Промеж ног у следачки

Глава 3

К кому – то липнут деньги, к кому – то женщины и вен болезни, а к оперу Паше Гриценко благоволили служебные форс мажоры , как бумажки к пластмассовой расчёске, как менты к распивающим пиво. Несомненно 20 лет назад целый сонм ангелов хранителей кружил над военкомом, когда он распределял гражданина Гриценко на место службы. Дело в том, что Паша закончил авиационный институт, а в Сиверский полк ВВС дюже требовался механик. Паша даже не стал проставляться по этому поводу, зная наверняка, что отправляется тянуть двух годовалый положняк к месту, где располагалась дедушкина дача. Да и вообще – курица не птица, минометчик не артиллерист, лётчик не военный. Долг стране Паша намеревался отдать легко, как просроченную полташку за снимаемую комнату, сорокалетняя хозяйка тут же закатывала с соседкой ужин. Студента дамы разумеется тоже привлекали к веселью и позволяли, а иногда даже требовали делать «аморе аморе, море но». Так что по поводу тягот и лишений службы молодой человек не особо парился. Шлягер «Младший лейтенант – мальчик молодой» в том поворотном не для одного Паши Гриценко восемьдесят пятом ещё не выпелся из души Ирины Аллегровой, но носился в незамутнённом капитализмом женском сознании дай Бог ещё как. Пофорсить в лётной форме по сельским дискачам Паше очень даже улыбалось. Однако военный комиссар вместо санаторного посёлка Северская направил инженера в Карельскую АССР, в колонию строгого режима вертухаем. Ходить по танцулькам в тех местах краснопогоннику взбредёт лишь в суицидальном настроении. Не иначе как под воздействием сил небесных военком его так запульнул. Человеком был полковник по-армейски чётким, без самодурства. Приезд Паши на место службы совпал с лагерным бунтом, а за неделю до дембеля с возглавляемого Пашей конвоя сорвались два уркана. Сорвались с концами, смылись как приведения, так, что и собаки следа не взяли, не иначе как с воли здорово подсобили. Лейтенант Гриценко сел тогда на пенёк и не обращая внимание на рой мошки и гнуса вокруг своей несомненно пропавшей головушки как-то весь оцепенел.
ОСЕНЬЮ СЛЕДУЮЩЕГО ГОДА, ОДНАКО ПРИКАЗ О ПРИСВОЕНИИ ОЧЕРЕДНОГО
ЗВАНИЯ БЫЛ УЖЕ ЧУТЬ ЛИ НЕ ПОДПИСАН И СОЛДАТЫ, ИЗ ЛЮБЯЩИХ ПОДОЛЬСТИТЬСЯ К КОМАНДИРАМ, ВЕЛИЧАЛИ ПАШУ – « ТОВАРИЩ МАЙОР «, НО …
« ТОВАРИШ МАЙОР, ПАБЭГ! « - ОТРАПОРТОВАЛ ВБЕЖАВШИЙ В КАРАУЛКУ СТАРШИЙ СЕРЖАНТ ИСИНБАЕВ, - « БИСТРОВ – СУКА НА ВЫШКЕ УСНУЛ ! ЗАСТРЕЛЮ ДУХА ! СОБАКА !» БЕГЛЕЦА ТОГДА НАСТИГЛИ , НО СВИДАНИЕ С МАЙОРСТВОМ ПЕРЕНЕСЛОСЬ В НЕОПРЕДЕЛЕННОЕ БУДУЩЕЕ.
СКОРО ГРЯНУЛА ЧЕЧНЯ И КАПИТАН ГРИЦЕНКО ЗА ПОЛТОРА ГОДА ПОБЫВАЛ В, ТАК НАЗЫВАЕМЫХ КОМАНДИРОВКАХ НА КАВКАЗЕ.
ГРИЦЕНКО БЫЛ ОФИЦЕРОМ ШАРЯЩИМ И ПО-БОЕВОМУ фартовым. СОЛДАТ ЕГО УНОСИЛИ НЕ ВАЛЬКИРИИ, А ДЮЖИЕ САНИТАРЫ. БОЕКОМПЛЕКТА И СВЯЗИ ХВАТАЛО, А В НЕМАЛОВАЖНЫХ СНОШЕНИЯХ С АБОРИГЕНАМИ, ПАША БРАЛ ПРАВИЛЬНЫЕ АККОРДЫ. СКАЗЫВАЛСЯ ОПЫТ СЛУЖБЫ С ЧЕЧЕНАМИ
В качестве политрука роты, В 96-м, по окончании Первой Кавказской Кампании, Паша вернулся в старший офицерский состав…,при медали, именном оружии и пустился тянуть службу. Без особых эксцессов жилось ему аж до Миллениума. А в аккурат под Рождество в штаб, где он смотрел начало службы из Храма Христа Спасителя, зашел особист с двумя ШТАТСКИМИ. БЕЗ ОБЪЯСНЕНИЙ ЕГО ОТПРАВИЛИ ПРЯМО В ПЕТРОЗАВОДСКИЙ БОЛЬШОЙ ДОМ.
ТАМ Паше ПРЕДЪЯВИЛИ МНОГО . ГОСИЗМЕНУ , А ТОЧНЕЕ – ПОПЫТКУ ИЗМЕНЕНИЯ ГОС.СТРОЯ ЧЕРЕЗ ОРГАНИЗАЦИЮ МАССОВЫХ БЕСПОРЯДКОВ В КОЛОНИЯХ СЕВЕРО-ЗАПАДА. ПАША ОБАЛДЕЛ И ПОЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ГДЕ-ТО В 30-Х . НА НАСТОЯТЕЛЬНУЮ ПРОСЬБУ РАСТОЛКОВАТЬ еМУ ВЕСЬ ЭТОТ БРЕД ,ДОПРАШИВАЮЩИЙ Пашу ЭФЭСБЭШНИК НАЖАЛ КНОПКУ НА АППАРАТЕ И ПРИКАЗАЛ ПРИВЕСТИ АРЕСТОВАННУЮ ГРИЦЕНКО. ОБАЛДЕЛ ТОГДА
ПАША В КВАДРАТЕ.
Вскоре АРЕСТОВАННУЮ ГРИЦЕНКО, ЕГО ЗАКОННУЮ СУПРУГУ, ПРИВЕЛИ ПОД КОНВОЕМ И СТАЛИ ПРОВОДИТЬ ОЧНУЮ СТАВКУ, ПО ВСЕМ ПРАВИЛАМ и даже с ВИДЕОСЪЕМКОЙ. ПОСЛЕ ФОРМАЛЬНЫХ ВОПРОСОВ ТИПА «ВАШЕ ПОЛНОЕ ИМЯ? ЗНАКОМ ЛИ ВАМ СИДЯЩИЙ НАПРОТИВ ЧЕЛОВЕК?» ИТ.П. СЛЕДАК ЗАДАЛ ТАКОЙ: «СКАЖИТЕ ГАЛИНА НИКОЛАЕВНА, УЧАСТВОВАЛ В ПОДГОТОВКЕ ЛАГЕРНЫХ ВОЗМУЩЕНИЙ Ваш муж?»
-ДА, Гражданин подполковник. - Сказала мадам Гриценко и добавила –» Я ПЛОТЬ ОТ ПЛОТИ МУЖА СВОЕГО»
-ВАШ МУЖ, - ПРОДОЛЖИЛ СЛЕДОВАТЕЛЬ, - СОТРУДНИЧАЯ С ОРГАНИЗАЦИЕЙ «ЦЕРКОВЬ ГРЯДУЩУЙ МИЛОСТИ» БЫЛ В КУРСЕ ЗАДАЧ И ЦЕЛЕЙ ОНОЙ?
-ДА, КОНЕЧНО.
