Ибо мертвые сраму не имут

REX LUPUS DEUS

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

О князе Святославе Храбром, "царствующем на север от Дуная", существует расхожее мнение только как о "последнем русском викинге": жил-де на Руси такой разбойник, ярый язычник, заклятый враг всех христиан, которому была "жизнь - индейка, чужая жизнь - копейка, да и своя головушка - полушка", только и знавший, что совершать набеги на соседей и, в конце концов, "сложивший свою буйную голову на копье басурманское" (что-то вроде Василия Буслаевича новгородских былин). При этом даже ссылаются на укоризненные слова киевлян, сказанные ими (якобы) своему князю: "Ты, княже, чужих земель ищешь, а своими пренебрегаешь".

Попробуем разобраться в том, насколько это мнение о князе Святославе соответствует историческим фактам.

Святослав Игоревич был родом из варягов, то есть, из норманнов - северных германцев-скандинавов, предков нынешних датчан, шведов и норвежцев (норвежцы, кстати, и по сей день называют себя "нурменн", т.е. "норманны", nordmenn, "северные люди", а славяне именовали норманнов вообще и норвежцев - в частности - "мурмане" или "мурманцы", а носимые ими под шлемами круглые шапочки - "нурманки", "мурманки" или "мурмолки"), которых восточные славяне призвали в качестве "наряда" (то есть войска, организованной вооруженной силы), для прекращения междоусобиц в своей богатой, но раздираемой межплеменными противоречиями земле ("земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет"), и для ее защиты от сильных и опасных внешних врагов. Слово "варяг" ("варинг", "вэринг", "веринг") происходит от приносимой членами этой военной дружины своему предводителю клятвы в верности ("вар", "вэр", "вер", родственной русским словам "верность" и "вера"), нарушить которую могла только смерть. "Ромеи", то есть византийские "греки", проживавшие на территории бывшей Восточной Римской ("Ромейской") империи c центром в Kонстантинополе - "Новом (Втором) Риме" -, именyемом славянами Царьградом (калька с названия Древнего Рима - urbs regia, то есть "город царей", "царский город"), а варягами - Миклагардом, и по старинке не без гордости величавшие сами себя "римлянами", называли норманнов - непревзойденных в ту эпоху воинов, которых, как и восточные славяне, да и правители других стран и народов, охотно нанимали к себе на службу целыми дружинами или военными отрядами - "варангами". Именно из варягов ("верных") состояла "Этерия" ("Гетерия", то есть "Дружина") - отборная гвардия ромейского императора (по-гречески, "базилевса", "василевса", "басилея" или "василия"), именовавшаяся на языке норманнов (иногда филологи именуют этот язык "старонорвежским", norroen) "варинг" ("вэринг"), то есть "варяг", или просто "вар" ("вэр"), как и приносимая варягами своему предводителю клятва верности.   

Дедом Святослава был военный предводитель ("конунг", или, по-славянски, "князь") варягов Рюрик (Рёрек или Хрорег(р), то есть "Славный") Ютландский из Хедебю (Дания), переселившийся на Русь со своей верной дружиной ("тру вар") и всем "своим домом" ("сине хус"), то есть чадами и домочадцами и вокняжившийся в Новгороде (по-норманнски: Хольмгарде). Впоследствии под пером летописца, уже не знавшего норманнского языка, на котором изъяснялись первые русские князья и их окружение, "верная дружина" ("тру вар" или "тру варинг") и "свой дом" ("сине хус") Рюрика превратились в якобы прибывших вместе с ним братьев "Трувора" и "Синеуса" (естественно, никаких следов в русской истории не оставивших).

Отцом Святослава был сын Рюрика Ютландского (которому в 2012 году наконец-то поставили в Новгороде давно заслуженный варяжским конунгом памятник, как основателю Русского государства) - Игорь (Ингвар), получивший впоследствии прозвище Старый, а матерью - Ольга (Хельга) родом из Пскова (Пльскова, Плескова), расположенного поблизости от Новгорода-Хольмгарда, в котором вокняжился Рюрик, или, согласно некоторым версиям, из болгарского города Плиски (в последнем случае становятся понятными стремление Святослава завоевать Дунайскую Болгарию, как свой наследственный удел, и поддержка его частью болгарской знати, для которой далекий северный князь был не совсем чужим, а родней, пусть даже и отдаленной).

Святославу было всего три года, когда его отец Игорь был убит мятежниками из славянского племени древлян, с которых он вздумал повторно собрать дань (странным образом, в письме, написанном впоследствии ромейским василевсом-василием "возомнившему о себе" Святославу, уже вступившему в войну с "римлянами", утверждается, что отец князя - Игорь - пал от руки "германцев"; в связи с этим некоторые историки предполагают, что взбунтовавшийся против Игоря древлянский князь Мал был в действительности не славянином, и уж тем более не хазаром или иудеем "Малхом", а восточным германцем из древнего готского рода Амалов, или Амелунгов, нашедшего себе последнее убежище в древлянской земле).

Когда киевское войско во главе с варяжскими полководцами Асмундом (Асмудом) и Свенельдом (Свенхельдом, Сванхильдом) выступило в карательный поход на древлян, то впереди ехал на боевом коне малыш Святослав, а по бокам его - отцовские воеводы.

По древнему обычаю, именно князю (сколько бы ему ни было лет от роду) надлежало начать битву. Воеводы вложили в ручонку Святослава копье, и тот попытался метнуть (а скорее всего - толкнуть) его, но копье, пролетев между конских ушей, упало на землю прямо перед конской мордой. Однако это было не важно. Главное - формальность была соблюдена, древний воинский обычай исполнен. Старый варяжский рубака Свенельд громогласно воскликнул:

"Князь уже начал! Потягнем (последуем - В.А.), дружина, за князем!"

Таким было первое появление на исторической арене князя Святослава - трехлетнего малыша, но уже верхом на боевом коне и с боевым копьем в руке.

В те времена, чтобы крепче было единство рода и дружины, детей мужского пола не воспитывали в собственной семье. Простолюдины росли в семьях родственников, знатные отроки - в семьях дружинников отца (как впоследствии и отпрыски рыцарских родов в эпоху развитого Средневековья).

Святослава воспитывал старый варяг Асмунд (или Асмуд). О нем мы знаем очень мало, но и очень много. Дело в том, что Асмунд, воспитатель князя Святослава, был сыном Олега (Хельга, Хельги) Вещего, дяди и воспитателя отца Святослава, Игоря, правившего за него вплоть до совершеннолетия своего воспитанника и умершего, по легенде, от укуса ядовитой змеи, выползшей из черепа давно павшего боевого коня Олега ("Но примешь ты смерть от коня своего"), как это было предсказано ему языческим жрецом-волхвом (большинство современных исследователей считает, что волхвы вовсе не были хранителями какого-то "исконно славянского родноверия", а кудесниками-колдунами финно-угорского происхождения, то есть представителями чуждого не только славянам и варягам, но и вообще ариям-индогерманцам языкового и племенного субстрата). Возможно, за легендой о гибели Вещего Олега от предсказанного кудесником укуса ядовитой змеи скрыта подлинная история отравления киевского князя волхвами или по их наущению. Впрочем, довольно об этом...

О Вещем Хельги-Олеге, который, хотя и не взял Царьград-Kонстантинополь (вопреки yверждению yважаемого мной отечественного историософа Владимира Евгеньевича Ларионова, содержащемyся в его трyде "От царской Скифии к Святой Рyси"), но, возможно, мог бы это сделать, если бы "ромеи" от него не откyпились, всякий знает, по крайней мере, из пушкинской "Песни о вещем Олеге". Рассказывать о нем можно очень долго. Однако вполне достаточно будет сказать, что Олег объединил под своей властью в один кулак все земли восточных славян и до самой своей смерти воевал с их врагами - волжскими болгарами (тюркскими предками правящего слоя болгар дунайских), "ромеями" и хазарами (хозарами, козарами, казарами). В этом же духе Олег воспитал и Игоря, дважды совершавшего военные походы на "ромеев" (один раз - неудачно, второой раз - удачно), воевавшего с хазарами и волжскими болгарами. Сын Игоря, Святослав, также посвятил свою жизнь делу объединения под своей властью всех славянских племен, разгромил Хазарский каганат и нанес ряд поражений "ромеям". Вне всякого сомнения, именно Асмунд вложил в ум воспитанника идеи своего великого отца.

