Капитаны главы из романа

Из военкомата мы с братом Мишкой ехали на дежурном «бобике». Отец велел отвезти домой две большие сумки с «пайком», мешок картошки и ведро квашеной капусты, сверху заложенное солёными огурцами. Огурцы то и дело вылетали из-за колдобин на дороге и Мишка, украдкой, собирал их с пола, между сиденьями машины и бросал обратно в ведро.
-Сам виноват,- убедительным голосом говорил я ему, в отместку за то, что он запустил крышку от ведра, как бумеранг, на плацу за зданием областного военкомата, но то ли ветер помешал, то ли расчёт не оправдался, но крышка прямёхонько улетела за забор, куда-то во дворы гражданского населения города Южно-Сахалинска, областного центра и нашего родного города. Правда, других в ту пору мы не знали, точнее не помнили.

Водитель, дядя Вася, повернулся к нам на светофоре, перед перекрёстком с центральной улицей, имени дедушки Ленина, и, весело подмигнув, сказал
 - « Ну что, Санька-Минька, завтра на рыбалку. Не забудьте тампоны с икрой навязать».    Он всегда нас так называл, потому что, по его словам, различить нас не мог, и придумал, никого не обижая, называть каждого двойным именем.

-Обязательно, дядя Вася,- Мишка говорит радостно, вытирая руки об шаровары. Он как раз закинул в ведро последний огурец в надежде, что дальше по асфальту, машина прыгать не будет.

 Дома мы первым делом доложили маме, что завтра отец берёт нас на рыбалку, и нам нужно «откинутую» икру для тампонов. «Откинутая»- это значит обдатая крутым кипятком икра горбуши. Она становится упругой и не давится, как сырая.

 Пока мама готовилась нас кормить, и разбирала  сумки с пайком, я тихонько прошёл в её спальню и, взяв со стола  у окошка ножницы, осторожно отрезал верхнюю часть «капронки»- это такие женские чулки, которые я ещё неделю назад заприметил на нижней полке в шкафу, возле маминой кровати. Положив обрезок на место, я довольный иду в нашу с Мишкой комнату, и, устроившись на табурете возле письменного стола, аккуратно, даже высунув язык от усердия, чего у меня  никогда в последующем не наблюдалось, принялся нарезать квадратики из «капронки».

Правда, потом оказалось, что легче отрезать готовый тампон от большого куска «капронки», удобнее уложить  икринки. Я был очень доволен, что сам, без подсказки, придумал, как сделать тампоны для ловли форели. Надо сказать, что Сахалинская форель досадно отличается от материковой размерами. Это рыбка до тридцати сантиметров в длину. Но окрас и вкус конечно знаменитые.

Через полчаса нас с Мишкой покормили, и отправили в комнату, спокойно поиграть, пе-ред сном. На что мы торжественно объявили о подготовке к завтрашней рыбалке и гордые своими достижениями в деле этой самой подготовки, пошли вязать тампоны, наперебой уча друг друга и выдумывая, какие рыбины будут ловиться на нашу наживу.

Отец подменился раньше с дежурства и, уже собравшись и дождавшись машину с осталь-ными членами рыбацкого коллектива, поднял нас. Мама одела нас, сонных. Отец обул на меня яловые сапоги соседа по дому, майора, д.Феди, потому, что мои, только раз надетые «резинки», отдали Мишке. Мне они не налазили, а другой подходящей для рыбалки обуви не было. Правда, эти сапоги на мне были, как бы это мягче сказать… В общем, с большими портянками они не слетали, даже при беге. Только бежать я в них не мог. Дядя Ваня говорил, что я делаю шаг в них и шаг вместе с ними, хотя он шутил.

Дорогу, петлявшую по распадкам, между невысокими горками, обросшими сосняком и елью, у нас их называют сопками, мы с Мишкой проспали, но на рыбалке отличились, поймав по десятку рыбок, и краснопёрку и подкаменок, и конечно форели.

Правда, сказать, Мишка пяток  поймал, а я три. Но это только из-за того , что до конца  ловить не мог, т.к упал с мокрого валуна в речушку и выбираясь по пояс в воде намок, тут-же замёрз.

В общем, побрёл я к костру, на становище, где  дядя Ваня выжал хорошо мою одежду, и, сказав, - «Суши», вручил мне топор и четыре кола. Я, поразмыслив и вспомнил, что сушить надо от костра к ветру, дабы искра не попала на одежду.

Я забил колья и повесил на один фуфайку, на другой штаны и свитер, на третий и четвёртый по сапогу. Присел на бревняку, с другой стороны костра, наблюдая, как от нижних шаровар идёт парок. Солнце пригревало по-весеннему, было не холодно, чувствовалось, что скоро распустятся ветки и  зашумит ивняк белыми барашками и защебечут, зачирикают птички….

В это время, к кострищу подтягивались рыбаки, по ходу забирая из машины рюкзаки с провизией. Ценный напиток отдавали д.Ване, а продукты просто выкладывали на стол; нарезали,  открывали кульки, банки; высыпали в плошки соль, горчицу.

Подошёл отец с военкомом, дядей Лёшей и, о чем-то негромко говоря, достал мамины пи-рожки и квашеную капусту, в алюминиевой кастрюльке. «Вот, вчера на паёк получил»,- сказал он д.Лёше.
 
