назад исчезли трое мужчин, за которыми следил Друид. Но говорил Галах о другом.
— В теле ребенка, правильнее сказать, в остатках крови, обнаружено какое-то неизвестное науке вещество. Как это оно влияет на живой организм пока выяснить не удалось. Пытались вводить его животным. Вещество сразу разрушается.
— А кроме этого вещества? — спросила Кицу.
— Во всем остальном, — Галах снова поменял картинку на мониторе, — во всем, что от него осталось, это обычный недоношенный семимесячный младенец. Поэтому вполне вероятно, что зачат он был и родился, а может просто родился, или просто зачат не на Земле.
— То есть, были украдены мужчина и женщина или просто беременная женщина? — предположила Кицу.
— Могли и здесь ввести какие-то вещества внеземного происхождения беременной женщине или уже непосредственно ребенку, — Друид сказал это, внимательно вглядываясь в картинку на мониторе.
— Могли, — согласился Галах и снова нажал клавишу, сменив изображение на другое, мало чем отличавшееся от предыдущего и продолжил свою мысль. — Я бы сказал, это даже более логично, учитывая происходящее.
— Только вот мало что мы знаем о происходящем? Еще меньше понимаем, — проговорила Кицу и сменила тему. — Эта фотография сделана со спутника прошлым летом? А другая сейчас, съемка практически в реальном времени?
— Практически да, — кивнул Галах. — Вторая фотография сделана полчаса назад. Разницы между ними не вижу и чего-либо странного тоже.
— А если измерить расстояние между двумя точками по обеим сторонам холма? — предложила Кицу. — У Шамана кажется есть программа в компе, которая что-то такое вычисляет.
— Программа есть, а вот Шамана нет, — проговорил Галахад, но принялся нажимать клавиши, пробормотав: — Спутник находится не совсем в том месте, откуда была сделана старая фотография. Но отклонение учитывать не будем, оно даже не в секундах а в каких-нибудь тысячных градуса.
— Не надо учитывать, — поддержал Галаха Друид. — Тем более, у нас ни транспортира, ни логарифмической линейки нет. А что такое тангенс и котангенс я вообще не помню.
— Если у нас будет когда-нибудь работа связанная с цирком, — заметила Кицу, — ты можешь под прикрытием устроиться туда клоуном.
— Это комплимент. Клоун единственный из артистов в цирке, кому нужны мозги. Хотя нет. Фокусникам, факирам и магам, без них тоже трудно обойтись. А вот интересно, почему ведьмы не выступают в цирке? Я даже номер придумал. Публичное сожжение старой ведьмы. Потом огонь заливают водой и вместо старой появляется молодая и красивая ведьма. Ее мокрая тонкая одежда стала прозрачной, прилипла к телу…
    Галах уже не слышал разговора Кицунэ и Друида. Занимаясь каким-то сложным для себя делом, он мог полностью отключаться и не видеть и не слышать ничего абсолютно.
— Тот призрак, — закончив о мокрых ведьмах, заговорил Друид уже серьезней, — которого для тебя вызвала бывшая медсестра, мог быть чем-то вроде голографического двойника.
— Вполне, — согласилась Кицу. — Вот только двойника кого? Сожженного в средине века колдуна? Гостя из другой галактики? А может реально существующего в этом мире, живущего сейчас человека, из какого-нибудь африканского племени?
— Или в соседнем доме, — добавил Друид.
    В это время Галах поднялся со стула и прошелся по комнате. Кицу и Друид посмотрели на него. Они хорошо знали Галаха и видели, что он не напрасно занимался непривычным для себя делом. А еще, кажется, он удивлен.
— Не знаю, — заговорил Галахад, продолжая ходить. — Если только я все правильно сделал.
— Будем предполагать худшее, — поторопил Галаха Друид, — и станем исходить из того, что ты сделал все правильно.
— Смотрите, — Галах и показал на экран монитора. — За контрольные точки я взял вот эту березу, на самом краю леса и большой камень, скорее, его можно назвать валун. Прямая между ними проходит через середину холма. И вот эта прямая, — продолжал Галах, — в прошлом году была метров на пять длиннее, чем сейчас. Спрашивается, куда за этот год пропали пять метров нашей планеты?
    Кицу молчала, обдумывая сказанное Галахом.
— Маленький "Бермудский треугольник", — проговорил Друид и поправил себя. — А правильнее, бермудский холмик.
— Оптический обман? — предположила Кицу.
— Или смещение пространства, — предположил и Друид.
— Как тебе пришла эта мысль, сравнить один и тот же участок земли? — спросил Галахад, взглянув на Кицу.
— Не знаю, — подумав пару секунд ответила Кицу. — Наверное, потому что в женском мышлении не всегда присутствует логика и ее мы часто заменяем интуицией.
— А так как Кицунэ, — заговорил Друид, — девушка умная, то ее интуиция может показаться бессмысленной только на первый взгляд. Хотя, у меня были знакомые, муж и жена. Как-то у них сломалась машина. Не заводится. Долго с ней возились. Потом жена говорит: а может у нее выхлопная труба сломалась. Все посмеялись. А потом оказалось, кто-то пошутил, мальчишки, скорее всего. Заткнули выхлопную трубу тряпкой.
— Галах, — обратилась Кицу к Галахаду, — ты говорил, что после того, как вы с Шаманом побывали в том подвале, ваши часы ушли вперед почти на минуту. Ты их уже подвел?
— Естественно, — кивнул Галах.
   Кицунэ достала из сумочки дорогой хронометр.
— Хочу сравнить время с твоим, — сказала она Галаху.
Оказалось хронометр Кицу спешит почти на полторы минуты. Друид посмотрел на свои часы-хронометр.
— У меня, — сказал он, — вообще больше чем на две минуты ушли.