В четырнадцатилетнем возрасте у Святослава появился личный повод для стойкой неприязни (если не сказать больше) к Ромейской империи. Его мать Ольга-Хельга, вдова Игоря-Ингвара, весьма непрочно сидевшая на киевском престоле (и у варягов, и у славян, да и у других народов на женщину в качестве верховной правительницы смотрели косо, править, согласно традиционным представлениям, всегда должен был мужчина), хотя и подавила древлянский мятеж, жестоко расправившись с виновниками гибели супруга, была вынуждена возвратить хазарам отвоеванные у них Олегом земли славянского племени вятичей (а говоря точнее - право сбора с вятичей дани) и попыталась укрепить свою власть, породнившись с "ромейским" василием. Ольга отправилась в "ромейскую" столицу Константинополь - "Новый Рим" -, основанный в IV веке после Рождества Христова первым христианским императором Константином Флавием Великим (Святым Равноапостольным Царем Константином) на месте древнегреческой колонии Византий, вероятно, взяв с собой сына, чтобы женить его на ромейской царевне.
   
После унизительно долгого ожидания в царьградской гавани Суда "северную архонтиссу" Ольгу и юного "северного архонта Сфендославоса", соизволили, наконец, принять в императорском дворце. Но...какой же им там оказали прием?

По сути дела, им было заявлено следующее. "Ромеи" - (православные) христиане - византийские "греки" упорно ставили знак равенства между этими двумя понятиями, именуя своего василия не просто "автократором (самодержцем) ромеев", но "христианским императором", иначе говоря - "повелителем (всех) христиан", обосновывая тем самым свои претензии на власть над всем подлунным миром! - это богоизбранный народ, Новый Израиль. И негоже, по евангельскому слову, отнимать хлеб у детей, чтобы бросить его псам - можно ли даже помыслить о том, чтобы отдать дочь благочестивейшего христианского василевса в жены язычнику (псу)? Яснее не скажешь, не правда ли?

Так юный Святослав своими глазами убедился в верности того, что ему, несомненно, говорил о "ромеях" его старый, поседелый в боях  - в том числе и с "греками" - под шлемом воспитатель Асмунд. "Льстивы бо и лживы греци до сего дни" (как писал впоследствии русский - уже христианский! - летописец). Византийские "греки", не только претенциозно именовавшие себя "ромеями" - "римлянами" - и с привычным для подлинных римлян презрением взиравшие свысока на все прочие народы, в отличие от тех, древних, истинных римлян, не имели для этого никаких оснований, деградировав к Х веку до уровня химерической смеси сирийцев, арабов, армян, иллирийцев, фракийцев, исаврийцев, влахов, славян, обежан (абасгов, или абхазов), арамеев, египтян, аланов, тюрок, иудеев и т.д., разбавленных незначительным количеством потомков древних греков и говоривших, с разной степенью чистоты, на греческом (как некоем "языке межнационального общения"). Кроме этого языка и православного варианта христианской веры византийских "греков" (да и то далеко не всех, ибо на территории Ромейской империи множились ереси и отнюдь не все подданные царьградских василевсов владели греческим языком) в какой-то степени объединяли разве что смутные воспоминания о государственных и воинских традициях древней Римской империи, на эксклюзивное преемство от которой "ромеи" продолжали упорно претендовать вплоть до окончательной погибели своей державной химеры. И так вели себя те самые "греки", которые платили дань отцу Святослава - князю Игорю, и Вещему Олегу - отцу княжеского воспитателя Асмунда, прибившему свой щит на врата Царьграда! Конечно, в истории с этим пресловутым Олеговым щитом много неясного - не мог же Вещий Олег не понимать, что "льстивые и лукавые до сего дни греки" не преминут сразу же после ухода "северного варвара" снять с ворот "Второго Рима" прибитый им щит и вдобавок предать его поруганию! К тому же известен ромейский обычай вывешивать меч, панцирь и щит василевса на вратах Константинополя перед началом очередного военного похода на "варваров" (часто именуемых "греками" просто "народами", символизировавшими силы слепого хаоса и противопоставлявшимися "Ромейской (Христианской) Державе" как символу упорядоченного Мирового Порядка, "космосу"), возможно, неправильно понятый (в неточном пересказе), ложно истолкованный и перенесенный с "греческого" самодержца на Олега Вещего жившим много позже русским летописцем. Но, как бы то ни было, суть происшедшего от этого не менялась. "Благочестивые ромеи" со всем присущим им "дипломатическим тактом" указали "северным варварам" их место.

Вряд ли полученный в Царьграде от "греков" афронт прибавил Святославу уважения к своей матери Ольге, фактически "смиренно утершейся" после жестокого оскорбления, нанесенного ей самой, ее сыну, а в их лице - всей грозной русской Северной Державе.

Мы специально не касаемся вопроса о подлинности легенды, согласно которой княгиня Ольга ездила в Царьград креститься, а ставший ее крестным отцом "ромейский" василевс вздумал жениться на своей крестной дочери и т.д., ввиду ее явной, прямо-таки бьющей в глаза неисторичности (а местами и абсурдности - вчерашняя язычница Ольга вразумляет христианина от рождения - "греческого" императора -, напоминая ему, что христианская церковь запрещает крестному отцу жениться на своей крестнице, как будто василий "ромеев" сам не знал правил собственной веры! - и т.д.), как и вопроса о якобы непримиримой враждебности Святослава христианской религии вообще (а не "Ромейской" империи, использовавшей христианство как средство продвижения своих военно-политических интересов!) - последнее утверждение опровергается, к примеру, присутствием на украшенной "двузубцем" рода Рюриковичей печати Святослава изображения христианского креста -, но дальнейшее обсуждение этих вопросов слишком отвлекло бы нас от основной темы настоящей военно-исторической миниатюры.

Правда, через пару лет "северная архонтисса" Ольга снарядила аналогичное посольство к правителю другой "Римской империи", конкурировавшей и соперничавшей с "греческой" империей "ромеев" - германскому королю Оттону I Великому, обновившему в 961 году "Священную Римскую империю", основанную в 800 году франкским королем Карлом Великим (формально восстановившим, в союзе с римским папой, Западную Римскую империю, прекратившую свое существование в 476 году; при этом обе "римские" империи - Западная римско-германская и Восточная "греческая" претендовали на полную и безраздельную власть над всеми землями некогда единой древнеримской державы, что дополнительно усиливало остроту конфликта!)-, смиренно испрашивая у него наставников в христианской вере. По тем временам подобная просьба означала готовность просителя признать себя вассалом того, к кому он с этой просьбой обращался.

Римско-германский император Оттон согласился выполнить просьбу княгини Ольги и направил на Русь с миссией епископа Адальберта. Однако юный Святослав, видимо, помешал этому намерению осуществиться, совершив нечто вроде государственного переворота. Ольга была выдворена из киевских княжеских палат в свой терем в Вышгороде, прибывший в Киев епископ Адальберт изгнан оттуда в 962 году.

962 год от Рождества Христова стал годом первой (пока что политической) победы Святослава, первым годом его полновластия, превращения из княжича в князя, из юноши - в мужа.

Как же повел себя молодой варяго-русский князь? Тот забияка и грабитель, который предстает нам на страницах иных исторических сочинений, стал бы первым делом нападать на соседей - тех, кто поближе, побогаче и послабее. А на худой конец (если соседи показались бы слишком бедны), напал бы на "ромейские" владения в Крыму (фему Климатов) - земли там были богатые, но не имевшие для "греческой" империи большого стратегического значения и потому довольно плохо охраняемые "греками".

Но Святослав первым делом обратил свой меч против самого главного, опасного и сильного врага Руси - Хазарского каганата.

На Юге каганат граничил с Арменией и Грузией (Иверией), на Севере - с предгорьями Урала. Солнце вставало над Хазарией из вод Аральского (Абескунского) моря и опускалось за порогами Днепра.

