Древо мира

БОГУСЛАВ
Одинокий путник, не оглядываясь, шел по лесу. Шел прямо через заросли кустарника, уверенным шагом человека, которому ведомы здешние места. Осенняя листва жалобно шуршала под его тяжелыми ступнями, небо над головой невесело хмурилось, обещая новый затяжной дождик. С дерева на дерево перепрыгнула шустрая белка, тревожно зацокала, поглядывая на быстро идущего человека. Это был высокий, крепкий мужчина с густыми чёрными волосами, едва тронутыми сединой. Усы и борода ничуть не старили его мужественное лицо. Стальные глаза смотрели прямо, не мигая. Пальцы сжимали крепкий посох, украшенный замысловатой резьбой. Мужчина не опирался на него, а просто нес в руке. Одет он был для осеннего времени сравнительно легко. Босой, в простой холщовой рубахе с прямым воротом, на ногах - полотняные штаны. Рубаха подпоясана разноцветным пояском. На мощной шее  мужчины имелось единственное украшение - золотая гривна. Золотой обруч никак ни шел к его простому одеянию крестьянина. Подобное украшение могли носить либо князья, либо жрецы.
Из-за соседнего леска потянуло гарью. Мужчина пошел быстрее. Потом, словно чувствуя беду, побежал, ломая на ходу хлёсткие ветки деревьев, преграждавшие путь. Лес быстро кончился, впереди  блеснула мелкая речушка. Выбежав на её отлогий берег, мужчина увидел на противоположном берегу селение. Вернее то, что от него осталось.
В небо черными струями поднимался зловещий дым пожарища. Все избы погорели, тын селения обвалился. Около изгороди лежали порубленные трупы защитников. Рядом с телами, блестя зелеными глазами, важно прохаживались чёрные вороны.
Мужчина с ходу шагнул в ручей, в несколько сильных взмахов пересёк его. На берегу, он  уронил посох, и, не останавливаясь, бегом, бросился в поселок. Мокрые волосы закрыли лицо, босые ноги скользили по мокрой от дождя траве. Вороны, заслышав его шаги, злобно закаркали, неохотно взлетели и уселись на закопченные пожаром стропила разрушенных  изб. Мужчина погрозил им кулаком и устремился к бездыханным телам. Он перебегал от одного трупа к другому, переворачивал их, заглядывал в застывшие лица своими пронзительными глазами, словно вопрошая у мертвых: что случилось?
В одном из тел торчала длинная стрела с густым оперением, вымазанным сажей. Мужчина выдернул стрелу из раны, поднес к глазам. Посмотрел на неё страшно, пронзительно. И стрела вдруг задрожала в его руке, вспыхнула, и загорелась, чадя жирным дымом. Древко хрустнуло в сильных пальцах, переломилось.
-Тюря... - проскрежетал мужчина.
Тюрей звали одного из мелких печенежских ханов, разбойника, который хищным волком бродил в степи, по другую сторону большой реки. Со своей стаей степного сброда, он нередко нападал на небольшие славянские поселения. Грабил их, сжигал, уводил в полон всех, кого удавалось поймать.
Мужчина отшвырнул от себя обломки стрелы. На его лбу собрались глубокие морщины. Он опоздал. Приди он вчера - ничего бы  не случилось.
Крепко прижав шершавые ладони к глазам, он склонил голову над умершим.
И увидел, что произошло.

Он видел стремительную атаку сотни полуголых, смуглых, жилистых мужчин на низкорослых, злых лошадях. Печенеги с разгону ворвались в селище, рубя мечами выбежавших из изб мужиков, давя малейшее сопротивление. Блестели мечи, хрипели глотки, лилась кровь. Тех, кто остался, перекололи копьями, добили стрелами, не слезая с коней. Пленных решили не брать. Затем печенеги принялись шарить по избам, поджигая уже ограбленные дома. Прошел какой-то час, и от некогда небольшого поселения остались одни головешки и коченеющие трупы, плавающие в лужах собственной крови.

Из - за соседнего дома раздался короткий, хриплый стон. Мужчина медленно опустил руки с лица, прислушался. Стон повторился. Тогда он вскочил на ноги и кинулся  к соседним развалинам. Там лежал богатырского телосложения человек, придавленный упавшим на землю бревном. Рядом валялся перерубленный меч. В уголках помертвелых губ запеклась кровь. Услышав быстрые шаги, раненый на время пришел в себя, чуть приоткрыл мутные глаза и снова застонал. Мужчина подбежал к нему, схватил бревно обеими руками, поднатужился, одним рывком поднял его и отодвинул в сторону. Потом разорвал рубашку на теле раненого, приложил ухо к груди. Сердце билось чуть слышно, прерывисто. Раненый снова застонал, скрипнул зубами от боли, поник головой. Сердце стукнуло ещё раз, потом ещё, потом вздрогнуло и остановилось. С соседнего дома насмешливо закаркал ворон. Страшная судорога пробежала по лицу мужчины. Рот его искривился, по лбу снова поползли глубокие морщины, губы шептали что-то. Пальцы его, толстые и корявые как корни дерева коснулись головы раненого. Другая рука легла на сердце. Между ладонью и грудной клеткой мелькнула едва заметная синяя искорка. Омертвелое тело немедленно содрогнулось, руки и ноги дернулись, рот открылся.
-Живи! - пронзительным шепотом приказал мужчина. Он вперил свои жгучие глаза в широко раскрытые, замутненные очи умирающего. - Живи, - повторил он.
-Богуслав... - еле слышно прохрипел раненый в ответ.
-Кто селище пожег? - отрывисто спросил мужчина, впиваясь взглядом в синеющее на глазах лицо раненого. Но тот его не слушал.
-Богуслав... - шептал он. - Там, в погребе... Если живы... Спаси... - торопливо, боясь не закончить, проговорил раненый, простонал в последний раз, вздрогнул всем телом и умер.
Богуслав провел ладонью по его лицу, закрыл глаза. Затем поднялся с колен и пошел к ближайшему дому, где ещё вчера жил со своей семьей раненый. Это была крепкая, просторная изба в которой одновременно могли проживать несколько семей и ещё хватало места для домашнего скота. Дверь в избу висела на одной петле. Богуслав едва дотронулся до нее и она упала. Внутри все было перевернуто, поломано. Видно, что основательно порылись в хозяйском добре нечистые руки печенежина. Богуслав отодвинул с дороги тяжелый обеденный стол иссеченный ударами стали, прошел в клеть и там за тяжелым сундуком нашел погреб - потаёнку, наспех скрытый соломой. Подняв рукой деревянный щит, закрывающий вход, он громко крикнул в темноту.
Никто не ответил.
Тогда Богуслав спустился в погреб. Через минуту он вынес из избы трех детей - мальчика лет семи и двух совсем маленьких девочек закутанных в длинные холщовые рубахи. Девочки были мертвы – задохнулись от дыма, а мальчик ещё дышал. Положив трупики рядом с их родителем, Богуслав отнес мальчишку к берегу ручья, прошептал молитву, и с головой окунул ребёнка в холодную воду. Мальчик мгновенно открыл глаза, закашлялся, расплакался. Тогда Богуслав снял с себя мокрую рубаху и принялся растирать ею дрожащее тело ребенка. При этом он достал из - за пояса небольшой мешочек с таинственным снадобьем и всыпал несколько крошек этого лекарства мальчишке в рот. Тот послушно сглотнул и разревелся с новой силой - лекарство оказалось страшно горьким. Потом мальчишка успокоился, обмяк и уснул. Богуслав оставил его на траве и снова вернулся к селищу. Он, как волхв этих мест, должен был оказать мертвым последнюю дань уважения. Он принялся таскать на своих могучих плечах тяжелые бревна для погребального костра и складывать их в виде помоста. Когда все было готово, он перенес на бревна все трупы погибших и уложил их друг на друга. Вместе лежали и взрослые мужчины, и старики, и  пожилые женщины, и совсем еще юные девушки. Смерть никого не пощадила.
Встав перед ними на колени, волхв сотворил короткую молитву. Поднялся, уложил под низ костра остатки соломы, перекинул через плечо легкое тельце еще спящего мальчика и ушел не оборачиваясь.
Едва он скрылся, солома принялась дымиться. Вслед за дымом показался робкий язычок огня. Затем, разгораясь всё больше и злее, пламя  выкинуло жаркий язык высоко в небо. Разбрасывая искры, оно постепенно поглотило помост и зачадило черным, тошнотворным дымом.

БЕЛЫЙ ВОЛК
Богуслав отнес мальчика к себе в пещеру. Она представляла собой широкую каменистую щель у подножия зелёного холма. Вход закрывал плотный полог, сшитый из волчьих шкур. Рядом лежали тяжёлые валуны. На некоторых были высечены изображения богов, птиц, животных.
Волхвы не строили себе теплых изб. Настоящему кудеснику не нужны хоромы. Только на воле, наедине с Природой, вдали от мирского, можно стать ближе к богам, прославлять их угодными делами.
Рядом с пещерой располагалось капище Рода - место поклонения Отцу всего Сущего. Богуслав был его почитателем, волхвом. Капище представляло собой земляной вал в виде круга, в центре которого помещался невысокий холм с гладко срезанной верхушкой - площадкой. В самой середине площадки стоял каменный идол. У его ног находилась ямка для жертвоприношений. В эту ямку исправно из месяца в месяц лили ритуальный напиток - сурью, мёд собранный дикими пчёлами, настоянный на тайных травах, заговорённый при солнечном или лунном свете.
Пройдя к пещере, Богуслав откинул полог, отнес ребёнка в самый дальний угол. Там он уложил его на ворох старой овчины, что служила волхву постелью. Ребенок продолжал спать, и видимо ему снились тревожные сны - он постанывал во сне, сжимал кулачки. Прислушиваясь к биению его сердца, волхв покачал головой. Быстро вышел из пещеры, несколько раз громко свистнул. Через некоторое время в ответ на его призыв из лесной чащи раздалось дружеское ворчание. Затрещали кусты под тяжелыми лапами, и на поляну вышла бурая медведица. Позади неё плелись двое медвежат. Они громко ревели и стонали. Подойдя к человеку, медведица уселась на задние лапы, передними потерла себе морду. Медвежата немедленно кинулись к матери, ухватили её за теплые сосцы и принялись, ворча и покряхтывая, сосать вкусное молоко. Однако медведица неожиданно взрычала и раздала чадам крепкие оплеухи. Медвежата жалобно взвыли и бросились прочь. Отбежав на безопасное расстояние от мамаши, они стали обиженно ворчать и облизываться.
Между тем Богуслав вынес мальчика  из пещеры и поднес к медведице. Та послушно легла на бок, подставляя теплое брюхо. Богуслав положил ребенка на шерсть и тот, с закрытыми глазами, не проснувшись, сам нащупал упругий сосок, полный жирного молока и жадно припал к нему губами.
За все это время Богуслав не произнес не слова.
Оставив мальчика на попечение медведицы, волхв покинул поляну и пошел на капище.
Обойдя священный холм три раза, Богуслав поднялся к истукану, встал перед ним на колени, дотронулся до камня ладонью. Постояв немного, сотворив молитву, он неожиданно вскочил на ноги, быстро спустился и устремился в лес. Высоко подпрыгнув, волхв кувыркнулся через голову и исчез в густых зарослях.