За ними от машины шёл д.Федя, развязывая на ходу солдатский вещь-мешок, и , вдруг, как вкопанный, он остолбенел и, глядя сквозь меня, стал меняться в лице, от бледно розового до пурпурного цвета. Глаза его потихоньку выкатывались из орбит, рот судорожно начал хватать воздух…. «Как это, как?», - тихо прокричал он, - « На Девятое Мая берёг». Тыкая в мою сторону пальцем и смотря уже на отца.

Вся  компания оторвала глаза  от стола и посмотрела сквозь меня, за спину. От машины бежал д.Ваня, -«Ничего, щась зробимо», повторил он , пробегая за меня.
Я обернулся… . Тысяча мыслей пробежало в моей буйной головушке, - «Батя убьёт. Мама не горюй. Куда смыться», и ещё в том –же духе. Но смыться босиком я далеко не мог, ужас сковал мои конечности, и я обречённо подумал,-«Всё», чувствуя спиной приближающегося отца. Затрещина была короткой, но знатной. Я летел метра два, вытянув вперёд  руки и прикидывая,-«бежать или не успею?».
-Не надо, Серёга,- это военком спасал мою жизнь, рыбалку, отношение в коллективе,- «Найдем новые»,-добавил он.

Я улёгся, в аккурат, перед кольями, на которых торчало что-то свёрнутое, скрюченное, сжатое в гармошку, но такое маленькое, какое-то игрушечное, что раньше было яловыми, офицерскими сапогами.

Дядя Ваня сдёрнул их с кольев. Один сунул под мышку, другой попытался размять в сильных руках, но раздался хруст, и голенище сапога просто отпало, открыв красивое, белое нутро.

От стола раздался дружный хохот. Мужики хохотали до слёз, когда я пытался обуть то, что получилось после усушки сапог, даже без портянок, на один носок.

-Давайте хлопцы к столу,- похлопав д.Федю по плечу, водитель, полуобняв его, повёл к мужикам, и разлив «Шило», смешанное в большом солдатском термосе с водкой, разлил по кружкам, посмотрел на военкома.
-За рыбалку,- произнёс по традиции д.Лёша, поднимая кружку в приветствии.
-Ура! Ура! Ура! – дружно прокричали за столом, и  весело обсуждая происшествие, подначивая отца и д.Федю, принялись за трапезу.

Мишка сидел возле д.Лёши и, с затаённой проказой, посматривал на меня. Обо мне вроде  все позабыли, отвлеклись. Я рад был. Было и стыдно и забавно, как всё случилось. Сапоги конечно жалко, но мне хотелось есть. Чуть позже захотелось сильнее.

За столом выпили по второй, за отпускника, т.е. за моего отца. Потом ещё за что-то. Я тихонько, со спины, подошёл к отцу. «Папа, прости меня, пожалуйста», - с дрожью в голосе произнес я. Отец сделал вид, что не услышал. Я, чуть дёрнул его за локоть, и  громче повинился.
-Ты не меня проси, а д.Фёдора, -громко сказал отец, не оборачиваясь.

Я поплёлся, вокруг стола, к нашему соседу по дому, под весёлыми взглядами отцовских сослуживцев. Честно говоря, было очень стыдно и хотелось реветь, но я дошёл до конца и громко, как учил отец, по военно-морскому, попросил прощения у д.Фёдора.
-Ладно, уговорил,- уже с теплинкой в голосе ответил он, - «садись, ешь, рыбачок». Он подвинулся, предлагая место подле  себя.

-Да, чего только на рыбалке не бывает,- заметил, чуть охмелевший капитан Семёныч,- вот помните в прошлом году, летом, на Изменчивом озере…
(отступление второе)


ВОДКА ИЗ РУЧЬЯ

К Изменчивому  озеру, бобик добрался к полудню. Остановились на берегу ручья, что впадает по центру озера. На этом берегу и рыбачий сруб давно стоит. Лет двадцать назад расстарались. Отцы командиры говорят, тогда рыбы в озере было - валом.
Где-то в глубине был туннель, или грот, через него вода сообщалась с морем, и рыба заходила морская, камбала и навага. А потом, после войны, обвалился грот, и всё, вода стала пресной, морская рыба вымерла. Только во время больших осенних штормов солёная морская волна перехлёстывает через песчаную косу, и вода в озере солонеет. Появляется кунжа и навага.
Правда или нет, не знаю, но вода солонеет. Возле устья ручья, конечно вода пресная и прозрачная, видно даже бурое дно. Вообще, все предметы, пролежавшие какое-то время в ручье, покрываются бурым налётом. Мы вытащили с братом пол дюжины бутылок и оставили их на солнцепёке, так они тут-же высохли и стали бурыми и чуть матовыми, как покрашенные.
Водитель бобика дядя Ваня, подошёл к берегу с большой авоськой, полной горячительных напитков, и аккуратно вдавил каждую бутылку в песчаное дно ручья, возле берега.
- Чтоб не закипело до обеду,- весело сказал он нам, подмигнув.

Да, июльское солнце на Сахалине, парит сильно, до истомы. На пляже, возле воды, можно уснуть в пять минут, и облупиться на пару недель. Болезненно.
Мужики собирали снедь на стол. Кто-то варил куляш, из гречки с тушёнкой. После обеда все собирались идти блеснить кунжу, а вечером ставить сети со стороны моря.