Баба Яга и Касатик
Через неделю детектив Мухин привел заморского дядю Сидора:
— Господин Сидор, вот это и есть Анфиса, в которую был влюблен ваш Самсон, больше мне добавить нечего, — сказал Мухин, пропуская в квартиру Анфисы некоего господина, а сам быстро закрыл за собой дверь.
— Здравствуйте, Анфиса! Так это из-за вас Самсон покончил с жизнью? Да, вы действительно красивы! Но жизнь - дороже. Что ж вы его довели до такой степени?
— Знаете, трудно мне все это вспоминать, но Самсон меня по–своему любил.
— Да я и сам готов в вас влюбиться, от вас идут флюиды любви и совершенства!
— А, что мешает?
— Не хочется с крыши падать.
— Не лазьте на крышу и не сорветесь!
— Анфиса, вы сказали хорошую мысль! Самсон просто сорвался с крыши! Наверно сидел на вашей крыше и смотрел на луну, да и сорвался! Он еще в детстве был лунатиком, на луну реагировал! Тьфу. Гора с плеч! — воскликнул дядя Сидор, вставая с кресла, и медленно проходя к выходу.
Анфиса закрыла за ним дверь и плюхнулась в кресло.
Вскоре появился детектив Мухин.
— Анфиса, спасибо! Дядя Сидор закрыл дело о гибели Самсона, сказав, что он был лунатиком с детства. Я не ожидал от вас такого ума! Самому в вас влюбиться? Нет, лучше не буду. Все, прощайте!
Степан Степанович после разговора о русском модерне с Инессой Евгеньевной, сделал столовую мебель, а с резчиками по дереву у него ничего не получилось. Комплект мебели был, а антикварного вида у него не было. И пошел он к Инессе Евгеньевне в жилетку поплакать. А она засмеялась! Он только рот открыл от удивления.
— Милый ты Степан Степанович, есть мистическая отделка для твоего комплекта! Да еще какая! Но нужно найти Селедкина старшего, чтобы он все это вместе состыковал по старым рецептам.
— Так умер Селедкин старший, и нет теперь мастера, который мог бы под старину мебель реставрировать.
— Я не знала. Что предлагаешь?
— Не знаю, а Селедкин младший знает? Он видел, вероятно, как его отец работал. Селедкин старший реставрировал без зрителей, никого не впускал в мастерскую.
— Это я хорошо знаю. Младший Селедкин уволился, но его можно найти. Вези свой комплект в магазин, в реставрационную мастерскую, а я привезу для него украшения и Родиона.
Родион откликнулся на звонок мобильного телефона, и сам приехал в магазин. Он сказал, что знает, как отец делал мебель под старину, но сам никогда этого не делал, хотя помнит все материалы, которые отец при этом использовал.
Степан Степанович привез столовый мебельный гарнитур, а, увидев дощечки, с качественно вырезанными животными, как ребенок захлопал в ладоши.
— Отлично, то, что надо! Какое мастерство и все выдержанно в одном стиле, в одном размере!
Родион при виде дощечек выдохнул:
— Откуда такая прелесть? Все животные выпуклые, как живые, да так ровно сделаны!
— Родион, твое дело объединить дощечки с гарнитуром, надо создать новую антикварную коллекцию русского модерна конца девятнадцатого века.
— Без проблем! Это настоящая натура!
Откуда люди узнают о новинках? Неизвестно, но покупатель вскоре объявился, на весь столовый гарнитур, хотя для начала ему показали стул с отделкой из двух дощечек, с изображением животных на спинке стула. Стул смотрелся единым целым, трудно было догадаться о том, как он был сделан. Единственно, что просил покупатель, оставить в секрете свое имя.
Виктор Николаевич, дядя погибшего любовника Анфисы, на правах хозяина с удовольствием обходил дачу. Ему нравилось жить без посторонних людей. Он с удовольствием открывал комнату с янтарной мебелью, долго смотрел на нее, представляя себя графом. В качестве помощницы по дому, он вернул Полину и уволил повара с охранником.