Множество разноплеменных рабов трудились на Хазарию, множество разноплеменных наемных воинов (главным образом - представителей различных кочевых народностей Великой Степи) стерегли ее границы или нападали на страны, неугодные хазарскому кагану (когану, каану, хакану, Великому хану). Через территорию Хазарии проходили важнейшие торговые пути тогдашнего цивилизованного мира - Великий Шелковый путь и путь из стран Балтийского бассейна в богатые страны Востока ("путь из варяг в греки"). Огромные торговые пошлины и таможенные сборы, ростовщичество и работорговля неустанно пополняли казну правящей верхушки каганата, обосновавшейся в хазарской столице Итиль (Атель), расположенной в устье Волги, близ нынешней Астрахани. Все подвластные князья были обязаны отдавать своих дочерей в гарем кагана (правившего в эпоху Святослава чисто номинально) и реального правителя ("пеха", или "бека") хазар. Именно хазарский "пех" ("царь") сосредоточил в описываемое время в своих руках всю полноту власти над каганатом, в то время как каган (особа которого почиталась настолько священной, что он жил в постоянном затворничестве в своем итильском дворце и лишь в дни больших праздников показывался своим подданным) сохранил исключительно прерогативы духовного владыки.

Верхушка правящего слоя Хазарского каганата - сам каган (происходивший из древнего тюркского рода Ашина), "пех", придворные, вельможи, законоучители, книжники, сборщики налогов и пошлин, служители государственного культа исповедовали иудейскую веру. Представители военно-чиновничьей знати (или, выражаясь современным языком, "армии и силовых структур") были не только иудеями, но и мусульманами. В их число входили выходцы из различных кавказских и азиатских народов (например, хорезмийцы) и собственно хазары ("белые хазары") - изначально северокавказский мелкий разбойничий народец, принявший иудаизм при кагане Булане (ставшем после перемены веры Обадией). В отличие от "белых хазар", покоренные ими кочевые тюркские племена, получившие прозвание "черных хазар", составляли, вместе с другими племенами, тяглое (податное) население каганата, исповедовавшее, главным образом, различные языческие культы (впрочем, было среди хазар и некоторое количество христиан, имевших даже собственные церкви). История прозелитизма (обращения в иудаизм) хазар весьма любопытна, но ее подробное изложение увело бы нас слишком далеко от главной темы настоящей военно-исторической миниатюры. Если верить арабскому путешественнику-географу аль-Масуди, значительную часть податного населения Хазарии и хазарских рабов составляли славяне ("сакалиба"), уже тогда густо заселявшие подчиненные каганатом Подонье и Поволжье. Именно потомки этих славянских по происхождению "хазар" (слово "хазар" произносилось как "хазаг" или "хазак") составили впоследствии основу  казачества (впрочем, до возникновения казачества было еще далеко). Гвардию кагана (а в действительности - "пеха") составляли так называемые "ларса", "ларсии" или "арсии" - десять тысяч отборных тяжеловооруженных хорезмийских конных воинов-мусульман, численный состав которых постоянно пополнялся, так что "ларсиев" всегда было десять тысяч человек (как в гвардии "бессмертных" персидских царей из династий Ахеменидов и Сасанидов, а также подражавших им "ромейских" василиев-василевсов).

Словно мало было мощи одной Хазарии, угрожавшей варяжской Руси, за каганатом стояла и вся мощь империи ромеев. Временами константинопольские василии ссорились и даже воевали с исповедовавшими иудаизм итильскими каганами и "пехами", однако их стратегическое партнерство в борьбе с мусльманским Арабским халифатом всякий раз заставляло их преодолевать временные разногласия. Царьградские василевсы выдавали своих дочерей за хазарских каганов и "пехов", те поступали аналогично. Так, например, первая женщина на престоле "Ромейской" империи - василисса (императрица) Ирина была хазаркой по происхождению, а один из "ромейских" василевсов вошел в историю как Лев Хазар. Справедливости ради, следует заметить, что многие переселившиеся на земли "Ромейской" державы хазары принимали православие и даже делали духовную карьеру. Так, знаменитый константинопольский патриарх Фотий, при котором чудесной силой вынесенной из Влахернской церкви Ризы Пресвятой Богородицы был потоплен подошедший к Царьграду, в отсутствие воевавшего с арабами-мусульманами василевса "ромеев", флот ушедших от Рюрика и вокняжившихся в Киеве варяжских воевод Аскольда (Хаскульда) и Дира (Тира, Тюра), в честь чего был установлен христианский праздник Покрова Пресвятой Богородицы, был хазарского происхождения и даже получил прозвище "Хазаропросопос".

"Ромейские" василевсы направляли своих военных инженеров-"розмыслов" строить крепости на хазарско-русских рубежах. Так, православный "греческий" патрикий (патриций) и военный архитектор Петрона Каматир построил в Придонье хазарскую крепость Саркел (Белую Вежу, то есть "Белую Башню") по последнему слову "ромейской" фортификационной техники (впоследствии с немалым трудом и большими потерями взятую князем Святославом).

За сотню лет до Святослава хазары обложили множество славянских племен - древлян, северян, радимичей, вятичей - небывалой данью. Дань включала не только меха, мед, скору (воск) и отличавшиеся особо прочностью ковки славянские мечи с двумя лезвиями (хазары, если верить летописцам, умели хорошо ковать лишь сабли, имевшие не два, а лишь одно лезвие), но и великое множество рабов, в немалой части продаваемых хазарами как в мусульманские, так в христианские земли (один из крупнейших невольничьих рынков той эпохи располагался, как на грех, не где-нибдь, а в православном Царьграде-Константинополе)... Летописцы, жившие позднее, вероятно, не могли поверить в буквальный смысл древних строк, и исправляли их, по своему разумению - "по беле и кунице с дыму", "по белке-веренице (веверице) с дыму". И лишь немногие уцелевшие древнейшие летописные тексты свидетельствуют, что в действительности хазарские сборщики дани взимали со славян "по белой девице из дому".

Оставшиеся в ограбленном доме ("дыме") боязливо складывали сказки о том, как "налетело чудо-юдо коганое, требуя по девице на обед, по отроку на ужин". В сказках чудо-юдо, в конце концов, оказывалось побеждено...Наяву же сказители и слушатели помнили: если схватишься за меч, окоем тут же затянет беспощадная конная лава, сверкающая стальной чешуей, скалящаяся боевыми личинами шлемов. И тогда угонят в полон уже всех...кто уцелеет...

Именно для защиты от хазар и призвали славяне варягов, когда цепкие щупальца каганата, завладевшего Киевом (хазары переименовали древний праславянский град в Самбатион; это греческий вариант хазарского названия Киева, упоминаемый ромейским василием Константином Багрянородным (Порфирогенетом,Порфирогенитом) в трактате "Об управлении империей", вероятно, каким-то образом связан с иудейским религиозным термином "шаббат", то есть "суббота", "день отдохновения"; "Самбатионом"-же хазары называли и реку Днепр, именовавшуюся по-гречески Борисфенос, Борисфен), воспользовавшись раздиравшими славян межплеменными раздорами и междоусобицами (разжигаемыми, надо думать, не без влияния хазарского золота), протянулись далеко на русский север - к Ильменю и Белоозеру.

