В лесу прифронтовом

          
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ИННА РОМАНОВНА - военврач, майор.
ОЛЬГА - медсестра.
МАТВЕЙ - солдат, рядовой.
ДЕВУШКА - раненная.

 Полковая медсанчасть в нескольких километрах от фронта в лесу, под Ленинградом, зима 1941 года. Врач, Инна Романовна, и медсестра Ольга курят у входа в землянку. Постоянно слышны звуки разрывов, гул летящих самолётов, пулемётные очереди.

ИННА. Никак не угомонятся, проклятые.
ОЛЬГА. А чего им с нами церемониться? Сил у фрицев – уйма, боеприпасов они не жалеют. Рвутся к Ленинграду, гады. Говорят, Гитлер за взятие города Ленина, всем по дополнительному куску земли пообещал.
ИННА. А не рано ли? Шкуру не убитого медведя делят. Землю нашу распределяют. Только зря это всё. Не отдадим мы фашистам Ленинград, костьми ляжем, а не отдадим.
ОЛЬГА. ( Прислушивается к грохоту разрывов). Кажется, бой всё ближе.
ИННА. Нет. Просто обстрел начался. Немцы пунктуальны. Начинают в одно и то же время, часы сверять можно.
ОЛЬГА. Значит, заканчивается наш перекур. Сейчас потоком пациенты хлынут.
( Нервно тушит окурок).
ИННА. Ты чего такая?
ОЛЬГА. Какая, такая?
ИННА. Дёрганая, нервная.
ОЛЬГА. Всё нормально, Инна Романовна, я в порядке. (Пытается уйти, Инна придерживает её за руку, усаживает рядом с собой).
ИННА. Я же вижу. Инструменты путаешь, на легкораненых срываешься, куришь много, и глаза зарёванные. Обидел кто?
ОЛЬГА. Вон, кто меня обидел. (Показывает рукой в сторону линии фронта). Сначала, похоронка на отца, потом, брат перестал писать. А теперь и от мамы никаких вестей. Она же совсем одна в Ленинграде осталась. Должна была эвакуироваться, да не успела. Я, как прилягу, у меня в голове, будто чей-то голос бубнит: «Ты осталась одна, у тебя никого нет. Ты осталась одна….» Я больше не могу так, я с ума сойду. (Рыдает). Может быть, если бы я точно знала, что они все погибли, мне даже легче было бы, чем сейчас. Я тогда просто пошла бы на немецкий дот, или под танк с гранатой кинулась бы, чтобы всё это закончилось, чтобы не было больше этого ужаса, этой крови, грязи, этих покалеченных солдат, этой безумной канонады, от которой никуда не спрятаться. Чтобы не было больше ничего! Ненавижу! Войну, проклятых немцев, снаряды и бомбы ненавижу. Ненавижу дым пожаров, запах горящего мяса, развороченную разрывами землю ненавижу. И больше всего я ненавижу нас, потому что мы бессильны, нам не остановить это безумие, нам не победить смерть. Мы, как заведённые, с зари до зари, режем, перевязываем, колем, шьём, режем, перевязываем, колем, шьём…. Но всё это бесполезно. Мы – ничтожны. И усилия наши смехотворны. Эта машина смерти расплющит нас, и покатится дальше, а наших имён даже и не вспомнит никто, потому что вспоминать будет некому!

Инна медленно поднимается на ноги, и даёт Ольге три размеренных пощёчины. Та, испуганно смотрит на неё. Потом, начинает тихо плакать. Инна садится рядом, обнимает Ольгу за плечи.