Инна, дочь Полины, перешла жить к отцу Степану Степановичу. С ним она не ссорилась, ощущая себя хозяйкой. Отец сильно ее не доставал воспитанием. Девочка научилась готовить, и все шло своим чередом.
В антикварном магазине наступило затишье. Реализация залежалых товаров шла плохо, и без суеты рекламы дела не шли. Родион покинул не процветающее место работы. Анфиса жила в полусне. У нее возникло ощущение вязкого болота. Иногда ей хотелось поехать в тайгу. Посмотрев на парк, она поймала себя на мысли, что это ей не под силу.
Так прошел год...
Уныло смотрела в окно Инесса Евгеньевна, мать Платона. Она думала о нем. Люди, после его исчезновения, ее обходили стороной. Такое наказание для нее было естественным. Она смотрела не бело-серые кучевые облака в небе, на зеленую беспробудную листву и ощущала тревожную пустоту в душе. Состояние беспокойства постепенно нарастало. Она потянулась к коробке с шоколадными конфетами. И в этот момент прозвенел звонок в дверь. Она ее открыла и отпрянула.
В квартиру стремительной, но знакомой походкой вошел незнакомый человек.
Она всмотрелась в его лицо, узнавая, и боясь ошибиться: перед ней стоял ее Платон! Но какой?! Его лицо покрывала кучерявая ровная бородка. Его волосы были подстрижены немногим длиннее бороды. Он выглядел красавцем!
— Платон, это ты? - спросила дрогнувшим голосом Инесса Евгеньевна.
— Я, мать! Я! — басовито ответил сын.
— Что с твоим голосом? Ты стал басить?
— От ветра, от морозов мой голос немного треснул. Много пришлось покричать...
— А борода? — тихо проговорила мать, начинающая верить в счастье.
— Что борода! Посмотри, что я принес! — и он нагнулся над сумкой, потом махнул рукой и поставил ее на стол перед матерью, медленно открывая молнию на сумке.
Инесса Евгеньевна поднялась с кресла, заглянув в сумку, потянулась рукой за дощечкой.
— Сын, что это? — ее голос дрожал, рука подергивалась от волнения, вынимая из сумки бесценный деревянный предмет.
— Садись, мать, в свое кресло. Послушай меня внимательно, разглядывая лесное произведение искусства. Я жил в тайге. Один жил. Нашел я избушку без курьих ножек: крыша, окно, дверь, железная печурка. Три месяца я не видел ни одного человека. Я так исхудал, что стал молиться о спасении. Я съел все дары леса, что росли поблизости. Животных и птиц я не убивал. Я стал обросшим, страшным, немытым. Однажды мне стало невмоготу. Я готов был наложить на себя руки. Зрение стало исчезать. Я впал в полудрему. Очнулся я оттого, что на меня смотрела баба Яга, чью избушку я занял.
И говорит баба Яга скрипучим голосом:
— Здравствуй, касатик! Совсем издыхаешь, родимый? Порченный ты человек, а вылечить тебя можно. Зло прошло через твою жизнь. Сильно виноват ты, да не совсем. Вылечу я тебя. Знахарка я. А ты, что подумал? Травы у меня в этом домике хранятся. Ты их и не трогал, и то молодец. Да я новых трав еще насобирала. А сейчас я сделаю для тебя отвар. Ты отвар выпьешь, и человеком станешь. Тебя мои травы одурманили, ты и стал спать, и славно. Тебе надо было выспаться.
Поставила бабуля меня на ноги, да и повела с собой по деревне. А в той деревне все дома стоят с заколоченными окнами, одна бабка эта там живет. Откормила она меня картошкой, луком и огурцами. Еда у нее еще та, что сама выращивала, то и ела. Я встал на ноги, стал по деревне ходить, дома смотреть. Жильцов давно в них нет.