Спустя мгновение огромный белый волк выскочил из кустов и припав носом к траве пустился бежать по едва заметной тропке. Он бежал к сожженному селищу, откуда недавно вернулся волхв. Добежав до речки, волк заметался вдоль берега. Влажные его ноздри нервно дрожали, отыскивая нужный запах. Наконец, он учуял мужской пот, запах конины и свежей крови. Напав на след, волк не различая дороги, пустился бежать туда, куда ещё вчера ушла печенежская сотня.
Волк с легкостью перепрыгивал через поваленные деревья, колючие кустарники, небольшие лужи стоялой вонючей воды. Его острые уши прижались к широкой голове. Он мчался так быстро, что казалось, не отталкивался лапами от земли, а летел.
Потом лес поредел, сменился степью. Волк даже не заметил этого, он был увлечен погоней. За всю дорогу он не нашел не одного видимого признака, что здесь прошли степняки - ни клочка человеческой одежды, ни следов привала с остатками трапезы, ни лошадиной лепешки. Печенеги были умны. Опасаясь возмездия, они заметали за собой следы не хуже степных лисиц. Отпечатки копыт основного отряда несколько раз пересекала цепочка других. Это небольшой отряд  печенегов путал след. Но против волка все хитрости были напрасны. Он чуял их запах. Этот запах, словно факел, освещал ему дорогу в ночи. Повинуясь чутью, волк  ни разу не сбился с правильного направления. Он видел, как уходили печенеги. Как они устало покачивались в седлах. Как их заморившиеся лошади едва передвигали ногами, сгибаясь под тяжестью награбленного добра.
Луна взошла над степью, а волк все бежал.
Он бежал, и что-то грозное чудилось в его беге, в его неслышной поступи. Всё расстилалось перед ним. Разлетались в страхе потревоженные куропатки. Трусливые степные лисицы, заслышав его запах, спешили убраться с дороги, боязливо тявкая из темноты. Раздвигалась трава, прятались острые колючки. Волк не обращал на это внимания. Он мчался, движимый только ему известной целью.
Наконец ветер явственно донес до него запах становища. Где-то вдалеке всхрапнула лошадь, забрехала собака. Её лай подхватили другие, и вскоре протяжный жалобный вой потянулся к небу. Волк перешел на шаг, бесшумно ступая по сухой траве, остро прислушиваясь ко всем звукам. Собаки, очевидно, почуяли своего злейшего врага и выли бы всю ночь, но волк лег на землю, вытянул морду в сторону становища и напряженно замер. Лишь по загривку быстро - быстро пробегали нервные волны и хвост бил по пыли. Спустя некоторое время собаки разом смолкли, будто им заткнули глотки, лошади перестали тревожно всхрапывать, стихли гортанные печенежские голоса. Тогда волк поднялся с брюха и крадучись направился к юртам. В становище ужасно воняло тухлой требухой, кониной, свежевыделанной кожей. Осторожно избегая драных нищих юрт стоящих с краю, волк пробрался к высокой белой юрте расположенной в самом центре становища. Около неё перед костерком сидела охрана - пять печенегов с длинными копьями. Они спали, положив головы друг другу на плечи. Волк проскользнул мимо них и широкой мордой приоткрыл полог белой юрты. Внутри на мягких овечьих шкурах лежал широкоплечий, могучий печенег - Тюря. Легкий слой жирка уже тронул его некогда стальные мышцы. Он был лыс, чумаз и абсолютно гол. Рядом с ним спала маленькая чернявая наложница, совсем ещё девочка. Тюря в полудреме гладил наложницу по волосам. Вдруг его ноздри, не хуже звериных, почуяли чужой запах. Тюря приоткрыл глаза и увидел прямо перед собой огромного белого волка и острые клыки. Это было последнее, что он видел в этой жизни. Волк бросился к нему на грудь и одним ударом клыков - кинжалов перервал горло. Кровь хлынула из ужасной раны. Тюря хотел крикнуть, позвать на помощь, но не смог, захлебнувшись собственной кровью. Вместо него пронзительно закричала пробудившаяся от сна наложница. На её крик вбежала заспанная стража, но они увидели только окровавленный труп своего вожака и отчаянно визжащую рабыню. Волка в юрте уже не было. Он спешил до зари поспеть в родные места.

УЛЕБ
Тем временем, мальчик оставленный на попечение медведицы, проснулся. Его звали Улеб. Для своих восьми неполных лет он был достаточно смышлен. Лёжа с закрытыми глазами, мальчик понял, что находится не в родном погребе, куда его спрятали от врагов. Не было слышно истошного крика матери, страшного звона стали, плача маленьких сестренок, что задыхались в спертом воздухе. Ничего этого не было. Над головой весело пели птицы, веяло свежим ветерком. Улеб осторожно провел пальцами по теплой шерсти. Мягкая, теплая как медвежья шуба. Рядом послышалось чьё-то тяжёлое сопение, ворчание. Улеб испуганно открыл глаза и увидел морду огромной медведицы, на брюхе которой он лежал. Медведица внимательно смотрела на мальчика, облизывая себе нос розовым языком. Улеб громко закричал, оттолкнулся руками от мягкого брюха и бросился бежать в лес. Не помня себя от страха, мальчик мчался куда глаза глядят. Всё кружилось перед ним, к горлу подкатывала тошнота, сердце стучало торопливо - торопливо, словно у пойманного зайчонка. Не выдержав сумасшедшей гонки, Улеб споткнулся о какой-то корешок, торчащий из опавшей листвы, с размаху рухнул на землю. Вместе с ударом из груди вылетело дыхание. Захлебываясь воздухом, мальчик лежал и смотрел вперед себя пустыми глазами.
Почти сразу сзади послышался слабый шорох листвы. Это мог быть и ветер, и шуршание мыши - полевки и осторожная поступь хищника. Ещё раз легко прошуршали листья, потом качнулись ветки соседней сосны, и на поляну с дерева прыгнула взрослая рысь. Красивая дикая кошка с кисточками на острых ушах. Её короткий, паленый хвост дрожал от возбуждения - рысь заметила добычу. Беззащитный Улеб лежал от неё всего в нескольких метрах - на расстоянии одного прыжка. Рысь напружинилась, припала грудью к земле, при этом её локти поднялись выше спины. Шерсть на загривке встала дыбом, глаза сверкнули зловещим зелёным блеском. Еще один нервный удар хвоста и рысь взвилась в прыжке. В то же самое мгновение ей на встречу из-за кустов прыгнул белый волк. В полете, он сбил рысь, ударил её лапами и скрылся в густом кустарнике.

Рысь ещё ворчала, вставая на лапы, когда из кустов вышел Богуслав, держа в руке свой крепкий посох. Зверь увидел его, зло зашипел и прыгнул на волхва. Богуслав в ответ ударил рысь посохом прямо в лоб. Зверь взвизгнул, отскочил. Пасть его раскрылась, демонстрируя страшные клыки. Вдруг странная метаморфоза произошла с животным. Глаза рыси залились зелеными огоньками, лапы вытянулись, острые когти впились в землю, морда заострилась, уши казались острыми рогами.
-Ты преступил дозволенное, волхв, - раздался глухой голос в голове Богуслава. - Отец наш недоволен тобой.…
-Отец ваш - Дый, суть Зло, - спокойно ответил волхв. - Не ему я служу, и не ему с меня спрашивать. Тюря сотворил зло, а я се зло искоренил. Так велит Отец Наш - Великий Род.
-Речи и дела твои дерзкие дойдут до слуха Отца Дыя... - пообещал демон, злобно скаля пасть. - Бойся его гнева побуд!
Неестественный зеленый блеск в очах рыси померк. Зверь вздрогнул, обращаясь снова в лесную кошку, испуганно мяукнул, и не помышляя более о нападении, скрылся в чаще.

-Дяденька... - раздался позади Богуслава жалобный голос. - Я домой хочу...
Волхв обернулся. Улеб сидел на коленках и со страхом смотрел на него. Он видел, как волхв ударил рысь и как зверь поспешно удалился. Все его тельце содрогалось от холода и страха. Богуслав подошел к пареньку, ласково погладил его по взлохмаченным, льняным волосам.
         -Как же тебя звать-величать, добрый молодец? - спросил он.
-Тятька с мамкой не велят чужим сказывать, - серьёзно ответил мальчик. – Лихо может случиться.
-Верно говорил тятька твой, - согласился Богуслав. – Только не чужин я тебе.
-А кем будешь, дяденька?
-Аль не признал? Я ж приходил к вам на гульбище, на Коляду. Колесо поджигал, с горки спускал, песни пел...
Мальчик улыбнулся, кивнул головой. Вспомнил. Значит рядом не чужой, свой человек.
-Ты кудесник. Тятька баил, ты по-звериному, по-птичьему разумеешь, волком оборачиваешься…
-Богуславом зовут меня, - сказал волхв.
-Меня Улебкой кличут, - неохотно ответил мальчик. Волхв улыбнулся. Так отвечать незнакомцам ребёнка учат взрослые. По старому поверью считается, что тот, кто узнает настоящее имя человека, может нечаянно или намеренно причинить ему вред. Поэтому, с давних времен повелось при знакомстве не называть прямо свое имя, а говорить, что мол, так прозывают.
-Пойдем Улебушка ко мне в гости, - сказал Богуслав, помогая  мальчику встать. - Молочка попьешь. От него ты сильным станешь, как медведь. Никто - никто тебя не поборет. Хочешь такого молочка?
Улеб кивнул головой.
-Только ты научи меня волком - бирюком перевёртываться! – вдруг попросил он.
-Зачем тебе?
-Бирюком перевернусь, все дороги-пути разведаю, найду лихих людей, что селище наше пожгли, - жёстко ответил мальчик. – А найду – горло им перегрызу…
Из серых глаз Улеба потекли слезы. Волхв ласково погладил его по голове, отвел в сторону печальный взгляд. Взяв мальчика за руку, Богуслав повел его к пещере.
Ему давно уже был нужен  ученик.

ПРЕДАНИЯ ВОЛХВОВ
Старый Богуслав сидел в своей пещере на ворохе овчины. Седина совсем покрыла его некогда черные, как воронье крыло, волосы. Спина сутулилась, усохло тело, прибавилось морщин на высоком лбу. Кожа на вечно нагих ногах покрылась паутинкой синих вен. Лишь серые глаза смотрели по-прежнему - упрямо и пронзительно. 
Одет он был в белую волчью шкуру мехом наружу. Перед ним жарко горел в очаге огонь. Дым от костра поднимался к неровному своду пещеры, там подхватывался мощной тягой и уходил в дальний угол к пробитому в камне окошку. Вдоль стен стояло множество идолов искусно выточенных из камня и дерева. Над ними висели линялые волчьи шкуры, плетенные из лыка туески, корзины, сушеные коренья, пучки лекарственных трав, таинственные амулеты - обереги. Над входом в пещеру был прикреплен гигантский череп тура - лесного великана, дикого собрата  коровы. Яркие блики живого огня, извиваясь, плясали по стенам, заставляя каменные губы идолов кривиться в печальной усмешке. У ступней волхва стоял небольшой, окованный железом сундучок с открытой крышкой.
Богуслав был занят. В руках он держал гладкую деревянную дощечку залитую белым воском. Острым ножичком он, не торопясь, вырезал на воске руны.

«Из бесконечного Мрака снишла к нам Праматерь. И называлась она Жива. И принесла Жива яйцо - мир наш. И разлился из яйца Свет Золотой. Вышел из Света – Род – Прародитель всего Сущего. И поделил он яйцо надвое. Верхнюю часть - для мира живых, нижнюю - для мертвых. Когда здесь день - там ночь. Когда у них день - у нас ночь. Мир живых создал он для творения и учения, мир мертвых – для суда и размышления. Вокруг желтка - Мира нашего,  сотворил он пленок трижды по три, и стали они небесами.
Знай - на любое небо попасть можно, взойдя на Древо Мира, растущее  корнями в мире Нижнем, а ветвями попирая самое высокое небо.  Там, в кроне древа есть остров - ирий, где живут светлые боги - Праотцы наши, а вместе с ними - праотцы всех зверей, птиц, гадов, рыб и растений. И после создал Род главное своё Творение – род человеческий, как продолжение самого себя. И снизошла с небес Лада - Любовь, чтобы чувствами наполнить человека и через себя с Творцом всего Сущего соединить. И возлюбил  Род человека, как отец любит дитя своё…»

