Батюшка Дон кн. 4 гл. 22

Война самое грязное и отвратительное явление человеческой деятельности, поднимающее из глубин людского подсознания самое низменное и подлое. На войне за убийство человека солдаты получают награду, а не наказание. Они должны безнаказанно разрушать ценности, создаваемые человечеством столетиями, жечь, резать и взрывать. Война превращает нормального человека в злобное животное.
Почему же история человечества в основном состоит из летописей всевозможных войн, знаменитых сражений и имён великих полководцев? Почему люди, убившие множество себе подобных, считаются величайшими героями? Почему любой спор люди до сих пор предпочитают решать силой?
Проблемы войны и мира, добра и зла всегда волновали думающего человека, но однозначного ответа на вопросы нет. В древности доминировала точка зрения христианской церкви, которая выводила испорченность людей от грехопадения Адама и Евы. Легче всего склонность к насилию поселить в самой природе человека и объявить его греховным от самого рождения.
Карл Маркс называл причиной постоянных войн незатухающую классовую борьбу. Зависть бедных к богатым толкает первых на насильственное изъятие материальных ценностей и сопутствующие этому безобразия. Лев Толстой объяснял коллективную тягу к насилию колоссальной волей лидеров вступающих в конфликт наций. Пример Наполеон - сумевший подчинить воинственные настроения французов.
Ни одна теория не в силах объяснить, почему миллионы людей, до определённого дня жившие в мире друг около друга неожиданно начинают так ненавидеть соседа, что с лёгкостью убивают человека только за то, что он другой национальности, цвета кожи или неправильной веры.
Ответ можно найти, если рассматривать человеческое общества как живой, саморазвивающийся организм. Цивилизация проходит те же стадии развития, как и каждый человеческий индивидуум. Когда-то она находилась в состоянии зародыша и люди жили в пещерах и немногим отличались от зверей. В вечной битве за добычу они не видели особой разницы между собой и другими хищниками. Вопросы морали их не интересовали.
Младенчество цивилизации пришлось на период Древнего мира, когда люди с трудом учились осваивать и подчинять окружающий мир. Впервые они начали воевать между собой. Детские кровавые игры велись по любому поводу: женщины и пища, богословные вопросы и банальная жадность. Жестокость оправдывалась и возводилась в ранг добродетели.
Непримиримые войны начались, когда человечество вступило в детский период. Научившиеся ходить дети не понимают разницы между добром и злом, поэтому бывают беспричинно жестокими и драчливыми. Двадцатый век ознаменовался двумя мировыми войнами и сотнями миллионов жертв. Что же привело к столь печальным результатам и возможно ли в дальнейшем избежать кровавых столкновений народов?
Люди обычно не задумываются, почему всё дурное липнет к ним само по себе, а всё хорошее нужно культивировать и лелеять… Ведь никто специально не учит детей курить, употреблять алкоголь и наркотики. Зато родителям нужно усиленно приучать детей чистить зубы и умываться. Грязь на человеческом теле появляется сама, а чистоту нужно поддерживать немалыми усилиями. Так и наш мир нуждается в постоянной чистке - инъекциях доброты, а зло, как грязь изначально присутствует в нём.
Дремлющие в глубине человеческого подсознания пагубные желания и роковые страсти: тяга к насилию, жадность, лень, ложь, сексуальные извращения неизбежно вырываются на поверхность мирной жизни. Когда это происходит с отдельным человеком, он превращается в маньяка, а когда с обществом в целом - начинается война.
Суммарная масса живущего в каждом человеке зла накапливаясь, перевешивает стремление к мирному сосуществованию. У определённой части населения начинают преобладать идеи реванша, как в нацисткой Германии или перманентной мировой революции как в СССР. Нашлись лидеры готовые возглавить эти процессы. Гитлер, Сталин и Муссолини всего лишь выразители тайных желаний своих соплеменников.
Государство берёт на себя организаторскую функцию, всячески пропагандирует созревшие идеи и через какое-то время большинство населения стран психологически готово к войне. При этом люди рассматривают её как неизбежное бедствие, которое нужно пережить, по возможности извлекая из неё пользу. Никто до конца не верит, что война жёстко коснётся его или его семьи. Все надеются выжить.