В одном доме я нашел эти дощечки, и бабуле показал. Она всплакнула, вытерла слезы краем платка, который с головы никогда не снимала. Сказала, что жил у них один человек с золотыми руками, ходить много не мог, а все сидел, да мастерил. А любил он на небольших дощечках животных вырезать, да так ловко, что все животные, как живые! Дощечек этих я обнаружил штук пятьдесят, просто письмена какие-то!
Прожил я у бабули еще девять месяцев. Она меня не отпускала, лечила и поила травами. А однажды подходит и говорит, что я здоров и могу уехать домой. Я ей ответил, что меня ищут, я зло большое совершил. А она сказала, что все будет нормально, если я ей свой нож оставлю, и никогда в руки его больше не возьму. Дает она мне мой складной нож, и просит, чтобы я его метнул. А нож выпал из моей руки! Понимаешь, мать, я не могу больше ножи метать! Не могу! Проводила баба Яга меня до станции. Поезд там две минуты стоит. А перед этим на той станции она меня к парикмахеру сводила, потом травки свои сушеные сдала скупщику. Мне она билет купила, одежду, и сумку. Я ей только нож и оставил. Да дров целую стену наколол. Да отремонтировал ее жилье.
— Платон, а дальше, что с тобой будет?
— А ничего. Я буду жить в твоей новой квартире, а ты уйдешь в старую квартиру. Она ближе к Анфисе. К ней я пока не пойду, не могу. У меня есть идея: я нарисую комплект мебели такой, чтобы дощечками этими его обклеить. Степан Степанович все сделает. Вот и модерн! Настоящий модерн!
— Вот за это спасибо, а то я от скуки не знаю, что и делать. А, как мне ту старушку отблагодарить за твое спасение?
— Лучше о ней забыть, мы с ней в расчете. Я у нее отработал свое спасение. Теперь я хочу у Анфисы поработать! У нее смотрю все люди новые, а Степан Степанович меня не продаст. У меня иного выхода нет. Баба Яга сказала, что я должен с деревом работать, а она с травой работает. Так вот.
— Платон, да тебя сейчас никто и не узнает. К Родиону пойдешь?
— Нет, нам лучше не встречаться.
— А Анфисе о тебе сказать?
— Не надо, мне очень хочется увидеть сына, но не сейчас. Я буду работать в твоей новой квартире, нарисую эскизы новой древней мебели, отдашь их потом Анфисе или Степану Степановичу. Но обо мне не говори, на всякий случай.
— Так и будешь в квартире сидеть?
— Сидел я в избушке, посижу в квартире. Мне еще надо немного времени, чтобы в себя прийти.
— А бороду сбреешь?
— Не сейчас.
Платон отдыхал, отмывался. Он сбрил бороду, много смотрел телевизор и совсем забыл о прорисовках. Матери он до машины донес сумку с бесценными дощечками, спрятав лицо под кепкой, натянутой чуть не до носа.
Сидор Николаевич поехал на дачу к своему брату Виктору Николаевичу, посмотреть на дачу, оставшуюся от Самсона, предположительно убитого Платоном.
Дело в том, что он, что стал его наследником.
Дольше всего Сидор Николаевич рассматривал янтарную мебель, словно никогда ее не видел, а от янтарных часов он просто не мог оторвать глаз. Часы его притягивали, и их воздействие на него с каждой минутой усиливалось.
Вдруг ему показалось, что если он задержится в этой комнате, хоть на секунду, то исчезнет в пространстве времени, уйдет в эти часы, как в неизбежность.
Он резко вскочил со стула, на котором сидел и бросился к выходу.
Ему показалось, что ножки стула разъехались. Но посмотреть на стул у него не хватило храбрости. Сильным движением он закрыл дверь в мистическую комнату.
Медленно побрел Сидор Николаевич к Виктору Николаевичу.
— Виктор, что за часы находятся в янтарной комнате?
— Что, брат, они тебе сильно понравились? Да, часы еще те.
— А это не они довели до самоубийства Платона?