И варяги пришли! Рюрик и Олег не только не пустили хазар на север. Воеводы Рюрика Аскольд и Дир выбили хазарский гарнизон из Киева-Самбатиона. Правда, впоследствии, их самих выманил из Киева хитростью, и убил (с полным правом обвинив в измене данной Рюрику и его сыну Игорю клятве верности - "вару", которую был обязан соблюдать всякий варяг) Олег Вещий, посадивший в Киеве князем своего воспитанника Игоря, но это были уже внутренние конфликты между самими варяго-руссами. Правда и то, что в состав дани, собираемой варяжскими "находниками" со славянских племен за их защиту от хазар (или, выражаясь современным языком, "крышевание"), наряду с продуктами охоты и сельского хозяйства, входили и рабы ("челядь"), но, вне всякого сомнения, в несравненно меньшем количестве, чем в состав дани, взимаемой со славян хазарами. Благодарные варягам за защиту северяне, вятичи, радимичи и другие славянские племена слагали уже не сказки, а былины, бывальщины, о том, как ехал на Русь злой "Жидовин могуч богатырь", на пути которого встал Вещий Олег (Хельги) - Вольга (Ельга) Мурманец (Норманн), снесший ему, в жестоком бою, "с плеч каганых (вероятнее всего, слово "каганый" было позднее, уже после Крещения Руси, переосмыслено как "поганый" - от латинского слова "паганус", то есть "сельский", в значении "языческий", ибо христианская вера повсюду утверждалась сначала в городах и уж затем - в сельской местности!) черну голову" (и лишь впоследствии поединок с Жидовином был приписан Илье Муромцу, связанному, по созвучию, с возникшим гораздо позднее и расположенным гораздо севернее городом Муромом). Возможно, поход Вещего Олега (Ельги, Вольга, Вольги, Волха или Волхва, т.е. "волшебника", "кудесника") Всеславьевича (Святославовича) на "Индейское (в современных переводах - Индийское) царство", которое он разгромил, проникнув в него хитростью, в действительности является поэтическим переосмыслением "былинниками речистыми" позднейших времен войн двух реальных варяго-русских князей Рюрикова рода - Олега (Вольга, Вольги, Хельги, Ельги) и его внучатого племянника Святослава - с "Иудейским царством" (Хазарским каганатом, государственной религией которого был иудаизм - отсюда и былинное "чудо-юдо"). Это представляется весьма логичным - до далекой Индии не доходил со своим войском ни один русский государь, Рюрикова или не Рюрикова рода. Замена в былинах "иудейского" царства "индейским" (по созвучию) произошла в эпоху позднего Средневековья, когда память о грозном Хазарском каганате почти полностью изгладилась из памяти народной (вероятно, во многих случаях место хазар - как, впрочем, печенегов, торков, берендеев, половцев и других степняков - прочно заняли пришедшие на Русь позже всех захватчиков "татары"), и сама мысль о существовании какого-то "иудейского царства" на границе Руси казалась попросту абсурдной... Впрочем, довольно об этом...

После убийства Игоря древлянами и подавления древлянского восстания княгиня Ольга, опасаясь войны с могущественным каганатом в условиях крайне непрочного тыла, отдала хазарам отбитую у них Вещим Олегом землю вятичей (или, если быть точнее - право сбора дани с вятичей). Вновь потянулись в Итиль вереницы славянского "полона" ("челяди") - девиц и отроков. Их было так много, что слово "славянин" - "славе", "склаве", "саклаб", "сакалиба" - стало синонимом слова "раб" и по-прежнему остается таковым во многих современных языках.

И вот на этих-то "неразумных" (по мнению А.С. Пушкина, но по-своему очень даже неплохо "соображавших, что к чему") хазар поднял меч князь Святослав Киевский.

Из дошедших до нас скупых строк летописи не совсем ясно, как именно действовал Святослав. Можно предположить, что основную ударную силу его войска составляла сплошная стена тяжелых пехотинцев в железных кольчугах и шлемах, с длинными копьями, любимым оружием варягов - секирами и длинными мечами, большими норманнскими "каплевидными" ("миндалевидными") щитами, прикрытую с флангов легковооруженными пехотинцами и конными дружинниками. Но это лишь предположение. Ибо из летописных свидетельств следует, что князь был легок на подъем, быстр "аки пардус" (как гепард, бегущий со скоростью до ста километров в час), спал, подложив под голову седло, попону или потник боевого коня, не возил с собой ни котлов, ни обозов с припасами, но "тонко нарезав конину и зверину, пек ее на костре и так ел. Таковы же были и все вои (воины) его". Это описание создает представление о предводителе высоко мобильного, подвижного конного войска, способного быстро совершать большие переходы, а точнее говоря - конные рейды. С другой стороны, ромейский военный историк Лев Диакон в описании осады войска Святослава "греками" в болгарской крепости Доростоле (Дрестере, Силистрии) на Дунае подчеркивал, что "русы" сражались в основном в строю, подобном фаланге (т.е. пешими), и хотя порой выступали и в конном строю, но были к конному бою непривычны (в войнах на Дунае Святослав использовал главным образом не свою, а союзную угорскую, то есть мадьярскую, или венгерскую, конницу). Хотя опять же следует заметить, что безмерно архаизировавшие свой стиль, подгоняя его под античные образцы, "ромейские" историки (например, царевна Анна Комнина в "Алексиаде") именовали "фалангой" любой строй - не только пеший, но и конный. В-общем, "темна вода во облацех"...

Мало того! Нам даже не известен толком ход войны Святослава с "неразумными хазарами". Летописец просто говорит, что Святослав разбил хазар, убил их "царя Когана" и взял Белую Вежу, не сообщая ничего ни о разгроме войска "пеха", ни о взятии варяго-русами (при поддержке наемной печенежской конницы) других хазарских твердынь - Семендера (Семендерема), Самкуша (Самкерца или, по-русски, Корчева, управлявшегося хазарским наместником-"тудуном"; ныне это то ли город Керчь, то ли город Тамань) и, самое главное - столицы Каганата - Итиля. Мы твердо знаем лишь одно. Хазарский каганат, огромная держава, исчез с лица земли всего за один год (964). Не помогли кагану с "пехом" ни чешуйчатые латы на конях и всадниках, ни наемные конные орды, ни построенные ромейскими военными инженерами крепости, ни золото работорговцев и ростовщиков.

Много лет спустя арабский путешественник-географ Ибн Хаукаль видел на берегу Волги руины хазарских разбойничьих гнезд и опустевшие кочевья их степных вассалов-союзников. На Северном Кавказе русы, если верить Ибн Хаукалю. "если что и оставили, так только лист на лозе".

Границы Руси выдвинулись на Дон и в Приазовье, где бывшие хазарские твердыни Саркел и Самкуш стали русскими городами Белой Вежей и Тмутороканью (впрочем, есть мнение, что Тмуторокань - это бывшая "греческая" Таматарха). Славянское большинство населения Хазарии из забитых, всеми презираемых полурабов превратилось в полноправных подданных киевского князя Рюрикова рода. Когда же оставшиеся в Тьмуторокани хазары и примкнувшие к ним "греки" попытались "тряхнуть стариной", Святослав послал на них старого, служившего еще Олегу и Игорю, варяга Свенельда, так "вразумившего" смутьянов, что из "греческого" Крыма срочно прибыл с "миротворческой" миссией "ромейский" губернатор-топарх с заверениями в вечной дружбе и чуть ли не с просьбой о покровительстве. Тогда-то из его уст в титулатуре "Сфендославоса" и прозвучал впервые пышный эпитет "царствующий на север от Дуная". До этого-то киевских правителей в "Ромейской" империи полупрезрительно именовали "архонтами" ("князьями", "старостами" - даром что владения этих "старост" давно уже превышали по обширности земли Восточной Римской империи).

Но Святослав железной рукой навел порядок и в Киеве. Он безжалостно пресек завезенное туда хазарами ростовщичество. Предание гласит, что князь повелел отсекать тем, кто дает деньги в рост, десницу (правую руку), а тем, кто брал их - шуйцу (левую). В результате инфляция - вечный жупел экономистов всех времен - на все время правления Святослава бесследно исчезло из его державы, и, хотя собственной монеты русский князь-викинг не чеканил, деньги при нем не обесценивались. Это - тоже одна из его побед, к сожалению, не датируемая и почти никогда не упоминаемая в исторических сочинениях.