-ЦЕЛЕЙ И ЗАДАЧ, НЕ ОТНОСЯЩИМСЯ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО К РЕЛИГИОЗНОЙ РАБОТЕ?
-ДА! Я ПЛОТЬ ОТ ПЛОТИ МУЖА СВОЕГО!
После этого СЛЕДОВАТЕЛЬ ПОПРОСИЛ РАССКАЗАТЬ О ЦЕЛЯХ «ГРЯДУЩЕЙ МИЛОСТИ»ПОДРОБНО И РАЗВЕРНУТО. МАДАМ ГРИЦЕНКО СОГЛАСИЛАСЬ, И ПАША, ДОГАДАВШИЙСЯ , ЧТО ЕМУ КОНКРЕТНО ШЬЮТ , ЕДВА УСЛЫШАВ –« Я ПЛОТЬ ОТ ПЛОТИ МУЖА СВОЕГО» НАЧАЛ ЛИХОРАДОЧНО СООБРАЖАТЬ, КАК БУДЕТ ОТМЫВАТЬСЯ. ДЕЛО ВСЕ В ТОМ, ЧТО С НАЧАЛА 90-Х И ЧЕМ ДАЛЬШЕ, ТЕМ БОЛЬШЕ, ВОКРУГ ЗОН ЗАКРУЖИЛИ МЕЛКИМ БЕСОМ РАЗНЫЕ ПСЕВДОХРИСТИАНСКИЕ ЗАПАДНЫЕ ОБЩЕСТВА. ОНИ ПРОНИКАЛИ К ЗАКЛЮЧЕННЫМ НА ПЛЕЧАХ РАЗНЫХ КВАЗИПРАВОЗАЩИТНИКОВ И ПОД ЛЕГЕНДОЙ ЕВАНГЕЛЬСКОЙ ПРОПОВЕДИ, ПОДГРЫЗАЛИ ОСНОВЫ ЗОНОВСКОГО ПОРЯДКА. ЛЮДИ ЭТИ БЫЛИ ВООБЩЕ ОЧЕНЬ МУТНЫЕ. РЕЦИДИВИСТЫ С ТРЕМЯ-ЧЕТЫРЬМЯ ПЯТИЛЕТКАМИ ЗА ПЛЕЧАМИ, СТАРЫЕ НО БОДРЫЕ БАНДЕРОВЦЫ, ОТВЕДАВШИЕ МАГАДАНА, ЭКС-ДИССИДЕНТЫ И ДАЖЕ ЧАЛИВШИЕСЯ НА ПЕТУШАТНИКЕ ПЕДОФИЛЫ И НАСИЛЬНИКИ
Вся эта кодла лихо жонглировала цитатами из Библии, а религиозную историю лепили так, что и Дэн Браун позавидовал бы. Всякая сектантская агитация в зонах вообще очень продуктивна. Твердокаменных адептов за колючкой, у «Грядущей Милости» к началу нового тысячелетия набралось по северо-западу под три сотни. Народ этот был уверен, что грехи их прощены, а в неволе их держат сатанинские силы, питающиеся их чистой кармой, которая бессильна этому противостоять, ибо нет её носителю свободы. Лагерные опера имели железную информацию, что фанатики только и ждут сигнала, чтобы начать резать Нероновы путы, благо ножичков у них хватало. И не только ножичков! При шмонах находили стволы, а в Мурманской области на строгаче обнаружили 8 противотанковых и 4 пехотных гранаты. Запретить подрывную деятельность секты никто тогда не смел, так как вой западная либеральная общественность подняла бы такой, что и карельским волкам тошно бы стало. Боролись как могли, мечтая получить наконец разрешение на оперативное вмешательство по удалению метастазы.

Время это наконец наступило, и сектантов по обе стороны колючки принялись обезвреживать. Паша был в курсе всех этих заморочек из инструкций для лагерной администрации. Наказывалось строго-настрого контролировать фанатиков, едва ли не больше блатного отрицалова. Никаких сношений с «Грядущим милосердием» он не имел, но случилось так, что женился майор около года назад на прапорщице, состоящей на досмотре прибывающих на свиданку женщин. Особа эта была из местных. Красива и не дура. К тому же Паше импонировал 20-летний возраст супруги. Было очень вкусно, и некоторые особенности второй половины, Гриценко не напрягали. А повод насторожиться был – жена в нездоровом объеме, для своего социального положения, увлекалась так называемым идеалистическим вектором человеческой мысли. Это – мягко говоря, - увлекалась, она – была охвачена им! Весь дом был полная чаша оккультного мистического и теософского опиума. Книжек, брошюр и журналов у прапорщика в юбке была целая библиотека. На выходные она уезжала в Петрозаводск, в гости к бывшим сокурсницам по пед. колледжу и возвращалась с новинками, типа: «Второе Соловецкое Пришествие» или «Зигурн в ноосфере».
Вся женина литература являлась альтернативой традиционной религии. Пашу очень удивляло то обстоятельство, что, портя глаза, читая такую хренотень, супруга, время от времени, ходила в православную церковь. Оказалось, что делала она это для маскировки. Так велел ей некий пастор Влад. Приказал он также не шмонать, прибывающих на свиданку «сестёр». И, кроме того, быть готовой, в День Грядущего Милосердия отравить конвойных собак. Ингридиенды для этого были ей переданы. На допросе жена твердо заявила о причастности мужа ко всей подпольной кухне. Позже выяснилось, что оговаривать мужа, путая следствие, в случае разоблачения, ей приказал тот самый пастор Влад. Личность темная, к тому же – с американским паспортом, который, как Каперский лист, позволял этому господину творить, что ему заблагорассудиться. Лжепастора отловить не сумели, незадолго до начала операции он улетел в США, да так и не вернулся к татуированной пастве. Паства же, получила по полной программе, и кое-кто даже пришёл в чувство и разум. Попрессовали, в психологическом плане, и майора Гриценко. Майором его, правда, величать перестали и обращались то «Павло Бохданыч», то запросто «Гриц». Презирали как предателя, а предатель - это похуже оборотня в погонах будет. Следователь ознакомился с личным делом Паши, а также с характеристиками от «Хозяина и Кума». Из этих сведений выходило, что подследственный никакой не фанатик, а пьяница и залётчик, ввязавшийся в тёмное дело скорее из-за авантюрных наклонностей. В случае если дело выгорит, взлететь собирался наверх, как на лифте, минуя скользкие ступени и шаткие перила отечественной карьерной лестницы. Ну а если не выгорит... «Не выгорит» авантюрными людьми не рассматривается, как вариант, вовсе. Они себя этим не обламывают. Паша, как специалист, понимал, что доказуха на него достаточная. Показаний жены и лагерных адептов вполне довольно. Оставалось только клясться и божиться с целованием нательного креста в своей невиновности. Да, доходило и до таких душераздирающих номеров, ибо невыносимо было Паше находиться в шкуре чужого среди своих. В те неприятные часы допросов, доселе толерантный, а в студенчестве, так даже и прозападно настроенный майор выдавал такие полные щемящей боли монологи, что пробирало всех присутствующих, стреляных, надо сказать, воробьёв. Практически Фёдор Михайлович, адаптированный к передовице газеты «Завтра». Широк, однако, человек, если его сузить…
Вся эта душевная пытка закончилась, когда мадам Гриценко почувствовала себя беременной. Тумблер в её несчастной голове перещёлкнул, и она покаялась. Пашу, хоть и не сразу, но освободили. Без всяких извинений, разумеется. Не мальчик! Обязан был среагировать на женины странности сам. Скоро отпустили и её. Как это часто случается в подобных историях, наверху всё достойно перетёрли, вляпавшаяся сторона заслала политический откат и, происшедшее как будто забыли. Пашу в итоге понизили, а через неделю и уволили. Супругу же судили за халатность. Дали 5 лет условно и попёрли из ВВ, как и мужа. Паша её простил, сжёг на помойке дьявольские книги и перебрался с пополнившимся дочерью семейством в Питер. В родном городе он очень удачно устроился мастером в литейку. Но через год там сменился хозяин и уволил бывшего вертухая без выходного пособия. И Паше это было бы по барабану, если бы его Галина вновь не съехала с катушек. Если раньше он думал, что всё у неё было от книжного переедания, как у ламанчского идальго, то теперь стало понятно, что дело обстоит иначе.