Только когда война ледяным дыханием задевает подавляющее количество людей, общество начинает задумываться о правомерности бойни. С каждой новой войной растёт понимание, что это не самый лучший способ разрешения международных конфликтов. В настоящий момент человечество перешло в фазу полового созревания, и ранний юношеский период жизни цивилизации диктует больший интерес к вопросам пола, чем к надоевшей игрушке - войне. Подростковая жестокость должна непременно закончиться.
По мере развития разума людей доля зла, заключённого в каждом будем неуклонно уменьшаться. Образованный человек всегда может контролировать свои низменные страсти, и взрослеющее человечество сможет избежать кровавых разборок. Время кровожадных героев уходит в прошлое. Критическая масса добра неизбежно перевесит зло и позволит больше никогда не возвращаться к повторению диких уроков истории.

***
В конце шестидесятых годов страшного кровавого двадцатого века светлый церковный праздник Троицу, в простонародье Иван Купала, стали праздновать, как день русской берёзки. Это была попытка вытеснить религиозный, а ещё ранее, языческий праздник новым атеистическим.
- Приезжайте ко мне, - накануне праздника Николай Сафонов позвонил давней подруге Александре Шаповаловой и пригласил в гости. 
- Нужно поговорить с Иваном Матвеевичем, - сказала она и предупредила: - Только он в эти дни встречает каких-то немцев.
- Пускай приезжает вместе с ними. С отцом увидишься...
Шаповаловы поженились сразу после освобождения из заключения и поселились в сильно разросшемся Ростове-на-Дону.
- Мы с ним познакомились на пересылке, - призналась отцу Александра при первой встрече после возвращения из лагерей.
- Никогда не знаешь, где встретишь свою судьбу….
- От него все отказались, жена ушла… Несколько лет жили на поселении и там сошлись.
- Может, ишо и внуки будут? - сказал Григорий Пантелеевич.
- Это вряд ли… - смутилась тридцативосьмилетняя женщина.
- Зато у тебя теперь муж генерал! - пошутил отец, который сильно переживал, что их казацкий род должен пресечься.
- Мы думаем взять ребёнка из детского дома. Есть один на примете.
Обычно на праздник Ивана Купала мужики в сёлах чистили колодцы, женщины украшали двор и хату срезанными ветками берёзы, обменивались нательными крестиками или цветастыми головными платками.
- Мы покумились... - говорили в таких случаях.
Женщины расстелили скатерти вокруг нарядных берёз, украшенных лентами, и пригласили мужчин и парней трапезничать. Праздник пришёлся на начало сенокоса и им требовались силы. Несмотря на горячую пору на берегу Дона собрались всем колхозом. Пригласили из Новочеркасска артистов для пущего веселья. 
- Будут соревнования по конским бегам и волейболу, - проинформировал собравшихся Николай Ильич, который чувствовал себя полноправными хозяином праздника. - Охотники могут слазить на вкопанный высокий столб за сапогами.
- Лучше бы за бутылочкой… - крикнул разбитной тракторист.
- Тебя уже хватит! - строго предупредил председатель.
На угощение гостей и победителей в соревнованиях в колхозе по распоряжению председателя Сафонова зарезали четырёх подросших бычков.
- Закуски и выпивки хватит, - пообещал он, - но завтра на работу!
- Сытый и выпивший колхозник работает лучше! - пошутил тракторист.
- Тебя сколько не корми - план не выполнишь...
Часам к десяти утра на место гулянки подъехала чёрная «Волга», из которой вышли двое мужчин, красивая женщина и энергичный мальчишка, сразу убежавший к станичным сверстникам.
- Шаповаловы приехали! - обрадовался Николай и поспешил встречать почётных гостей. - Радуйся Григорий Пантелеевич.
Иван Матвеевич в генеральском мундире со звездой Героя Советского Союза на груди выглядел как всегда монументально.
- Познакомьтесь, - представил он спутника хозяину и тестю, - товарищ Иоганн Майер. Наш друг из Германской Демократической Республики, приехал к нам по линии Общества советско-немецкой дружбы.
- Очень приятно! - сказал Шелехов, подумав: - Где-то я видел энто лицо.