Наступил 967 год. На цареградском престоле сидел василевс Никифор Фока, прославленный военачальник армянского происхождения, одержавший немало побед над арабами. Его не могло не тревожить стремительное и бесславное падение давнего военно-политического союзника "Ромейской" державы - Хазарии, и столь же быстрое усиление давних врагов империи - русов ("тавроскифов"). Сам опытный полководец и воин, Никифор был способен оценить противника по достоинству. Военная экспедиция на Русь выходила за пределы возможностей "ромеев", пассивно ожидать нападения Святослава было также нельзя, и потому василевс Никифор решил применить испытанную со времен властителей Древнего, Первого, Рима "ромейскую" тактику "разделяй и властвуй", "натравливай одних варваров на других", "yбивай варваров рyками варваров". Автократор направил на Русь с особой миссией изощренного во всех тонкостях "ромейской" дипломатии патрикия Калокира Дельфинy, родом из Херсонеса Крымского (именовавшегося русскими "Корсунь"), с пятнадцатью кентинариями (полутора тысячами фунтов) золота  и предложением "северному архонту" Святославу в обмен на это золото напасть, в союзе с "греками", на православню Дунайскую Болгарию, с которой православная империя "ромеев" вела одну из своих нескончаемых войн.

Однако василий Никифор сам себя перехитрил. Святослав вовсе не собирался таскать для "греков" каштаны из огня! "Тайная" тактика "ромеев" давно уже не была тайной ни для кого (кроме разве что них самих). К тому же выбор Никифором именно Калокира в качестве посла оказался крайне неудачным. Сейчас трудно сказать, был ли патрикий Калокир Дельфина, сын прота (главы городского самоуправления древнего Корсуня, традиционно противившегося самовластию присылаемых для ограничения исконных городских вольностей из Константинополя императорских военных губернаторов, а, возможно, и сам занимавший пост прота) просто честолюбивым авантюристом или же идейным, если не личным недругом василевса, а может быть - выразителем давних сепаратистких устремлений своего родного Херсонеса (в конце концов попытавшегося отпасть от империи уже в княжение сына Святослава - Крестителя Руси Владимира Красное Солнышко, оказавшего "Ромейской" державе немалую услугу, военной силой вернув восставший Херсонес под власть Царьграда). Это нам не известно. Известно лишь одно. Явившись по поручению василевса с грузом золота и предложением союза с империей "ромеев" в Киев, Калокир Дельфина сказал "архонту" Святославу совсем не то, что поручил ему царьградский император-василевс. Он предложил варяго-русскому князю под предлогом союза с "Ромейской" империей вступить в единоверную "Романии" Дунайскую Болгарию, покорить это православное царство (чего и ожидал от "архонта" русов василевс Никифор), но оттуда внезапно ударить по Царьграду и посадить Калокира на императорский престол в Константинополе (за соответствующую плату). Святославу настолько понравился план Калокира Дельфины, что он даже побратался с будущим кандидатом на цареградский императорский престол, союз с которым, в случае успеха задуманного, сулил ему огромные выгоды.

Сын Игоря согласился на план изощренного в хитростях побратима. Хотя вообще-то подобные хитрости самому князю - прямому, как клинок варяжского меча - были чужды. Рыцарственный с неприятелем, он всегда, перед нападением на него, посылал к врагам вестника с кратким извещением: "Иду на вы (вас)!".

Хотя, с другой стороны, нельзя не заметить, что у оповещенного таким образом неприятеля все равно оставалось слишком мало времени, чтобы подготовиться к обороне (если только он не начал готовиться к ней еще до получения княжеского послания). Но это так, к слову...

Как бы то ни было, к описываемому времени данное краткое послание Святослава звучало для его адресата, как смертный приговор. Теперь его услышали дунайские болгары (тюркский по происхождению, но принявший славянский язык народ, образовавшийся в результате смешения перекочевавшей на Дунай под давлением Хазарского каганата части волжских болгар - так называемых "праболгар", или "протоболгар" - с местными славянами, фракийцами и романцами-влахами).

Успех замысла Калокира Дельфины далеко превзошел ожидания самих побратимов. Под ударами дружинников Святослава собранное болгарским царем Петром войско разлетелось в пух и прах. Узнав о разгроме, царь Петр разболелся и умер. Восемьдесят (!) болгарских городов открыли ворота Святославу. Вместо затяжной войны, в которой русы и болгары, по замыслу василевса Никифора, должны были взаимно истощить друг друга, почти вся Болгария в одночасье оказалась во власти Святослава (возможно, имевшего законные права на владение ею - если Ольга действительно была родом не из Пскова-Плескова, а из болгарской Плиски)!

Никифор стал принимать спешные меры к укреплению обороны Царьграда. На стенах Второго Рима были установлены метательные машины, направленные на северо-запад. Гавань вновь, как в дни нашествий Аскольда и Дира, Вещего Олега и Игоря, перегородили громадной железной цепью. Спешно стягивали отовсюду войска, в первую очередь основную ударную силу имперской армии - тяжелую конницу ("катафрактариев"), тайно готовили к бою сифоны с "греческим огнем" (@ромейским напалмом", которым был в свое время сожжен русский флот Игоря Рюриковича в дни его первого, неудачного, похода на Царьград).

Однако императорy Никифору следовало бы позаботиться об укреплении не только городских стен, но и собственной спальни. Власть "ромейских" самодержцев была крайне непрочной и зависела от малейшей прихоти непредсказуемой Фортуны. Зимней ночью, пройдя через гинекей (женские покои дворца), новый любовник василиссы Феофано, уже отправившей на тот свет своего предыдущего царственного супруга, прославленный в боях с арабами "ромейский" полководец-армянин Иоанн Цимисхий (Чимшик), племянник василия Никифора, проник в спальню своего царственного дядюшки и, с помощью сообщников, зарубил его насмерть (после чего, с чисто "византийским" цинизмом, немедленно повелел казнить соучастников по преступлению за цареубийство, а помогавшую им василиссу Феофано постричь в монахини).

Новый василевс Иоанн начал действовать немедленно, причем вполне в духе своего незадачливого дяди. Он знал, что печенеги были союзниками отца Святослава - князя Игоря, и сопровождали самого Святослава в походе на Хазарию. Однако в поход на Дунайскую Болгарию Святослав печенегов по каким-то причинам (возможно, по совету Калокира, ведшего какую-то свою неразгаданную по сей день и, возможно, двойную, игру) не взял, лишив их доли в добыче и в славе. Хуже всего было то, что вместо печенегов Святослав взял с собой в Болгарию заклятых врагов печенегов - угров (венгров-мадьяр)! "Ромейские" шпионы и "агенты влияния" умело разожгли обиду печенегов и вражду одних кочевников к другим, а также к русам. И печенеги, воспользовавшись отсутствием Святослава, осадили его стольный град Киев - "мать городов русских".

Эта крайне неприятная весть застала князя на Дунае. Святослав с частью войска совершил молниеносный бросок с Дуная к Киеву (что лишний раз доказывает: его войско было, если и не целиком, то в значительной своей части не пешим, а конным). Однако скрестить оружие с печенегами внуку Рюрика Ютландского на этот раз не пришлось. Узнав о подходе войск грозного князя, степняки спешно сняли осаду с Киева, а затем направили к киевлянам послов с предложением мира и дружбы. Князь (хан) печенегов побратался с киевским воеводой Претичем, обменявшись с ним оружием и доспехами, и ушел в степь. Как только подоспел Святослав, скончалась княгиня Ольга. Святослав перезимовал в Киеве, воздав честь умершей матери, и...заявил о переносе своей столицы в то ли основанный, то ли занятый им болгарский город Переяславец Дунайский. "Здесь будет середина державы моей", заявил Святослав, и эти слова, надо думать, очень скоро дошли и до василевса ромеев. Тот живо смекнул, что если середина (центр) державы "северного варвара" будет находиться на Дунае, то для самостоятельной "новоримской" империи просто не останется места на карте мира. Служившие житницей "Ромейской василии" (и населенные в описываемое время преимущественно славянами) Балканы были жизненно важны для ромеев, которые в случае их утраты просто умерли бы с голоду.

Превосходно налаженная тайная служба империи стала проявлять повышенную активность. Результаты ее деятельности не заставили себя долго ждать. Пока Святослав зимовал в Киеве, во многих городах на Дунае против власти русов взбунтовалась болгарская знать ("боляре", по-русски: "бояре", а по-гречески, "болиады"). В знак союза с "ромеями" мятежники направили в Царьград двух болгарских царевен, предназначенных в жены малолетним "ромейским" царевичам, и посольство с просьбой о срочной военной помощи. 