      
Личное дело, принимаемого на службу в МВД, заставило кадровичку скривить лицо. Однако начальство рассудило по-христиански – все мы не без греха, и Паша был принят оперативником в звании старлея. «Ничего - рассудил Гриценко – вон, планету Плутон в звании понижают, а мне не привыкать». С годами он становился несколько философичен. С Резвой он работал уже более месяца, и следователь ему нравилась во всех смыслах. Как профессионал, Софья Михайловна была хороша, - без подлянки и стукачества на сослуживцев, без бросаний подследственных в пресс-хаты, и тому подобных заплечных дел, фокусов. А как баба…Образ Сонечки бродил в Пашином организме как вино в чане. Опер дал себе слово рыть землю и узревать потухшие звёзды, а на волне удачного раскрытия подкатить к Софье во всём блеске доспехов. Психолог здесь сказал бы, что субъект, в своей профессиональной деятельности, сексуально мотивирован.
 После утренней встречи со следователем, Павел отправился, однако, вовсе не искать убийцу бизнесмена, а совсем по другой запутке. Гриценко работал не у Турецкого, и работать по одному архиважному делу, не мог. Вчера на 1-й Красноармейской обнесли старушку, ушедшую в поликлинику. В коммуналке, нерасселённой по причине аварийности, вместе с пенсионеркой проживали узбеки с рынка и молодая семья. Узбеков Паша сразу отмёл, не такие идиоты наши южные братья по разуму, чтобы стянуть 3 тыщи, а потом в околотке подвергнуться дополнительному налогообложению, большему в разы, причём без малейших доказательств их вины. Навряд ли цунарефы являлись психами-клептоманами, готовыми платить за свой кайф.
Из молодой семьи, Паша застал дома главу. Этот, ботанского вида, учитель литературы, подозрений внушал ещё меньше. Но вот одна маленькая деталь позволила многое понять… Деталью этой были тюремные, из хлеба, замешанного на пепле и чернилах, чётки. Ими молодой человек пытался унять едва заметный тремор, который сам по себе не особо настораживал – мало ли что?…Перебрал накануне человек или ученики доводят до нервной дрожи.
- Давно от хозяина? - по-свойски спросил Паша и с ухмылкой уставился в лицо адресату.
- Нет… Никогда не был. – пробормотал литератор.
- Тогда где взял? Чьи? – кивнул опер на произведение камерного искусства.
В ответ на это Паша услышал трогательную и, по-своему, драматургическую историю несчастного человека. Чётки принадлежали жене, которую учитель взял из воспитательной колонии около года назад. Учитель был сам по себе мужчиной неказистым и, главное, застенчивым в любовных делах. Услышав по радио передачу о трудностях в социальной адаптации выпускниц колонии после, зачастую, не всегда последнего звонка, он связался с администрацией учреждения и та с удовольствием сосватала ему девицу 18 лет, которой скоро выходить, что называется, в чистое поле, Молодая жена растрогала учителя рассказами из своего непростого прошлого, поклялась в верности и заявила о невозможности возврата на кривую дорожку. Она писала огромное количество стихов, а-ля Руки Вверх, на блатной мотив и, интеллектуалу мужу они даже нравились. «В тебе цветаевское что-то есть, – говорил он тоном эксперта, – немного общий культурный уровень поднять и …!» Но поднимать этот самый уровень поэтесса не собиралась, а напротив, чем дальше, тем чаще - начала пропадать на 2-3 суток с семейным бюджетом, который педагог прятать как-то стеснялся. Гриценко даже выслушал совсем не нужный эпизод из семейной жизни. «Воду отменили из-за… , тьфу, занятия отменили из-за воды, - с каким-то воспалённым до мазохизма самоуничижением во всей фигуре рассказывал бедолага – прихожу, а она там с чурбанами, с тремя! Я тихонько к двери, и ушёл! Ушёл погулять! Понимаете, понимаете ли вы это? По-гу-лять!» После этого монолога учитель идиотски захохотал, а затем совсем уж невротически продолжил: « А я ведь не Лужин! Я, офицер, не Лужин-с, как бы вам это не казалось! Я – насекомое, паук, но не Лужин-с! Да-с! Мы сейчас как раз с десятыми проходим, и всякий, слышите, всякий в душе глумится и хохочет: « Ты, Ефим Аркадьич не Иванов, а Лужин!» Ха-ха! Впрочем они ни хрена не читают! Необразованность не совместима с позором!» Кто такой Лужин, Паша явно забыл, но ему вспомнилась старинная, царских времён, блатная песня где были такие слова: « На неё не зарился, а хотел прикрыть, думал успокоится, со мной будет жить. Колечки заложила, браслеты продала, а на сваво мужа чуть чахотку не нагнала» Взяв фото неверной жены, подозреваемой в краже, опер отправился участковому узнавать адреса близлежащих неблагонадёжных хат. В этом районе он работал недавно и сведениями в полном объёме не обладал. Получив нужную информацию, Паша отправился на встречу со своим осведомителем, отложив отлов воровки на следующий день.
Из всех злачных адресов, Гриценко взял у участкового лишь те, на которых собираются кондовые зэчки. В том, что жена «Лужина» именно там, Паша не сомневался. В отношении любого из людей верна поговорка про волка, и всё зависит только от масти. Как зверь, человек ищет среду в которой родился и вырос. И если не находит её, то погибает в случае невозможности воссоздать похожую. В Питере же ничего воссоздавать искусственно не нужно: тут тебе и культурная столица и, за углом, - « Малина – ягода, атас!» Несомненно, даже пришелец из космоса нашёл бы на берегах Невы себе местечко, сродни какому-нибудь Альдебарану.
Первой Паша решил проведать квартирку на Дровяной, в доме выходящем на Обводный. Поднявшись на 4-й этаж он остановился у доисторической, но не представляющей интереса по причине растиражированности, двери и прислушался. Изнутри доносился какой-то бубнёж, тут же прекратившийся после стука в дверь. С минуту, пока Паша натужно, по-туберкулезному откашливался и шаркал ногами, в квартире и мышь не пискнула. Наконец из глубины притона раздался сиплый голос:
- Эй, кто там топчется? Кого надо?
- Водяного мне!
- Нету такого! А чего надо-то?
- От Седого привет передать! – выкрикнул опер и снова тяжело закашлялся.
Личность с которой он сообщался через дверь, скорее всего была женщиной со спиртовой травмой голосовых связок. Когда конспиративная квартира наконец открылась, мент понял, что не только связок. Опухшее чучело в пледе, из-под которого виднелась какая-то, жёлтых когда-то оттенков, ночнушка, пригласило гостя в хоромы, кои были даже не так плохи, по сравнению с денатурированной жилицей. Вещи были хоть и ретро, но стояли в тему, не хламидно. Антисанитарии, кроме водочно-табачного духа не наблюдалось. Было едва ли не чисто. Тут вполне можно было снимать передачу «Старая квартира » или «Дом дна»
План у старлея был таков – прежде чем арестовать воровку, посидеть, послушать, под видом только что освободившегося урки, честную компанию, для которой у него был взят литр водки и полторашка джин-тоника. Узнавая у участкового адреса, на которых могла скрываться преступница, опер поинтересовался по части местных бандюков с кличками Леший, Седой и Кот. Дело в том, что по всей стране полно граждан, ходящих под подобными погоняловами, и спроси в пивной Моршанска, Архангельска или Калининграда кого-нибудь из них, то вам обязательно укажут, где искать кореша, если он, конечно, в ту минуту не сидит, а от вас не несёт дружинником. И Седой и Леший в составе золотой роты Адмиралтейского района числились, лишь Кот погиб в поножовщине на новогодней ёлке в одном из притонов. Паша решил представиться дружбаном Седого, который сейчас находился на зоне в Горелово, и под этой легендой разузнать, чем местная братва живёт.
