Жили... и будем...

Она сидела и смотрела на небо.
Как и когда-то, оно казалось ей сплошным синим полотном, ускользающей призрачной дымкой, имеющей способность уносить её за какую-то таинственную, необъяснимую черту горизонта.
Как и когда-то, в её далёком прошлом, перед её взором, парили птицы, но она уже не могла уловить в их певучести призыв радости к жизни, что наделял её во времена былой молодости. Для неё их теперешнее разноголосье сливалось лишь в один, монотонный и, ничего не выражающий скупой звук, который почти не доходил до её сознания никаким смыслом; казалось, безразличие и тоска заполнили её всю, без остатка, не оставив даже малейшей, ничтожной надежды на проблеск перемены к лучшему, который она могла сравнить сейчас лишь с бездонной синевой бескрайнего пространства, с тем, к которому тянулся теперь её ожидающий взгляд, как к окончательному причалу, к исходной точке, что ставится обычно лишь после последнего вздоха...

Летний, погожий день, как всегда начался с чистой, и какой-то звонкой прохлады,которая ощущалась кажется везде: в слабом, несмелом дуновении ветерка, трепетном вздрагивании ярко зелёной листвы, чёткого вырисовывания ясного, светлого неба.
Выбежав из дома с тазиком в руках, Ирина невольно залюбовалась непоказными красками только что зарождающегося утра.
Втянув в себя терпкий и по-своему душистый запах, где-то распустившейся сирени, она на какой-то миг затаила дыхание, словно пытаясь оставить его в самой глубине своего сердца.
Неожиданно до её слуха донёсся детский плач. Торопливо раскинув бельё по верёвкам, она крикнув уже на ходу:-Иду-у!- вбежала по ступенькам крыльца, в который раз удивляясь тому, что Андрюшка будто чувствует её отсутствие, стоит ей ненадолго отойти, как он тут же просыпается.
Отогрев дыханием захолодавшие руки, она на цыпочках вошла в детскую.
-Ну что там, Ириш?-услышала она шёпот мужа. Я только хотел подойти...
-Да заснул вроде,-неуверенно произнесла Ирина,непроизвольно отвернувшись к окну.
-Ну чего ты в самом деле,-примиряюще проговорил, Игорь. Вымотался я вчера, заснул крепко, поэтому и не услышал, как малыш проснулся. Подойдя поближе, он попытался обнять её за плечи, но Ирина не сумев побороть в себе чувство неприязни, лёгким движением освободилась от его руки.
-Тебе всегда было не до нас,Игорь, я уже привыкла к этому,-устало ответила она, подавляя в себе желание поговорить наконец начистоту.

За окном зашелестели травы. На недавнем синем небе, словно по чьему-то злому навету, из ниоткуда, появились мглистые тучи.
От светлой былой радости, что недавно переполняла её душу не осталось и следа.
Проследив краешком глаза за мужем,который как ни в чём ни бывало снова завалился в постель, Ирина вышла на кухню.
"Мужики они есть, мужики,вспомнила она снова слова своей матери. Им совершенно недоступно то, что женщина видит сердцем, душой... Все переживания, все жизненные невзгоды, ложатся в первую очередь прежде всего на её хрупкие плечи, коснувшись их лишь косвенным значением."

Тяжело вздохнув, Ирина принялась готовить завтрак. Как всегда, ей хотелось изобрести что-то новое, не повторяющееся, и она решила испечь блинчики с персиковой начинкой.
Изо всех сил, стараясь заглушить в себе чувство глухой обиды, она делала всё споро и быстро и, поэтому через какие-то полчаса на кухонном столе уже стопкой дымился горячий, ароматный, блинный пирог.