— Получается, — задумчиво проговорил Галах, — в тех местах, которые для нас проявляют себя чувством страха, течение времени ускоряется.
— Именно из-за этого, — продолжил Друид, — я и не мог выйти на связь. Ведь достаточно даже чего-то одного, искривления пространства или смещения времени и сигнал будет уходить неизвестно куда. Хотя, думаю, одно с другим всегда связано.
— Это не факт, — не согласилась Кицу. — Конечно, во вселенной все взаимосвязано, но и вариантов этой связи может существовать бесчисленное множество. Но визуально это ты никак не воспринимал?
— Я же был не внутри того пространства, а, наверное, рядом, — предположил Друид. — И даже если бы внутри? Что я должен был видеть? Если, как ты говоришь, сочетаний может быть бесчисленное множество, то и просто искривлений не меньшее множество: винтообразное, закольцованное, завязанное в узел, перепутанное как комок ниток, с которым поиграл котенок.
— Научные диспуты оставьте ученым, которым нечего делать, кроме как дискутировать, — остановил Кицу и Друида Галах. — А у нас есть работа.
— Займемся похищением людей? — предположил Друид.
— Именно, — кивнул Галах. — Ты, Друид, должен встретиться с Григорьевой?
— Уже через час, — подтвердил Друид.
— Хорошо. Значит, через два часа она должна быть на нашей тренировочной базе.
— Допрос? — решил уточнить Друид.
— И очень жесткий. Даже с применением психотропных средств, если понадобится. — Галах сказал это таким тоном, чтобы не было сомнений, что он не шутит. — Надо попытаться вытащить Шамана. А вытаскивать неизвестно откуда. Так что ничего другого не остается. Я поеду за Селезневой Еленой.
— Может я? — предложила Кицу. — У меня уже есть опыт общения с ней.
— Нет, — не согласился Галах. — Твой опыт я учел, поэтому ее нужно будет сразу же усыпить. Возможно, придется проделать это со всеми, кто окажется в квартире, чтобы не мешали и не подняли шум. А вот потом, чтобы Елену в бессознательном состоянии затащить в машину, понадобится простая примитивная физическая сила, а не твой опыт общения с ведьмами. Ты, Кицу, поедешь туда, — Галах, показал на экран монитора. — Но прошу, Кицу, ни в коем случает не предпринимать ничего, пока мы с Друидом не поговорим с этими двумя женщинами. Только  наблюдение. Достаточно того, что исчез Шаман. Кстати, прослушивание ничего не дало?
— Абсолютно, — отрицательно покачала головой Кицу. — Самые обычные разговоры. Микрофоны и видеокамеры, те, что установлены в доме Григорьевой, дали не больше, чем прослушка телефонов. У Селезневой я установила только один микрофон, в ее комнате. Но он молчит. Но это тоже немало. Получается, что-то, что вызывает в нас чувство страха, поглощает и радиоволны. Вероятнее всего, именно по этой причине мы не можем определить, где находится Шаман. Но мне все же удивительно, как Елена живет в такой комнате, где что-то постоянное давит на психику.
— Не думаю, что для ее друзей, которые появляются из пустоты, как джины из бутылки, большой труд подавить чувство страха, — заметил Друид.
— В любом случае, — проговорил Галах, — и Григорьева и Селезнева должны пройти самое полное медицинское обследование: анализ крови, мочи, костного и спинного мозга, сканирования головного мозга и так далее.
    Уже на улице, когда Кицунэ садилась с свою машину, Галах подошел к ней.
— Еще раз прошу, никаких действий, только наблюдение. Возможно, это только случайность, везение, что Друид забрался на тот холмик и не исчез, как Шаман. О появлении призрака в комнате Елены, я даже не говорю. Рад, что у тебя не появилось желания с ним познакомиться.

14
   Уже около двух часов Кицунэ "прогуливалась" по лесу. Сквозь деревья хорошо был виден холм, о котором говорил Друид и который она рассматривала на мониторе компьютера. Там он был виден сверху весь, сейчас только с одной стороны и снизу. Но местность вокруг холма Кицу запомнила хорошо.
   Пока что ничего не происходило на этом холме.
    Примерно час назад по спутниковой связи Кицу вызвал Галах. Его сообщение было очень интересным. Он рассказал, что Елену дома не застал. Но это было не самым главным. Более важное, что случилось, это то, что "Мерседес" Селезнева попал в аварию. Он ударился в стоящий на обочине бензовоз и взорвался. Это было странным, потому что только в кино машины взрываются от столкновения. Да и паре свидетелей показалось (едва ли показалось, скорее всего, так и было), что "Мерседес" даже не задел тот бензовоз, а взорвался, просто проезжая мимо него. Бензовоз стоял с поднятым капотом и водитель возился с заглохшим двигателем. Еще им, свидетелям, показалось, что бензовоз взорвался одновременно с "Мерсом", так что Галах предполагает, что на обеих машинах сработали взрывные устройства, с ограниченным радиусом действия, всего в несколько метров — "Мерс" проезжает мимо бензовоза и в это время происходит взрыв. Впрочем, возможны варианты, в этом можно будет разобраться позже. Машины сгорели полностью, и от тех, кто находился в "Мерседесе" и от водителя бензовоза не осталось ничего, кроме обугленных скелетов. Милиция считает, что в "Мерседесе" находились Константин Григорьевич и его сноха Елена, об этом судили по оставшимся на труппах предметам, таким как часы, ключи, женские украшения и тому подобное.
    И второе, о чем рассказал Галах: Григорьева Нина убила своего любовника, депутата Паршина. Друид приехал к ней, но Нины не было, только труп Паршина. Друид просмотрел записи с установленных в доме Григорьевой видеокамер. Нина собралась куда-то уходить, очень спешила, нервничала, в это время пришел Паршин. Он не захотел ее отпускать, устроил разборки. Нина не стала тратить время, она просто достала из ящика письменного стола пистолет, выстрелила Паршину в голову и ушла.