То же самое подумал и зарубежный гость, но ничего не сказал. Иоганн чувствовал себя довольно странно, вспоминая:
- Почти тридцать лет назад я был здесь как завоеватель, а теперь гость…
Он хорошо сохранился для пятидесяти лет. Время лишь чуть ссутулило его спину, да посеребрило голову. Он был от природы суховат, постоянно улыбался, показывая прекрасные зубы.
- Товарищ Майер воевал в Сталинграде, - продолжил генерал, - завтра мы поедем туда, посмотрим, каким стал Волгоград.
- Мы тоже воевали! - сдерживал раздражение Григорий Пантелеевич.
Жесты немца были чётки и энергичны. Силуэтом и повадками он напоминал бывшему противнику небольшую хищную птицу.
- Коршуна, што ли? - прикидывал Шелехов.
- Давайте лучше выпьем, - предложил хлебосольный хозяин, - а разговоры оставим на второе.
Гости расселись за сбитые из необструганных горбатых досок столы, стоящие прямо на берегу Дона. Григорий оказался сидящим напротив Иоганна. После третьей рюмки и лёгкой закуски немец спросил его на довольно сносном русском языке:
- Почему Вы на меня так смотрите?
- Как так? - переспросил Шелехов.
- С подозрением…
- Как мне смотреть, ежели вы троих моих сынов убили, города рушили?
- Я не фашист, - сказал оппонент, - нас заставляли воевать, вас тоже.
- Я тебя на энту землю не звал…
- Зато вы уже четверть века не уходите с территории моей Родины, и ещё Бог знает сколько, будете разделять мою Германию.
Спорщики зло смотрели друг на друга, хорошо, что никто их не слушал. Большинство гостей танцевало, остальные вели застольные разговоры.
- Ты прав, - понемногу остывая, сказал Григорий, - вы были всего лишь оружием Божьим. Слишком много мы в России грешили, слишком долго мы жили, словно животные и считали энту жизнь единственно правильной. Воевали, грабили, убивали… Хотели жить как деды и прадеды, ничего не хотели менять. Вот нас так мучительно переучили и кровью умыли!
- Поверьте, мы тоже сполна расплатились за наши прегрешения!
- Ежели собрать всю кровушку, пролитую наземь на моих глазах и которую сам, выцедил. - Григорий Пантелеевич махнул рукой в сторону реки, - аккурат Дон заполнится…
- А моя может заполнить Эльбу!
- Наше поколение сполна искупило вину русского народа… - прошептал Шелехов. - А вот за революцию и убийство царя рассчитаются наши внуки.
Оба говорили одно, только разными словами, но были разногласия.
- Всё-таки немцы воевали лучше! - слегка забывшись, сказал Иоганн.
- Чего же вы тогда проиграли?
- Пятеро оставшихся в живых после артиллерийского обстрела солдат моей роты неделю отбивали атаки полка, уложив его перед позициями…
- Но мы ваш Берлин взяли, а вы Сталинград - нет.
- Нам оставалось пройти всего несколько сот метров до Волги!
- Но вы их не прошли!
Майер хотел сказать Григорию что-то обидное, но вовремя спохватился. Он помолчал, обдумывая новые доводы, и с усмешкой произнёс:
- Что вы русские за странный народ? Мы наложили в Сталинграде вал из ваших трупов высотою около двух метров, а вы всё лезли и лезли под пули, карабкаясь через мертвецов, а мы всё били и били, а вы всё лезли и лезли…
- Назад нам повернуть было нельзя! - признался бывший сержант и заиграл желваками. - Сзади нас подпирали заградотряды…
К столу вернулись Николай и генерал, которому показали клуб.
- О чём спорим? - живо поинтересовался Иван Матвеевич.
- Да вот вспоминаем войну…
- Забывать её уроков не следует, - согласился дипломатичный Шаповалов, - но и вечными врагами быть не стоит!
- Точно!
- Вот мы воевали друг против друга, - улыбнулся остывший Григорий Пантелеевич, - а нынче сидим водочку пьём…
 Все дружно согласились, что за это нужно выпить. Гости охотно пили, ели и смотрели, как соревновалась румяная колхозная молодёжь. Солнце взобралось наверх наблюдательной вышки, и только тень от склонившихся над столом заботливых берёз спасала от его жгучих любопытных лучей.