-А ты у меня всё же мастерица,-услышала она голос своего мужа. Чистый и выбритый, он смотрел на неё с искренней любовью, и широко улыбался.
-На том стоим,-ответила она ему так же, с иронией. Приятного аппетита.
-Постой, погоди...-ухватив её за руку повыше локтя, он снова попытался удержать её возле себя, хотя бы на миг, на долю секунды, после чего, зная по прежнему опыту, должно обязательно наступить перемирие, резкий спад накалённой обстановки, и всё вновь войдёт в свою колею, в нормальный, обычный, человеческий ритм, и они опять заживут прежней, счастливой,отлаженной жизнью.
-Не надо, Игорь...-спрятав руки за спину, тихо произнесла, Ирина. Ты устал.
Рывком подвинув к себе табурет, Игорь демонстративно потянулся к завтраку.
-Вот так-то лучше,-добавила она. Ешь, и набирайся сил, ведь тебе сегодня кажется, как всегда, в ночную смену.
Поперхнувшись чаем, Игорь замер.
"Откуда ей всё известно? Неужели Вовчик проболтался?"
-Ириш, да мне действительно нужно было вчера подменить одного парня, проводы у него, понимаешь, брата в армию провожал. Ну а после сама знаешь, как бывает, он решил отблагодарить меня, ну и мы как обычно выпили.
-Да так, что ты даже до своего дома дойти не смог,-укоризненно покачав головой, подытожила Ирина. Я всё правильно поняла?
-Ну виноват, прости,-подобострастно произнёс Игорь, шутливо опускаясь перед ней на колени. Ну хочешь я с Андрюшкой сегодня целый день буду играть, а ты...вон к Танюхе сходи что-ли. А то и правда несерьёзно получается, я выходит отдыхаю культурно, а ты словно на привязи.
-Да нет Игорёк,-задумчиво глядя на него, проговорила Ирина. У меня-то как раз всё в порядке. Андрюшка мне вовсе не помеха, захочу и прямо при нём пущусь "во все тяжкие". Поймав на себе испуганно-удивлённый взгляд мужа, она прищурив глаза резко махнула рукой:
-А иди ты! Не вынуждай меня говорить гадости. Ты совершенно свободен, оставь меня пожалуйста в покое!
Молча повернувшись, она пошла в детскую, решив окончательно собрать свои вещи и уехать в деревню, к матери.

В душе ещё таилась горечь от недавней обиды, и она, душа,жила как бы отдельно от разума, который призывал остановиться, одуматься, и Ирина в такое время чувствовала себя словно на распутье между двух направлений: жизнью и пребыванием в ней.
Андрюшка уже давно не спал и таращил на неё ничего не понимающие глазёнки, улыбаясь во весь свой щербатый рот, агукая; и в сердце Ирины, как прежде пробудилось что-то нежное, ответное, побуждающее её к защите слабого, который вот именно сейчас, несмотря на житейские трудности, нуждается в ней; в её ласке и любви.
Забрав из кроватки сынишку, она прижала его к своей груди, замерев вдруг от неожиданной, изнуряющей, просверлившей мозг, мысли: что вот он, ещё такой крошечка, а уже почти полусирота, одним словом, безотцовщина...На её глаза навернулись слёзы: слёзы непонимания,и бесконечной, незаслуженной обиды, и она снова почувствовала себя одинокой и покинутой женщиной.
Плача тихими, горькими слезами, она думала о том, что родному отцу глубоко наплевать, на своего ребёнка: что он, как он? Плохо ли ему, здоров ли он? Он вообще старается как бы не замечать, то, что жена, вот уже более полугода, кружится с ним одна: день да ночь, сутки прочь. А он, глава семьи, отец своего сына, где-то пропадает на стороне, наслаждаясь прелестью разнообразия приобретённой свободы, и ни до чего ему нет дела.
Сейчас,Танюха, окажись невзначай рядом, непременно бы вывела по этому поводу свою, ответную резолюцию, что мол, сколько себя ни накручивай, а в итоге всё равно лишь одна головная боль и выйдет, а с них, ( с мужиков), один чёрт, всё как с гуся -вода. Так, что мол, подружка, терпи, чего уж там, таков наш удел...