— Кроме нас троих, — сказал Галах, — об этом, пока что, никому неизвестно.
     Еще Галах сказал, что они с Друидом приблизительно через час, может чуть позже, подъедут к ней и еще раз предупредил, чтобы Кицу была осторожней, так как Григорьева наверняка появиться там и появиться она может раньше, чем успеют доехать Галах и Друид, а "ствол", который она взяла с собой, Григорьева применит не раздумывая. Кицу и сама понимала что все очень серьезно. Уже есть семь трупов не считая младенца, и это только то, что им известно. А в вооруженную Григорьеву стрелять нельзя, ее нужно взять живой и здоровой.
    И все же, если бы Кицу не пообещала Галаху и если бы она не понимала, что может подвести товарищей, то давно бы уже была наверху. Там ее, конечно, видно, как на ладони, но и она сможет видеть все, что происходит вокруг, и всех, кто покажется с любой стороны холма.
    И еще. У Кицу с собой портативный прибор. Совсем небольшой, величиной с пульт для телевизора, но очень мощный для его размеров и очень многое может — это и радар, и термодетектор, и сканер ультразвукового и инфракрасного излучения.
    Впрочем, если часть холма, Галах даже подсчитал — около пяти метров, исчезли для нашего трехмерного пространства, то прибор едва ли поможет. Это все равно что пытаться рассмотреть картину, находясь сбоку от нее — изображение перестанет существовать, станет ничем. Но это в идеале, если не учитывать слой краски. Но если что-то существует, то идеальным быть не может, пусть даже существует это хоть в двадцатимерном пространстве. Другое дело, что неизвестен размер, образно говоря, толщина слоя краски. Кто знает, какая величина этого существующего. Она может быть в миллионы раз меньше атома или даже какого-то нейтрона или протона. Так что сверхсовершенный сверхчувствительный прибор будет так же полезен, как увеличительное стекло для обнаружения, ну, хотя бы, тех же атомов.
    Рассуждения Кицу оборвались.
    Она увидела человека. Он шел вверх по холму от реки, со стороны почти противоположенной к тому месту, где находилась Кицунэ, так что голова и плечи его стали видны, когда человеку до вершины оставалось всего метров десять-пятнадцать. Это была женщина, а конкретнее — Григорьева Нина, любовница депутата Паршина. Теперь уже бывшего депутата и бывшего любовника.
    Нину нельзя упустить. Друид рассказывал, как исчезли Селезнев (который теперь еще и сгорел в своем "Мерседесе" вместе со снохой-любовницей или кто там она ему) и двое мужчин, которые поднялись на этот холм вместе с ним.
    Нина тоже видела, как, выскочив из-за деревьев, к ней бежит женщина. Наверняка она даже узнала Кицу, которая для нее была американской актрисой Натальей Голдберг. Нина стала подниматься быстрее.
    Слишком поздно заметила Кицунэ Григорьеву и когда та остановилась на вершине холма, Кицу была от нее метрах в тридцати. Она увидела, как Нина стала превращаться в призрачное волнообразное марево похожее на то, которое она видела в комнате Елены. Только сейчас силуэт не появлялся, наоборот, Нина исчезала.
    Кицу остановилась. Животный страх, который она не замечала, пока бежала, сейчас ощутился с такой силой, что вызвал жгучую боль в солнечном сплетении, поднялся выше, заполняя грудную клетку. Страх холодный и обжигающий, словно внутри нее находился сухой лед. Кицунэ с трудом справилась с желанием бежать. Бежать все равно куда, но только подальше от этого места. У нее едва хватило воли, хотя одновременно она понимала, что поступает глупо, оставаясь наверху. Этот страх может быть предупреждением — здесь слишком опасно.
    Постепенно страх стал проходить. Он не исчез совсем, но теперь его можно было переносить, даже не обращать внимание, как на обычный и привычный страх, которые мы испытываем с самого раннего детства.
    Но откуда берется этот страх? — задумалась Кицунэ. — Видимо, включается какой-то прибор, какой-то механизм, открывающий, образно говоря, дверь, в которую и "прошла" сейчас Нина. Работа этого прибора сопровождается излучением или волнами звуковыми, световыми или черт знает какими. Они и вызывают чувство страха. "Дверь" закрылась, механизм перестал работать. Но может быть и другое. Возможно, что-то вызывающее страх находится там, за закрытой "дверью", и когда дверь открывается, это "что-то" вырывается сквозь нее наружу. Нет, это не звуковые низкочастотные волны и не свет, решила Кицу. Звук или свет не могут накапливаться и сохраняться в стенах домов, как, например, в подвале или комнате Елены.
    Кицу услышала, что ее зовут. Она обернулась и увидела двух человек между деревьями. Они шли в ее строну. Это были Галах и Друид. Кицу стала спускаться с холма.
— Я тебя просил не подниматься наверх, — заговорил Галах, когда она подошла к ним.
— Григорьева Нина там была, — ответила Кицу.
   Она рассказа что случилось.
— Может это и хорошо, что ты ее не догнала, — Галах посмотрел на верх холма. — В лучшем случае, а точнее, в худшем, ты могла исчезнуть вместе с ней. Скорее всего, именно это произошло с Шаманом в комнате Елены.
— Хочется надеяться, что он исчез не навсегда, — тихо заметила Кицу.
— Я тоже предпочитаю надеяться на лучшее, — проговорил Друид.
— А кстати, Елена? — спросила Кицу. — Селезнева Елена, как я поняла, и ее свекор посадили кого-то в свою машину вместо себя. И даже подарили этим людям кое-что из своих вещей?