       Зайдя в комнату опер сразу распрощался с идеей о ненавязчивом внедрении. Обстановка к этому не очень располагала. На тахте вовсю миловались две голые девушки, в одной из которых Паша с удовольствием узнал учительшу. За столом, также без всего, помешивал карандашом в фужере какую-то красную жидкость, парень с маниакальным воодушевлением в глазах. Рядом валялись крупнокалиберные шприцы и вата. На джефе торчат – с неудовольствием отметил опер, зная, что под психотропной наркотой граждане плохо задерживаются, они дерзки и физически превосходят себя прежних на порядок. У окна, на табуретке, с бутылкой крепкой «Охоты» сидел в отрубе дедок в майке. Это был, по всей видимости, сам хозяин хаты – Водяной. Чучело, открывшее Павлу дверь, забрало у него джин-тоник и уселось у какого-то обглоданного телевизора. «Нет, тут нереально что-нибудь интересное выкружить» – подумал мент и уже было шагнул к столу, чтобы заняться доморощенным химиком, но тот сам выскочил навстречу, и нервически покусывая губы стал наезжать:
- Ты кто, урод? Ты чё, обломать пришёл, обоснуй!
Паша обосновал мощным ударом в живот и, не давая скорчившемуся на полу наркоту очухаться, загрузил его в шкаф. Чтобы чуваку было совсем в кайф, опер свалил импровизированный бокс дверцей вниз. Теперь он был как таракан в спичечной коробке. Если Водяной от грохота и ухом не повёл, а его синяя девочка лишь убрала в угол могущие разбиться бутылки, то на тахте случившееся восприняли с явным неодобрением.
- Ты, падла, чё делаешь! – вскочила подружка учительши с распущенными веером пальцами. Это была рыженькая соска лет 16-ти, не больше, с наколотой русалкой на бедре.
- Лежать, бояться! – гаркнул Паша. – Не рыпаться, не то голых на мороз выгоню.
Сам вид и, особенно, недавние действия неизвестного убедили девушек, что это не понты.
- Слушай, давай без кипиша.Ты кто вообще? – начала разруливать учительша. – Если ты к Водяному, то мы не при делах.
Паша объяснил им, что его сюда принесло.
- Ууу, дядя мент к нам, Ленка, пожаловал! – протянула воровка и уселась по-турецки. Во всей её фигуре обозначилось что-то нарочито бесстыдное, а на бедовом лице читалось желание поиздеваться над «мусором», подразнить его. «Сжалься над нами, гражданин офицер, хоть разочек, пожалей, на двух-то тебя вряд ли хватит» - начала она и раскинув ноги подмигнула – «Давай, миленький, очень хочется». Паша молча бросил ей одежду и набрал дежурку. «Сергей, это Гриценко, пришли наряд на Дровяную 77 квартира 64, Нет, без автоматов, пока.»
- Ой, Тань, целый наряд сейчас будет, реально оттопыримся! – подключилась рыжая малолетка и принялась целовать шею и плечи подружки. – А то, зайка, года 3 мужика не попробую. А тут целый наряд. Ха-ха-ха! Одному-то не справиться!- заявила воровка.
- Слушай, а может он… - рыжая шепнула что-то на ухо подруге и обе захохотали. Паша не реагировал на провокации и, пока не приехал наряд, лишь следил, чтобы никто не попытался сбежать. Наркот в шкафу вёл себя тихо, Водяной спал, чучело, ввиду скорого приезда милиции, форсированно глотала недопитое, а две бесстыжие дуры на тахте страстно ласкали друг друга– в такой «прелестной» обстановке начинался рабочий день старшего лейтенанта Гриценко. Чистый мёд!
       Погрузив всю эту компанию в воронки, Паша решил прогуляться. После прокуренной духоты притона хотелось подышать морозным утренним воздухом, к тому же засаженная джефом деваха настроена на кураж, и снимать показания сейчас - только трепать себе нервы. Вот часа через 3-4 да, когда начнётся отходняк, который на порядок депрессивней, чем алкогольный. Тогда - другое дело. За пару пластинок транквилизаторов, расколется по всем своим и чужим делам. Паше никогда не встречались люди, игравшие в молчанку на опиушных ломках. Как правильный мент, старлей не мог не использовать это обстоятельство. Конечно абстинентных граждан допрашивать нельзя, им следует вызвать доктора, но... Но у нас капитализм, и то, что наркоману хреново, для него всего лишь конкурентное преимущество. Когда Паша пересекал Лермонтовский, в кармане пискнула эсэмэска. " Я в Пескарях. Буду с час. Соня", - прочитал Гриценко. Он, собственно, и сам направлялся к Резвой, в следственный отдел, поинтересоваться результатами допроса секретарши, от которого и пришлось бы, возможно, в дальнейшем плясать. "Пескари" в сообщении, были сокращёнными "Тремя пескарями"- пивным баром на 7-ой Красноармейской. Это заведение Паша знал чуть ли не со школы, типичный маленький шалман с самой разношёрстной публикой. С годами, правда, улучшался интерьер, но публика осталась прежней. " Чего это она с утра пораньше?" - удивился Паша - " Может уже расколола и отмечает?". Через 5 минут он уже был в "Трёх пескарях".
       Софья Михайловна, в распахнутой дублёнке, запивала пивом яичницу с ветчиной. В крохотном уютном зальчике кроме неё и девушки-бармена никого не было.
 - Присаживайся, Паш, будешь что-нибудь?
 - Нет. Я сегодня из садика сына забираю. Соседский одногруппник с ветрянкой слёг, так что моего не подхватят.
 -Ааа, понятно. - протянула Резвая и, покончив с трапезой, взяла салфетку. Вид её Гриценко, вряд ли мог охарактеризовать иначе, как обломный. Праздника не было и в помине. Резвая смотрелась, как крупно срезавшаяся на экзамене абитуриентка.
 - Ну что, пойдём тогда, - пригласила она, вставая и застёгиваясь. - У тебя сейчас время есть?
 - Часа три точно, а потом в контору - там у меня дозревает...
 - Ну, здорово.
 Когда они вышли на роскошное, достойное Невского, мраморное крыльцо с узорными витыми решётками, их догнала бармен. " Вы забыли сумочку. Та девушка, с которой Вы были , наверное, оставила. Грамотная девушка, чтобы не влететь в какую-нибудь подставу, сумочку не вынесла, и потому Паше, как кавалеру пришлось вернуться.
 - Вот, тютя, совсем расклеилась. - сказала Софья, устраивая дамский аксессуар рядом со своим. - Это подозреваемой моей.
Пошли в сторону Московского. Они не спеша прогуливались и, дорогой, капитан рассказала всё, недавно происшедшее. Несчастная, с глазами на мокром месте Таня Журавлёва, немного отойдя после просмотра потрясшего её интимного видео, рассказала историю про то как познакомилась с чудесным парнем, который учился на соседнем факультете в Политехе. Познакомилась она с ним не в самом ВУЗе, а в фитнесс-центре на Энгельса, куда ходила дважды в неделю. Парень был в прошлом десантник, а у неё в 14 лет была первая платоническая любовь к пацану, который тоже был в десантуре и погиб на Кавказе. Этот новый её знакомый также воевал, был красив, умён и попросил у Тани руку и сердце. Неделю назад после театра, Таня поехала к жениху в гости.