— Чем черт не шутит, я сам редко захожу в эти янтарные комнаты.
— А зачем они тебе нужны, давай продадим?
— А кто купит? Стоит янтарная мебель дорого, часы так точно с восемнадцатого века сохранились, цены им нет, за границу увести не дадут, в кармане не провезешь.
— В кармане нельзя, но в контейнере можно.
— Ты их еще в порошок преврати и провези в цилиндре, размером в пятьдесят грамм.
— Не шути, Виктор, я серьезно говорю. Часы мистические, мне так страшно рядом с ними стало, что поджилки затряслись, еле ноги из комнаты унес.
— Верю. Сам боюсь до чертиков этих часов.
— Что делать будем с наследством Самсона? Надо ему было коллекционировать такую чертовщину мистическую!
— Пусть стоит, там, где стоит. Не мешает.
— А ты в гостиницу поставь, три комнаты можешь украсить этой мебелью, и цены заломить за страх!
— Этого еще не хватало! Потом в гостиницу никто не пойдет жить.
— Вот попали! Должен же быть выход из этой ситуации!
К ним подошла Полина:
— Обед готов, прошу к столу.
— Полина, принеси нам еду в холл, лень в столовую идти, — отозвался Виктор Николаевич. — У нас с братом серьезный разговор.
Полина посмотрела на Сидора, уловила его сходство с Виктором и пошла за едой.
— Красивая у тебя кухарка! — воскликнул ей вслед дядя Сидор.
— Да она мне чуть ребенка не родила, да не получилось. Сорвалось. Нет у меня наследников.
— А я, чем не наследник?
— Ты, Сидор — косвенный наследник.
— Это еще посмотреть надо, чья эта дача теперь: моя или твоя?
— Эх, прав ты, тысячу раз прав, но я к этой даче привязался, а тебе она чужая, а у тебя своя есть дача.
— Верно, я не изверг, чтобы прогонять родного брата, но я хочу всех нас избавить от янтарных часов.
Полина привезла сервировочный столик, и стала выставлять тарелки с едой на стол.
— Простите меня, если, что ни так скажу. Я поняла, что вы говорите о янтарной мебели, - решила вставить свои слова Полина, — я убираю в этих комнатах, мне страшно среди этой мебели, особенно давит славянский шкаф.
— Вот, и я о том, же! Я заметил этот шкаф, он еще страшнее этих часов, — подхватил дядя Сидор. — Ладно, уговорили, тем более что Самсон, коллекционер этой чудовищной коллекции, погиб. Я подумал, и у меня есть предложение: продать всю янтарную мебель на юг. Там конечно надо проезжать через границу, но эту границу еще можно проехать, есть у меня там старые знакомые, смогут купить эти дары истории.
— А может мебель в настоящий музей отдать? — робко спросила Полина.
— Молчи, женщина, — промолвил дядя Сидор. — Здесь большие деньги пропадают, а я на них себе квартиру куплю, надоело жить на даче, а брату тогда эту дачу оставлю.
— Понял, на юге у меня есть относительные друзья и их относительные враги, хочу продать мебель Тоне, эта она меня чуть без гостиницы не оставила, а я кроме гостиниц не в чем не разбираюсь. Тоня, забыл ее отчество, владеет гостиницами, купит она эту мебель!
— Виктор, а ты еще и женщинам можешь нравиться? Тогда продай янтарный гарнитур этой самой Тоне.
— Вспомнил, ее мужа Влад зовут.
— Вот и память возвращается к тебе, а ты сам поедешь к ним или к себе вызовешь покупателей?
— Надо вызвать их сюда. Вспомнил! Как я мог забыть!
Виктор Николаевич позвонил Элле, с ней он сохранял служебные отношения, и предложил ей сообщить Тоне о коллекции янтарной мебели. Элла затребовала часть денег от продажи. Виктор согласился. Дядя Сидор, на вырученные деньги от продажи янтарной коллекции мебели, купил квартиру в доме Анфисы, в соседнем подъезде, тянуло его в этот дом. Вскоре он уже перевозил мебель в новую квартиру, после непродолжительного ремонта за выездом прежних хозяев.