- Иван Матвеевич, - обратился тесть. - Ты немца давно знаешь?
- А что такое? - поинтересовался он, провожая взглядом Майера.
- Лицо знакомое… А где он служил, знаешь?
- После ранения в Сталинграде и лечения в госпитале попал в 28-ю легкопехотную дивизию, - вспоминал генерал информацию из секретного досье. - Воевал под Ленинградом.
Вокруг них дружно пели птицы, ведь они легко поют на лету, во время отдыха и в самую горячую пору рабочего дня. Птичий мир был охвачен таким радостным возбуждением, что песни сами вырывались на волю.
- Я знаю значок этой дивизии - изображение шагающего пехотинца... - заметил Григорий Пантелеевич.
- Семь раз раненный, он был произведён за отличия в лейтенанты. В Курляндии попал в плен. Провёл несколько лет на лесозаготовках.
- Я в своё время тоже там побывал… А где живёт?
- В Дрездене. Я туда в составе делегации ездил, там и познакомились.
Птичьему хору аккомпанировали многочисленные полевые сверчки, кузнечики, шмели, пчёлы, комары, мухи и прочая стрекочущая жужжащая бесчисленная рать насекомых. Шаповалов прислушался к природной симфонии и с уважением посмотрел на возвращающегося Иоганна.
- Сильный народ немцы, работают как звери! - восторженно сказал он. - Точно, аккуратно, со знанием дела, с сознанием долга. Считают плохую работу ниже своего достоинства. Не выносят беспорядка, халтуры.
- Ежели убивавшие друг друга немцы и русские встретились в другом месте, были бы, вероятно, хорошими знакомыми или друзьями.
- Но судьба их бросила в пекло, где человек перестаёт быть собой. 
Иван Матвеевич похлопал по скамейке, приглашая Иоганна присесть.
- Вот скажи мне дорогой товарищ Майер, - душевно обратился к нему генерал. - За два часа на Курской дуге мы обрушили на вас тысячи снарядов.
- Было такое…
- Неужели у вас не было потерь от нашего огня? - спросил Шапошников.
- Да, - ответил Иоганн, - это было ужасно, головы поднять нельзя!
- В итоге мы всё же научились воевать!
- Наши дивизии теряли шестьдесят процентов своего состава, - уверенно сказал он, - но оставшиеся сорок процентов отбивали все атаки, обороняясь в разрушенных траншеях и убивая огромное количество наступающих…
- Так и было.
- А что делали ваши заградотряды в Курляндии? - продолжил он неразрешимый спор. - Однажды массы русских войск пошли в атаку. Но их встретили дружным огнём пулемётов и противотанковых орудий. Оставшиеся в живых стали откатываться назад. Но тут из русских траншей ударили десятки пулемётов. Мы видели, как метались, погибая, на нейтральной полосе толпы ваших обезумевших от ужаса солдат!
- А как иначе образумить трусов? - завёлся генерал.
- Действия заградотрядов понятны в условиях всеобщего разлада, паники и бегства, как энто было, например, под Сталинградом, в начале битвы! - встал на сторону противника Григорий. - С помощью жестокости удалось навести порядок. Да и то оправдать энту жестокость трудно.
- Но прибегать к ней на исходе войны, перед капитуляцией врага! Какая это была чудовищная, азиатская глупость! - поддержал его Иоганн.
- Не согласен…
- Среди пулемётчиков нашего полка были случаи помешательства, - печально закончил немецкий гость. - Не так просто убивать людей ряд за рядом, а они идут и идут, и нет им конца…

***
В местном училище механизации учились музыкальные кубинцы. Студентов с острова свободы пригласили выступать с концертом на колхозном празднике. После окончания всех соревнований и плотного сытного обеда они начали зажигательное выступление. Кубинцы искромётно исполняли свои ритмичные народные песни под акустическую гитару.
- Хорошо поют, - сказал взволнованный неожиданной встречей Григорий Пантелеевич.
Дело было в том, что он утром впервые увидел приёмного сына Александры и Ивана Матвеевича - девятилетнего Костю.