- Вот эти гости я ей на диске и продемонстрировала. Во всей красе, -
Софья вздохнула и достала Stimorol. « Выпила кружку и никакого эффекта, а выхлоп всегда как у взрослого"-рассудила она про себя и уже вслух продолжила:
- Я вот, что думаю, этот хрен, жених который, с Трестовым наверняка знаком. И если не по трестовскому заказу её закадрил, то по собственному почину ему порнуху передал. Продал, точнее. Журавлёва ему наверняка про шефовы домогательства рассказывала.
- Что, сильно домогался?
- Чуть ли не на стол заваливал. Она, когда я сказала, что диск у убитого изъяла, без всяких деликатностей поделилась. Слюной захлёбывался, несмотря на жену-модель.
- Ну, к хорошему быстро привыкаешь, - философски заметил Паша.
- Ага, как Верещагин к чёрной икре. Бее, дайте хлеба простого! - Соня криво усмехнулась и продолжила. - Так вот к чему я всё это. Жених этот либо знаком с Трестовым и всю эту гадость по его заказу сварганил, либо сам. Сам, вряд ли, как- то это мне кажется нереальным. Едва познакомился, едва переспал, так и побежал аппаратуру устанавливать, чтобы потом кинишко заделать и продать.
- Ну да! - подхватил её мысль опер. - продать, если купят, а если и купят, то за сколько?
- Да вряд ли задорого. Продукт может и заманчивый, но... аппаратура дороже стоит.
- Качество?
- Ну не Ленфильм, конечно, но лучше оперативной съёмки.
- А сам Трестов заснять их не мог?
Соня отрицательно потрясла головой:
- Это он должен был слежку за ней очень конкретную установить. Понимаешь, Паша, она девушка в этих делах не то чтобы лохушка, но не продвинутая. Это, я уверена, у неё первый раз был. Для Трестова вряд ли эта её черта была тёмной стороной Луны. И ставить хвост, не зная, когда девка наконец сподобится?
- Ну да - согласился Паша - тогда выходит этот её козёл с Трестовым знаком. Очень хорошо. Где он? Кто?
Резвая с сожалением скривили губы:
- В том-то и дело, что искать нам его с собаками придётся. Назвался он Журавлёвой, Андреем Размётновым, студентом с экономического. После ихнего секса он, разумеется, исчез.
- Андрей Размётнов, это откуда-то...- Паша нахмурился, вспоминая.
 - Из "Поднятой целины" - подсказала Софья.
- Точно, хорошо, что не Лужин.
- Чего?
- Да так, ерунда, - отмахнулся Паша -Так что этот Размётнов?
- Ну что Размётнов... Поднял целину и был таков. Я прямо из конторы в Политех позвонила, никакого там Размётнова нет у них, обещали посмотреть за предыдущие годы, может и вправду имя настоящее. На Московском тоже таких нет.
- А почему Московский?
- А кувыркались они на Московском. Она, дурочка, только это и знает, даже дома не помнит. Говорит за Обводным... Он её в такси у подъезда ночью посадил и распрощался. Я вот специально тебе сказала, "Пойдём до Московского", точно вот сейчас дойдём и всё разыщем. Дура я Паша, и похоже, что гадость огромную сделала. - Соня остановилась и отвернулась от Паши. - Девочке такую мерзость сделали, - заговорила она сквозь слёзы, - а я, а я...- Следователь не удержалась и расплакалась.
Растерявшийся старлей дотронулся до её локтя:
- Сонь, ты что, перестань. Ты же не в курсе была.
- Ну и что! Сколько раз себе говорила: не лезь по-наглому, пока не разобралась! Она, может топиться, вешаться побежит! Я уж пыталась её как-то успокоить, да разве тут успокоишь.
С минуту поплакав, Резвая пришла в себя и, достав, косметичку занялась расплывшейся тушью.
- Думала, посидим, пивка с ней выпьем. - продолжила она закончив с косметикой. - Посидим, как-то сгладится всё. Нет, убежала... Понятное дело. Это хуже, наверное, чем если б изнасиловали. Сумочку вот, надо позвонить, отдать.
- Дай-ка глянуть.
- Сумочку? - удивилась Резвая. - Ну на, держи.
Паша, щёлкнув замочком, вытащил наружу мобильник и фотоаппарат. Фотик был из продвинутых и, просмотрев отснятые кадры, Паша удовлетворённо усмехнулся.
- Глянь, Размётнов там или нет.
Резвая пощёлкала кнопкой чуть не ахнула от радости. Три, почти одинаковых снимка запечатлели псевдожениха на фоне парадной двери. Красивый парень, в расстёгнутой до середины рубашке делал прощальный жест и радостно улыбался. На последнем кадре был виден хороший кусок двора, на предыдущих же даже табличка над дверью с номерами квартир. Было понятно, что Журавлёва щёлкала своего возлюбленного по пути к такси.
Вычислить теперь квартирку не составляло труда. Резвая предложила Паше идти прямо к ней домой, благо туда было ближе, чем до следственного отдела, дабы получить изображение в крупном формате. Сказано-сделано...
-Видишь угол здания - указал Паша на монитор - это оздоровительный комплекс: бассейн и всё прочее. Стандартное здание, таких в 80-е настроили по всей стране.
- Ага, кофе будешь?
- Не откажусь - Гриценко зевнул и, бодрясь, поёрзал на стуле. Он оглядел Сонину комнату и отчего-то приятно заволновался. Мужских вещей он не заметил. Вдвоём, сплочённые одним делом, общим делом, и он, пинкертон, сейчас рулит! " А тахта, тахта-то! Сейчас, конечно нет, это просто дико было бы, а вот вечерком, если будут результаты, может и пригласит, она сейчас душевно дестабилизирована, авось поймаю момент". От сладких мыслей его отвлёк голос с кухни:
- Слушай, ты во сколько в садик поедешь?
Блин, Паша совсем забыл свой статус отца-одиночки.
- В 4, максимум в 5. - ответил Гриценко, возвращаясь с тахты на землю. Ничего, в другой раз, угораздило же жену сойти с ума, припекут её черти. «I can get no satisfaction»
Резвая принесла кофе и корзинку с пряниками. В доме у себя каждая женщина выглядит гораздо заманчивее, чем на работе, а тем паче на службе.
Дома ей спокойней, она смотрит уверенней, движения раскованны, без рабочего крепака. Если несчастный опер до сего момента ценил Софью на пять баллов, то теперь прибавил к ним два плюса.
- В 4 или 5, - повторил он, отпивая ароматного напитка. - Вот крутанём с этим Трестовым, отправлю его в Карелию дней на 10 к тёще.
- Ааа, это самое, - Софья деликатно замялась, - а жена... Не видитесь?
- Канула. Канула в ашраме или каком другом дурдоме, - старлей ладонью с пряником отмахнулся от всяких вопросов по поводу религиозной экстремалки. - Нету и хорошо. Спокойней. Хотя, конечно...
- Так! - Свернула Резвая вожжи, - что этот бассейн?
- Всё это элементарно, Соня. Не надо даже справки наводить. Знаю этот двор прекрасно. Между Московской и Электросилой, угол, кажется Бассейной, не помню точно.
- Бассейной? Думаешь в тему построили?
- Наверное. Едем брать. Подъезд, видишь, третий. Доставим к твоей Журавлёвой скальп с хозяйства этого красавца хоть завтра утром.
- Да ладно, - поморщилась Резвая, - давай заканчивай и поехали.