Ну уж нет, дудки! С этим она никогда и ни за что не согласится. Терпела, хватит. Три года без Андрюшки и вот уже почти год, с ним. И если в прежнее время, Игорь хоть изредка брал её с собой, то после появления малыша на свет, словно совсем забыл о её существовании.
Вот вчера, спрашивается, где он пропадал? Все его доводы ведь просто смешны: никакой просьбы о подмене естественно не было и быть не могло. Снова видимо забурились в общежитие к молодым девкам, которые нередко потом и доносили ей на него, через Танюху.

После такого очередного выхода "в свет", Игорь часто клялся и божился, что мол, тут совершенно нет его вины, так, зашёл с Вовчиком невесту для него присмотреть, ну навроде свата...А что? Ну не получается у мужика с бабами, что с него с пришибленного возьмёшь? Богом обижен малый. А этот "малый", уже трёх жён за год поменял, и все от него бежали без оглядки, как чёрт от ладана.

Ирина посмотрела на лежавший рядом, телефон: может Танюхе позвонить? Всё-таки вдвоём сподручнее, помогла бы хоть вещи донести до такси,да и не так будет боязно ехать до вокзала.
Сама не зная почему, но она всегда боялась садится с незнакомыми людьми без сопровождения. Не спуская Андрюшку с рук, долго ждала ответа, на табло отчего-то высвечивалось, что "абонент занят". Суеверно веря в приметы, Ирина задумалась: не слишком ли много совпадений за одно короткое утро? Ведь как не крути, а за всё это время, Игорь впервые искренне повинился в своём невнимании к малышу, да и вещи складывались в чемодан, словно по чьему-то подспудному велению.
"Может зря я всё затеяла?-спросила она себя. Вон и Танюха отчего-то не отвечает..."

Обессиленно опустившись на край дивана, Ирина посмотрела в окно, за которым медленно угасал блеклый и какой-то неживой день.
Игоря давно уже не было. Так было не раз: не дождавшись примирения, он убегал на работу, возвращаясь под вечер каким-то обновлённым, словно впервые придя к ней на свидание.
Возможно эта, особенная черта его характера, и спасала в последнее время от полного разрыва их непрочный союз. Вспыхнувшая было ссора словно растворялась в быстро утекающем времени, вселяя в их души тихий покой, ограждая их семейный очаг, от необдуманного решения.

Но одно такое непримиримое утро, всё-таки запечатлелось в её памяти, оставив надолго след какой-то непонятной вины. Это тогда, когда Игорь после обычного ухода на работу, неожиданно заглянув в детскую, застал её в слезах...
Она помнит, как он словно не удивившись её состоянию, но забрав Андрюшку из рук, тихо проговорил:-Ну что ты, Ириш? Жили мы. И жить будем.

И именно эти простые, и не выдуманные наспех слова и вернули её тогда в реальный мир, заставив пересмотреть и переписать набело своё прошлое.

Она смотрела на безоблачную гладь неба, как и в то утро, когда её судьба и судьба её сынишки, казалось стояла под вопросом.
И это тревожное состояние словно впиталось в каждую клеточку её тела, как то чувство неприкаянности, что осталось там, в стенах их общего жилища, пропитанного каплями валерианы, тем запахом, который всегда ассоциировался в её понятии с запахом боли и неотвратимой беды.
Смотрела бездумно, тая в глубине души, слабую надежду, увидеть в последний раз сына, который не появлялся в родном доме вот уже 10 лет.
Её душа, паря где-то в необъяснимом пространстве, уже давно не знала радости, и жила словно отдельно от её усыхающего, и как бы мёртвого тела. И она относилась к этому, словно отдельно от неё, происходившему изменению, равнодушно, принимая всё, как должное, обязательное, и, поэтому неоспоримое.
Так уж повелось, что старое- непременно старится, отходя своевременно в сторону, чтобы уступить, освободить место-молодому, которое в свою очередь также обретёт с годами навык: любить и ненавидеть, радоваться и огорчаться.
Вся жизнь, это сплошная непрерывность цейтнота, отрезок между счастьем и желанием догнать его где-нибудь на повороте... Жили... и будем.