ИННА. Поплачь, поплачь, девочка. Слёзы приносят душе облегчение. Ты счастливее меня. Мне тоже, иногда, уж так хочется разреветься, так хочется! А не могу. Разучилась. Зачерствело что-то в душе. Но, ты не права в одном. Мы не бессильны. И наступит такой день, когда мы остановим проклятую фашистскую машину смерти, и погоним врага прочь с нашей выжженной земли. И с нами будут все те, кого мы спасли, вынесли на себе из-под огня, прикрывали своими телами во время артобстрелов. Все, кому наскоро делали перевязки, из кого извлекали пули и минные осколки. И даже те, кого мы спасти не смогли, и они будут незримо стоять у нас за спиной, потому что их молодые жизни были нужны родине для победы. А погибают солдаты на войне по-настоящему только тогда, когда их перестают ждать. И ты, Оленька, не смей хоронить своих раньше времени. Ты их безжизненные тела не видела, и в мёртвые глаза их не глядела. И нет у тебя такого права, говорить о них, как о погибших. У меня другое дело.
ОЛЬГА. Почему?
ИННА. Потому что, я держала мёртвого сына на руках, потому что, я схоронила мужа, своими руками выкопав ему могилу. Потому что, я действительно осталась совсем одна на свете, и никого не жду. И меня никто не ждёт.
ОЛЬГА. Простите меня.
ИННА. Ничего, всякое бывает. Всё-таки, война дело не женское.

Появляется солдат, несущий на руках девушку. Он передвигается очень осторожно, как будто очень чего-то боится. Девушка в сознании, но взгляд её затуманен, словно под действием наркотика.

ИННА. Чего плывёшь, словно умирающий лебедь? Быстро её на стол.
СОЛДАТ. Виноват, товарищ майор медицинской службы! Только я, это, не знаю, как с ней и быть. Её и сюда-то нести все отказывались, я один и взялся. А уж на стол, это вы, как-нибудь сами.
ИННА. Что значит, сами? Да ты с ума, что ли, сошёл?
СОЛДАТ. Сами, это значит, я так думаю, что сперва сапёров надо вызвать, а уже потом, если понадобится, в операционную, или, как это у вас называется.
ИННА. Что ты несёшь? Какие сапёры?
СОЛДАТ. Обыкновенные. Которые это, мины разминируют.

Пока Инна разговаривает с солдатом, Ольга осматривает девушку. Потом, она медленно, и очень осторожно отходит от неё. В глазах Ольги ужас.

ОЛЬГА. Инна Романовна. Попросите его, пусть он её куда-нибудь подальше отсюда унесёт, а?
ИННА. Ольга, ты в своём уме?
ОЛЬГА. Я? Да. А вот он, точно был не в своём, когда сюда её тащил.
ИННА. Да вы что все, очумели? В чём дело, мне кто-нибудь может объяснить?
ОЛЬГА. А вы, Инна Романовна, ногу её повнимательнее осмотрите. Только осторожно, умоляю вас. А то, она нас всех угробит!

Инна подходит к солдату и девушке, протягивает руку, и вдруг, в ужасе отдёргивает её.
Она отступает, и становится видно, что в валенке у девушки застряла мина.

ИННА. Господи! Да как же это?
СОЛДАТ. А, вот так. У нас и на финской войне мужики такого не видали. Чудо, говорят. В рубашке родилась. А сапёров вызвать всё-таки надо, товарищ майор.
ИННА. Разговорчики! Так, сейчас, все слушают меня, и выполняют мои приказы беспрекословно, и быстро. Оля, проверь, все ли инструменты на месте, и освободи там помещение от препятствий. Как только выполнишь, сразу выходи оттуда.
ОЛЬГА. Есть! (Спускается в землянку).
ИННА. Ну, а теперь слушай ты, солдат. Сейчас медсестра выйдет, и ты, очень медленно, и осторожно, заходишь с девушкой на руках в землянку. В углу, справа, увидишь стол. Твоя задача, не задевая ни за какие предметы, донести её до стола, и аккуратно на него положить. Потом, ты выходишь наружу, берёшь медсестру в охапку, и уносишь отсюда ноги, как можно быстрее. Задача ясна?
СОЛДАТ. Так точно! А, как же вы, товарищ майор?
ИННА. Разговорчики! Тебя как зовут?
СОЛДАТ. Матвей.
ИННА. Ты, Матвей, парень взрослый. И мы тут с тобой не в бирюльки играем. Если повезёт, спасу девчонку, и сама жива останусь. А, если не повезёт, то вас двоих на тот свет забирать с собой я не собираюсь. Помочь мне вы всё равно не сможете, а жизней лишитесь. Так что, не дури, выполняй приказ.
МАТВЕЙ. Есть, товарищ майор!
ДЕВУШКА. (в полузабытьи).  Товарищ майор, дайте закурить.
ИННА. Вредно для здоровья.
ДЕВУШКА. Шутить изволите. Смешно! (Смеётся).
МАТВЕЙ. А ну, тихо! Не трясись. Вот, как из санбата выйдешь, вместе посмеёмся.