Паша, поняв, что казарменный юмор неуместен, зарёкся касаться сегодня этой темы с капитаном. Вёл он себя сугубо по-деловому, даже сухо, а поиски так называемого Размётнова не увенчались успехом. Точнее сказать, увенчались, но частично. Самого героя под белы рученьки не взяли, но кое-что про него узнали. В ЖЭКе им сообщили, что в третьем подъезде дома 198 квартира 67 жильё съёмное, а хозяева где-то в Америке или в Израиле. Снимает площадь вот этот самый - с фотографии. Дворничиха, убиравшая снег в раннюю рань рассказала, что парень неоднократно провожал до такси женщин, и всегда разных.
Резвая с Гриценко, не застав интересного жильца, прождав во дворе с час, решили брать Размётнова завтра. Паша, довольный тем, что удалось рассмешить Софью, качая её на качелях, обещал навестить квартиру 67 с утра, сразу как отведёт ребёнка в садик.


       Глава 4


Сашка Семенов ехал на работу не в метро или на трамвае, а в салоне «БМВ», три месяца назад Саше о таком и не мечталось. Работал он на макаронной фабрике фасовщиком, получая нормально «десяточку» и как нормальная творческая личность спивался. Но рынок всё - таки выдернул его из маргинального болота и потребовал исполнения профессиональных услуг. Саня Семенов был актёром драматического жанра и как сотни его коллег не имел работы. Резюме своё он разослал куда только можно и мечтал более всего о месте ди-джея на радио, подхалтуривая пока параллельно с макаронной фасовкой то на свадьбе, то на ёлке. Было Сане двадцать восемь лет и наружность его, что называется, блистала. Рост сто восемьдесят восемь, широкие плечи, лицо то ли из почетного караула, то ли из репортажа о хоккейном матче – женщинам на загляденье. От тусклой водочно – феназепамной жизни он, правда, степ бай степ изнашивался, да продавливался, но теперь карта легла совсем по масти. Теперь Саня был при крутой точиле, гардеробе и бабосах, а главное при работе классной и интересной, хотя, конечно, и с душком…
      
Не Балабанов и не шок-тоу заметили резюме Сани. Некая международная фирма, представившаяся приятным женским голоском, как «Чужая шторка» назначила теперь уже востребованному актеру встречу. Место Сашиных смотрин предоставили выбрать ему самому.
- «Где Вам будет удобно». Это обстоятельство, да и само название фирмы, которое Саня автоматически переименовал в «Занавесочку» несколько напрягало. «У них что студии или офиса нет?» – подумал молодой человек, порнуха, наверное, какая – то нелегальная. Он поинтересовался, в каком формате работает «Чужая занавесочка», и очаровательный голосок сообщил, что в основном, в формате креативных знакомств. Сообщил с явно игривой ноткой, что ещё больше укрепило подозрения Сани.
«Да и хрен с ним» – плюнул он и забился на завтрашний вечер у касс «БДТ». Саня имел однажды дело с порно, бывшая однокурсница очень даже лихо подвизалась в пикантном амплуа, и желала помочь бедовавшему коллеге. Дебют, однако, не удался: Санин перфоратор моментально отрубался в условиях студии, хотя на предваряющих съемку репетициях, приводил в натуральный экстаз двух Саниных напарниц, девочек, надо сказать, видавших виды. Состоящая для таких нередких случаев «девушка на подсосе» вся замучилась: едва Саня во всей красе оказывался в свете камер, её труд позорно похеривался. Режиссер распсиховался не на шутку, видео делали фешенебельное, снимали президентский люкс, и съемочный день мог влететь в копеечку понапрасну. Он предложил Сане понюшку белого порошка, а, получив отказ, «поправился» сам.
-«Какой, ты, нах, актер» – сказал он после ядреного прихода, и, оставив в покое обломавшего его лоха, махнул актрисам – «Играем, девочки, вашу сцену». « Им хорошо» – зло подумал тогда Саня – «Навазелинился и ори во всё горло, животные» Когда Саня ехал на встречу с мутной «Занавесочкой – шторкой» этот самый облом казался ему невозможным теперь, после почти года нерегулярной, скучной половой жизни с начальницей цеха, закрывавшей глаза на опоздания и прогулы «артиста». Уж если он очень даже сносно забирался на эту семейную, лет около пятидесяти резвушку в шесть пудов, то уж с фирменными девочками.… И плевать на камеру, и на прочую психологию, плевать, надоела отстойная жизнь!
«Чужая шторка» оказалась не совсем тем, что мерещилось отчаянному бедняге. Женщина с очень деловой осанкой предложила Сане прогуляться до Аничкова моста, пообещав по дороге всё растолковать.
-«Если не согласитесь, вам направо, мне налево» – сказала она и мило, не по-американски, улыбнулась. Саня до Аничкова моста прогулялся и узнал, что от него требуется. «Шторка – занавесочка» занималась интимной съемкой заказанных персон. В контору по Интернету поступал заказ с именем, адресом, родом занятий лица, которое заказчик хотел бы видеть без белья и в процессе сексуального контакта. «Чужая шторка» не ставила скрытых камер в будуарах и ваннах, так как дело это хлопотное и долгое: интимная жизнь у объекта могла быть редка, да и качество продукта оставляло желать лучшего. А заказчик желал полюбоваться своей или своим знакомым поскорей и, главное, во всех мельчайших подробностях. Фирма взяла не конспиративную, а сугубо творческую методику – лицо, за которое заплачено, попросту соблазнялось профессионалом и снималось в специально оснащенной квартире, в наилучшем виде. Попадалово было наидемократичнейшим: заказывались все: от школьниц до работников городской администрации, от продавщиц до бизнес-леди, в основном это были, конечно, женщины. У Аничкова моста Саня согласился на сотрудничество, и они поехали на Московскую, где в «сталинке» была обставленная и оборудованная для сладкого бизнеса двушка. По дороге нанимательница растолковала Сане некоторые нюансы касаемо работы и оплаты, от которых он был в полном восторге. Женщина показала где что нужно включать, а потом сев на край шикарной тахты и сунув руки между колен дурашливо улыбнулась: « Ну что, Ален Делон, показывай, как умеешь сваи заколачивать».
Сейчас Саня мчался исполнять, как он выражался, роль. Одиннадцатую по счёту за почти три месяца работы в этом заковыристом амплуа нехорошего театра. «****Т» назвал он его не без уничижительной для себя нотки. Соблазнять и тащить жертву на Московскую нужно было форсированно: неделя была максимальным сроком, и сделать это, за исключением одного случая, ему удавалось, Саня здорово знал женскую натуру. За три месяца ударного труда он побывал в шкуре музыкального продюсера, офицера десантника, тренера-фигуриста и просто крутого чувака. Машину и шмотки предоставляла фирма, а описание заказанной личности анонимный охотник до клубнички. Надо сказать, очень забавные были эти социально-психологические портреты. Сегодня Сане нужно было отработать Морозову Надежду Ивановну, тридцати шести лет, разведена, сыну десять лет, завуч по внешкольной работе лицея 757. Любит радио «МАКСИМУМ», играть в волейбол, характер отходчивый, бывает придирчива к мелочам, иногда кричит. « Нет, это упасть и дрыгать ножками, стопудово какие-нибудь семиклассники скинулись» – ухмылялся Саня, подъезжая к лицею – «отходчива и часто кричит, хе…, ну со мной кричать и стонать будет». Самое важное – удачно познакомиться, успех всего дела зиждется на четко взятом старте. Ни каких «девушка, можно с вами познакомиться?» не допускалось. Саня всегда составлял сценарий первого контакта, а вот далее уже шла полная импровизация.