— Да, — кивнул Галах. — И те двое поджарились так, будто это не машина была, а печь крематория.
— Как я понимаю, для этого Елена и возобновила знакомство со своей бывшей подругой и ее мужем. И познакомила с ними своего свекра. Курьяновы для этого и нужны были им, они их готовили, чтобы кремировать вместо себя, — предположила Кицу.
— Наверное, — согласился Друид. — Но Курьяновы не дотянули до счастливого конца и Селезнев нашел дублеров.
— Поэтому и получилось все так неаккуратно, непрофессионально, — заметила Кицу. — Взорвалась машина, взорвался бензовоз. Наспех все это сделано было.
— А вот Нина, которую ты упустила только что, — продолжил Галах, — и повторюсь, я рад, что ты не догнала ее, она перевела все свои банковские счета. Причем сделано это так, что концов не найдешь. Думаю, ее деньги сейчас в каких-то оффшорных банках. Что касается Селезнева, наверняка, у него давно уже есть счета в Швейцарии или, скорее, на каких-нибудь Сейшельских островах. Или и там и там.
— Все правильно, — согласился Друид. — Они собираются, если только их планы реальны, с новыми документами, с новым лицами, появиться в другом месте. Для начала в какой-нибудь Южной Африке, а может сразу в Северной Америке.
— Но зачем Нине убила любовника? Только из-за того, что не хотел ее отпускать? — спросила Кицу.
— Не только, — чуть усмехнулся Друид. — Он сделал большую глупость, сказал Нине, что видел ее с маленьким человеком в плаще. И сказал, что если она уйдет от него, он устроит так, что ей займутся органы, как он выразился.
— При чем здесь какие-то "органы"? — не поняла Кицу. — С нее были сняты все подозрения в связи с ребенком, которого она везла, якобы в больницу.
— Он со своими связями мог снова возбудить это дело, устроить доследование, — пояснил Друид.
    Разговаривая, все трое поднялись на холм. И именно в это время в самом центре плоской его поверхности воздух начал как бы сгущаться. Одновременно все трое ощутили страх. Они его чувствовали и до этого, и он усиливался, возрастал, пока они поднимались, но постепенно, почти незаметно. В это мгновение он ощутился резко, как удар.
— Уходим отсюда. Быстро, — приказал Галах.
   Кицу словно не слышала слов Галаха. Она стояла и смотрела, как воздух становится все гуще и гуще. И этот густеющий воздух приобретал форму довольно большого шара. И одновременно этот шар из сгустившегося воздуха темнел.
    Друид и Галах схватили Кицунэ за руки повыше локтей и чуть не силой потащили ее вниз. Они остановились у первых деревьев.
   Шар уже не казался волнообразным сгустившимся воздухом. Постепенно темнея, в какой-то момент он стал восприниматься вполне реально. Но он продолжал делаться все темнее, и одновременно с этим ощущение его реальности снова стало меняться на непонятное неестественное призрачное. Шар стал уже черным. Но чернота его становилась все более глубокой. Чернота дошла до состояния, которого на земле невозможно представить. Даже в глазах появилась боль похожая на ту, которую человек ощущает, когда сморит на солнце. И не зрение теперь улавливало эту черноту, а какое-то другое чувство скрытое в человеке, чувство незнакомое, непонятное и необъяснимое, как если бы глухой от рождения человек вдруг каким-то шестым чувством уловил музыку. А зрение уже перестало воспринимать этот абсолютно черный объект как что-то объемное, как шар. Но память все еще придавала ему форму шара.
    Кицу, достав прибор, пыталась просканировать этот черный шар. Но его словно не было. Он не отражал ни звука, ни радиоволн, он поглощал и инфракрасные и ультрафиолетовые лучи.
    Приподнявшись над поверхностью земли, шар стал уменьшаться. Он больше не поднимался, не уходил в какую-либо сторону, не двигался, менялся только его размер. И оттого, что он оставался неподвижен, было неясно — то ли он кажется меньше, потому что удаляется, то ли просто становится меньше. Но даже уменьшившись до размера в несколько сантиметров или удалившись на большое расстояние и казавшийся таким, он все еще четко был виден. Но через несколько секунд исчезла и эта черная точка.
    Все трое долго молчали. Только через какое-то время после исчезновения шара, заговорил Галахад.
— Мне кажется, все закончилось, — сказал он.
— Или почти все, — добавила Кицунэ.
— Несколько лет назад один мой знакомый сказал в точности эту фразу, — как бы соглашаясь, кивнул Друид и продолжил. — И он оказался прав, все тогда закончилось, за исключением мелочи — через секунду после его слов пуля пробила ему голову.
    Все трое снова стали подниматься на холм. Поверхность его изменилась. Впрочем, не сама поверхность, она осталась почти такой же, как и была, если не считать, что появилось ощущение, что размеры ее слегка увеличились. Нет, это было не только ощущением. И Кицу и Друид помнили две небольшие березки, росшие в трех-четырех метрах одна от другой, теперь они находились метрах в десяти друг от друга. Но вот то, что находилось между ними… Двенадцать человеческих тел. Они были аккуратно уложены в три ряда по четыре человека в каждом. Все они были полностью раздеты. За исключением одного.
    Кицу, Друид и Галах, не обращая внимания на остальных, подбежали к этому телу, которое было одето. Уже по одежде все трое узнали в нем Шамана.
    Кицу схватила его руку, пытаясь нащупать пульс. Друид сделал то же самое, только он приложил пальцы к его шее.
    Шаман изменился лишь в одном, у него появилась довольно большая борода.
— Живой, — проговорила Кицу.
— И на первый взгляд, здоровый, — добавил Друид.
— Только слишком крепко спит, — согласилась Кицу. — И борода. Откуда она у него?