Святослав умел быть великодушным к побежденным противникам - например, к болгарам или печенегам. Но предательства он не прощал никому, и предателей карал безо всякой пощады .

Войско киевского князя вместе с новыми союзниками-печенегами снова вторглось в Дунайскую Болгарию. В городе Филиппополе (Пловдиве) - центре заговорщиков - состоялись массовые казни. Мятежники были посажены на кол, в чем не может быть сомнений (хотя приведенные впоследствии "ромейским" историком Львов Диаконом цифры посаженных "Сфендославом" в Филиппополе на кол мятежников - десять тысяч - представляются сильно завышенными). Крепости боляр-бунтовщиков были разрушены до основания.

В Болгарии фактически разгорелась гражданская война, к чему так стремились ромеи. Часть болгар приняла сторону "греков", другая - перешла под стяги Святослава и стала сражаться против "ромейской" армии вторжения. У Святослава хватило политического разума не отнимать ни свободу, ни царский титул у сыновей болгарского царя Петра - Бориса и Романа (братьев увезенных в Царьград болгарских царевен).

Прибывшие из Константинополя послы василевса Цимисхия, угрожавшие Святославу, напоминая князю о гибели его отца Игоря (от рук "германцев"), не испугали сына Ольги. Святослав заявил, что находится в Болгарии у себя дома (лишний аргумент в пользу версии о происхождении Ольги из болгарской Плиски), а "ромеям", намекнув на то, что они всецело превратились в азиатов, предложил убираться из чужой им Европы к себе в Азию. Князь уже совершенно открыто объявил о своем намерении создать собственную империю с центром на Балканском полуострове.
 
В ответ на угрозу, что на театр военных действий скоро прибудет сам грозный василевс "ромеев" во главе бесчисленных карательных войск, Святослав ответил, что русы - не трусливые дети, а мужи, привыкшие к виду крови. Грозномy василевсу "ромеев" Иоанну Цимисхию он посоветовал не затруднять себя долгим походом, ибо он, Святослав, намерен сам скоро навестить того в Царьграде.

Вновь прозвучало грозное: "Иду на вы!"

Русское войско, усиленное болгарскими вспомогательными отрядами, поспешило вслед за возвращавшимися в Константинополь "ромейскими" послами. Василевс "ромеев" Иоанн Цимисхий, спешно заключив мир с соседями (ведт "новоримсая" империя постоянно с кем-нибудь воевала), бросил все войска навстречу надвигающимся русам. Магистр Петр привел из Сирии отборные "ромейские" войска, только что громившие арабов-саракинов (сарацин).

"Мертвые сраму ни имут!" - провозгласил князь Святослав перед строем своих закаленных в боях и походах дружинников. Нестор-летописец (традиционно считающийся автором "Повести временных лет") привел целую речь доблестного князя, сказанную перед битвой. В передаче Нестора речь Святослава звучала так:

"Нам некуда уже деться, хотим мы или не хотим — должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвые сраму не имут. Если же побежим — позор нам будет. Так не побежим же, но станем крепко, а я пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь".

Смысл выражения "мертвые сраму не имут" совершенно ясен: даже в случае проигранной битвы потомкам не в чем упрекнуть погибших, ибо они сделали все, что могли — достойно сражались, и погибли с оружием в руках.

Больше ни о магистре Петре, ни о его сирийской армии "ромейские" летописцы ничего не сообщали.

Войска Святослава подошли к Аркадиополю. До Царьграда оставался всего только один дневной переход. "Ромеям" в очередной раз помогла военная хитрость. Патрикий Алакас (крещеный печенег) обманом заманил в ловушку и истребил легкую конницу своих соплеменников печенегов - союзников Святослава. Боевые порядки главных сил внука Рюрика - тяжелой пехоты (?) - без прикрытия с флангов легкой конницей были чрезвычайно уязвимы для фланговых ударов "ромейской" тяжелой кавалерии.

В жестокой битве войска Святослава с войском "греческого" полководца армянского происхождения Варды Склира победы не удалось добиться ни одной из сторон. Однако именно "греки" первыми направили к Святославу послов с предложением мира и дарами. Золото и дорогие ткани не произвели на грозного северного князя никакого впечатления - он, при виде этих даров велел своим младшим дружинникам "схоронить" (спрятать) их. Когда же ему поднесли боевой меч, князь стал разглядывать его, расхваливать работу оружейника, смягчился и согласился на мирные переговоры.

"Лют муж сей - " доложили василию Иоанну послы - "злата не берет, а оружие любит".

Однако без печенежской конницы, понеся тяжелые потери, ослабленное войско Святослава вряд ли смогло бы одолеть армию василевса Цимисхия (а если и смогла бы, то какой ценой?), не говоря уже об осаде и взятии Константинополя-Царьграда.

Воспитаннику Асмунда, сына Вещего Олега, не было необходимости объяснять значение слов "пиррова победа". Святослав согласился не только на мир с "греками", но и на сохранение прежней "ромейско"-болгарской границы, в обмен на провинцию Македонию и на выплату щедрой дани. Мир с "ромеями", однако, стоил Святославу союза с печенегами. Мстительные и злопамятные степняки не простили варяго-русскому князю ни гибели своих ушедших с ним в поход и не вернувшихся в родные кочевья сыновей, ни мира с их убийцами-"греками", ни потери надежды на обогащение за счет щедрой военной добычи. Печенеги были не нацией, а племенем, не имевшим собственной государственности, и потому закон кровной мести был для них превыше каких-либо соображений высокой государственной политики.

Пока русское войско отдыхало от тягот похода в Болгарии, василевс "ромеев" Иоанн Цимисхий спешно готовился нарушить свою принесенную на кресте торжественную клятву в вечном мире и дружбе со Святославом (чего стоило клятвенное обещание, данное какому-то "северному варвару-скифу"!), собирал новые войска, вербовал иноземных наемников, перебрасывал на Дунай военный огненсный флот.

И весной 971 года новая "ромейская" армия (наполовину состоявшая из сирийских, тюркских и арабских наемников), нарушив мирный договор, вторглась в Болгарию. Одновременно в Дунай вошел имперский военный флот, включавший триста кораблей-дромонов, оснащенных приспособлениями для метания "греческого огня".

Армия василевса Иоанна Цимисхия прошла по горным ущельям и одним броском вышла к Преславе - столице Болгарского царства. Спрашивается: как мог опытный воин Святослав оставить границу без охраны? Кому он поручил ее охранять? Возможно, кому-то из болгарских военачальников, изменивших ему и перешедших на сторону "ромеев"? Или своему брату Глебу, казненному им в скором времени неизвестно за что (по мнению некоторых позднейших летописцев, язычник Святослав казнил Глеба и других воинов своего войска за то, что те были христианами, что позволяет предположить их сговор с "греками" на почве общности христианской веры, хотя подобное предположение кажется не слишком обоснованным; ведь раз в войске Святослава служили христиане, как русы, так и болгары, и их никто не преследовал за их вероисповедание, то вряд ли дело было в неожиданно проявившейся у Святослава религиозной нетерпимости!). В-общем, "темна вода во облацех"...               

Имперское войско "ромеев" неудержимо продвигалось на север. Пытаясь внести раскол между болгарами и русами, василевс Иоанн велел отпускать пленных болгар на свободу. Но это не помогло. Часто болгары (включая женщин) продолжали сражаться на стороне Святослава (или, во всяком случае, против "греков"), и, оказавшись в безнадежном положении, бросались (как и русы) на свои мечи, предпочитая смерть позору плена. Об участии в боях женщин, облаченных в воинские доспехи, свидетельствовали "ромейские" воины, находившие женские трупы среди убитых на полях сражений.   

Захватив Преславу (при этом были убиты прославленные воеводы Святослава - варяги Сфенкел и Икмор) и (без ложной скромности) переименовав ее в Иоаннополь, василевс "ромеев" Иоанн Цимисхий отослал пленного болгарского царя Бориса в Константинополь. Было официально провозглашено возвращение отпавшей провинции "Мисии" (Болгарии) в состав "Римской империи".

