Старая новогодняя история

Пожалуй, самая невероятная новогодняя история произошла не со мной, а с моим отцом, когда он был маленьким. В то время во всём Кагановичевском, Ромненском да Белогорском районах Амурской области нельзя было найти и пары десятков телевизионных приёмников, телеретранслятор стоял в Райчихинске, как самом богатом городе угольщиков, а по радио не произносили речей руководители государства. Собственно на станции Троебратка в десяти километрах от села Кагановичи, которое уже вот-вот должны были переименовать в Екатеринославку, не в каждом доме была электроэнергия. Не то, чтобы радио.
Новый год жители станции не праздновали так, как мы сейчас. Конечно, это был праздник, но не более, чем. Из редких для стола угощений были разве что солёные арбузы, коих заготавливали в колхозе десятками бочек, да редкие из-за дефицита сахара варенья из лесных ягод, а чаще просто сами засахаренные ягоды. В предновогодний день, как и в любой другой, все ребята больше помогали по хозяйству своим родителям, чем бегали с играми. После домашних хлопот летом ещё оставалось время, но зимой темнело значительно раньше, и приходилось всем расходиться по домам. Ближе к Новому году реже начинали ходить поезда по Транссибу. А ночью вообще всё смолкало и становилось тихо. Темно, холодно и тихо.
Но по совершенно непонятной причине в тот предновогодний вечер со стороны Кагановичей появилась дрезина, на которой в сторону Завитой ехали трое путевых рабочих. Один из них привлекал особое внимание – по виду ему перевалило за семь десятков лет, он был крепок телом, огромного роста, почти богатырского телосложения. Но самое главное, что привлекло маленького мальчишку со станции – это огромная седая борода, которая развевалась на встречном ветру. Вместе с покрасневшим от холода лицом она придавала ехавшему очень знакомый по двум-трём открыткам, пришедшим от тёток с поздравлениями, вид.
Темнело, и путевые рабочие попросились заночевать – скорее всего, до конечного пункта их поездки было ещё немало. Остановились они в доме моей бабки. В доме было тепло, но старик с бородой так и остался с красным лицом. Во время ужина маленький мальчишка то и делал, что забегал за печку, чтобы рассмотреть пару красочных открыток и сравнить затем с прибывшим на дрезине. С открытки смотрел добрым взглядом большой седобородый дедушка в красивом красном тулупе и с огромным мешком за спиной. На одной из открыток мешок был поменьше, на другой вообще почти пустой – оттуда вылетали игрушечные самолётики, выезжали паровозики и машинки. Но зато на каждой из открыток в руке у изображённого Деда был большой посох. И почти такой же посох был у прибывшего вместе с двумя товарищами старика. Правда, он был не во весь рост – а только до пояса. Владелец седой бороды держал его при себе, постоянно упираясь руками, как будто боясь упасть без него.
Ждать двенадцати в тот последний день декабря, конечно же, никто не собирался – с раннего утра уже нужно было вставать и работать по хозяйству. Поэтому все легли спать до девяти, наскоро поужинав. Мальчик лёг и того раньше.
Утром уже никого не было – мать суетилась во дворе, а гости уехали в свой дальнейший путь. Единственное, что смог найти мальчик – это небольшой кулёк конфет, которыми решили порадовать гости пацана. Конфеты были редки в то время, их было не больше пары маленьких горстей и название отец уже не сможет вспомнить. Зато память о них осталась на долгие годы.
Кто знает, вполне возможно, что росший мальчишка потом постоянно всматривался в пути железной дороги, надеясь, что вдруг опять появится скрипучая дрезина, на которой, как знать, окажется тот же самый старик с развевающейся длинной седой бородой и красным от холода и ветра лицом. Одно можно точно сказать – с тех пор мой отец в глубине души всё же верит в Деда Мороза. В конце концов, быть может, тогда и был – самый настоящий и самый желанный этот Дед?


2012.12.13