Здесь Богуслав остановился, отложил дощечку в сторону. Он услышал за пологом пещеры тяжелые медвежьи шаги.
-Зайди, Улеб, - сказал он, не поворачивая головы.
Полог отодвинулся и в пещеру, чуть наклоняясь, вошел молодой человек. Тот, кто видел Улеба в детстве, ни за что бы, ни признал его теперь. Вместо маленького, тощего мальчишки перед волхвом стоял настоящий богатырь. Улеб вытянулся, широко раздался в плечах. Стальные мышцы упруго перекатывались под простой рубахой на выпуск. Легкий пушок светлых волос коснулся его губ и подбородка. Лицо спокойное, невозмутимое. Во всех движениях видна основательность, скрытая внутренняя сила. На кожаном поясе висел длинный охотничий нож, за спиной -  мокрая рыболовная сеть. В руке Улеб держал связку очищенной рыбы.
Его можно было назвать красивым, если бы не угрюмый взгляд исподлобья и длинные неприбранные волосы, космами спадающие на плечи и спину. Улеб рос диким, отстраненным от людей отроком. Медвежье молоко, в самом деле, придало ему сил, но больше чем следовало. Оно пропитало его мускулы невиданной мощью. Ещё в малом возрасте Улеб мог ради потехи поднять огромный камень, который взрослому человеку и сдвинуть было не в мочь. Однако эта сила отвернула от него людей - сначала сверстников, а затем взрослых. Его побаивались, сторонились, называли «медвежонком», «шатуном». И, правда, неподалеку от него часто можно было встретить старую медведицу, чье молоко он однажды попробовал. Медведица тайно, но ревностно охраняла приемного сына.
Улеб сначала очень переживал свое одиночество, но потом привык, и вскоре окончательно предпочел тишину леса шумному людскому торжищу.
Днями он мог бродить по дубовым рощам и заросшим оврагам, по берегам быстрых рек и заиленных, поросших камышом ручейков. Он никого не боялся – и люди и звери чуяли в нем силу старой медведицы.  Иногда он ловил сетью рыбу, но редко приходил с большой добычей. Улеб не любил убивать, и никогда не ловил больше того, что они с Богуславом могли бы съесть. На лесных зверей он не охотился. Волхвы считали грехом проливать звериную кровь, а охотников ради забавы, а не прокорма, строго наказывали. Больше всего на свете Улебу нравилось само общение с Природой. Ведь всё вокруг него, как учил Богуслав, было живым, с душой. У каждого дерева, кустарника, озерца есть свой покровитель - леший, кикимора, русалка - берегиня. И с ними нужно жить в мире, иначе беды не оберешься.
Богуслав поучал Улеба как задобрить лесных духов. Какие жертвы приносить перед тем как идти в лес, какие заклинание произносить, какие обереги надевать.
Вот уже десять лет прошло, как Улеб живет в пещере у него в учениках. Многое поведал ему за эти годы Богуслав, многие тайны раскрыл, на многие вещи помог взглянуть по иному. Научил служить правильные требы богам, кудесить, лечить людей, гадать, предсказывать будущее по полету и крику птиц. Почти всё перенял от учителя Улеб, острым разумом наградили его боги.
В тайне радовался Богуслав, глядя на продолжателя дела своего, но пока не торопился открывать ему последнюю, самую главную тайну волхования.
Это требовало особого обряда - Посвящения.

Улеб опустил связку рыб рядом с очагом, достал нож, стал разделывать добычу на куски. Рыбу он обычно пек на углях.
-Удачный улов твой, - сказал Богуслав, складывая дощечки в заветный сундучок. – Берегини нашей речки щедры к тебе…
-Им нравятся песни, что пою для них, - уклончиво ответил молодой человек.
Волхв загадочно улыбнулся, покачал головой.
-Они чувствуют твою душу, незамутнённую грехом, и судят тебя по делам твоим.
-Этому ты учил, побуд.
-Так и поступай, сын мой, - с одобрением сказал Богуслав, закрывая крышку сундучка. – Всё что знаю, всё, что умею – всё твоё будет.
Волхв потянулся к кожаному мешку за своей спиной, достал оттуда краюху черного хлеба, отдал его Улебу. Тот принял хлеб, отломил от него кусочек и бросил в огонь - дань всем умершим пращурам. Только после этого они принялись трапезничать.
Запив черствый хлеб крынкой коровьего молока, Улеб принялся тут же у очага чинить свои снасти. Богуслав сначала долго перебирал травы, что сушились на камнях перед входом в пещеру, но потом снова взял в руки дощечки и ножичек. В пещере воцарилась мудрая тишина. Волхв и его молчаливый ученик мало разговаривали между собой. Они понимали друг друга без слов.

Богуслав писал:
«В то время Небо и Земля сошлись  в любовных объятиях, и от жаркого их сердечного пламени появилось три сына: Даждьбог - Солнце, Перун - Молния и Хорс - Огонь. И снизошли три сына к людям, даровав им свет, плодородие и тепло. И радовались люди и приносили богам благодарственные жертвы. Но во мраке Нижнего мира зародился жадный Змей – Дый. Позавидовал он  согласию людей и богов. Исполчился Змей, напустил Тьму на Солнце, украл и спрятал его в темных подвалах. А потом полетел над землей и отравил воды земные и небесные. И испив их, стали гибнуть люди.  А боги не могли постоять за них.
Один только Перун - Молния решил вступиться за людей. Напустился он на Дыя, взмахнул золотой секирой, и началась страшная битва. Тряслась Мать – Сыра Земля, горы низвергались в прах, озера испарялись, деревья сокрушались, пустыни горами становились, но все сражались боги. Рубил Перун врага секирой и синие молнии срывались с ее точеного лезвия, вонзаясь в чешуйчатое тело Дыя, а тот в ответ жалил смертоносным ядом, напускал дыма, кидал каменными глыбами. И от боя их бежали люди, спасались в пещерах холодных, в норах глубоких, в лесах дремучих.
И настал светлый, долгожданный час - одолел Перун Змея. Поверг он его, прижал ногой к земле. Запросил пощады Дый, заплакал слезами горючими. Там, где упали слезы его, повырастали ядовитые травы - белена и болиголов. Отпустил Перун Змея, и ушел тот в землю. Солнце снова воссияло на небе, и дождь благодатный освятил уставшую землю…»

Внезапно яркое пламя боли полыхнуло у волхва в мозгу. Неясное, тоскливое  чувство тревоги охватило его. Что-то непременно должно случиться... Вот - вот! Что-то недоброе...
Подчиняясь неясному предчувствию, волхв смахнул с колен дощечки, резко встал. Улеб бросил чинить сеть, поднял голову, посмотрел на своего учителя. Он тоже почувствовал что-то нехорошее.
-Чую - злое вершиться, - сказал Улеб.
Богуслав не ответил ему. Он взял в руки свой любимый посох и вышел из пещеры. Улеб немедленно отправился за ним. Он догнал старого волхва у тропки ведущей к соседнему поселению.
Там - то и творилось зло.

БОРЬБА ДВУХ СИЛ
Поселение, в которое спешили волхв и его ученик являлось городищем, иначе говоря укрепленным поселком. Стояло оно на высоком, крутом холме, склоны которого были дополнительно срезаны для увеличения крутизны. Городище со всех сторон окружали стены в несколько рядов. Первым стояла защита от вражеской конницы -  частокол наклоненный зубьями наружу. За ним возвышались еще два ряда частокола - один над другим. Промежуток между ними был засыпан землей. Между стенами находилось несколько башен - срубов, с бойницами для лучников. В одной из башен имелись широкие въездные ворота сделанные из крепкого дуба. Над воротами висели в виде украшения и талисмана от злых духов гигантские оленьи рога.
У ворот стояла стража. Княжеские дружинники были в полном вооружении - в кольчугах, с копьями и мечами. Воины хмуро посмотрели на пришедших, однако препятствий им чинить не стали.
Дома в поселении были бревенчатые, стояли близко друг к другу, почти касаясь крышами. У тех, кто позажиточней, крыши были накрыты дорогим тёсом. У бедных – простой соломой. Окошки почти в каждом доме  радовали взор затейливыми узорами на ставнях. Иные были раскрашены яркими красками, другие – вставками из цветного стекла. Однако, лица поселян, что тайком выглядывали из украшенных окошек, были печальны и угрюмы. Завидев волхва, они отходили от окон, торопливо закрывали узорчатые ставни.
Ближние улицы были безлюдны, но чувство опасности, что ощущали волхв и ученик, возрастало в них с каждой минутой. Пройдя вперед, услышали они громкие крики толпы, что собралась на центральной площади городища. Толпа заполняла собой всю площадь. Люди стояли мрачные, взгляды их были полны горечи. Завидев, Богуслава и Улеба толпа расступилась, возбужденные крики стихли. Над площадью воцарилась мертвая тишина. Волхв с достоинством шел мимо приезжих из посада мужиков в лаптях, мимо крикливых ремесленников пропахших кожей, мимо серьезных, широкогрудых кузнецов, мимо женщин с испуганными лицами, одетых в свои лучшие наряды. Он шел к центру площади, ни на кого не обращая внимания.
Там располагалось городское капище, посвященное всем богам Светлого Ирия. Здесь стояли идолы старых богов - Рода, Сварога, Макоши, Рожаниц и младших - Даждьбога, Перуна, Ярилы и Велеса - лохматого бога плодородия. Чуть в стороне от них возвышались статуи Змея Дыя и Кощея - Чернобога - покровителя царства мертвых.
Слабые люди поклонялись не только светлым богам, они также старались задобрить и темные силы Природы, дабы не навлечь на себя их мстительный гнев.
Идолы стояли полукругом, и в центре этого полукруга возвышался жертвенный алтарь. Здесь во славу богам приносились жертвы - медвяную сурью, любимую старыми богами, а так же кровь петухов, коз, овец и быков - более лакомую для младших. Теперь у алтаря вкопали бревно, украшенное магическими символами поклонения Змею, а к бревну привязали молодую девушку - жертву богу Тьмы. Младшие жрецы в черных одеждах проворно складывали у ног жертвы охапки хвороста. Рядом стоял Верховный жрец бога Дыя с горящей головней в руке. Чуть поодаль от него в окружении разодетых бояр сердито хмурил брови князь городка. Он был ещё отрок. Высокий, голубоглазый, с тонкими руками и узкими, сутулыми плечами. Совсем бледный, князь зябко кутался в роскошное, украшенное золотом корозно. Его пробирал озноб. 
Богуслав и Улеб смело подошли к алтарю. У жертвенного камня Богуслав остановился, обвел всех присутствующих своими пристальными, жгучими  очами.
-Что творите? - громко и грозно произнес он. -  Али крови людской вам не жаль?
-Что глаголишь, ты богохульник! -  возопил Верховный жрец. - Ужели можно жалеть кровь свою ради торжества божьего!
-Ради богов над нами и под нами живущих, ради избавления родов наших от злых людей, проливаем мы в сей час кровь человечью, - сказал понуря голову князь.
-От злых людей защитит вас не кровь, но Дух! - ответил ему Богуслав. - А здесь зрю я злое дело! Боги сотворили нас из крови и плоти своей, и принося себя им в жертву, понуждаем их к великому греху - людоедству. Даже лютая волчица не пожирает детей своих - волчат...
-Замолчи! - завопил жрец. - Боги покарают тебя и нас заодно за такие речи! Убейте богохульника, пока не изведали мы гнева Змея - Дыя!
Однако в толпе никто не пошевелился. Хоть и были люди запуганы Верховным жрецом, но помнили ещё, сколь много добра сделал Богуслав. Кого-то вылечил, кому-то накудесил добрую жену, кому-то поправил коня - кормильца, кого-то спас от диких зверей. Молчал даже князь, давно попавший под влияние Верховного жреца. Он стоял, потупив взгляд, словно не видя, не слыша ничего.
Тогда жрец Дыя крикнул своим прислужникам. Те, только заслышав приказ, словно свора бешеных собак бросились на волхва, держа в руках короткие, острые ножи. На поясе Улеба тоже висел охотничий нож, но он не притронулся к нему. Оружие ни к чему волхвам - их сила в вере. Он только поднял к небу левую руку…
Едва прислужники приблизились в Богуславу, как сразу же попадали на землю, корчась и задыхаясь от болей, сковавших их члены.
-Никто не смеет коснуться волхва Рода - Отца всего Сущего! - громко произнес Богуслав.
Толпа ахнула, зароптала! Князь и бояре, путаясь в богатой одежде, в ужасе попятились с капища. Жрец Дыя остался недвижим. В глазах его зловеще мерцали зеленые огоньки. Свет от головни, что он держал в руках, искажал в наступающих сумерках его лицо до неузнаваемости. От неровных бликов огня оно то вытягивалось, то расплывалось. На лбу его то появлялись рога, то они казались прядями густых волос, то нос исчезал, то вырастал до невероятных размеров. Одно только оставалось неизменным - зловещая улыбка, больше похожая на змеиный оскал.
Жрец поднял руку с факелом к небесам, заскрипел зубами, забормотал заклинания. Сразу налетел холодный порыв ветра, собрал в небе хмурые тучи. Закружил дорожную пыль, захлопал незакрытыми оконными ставнями, встрепенул одежду жреца. Черное корозно заходило по ветру волнами, будто темное змеиное тело. Мерзкая улыбка не сходила с его лица.
-Перун, сын Сварога! - громко крикнул в ответ Богуслав. - Тебя молю, бог Молнии - дай Силу!
И тот час ладони волхва засветились ярким синим светом. Между ними с сухим щелчком проскочила быстрая искра.
Толпа в ужасе попятилась. Сейчас произойдет нечто ужасное, несусветное! Лучше быть от этого места подальше! Где - то вдалеке злобно прогрохотали раскаты грома, им в ответ жалобно подвывали дворовые собаки. Люди не выдержали, побежали. Кричали придавленные женщины. С остервенелым сопением толкались посадские мужики. Бояре палками прокладывали себе дорогу. Князь, смертельно бледный, с дрожащими губами, удалился последний. Быть свидетелем ссоры между служителями богов он не решился. Быстро хлопали входные двери, запираемые ставни, слышался испуганный детский плач...
Вскоре на площади остались только Богуслав, Улеб, Верховный жрец и безмолвная жертва, все ещё привязанная к столбу.
-Теперь мы одни, Богуслав, - не своим, шипящим голосом произнес Верховный жрец, пожирая противника зелёными, блестящими в темноте очами. - Давно ты досаждал мне, так испытай же силу гнева моего.
Тот час прямо из - под земли у его ног выскочили два ярко - зеленых огненных шара. Высоко поднявшись в воздух, они сразу же  раздулись до размеров крупного быка. Острые струи фиолетового света ударили из них в землю, выжигая глубокие ямы. Они били по волхву, по Улебу, но вреда им причинить не могли - соскальзывали, словно отражаясь от невидимого заслона.
В молчании волхв поднял сияющие синевой ладони вверх. Две молнии - перуничи сорвались с его рук. Они обрушились на огненные шары и те беззвучно исчезли. Пропали, растаяли в воздухе, словно их  и не было. Только густой, неприятный запах тухлой воды распространился в спертом, предгрозовом воздухе. Затем ветвистая молния перечеркнула черное от туч небо. Один из её нервных окончаний ударил в оскверненное капище и яростное пламя быстро охватило сухие тела идолов. Другое угодило в жертвенный камень расколов его надвое, а третье - в жреца Змея - Дыя. Удар этот был такой силы что тело жреца мгновенно охватило пламя. Живым факелом упал он на землю и больше уже не пошевелился.
-Да свершилась воля твоя, бьющий без промаха Перун! - вскричал Богуслав и все стихло вокруг. Отгрохотали громы, утих ветер и только мелкий дождь, словно слезы плакальщицы Жали оплакивающей и правых и неправых, и своих и чужих, полил с небес.