Анфиса везла коляску с сыном и увидела, как из газели выгружают антикварную мебель, что–то смутно знакомое она в ней улавливала. Платон не показывал ей дощечки, привезенные из тайги, но она хорошо знала, как выглядит мебель, изготовленная Степаном Степановичем и переделанная под антиквариат. Она заметила, что мебель без янтарных камней, зато в ней было много весьма качественной резьбы.
Хозяин мебели, заметив ее внимание к мебели, подошел к молодой матери, и решил пояснить, что эту мебель он купил в антикварном магазине за большие деньги, но комплект весьма интересный и стоит этих денег.
Анфиса с ним полностью согласилась.
Их разговор наблюдал из-за кустов Платон, его принесло сюда чувство, прощального взгляда на свои дощечки, превращенные в приличную мебель. Он смотрел на мебель, потом заметил Анфису и подошедшего к ней пожилого мужчину, он сразу угадал в нем отца Самсона. Руки у Платона зачесались в поисках складного ножа, опять к его жене приставал очередной поклонник! Ножа не было! Он остался у бабушки в тайге.
Недолго думая, он направился в магазин в поисках нового складного ножа. Он его купил! Положил нож в карман и успокоился, потом разволновался: может ли он еще владеть этим ножом, как раньше? Пошел в лесопарк, выбрал ствол дерева, стал метать в него нож. Руки вспомнили, у него все получалось! Он легко попадал в цель. В груди у него было пусто, после возвращения из тайги, у него не было женщины, но вновь появился складной нож...
Дядя Сидор спиной почувствовал взгляд Платона, он оглянулся, но никого не увидел. Тогда он поговорил с детективом Мухиным. Детектив проговорился про след от ножа в спине Самсона после его падения с крыши дома. Эти слова запали в голову дяди Сидору. Он верил в рок и в непонятные явления. Он решил примерить пуле защитный жилет.
Вес конструкции всегда приводил его в ужас, но он спиной ощущал, что кто-то ведет за ним охоту. Он не верил в случайную смерть Самсона! Он решил сам расплавить свинец из аккумулятора, сделать плоскую пластину. Свою задачу он выполнил, нож застревал в пластине, весьма незначительной толщины. Из двух маек он сделал жилет со свинцовой прослойкой в области груди и спины. Одев защитную, свинцовую майку, он пошел в гости к Анфисе.
И надо же было Платону в этот день вернуться в свою квартиру! Он услышал разговор у дверей Анфисы, а, посмотрев в глазок, заметил дядю Сидора. Когда Сидор сделал шаг в квартиру Анфисы, Платон мгновенно открыл свою дверь, и метнул нож в спину Сидора! Нож отскочил от спины и со звоном упал на плиту лестничной площадки.
Анфиса вскрикнула.
Дядя Сидор посмотрел на нож и на Платона:
— Это ты убил Самсона? — глядя в глаза Платона, спросил дядя Сидор.
— Я, — машинально ответил Платон.
— Ты муж Анфисы? От ревности тебя так ведет? Понятно. Что с тобой делать?
— Почему нож отлетел от вашей спины?
— Не скажу. Я знал, что ты еще раз попробуешь повторить свой удар. Знаешь, я долгое время был военным, предлагаю теперь тебе уехать куда подальше и не возвращаться, либо я сдам тебя.
— Мне некуда ехать, разве, что в тайгу, где я год прожил.
— Езжай в тайгу! Если я тебя здесь увижу — сдам, без слов сдам.
Платон покинул город.
Серое облако судьбы, выплывающее из темного скопления облаков, медленно поглощало тех, кто пытался Анфисе навредить. Они все исчезали, уезжали, одним словом ей больше не мешали. Она сидела на личном антикварном стуле рядом с малышом, сидящем в высоком стуле для малышей, и кормила его из ложечки. Он ел, открывая живописно свой ротик, немного вымазывался, растворимой кашей, но ел.