— Про себя не могу сказать, но говорят от страха борода растет быстрее, — попытался как-то объяснить Друид.
    Смотреть на остальных одиннадцать человек было жутковато даже Друиду, а ему пришлось повидать много разных смертей. Одиннадцать мертвых тел трудно было назвать телами. Скелеты обтянутые кожей в самом прямом смысле. Даже вместо глаз просто темные отверстия в прорезях кожи, обтягивающей глазные отверстия черепа.
— Координаты где мы находимся определили? — уже говорил с кем-то Галах. — С трудом? Помехи? Это неважно. Нам как можно скорее нужна вертушка. Нет, это не пойдет, нужен побольше, пришлите МИ-8, у нас есть груз. И одиннадцать мешков для трупов. Да, именно такой груз.

15
    Шаман как всегда сидел в своем вращающемся кожаном кресле, Кицунэ на столе, Друид в большом кресле с плюшевой обивкой и глаза его сейчас не казались закрытыми, на первый взгляд в них виделась скука и безразличие, но это для тех, кто не знал Друида, на самом деле его безразличный взгляд означал, что Друид напряженно думает. Только Галах не сидел на своем стуле, он медленно прохаживался по комнате.
— Не всегда выигрывать, — проговорил Шаман слегка постукивая пальцами по клавиатуре компьютера.
— Особенно, если принять во внимание, что человек не самое умное существо, — согласился Друид.
— Возможно, даже на Земле, — добавил Шаман.
    Галах включил диктофон и поставил его на стол.
— О многом уже говорили, — сказал он, — но кое-какие вопросы повторим. Так сказать, для отчета о проделанной работе.
— В таком случае, начну не с самого главного, — сказала Кицу не глядя на Шамана, хотя обращалась к нему. — Меня интересует, как можно проспать трое суток подряд нормальным здоровым сном?
    После того, как Шамана нашли, он проспал трое суток, именно об этом и спросила Кицу.
— Думаю, это инерция, — отозвался Шаман. — Но инерция особого рода, она распространяется как бы на психику и физиологию человека.
— Поясните? — посмотрел на него Галах.
— Тут дело вот в чем, — стал объяснять Шаман, — для вас с момента моего исчезновения прошло всего несколько дней. Для меня прошло больше месяца. Мои часы показывают двадцать пятое сентября. А сегодня только двадцатое августа.
— Значит время там движется гораздо быстрее?
    Вопрос Кицу был скорее риторическим, но Шаман согласился только наполовину.
— У меня есть предположение, — сказала он, — что внутри того, что вы называете шаром, можно регулировать течение времени. И у меня есть предположение, для чего время внутри, я тоже буду называть это "шаром" для простоты, запустили быстрее.
— Попробую угадать, — заговорил Друид. — Внутри время шло быстрее, чтобы скорее проделать все то, зачем они здесь появились. Там внутри все процессы проходили и происходили в несколько раз быстрее, чем для нас, вне того шара. И получилось, что пока мы очнулись, пока что-то начали предполагать, они уже все сделали и умотали отсюда. Мы оказались в роли черепах, и доползли до старта, когда кролик был уже на финишной прямой.
— Понятно, о какой инерции ты сказал, — продолжила Кицу мысль Шамана. — Уснул ты в шаре и твой организм, хоть и оказался вне его, некоторое время продолжал поддерживать тот, другой биологически-временной ритм. Поэтому для нас ты спал трое суток, но твой организм отсчитал всего несколько часов.
— Да, — согласился Шаман, — именно для моего организма. Ведь мои часы, вы же засекли, сколько на них было времени, когда нашли меня, сразу же, как только меня оттуда выпустили, пошли с нормальной для нас скорость. А вот мое тело, в котором часы не механические, а биологические, какое-то время, как ты, Кицу, правильно выразилась, поддерживало другой временной ритм. Но с этим разберемся позже. Если, конечно разберемся.
— Хорошо, с этим позже, — согласилась Кицу. — Тем более, что разберемся мы с этим едва ли. Мне интересно еще вот что. Это тоже не относится к главному. Почему довольно важные для них вещи происходило в каком-то пустом готовом к сносу доме, а не в условиях более подходящих? Например, в чьем-то загородном доме. Или можно было снять, арендовать дачу.
— Не все, а только часть подготовки проходила в готовой к сносу пятиэтажке, — вместо Шамана, ответил Друид. — Скорее всего, это может значить, что люди не знали друг друга и не хотели знать, а чей-то дом или даже арендованная дача, могли выдать этого человека. При желании не сложно вычислить, кто снял на время дом или дачу.
— Тогда у меня следующий вопрос, — продолжала спрашивать Кицу. — Почему были взяты богатые люди, а не бомжи, исчезновение которых никто не заметит?
— Не думаю, что ошибусь, — стал объяснять Шаман, — потому что основываюсь на том, что видел и слышал внутри шара. Дело в том, что подготовка к основному процессу, назову это так, требовала больших денежных затрат. А у тех, кто его организовал, кто бы они ни были — боги, инопланетяне, призраки из преисподней, черти с рогами или безрогие — откуда взяться у них деньгам? И еще, богатый человек гораздо больше желает жить и быть молодым, в отличии от тех, кто покупает картошку и хлеб в дешевых магазинах. Богатые за одну иллюзию молодости, я о косметической хирургии и тому подобном, платят столько, что другому на всю жизнь хватило бы жить безбедно.
— Значит, все же первый вариант — вечная жизнь и вечная молодость? — сказал Галах. — Или в крайнем случае, продление молодости.
— Да, — подтвердил Шаман. — Я тогда оказался прав, хотя это и было лишь предположением. Но если быть точным, то это оказался кусок сыра в мышеловке.
— И на пойманных "мышах" проводили эксперименты? — спросил Друид.