Охранник на входе с интересом листал автомобильный журнал и тормозить гражданина в кашемировом пальто, увесистым тоном небрежно спросившего о местонахождении библиотеки, не стал. Его дело фильтровать подозрительных субъектов, в основном из строительной путяги, что неподалеку, а вошедший на неблагонадёжного явно не тянул. Удачно разрулив с человеком в форме, Саня отыскал учительскую и открыл шкаф с классными журналами. Взяв 5 «А», он заглянул в оценки успеваемости за прошедшие триместры и с удовольствием полюбовался табелем некоего Бориса Каверзина, двоек у него было пять штук, и самое главное, косяк у дебила висел по заморскому языку. Саня справился о преподавателе – Морозова Надежда Ивановна - стояло в журнале. Что же предмет для контакта есть – юный олигофрен или же раздолбай. Нерадивые ученики – находка для плохих дяденек, Саня вспомнил Буратино и отморозков из сказки о потерянном времени – нет, жизнь это театр, однозначно. После звонка, возвестившего об окончании учебного дня, Саня с помощью дежурного пацана отыскал англичанку, уже одетую и намеревавшуюся покинуть лицей.
-« Надежда Ивановна, здравствуйте, я дядя Бори Каверзина, представился он с отработанным взглядом любопытства и мужского интереса. Учительницей оказалась симпатичная, высокая блондинка, чуть- чуть может полноватая, но это совсем её не портило, в тридцать шесть это даже ничего.
- «Уф, здравствуйте, - деланно радостно-облегченно выдохнула она, - я давно пытаюсь продуктивно вызвать маму Бориса, Бог услышал мои молитвы. Что же, идемте». И расстегнув пальто она крикнула дежурной: «Катя, принеси ключ от четыреста седьмого». Саня запротестовал и, не желая отнимать нерабочее время, предложил назначить и день и час удобный для «уважаемой Надежды Ивановны», а если ей по пути, то он может подбросить на машине и заодно обсудить развинтившегося пацана.
- «Я на Энгельса» – сообщил Саня. – «Хм… что ж давайте, я там рядом на Светлановском» - согласилась Надежда Ивановна, оговорив однако условия посадки в авто –«Вы только отъедьте от лицея, чтобы, знаете, не говорили». «Конспирация - понимающе улыбнулся Саня, - ничего не поделаешь». На заднем сиденье возлежал плюшевый тигр с ценником на ухе, и потому Надежда Ивановна расположилась рядом с Саней. Там она и поведала ему обо всех негодяйствах племянника, потенциального отморозка и преступника. Боря Каверзин, как узнал Саня, был та ещё птица, но какой то сугубо личной неприязни, могущей перенестись заочно на всех его родственников живых и мертвых, у училки явно не было. Это хорошо, и ещё хорошо то, что бёдра в тёмных брюках то и дело запахивались полами пальто, ноги были длинные и почти по-спортивному стройные. Славно, что не чувырло в меле и очках « от Валерии Ильиничны». Просто славно. Сане приходилось работать на школьных ёлках и дважды вести предбанкетную часть дня учителя. После отыгранной программы натурально выпивал с сеятелями разумного, доброго, вечного. Он чётко уяснил тогда – педагоги в отличие от педофилов совсем не любят детей, и поэтому теперь, наслушавшись рассказов о своем «племяннике», свел разговор к теме деградации молодой поросли. Избегая упоминания растленного телевидения и порушенных идеалов, Саня в сердцах обругал создающих учителям проблемы тинейджеров, заодно посочувствовав и восхитившись стальными нервами Надежды Ивановны.
- «Удивительно, как Вы ещё светлую голову сохраняете».
- «Пергидролем» – пошутила англичанка и что-то озорное блеснуло в её голубых выразительных глазах.
- «Да нет, у Вас настоящее всё – улыбнулся Саня с ненавязчивым комплиментом, – краску всегда видишь, у Вас на счастье природная красота. А на самом деле я к тому, что пообщаешься по работе с идиотом каким-нибудь пятнадцать минут, а потом весь день ходишь будто с рок фестиваля приехал, ничего серьёзного в голову не идёт».
- «Это да – согласилась женщина с вздохом - придёшь домой и не знаешь на кого всё выплеснуть».
- «Ну, уж Вы преувеличиваете».
- «Если бы…» - печально хмыкнула она и отвернулась к боковому стеклу. Саня только и ждал этого. Не давая женскому минору пустить корни, не допуская паузы, он заявил: « Если бы Вас на работе по настоящему прессовало, то Бориса Леонидовича в английском переводе не читали бы. Я заметил, когда Вы из сумочки телефон мобильный доставали»
« Да это так от нечего делать» – отмахнулась Надежда Ивановна.
- « Скромничаете, а интересно, как звучит на английском: «Февраль достать чернил и плакать», у Вас в сборнике есть?»
 -«Есть, но надеюсь, что и так вспомню - оживилась англичанка, только боюсь где-нибудь совру, читать?»
- «Конечно, рад услышать».
Надежда Ивановна без запинки продекламировала. От Сани не ускользнула отрадная для него метаморфоза: женщина что называется, расслабилась, казалось, что она готова общаться на тему совсем не связанную с воспитанием трудного Бори Каверзина.
- «Вы здорово прочитали. А я знаете ли обожаю наших в иноязычном звучании. С поэтом, то есть со стихами, как с человеком, за границей он забавен и его национальная идентичность как бы утраченная, переживается как что - то личное. Вот послушайте хрестоматийное». Тут Саня мастерски, с замечательными пассажами интонаций, адресованными мешающим нормально катить пешеходам и водителям, прочел на французском : «Гул затих, я вышел на подмостки…».
- «Нет , это кафе шантан, а не Гамлет, согласны?» – небрежно сообщил он. Они стояли в пробке на Политехнической и актёр соблазнитель не предпринимал никаких решительных манёвров, чтобы по быстрому вынырнуть.
- «Слушайте, а мы с вами случайно не коллеги?» – спросила англичанка вместо прямого ответа по поводу иноязычной деменции словесности.
= «Почти, в Универе готовился учить иностранцев любить мою страну, хвастать точнее, я с международного факультета, нашего тогда ещё ЛГУ, в восемьдесят четвёртом поступил».
- «Ой, я тоже в восемьдесят четвёртом, только в Герцена».
Саня интуитивно понял, что Надежда Ивановна слегка озадачена фигурой дяди Бори Каверзина, особенно если учесть, что этот самый Боря скорее всего из семьи неблагополучной, алкашей или раздолбайских, мелких бизнесменов. Надо, однако, подводить черту под этим бивисом. Саня нажал незаметно кнопку мобильника, рингтон выдал Вагнеровский свадебный марш из Лоэнгрин.
- «Да, Светик, привет – поздоровался проходимец с трубкой. –Был, пол часа назад, побеседовал, как ты и просила. Классная училка, моя ровесница. А сынок у тебя отмораживается, забирай документы и в кадетский корпус его. Да, у меня там есть рычажок, я там два раза в неделю инструктаж по рукопашке даю на общественных началах, для души. Ну да, ну да… Вот когда женюсь, тогда и не будет времени.
 -Светка звонила,- пояснил Саня.- Родительница, Господи прости!
- Простите, если вмешиваюсь, но радикально менять, мм, переводить в кадетский, думаю, нет острой необходимости.
- Вы считаете?
- Да, хотя идея неплохая. И для мальчика, и для школы, - женщина рассмеялась, достала косметичку и начала красить губы. Помада была ярко-бордовая, в школе не уместная. Рот стал малиново-спелым, вызывающим. Такими устами как-то нелепо выдавать прописные истины, особенно в половозрелых классах. Саня, как актёр, знал о преображающей силе какой-нибудь детали, крошечного мазка и искренне порадовался за англичанку, женщину, надо сказать, и без косметики заманчивую. « Это как душ для шахтёра»- подумал он и резко дав по газам, вырулил из пробки. До дома на пересечении Мориса Тореза и Светлановского, где жила учительница было рукой подать и потому Саня перешёл к финишному ускорению, предварительного, пока ещё, забега.