Жизнь продолжалась без Самсона, без Платона, они оба ушли в прошлое. Анфиса не жаловалась, просто некому было жаловаться, не у кого было что-либо просить. Она кормила ребенка и думала о том, где находится белое облако судьбы, которое принесет в ее дом помощника. Кто бы сомневался, что в дверь позвонят! Естественно, позвонил в дверь дядя Сидор.
Она вытерла рот малышу, взяла его на руки и пошла, открывать дверь.
— Привет, соседка! Гостей не ждешь?
— Всегда жду! С ребенком играть будешь? Других развлечений у меня не предвидится.
— А как с ним играть?
— Ему скоро спать. Прочитайте маленькому книжку, он уснет от монотонных и умных звуков.
— Давай, мамочка, книжку, я почитаю, если не разучился. Я на детском языке давно не читал.
Дядя Сидор стал читать детскую книжку с непонятным привкусом, язык шевелился у него с лишними звуками, но ребенку понравилось. Он пытался проговаривать отдельные звуки, маленькие слова, и до Анфисы доносился дуэт двух иностранцев. Она вымыла посуду, приготовила чай для взрослых, сделала бутерброды, поставила их на полминуты в СВЧ печь. Ребенок, довольный новым чтецом, уснул. А мужчина, довольный, что справился с заданием, пришел на кухню.
— Задание выполнил, что дальше, хозяюшка?
— Садитесь, ешьте, пейте, — быстро проговорила Анфиса и сама села за кухонный стол, оставив более удобное место для гостя.
Он взял теплый бутерброд, горячий чай с лимоном, и вдруг улыбнулся всеми своими зубами:
— Анфиса, мне нравится быть с тобой! Тихо и уютно, и словно ничего больше и не надо.
— А больше мне и предложить вам нечего! От Платона нет известий. Инесса Евгеньевна ко мне практически не приходит, один раз позвонила и все. Родственников в этом городе у меня нет.
— А как жить будешь? Одна, с ребенком?
— Живу и дальше проживу.
— Нет, это все неправильно, завтра возьмем мальчику велосипед с ручкой, и пойдем гулять. Вдруг, чего надумаем? А сейчас, спасибо за чай. Я, пожалуй, пойду домой, — сказал дядя Сидор и словно белое облако растаял в тумане вечера.
Анфиса еще раз убрала со стола с блуждающей улыбкой на губах, без мыслей о будущем, ей очень хотелось спать. Она уснула, спал и малыш.
Дядя Сидор пришел домой, посмотрел на свою большую квартиру с темной, великолепной мебелью, роскошной для него одного. Он лег и стал рассматривать зверей, изображенных на всех выступах мебельного гарнитура. В какой-то момент ему показалось, что деревянные звери сбились в стадо и поскакали в его сторону, что было дальше, он не увидел — уснул.
Прохладное утро не радовало прогулочной погодой. Темно-серые облака отпугивали мысли о прогулке. Дядя Сидор поежился, встал, посмотрел в окно, кусочек неба солнечного дня не обещал. Он прошел по квартире, к которой еще не успел привыкнуть, посмотрел на вырезанных из дерева зверей, и подумал, что напрасно он купил эту мебель.
Звери вызывали смутные чувства в его душе, тревожили ее. Видимо, поэтому такую мебель, никогда не выпускали в промышленных вариантах, а он купил. Ему казалось, что все звери смотрят на него и просят кушать, открывают голодные рты, скалят зубы. Он тряхнул головой, чтобы сбросить эту чертовщину, но звери оставались на своих местах, они сидели на шкафах, комоде, на спинках стульев, они лепились по периметру стола. Он стал всматриваться в вырезанных из дерева зверей, под его взглядом они становились все реальнее, и даже агрессивнее.
