Новый день

В дом Чабрецовых, Валентина пришла в среду. Собиралась ещё в прошлую субботу, как раз и повод был: ещё при жизни Антонины, частенько хаживала к ним в баню, правда только в последний пар, всегда стеснялась Фёдора. Шумоватым он ей казался, и каким-то недоступным...
"И как Антонина с ним ладит?"-всё время думала она.
Наскоро ополоснувшись, старалась бесшумно проскользнуть мимо, не попадаясь ему на глаза; и никогда бы никому не поверила, если бы кто-то сказал ей, что она в скором времени будет жить с ним под одной крышей, что примет на свои девичьи плечи, непосильную ношу-его троих ребятишек. Посмеялась бы наверно и всё. Ведь, чтоб на такое решиться, нужно человека узнать поближе, а тут... "Ну бирюк-бирюком, этот Фёдор-то",-проносилось часто в её сознании...

Лишь намного позже, поймёт Валентина, что эта строгость у него была только напускной. А так он был добрее всех, кого она раньше только знала.
Когда случилось несчастье с женой, которую он чуть ли не носил на руках, Валентина думала, что пропадёт теперь мужик, собьётся с пути..."Дети-то теперь как же?"-переживала она.
А он на удивление всей деревни, старался изо всех сил, чтобы восполнить им утрату.
Конечно, заменить им мать он не мог, но ходили они всегда при нём, чистыми, и постоянно были сыты.

Смахнув с валенок налипший снег, Валентина, глубоко вздохнув, вошла в дом.
Разувшись около порога, на цветном половичке, она в нерешительности остановилась возле двери.Три пары детских глаз, с любопытством поглядывая на неё, ждали, что будет дальше.
Самому старшему-Мише, было десять, Толе-шесть, А Вареньке-три годика. Сидя за столом, они готовились к ужину. Фёдор, хлопоча возле них, так и застыл с тарелкой в руках; видимо её приход также был для него полной неожиданностью.
-Дети, ну что же вы?-выйдя из минутного замешательства,проговорил он. Приглашайте гостью.
Валентина, чтобы разрядить напряжённую обстановку, на ходу сняв пальто, молча подсела к столу.
Старший мальчик видимо поняв что-то, насупившись, отвернулся. Варенька, без всякого стеснения подбежав к Валентине, с восторгом воскликнула:-Ты будешь моей мамой, да?
Толик, часто-часто моргая, словно стараясь заплакать, спросил:-Папа, где мама?

У Валентины спазмой перехватило горло.
Растерянно посмотрев на Фёдора, она поняла, что в эту минуту не сможет кривить душой, и лгать. И она собравшись с духом, нерешительно проговорила:-Дети, если вы не против, я временно побуду вашей мамой. Пока ваша мама не вернётся...
-Кого вы обманываете?- срываясь с места, закричал Миша. Ведь мамы нет, и никогда не будет! Сев обратно на стул, он горько заплакал. В его глазах было столько ненависти, что Валентина замолчав, не решилась снова продолжить начатый разговор.
В памяти всплыли те печальные дни, когда дети сбившись в кучку, стояли при прощании со своей матерью, всё ещё не веря в случившееся. На их лицах запечатлелась детская безысходность...

Спустя некоторое время, после похорон, Валентина стала иногда приходить к ним, и пока Фёдор был на работе, успевала приготовить что-нибудь из еды, или прибраться.
У самой неё жизнь не сложилась. С мужем разошлась, не прожив и года, и не нажив детей. Нерастраченное материнское тепло перенесла на чужих, обиженных судьбой.
Ни на что не рассчитывала. На душе было пусто, как в засохшем колодце, откуда тонкой струйкой вытекла вся вода...
Было время, были и надежды. На сегодняшний день не осталось ничего. Просто чувствовала в себе необходимость: поддержать, пожалеть.
А она, часто бывая у Чабрецовых, забегая к ним по-соседски, уже знала подход к ребятишкам, и все их возможные привычки.
Так бы наверное и продолжалось, если бы Фёдор однажды не сказал, задержав её у калитки:
-Переходи к нам совсем, Валя.