Особенно жестокие бои развернулись под Доростолом на Дунае. В одной из вылазок русам удалось сжечь "ромейские" осадные машины и убить начальника "греческого" осадного парка Иоанна Куркуаса (армянина по происхождению), что сделало штурм сильно укрепленного города невозможным. С другой стороны, осажденным не удалось прорвать блокаду. В боях и стычках с обеих сторон гибло великое множество воинов.

"Греческий" историк Лев Диакон, называя русичей "скифами", живописал одно из сражений между князем Святославом и василием Иоанном под Доростолом в следующих выражениях:

"Итак, в шестой день недели, 22 июля, при заходе солнца скифы вышли из города, построились в твердую фалангу и, простерши копья свои, решились идти на подвиг... Скифы сильно напали на ромеев; кололи их копьями, поражали коней стрелами и всадников сбивали на землю...

Конь Анемаса ("греческого" полководца арабского происхождения, зарубившего при взятии Преславы Икмора - В.А.) частыми ударами копий был повержен на землю; тогда, окруженный фалангою скифов, упал сей муж, превосходивший всех своих сверстников воинскими подвигами.

И так скифы, ободренные его падением, с громким и диким криком бросились на ромеев. Устрашенные необыкновенным их натиском, ромеи начали отступать".

Лев Диакон, в лучших традициях имперской пропаганды, не жалеет в своей "Истории" красок, живописуя зверства, творимые Святославом в Доростоле, включая кровавые (в том числе - человеческие) жертвоприношения (в жертву приносили скот и военнопленных), скромно "умалчивая" при этом о настоящей оргии резни и грабежей, устроенной "благочестивыми ромеями" в завоеванной ими единоверной (!) Болгарии (например, при взятии Преславы). Да и в дальнейшем царьградские автократоры особой кротостью не отличались, несмотря на человеколюбивый характер исповедуемой ими христианской веры в ее православном варианте. Достаточно вспомнить хотя бы одного из них - Василия II из Македонской династии, прозванного "Болгаробойцей": пленив в одном из сражений двадцать тысяч (или даже больше, цифры в разных источниках приводятся разные) болгарских воинов царя Самуила, он повелел выколоть им всем глаза, оставив на сотню совершенно слепых по одному одноглазому поводырю (а по другим сведениям - ослепив половину пленников на оба глаза, другую же половину - на один глаз) - и отправил их "в подарок" царю Самуилу, у которого, при виде своих некогда лучших воинов, случился разрыв сердца. А ведь так жестоко расправились с православными болгарами не какие-то свирепые "скифы", не "северные варвары-язычники", а такие же православные "ромеи", братья беспощадно ослепленных ими православных болгар по вере... 

Силы сидящих в осаде варяго-русов таяли. Помощи было ждать неоткуда. И Святослав согласился на мирные переговоры, правда, по утверждению позднейшего русского летописца, с тайным умыслом ("Пойду на Русь, приведу еще дружины").

"Ромейский" хронист Лев Диакон оставил в своей "Истории" сообщение о переговорах "тавроскифа Сфендославоса" с василием "ромеев". Последний приехал к месту переговоров на берегу Дуная верхом на боевом коне, разодетый в золото и пурпур, в сопровождении блестящей свиты. Святослав прибыл на простой лодке. Льва Диакона поразило то, что "Сфендослав(ос)" не только не поклонился императору ("повелителю мира"), но даже не встал с ладейной скамьи. И то, что князь сам греб одним из весел, наряду с прочими дружинниками-"гридями", и простота белых льняных рубах "варварского" князя и его "гридей", и их диковатый для "просвещенных ромеев" вид, и клок (локон, хохол) волос на голове князя - признак знатности рода - все это казалось "ромейскому" хронисту крайне необычным.

Любопытно, что фактический виновник войны Святослава с "ромеями" - патрикий Калокир Дельфина - по одной из версий, ухитрился выйти сухим из воды. Он вернулся на службу "Ромейской" империи и в 996 году даже был одним из двух руководителей "греческого" посольства к римско-германскому императору Оттону III для ведения переговоров о брачном союзе двух "римских" императорских дворов (западного и восточного). И потому не исключено, что его "побратимство" со Святославом было все-таки не искренним, а притворным. Возможно, Калокир в действительности не помышлял о захвате, с помощью северного князя,  константинопольсого императорского престола, но, выполняя тайное задание царьградского василевса, коварно заманил киевского князя на Дунай, прельстив его заманчивой перспективой богатой добычи и прочного союза с "Ромейской" империей, в случае занятия им, Калокиром, с помощью Святослава, константинопольского престола, ради разгрома, силами русского войска, Дунайской Болгарии - хотя и не учел, что "тавроскиф", рассматриваемый им в качестве послушной марионетки, вдруг пожелает играть самостоятельную роль и выгнать "ромеев" из Европы в Азию. Или же опытный корсyньсий интриган, попросту ловко приспособившись к изменившимся военно-политическим реалиям, сумел выйти сухим из воды. Впрочем, по альтернативной версии, Калокир был во время войны Святослава с Цимисхием пленен "ромеями" в Преславе и казнен за изменy империи. "Темна вода во облацех...", как говорили в таких слчаях наши древнерyсские предки...

По договору Святослава с Цимисхием захваченная варяго-русами добыча оставалась при них, к тому же каждый получал от щедрот самодержца "ромеев" еще по мере зерна (около двадцати килограммов на человека), причем зерно было взято и на убитых. На этих условиях Святослав уходил из Болгарии. Но, как говорится, "нет человека - нет проблемы", и только "мертвые не кусаются" (эту "ромейскую" мудрость впоследствии не только хорошо усвоил, но и виртуозно применял на практике великий "византиец ХХ века" товарищ Сталин). Цимисхий не замедлил направить послов к печенегам. Некоторые историки полагают - чтобы подкупить степняков и натравить их на возвращающегося Святослава. Но, скорее всего, подкупа в данном случае не требовалось. Василевсу "ромеев" достаточно было повелеть послам зачитать вслух хану печенегов Куре примерно следующий текст:

"Верный союзник империи архонт Сфендославос возвращается к себе на Русь. Василевс требует беспрепятственно пропустить этого своего союзника".

Все формальности были бы соблюдены, клятва не нарушена, христианская совесть василевса "ромеев", целовавшего "варвару" крест, спокойна, а "Сфендославос" - обречен на верную гибель (при такой-то формулировке)...

Остатки войска князя Святослава, пережившие множество битв, тяготы перехода на веслах и голодную зиму (что такое двадцать килограммов зерна на человека!) на Черноморском побережье, было встречено на днепровских порогах печенежскими ордами и почти полностью истреблено. Спаслись очень немногие, в том числе Свенельд со своим сыном Лютом (Льотом). Пал в безнадежной схватке и сам князь Святослав, сражавшийся, как всегда, в первых рядах своей дружины. Так внук Рюрика Ютландского и сын Игоря Старого закончил свою жизнь, которая была, по сути дела, одной безостановочной войной. Как писал много позднее один из его потомков - Великий князь Киевский Владимир Мономах:

"Дивно ли, если муж погиб на войне? Умирали так лучшие из дедов наших".

Вероятно, и сам Святослав не мог желать себе иной и лучшей смерти.

Убивший его печенежский хан Куря, по преданию, повелел оправить череп Святослава в серебро, сделать из него чашу (по старинному обычаю всех тюркских кочевников - аналогичным образом, например, праболгарский хан Крум поступил с черепом павшего в бою с болгарами "ромейского" василия) и пил из этой чаши на пирах, всякий раз повторяя:

"Пусть наши дети будут такими, как он!"

Здесь конец и Господу нашему слава!   

ПРИЛОЖЕНИЯ

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

КАРЛ МАРКС. РАЗОБЛАЧЕНИЕ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ XVIII ВЕКА.

