Или пан, или пропал

               

          ИЛИ ПАН, ИЛИ ПРОПАЛ

        Приехал в Польшу – будто бы на родину свою. Такое ощущение охватило сразу по той простой причине, что огромную часть всей территории Польши занимает равнина – Польская низменность, от края и до края  засеянная золотом хлебов, похожих на родимые алтайские хлеба. На этом, к сожалению, приятные сравненья и закончились, потому что польские пейзажи – куда ни посмотри! – все они цветут, благоухают. Древние костёлы – не разрушенные во время всяких гражданских бурь и катаклизмов – держат в облаках свои огромные католические кресты.  Хутора стоят – как на картинках. Аисты красуются на крышах и на специальных столбах, где на широких колёсах устроены гнёзда. Чистота кругом, цветы, ну просто плюнуть некуда человеку русскому.  (Это шутка с горькой долей правды).  И природа, и архитектура – королевские замки, соборы, базилика с сердцем Шопена – всё это поражает дивной самобытностью. Всё настолько ухожено, всё настолько причёсано и настолько приближено к идеалу, что ты начинаешь  ловить себя на странном ощущении, будто находишься среди каких-то грандиозных декораций будущего фильма.
       -Скоро и у вас так будет, - сказали мои польские друзья. – Новая Россия будет жить по-новому.
        -Дай-то бог… - с потаённым сомнением ответил я, глядя на «игрушечную» придорожную часовенку, возле которой мы остановились на короткий отдых.
         Так начинался мой «гастрольный тур».  За три с половиной недели такого «тура» душа моя пела и звенела как в буквальном смысле, так и переносном. Прекрасные пейзажи Польской низменности – по чистым и быстрым дорогам – легко заменялись не менее прекрасными пейзажами горной Польши. В предутренней розовой мгле или в сизой вечерней на горизонте проступала самая высокая гряда – между Альпами и Кавказом. Песчаные пляжи Балтийского моря  поражали своей чистотой, красотой, тишиной (хотя кругом было полно купающихся). И точно также приятно изумляли великие Мазурские Озера, и сказочное царство Беловежской Пущи…
       За время «гастрольного тура» было  сделало немало выступлений: Краков, Познань, Белосток, Торунь,  Ченстохова, Сосновец…  Берег моря запомнился – уютная Устка, тот великолепный городок, в котором Ян Парандовский закончил первый вариант своей удивительной книги «Алхимия слова». Потом в самом центре Варшавы – в музее Адама Мицкевича – выступил и даже более того: посидел в деревянной, старомодной карете Мицкевича и мысленно проехал с ним почти весь белый свет. Я это сейчас говорю с какою-то гусарской бравадой, а на самом-то деле – всё гораздо серьёзней. Прикосновение к поэзии Мицкевича способно поразить своим величием настолько, что ты даже стихи писать забросишь – придёт осознание своей «гениальной бездарности». Однако, речь сегодня – о другом. Речь о том, что во время «гастрольного тура» были встречи яркие и жаркие, но, пожалуй, что самая яркая и самая жаркая встреча произошла в первые дни моего знакомства с польскими панами и панночками.
        Это было в тихом и уютном провинциальном городке – недалеко от моря. После первых выступлений – перед учителями и студентами – меня пригласил к себе в гости редактор районной газеты. Я пришёл и обалдел от  роскоши (так мне тогда показалось). Я попал в такие барские хоромы, в каких сегодня у нас в России живут или бандиты, или господа олигархи.  (Это было лет пятнадцать назад). Хозяин того «дворца» – двадцатитрёхлетний, славный парень, начитанный и общительный. Но если честно сказать: славный парень – это не профессия. Это был средней руки журналист, не хватающий звёзд с польского неба. И вот этот молодой, но ранний пан – не красуясь, не хвалясь, а как-то очень просто, в рабочем, так сказать, порядке – долго водил меня по комнатам своего «дворца». Показывал рабочий кабинет, гостиную и  прочее, где можно заблудиться как в лесу. А потом мы сидели за шикарным хлебосольным столом, и редактор, отвечая на мои вопросы, охотно рассказывал о том, как государство помогает молодому человеку достойно жить, спокойно подниматься на ноги. И подтверждение этим словам я находил потом повсюду, покуда «гастролировал» с гитарой и стихами по городам и весям чудесной Польши. И не было во мне – и нет! – ни капли зависти оттого, что они там так «жирно» живут. А была только одна большая грусть, терзающая сердце. Мне опять и опять вспоминались наши русские братья-писатели, среди которых много очень талантливых и самобытных. И все они едва-едва концы с концами сводят.  И все они, как правило, ютятся в таких «дворцах», куда иностранного гостя и пригласить-то будет как-то неудобственно. И теперь, когда прошло немало лет после моих гастролей по чудесной Польше, – на сердце у меня всё та же грусть, тоска и маята. В России, в государственных умах, к сожалению, отношение к нашим талантам остаётся прежним – прохладно-равнодушным. На просторах нашего отечества есть немало отличных поэтов и много прозаиков, имена которых стали звонкими не благодаря чему-то или кому-то, а просто в силу своего характера – не смотря ни на что. И приходится признать, к большому сожалению, что это весьма типичный русский вариант – или пан, или пропал.