Она тогда ничего не ответила.
Стоял знойный июль, солнце накалило воздух до предела; вспыхнув до кончиков волос, Валентина стояла перед Фёдором, опустив глаза. А он, так ничего и не заметил: ни дрожавших пальцев, перебирающих пуговицы на кофте, ни пунцовых щёк.

...А сейчас на дворе был декабрь.
Думала. Долго думала она, прежде чем переступить порог этого дома. Порой уставясь ночью в одну точку, лежала с этими думами до самого утра.
То, что Фёдор был немногим старше её, не пугало. Волновало другое: как жить без чувств?
Или стараться по пословице, которую сложила жизнь:-Стерпится-слюбится?

Только в одном она была твёрдо убеждена: в своём странном желании, вырастить и поднять на ноги этих ребятишек.
Подспудно желая этого, Валентина и сама не могла бы сразу ответить, зачем ей это было нужно? Поэтому ничего не сказала тогда и Семёновне, жившей чуть поодаль от неё, которая остановив её как-то на улице, так прямо и спросила:-Аль какие виды имеешь, касатка? Ну к чему тебе такая орава-то, да ещё не своя?
Долго потом будет стоять в ушах Валентины, нетерпеливый выкрик старухи:-Гляди-ка, ещё в дом не вошла, а уже смотреть на сторону не желает!

...Почувствовав женским чутьём, что мальчик немного успокоился, Валентина тихо проговорила:
-Будем жить дальше ребята. И желая побыстрее успокоить старшего, перевела разговор на другую тему.
-Мишенька, а каникулы у вас с какого числа?
И видимо для мальчика этот вопрос был настолько неожиданным, что он не задумываясь, ответил:-Так, сегодня-двадцатое, а ёлка у нас двадцать восьмого. Значит через неделю,-прищурив один глаз, подсчитал он.
-Ну вот и хорошо,-видя, что мальчик немного отвлёкся, произнесла Валентина. Мы с Толей и Варенькой тоже придём посмотреть. Кем ты хочешь быть, Мишенька?
-Звездочётом!-громко выкрикнул мальчик, всё больше и больше чувствуя расположение к Валентине.
И она, чтобы не потерять эту нить доверия к обездоленному сердечку, понизив голос до шёпота, предложила:-Тогда сыночек нужно начинать готовить новогодний костюм, иначе мы не успеем.
-Мне тоже, мне тоже,-захлопав в ладошки, закричала девочка.
-Ну конечно и тебе, доченька, ты у нас будешь-белоснежкой.
-А Толик?-снова недоверчиво спросил Миша.
-И для него что-нибудь придумаем,-пообещала Валентина. Ну а теперь, давайте всё-таки поужинаем, ведь папа так старался, да и стынет всё.

Фёдор, всё это время молчавший, словно желая дать событиям происходить как бы исподволь, облегчённо вздохнув, стал резать хлеб. Понимая, что им будет нелегко, и в то же время успокаивая себя, он, обращаясь больше всего к старшему сыну, проговорил:
-Михаил, ты остаёшься завтра за старшего; после школы, помогай тёте Вале и вообще...-смешавшись, он взглянул мельком на Валентину.

А она сидела и думала, опять думала: сможет ли она дать этим детям всё, что им нужно?
Сама, лишённая ласки с детства: после бегства матери с приезжим мужиком, она воспитывалась у тётки, её родной сестры. Отца, не перенесшего утраты, или может позора свалил инфаркт, после которого он уже не поднялся.
Не получавшая ребёнком, ни внимания, ни любви, Валентина, вопреки всему, ощущала эту любовь и ласку каким-то своим внутренним подсознанием.
Уложив детей, смотря на их спокойные, счастливые лица, слыша их ровное дыхание, она поклялась самой себе что никогда не допустит, чтобы в их жизни повторилось то, что перенесла она: горечь утерянного детства.