-Плачь, плачь Жаля… - хрипло прошептал волхв, подставив  лицо дождю. – Забыли они завет и веру предков, предали корни свои, поклонились Злу. Теперь уж не скоро свернут на путь Прави. Зрю, Навь растеклась по земле. Див распустил черные крылья над нашими святынями… И быть битвам великим, и мору сильному и гладу страшному и ужаснет человек Создателя делами своими, но не покинет благой Творец дитя своё… Плачь же Жаля, плачь…

Улеб подошел к бревну, дернул рукой веревки и разорвал их. К нему в руки упала молодая девушка. Непокрытые ярко - рыжие волосы рассыпались по холщовой рубахе. Страшное волнение овладели молодым учеником волхва, когда он в своих руках ощутил мягкое женское тело, сердце его учащенно забилось.
Богуслав оглянулся на ученика. Внимательно посмотрел своим всевидящим взглядом. Улеб покраснел.
-Заберем ее с собой, - сказал он. - Здесь оставаться ей нельзя доле...
Волхв не ответил, лишь едва заметно кивнул головой.
Когда-то еще в дни ученичества он вопрошал богов о своей судьбе.
«Женщина с распущенными волосами подобными огню - суть твоя смерть», - сурово ответили ему боги.

ПОСВЯЩЕНИЕ УЛЕБА
Между тем непогода разыгралась не на шутку. Ветер гнул кроны деревьев, стон и скрип шёл по лесу. Из чёрного, без единого просвета, неба хлестал холодный дождь. Волхв и его ученик быстро шли по размытой дороге. Богуслав опирался о посох, скользил и часто спотыкался. Улеб одной рукой поддерживал его, другой нес завёрнутую в холстину девушку. Нес бережно, как хрупкий сосуд, боясь уронить.
Выйдя на опушку, волхв остановился, посохом показал на небольшую избёнку, наполовину вросшую в землю. Заметить её в такую непогоду было трудно. Избёнка казалась продолжением леса – у нее на крыше росли трава, мелкие кусты и чахлые берёзки. Только едва приметный свет в оконце говорил о том, что здесь кто-то живёт.
Подойдя ближе, Богуслав  стукнул посохом о дверь.
-Бортник Неждан! – громко позвал он.
Спустя некоторое время дверь со скрипом отворилась. Из избы вышел сморщенный, седой как лунь, старичок. Босой, в одной холщовой рубахе и с лучиной в руке. Он подслеповато щурился на пришедших.
-Что за гости пожаловали? – скрипуче спросил он. – За мёдом поздно, за данью – рано…
-Это мы, Неждан, - ответил Богуслав. – Мы к тебе с добром.
-Сам вижу, что с добром, - сказал бортник. – Да вот к добру ли…
Старик указал лучиной на девушку. Та полностью пришла в себя, молчала, смотря на всё безучастным взглядом.
-Пришлая она, - сказал Улеб. – Идти некуда. Приюти.
Старик закряхтел.
-Помоги, Неждан, - попросил Богуслав. – Уйти нам немедля надо. Пусть  поживет у тебя. А я тебя не забуду. Сходи за Сухой Ручей, там пчелы новых бортей уготовили.
С этими словами волхв и его ученик быстро скрылись в темноте.

Они спешили скорее вернуться к пещере. Улеб несколько раз оборачивался, но покосившаяся избенка бортника уже скрылась за ветвями деревьев. Торопился Богуслав, чело его хмурилось. Волхв знал - силы Зла разгневаны, и скоро будут мстить. И месть их будет ужасна, коварна, как укус болотной змейки, жалящей внезапно и смертельно. За себя Богуслав не боялся, он уже достаточно прожил на свете, но Улеб... Кто, как не он должен продолжить его дело, нести людям свет Прави, стоять на страже Древа Мира? Кто исполнит заветы светлых богов? Улеб – его последняя надежда. Но готов ли он? Сердце его не очистилось от сует мира, оно преисполнено желаний, а они способны сгубить многое. Сколько людей отвернули лицо своё от Прави, поддавшись на соблазн тлетворного, но он… Улеб силён, он сумеет!  Но вначале ему нужно пройти Посвящение в волхвы.
Вот и пещера. Богуслав зашел за лохматый полог, вынес туесок с медвяной сурьей - напитком богов. Знаком он приказал следовать Улебу за ним, к капищу.
Волхв подвел Улеба к статуе Рода, дал туесок.
-Улеб, сыне, - неожиданно мягким голосом сказал Богуслав и положил ему руку на плечо. - Отроком привел я тебя в пещеру свою, кормил, учил и наставлял. Хоть и нет у меня сыновей, но воистину ты стал им. Теперь я стар и слаб телом, хоть духом силен. Чую  скорую по себе тризну... Молчи! Всему приходит свой черед. Настало твое время! Ты храбр, силен, послушен богам, пора тебе  взять в руки мой посох. Но прежде я открою тебе лики тех, кому служить ты будешь до смерти и после нее.
С этими словами Богуслав принялся чертить посохом на мокрой от дождя земле круг вокруг статуи. Улеб же встал на колени перед каменным божеством и зашептал заветные слова молитвы:
«Славлю тебя Отец Всего Сущего! Слава!
Молюсь, верный Тебе, о заботах своих.
И смотришь Ты в сердца детей Своих.
И повелеваешь Ты дождю любви течь на души людские.
И насыщаются они,  аки земля усохшая,
И наливаются они колосом Сила Духа,
И упиваются они любовью к жизни,
И  радость сотворения совместного входит в сердца людские.
И да пребудет благословение Твое
Со всяким, добро творящим!
Славлю тебя Отец Всего Сущего! Слава!»
Когда  Улеб закончил молитву, вокруг идола по краю холма уже горело девять ярких костров. Богуслав встал рядом с ним, держа в руке острый нож жреца - лезвие без рукоятки, похожее на зуб. Этим ножом он сделал надрезы на ладонях ученика. Кровь закапала с пальцев на землю.
-Кровь – земле, - строгим голосом сказал Богуслав.
Улеб послушно повторил: «Кровь – земле»…
Затем волхв поднял широкую деревянную чашку и вылил в неё содержимое туеска. Медленно и торжественно выпил из чаши сам и подал напиток ученику. Улеб поднес чашу к губам, сделал один короткий глоток.
-Сурья – богам! - сказал Богуслав.
-Сурья – богам! – словно эхо произнёс Улеб.
Остаток напитка волхв вылил в костер, разложенный прямо перед идолом. В него же, как требовал обычай, Улеб бросил и чашу.
-Мед – для жизни! – выкрикнул волхв. Улеб торопливо повторил его слова и приложил кровоточащие ладони к ступням бога Рода.
Сначала он ощущал каменный холод. Затем неведомое тепло, словно весенний ветерок, скользнуло по рукам, вошло в него, быстро растеклось по всему телу и тут же исчезло. Улеб отнял руки, поднес к лицу и... вскрикнул! Порезов на его ладонях больше не было. Кожа осталась такой же грубой, шершавой, в царапинах от колючек, но от ран не осталось даже следа.
-Род принял жертву твою, - удовлетворенно сказал Богуслав. - Теперь ты волхв, Улеб, сыне мой.
Однако на этом церемония обряда Посвящения не закончилась.
Всю ночь они стояли перед статуей под проливным дождем. Шептали молитвы, лили в негаснущий жертвенный костер медвяную сурью. Только когда настал предрассветный час, поднялся с колен Богуслав и повел Улеба в знакомую ему с детства священную дубовую рощу.
В таких дубравах рубить деревья строго запрещалось. Безбожнику, нарушавшему закон, грозило проклятие богов на весь его род, а так же скорая и беспощадная смерть. Даже когда срубали дуб в простом, не священном месте,  над ним читали заупокойные молитвы, просили у дерева прощения.
«Нельзя дубы низвергать», - учил Богуслав своего юного воспитанника. – «Боги наши в дубах тех!» И Улеб всегда с потайным страхом приходил в эту рощу, рассматривал старые, ветвистые деревья и чудилось ему, как они тихо перешептывались между собой, переплетаясь частыми кронами.
Богуслав подвел нового волхва к гигантскому исполину, живущему на земле не один век. Трое взрослых человек не могли бы обхватить руками его ствол - так он был широк. Улеб с благоговением поклонился дереву в пояс.
-Знай Улеб, - торжественно сказал Богуслав, указывая на дуб - патриарх. – Сеё Дуб - путь к Древу Мира...
Волхв подошел к дереву, крепко обхватил его руками, прижался к морщинистой коре лицом. Улеб молча повторил его движение.
Они прошептали заветную молитву.
И с этой минуты время для них перестало существовать.

