Сгорело лето красное

                СГОРЕЛО ЛЕТО КРАСНОЕ
 
     Сгорело  лето красное,  сгорело, опалив дыханием зелёную природу – червонным да шафрановым накрапом,  багряными да рыжими узорами украшены берёзы, осины, кусты малины и кусты шиповника, стоящие на подступах к сонному, задумчивому лесу. Недавно прострочили здесь тёплые дожди – косыми короткими строчками – луга и поляны подсохли, воздух ароматно подсластился. Я не грибник, а всё-таки давно уже влюблён в такую пору, когда земля в дремотной, дремучей тишине – если хорошенечко прислушаться! – земля аж  попискивает и приятно потрескивает под весёлым натиском грибов. Остановишься тут или там  на минутку, замрешь, и тебе вдруг покажется – батюшки, святы! – грибы, грибы… Они  как будто бы сквозь пальцы на ногах, сквозь башмаки прорастают!  Вот крепкий подосиновик, ядрёный подберёзовик… Улыбаясь этим шалым мыслям, я ухожу всё дальше, дальше. Бреду по старым просекам, едва заметным тропкам, вдоль которых белеют груздочки, видны красноватые рыльца лисичек. Потом встречается поляны и перелески, где удивительно много маслят, рыжиков и опят – эти грибы тут будут стоять «до последнего», этим грибам не страшны не только студёные осенние росы, но даже и заморозки, уже по утрам прижигающие траву и заставляющие воду в стекляшки собираться в мелких ручьях.
         Я отдыхаю душой и телом, я забываюсь, начинаю ротозейничать и в результате попадаю в переплёт такого бурелома, где даже в яркий полдень пасмурно,  неприветливо. Здесь пахнет сладковато-приторной прелью погибших листьев, гниющих веток, прошлогодних ягод и  хвои. Здесь – в небольшой запруде под камнями и ветровальными соснами – чуть слышно бормочет, губами шлёпает светлый ручей, словно бы что-то силится мне рассказать. А в ручье отражается небо, лазоревым лоскутиком полощется. А потом вдруг возникает ощущение,   что я здесь не один. Что такое? Кто? В чём дело? Я осторожно смотрю по сторонам – как бы на зверя не напороться. Но через минуту улыбаюсь и облегчённо вздыхаю.  Ах, вот оно что! Непуганая птаха бусинками глаз удивленно смотрит на меня. И что это за птаха? Дикий голубь? Горлица? Или как тебя звать-величать? Многие твои пернатые подруги и друзья-товарищи давно уже поднялись на крыло – в сторону тёплого заморья улепетнули.  А ты? Чего тебе здесь надо, милая? Что ты забыла в этой глухомани? Скоро здесь будут морозы стрелять как из ружья – птицу на лету будут сбивать. Убиралась бы ты восвояси, покуда не поздно. 
         Размышляя об этом, я осторожно двигаюсь, глядя под ноги, чтоб не наступить на сухую трескучую ветку  – не спугнуть. Подхожу всё ближе, ближе. И вот уже отлично видно каждое перышко, отливающее  радужными отсветами. И даже заметно, как сердце у птахи пульсирует  – перышки под грудью колотятся, колышутся. Переставая дышать, я закрываю глаза, чтобы силой человеческого взгляда не вспугнуть лесную красавицу. И тут происходит невероятное. Птаха взлетает с ветки – я слышу трепет крыльев, похожий на трепет сухого листа, сбитого ветром. Птаха на несколько секунд зависает надо мной и вдруг опускается – почти невесомый комочек из перьев присел на плечо. И тонкий, миловидный голосок – точно иголкой! – прокалывает воздух возле уха. И в тот же миг – словно  испугавшись своего бездумного поступка – лесная красавица улетает с такой невероятной быстротой, что я не успеваю даже заметить, в какую сторону метнулась милая… 
        Замирая и вновь закрывая глаза, я стою на поляне и всей  душой, всем сердцем ощущаю нечто древнее и нечто колдовское, связанное с тайнами русских дремучих лесов, откуда вышли многие наши сказки, песни, навеянные ветром, шумящим в кронах, подсказанные шёпотом дождей и снегов.  И если даже ты богатырь – в плечах косая сажень – здесь ты опять и опять себя чувствуешь только малым листом, на короткое время  прикреплённым к могучему и бессмертному дереву – Дереву Жизни. Здесь ты особенно остро, больно и горько осознаешь неотвратимость прохладно-золотого листопада – это тихий, неизбежный листопад твоего поколения, он уже вовсю цветёт и кружит под небесами родины твоей, он хороводит по стране, по городам и весям. То там, то сям друзья твои и недруги, которым, кстати, ты давно и всё уже простил, – сбитыми листьями они медлительно падают наземь, хоронятся в тёмных промозглых оврагах. И скоро, скоро очередь твоя. Но думать об этом не хочется, очень уж яркое солнышко в небесах колобродит – как будто на детском, наивном рисунке: у солнца улыбка на круглом лице и добрые-добрые, лучезарные глазки.