— Слово "эксперимент" к данной ситуации не подходит. Все, что я видел больше было похоже на четко разработанную методику.
— Ты еще не рассказал, что случилось с тобой. И как ты попал в эту компанию? — спросила Кицу.
— Специально, а может и нарочно. Какое слово лучше подойдет?
— Значит, — обдумывая что-то заговорила Кицу, — если бы я не убежала тогда из квартиры бывшей медсестры Елены Селезневой, то оказалась бы вместе с тобой?
— Утверждать не могу, но, видимо, так, — согласился Шаман.
— Зачем вообще они тебя забрали? — спросила Кицу.
— Это было требованием Елены. Она боялась, что я помешаю им. А тот, в плаще, не спорил с ней. Ему было безразлично. Так, во всяком случае я это понял.
— Чувство страха. Откуда оно? — спросила Кицу. — Почему при появлении, этих существ, появлялось чувство страха?
— Что кается страха, — подумав ответил Шаман. — Все живое, а тем более думающее, производят и выделяют какую-то энергию. Эти существа в серых плащах, кстати, как я понял, это что-то вроде скафандров стилизованных под нашу земную одежду, хотя это могло быть и просто маскировкой. Так вот, их энергетика так действует на нашу нервную систему, что мы испытываем чувство страха.
— Ты был внутри, как можно там переносить этот страх, — спросила Кицу, — когда даже снаружи из-за этого страха человек находится на грани сумасшествия?
— Первое и, в общем-то, единственное, что со мной сделали, когда я оказался там, убрали чувство страха или освободили от него, называйте как хотите. Как они это сделали, не знаю. Но ощущение помню. Словно щупальца пролезли в мою черепную коробку, было чувство, что возятся в мое голове, в моих мозгах. Недолго, несколько секунд. После этого страх пропал. Но только тот, который, как я уже сказал, излучают их тела. Все остальные чувства остались, даже простой страх, когда думал, что же со мной будет дальше, тоже остался. Но этот страх уже можно переносить, он знакомый и привычный, я бы сказал даже родной.
— Как вы там все умещались?  — спросил Друид. — Шар в диаметре всего метров пять.
— Пять? — Шаман отрицательно покачал головой. — Это снаружи вы видели его таким, а внутри пространства не меньше, чем на палубе пассажирского лайнера. И это только то, что я мог видеть, то пространство, где был привычный для людей свет.
— А непривычный какой? — спросила Кицу.
— Непривычный, это полная темнота, — объяснил Шаман. — У меня с собой был небольшой фонарик. Я пытался осмотреть помещения, где нет привычного, как я уже сказал, для нас света. Так вот, когда включаешь там фонарь, то видно как светиться спираль лампочки, но свет от нее не распространяется и на миллиметр. Даже в зеркальном отражателе фонаря раскаленная спираль не отражается. Темнота поглощала свет полностью. Но и темнота эта только в нашем понимании, для них это свет. Но не ультрафиолет ни инфракрасное излучение. Иначе бы не поглощался свет моего фонаря. Это что-то совсем другое. Возможно, то, что называют антиматерией. Хотя, я с трудом представляю, что это такое — антимиры, антиматерии.
— Как они выглядят эти существа? Они снимали свои плащи внутри черного шара? — спросила Кицу.
— Не знаю, — отрицательно покачал головой Шаман. — Там, где я мог видеть их, не снимали. И у меня было ощущение, что под плащами пустота. Просто черная пустота и все. Поэтому я и сказал, что это могли быть не скафандры, а маскировка. Но ясно, что пустота под плащами мне только казалась, даже если рассуждать примитивно, на чем-то ведь держались их плащи. Да и энергия, которую выделяли их тела.
— А это не могла быть энергия в чистом виде? — спросил Друид.
— Ты имеешь в виду, что плоти не было, а их тела энергетические сгустки? Энергия собранная по форме в подобие нашего тела? — Шаман сказал это немного удивленно. — Я об этом как-то не подумал. А это вполне возможно.
— Энергия и полная темнота, — задумчиво сказала Кицу. — Я всегда считала, что при выделении энергии если и не будет яркого света, то уж тепло обязательно должна выделяться. Ну как пример, два астероида летящие навстречу друг к другу, пока они сохраняют энергию, не выделяют ее, они холодные, но при столкновении, то есть при выделении энергии тепла будет достаточно, даже слишком.
— Мы знаем только несколько видов энергии, — пожал плечами Шаман. — Кто знает сколько их этих видов энергии там, где нас нет.
— Значит их тела не обязательно электрическое или магнитное поле. Что, в принципе, одно и то же, — как бы подумал вслух Друид.
— Думаю, что не обязательно, — согласился Шаман. — Могло быть что-то абсолютно другое, может быть вообще не доступное нашему разуму. Кто знает.
— Шаман, давай ты сейчас продолжишь мысль, которую не закончил, — заговорил Галах. — Ты сказал, что слово эксперимент не подходит, а была во всем происходящем какая-то методика.
— Да, — кивнул Шаман. — И у меня есть несколько предположений. Одно из них заключается в том, что возможно где-то эти существа решили создать подобие земной жизни.
— Зачем? — удивилась Кицу. — Зачем им нужны существа с плотью, когда у них самих возможностей в миллион раз больше?
— А зачем Господь создал человека? — спросил Шаман.
— Не знаю, — призналась Кицу, — если, конечно, действительно он создал.
— Вот и я не могу знать, зачем этим существам, которые по сути своей — боги, зачем им создавать других существ состоящих из плоти.
— Как они оказались здесь? — спросил Галах. — Были на Земле раньше? И будут ли еще?