“Не умирают души наши. Не умирают они в час смерти наших тел, но имеют жизнь вечную", - кричал Улеб и не чувствовал своего тела. Оно осталось далеко внизу - на земле, а сам он, обнажённый, парил над дубовой рощей, поднимаясь всё выше и выше. Рядом летел Богуслав, держа в руках заветный посох. Лицо его было светло, спокойно и преисполнено торжественности. Он молчал. Звезды нескончаемым потоком неслись им навстречу, нежно лаская мягким, теплым светом. От него в души снисходила благодать и нескончаемая радость от сопричастности к чему-то Таинственному и Великому.
Улеба охватил неописуемый восторг. Он крикнул и голос его зазвенел,  как колокол, многоголосым эхом раскатился по Вселенной.  Улеб не испугался - ему было не до этого. Взамен оставленного тела к нему снизошло истинное откровение волхва, не понятное для смертной плоти.
Улеб знал - они не умерли, просто для плоти нет дороги в то святое место, куда его ведет Богуслав. И они поднимались все выше и выше, а потом в глаза им ударил яркий белый свет и затмил все собой.
Когда свет исчез, Улеб увидел что приближается к сияющему, бесконечному пути. Путь сей состоял из великого множества самых ярких звезд. Их ласковый свет нежно согревал и манил. Хотелось быстрее вступить на звездный путь и бежать по нему, задыхаясь от счастья, что бы там – в голубой синеве встретится с самым дорогим, родным, близким, любимым и любящим тебя Существом… Но Богуслав взял Улеба за руку, отстранил от звездного пути.
«Нам сюда рано», - услышал Улеб где-то над собой голос учителя. «Внимай, сын мой!»
И они оказались у огромных ворот блестевших ярким золотом. Ворота были такими высокими, что казалось, терялись в чистой голубизне небес. Чей-то громкий строгий голос спросил у Богуслава его имя, а так же имя его ученика. Богуслав назвал имена.
-Проходи побуд Богуслав. Проходи волхв Улеб, - торжественно произнёс Голос, и ворота раскрылись.
“Побуд - суть Пробужденный”, - вспомнил Улеб урок.
Богуслав был не простым волхвом. Он являлся духовным наставником, учителем учителей, познавшим многосложность мира. И явился он в мир чтобы служить людям, сострадать их горям и бедам, неся им Слово и Волю Отца Всего Сущего.
Ворота исчезли сразу, как только волхвы миновали их. Перед ними возникла огромная, великолепная зала, наполненная светом и теплом. Повсюду в ней было слышно веселое щебетание невидимых птиц, чье-то приветливое мурлыканье, таинственные  шорохи, плеск воды. Не единого грозного рыка или тревожного звука не услышали они. Сладко пахло цветами, и запахи менялись с каждой секундой. Улеб различал то нежный аромат диких роз, то горьковатый запах одуванчиков, то весеннее очарование ландышей. От упоения кружилась голова… Здесь все было пронизано благодатью. Мраморные колонны, пол, удивительные фрески на стенах – все, казалось, излучало неистощимую Силу Прави – Силу Добра. Улеб восхищенно закрыл глаза. Хотелось кричать, смеяться, плакать от неописуемой радости, распирающей грудь...
Богуслав, очевидно понял его состояние. Он взял руку ученика в свою, крепко сжал, повлек за собой. Улеб повиновался.
Волхвы подошли к небольшому фонтану, что бил прямо из мраморного пола в центре залы. Вода в фонтане была чистейшей, и от неё веяло свежестью и прохладой. Золотистые маленькие рыбки весело плавали в прозрачной воде. Улеб заглянул в фонтан, но отражения своего в воде не увидел.
А потом в зале появились Они, в сияющих белых одеждах и лики Их постоянно менялись. И пали Богуслав и Улеб перед Ними на колени, а Они ласково говорили с ними, наставляли, показывали что-то...
Но о чем Они говорили, что показывали, Улеб после не мог вспомнить, сколько не пытался. Единственно, что всплывало у него в памяти - это необыкновенное ощущение радости, добра и яркий свет.

Улеб только встал на путь Прави и лишь чуть - чуть приблизился к пониманию истинного Знания. Большего ему пока знать не следовало.

ГИБЕЛЬ БОГУСЛАВА
Вслед за теплой осенью пришла холодная, вьюжная зима. Колючим плащом злой ведьмы Мораны хлестали метели по голому лесу, наметая над пещерой волхвов глубокие сугробы. Снегом замело и капище, но статую Рода Морана скрыть в снегу не смогла. Улеб каждый день разгребал сугробы и лил в жертвенник холодную, густую сурью, моля Великого Рода унять Морану и ниспослать земле тепло.
Старый Богуслав больше не выходил из пещеры. Обряд Посвящения тяжело сказался на его здоровье. Он всё больше ссутулился, постарел, часто кашлял и едва передвигался. Обычно он целыми днями просиживал на овчине у костра, смотрел на огонь, и тихо разговаривал с ним как с живым существом. Иногда Богуслав брал в руки дощечки с воском, но вырезал на них уже не черты и резы, а совсем непонятные руны. Эти занятия утомляли его, он задыхался, хватался рукой за грудь, а Улеб торопливо подавал ему чашу с заранее приготовленным лекарством. Теперь он ухаживал за стариком, как тот, когда–то, ухаживал за ним. И если ночью в темноте раздавался приглушенный, рвущий душу кашель, Улеб молча вставал, зажигал лучину и принимался готовить отвар. Рано поутру он, просто одетый и босой, уходил по снегу в городище. Там его уже не сторонились по-прежнему. После Богуслава, Улеб стал самым влиятельным и почитаемым кудесником в округе. Ему оказывали всяческое уважение и почет. К нему обращались больные и калеки с мольбой облегчить им страдания. Торговые гости шли с просьбами погадать о будущих походах в заморские страны. Воины просили его рассказать о своей короткой судьбе. Девицы - красавицы, стыдливо пряча глаза, шепотом умоляли приворожить к ним суженного. Крестьяне кланялись ему в ноги и просили предсказать какой будет весна - теплой, аль холодной, и взойдут ли озимые. Сам князь городка неоднократно присылал к нему отроков за советом.
Но Улеб не любил шумного скопления народа, суеты и громких криков. Он быстро, без должной степенности отвечал на просьбы и вопросы и торопливо уходил обратно к родной пещере.

Однако его путь не всегда лежал прямо. Иногда Улеб заворачивал к покосившейся избенке старого бортника, стоящей невдалеке от дороги. Бортник Неждан умер еще  в первом месяце зимы, студне. Утонул в проруби. Теперь в его избе жила Гореславка - та рыжеволосая девушка, которую спасли волхвы. Идти ей было не к кому - она была пришлая, село ее разорили печенеги, родителей и всех родных убили. И в жертву ее хотели принести как первую встречную - по старому обычаю, который велел не проливать кровь своего рода. Узнав о смерти бортника, Улеб стал часто наведываться к ней. Приносил дареную в городе дичину, хлеб, молоко, заготавливал дрова. Все делал молча, ни о чём не спрашивая, ничего не говоря. Потом стал приходить каждый день. Ноги его, словно сами, заворачивали на протоптанную в снегу тропку. Всякий раз, подходя к знакомой двери, он долго отрясал налипший на штанины снег, кашлял и хлопал руками. Затем входил в избу, степенно садился на лавку, протягивал ладони к очагу. Очаг был открытым, “курным” и дым из него уходил прямо в избу. Потолка в избе не было, дым скапливался у крыши, выше людских голов, там плавал сизой тучей и не ел глаза. Гореславка обычно сидела на лавке, рядом с очагом и рукодельничала - пряла. Правой рукой она вращала веретено, а левой сучила нить. Отогрев руки Улеб молча принимался за дрова. Он махал топором, легко раскалывая мерзлые поленья, и не видел как Гореславка украдкой смотрела на него сквозь слюдяное оконце. Её зеленые глаза, казалось, вспыхивали яркими угольками, а щеки медленно покрывал стыдливый румянец.
С каждым днем Улеб задерживался в её доме все дольше и дольше, повинуясь странному, неведомому доселе чувству, что так неожиданно и властно поселилось в его груди. А однажды, когда он, раскрасневшийся с мороза, вывалил у очага целый ворох нарубленных дров, Гореславка встала с лавки, подошла к нему, взяла его большую, сильную руку и положила к себе на грудь. Под ее рубашкой упруго наливалась горячая плоть. Их взгляды встретились и молодой волхв, более не смея сдерживать в себе страсть, схватил ее за талию и привлек к себе.
Эта была его первая, жаркая ночь любви. Тела их горели огнем, дрожали от возбуждения. В темноте они не видели друг друга, руки и губы служили им глазами. Изредка страстный стон и тихий трепетный шепот прерывали их ласки, но от этого только сильнее стучали сердца.
Богуслав, казалось, ничего не знал об их отношениях, а если и догадывался, то молчал. Волхвам не воспрещалось вступать в плотскую связь с женщинами, но запрещалась брать их в жены. Только об этом он и обмолвился однажды.

Кончался последний зимний месяц - сечень. Метели с каждым днем становились все злее и злее, ведьма Морана уже чуяла приближение своего извечного врага - Лели - Весны.
  В этот день Улеб задержался у Гореславки допоздна. Обычно он не оставлял Богуслава на ночь одного, но сегодня просто не мог оторваться от любимой. Сладкие губы шептали: “Останься!” Зеленые глаза притягивали к себе, упругая грудь разжигала желание. И они снова и снова любили друг друга, и наслаждались игрой своих тел как сладким волшебным напитком.
Остановились они, только когда ночь сошла на землю. Усталые, лежали они друг против друга, не отпуская сомкнутых в объятии рук. В избе стоял полумрак, лучины едва горели. От раскаленного очага шел жар, а за окном снова запела свою песню метель. Ей из лесу жалобно подвывали волки.
Улеб в полудреме, сквозь сон, услышал, как будто девушка вдруг легко поднялась с ложа, оделась. Еле слышно скрипнула дверь в сенцах... Куда она собралась, в такое время? Вдруг голодный волчий вой раздался рядом, прямо за стеной, и тут же смолк. Улеб вздрогнул, словно укололся острой иголкой. Знакомое нехорошее предчувствие беды наполнило его. Он сел, рядом зашевелилась Гореславка. Оказывается, она никуда не уходила. Показалось ли ему это? Сладко потянувшись, девушка поманила его к себе, прикоснулась к обнаженному плечу губами. Он ответил ей поцелуем, но острое предчувствие беды уже жгло его. Улеб отстранился, встал с лавки, стал одеваться.
-Куда ты? - тревожно спросила Гореславка.
-Беду чую, - ответил Улеб
-Темно уж, останься!
Улеб не ответил, он заправлял рубаху.
Тогда Гореславка обняла его за плечи. Она стояла перед ним с распущенными огненными волосами, прекрасная, нагая, с горящим от страсти телом и нежно гладила его рукой по льняным кудрям.
-Останься... - чарующе шептала она. - Пустое тебе видеться. Это вьюга метет, да волки воют. Останься...
Улеб поддался силе ее чар. Он остановился, и повинуясь знаку ее таинственных глаз, стал развязывать на себе одежду. Зеленые огоньки в глазах девушки вспыхивали все ярче и ярче, и чувство беды в нем постепенно притуплялось. Улеб уже скидывал с себя рубашку, как в этот момент неведомая боль пронзила все его сознание, все его тело с головы до пят. Он вздрогнул, прошептал заклинание и вдруг прямо перед собой увидел зеленые звериные глаза. Улеб отшатнулся, громко произнес защитную молитву и чудовищное наваждение - морока спала с его глаз. Улеб увидел, что никакой девушки перед ним нет, а рядом стоит огромная рысь – похожая на ту, что чуть не убила его в детстве. Рысь оскалила зубы, и облик её снова стал меняться. Рысь превращалась в Гореславку. Страшно закричал Улеб и, обезумев от ярости, ударом кулака отшвырнул демона в угол. Затем выбил дверь плечом, и как был в одной рубахе, кинулся навстречу зову боли, прямо в злую, снежную метель.
Он с трудом пробирался сквозь сугробы. Падал, вставал, весь залепленный снегом, снова  падал. Выбравшись на лесную опушку, он заметил впереди неясное темное пятно. Подойдя ближе, Улеб увидел, что это не пятно, а рыжеволосая девушка в легком овчинном тулупе.  Его Гореславка. Волосы её покрывали сосульки, на ресницах снег. Улеб как подрубленный, упал на колени, стал дуть на неё, пытаясь согреть своим дыханием, но бесполезно. Девушка замерзла.
-Мертва! – закричал он, перекрывая рев ветра и вой раненого зверя вырвался из его груди. Улеб опустил девушку на снег, встал с колен, снова побежал к пещере. Лицо его окаменело, душа полыхала болью.