Глава четвертая

...Нам указывают на Олега, двинувшего 88 000 человек против Византии, прибившего в знак победы свой щит на вратах ее столицы и продиктовавшего Восточной Римской империи позорный мир; на Игоря, сделавшего эту империю своей данницей; на Святослава, с торжеством заявившего: "Греки снабжают меня золотом, дорогими тканями, рисом, фруктами и вином, Венгрия доставляет скот и лошадей, из России я получаю мед, воск, меха и невольников"; на Владимира, завоевавшего Крым и Ливонию, заставившего греческого императора...выдать за него свою дочь, соединившего военную власть северного завоевателя с теократическим деспотизмом порфирородных и ставшего одновременно господином своих подданных на Земле и заступником их на небесах. Несмотря, однако, на известные параллели...политика первых Рюриковичей коренным образом отличается от политики современной России. То была не более и не менее как политика германских варваров, наводнивших Европу...Готический период истории России составляет, в частности, лишь одну из глав истории норманнских завоеваний. Подобно тому как империя Карла Великого предшествует образованию современных Франции, Германии и Италии, так и империя Рюриковичей предшествует образованию Польши, Литвы, прибалтийских поселений, Турции и самой Московии. Быстрый процесс расширения территории был не результатом выполнения тщательно разработанных планов, а естественным следствием примитивной организации норманнских завоеваний - вассалитета без ленов или с ленами, существовавшими только в форме сбора дани, причем необходимость дальнейших завоеваний поддерживалась непрерывным притоком варяжских авантюристов, жаждавших славы и добычи. Вождей, у которых появлялось желание отдохнуть, дружина заставляла двигаться дальше, и в русских, как и во французских землях, завоеванных норманнами, пришло время, когда вожди стали посылать в новые грабительские экспедиции своих неукротимых и ненасытных собратьев по оружию с единственной целью избавиться от них. В отношении методов ведения войн и организации завоеваний первые Рюриковичи ничем не отличаются от норманнов в остальных странах Европы. Если славянские племена удалось подчинить не только с помощью меча, но и путем взаимного соглашения, то эта особенность была обусловлена исключительным положением этих племен, территории которых подвергались вторжениям как с севера, так и с востока и которые воспользовались первыми в целях защиты от вторых. К Риму Востока (Константиниполю-Царьграду - В.А.) варягов влекла та же магическая сила, которая влекла других северных варваров к Риму Запада. Самый факт перемещения русской столицы - Рюрик избрал для нее Новгород, Олег перенес ее в Киев. а Святослав пытался утвердить ее в Болгарии (Переяславце-н-Дунае - В.А.), - несомненно, доказывает, что завоеватель только нащупывал себе путь и смотрел на Россию лишь как на стоянку, от которой надо двигаться дальше в поисках империи на юге. Если современная Россия жаждет овладеть Константинополем, чтобы установить свое господство над миром, то Рюриковичи, напротив, из-за сопротивления Византии при Цимисхии были вынуждены окончательно установить свое господство в России.

Могут возразить, что здесь победители слились с побежденными скорее, чем во всех других областях, завоеванных северными варварами, что вожди быстро смешались со славянами, о чем свидетельствуют их браки и их имена. Но при этом следует помнить, что дружина, которая представляла собой одновременно их гвардию и их тайный совет, оставалась исключительно варяжской, что Владимир, олицетворяющий собой вершину готической России, и Ярослав, представляющий начало ее упадка, были возведены на престол силой оружия варягов. Если в этот период и нужно признать наличие какого-либо славянского влияния, то это было влияние Новгорода, славянского государства, традиции, политика и стремления которого были настолько противоположны традициям, политике и стремлениям современной России, что последняя смогла утвердить свое существование лишь на его развалинах. При Ярославе верховенство варягов было сломлено, но одновременно исчезают и завоевательные стремления первого периода и начинается упадок готической России. История этого упадка еще больше, чем история завоевания и образования, подтверждает исключительно готический характер империи Рюриковичей...Таким образом, норманнская Россия совершенно сошла со сцены, и те немногие слабые воспоминания, в которых она все же пережила самое себя, рассеялись при страшном появлении Чингисхана.

(Карл Маркс. Разоблачение дипломатической истории XIII века, глава четвертая, цитируется по книге: Л.Н. Гумилев. "Черная легенда. Друзья и недруги Великой Степи". "Экопрос", 1994, сс. 464-467)   

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

М.Н. ПОКРОВСКИЙ

РУССКАЯ ИСТОРИЯ В САМОМ СЖАТОМ ОЧЕРКЕ (сс. 22-23)

ЧАСТЬ I

ПЕРВЫЕ СТОЛЕТИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ

...Что касается общественного устройства тогдашних славян, то о нем греки могли только рассказать, что славяне распадаются на множество отдельных маленьких племен, которые постоянно между собой ссорятся. Воспоминания об этих постоянных ссорах между племенами сохранились еще и в преданиях о начале "русского государства", которое летопись относила к середине IX в. - лет значит через  т р и с т а  после того, как появились первые известия о славянах. Но по этому преданию, основателями первых больших государств на Восточно-европейской равнине были не славяне, а пришлые народы: на юге - хозары, пришедшие из Азии, а на севере - варяги, пришедшие со Скандинавского полуострова, из теперешней Швеции. Потом варяги победили хозар и стали хозяевами на всем протяжении этой равнины.

Это предание новейшие историки часто оспаривали из соображений патриотических, т.е. националистических: им казалось обидно для народного самолюбия русских славян, что их первыми государями были иноземцы. На самом деле это не менее и не более обидно, чем то, что Россией с половины XVIII в. управляло, под именем Романовых, потомство немецких, голштинских герцогов (подлинные Романовы вымерли в 1761 г. в лице дочери Петра I - Елизаветы, у которой не было детей). То есть это вовсе никакого значения не имело, и то, что первые новгородские и киевские князья, которых мы знаем по именам, были шведы по происхождению (что несомненно), совсем неважно. Гораздо важнее было то, что эти шведы были  р а б о в л а д е л ь ц а м и   и   р а б о т о р г о в ц а м и: захватывать рабов и торговать ими было промыслом первых властителей русской земли. Отсюда непрерывные войны между этими князьями, - войны, целью которых было "ополониться челядью", т.е. захватить много рабов. Отсюда их сношения с Константинополем, где был главный тогда, ближайший к России, невольничий рынок. Об этом своем товаре, "челяди", первые князья говорили совершенно открыто, не стесняясь: один из них, Святослав, хотел свою столицу перенести с Днепра на Дунай, потому что туда, к Дунаю, сходилось "всякое добро", а среди этого "всякого добра" была и "челядь". Кроме этого на рынок шли и продукты лесного хозяйства - меха, мед и воск. Это все князья добывали "мирным путем", собирая в виде дани со славянских племен, которые им удалось покорить. Но рабы были самым важным товаром, - он них больше всего говорится в договорах первых русских князей с греческими императорами.

Первые русские "государи" были таким образом предводителями шаек работорговцев. Само собою разумеется, что они ничем не "управляли"; в Х в. например князь и в суде еще не участвовал. Только с ХI столетия князья начинают понемногу заботиться о "порядке" в тех городах, которые образовались мало-помалу около стоянок работорговцев. Дошедшие до нас письменные памятники изображают именно городской быт и городскую жизнь. Население этих городов было не чисто славянским, а очень смешанным. Туда стекались торговцы и просто беглецы из разных стран, куда ходили русские купеческие караваны. Именно это смешанное население и получило раньше всего название "Руси" - от прозвища, которое финны дали шведам, приезжавшим в Финляндию через Балтийское море. Шведы составляли первое время господствующий класс этого городского населения: имена первых князей и их ближайших помощников, бояр, сплошь шведские, как мы уже упоминали. Греческие писатели приводят несколько тогдашних "русских" слов, и они все заимствованы из шведского языка. Самое слово "князь" происходит от шведского "конунг", а другое всем знакомое слово "витязь" - от такого же шведского "викинг". Но большинство городского населения было славянское, и князья с их боярами скоро среди него ославянились. В конце Х в. все князья носят уже славянские имена (Святослав, Владимир, Ярослав и т.д.) и говорят не по-шведски, а по-славянски.

(М.Н. Покровский. Русская история в самом сжатом очерке. Партийное издательство, 1933. 10-е издание. Тираж 100 000, примечание издательства: "Настоящий тираж специально выпущен по заказу Учпедгиза").