Всю ночь Валентина не сомкнула глаз.
На следующий день, едва занялась заря, неожиданно пришла мать Фёдора. Валентина только успела накинуть халат, в мыслях уже готовясь идти на кухню. Но услышав, как та обметает снег, выбежала в сенцы откинуть крючок.
-Фёдор-то дома?-вместо приветствия спросила Лукерья.
У Валентины занялось сердце, и опустились руки, которыми она хотела по привычке, обнять пришедшего в её дом. По плотно сжатым губам, и напыщенному виду будущей свекрови, она поняла, что ничего хорошего сегодня уже не услышит.
-Проходите,-жестом пригласила Валентина. Федя наверное уже встал.
-А ты я вижу, совсем хозяйкой сюда?-переступая порог задней избы, строго спросила Лукерья. И сынок-то, тоже хорош: всё молчком,ничего не сказав родной матери, не посоветовавшись. Не успела душа покойницы отлететь, а вы уже сговорились?
-Мама, ну зачем ты так? Когда подошёл Фёдор, Валентина и не заметила. Кровь прилила к вискам, на какое-то время заглушив все окружавшие её, звуки.
-Я уже не мальчик, мама, я решил,-спокойно произнёс Фёдор.
-Ну, коли решил,-усмехнулась Лукерья, тогда мне тут делать нечего.

От громкого разговора, проснулась девочка.
-Мама!-крикнула она. Как хорошо, что ты не ушла! Прошлёпав босыми ножками, Варенька, подбежав к Валентине, бросилась ей на шею.
Покачав головой, Лукерья молча пошла к двери.
-Мама...-прошептала Валентина. -Мама!-чуть громче позвала она.
И это, полузабытое, растворившееся во времени, обращение, но во все века примирявшее всех и вся, видимо подействовало.
Обернувшись, Лукерья Ивановна заплакала.
-Прости, доченька,-дрогнувшим голосом проговорила она. Бес видно попутал меня, старую. Тут ещё и Семёновна:-Иди, да иди, ведь ты-мать, с тобой считаться должны. Ну я и пошла.
А теперь вижу: зря.
-Что ж,-задумчиво произнесла она. Антонина, я думаю, тоже теперь будет спокойна. Золотая сношенька была у меня, грех жаловаться, да вот здоровье подкачало.
-Ну ладно, пойду я. А вы живите, да на людей не оглядывайтесь,-посмотрев на Фёдора и Валентину, добавила она. На всякого не угодишь.
-Ладно мам,-примирительно проговорил Фёдор, всё у нас будет нормально. Дети приняли Валентину, а это самое главное. Остальное, я думаю, приложится. Вечером, после работы, я забегу к тебе, там кое-что в сарае доделать надо.
Обняв на прощание внучат, Лукерья ушла.
Фёдор виновато взглянув на Валентину, пожал плечами:-И что этим старухам неймётся, никак не пойму. Легче им что ли, когда они видят, что дети обездолены, что растут без ухода, без догляда?
Взъерошив волосы пятернёй, он взволнованно заходил по комнате.
-Ладно, Фёдор,-спокойно ответила Валентина. Что было-видели; что будет-увидим. Я пойду что-нибудь приготовлю, а ты буди Мишу, утро уже.

Выйдя на кухню, она прижавшись лбом к холодной раме окна, горько заплакала.
Может она поступила неправильно? Почему у неё всё так нескладно? Может и правда: не в свои сани залезла, не свою ношу приняла на плечи?

Но повернуть назад, у неё не хватало сил. Что она скажет детям? Как посмотрит им в глаза?
Особенно жалко ей было Вареньку; девочка не могла потерять мать, во второй раз.
"Вот если они сами от меня откажутся, может тогда"...-успокаивая свою совесть, подумала она.

За окном сыпал мелкий, пушистый снежок; на землю ложилась настоящая зима.
А в жизни Валентины начинался: новый, трудный, неспокойный день.
-