Не доходя до места, увидел Улеб в воздухе над капищем три огненных шара. Были они огромны, каждый величиной с княжий терем. Шары плавно парили над землей и постоянно пульсировали, меняя свой цвет. Становились то огненно - желтыми, то тускло - зелеными. Иногда из них вырывались тонкие, острые стрелы - лучи, но Улеб из-за леса не видел, куда они бьют. В воздухе стоял горький запах дыма. Это пылала священная дубовая роща. Старые исполины гордо принимали на себя удары неведомого врага, вспыхивали и жарко горели. Сучья их при этом громко трещали, словно дубы как люди кричали от боли и звали Улеба отомстить за них. Когда он выбежал к пещере, то увидел лежащего у входа Богуслава. Он лежал без движения, и алая его кровь еще вытекала на снег из многочисленных ран. Старого волхва всего изрубили острым мечом. Заревев от боли, Улеб подскочил к нему, поднял голову, прислушался к сердцу. Волхв был мертв. Его широко раскрытые глаза смотрели на Улеба строго, с укором.
Вдруг Улеб услышал его голос.
“Ты опоздал, сын мой”, - прошелестел ветер. - “Опоздал, как я когда-то... Исполни же наш Завет!”
-Отец!!! - закричал Улеб, прижимаясь к мертвому телу. Слезы катились из его глаз. Он схватил Богуслава и словно ребенка принялся качать на руках.
-Кто? Кто? Кто? - в забытье повторял он.
Огненный шар завис над входом пещеры. От него веяло жаром, искры сыпались на землю. Послышалось гудение и ярко - фиолетовый луч ударил в меховой полог. Полог тут же вспыхнул и загорелся. Улеб медленно поднял глаза.
-Дый... - прошептал он.
В следующее мгновение выбросил он вперед правую руку.
-Дай мне силу Отец всего Сущего! - страшно закричал он.- Дай Силу!
Грохот надвигающейся грозы был ему ответом…

ПРОЩАНИЕ УЛЕБА
Вечернее солнце медленно скрывалось за дальними холмами. Теплые лучи его, словно добрые ладони, нежно ласкали все живое. Они скользили по верхушкам рослых сосен,  играли бликами в чистоте вод реки и ручьев, сбегающих с вершин холма. По небу плыли алые от вечерней зори облака. Древний лес, покачивая могучими кронами дубов и клёнов, прощался с угасающим днем.
Под высоким молодым дубом, украшенным резной листвой сидел старец. Он восседал словно на троне, на огромном старом пне, покрытым густым зеленым мхом. Белоснежные волосы его ниспадали на широкие плечи, пышной бородой струились по груди. Одет он был в холщовую рубаху, подвязанную цветным пояском и серые полотняные штаны. Босые ступни, никогда не знавшие лаптей, широкие, загрубелые, казались продолжением пня, корнями, что вылезли наружу. На жилистой, загорелой шее виднелось украшение – золотой обруч.
То был Улеб.
Шесть раз повернул Колесо Лет мудрый Коляда. Шесть раз по шестнадцать лет прошло с того дня, как погиб Богуслав…
За это время почти не покидал Улеб пещеры своей. И было в том для него великое благо и великое горе. Один, в тишине, под сумрачными каменистыми сводами предавался он размышлениям. Постился, очищал  и укреплял дух свой. И за терпение и любовь к Истине был обретен им  путь к Древу Мира, к первоистоку знаний…
Горе Улеба заключалось в том, что овладев многими таинствами не мог передать их другим. Немало приходило к пещере его пытливых людей, немало мудрецов вели с ним беседы. Но, всматриваясь в души их, отвергал Улеб  все просьбы, ибо видел – с тайными помыслами, с корыстью шли к нему. Таким не дано воспарить к вершинам Истины, суета и стяжательство – их удел.
А сам волхв уже не мог сыскать себе достойного ученика. И осознание этого тяготило дух его…
Закрыты были глаза у старца, спокойно дыхание. Некогда сильные руки покоились на коленях. Едва заметная дрожь пробегала по сухим, узловатым пальцам. Казалось, волхв, утомившись от долгого жаркого дня, спит. Однако это было не так.
Улеб не спал.
Он наслаждался настающей вечерней прохладой. Жара отступала. Уже можно было услышать оживленное пенье птиц в лесной чаще, весёлый перестук дятла, стрекотание кузнечиков в высокой траве. Ничто не отвлекало от размышлений. Мысль, свободная от суеты, текла размеренно, вдумчиво, верно.

Жарким, засушливым выдалось красное лето, скупым на дожди. Листья деревьев облетели раньше срока,  усохла трава, жито в полях сникло, колос не набрал силы. Молились  люди о животворном дожде, но молчали боги в светлых небесах…Лишь яростный Даждьбог иссушал землю огненной своею колесницей.
И стали ходить среди городищ, весей и родов пришлые странники – мудрецы. Стали нашёптывать, что разгневаны боги за неправильные требы. Стали рассказывать, что ждут боги богатых, щедрых приношений и молитв новых, которые только они, мудрецы, знают… И слушали люди их лукавые речи. И приносили безумно кровавые жертвы. И не хотели заглянуть в души свои, услышать голос совести своей, следовать её советам, а не чужих мудрецов. Ибо через совесть говорит с нами Творец …

Так думал волхв. Между тем на поляне, где сидел он, постепенно стали появляться обитатели леса.
Первыми прилетели бойкие синицы. Целая стайка дружно расселась на соседних кустах орешника и молодой кленовой поросли, окружающей поляну. Самые смелые подлетали к ногам старца, задорно чирикали, докладывая о своём прибытии, и трепеща крылышками, вспархивали обратно.
Появились две рыжие белки. Мелькая пушистыми хвостами среди широких сосновых лап, они перескакивали с одного дерева на другое, пока не оказались на зелёных ветках заветного дуба. Там они присмирели, блестя черными бусинами глаз, принялись чистить шерстку.
В траве между деревьев прокатился колючий колобок. Степенный ёж пофыркивая, словно поросёнок, вразвалочку пересек полянку, скользнул под пень и притаился в его сухих, торчащих наружу корнях.
Белый, с рыжими подпалами волк осторожно выглянул из кустов. На его суровой морде агатовыми шариками блестели умные глаза. Внимательно осмотрев поляну, он потянул в себя влажными ноздрями вечерний воздух, прислушался к звукам леса. Затем лег на живот, опустил голову на сильные лапы, стал ждать.
Последним появился старый седой медведь. Кусты затрещали под его могучими лапами. Раздвинув огромной, покрытой давними шрамами головой,  ветви орешника, он прислушался, повел обгрызенными ушами. Деликатно кашлянув, снова скрылся среди зарослей.
Прошло некоторое время. Лесные жители, прибывшие на известный только им зов, больше ничем не напоминали о своём присутствии.
Вдруг Улеб медленно, опираясь на крепкий, резной посох, поднялся. Глаза его открылись. Взгляд, не мигая, уперся поверх сосновых верхушек. Сделав несколько осторожных шагов, он остановился в центре поляны. Отвесил низкий земной поклон.
-Живите с миром! – твердо, но устало произнес волхв. - Ныне ухожу от вас! – возвысил он голос. – Звёздный мост коснулся главы моей, тело истомилось… Уходите от этого места, и никогда не возвращайтесь. Вы дарили мне преданность свою, я платил вам любовью. Навеки помню о вас…
Улеб ещё раз склонил голову, помолчал, и хотел, было уйти, как услышал стариковский, тяжёлый горестный вздох. На поляну, продираясь, сквозь кустарник, вышел седой медведь. Грузно передвигаясь на больных лапах, медведь подошел к волхву, ткнулся горячим носом ему в руки. Слезы выступили на глазах Улеба.
- Сила моя, - тихо шепнул он на ухо старому зверю. – Прощай, добрый друг! Иди с миром. Срок мой определен…
С этими словами волхв развернулся, и, не оглядываясь более, побрёл к пещере.
Звери ещё некоторое время пребывали в нерешительности…
Первыми снялись с места синицы. Стайка их рассыпалась, затерялась среди зарослей кустарника. Ускакали белки, ёж вылез из-под пня  и потопал назад в лес, недовольно ворча себе под нос. Остались только волк и медведь.
Волк вертелся по поляне, словно по клетке. То отбегал к деревьям, то вновь возвращался, жалобно скулил. Тоска щемило его сердце. Он кружился вокруг медведя, словно уговаривая его скорее исполнить последнюю волю человека. Однако медведь оставался недвижим. Тогда волк прибегнул к крайнему средству. Осторожно, с опаской, он стал покусывать его за задние лапы. Медведь не обращал на него ни малейшего внимания. Волк еще раз внимательно посмотрел на старого товарища, вздохнул совсем как человек, и, не медля более, одним прыжком исчез в лесной чаще.
Медведь продолжал стоять как каменное изваяние еще целый час.
Потом, прислушавшись к чему-то, он оглушительно и грозно зарычал. Лапы его ударили по земле, оставляя глубокие борозды от когтей. Внезапно в горле его забулькало, медведь поперхнулся, захрипел и повалился на бок. Мощные лапы его судорожно дёрнулись, полные горя глаза закатились, розовый язык выпал из огромной пасти.
Верный зверь был мертв.
Из-под его закрытого века тихо стекала мутная слеза…

ЗВЁЗДНЫЙ МОСТ
 Держась одной рукой за холодные, неровные стены, грудью опираясь на верный посох, старец прошел в дальний угол пещеры. Там, в каменном очаге, чуть теплился, умирая, огонь. От этого стоящие вдоль стен идолы хмурились больше обычного, тараща и без того огромные деревянные глаза. 
-Слава тебе, Хорс! – прошептал волхв. Он с трудом нагнулся за вязанкой хвороста. – Берег я её на последний день. Вот и время пришло... Прими её в пищу, Солнцев брат!
Огонь оживился. Схватил жаркими пальцами сухие сучья, стал жадно пожирать древесину, стал потрескивать от удовольствия, потянулся дымной рукой к оконцу, прорубленному в толще свода.
На плоском камне, что служил волхвам обеденным столом, лежала нетронутая, сухая краюха хлеба. Улеб взял её, поднес к лицу, ноздри его затрепетали от ещё уцелевшего аромата домашнего хлеба.
Хлебом его одарили добрые жены из соседнего селения, что стояло за дальним холмом. С чадами, ляльками, юными ладами, веселой дружной ватажкой искали они в лесу грибов, ягод, лечебных трав и набрели на его пещеру. В последние годы к волхву обращались всё реже и реже. Люди почти забыли о нем и требы  богами правили сами, каждый в своем селении, под надзором пришлых мудрецов. Когда мудрецы поняли, что не  смогут склонить на свою сторону старого волхва, то наветами оградили людей от него. И добрая память о Богуславе и Улебе стала потихоньку таять в народной молве… Вот отчего, узрев в пустынном, забытом месте одинокого, увечного старца жены сначала испугались, а потом принялись угощать его нехитрыми своими припасами, стали звать к людям, в селение…
Улеб слушал их добрые голоса и лишь с улыбкой покачивал низко опущенной головой. Ему было радостно ощущать тепло, что исходило от простых и добрых слов, но покинуть свою пещеру он не мог. Его место было здесь, его предназначение было здесь. И уйти, отречься от своего пути, означало бы  перечеркнуть все дело жизни. Сделать бессмысленной гибель Богуслава, гибель дорогих ему людей, давно отошедших к пращурам. Более того – утяжелить участь многих поколений людских - и ныне живущих, и тех, кто придет в грядущем.
Жены ушли, а старец, потянувшись мыслью им в след, вдруг отчетливо и ясно осознал, что более не ощутит он тепла человеческого слова, но соприкоснется духом с детской радостью и простотой, не услышит благостное созвучие мыслей. Что он только что попрощался с людьми. Со светлыми душами, что остаются на земле нести далее добрую волю Творца. И ощутил он в полной мере свое горькое одиночество. Ощутил, что время его уходит… А к последней минуте волхву должно подойти с достоинством, с осознанием полноты завершенности земных дел.