— У меня на этот вопрос опять же только предположения и гипотезы. — Несколько секунд Шаман помолчал. — Предположение такое. Вызвала их сюда Елена. Она ведь занимается, вернее, занималась ведовством. Могла найти в какой-то книге по черной, или белой или серой магии заклинание, которое приняла как заклинание способное продлить человеку молодость и жизнь. Вот и вызвала эти существа сюда.
— Ты предполагаешь, что это призраки из мира мертвых? — немного удивился Друид.
— Не обязательно. Даже, скорее всего, нет, — заговорила вместо Шамана Кицу. — И почему заклинания обязательно должны распространяться только на мир умерших? Определенные сочетания могут быть обращены и к параллельным мирам и даже к другим галактикам. Хотя в основе их связь с языческими богами. А кто они эти боги и где они? У меня есть свои предположения, но это мои личные предположения, поэтому нет смысла говорить о них. Главное, что основа всего утеряна, когда развитие пошло в сторону технического прогресса, а не духовного. Остались обрывки знаний. И только глупец станет применять эти куски, оторванные от общего в каких-то своих целях. Это все равно, как если бы ребенок стал выбирать из кучи всякого железа предмет, которым можно забить гвоздь. И кто знает, что ему попадется под руки, может просто гиря, а может граната. Или кто-то наугад начнет выбирать лекарство от простуды в куче других лекарств, а на этикетках названия на латинском языке и вместо аспирина выпьет аминазин.
— Понятно, — остановил Кицу Друид, — поэтому ты так редко пользуешься своими знаниями ведьмы.
— Кроме знаний у Кицу есть еще способности ведьмы, — заметил Галах.
— Способности она тоже использует крайне редко.
— Тебе же спокойнее, Друид. Вдруг я сделаю что-то не то и ты превратишься в крокодила. — И Кицу обратилась к Галаху, кивнув на диктофон. — Это мое выступление относительно заклинаний и всего остального сотри. Оно не совсем в тему.
— Потом посмотрим, что стереть, что оставить, — не стал торопиться Галах. —Сейчас мне интересно, почему вместо вечной жизни Елена Селезнева и ее компания получили… — Галах чуть запнулся, не зная, как закончить фразу.
— Да, — продолжила вопрос Галаха Кицу, — почему эти люди не получили обещанное, если только ты правильно понял, что именно им обещали. А вместо этого только кожа, на которой даже миллиграмма подкожного жира не осталось и кости, и те не только без капельки мышц или суставных хрящей, даже костный мозг в них отсутствует.
— Как все происходило, я видел, — глядя в одну точку, словно представляя все в своем воображении заговорил Шаман. — Эти существа в плащах от меня ничего не скрывали. А зачем? И главное, они все знали обо мне. Они считывали мои мысли, как с лазерного диска. И свои, когда хотели мне что-то сказать, передавали так же легко. Правда, общения был минимум. Им ни к чему было расспрашивать меня о чем-то, они и так, что им нужно знали. Электрические импульсы мозга человека, это они мне сказали, они легко прочитывали. Мой мозг для них был, как жесткий диск компьютера.
— Так что случилось с этими, одиннадцатью? — снова спросила Кицу. — Из них мы знали только троих: Селезневу Елену и Селезнева Константина, и еще Григорьеву Нину.
— Финал был малоприятный, — начал рассказывать Шаман. — В их тело что-то ввели. Говоря нашим языком, ввели какой-то препарат. Это не было похоже на уколы или, извините, клизму и не пили они ничего. Они разделись все одиннадцать и втерли в кожу какое-то вещество. Видимо, через поры оно мгновенно впиталось в тело. Это оказалось последним действием, которому предшествовала вся остальная подготовка, в том числе и изъятие внутренностей из недоношенного младенца. После этого на всех одиннадцать человек было страшно смотреть. Они корчились будто их сжигали изнутри. Но это недолго продолжало, через секунды все потеряли сознание. Все их внутренности очень быстро превратились в желеобразную массу. На это ушло несколько часов. Но это там, в шаре, для вас прошло, думаю, несколько минут.
    Потом эту массу, это желе перекачали из людей в емкости. Что меня удивило, эти емкости оказались прозрачными для человеческого зрения, в частности для моего. Что из себя представляет эта масса? По цвету она напоминала мясной фарш. Но то, что я видел, как я уже сказал, это было заключительным этапом. А вот подготовка к нему, как я понял, продолжалась несколько месяцев. Я говорю о наших о земных мерках. Во время подготовки, им тоже вводили какие-то препараты. Все одиннадцать считали, что последняя стадия сделает структуру их клеток неизменяемой, или по-другому — нестареющей.
— А что происходило в процессе подготовки? — спросила Кицу.
— Я, как и вы, не знаю и не могу знать деталей. Но кое-что понял. Если взять пример грубого сравнения, а более точного примера я не смогу привести, то это похоже на то, как молоко превращается в кефир. Добавляют в молоко определенного вида бактерии и через определенное время оно становится кефиром.
    На протяжении всего периода подготовки в этих людях развивались, образно говоря, какие-то бактерии. Причем внеземного происхождения. Но для правильного их развития выбранные объекты должны были находиться в условиях, в которых они родились и развивались, поэтому существа не могли просто взять кого-то и увезли с собой. К тому же второе, опять же для правильного развития бактерий в организме — чтобы из молока получился именно кефир, а не простокваша — нужны очень дорогие, созданные в земных условиях препараты, и определенный жизненный ритм. Инкубационный период как я уже сказал, проходил несколько месяцев, в финале, когда объекты были полностью подготовлены, опять повторяюсь, им ввели последний, называю это по-нашему, препарат. И они превратились в то, во что превратились.
— Вот так, — едва заметно усмехнулась Кицу. — Поступки ничем не лучше, наших, человеческих — пообещать жениться, еще не значит жениться.