- Вы знаете, Надежда, можно Вас без отчества?
- Ну конечно!
- Так вот, - продолжил Саня. – Борис мне вообще не кровный, как говорится, родственник. Светка у нас приёмная. Её и мои родители МГИМО вместе кончали, дружили, а когда Светке 12 было, её родителей из Кении в Уганду перевели, где они от какой-то заразы и умерли. Это нередко там случается. Бабка, которая сироту воспитывала, через полгода умерла . вот мои ребёнка и взяли. Нет, Светка хорошая, я в неё, в 10-м, даже влюблён был. Но избалованная, сами знаете, дочка дипломатов.
 Надежда понимающе хмыкнула. Далее она узнала, что испорченная элитарным статусом родителей девочка забросила институт, неудачно вышла замуж, и о том, что Саня ей иногда помогает. Сам же он, после университета и стажировки в Бельгии, ушёл в бизнес и теперь сидит в совете директоров издательства «Азбука».
- Вот тут остановите, пожалуйста! – попросила она возле автобусной остановки.
- Уже приехали! – разочарованно протянул Саня, паркуясь. – А я и не заметил. Жаль, конечно!
- Что жаль? – поинтересовалась англичанка с улыбкой. Она уже сняла ремень, но не выходила, а поправляла причёску, как будто это было так уж необходимо.
Саня понял, что пора подсекать и с волнением ответил:
- Жаль, потому что наверное мы больше не встретимся.
- А хотелось бы? – улыбнулась во весь спелый ягодный рот Надежда. Она открыто, с искринкой во взгляде, смотрела на своего нового знакомого, выдавая в себе женщину не манерную и уверенную в себе.
- Очень хочется! Ты мне показалась из тех людей, что и я.
- Ха-ха-ха! Я хоть и в Совете, но не директоров, а школы!
Саня рассмеялся и предложил завтра встретиться, сходить куда угодно даме.
- А лучше в «Порт», там завтра RASMUS играет. – Закончил он с сияющим лицом.
- RASMUS это, конечно здорово, но выходной я обычно посвящаю ребёнку, хотя, вечером…
- Ребёнок это здорово! Пойдём с утра с ним в зоологический, а вечером в «Порт».
Надежда с секунду внимательно посмотрела на нового кавалера:
- Хм, в зоологический не надо, у Димки утром волейбол, а на RASMUS сходим.

Следующей ночью в третьем часу Саня провожал англичанку в такси. Остаться до утра в квартире на Московском, ни о чём не подозревающая женщина, не захотела:
- В другой раз, зайчик, у меня сын дома.- целуя и отпихиваясь от Сани, отбояривалась она от него. – Я обещала, что ночью буду.
- В обед завтра позвоню. – пообещал негодяй, захлопывая дверь. Такси уехало, унося на Выборгскую сторону пьяную от виски и счастливых мечтаний Надежду. Саня добился своего, выполнил работу, но радости не испытывал, скорее наоборот. Дело в том, что, разводя жертву, он, как учили в театральном, вживался в роль, переживал её. Изображая любовь, он и сам влюблялся, и когда номер исполнялся, не сразу мог прийти в себя. Хорошо, если объект был не глубок, вёлся лишь на богатый антураж и был готов раздвинуть ноги при щелчке дорогой и модной зажигалки.
 Таким Саня всегда на прощание рассказывал такой анекдот: «Идёт по Кутузовскому женщина с двумя сумками, вся запаренная. Рядом тормозит крутой Мерседес и из него выходит солидный мужик. Женщина – говорит он – будьте добры, сделайте мне минет!
 - Да вы с ума сошли! – кричит она – за кого Вы меня принимаете!
 - Послушайте, мадам. Вы меня неправильно поняли. – Успокаивает её нахал. – Мы сейчас с Вами поедем в Шереметьево, там я заказываю рейс и мы летим на Мальдивы в моё шикарное бунгало, отдохнув пару недель возвращаемся и в самом дорогом бутике Вы выбираете себе самую дорогую шубу!
 - А фапочку?»
Было очень весело наблюдать как хохочут и рассказывают аналогичные истории из жизни подруг эти бескорыстнейшие из тварей земных.
Чтобы потушить тлеющий негатив, Саня обогнул дом и купив в баре пару банок Wiskey-Cola в квартиру подниматься не стал, а устроился во дворе на качелях. Потеплело, снег крупными хлопьями ложился на взбаламученную алкоголем и житейским дурманом Сашину голову.
Двор был пустой, тихий: хоккейная коробка, детские лазалки и горка должны были действовать успокаивающе, как SPA-обстановка, но в душе актёра шла безжалостная порка. В широкой натуре, как в берёзовой роще, всегда найдётся на здоровый пук розог. Впрочем как и на веник для бани… «Ты, Семёнов, сволочь и падаль! Па-даль, сво-лочь! Вот завтра или уже сегодня какие-нибудь уроды будут смаковать кадры, разглядывая классную бабу. И это не они скоты, и не те умники, которые всё это придумали, а ты. Ты! А ведь она волшебная! Пойти завтра и сказать, что взял у товарища напрокат тачку и хату, сказать, что влюбился на улице и боялся, как пионер, подойти! Она же не из-за меркантильности, она во мне человека полюбила. Ей даже вся эта драматургия очень понравится. Я же талантливо всё разыграл!» Саня бросил в сугроб допитую банку и, даже не перекуривая, хрустнул колечко второй. Разгоревшаяся было в нём надежда всё загладить и удачно вынырнуть, угасла, как лампочка в ручном фонарике-эспандере после того как рука устала нагонять электричество. Он вдруг понял, что даже если его дурацкий план выгорит, то, не сказав всей правды, и жить с ней, было бы подло вдвойне. Нагадить и получить все блага, ничем не заплатив. А муки совести пройдут. Уже проходят. «Ты уже в четвёртый раз тут сидишь в сердечной бодяге. Смешно!» Допив в три глотка банку и с наслаждением закурив он стал мыслить трезвее.
       «Чего рыпаться-то, Саня? Пусть будет, как будет! Не разбрасывайся жизнью, получай кайф! Вспомни Куренкова! Играет белый гриб, под которым прячется главный герой – муравей. Колесит на львовском по дорогам области и не жужжит. Зажужжит, если только Карлсона дадут!... Мерзко, конечно, по-скотски. Рабочая ты скотина. Все мы скоты между спектаклями, только в пьесах чистыми бываем. Это правильно, и всё у тебя в кайф! Из роли выходить не научился, а актёр ты настоящий!»
За спиной неожиданно раздались шаги. Несмотря на пьяное равнодушие, помноженное на рефлексию, которая часто путается под ногами у инстинкта самосохранения, парень резко повернулся. Дело в том, что качели находились посреди пустого двора, и бесшумно, не скрипя снегом, подобраться к ним, можно было только крадучись, и с величайшей осторожностью. Шаги же, появились совсем рядом , причём быстрые, почти бегущие. Прежде, чем сильный удар топора разрубил правильной формы череп Саши Семёнова, молодой человек успел очень чётко рассмотреть фигуру с занесённым орудием и, главное лицо убийцы. Сват фонаря позволял видеть его очень хорошо. «Сумасшедшая!» - вспыхнуло в мозгу актёра под впечатлением представшей перед ним особы. Вспыхнуло и пронеслось в самом конце предложения, название которому – жизнь.
A propos! Фаина Раневская говорила, что жизнь есть затяжной прыжок из п..ды в могилу.