«Что же я такое купил? — подумал дядя Сидор. — Надо бы продать этот антиквариат чистой воды куда подальше, или вывести его на дачу, туда, где стояла янтарная мебель. Надо же было в эту мебель вложить деньги!? Сразу отдал их, а теперь и к женщине пойти не с чем, и еще местный бизнес не развернул. Вот с этого бы и начинал, а то его звери замучили».
Ситуация складывалась не для прогулок на пластмассовом велосипеде с ручкой для взрослых. Надо было найти человека для общения, и дядя Сидор решил поехать к Виктору Николаевичу, пока он еще жил на даче.
Новая машина довезла его до дачи, за забором слышны были крики и женские ругательства. Он подошел к камере внешнего наблюдения, нажал на кнопки, ворота разошлись в стороны по рельсам. Он на машине въехал на территорию дачи. У фонтана стояли Полина и Инна. Мать посмотрела на выходящего из машины мужчину и спросила:
— Дядя Сидор, завтракать будешь? Я через десять минут принесу завтрак в холл второго этажа, там любит обедать Виктор Николаевич.
— Хорошо, — сказал он, закрывая машину маленьким пультом управления.
Братья вновь сели за стол переговоров. Вопрос шел об антикварной мебели.
— Виктор, мне надо избавиться от антиквариата в моем доме! Насколько это возможно без потери денег?
— Сидор, зачем ты купил эту мебель, спрашивать у тебя бесполезно. Купил, значит хотелось. Продать дорого трудно, один комплект мебели мы на юг отправили. Тоня звонила, она говорит, что народ боится в этих дорогих апартаментах всякой чепухи, чертовщины и прочего. Первой жительницей этих дорогих комнат была некая жемчужная леди, так она заплатила за трое суток, а прожила в них минут двадцать, если не меньше. Сама Тоня ничего странного в мебели не находит. Я к чему говорю, она второй комплект не купит.
— Круто, ничего себе! А я вчера смотрел на зверей, да чуть не свихнулся.
— Я так скажу, эта мебель действует на художественные натуры, на тех, кто сам готов выдумать, что угодно. Нужно искать богатых людей без признаков художественности в мыслях. Понял? Ничего ты не понял. Можно мебель продать назад Анфисе, она возьмет без слов. Она в этом разбирается, и сама дома антиквариат не держит. Она считает, что у старой мебели есть духи.
— Вот наговорил! Теперь домой не пойду, а останусь на даче. Правда, я пообещал Анфисе погулять с ней и ее ребенком.
— Не лез бы ты к Анфисе. Не ровен час — Платон явится, худой, тощий и полный сюрпризов.
— Он в меня уже метал нож, но я надел свинцовую майку, нож и отскочил, - объяснил дядя Сидор.
— А я что говорю? Так зачем ты лезешь к его Анфисе? Муж у нее парень смекалистый, еще чего выдумает. Отдай мебель в магазин. И зачем ты купил квартиру в ее доме?
— Достали, опять уеду туда, откуда приехал.
— Я добрый, разрешаю твою мебель со зверями вернуть в музей этой дачи. Возьму бесплатно, благородно произнес Виктор Николаевич.
— Вот, действительно добрый брат! Согласен! Вдруг миражи антиквариата требуют вернуть мебель на место?
— Это ты хорошо подметил, а если предположить, что душа Самсона ходит по своему музею и мебель ищет, а ее нет?
— Чего ты меня пугаешь? Получается, что я ограбил душу Самсона? Чушь, а жутко становится. Поставлю я мебель для его души, но тогда получается, что на даче будет жить приведение!
— Куда деваться? Дача выполнена под мини замок, а в замках приведения всегда жили. Он сразу, еще при строительстве этого мини замка, думал о музее! - воскликнул Виктор Николаевич.
— Уговорил, привезу своих зверей взамен янтарной мебели, сниму свой грех перед душой Самсона, — произнес важно дядя Сидор.
Свидетельство о публикации №212121400508