Погладив краюху ладонью, волхв улыбнулся своим воспоминаниям и бросил хлеб в огонь.
-Последняя моя жертва  вам, чуры и пращуры…
Морщась от наплыва острой грудной боли, Улеб опустился на край огромной ладьи – долбленки, стоящей у стены пещеры. Когда-то он сумел в одиночку затащить сюда ствол сгубленного дуба – патриарха, что рос в священной роще. Того самого дуба, что стал для Улеба проводником в Светлый Ирий. Десять человек не смогли бы сдвинуть исполинский ствол с места, а волхв перенес его сначала до пещеры, а потом протащил сквозь узкие своды. Конечно, не только свою невероятную телесную силу пришлось применить ему в этом трудном деле, но и силу духа…
Постепенно, одним лишь охотничьим ножом обтесал он ствол, придал ему форму ладьи, выдолбил корму. Хорошая получилась лодка. Однако не суждено ей было резать синие речные волны, раздвигать зеленые стены камыша, тянуть за собой тяжелые от обильного улова рыболовные сети. Домовиной, местом вечного успокоения надлежало ей стать.   
Долгие годы работал Улеб, стругая плотную древесину, до кровяных мозолей натирая руки. Этим тяжким трудом гнал он от себя гнетущую кручину, залечивал глубокую рану в сердце. Гибель Богуслава стала для него страшным ударом. В смерти его он винил себя. Не поддайся он ласкам нежных женских рук, не вдыхай цветочного аромата молодого женского тела, не слушай огненных речей, что шептали ему сладкие губы…
Не задержался бы он тогда, холодной зимней ночью в старой избушке бортника.
Богуслав был ему за место отца. Душой привязался он к нему. Душой к нему, а вот сердцем… Сердце его крепко срослось с той, тонкой, зеленоглазой девушкой. Повинуясь колдовскому приказу, ушла она от него, нагая, в морозную ночь и погибла, занесенная метелью… Даже спустя столько лет больно вспоминать о ней. Глубокие раны в душе не заживают.
Тела Богуслава и Гореславки он предал погребальному огню, только когда сам нашел в себе силы подняться от земли. Тяжела была битва с посланцами Змея Дыя.
Обыкновенно они действовали другими средствами – нож, яд, отравленная стрела, чужие руки, черные мысли… Такое прямое столкновение двух противоположных Сил случалось очень редко. Слишком значительные начала Природы приходили при этом в движение, разбуженные властными приказами принявших сторону Добра или Зла.
Выстоял волхв, приняв на грудь свою ужаснейший удар черной злобы. Вокруг него пылали, пожираемые огнем, деревья, плавились камни, от грохота грома потрескалась земля, но он стоял, воздев к небу правую руку... Все веру, всю свою любовь к Творцу вложил он в ответную мысль. И сгинули проклятые дети Дыя, не вынеся светлого луча воли человеческой, пропали, растеклись смрадными лужами по чистому снегу . И поглотила их Мать Сыра – Земля…
Но и Улеб пострадал от злого удара. Синь – вода голубых его очей выцвела, затянулась белесым покровом. Волхв ослеп, многообразие природных красок покинуло его, уступив место лишь свету и тьме. Только день и ночь мог различать очами волхв. Но зато духовным оком стал он видеть как ясным днем…

Зрю, что пришло зло в сердца людские, и не знают они, как бороться с ним. Супротив меча поднимают меч, на худое слово – отвечают бранью, против мысли злой шлют ненависть. Забыли, что нельзя со злом бороться злом. Добро не носит меча. Его сила - сила Духа. Насильем изжить в себе злое не удастся – оно приумножаться будет делами злыми, совершенными на битве с ним…

Улеб закончил вырезать на дощечке ведические руны, отложил в сторону сточенный годами, но еще острый нож, провел пальцами по свежей надписи. Удостоверившись, что все написано правильно, он поднял крышку кованого сундучка, бережно опустил туда последнюю дощечку и улыбнулся в седые усы. Великое наследие уготовили они потомкам. Вся мудрость волхвов собрана в сундучке. Всё лежит здесь – сказания, молитвы, волхование. Но главное – зашифровали в табличках волхвы путь, ведущий к Прави, к Великому Сотворению, к Единению с Творцом. Ищущий да обретёт!
Итак, окончен многолетний труд.
Улеб еще раз провел дрожащей дланью по табличкам, закрыл крышку и  заботливо положил сундучок в домовину, у края кормы. Затем сам лег в ладью набок, руки скрестил на груди, ноги подогнул, предавая своему телу ту первородную позу, в которой оно приходит в этот мир  – позу младенца в утробе матери. Сотворив молитву, Улеб закрыл глаза, медленно потянул в себя воздух…

Звезды миллионами светлячков неожиданно вспыхнули перед ним, завертелись, приветствуя в радостном танце. Послышалась нежная мелодия, звон миллионов серебряных бубенцов и желанная благодать стала нисходить на израненную душу волхва. Он, в счастливом предвкушении, потянулся ей навстречу, ступил ногой на звезды и… полетел сквозь узкий темный колодец, все быстрее и быстрее  навстречу яркому, ослепительному  свету.
Уже растворяясь в нем, Улеб сделал свой последний выдох…

Послышался грозный нарастающий гул. Своды пещеры затряслись. Со стен посыпались песок и камни, идолы низвергнулись с мест своих, огонь в очаге погас, словно свеча на ветру, полог, сшитый из шкур погибших волков, сам собой взметнулся в воздух. Холм волхва задрожал в предсмертной тоске, с вершины полетели, кувыркаясь и подпрыгивая, тяжелые камни. По зеленым склонам побежали глубокие трещины. Одна, змеясь и раздирая, густо переплетенные корни трав и деревьев, добралась до капища Рода, и остановилась только у жертвенных костров. Частые сколы паутиной покрыли стены и свод пещеры. Не выдержав  колебаний почвы, они рухнули, высоко подняв в небо серые клубы пыли. Холм просел, изумленно ухнул и полностью скрыл своим каменным чревом и пещеру, и ладью, и лежащего в ней седого волхва…
Когда землетрясение окончилось, и улеглись последние тучи пыли, в лесу, неподалеку от поляны, где стоял под молодым дубом заветный пень, послышался протяжный волчий вой. Жуткий, тоскливый, надрывающий  душу.
Так тосковал по человеку белый с рыжими подпалами волк.  Он стоял возле бездыханного тела медведя, подняв острую морду к небу и плакал.

Волк видел, как на вечернем небосводе постепенно загорались яркие звезды, и как по молочному мосту, перекинутому с одного края неба на другой, медленно шел седобородый человек. Он шел спокойной и уверенной походкой, наступая на искристые звезды босыми ногами. Лицо его было преисполнено торжественности, глаза светились радостью. Земные дела завершены, впереди - долгожданная встреча…

Человек уходил, постепенно растворяясь среди звездного сияния, а волк долго провожал его тоскующим воем.
И настала ночь, и взошел Месяц – небесный пастух, пасти свое звездное стадо, а волк все пел, тревожа своею тоскою жителей леса и людей в соседних поселениях. Всю ночь, вторя волчьему вою, лаяли собаки в селениях, поджав боязливо хвосты. Люди не спали, нашептывали друг другу, что, верно, помер старый волхв, живущий далеко среди холмов, и лесная нечисть – волколаки, кикиморы и леший справляют по нему тризну.
Лишь с первым лучом солнца белый волк замолчал, опустил голову и  поспешно скрылся в лесу.

СПУСТЯ ВЕКА
Прошло время. Сменялись года, века, преисполненные событиями. Поколения людей сменяли друг друга. Менялись границы государств, вожди, князья, цари. Менялась вера, обычаи, устои. Неизменной оставалась лишь власть пришлых мудрецов. Черными, льстивыми речами, коварством и ложью усыпили они разум людей, заставили служить себе. Отвернули от пути Прави, ведущего к Творцу всего Сущего. Опутали сердца себялюбием и жаждой власти над другими. Звоном золотых монет заглушили голос совести человеческой. Застлали очи корыстью. Развратили ленью и похотью.
На этом и по сей день зиждется их могущество.
Но боятся мудрецы, что настанет время, когда станут просыпаться от сна люди, что длится не одно тысячелетие и придет конец их власти. Всеми силами уничтожали и продолжают уничтожать они все, что хоть малейшим намеком напоминало о тех давних, счастливых временах единения с Творцом. Когда, чтобы обратиться к Богу, не нужны были человеку посредники. Когда одна лишь мысль человеческая творила больше чем его руки. Когда взрослые были как дети. Когда райским садом была вся земля…
Рушились древние храмы, корчась, горели в огне бесценные пергаменты, рассыпались пылью иероглифы, лопались глиняные таблички под тяжёлой пятой безумных варваров, направляемых могучей темной силой. По всей земле шарили нечистые руки адептов мудрецов. И по сей день выискивают они древнее знание, чтобы уничтожить последние крупицы истины, не допустить до неё людей, а сынов человеческих, что несли к людям Волю и Слово Творца всего Сущего, побивали камнями, распинали, сжигали на кострах.
Но дощечки древних волхвов еще лежали  нетронутыми в кованом сундучке, погребённом под холмами…
Спустя века, городище, у которого располагалось капище, превратилось в крупный город. Он много раз горел, опустошался вражескими набегами, вымирал от чумы, снова отстраивался трудами людей и возрождался подобно огненной птице Феникс. От века к веку город рос, становясь, все больше и больше. Улицами, как руками подгребал он под себя новые земли, поглощая соседние селения, пока, наконец, не  добрался до древних холмов…

Экскаватор одной строительной фирмы разрывал холм под фундамент нового дома. В очередной раз, вгрызаясь в плотную, каменистую землю,  ковш острым зубом подцепил продолговатый кусок бревна. Строители поначалу не обратили на бревно внимания. Однако, вытащив его полностью из котлована, обнаружили, что это не просто бревно, а  грубо обтесанная лодка - долблёнка. Ладья, которая никогда не пускалась в плавание. Время было ей рекой, Вечность - пристанищем…
Когда стали вынимать землю, забившую корму, то показались костлявые руки и человеческий череп, обтянутый сухой желтой кожей. Седые волосы обрамляли голову усопшего, а на шее виднелось украшение – потемневший от времени металлический обруч.
Бросив работу, рабочие тесным кружком обступили странную находку. Все глазели на кости, тыкали в них пальцами, щупали обруч, судачили – что за  металл? Кто-то предложил поискать в лодке золотые украшения, чья-то рука немедленно схватилась за обруч. Вдруг повеяло холодом. Стоял погожий июльский день, солнце палило во всю, но поток воздуха, что пронесся над площадкой, был мертвецки холоден. Всем стало не по себе. Разговоры стихли…
Под воздействием свежего воздуха мумия в лодке стала быстро разлагаться.  Зашевелилась, проседая, земля. Череп выпал и разбился на мелкие кусочки словно тонкое стекло... Прошла минута, другая и кости рассыпались в прах. Только пучок седых волос, несколько зубов и обруч – вот и все, что осталось от человека, окончившего свой путь не один десяток столетий тому назад.
Потрясенные люди отступили. Охота искать сокровища пропала. К обручу больше никто не притронулся.
На следующий день приехали представители местных властей и закрыли площадку.
Лодку и все что осталось от тела, изъяли, аккуратно упаковали в герметичный контейнер, погрузили в крытый грузовик, и увезли.
Некоторое время ладья находилась в полуподвальном помещении местного отделения медицинской экспертизы. Там специально созданная комиссия занималась изучением артефакта. Очистив полностью ладью от земли, члены комиссии обнаружили небольшой кованый сундучок, проржавевший насквозь. В нем – двенадцать прекрасно сохранившихся дощечек, залитых воском, с нанесенными по воску рисунками и письменами. Дощечки с величайшей осторожностью были извлечены из сундучка и спрятаны в сейф. В тот же день комиссия созвонилась с несколькими известными столичными институтами. Было принято решение ждать их экспертов – археологов и специалистов по древне-славянскому письму, для более детального обследования  артефакта.
Официальных заявлений никто пока не делал, но в местных средствах массовой информации стали то и дело мелькать сообщения, о найденном захоронении, о таинственных дощечках с письменами.
Вероятно, делать это не следовало, поскольку в скором времени  в помещении, где находились артефакты, случился сильный пожар. Огонь, мгновенно охвативший полуподвал долго не удавалась потушить. Казалось, неведомая сила подпитывает его, не дает ледяным струям из брансбойтов подавить пламя. Как и от чего случился пожар – в последствии так и не удалось выяснить. Проникнув в помещение, пожарные ничего, кроме закопченных стен в нем не обнаружили… Когда открыли  обгорелый сейф,  вместо дощечек нашли лишь горстку пепла. Вандал - огонь уничтожил артефакты полностью.
Прошло некоторое время, страсти вокруг таинственной находки и её загадочной гибели постепенно утихли. Никаких конкретных доказательств, кроме домыслов и сплетен,  журналисты представить общественности не смогли. Строительная фирма, экскаватор которой отрыл ладью, спешно свернув работы, уехала в другой город. А в столичной прессе стали появятся новые публикации, которые едко высмеивали досужие слухи о якобы найденном захоронении.
Но история на этом не кончилась.