Матвей с девушкой на руках спускается в землянку, откуда, перед этим, поднимается Ольга.

ОЛЬГА. Что дальше делать, Инна Романовна?
ИННА. Сейчас, из землянки выйдет солдат, его зовут Матвей. Ты, вместе с ним, отходишь отсюда метров на сто, и следишь, чтобы никто сюда не приближался, пока я не разрешу.
ОЛЬГА. Пусть этот ваш Матвей, идёт отсюда, хоть на двести метров, хоть на сто вёрст, а я вас не оставлю.
ИННА. Молчать! За невыполнение боевого приказа под трибунал пойдёшь!
ОЛЬГА. Да можете меня прямо здесь, и сейчас расстрелять, но я никуда отсюда не уйду!
ИННА. Оля! Ты мне здесь не помощница. А если сюда кто-нибудь пройдёт, могут погибнуть другие люди, к этой истории никакого отношения не имеющие. Оля, я справлюсь. Честное слово, справлюсь. Ты мне веришь?
ОЛЬГА. Верю, Инна Романовна.
ИННА. Тогда, иди.
ОЛЬГА. Вы только осторожно, ладно?
ИННА. Не волнуйся за меня, иди.

Из землянки появляется Матвей.

ИННА. Ну, что, лежит?
МАТВЕЙ. Так точно! Товарищ майор, вы извините, я ей, это, покурить дал. Она уж очень просила.
ИННА. Дурак!
МАТВЕЙ. Так точно! Она сказала, мол, в последний раз.
ИННА. Вот и молодец! Правильно, курить бросать надо.
МАТВЕЙ. Я извиняюсь, она не в этом смысле, товарищ майор.
ИННА. В этом, в этом! Ну, кругом, и шагом марш! А лучше, бегом!

Инна спускается в землянку. Слышен шум приближающегося боя. Ольга с Матвеем уходят, но тут же возвращаются обратно.

ОЛЬГА. Немцы!
МАТВЕЙ. Я видел.
ОЛЬГА. Что будем делать?
МАТВЕЙ. Ты уходи, я прикрою.
ОЛЬГА. А как же они? Один ты не справишься.
МАТВЕЙ. Твоя правда.
ОЛЬГА. В блиндаже есть пулемёт.
МАТВЕЙ. Я за ним, а ты бери винтовку, и укройся получше.

Матвей выкатывает пулемёт, Ольга с винтовкой рядом с ним, занимают оборону.

МАТВЕЙ. Не пали без толку. Подпусти поближе.
ОЛЬГА. Сама знаю, раскомандовался.
МАТВЕЙ. Или будешь меня слушаться, или, дуй отсюда.
ОЛЬГА. Ладно! Извините, товарищ командир!

Раздаётся мощный взрыв. Всё покрывает шум завязавшегося боя. Затем слышен громкий крик «ура», после чего выстрелы и канонада стихают.

МАТВЕЙ. Повезло нам. Если бы наши не подошли вовремя, нам с тобой медицина уже вряд ли помогла бы.
ОЛЬГА. Чего?
МАТВЕЙ. У-у! Нас, похоже, слегка оглушило! Ну-ка, присядь вот тут, в сторонке, отдохни.

Усаживает Ольгу, сам садится рядом. Ольга сидит с закрытыми глазами, неподвижно.

