Полынья

        Вовка проснулся раньше всех. В голове ещё мелькали обрывки страшного сна.
Мокрый, скользкий, опутывающий, удушающий спрут около подводного корабля капитана Немо и сам Вовка в тяжёлом и неуклюжем водолазном костюме. Совершенно беспомощное водоплавающее создание природы перед разъярённым осьминогом.
-"Ну и ну, приснится же такое. Я и моря - то никогда не видел, не то, что океана.  Кроме озера "Власково", да ещё "Казанчихино болото", да речек там всяких разных", - рассуждал про себя, просыпаясь.
      С кухни, от растопленной огромной "русской" печки шло благодатное тепло и весёлыми сполохами в отблесках, огонь плясал по стенам в избе. Братья и сёстры ещё спали. Сквозь заиндевелые небольшие окна пробивался морозный серенький рассвет. Огромный настенный репродуктор, похожий на сковороду, прекратил петь о каких - то "Донцах - молодцах",  прокашлялся и голосом местного диктора сделал объявление. Да какое!
 - С первого по десятый класс, в школу не ходить. Ура!!!  А минус сорок пять на улице - это ерунда. Подшитые недавно пимы и новая фуфайка от мороза спасут. Метались радостные мысли в окончательно проснувшейся голове.
        Просыпались дети. Сёстры, плескаясь у рукомойника, обсуждали желанное событие. Под общее хорошее настроение и изрядно поднадоевшая картошка в мундирах, с парным молоком, была проглочена как праздничный пирог. За столом, уже каждый строил планы, подаренного морозом выходного дня. Вовка затягивал сыромятные ремешки в крепкие узлы и мастерски прилаживал к пимам деревянные "Снегурки" с металлическими полозьями. - "Хорошие коньки батька подарил. Лёд бы для них гладкий да по больше" - думал Вовка. Мать ушла убирать навоз в хлеве у коровы.  "Самое время на "Власково"- рассудил Вовка и сиганул за дверь.
          Мороз сходу вцепился в щёки, нос. "Ну и пусть, - размышлял сорванец. Это всё рано пустяки по сравнению с алгеброй"- и довольный собой, наддал ходу. Хорошие коньки быстро примчали его на озеро.  Медленно поднималось замёрзшее зимнее солнце  из - за  далёкого леса.  Оно было всё, в  каком - то тумане, как будь - то это был пар. Пар шёл и от лошадей совхозной конюшни пришедших на водопой. Старый конюх Егор готовился поить коней. Раскуривал трубку и беззлобно ворчал на мерина.
      А снег в морозном солнце искрился. Блестел чистый лёд. Звенели об лёд коньки, и пела Вовкина душа. Свистел в ушах ветер и было даже жарко в новой телогрейке. Мчался парнишка по зеркальному льду навстречу судьбе. Да и о чём можно думать в двенадцать лет от роду, когда такое счастье привалило с утра. Задача  по алгебре не решена. Да и ладно. В школу - то не идти.
       Лёд хрустнул предательски, как тонкое стекло.  - Полынья - вихрем пронеслось в голове, как же я, знал же ведь.  - Вода, какая - то тёплая, тиной воняет, караси - то, как её пьют и тина как спрут, бездонная и вязкая.
       Bвынырнув из воды в дикий холод,  судорожно хватаясь за тонкий лёд, ломая его, молотя по воде и обломкам льда руками - Вовка закричал.
       Вынырнул снова, видел, как дед Егор, на деревянной ноге, бежал к полынье, потом упал и пополз на животе. В третий раз, вынырнув из воды, конькобежец видел, как конюх бросил длинный кнут ручкой вперёд. В Вовкиных глазах был только страх и желание жить. Хлебая воду и отплёвываясь, он увидел плавающую ручку кнута.  Совсем намокшая фуфайка, тяжёлой гирей тащила в глубину. Плохо соображая, что к чему, он мёртвой хваткой бульдога вцепился в эту, отполированную годами и руками палку. Никакие силы на белом свете не смогли бы сейчас вырвать  спасительную деревяшку из его коченеющих рук.
             Кулём выволок Егор тонущего парнишку на толстый край льда. Отплёвываясь и чертыхаясь, попутно стуча зубами, то ли от холода,  то ли от страха.  Плохо соображая, что делает, Вовка хотел вылить воду из пимов. 
    -"Чего, щеня раскудриттвою в лапти" - рявкнул дед и толкнул парнишку в сугроб.
     -Катайся шибчея, якорилоть тя в шаньги сопель ты эдакий. Ишшо, ишшо, ерш твою в семя, сеголеток, мать твою так  в три копыта, эх Фешка задаст таперь табе на орехи.  Таперь вроде подходяща - рассудил конюх Егор и чуть не пинками,  погнал Вовку домой. Через слово, вкручивая такие обороты, от которых уши аж у лошадей и – то вянут.
      -«На один пых дуй до самой избы, ни на секунду не останавливайся, иначе смерть, плевок  ить на лету замерзат» - кричал Егор в след убегающему мальчишке.
           Бежал Вовка со всей мочи на коньках. Чувствовал, что мороз стальными обручами стягивает тяжёлую намокшую одежду. Стягивает, но не колом она встаёт, гнётся всё - таки, и бежать можно. Снаружи фуфайка как броня у водолаза, а внутри вроде бы и тепло даже. Сделал застывший снег своё дело. Преградил путь ветру. Оставил тепло под ледяным панцирем. Совсем обессилевший Вовка: Пробежавший пол - версты; как застывший ледяной ком; не обмороженный -  живой; с грохотом и клубами морозного воздуха; ввалился в избу.
      Только потом став взрослым, понял мальчонка, зачем его мать, жалея одежду, сначала окатила  сына прямо в избе тёплой водой из ведра, стоявшего на плите. Разогнула новую фуфайку и раздела конькобежца догола. Вместе с бабушкой Прасковьей растирали всё тело гусиным салом, вперемежку со слезами. Одели в сухое. Загнали на широкую, "русскую" горячую печь и заставили выпить три кружки обжигающего чая с мёдом и малиной. Самое обидное было то, что мороз ещё держался за минус сорок три дня, а Вовку не отпустили на улицу гонять «чижа». Пришлось от безделья решать задачи по алгебре. За то деда Егора мать угощала бражкой по любому поводу.