— Примерно это же и я сказал перед тем, как уснуть, — соглашаясь, кивнул Шаман. — Знаете что ответили? "Никого обмана. Забрав их плоть, мы освободили из плена их духовную суть, которая бессмертна и, значит, вечно молода". Но и их тела получат, что они просили.
— Но зачем им все это нужно? — спросила Кицу.
— Была одна фраза, вернее сказать, мысль, которую мне подбросили эти существа. Я и сейчас сомневаюсь, что понял ее смысл правильно. А смысл такой — законсервированная плоть поможет им создать подобное. Как я понял, процесс этот обратимый.
—  То есть, — решил уточнить Друид, — не было никакого обмана, и эти энергетические сгустки в бесцветных как тень плащах, из того желе, которое забрали с собой, создадут этих людей снова, и они уже будут бессмертны.
— А знаете, что я сейчас поняла? — обдумывая пришедшую мысль заговорила Кицу. — Если этим существам не нужны оказались ни скелеты ни кожа людей, то создадут они знаете что — снаружи панцирь, на Земле он из хитина, а внутри желе. И получится…
— Разумное и живущее вечно насекомое, — закончил ее мысль Друид.
— Сейчас ты меня удивила, Кицу, — Шаман постучал пальцами по клавиатуре, как бы обдумывая, оформляя свои мысли с слова. — Удивила своей проницательностью. Эти существа в плащах объяснили мне, а правильнее выразиться, показали, что будет в дальнейшем с теми, кого они, скажем так, законсервировали в прозрачные емкости. Когда я подумал, зачем это, у меня в голове вдруг появилась картинка, она была в голове, потому что мысленно мне передало ее одно из этих существ, но я видел это словно перед глазами. Эта картинка была всего лишь изображением существа похожего на насекомое, как ты и сказала Кицу. Снаружи панцирь, не знаю уж хитиновый или какой-то другой материал, а внутренности, живое скрытое и защищенное оболочкой, это те самые люди, плоть которых законсервировали. Те же самые люди, с теми же органами и мозгами, но в другой оболочке.
— Живущие вечно насекомые, жуки, — повторила слова Друида Кицунэ.
— Тебя смутила оболочка, которую дадут этим людям, — посмотрел а нее Шаман. — Но ведь ко всем привыкают. Тем более, если жизнь вечная или очень-очень длинная. Через какое-то время они настолько привыкнут к своему новому обличию, что станут даже влюбляться друг в друга.
— Ну правильно, с лица воды не пить, — философски заметил Друид.
— И вот тут вторая из моих гипотез, — продолжил Шаман, — которая в отличии от первой, божественной, вполне логично объясняет, зачем существам в плащах, которые, возможно, сами выглядят именно так, какими я увидел новое обличие Григорьевой Нины, Селезневой Елены, ее свекра. Так вот, второе мое предположение, которое объясняет все просто — что, совсем не значит, что это верно — этим существам в плащах нужна для их потомства новая свежая кровь. Им, возможно, грозит вырождение от кровосмесительства и тут и помогут тела людей со свежей биологической плотью.
— Тогда не понятно, зачем же им было ждать, когда кто-то, в данном случае Елена, найдет какую-то книгу и прочтет какие-то слова, чтобы вызвать их. Почему им самим не прилететь откуда-то и не заняться спасением себя от вырождения?
— Я уже сказал, что все только на уровне предположений. И кто знает, возможно те заклинания, которые нашла в какой-то книге Елена, ключ ко всему, и без этого перевоплощение было бы невозможно. Ведь мы не знаем даже, из какого они мира. А может быть, чтобы оказаться здесь им необходимо это заклинание, этот ключ, который открывает дверь в наш мир. Для нас секрет: "Что есть истина?", но не думаю, что это самая большая тайна мироздания. Для нас для людей — да, это самый сложный из всех вопросов. Но только для нас, потому что по сути мы вообще ничего не знаем. Просто живем и гадаем, что есть что. И для каждого это что-то свое.
— Это, конечно, так, — как бы согласился вначале Галах. — Но только я заметил, что внешность сильнее, больше, чем что-либо другое влияет на характер и поступки разумных организмов.
— Не могу полностью согласиться. Это из разряда: что есть зло, а что добро, то есть один из разделов вопроса, о котором я только что сказал — что есть истина.
— А знаете, что по поводу бессмертия сказала самая известная прорицательница? — спросила Кицу. — Это отчасти касается и вопроса истины. Очень маленький ее кусочек она раскрыла.
— Ты о Ванде? — взглянул на Кицу Друид. — Она, кстати была признана даже учеными, которые отказываются признавать как факт подобные вещи.
— Да, мне всегда нравилась позиция ученых в отношении Ванды, — усмехнулась Кицунэ, — они признали, что эта женщина предсказывает будущее, и в то же время говорили, что подобное невозможно и пытались найти научное объяснение этому. Она только смеялась над их умозаключениями. Так вот, однажды ее внучатый племянник по мужу, своих детей у нее не было, по какому-то поводу спросил, будет ли она жить вечно. Ванда очень рассердилась и ответила: бессмертие — это большое зло.
— Вообще-то, — задумчиво проговорил Шаман, — с этим трудно не согласиться.
    Зазвонил телефон. Галахад взял трубку. Минуты две он молча слушал, потом положил трубку.
— В одной из подмосковных школ эпидемия суицида, — сказал Галахад. — Трое покончили с собой, человек десять в психиатрической больнице. Рассказывают о каких-то голосах. Психиатры в голоса не верят, их учили, что если они чего-то не слышат, значит этого нет. Но и никаких наркотиков в крови у ребят не обнаружили.
— Шаман, — приподнявшись на руках, Кицу спрыгнула на пол, — Нет желания поработать учителем истории или тебе интересней вести факультатив с десятком компьютерных гениев?

*   *   *