- Как он похож на меня в детстве! - сказал дочери удивлённый старик.
- Сходство есть… - подтвердила приёмная мать.
Костя сильно напоминал мужчин их рода, такой же горбоносый, темноглазый и чернобровый.
- А кто у него родители были? - тихо спросил Шелехов.
- Мать Кости я в тюрьме встретила, - начала рассказывать Александра, когда мальчик побежал купаться на Дон. - Звали её Елена, ей было двадцать четыре года, и она хлебнула лиха только за то, что попала в объектив фотоаппарата людей в штатском, в первый же день Новочеркасского бунта.
- Только за это? 
- В кадре оказывались демонстранты и случайные прохожие. Лена тогда вышла погулять с годовалым сыном. Чья рука и по какому принципу пометила крестиками лица с тех фотографий, сейчас уже не дознаться. Но именно по этому признаку впоследствии кто-то из «меченных» попал под расстрел, а кто-то на длительные сроки заключения.
- А почему звали?
- Она умерла у меня на руках в «Устимлаге»… - красивые глаза женщины увлажнились. - Я ей пообещала, что не оставлю сироту в детдоме.
От волнения Григорий Пантелеевич захотел покурить, но вспомнил, что бросил лет десять назад. Он прожевал кусок хлеба с салом и спросил:
- А отец кто?
- Лена рассказывала мне, что её мужа звали Николай. Фамилию ему дали в детдоме - Безродный. Малышом он случайно оказался в Сталинграде… Там его опекала какая-то женщина, но после войны она умерла, и Коля снова оказался в детском доме. 
- Печальная история... - признал Григорий Пантелеевич, смотря на небо.
- Единственное что у него осталось от родных - старинный нательный крестик и имя Коля.
… Праздник закончился. Станичники начали расходиться по домам, хозяйство требовало постоянного присмотра. Иоганн дремал в берёзовом теньке. Александра с отцом и мужем сидели рядом и тихо беседовали. К ним подошёл уставший за суматошный день Николай и плюхнулся, напротив.
- Фу ты! - выдохнул он и вытер рукой вспотевший лоб.
- Устал Коля! - участливо поинтересовалась Саша.
- Для кого-то праздник, а для меня работа.
- Мы скоро поедем…
- Вы же моя семья!.. Может, переночуете?
- Нет, поедем.
Николай изобразил на загорелом открытом лице искреннее огорчение, и чтобы перевести разговор на другую тему спросил Сашу:
- Где работаешь?
- После освобождения из лагеря пробовала устроиться в Новочеркасске, - пояснила она и скорбно поджала красиво очерченные губы, - но не получилось… С такими, как я, в городе боятся общаться. Ещё в лагерях объяснили, что «особых» могут расстрелять в любой момент. Когда везли с этапа на этап, я всякий раз боялась, что поставят к стенке. Мне до сих пор снятся поезда, станции и тупики. Как были мы «меченные», так и остались.
- Новочеркасск дал один из первых известных примеров того, что честный офицер может и должен отказаться от исполнения преступного приказа, - глядя на зятя, сказал Григорий Пантелеевич.
- Для меня, военного человека, когда сказали, что надо поднять войска по боевой тревоге, то есть с оружием и боеприпасами, стало ясно - это не для борьбы со стихийными бедствиями. - Шаповалов смутился такой оценкой.
- Как же ты решился не выполнить приказ?
- Я со своим народом не воюю!
Александра спросила мужа, что произошло, если бы он подчинился приказу, и танки, стоявшие на мосту через реку Тузлов, атаковали толпу. Тот решительно ответил:
- Погибли бы тысячи.
- Ишь што выдумали, - заругался Шелехов, - по мирным людям танками.
Николай Сафонов чувствовал себя немного скованным в присутствии генерала. Отвернувшись в сторону Дона, он спросил невпопад:
- Иван Матвеевич, как вам удалось выжить в войну?.. Ведь процентов восемьдесят танкистов погибли. 
- За четыре года, продуваемых смертным ветром и пропахших порохом, не чаял остаться в живых.
