Босфор

                БОСФОР

       Ему в ту пору было лет девятнадцать – глаза горели огнём азарта и огнём любви ко всему живому на земле. И повсюду он видел поэзию. ( И уже пытался кое-что кропать). Устроившись в районную газету, парень мотался по горам и долам, прославляя трудовой народ. И вот одна такая весёлая дорога по горам привела его однажды – к берегам Босфора.
       Случилось это посредине сентября. Прибитая морозцами тайга в районе Затяжного  перевала переливалась будто бы всеми цветами радуги.  Парень ехал с геологами на танкетке в местечко под названием Коровий брод – небольшое стойбище, где раньше скотогоны останавливались на ночь. Раньше были там загоны – просторные,  крепкие. Там можно было спокойно летнюю ночь коротать у костра, ничуть не тревожась о том, что скотина куда-то уйдёт. Но всё это – раньше. С годами Коровий брод забросили, забыли; хибарка, стоявшая на пригорке сопрела от времени, разрушилась от непогод. Скотопрогонная тропа заросла дикими травами и даже деревьями – скотопрогон вышел «из моды». Коровий брод – речушка, сбегающая с плеча перевала и отчаянно-весело петляющая среди валунов и поваленных кедров – с каждым летом почему-то стала  мелеть, хиреть. Её водовороты и перекаты, привлекавшие хариуса, тайменя и прочего «рыбьего зверя», сделались медлительными, сонными. И вскоре, наверно, Коровий брод совсем бы стёрся в народной памяти – ни рыбалки там хорошей, ни охоты.
       И вдруг – сенсация. В районе Коровьего брода геологи обнаружили  богатые залежи графита. Вот почему танкетка в то далёкое утро так спешила по сырому и цветному сентябрю – геологам нужно было до снега успеть со своими какими-то неотложными, нелёгкими делами.
         Филипп Касьянович Орланов, бородатый, горбоносый начальник партии – покуда они добирались до Коровьего брода – прочитал молодому газетчику целую лекцию насчёт графита, обладающего интересными свойствами.
       Стараясь перекрыть грохот раскалённого мотора и холодное лязганье траков, Орланов хрипел по-над ухом  газетчика:
      -Небольшая твёрдость графита, устойчивость к нагреванию, способность проводить ток – эти свойства дали возможность использовать графит как в промышленной, так  и в бытовой областях. Сегодня из графита изготовляют огнеупоры, углеродные трубки. Он используется в сталеплавильной промышленности. Тормозные накладки опять же – это графит. При изготовлении радиодеталей тоже без графита не обойдёшься. А есть ещё специальные графитовые нагреватели. Аноды. Тигли. Электроды. Электровакуумные лампы. Я уж тебе не говорю про изготовление грифелей для карандашей – это ребёнок знает. 
      Рассказывал геолог занимательно, и только одно в этом рассказе было неприятно, даже пугало; всякий раз, когда танкетку подбрасывало на кочках, – Филипп  Касьянович, как матёрый голодный волчара, зубами щёлкал возле уха молодого журналиста. Усмехаясь, парень отстранялся в темноту танкетки и морщился: «Того и гляди, что откусит!»
      И вот наконец-то они добрались до места. Вышли, косточки размяли на поляне, на берегу обмелевшего Коровьего брода. Не теряя времени, геологи стали проворно палатку натягивать. Топор застучал. Забренчало ведро. Костёр кумачом заплескался. 
      Часа через два, после ужина, когда геологи тяпнули по стопке огневого спирту, начальника партии неожиданно потянуло на лирику.
      -Любишь Есенина? – сурово спросил он, подходя к газетчику. 
    -Люблю.
    -Это хорошо. А помнишь у него: «Никогда я не был на Босфоре, ты меня не спрашивай в нём…» Помнишь? Это хорошо. А ты на Босфоре бывал?
     Парень улыбнулся.
     -Не доводилось.
     -А хочешь побывать?
     -Не отказался бы.
     -Это хорошо. Тогда пошли со мной…
     -Куда?
     Орланов пожал плечами.
     -На Босфор. Куда же?
     Газетчик усмехнулся.
     -Далековато.
     -Нормально! Или мы не мужики? – Филипп  Касьянович направился к берегу Коровьего брода, и там опять неожиданно пустился в дебри своих познаний. – Ну, вы, наверно, в школе проходил про то, что Босфор – это пролив между Европой и Малой Азией. Он соединяет Чёрное море с Мраморным. Длина Босфора – тридцать километров. Ширина – около двух. Там, правда, есть одно узкое место – метров семьсот. Именно поэтому Босфор считается одним из самых узких проливов  мира.
       -А вы там бывали? – спросил журналист, удивлённый познаниями геолога насчёт Босфора. 
       -Я там не просто бывал, - без особого энтузиазма отозвался Орланов. - Я там работал, как проклятый. Целый год горбатился около Стамбула. Там есть одна крепость – Румельская. Построена, кстати, в самом узком участке Босфора.
      - И что вы там делали?
      -Копали. – Уходя от прямого ответа, Филип Касьянович отшутился: - Рыли землю не хуже кротов. Чего-то, кого-то искали. А чего искали, хрен его знает. Я молодой был, дурной, не особо в работу вникал. 
       -О! – Парень пощёлкал языком. -- Это, наверно, было интересно?
       -Да как тебе сказать? В Сибири мне гораздо интересней.
      Помолчав, они подошли к самому урезу голубовато-сизой медлительной воды, в которой почти неподвижно лежала червонная и жёлто-бледная листва, полночным ветром сбритая с ближайших берёз и осин.  Тихо было кругом. Небо ясное.
      -Красота! – Парень улыбнулся, горя глазами.
      -Красота. – Орланов закурил и многозначительно, твёрдо произнёс: - Ну, вот теперь и ты можешь смело говорить и писать, что побывал на Босфоре.
      Парень вскинул брови.
     -В каком это смысле?
     -В том смысле, что «Босфор», в переводе с греческого – «Коровий брод».
     -Да ну? Вы шутите?
     -Нет, я серьёзно… - Бросив окурок под ноги, начальник партии чему-то ухмыльнулся. - Вот интересно, знал Сергей Есенин, нет ли?
     -Вы о чём?
     -Я насчёт перевода. - И опять Орланов ухмыльнулся в бороду. - «Никогда я не был на Коровьем броде, ты меня не спрашивай о нём…» Как тебе нравится такой вариант?
      Журналист покачал головой и поморщился.
      -Нет! Нисколько не нравится!
      Посмотрев друг на друга, они засмеялись. А потом Орланов заговорил уже серьёзно, вдумчиво:
      -В молодости я кропал стишки, но после бросил. Почти полвека прошло с тех пор, и только лишь теперь я, кажется, прекрасно понимаю, какою силой обладает слово, как оно  может очаровать, околдовать поэта – одно только слово, искромётное, звонкое, таящее в себе великую поэзию, которую вовек не разгадать.