МАТВЕЙ. Помню, по осени, когда фрицы нас ещё и за неумение наше наказывали, вызывает капитан меня, и дружка моего, Серёгу. Так мол, и так. Нужны разведданные, но рисковать группой людей я не могу, пойдёт кто-то один, а кто, решайте сами. Ну, Серёга, конечно, хвост распушил, в разведку рвётся, а я ему говорю: « Ты, брат, даже не думай! У тебя на Урале семья, дитё малое, а я один, как перст. В детдоме вырос, ни батьки, ни мамки. Жениться не успел, и ждать меня некому». Иду к капитану, и докладываю, что так мол, и так, наше общее решение, что иду я. Получил задание, и ночью отправился. Ползу, вроде всё тихо, и, вдруг, где-то в стороне завязывается перестрелка. Дальше – больше. Миномётный огонь. А я ползу, и думаю, мол, моё дело сторона. Главное, задание выполнить. Дополз до точки, всё, как есть, срисовал, ползу обратно. Что за незадача? Опять пальба, чуть в стороне от меня. Я ещё крюк сделал, чтобы не зацепило, кое-как дополз, иду докладывать, а у капитана вид самый печальный. Глянул я на него, и сердце сжалось. А он мне и говорит: « Потерял ты, Матвей, дружка своего. Он ведь, как только ты ушёл, немцев в той стороне заприметил, кинулся туда, и огонь на себя вызвал. Завязалась у нас с ними перестрелка, потом фрицы из миномётов поливать стали, все отошли, а Серёга нет. Думали, погиб. А он, видимо когда ты обратно возвращался, снова огонь открыл. Отход твой прикрывал. Но, тут мы ему уже помочь не сумели. До последнего патрона отстреливался, а потом, когда они его окружили, подорвал и себя, и немцев». Рассказывает он мне всё это, а я молчу, слёзы глотаю, и думаю: а я бы так смог? Вот и выходит, что война, это проверка нам всем. Тут всё проверяется. И дружба, и честность, и любовь.
ОЛЬГА. Человеком главное остаться. Не превратиться в безжалостного зверя, не стать такими, как они. А это, оказывается, тоже не просто.

Из землянки выходит Инна. Ступает очень осторожно, несёт в руках мину.

ИННА. Вы почему ещё здесь? Я вам что приказывала?
МАТВЕЙ. Виноват, товарищ майор, тут, это, немцы.
ИННА. Где немцы? Не вижу.
ОЛЬГА. Отошли они, Инна Романовна.
ИННА. Сил моих с вами больше нет! Рядовой!
МАТВЕЙ. Я!
ИННА. Вот эту штуковину, аккуратненько у меня забрать, отнести в лес, и расстрелять.
МАТВЕЙ. Есть!

Забирает из рук Инны мину, и очень осторожно уносит её. Инна устало садится рядом с Ольгой.

ОЛЬГА. Что с девушкой?
ИННА. Жить будет. Да что там! Ходить будет, и даже танцевать!
ОЛЬГА. Танцевать? Какие танцы на войне?
 ИННА. А представь себе, что однажды, настанет этот день, день без войны. Скоро, совсем скоро, соберётся наш могучий народ с силами, и погонит врага прочь, до самого Берлина. И все мы, и ты, и я, и Матвей, и эта спасённая нами девочка, все мы выйдем на площадь. Мы будем счастливы в этот день так, как никогда не были счастливы, потому что это будет день нашей победы. Мы будем смеяться, и петь, обнимать, и целовать совершенно незнакомых людей, потому что это будет день нашей победы. Мы выпустим в воздух все боеприпасы, до последнего патрона, потому что это будет день начала мирной жизни, и оружие нам больше не понадобится. И над всем этим радостным многомиллионным безумием будет звучать вальс. Вальс великой победы.

Во время монолога Инны, сначала фоном, а затем всё громче звучит вальс. Девушки танцуют.


                ЗАНАВЕС.