ПРОБУЖДЕНИЕ
Свое продолжение она неожиданно нашла в небольшом, скромном домике, еще пахнущем свежей краской, штукатуркой и древесиной. Домик этот был недавно построен в самой глухой части старого, дачного общества у реки. Домик и дачный участок, на котором он стоял, принадлежал двум молодым людям. Мужу и жене.
Молодые люди жили в браке несколько лет, но детей у них не было. Это их огорчало. Забросив душный, пыльный город решили они пожить на даче, вдали от всех, среди природы, в своем, очень любимом, хотя и маленьком поместье. И в сердце каждого жила сокровенная Мечта о сотворении ребёнка. Их долгожданного, их любимого, их желанного, их первенца. И ради этой Мечты работали они радостно и дружно, как ласточки, что устраивают своё лепное гнездо. Совместно преодолевая и деля трудности и хлопоты.
И вот наступила их долгожданная, первая ночь, которую они проводили в своем дому, среди природы, на собственной даче.
Стоял жаркий июнь. Влюблённые, нежно обняв друг друга, крепко спали. Сквозь распахнутые настежь окна заглядывали любопытные звезды. Негромко журчал сверчок, задумчиво шелестел листвою молодой сад, плескалась рыба в речке. Яркая звездочка, стремительной стрелою перечеркнув Млечный Путь, бесшумно скатилась за дальний лес.
И молодому человеку неожиданно приснился удивительный цветной сон…

Ему снилось, что он поднимается над домом все выше и выше, в бескрайнее ночное небо. Полет его свободен, плавен и прекрасен. Сознание, выскользнув из оков тела, вдруг стало легким и невесомым, похожим на светящийся воздушный шарик на длинной ниточке. И шарик этот жил, мыслил и существовал, не переставая, однако, осознавать свою принадлежность к чему-то материальному, земному, оставленному далеко-далеко внизу...
После первых минут восторга, молодой человек понял, что путешествует среди бескрайних космических глубин. Сказочными цветками раскрывались перед ним галактики, мимолетными искрами проносились далекие звезды. Ледяная беспредельная пустыня, холодным оком заглянула в душу, пугая своим безразличием. Но потом пришло осознание, что это не совсем так. Космические дали, расстилающиеся вокруг, не были безжизненны, враждебны и бесчувственны. Нет! Космос был живым. Он был добрым, теплым и обитаемым. И молодой человек чувствовал это. Вокруг него, в нем, повсюду, зазвучала удивительная музыка сфер – спокойная, умиротворяющая, благодатная. И от той легкости, что охватывала душу при первых звуках этой музыки, хотелось петь и смеяться. И вскоре он, действительно, услышал  чей-то веселый, золотистый смех. Так звонко и радостно смеются от счастья маленькие дети. Постепенно детский смех превратился в хрустальный перезвон тысячи колокольчиков. Звон становился всё громче и веселей, и вдруг он увидел, что его догоняет весёлая группа молодых людей в светлых рубахах до колен. Рубахи у каждого светились на свой лад – у юношей приятной голубизной вод и весенней прохладой, у девушек – тёплым солнцем, розовым бутоном. Это были красивые молодые люди, радостные, светлые, добродушные. Они некоторое время летели неподалёку, улыбались, махали руками, что-то весело кричали. Потом, сомкнув круг, стали всё быстрее и быстрее отдалятся от него.
-Вы куда? – крикнул он им в след, но поздно. Ребята исчезли с глаз.
-Что же это? – закричал молодой человек, и эхо, подхватив его голос, разнесло по всей Вселенной. - Что же это такое?
Пространство вокруг весело рассмеялось.
-Ты же знаешь, - ласково шепнул ему кто-то на ухо. - Не умираем мы, но имеем жизнь вечную. Чему удивляешься?
После этого движение замедлилось. Впереди, среди звездной пыли появились контуры темной пещеры, похожей на оторванный кусок скалы, блуждающий среди космической пустыни. Вход в пещеру закрывал мохнатый полог, сшитый из шкур. Сквозь него едва пробивалось слабое мерцание живого огня. Около полога, свернувшись калачиком, лежал огромный белый волк с острыми ушами. При его приближении, волк поднял голову, пристально посмотрел и приветливо, совсем как собака, завилял хвостом. Смутное волнение, предчувствие встречи, охватило молодого человека. Отбросив полог, он проник в пещеру. Там, на ворохе овчины, у дымного очага сидел пожилой мужчина, одетый в белую шкуру, мехом наружу. Покачивая седой бородой, мужчина смотрел на огонь и тихо улыбался своим мыслям. Внезапно он поднял голову, серые, пронзительные глаза его озарились радостью. Старец открыл кованный сундучок, что стоял у самых его ног, достал оттуда деревянную табличку, залитую белым воском и стал читать написанные на табличке знаки. И голос его, древний и могучий как само Время отозвался в каждой клеточке молодого человека, в каждом сокровенном уголке его Сознания.
«…Жизнь быстротечна человека. Но есть путь Прави, - Путь познания и места своего под солнцем. И должно человеку сей путь пройти, преодолев напасти и коварство, искоренить пороков грязный груз. Очистить душу раскаянием и вознести любовь и благодарность к Роду. И время новое грядёт. Проснутся люди от злого сна. Поднимут очи к Небу, моля Творца о душ своих спасении. Исчезнет Зло тогда, низвергнется во прах, и минет черная его эпоха!
Ведь дадено нам свыше, что может человек решать, и выбирать, каким путем идти по жизни. Судьба и Путь для каждого, рожденного под Солнцем – се Древо Мира есмь.
И корни у него - начальные года. В них сосредоточенье истины. От времени зачатия, и мысли родительской зависит многое. Ребенку будущее определят они.
Ствол Древа – годы жизни. 
Ветви – поступки человека.
От помыслов его последует развитие судьбы. При доброй воли – ветвь стремится ввысь, поближе к Солнцу, Свету и Теплу, что щедро проливает Род на землю. При воле злой -  сгибается к земле, во Тьму, служа лишь темной воле Змея Дыя. Под тяжестью грехов калечится и жизни ствол. И раньше срока человек уходит, поддавшись Кривде.
Поступки  - ветви  создают у Древа крону. По ней определяется Судьба у человека, дальнейшее его движенье. Во мрак ли снизойдет, иль воспарит, поднявшись в небеса. И смерти нет такому человеку – крона дерева его перетекает плавно в корни воплощенья. И снова в Мир приходит человек. Так Древо Мира связывает единым  кругом  переход от жизни к  жизни».

После этих слов всё расплылось перед глазами молодого человека. Спустя мгновение, он и старец оказались у огромных золотых ворот, уходящих в высокую голубизну хрустального неба.
Какое-то смутное воспоминание зажглось в его душе. Что-то до боли знакомое промелькнуло в памяти и снова потухло.
 «Я был здесь кода-то?»
 Старец не ответил. Он взял спутника за руку, подвел к самим воротам и остановился. Ворота были едва приоткрыты. Сквозь тонкую щель между двумя исполинскими створами, молодой человек увидел… самого себя! Только другого, более взрослого, мощного телом, с короткой бородой и длинными светлыми волосами. И тут за воротами зажегся нестерпимо яркий свет! Молодой человек невольно отпрянул в сторону, и зажмурился. Спокойный, уверенный и бесконечно мудрый Голос заговорил у него внутри. Неслыханная благодать целебным медом растекалась по душе. И пропали иные желания, чувства, помыслы, все что мешало и тянуло в суету. Все отошло прочь, обнажая одну страстную, не проходящую, не умерщвленную временем любовь.  И весь, без остатка, растворялся он в Голосе, блаженствуя от той светлой любви, что переполняла душу его. А Голос все говорил и говорил, объясняя что-то, наставляя, рассказывая… И в душе потихоньку просыпалась память. И приходило Знание. То Вечное, мудрое Знание, которое НИКОГДА и НИКОМУ  нельзя уничтожить…

Только эти ощущения и сохранилось, в последствии, в памяти молодого человека. Дальнейшего, он вспомнить не мог.
Он только вставал на путь Прави. Большего ему, пока, знать не следовало…

Молодой человек проснулся.
Сердце его бешено колотилось, перед глазами ещё некоторое время стояла неизмеримая звездная даль, белый волк и хрустальный смех путников, что идут каждый своей дорогой по Звездному Мосту…

СОТВОРЕНИЕ
Вокруг все было спокойно. Был тихий, предрассветный час. Природа только-только пробуждалась от сладкого ночного сна. Ещё не проснулись птицы и не огласили свои зеленые владения радостным пением. Ещё спали те немногие дачники, что ночевали в своих скромных домиках. Ещё дремал ветерок, лениво шелестя листвой деревьев и кустарников. Но уже выступила роса на траве, и скрылись ночные светлячки, потушив фонарики. Уже светлело июньское небо, ласковое, как улыбка матери, и первые лучи солнца спешили раскрасить горизонт ясной зарей.
Молодой человек некоторое время лежал с открытыми глазами, потом повернулся к жене. Она ласково смотрела на него и загадочно улыбалась.
-С добрым утром, - нежно прошептала она.
-И тебе доброго утра, любимая, - ответил он.
Молодой человек нежно дотронулся губами до уст милой своей супруги. Жена ответила ему страстным, любящим поцелуем…

И чувств внезапная волна вдруг накатила на супругов и  растворила их в себе. И понесла стремительно и властно. Сжимали в любящих объятиях они друг друга, сливались воедино, единое и цельное Творенье. Терялся стройный бег часов. Пространство спальни тесной до величин Вселенной расширялось. Но что с того влюблённым? Света теплая струя вошла им в душу, затмив собою всё. И лишь мольба о Сотворении уходила к Богу. Лишь образ светлый желанного ребёнка вставал в очах, омытый чистыми слезами счастья.

И было то великое Свершенье.
Не в чаде суеты, не после пира, греховных помышлений и разврата - всего того, что обделяет жизненною Силой души детские, ждущих воплощения. Нет! Свершалось Сотворение среди любви.Среди цветов и сада полных соков жизни и ароматов, среди пространства, где Волю и Заветы чтят Творца.
Там Свершалось СОТВОРЕНИЕ Ребенка.

Алел у неба горизонт. Вставало Солнце. Его лучи блестели, отражаясь, в бирюзовых капельках росы, что выступала на травах. Постепенно, просыпаясь, запели птицы. В небо высоко вспорхнул веселый жаворонок, оглашая окрестности звонкой песенкой своей. Среди цветов, растущих в палисаднике у дома, порхали нарядные бабочки. В высоком небе догорали последние звезды, еще не успевшие скрыться в хрустальной его голубизне. Молодые люди, все также нежно обняв друг друга, спали. Их сон был крепок, чист и лишен тех удивительных сновидений, о которых они почти уже забыли. И поэтому, первый солнца луч, что возник над горизонтом, и протянулся через всю Вселенную в их спальню, остался незамеченным.
А ведь именно по нему из Солнечного круга вышел мальчик. И шел он по лучу, как по мосту, уверенной и твердою походкой. Чуть позади него огромный рысил волк, стараясь не отстать от вечного своего Хозяина. Из-за яркого луча лицо мальчика разглядеть было невозможно. Лишь серо-голубые глаза выделялись из теплого сияния, обрамлявшего его тело.
Мальчик шел к своим родителям и весело пел песнь Жизни:

И время настало.
Утро просияло над землею.
Заря разлилась по сводам небесным.
Уж Солнце запрягло огненных коней.
И проснулись на земле двое.
Муж и жена они были друг другу.
На своей земле они проснулись,
Среди сада, что посадили своими руками.
Радость была в сердцах их,
Любовь была в душе их.
И птицы пели только им.
И ветерок для них лишь только
Вбирал пыльцу цветов и трав сладчайший аромат.
Все вокруг ждало их пробужденья.
И птицы и деревья, и цветы мечтали,
Скорее чтобы проснулись молодые их друзья
Скорее чтобы обогрели их ласкою своею,
Какая только у людей родиться может.
Творцами быть желали эти двое.
Жена и муж. Муж и жена.
И вот помыслили они о СОТВОРЕНИИ моем.
И мне от всей души желали счастья,
И для меня отдать готовы были всё.
Всё лучше, что в сердце жило их.
Таким меня помыслили они,
Чтоб помыслами был я чист,
И жил с открытою и светлою душою
На радость людям всем.
И время уж пришло мое родиться…
Я всеми силами хотел вернутся в мир!
Я часа ждал! Я выбирал лишь время!
И вот оно пришло.
Всего на миг единый
Мысль свою остановили силы Тьмы.
Так увлеклись они, сжигая
Собранье светлых образов
Запечатленных в дереве и воске.
И в этот миг настало моё время!
Так было мной задумано ещё
С времен древнейших,
В прошлый мой приход.
И вот я вновь иду к вам люди.
Я люблю вас…

Мальчик пел, и песнь его, казалось, разносилась по всей Вселенной.

Солнце, медленно отрываясь от горизонта, величаво поднималось в небо. Лучи его становились всё ярче и теплее. Мальчик постепенно в них исчез. Но в этот самый долгожданный для всей Природы миг, открыла, пробудившись, счастливые глаза та, которой суждено было стать его матерью. Она посмотрела на лежащего рядом любимого мужа и улыбнулась, своей загадочной женской улыбкой. Может, она радовалась наступлению солнечного дня, может тому, что её любимый нежно улыбается во сне. А может тому, что вдруг почувствовала, как у неё под сердцем что-то ярко вспыхнуло, растеклось теплом и стало ЖИТЬ.


 

КОНЕЦ

Валентин Крикунов
08.01.2001 год
05.03.2007 год