Шаповалов приосанился и веско продолжил ответ:
- Ведь справа и слева под прицелом и залпами войны неумолимо редели ряды фронтовых друзей-танкистов. А для меня так и не выточили снаряда со смертоносным осколком.
- Значит, небу было нужно для чего-то оставить Вас в живых…
Долгий день и тяжёлый разговор утомил всех. Присутствующие сидели в тишине, думая о своём. Николай первый нарушил молчание:
- А мой брат Митька готовится к первому полёту в космос!
- Надо же! - ахнула Саша и показала примерно метр вытянутой рукой параллельно земле. - Я его вот таким помню.
- Отсутствие электрического света в большинстве сёл и деревень, где живёт добрая половина населения страны, лапти, вши и запуск в космос первого в мире искусственного спутника Земли! - с иронией сказал Григорий Пантелеевич. - Таковы контрасты нашей странной страны.
- Не забывайте, - вставил Шаповалов и показал зачем-то вверх, - страны, которая разгромила Гитлера и задела за живое сведущих, сытых и процветающих американцев.
К ним подбежал накупавшийся до синевы Костя. Худенькое тело его блестело от капелек речной прохладной воды. Из одежды на нём болтались одни синие сатиновые трусы.
- Мама! - закричал он издалека, - я научился нырять с высокого берега.
- Молодец! - Александра погладила его по мокрым волнистым волосам.
- Чего это он ходит с крестиком на шее? - спросил осторожный Николай.
- Этот крестик его мать завещала никогда не снимать…
- Всё равно негоже, в нашей стране ходить с крестами, - недовольно пробурчал коммунист Сафонов.
- Энто тот крестик? - плохо видя, спросил Григорий Пантелеевич.
- Да! - подтвердила его дочь и непонимающе взглянула на отца.
Старик притянул к себе смущённого мальчика и внимательно рассмотрел сакральный символ православия. Потом он крепко обнял смущённого Костю и с волнением сказал:
- Энто крестик моей матери Пелагеи Ильиничны Мелеховой.
- Что такое? - не понял Николай.
- Она перед смертью передала его своей дочери, моей сестре Евдокии.
- Мелеховой? - удивился Шаповалов.   
Он подумал, что ослышался, и наклонился вперёд, чтобы лучше рассмотреть крест.
- Я Мелехов Григорий Пантелеевич, казак Вёшенской станицы, - тихо признался отец.
- А я, почему Шелехова?
- Долго рассказывать… - отмахнулся он.
- Точно этот крестик бабушки? - переспросила Александра и её карие чувственные глаза увлажнились.
- Выходит Костя внук моего старшего сына Михаила… - молочно побледнел старец. - Он мне говорил перед смертью, што его годовалый сынишка Коля и моя сестра поехали в сторону Сталинграда.
- Невероятно! - сказал внимательно слушавший Шаповалов.
Григорий Пантелеевич пока не верил счастливому случаю, первому в его долгой жизни. Он медленно бормотал под нос, силясь понять происходящее:
- Когда я наведывался недавно в хутор Татарский, оставшиеся старики говорили, што летом 1942 года они направились в Миллерово на встречу с Михаилом. Назад они не вернулись, значит, всё сходится!
- Что сходится?
- Евдокия умерла там, а мальца отправили в детдом.
- Трудно в такое поверить…
- Вы посмотрите, как Костя на меня поразительно похож! - горячо настаивал он.
Все присутствующие внимательно посмотрели на них и, несмотря на огромную разницу в возрасте родство было очевидно. У Григория Пантелеевича разгорелись от возбуждения глаза и также блестели тёмные цыганские глаза мальчугана. Они сидели в пол-оборота к другим и их горбоносые профили были совершенно идентичными.
- Господи! - ахнула впечатлительная Александра и неловко перекрестилась. - Выходит Костя мой двоюродный внук?
- А мой правнук! - чувственно добавил её отец.
- Можно я по-прежнему буду называть тебя мамой?! - жалобно попросил потрясённый мальчик и прижался к рыдающей от счастья женщине.
- Конечно, родной мой! - заверила она.
- Мама, смотри, луна похожа на яблоко, только откусанное… - засмеялся Костик и беззаботно побежал к машине.

 
Окончание http://www.proza.ru/2013/04/05/8