Ах, зти женщины!!!

       «Доктор, я, наверно, «лесбиян». Вокруг столько много красивых мужчин, а мне женщины нравятся»…

     Всего два дня назад я вернулся из очередного похода, в котором пришла идея, о чём надо написать в предверии Нового года или «конца Света» - «блин», не знаешь к чему готовится с этими «предсказателями», но если посмотреть на нашу новую Украинскую Раду, то, я думаю, конца света не будет, бо если он «грядёт», то ради чего они так друг друга «ногами пинают»?

      Но всё по порядку. В этот раз меня занесло на Северный Урал, в настоящую Зиму, на турбазу «Таёжная Рось», что километров 400 севернее Екатеренбурга. Морозы временами доходили до минус 35, 37 градусов, снега по пояс, так что конные прогулки и езду на снегоходах мы отменили сразу. По приезду сразу начали с бани, два дня подряд, и «рашен водки» - иначе было не выжить. Но совесть «меня не мучила», т.к. до этого 1 декабря я ознаменовал начало зимы пробежкой на беговых лыжах, километров 20.  А 7 декабря, сразу по приезду на «тёплый юг»,  открыл горнолыжный сезон в местечке Мрадкино возле города Белорецка, что в Башкортостане. С меня взяли 140 рублей по пенсионному удостоверению, и первые полтора часа подъёмник работал для меня одного пока не приехала детская горнолыжная школа. Я от такой «халявы» ошалел, и от «жадности» без отдыха и перерыва на глинтвейн сразу сделал 30 спусков на километровой горе среднего профиля. Но вернёмся к «Таёжной Роси».

      Мне впервые довелось жить в деревянном домике, в котором три входных  двери и два тамбура, чтобы уменьшить потери тепла. В некоторых комнатах были двух ярусные койки и верхние считались престижными, бо там было теплее. И вот в первую же ночь ворочаюсь я одетый, в спальнике на деревянной кровати, сверху на мне ещё два спальника и матрац и думаю, где-то и когда-то со мной это уже было… Блин, да я же примерно так первые 7 лет своей службы провёл в казарме, с мужскими «мордами», от лейтенанта до капитана дослужился, и всё потому, что нашему Командующему авиацией Балтийского Флота, генерал-лейтенанту Сергею Арсентьевичу Гуляеву позарез понадобилось защитить кандидатскую диссертацию. Тема её звучала примерно так: «Использование авиацией полевых аэродромов при ведении боевых действий в современной войне». Тема, конечно, очень, актуальная, т.к. «ежу» понятно, что при современном высокоточном оружии и средствах его доставки все стационарные объекты типа аэродромов, военно-морских баз и пр. будут уничтожены в первые часы, если не минуты, от начала мирового тотального конфликта. И единственная возможность дать авиации выполнить хотя бы несколько боевых вылетов – это вывезти её из под ракетного удара на полевые или оперативные аэродромы.  (Читателям для расширения «кругозора» - в первые часы Великой Отечественной войны на западных границах СССР  потери авиации составили около 1200 самолётов, из них порядка 800 были уничтожены на земле, не успев взлететь.)

     Теперь сами понимаете, насколько важно было отслеживать этот вопрос, учитывая, что во времена «холодной войны» противостояние СССР и США было настолько реальным, что третья мировая война могла разгореться в любой момент, стоило только «расслабиться». Ну, и второй момент, который надо чётко представлять – Командующий, он не может чего-то осветить неточно, посему 10 лет все авиационные части авиации ДКБФ собирали статистику для диссертации, сколько дней в году самолёты могут работать с полевых грунтовых аэродромов, с учётом капризной Балтийской погоды, разумеется.  Иногда дело  доходило до…   - даже не знаю, какое слово употребить…  Мы улетали на грунт 28 или 29 декабря, чтобы на следующий день  на транспортных АН-12 и АН-26  прилететь домой обратно встречать Новый год, но обратно прилетали не все. Самолёты и, естественно, часть личного состава, в основном, «холостяки», оставались на грунтовых аэродромах Обрику и Нурмси в Эстонии «пасти» срочную службу – матросов. И всё это для того, чтобы потом документально доказать оппонентам, что авиация может вести боевые действия в зимний период на 2-3 дня раньше, чем это прогнозируют в Пентагоне. А то, что холостой лётчик или техник – он тоже «человек», и хочет встретить Новый год в «женском обществе» - кого это, блин, интересует…  Или Командующий даёт на 8 марта самолёт АН-12, чтобы хотя бы часть личного состава попала домой к семьям, а командир полка отказывается: «Тов. Командующий, не вижу необходимости, лётчики всего две недели назад были дома на 23 февраля»… Поэтому и говорят, в Армии только первые 25 лет тяжело, дальше к этой «дурне» привыкаешь. Кто думает, что я на нашу советскую армию «наговариваю», пусть прочитает воспоминания генерал-лейтенанта Виктора Николаевича Сокерина и Тимура Апакидзе, как они летом всё ждали полотора месяца приезда Бориса Николаевича Ельцина на учения, и какой «бардак» и неразбериха происходили при этом в верхних и нижних штабах вместо того, чтобы личному составу авиации и Северного флота уйти в заслуженные плановые отпуска, чтобы потом, набравшись сил и здоровья, снова крепить мощь и боевую готовность северных границ нашей Родины. Или взять теперешний скандал проворовавшегося руководства Мин Обороны России… Но не будем о «грустном»…

     Что касается Балтики, была в таком подходе и обратная сторона медали, очень для нас положительная. Такая оторванность от семей давала возможность максимально сконцентрироваться только  на лётной работе.  В итоге, я уже писал, что боевой первый класс мы получили ещё в чине старших лейтенантов. Это было настолько нетипично и быстро для тогдашней Морской авиации, что командир 15 одрап в Чкаловске, где мы проходили ВЛК,  полковник Игорь Кучеровский, увидев меня и Гену Напёрсткова, жалостливо спросил: «Пацаны, вы такие молодые, за что вас с капитанов разжаловали?»  И когда узнал, что мы это звание ещё не получали, удивлённо покачал головой. «Ну, вы, блин, даёте»…

    Причём, очень много зависело от личности самого командира полка. Наш полковник Ермаков Дорофей Самсонович сам летал очень смело и давал также летать нам. В качестве примера приведу такие факты. Мы уже месяца полтора отлетали на зимнем грунте, как прошёл ледяной дождь, и сразу ударили морозы.  Аэродром весь покрылся абсолютно гладким льдом. Полёты срывались неделю, пошла вторая, и изменение погоды не предвиделось, а подпирали сроки подготовки нас на класс. И тогда командир полка позвонил Командующему и попросил разрешения попробовать летать так. Гуляев  дал «добро».  С лётного поля были сняты все внутренние ограничительные щиты. Две полосы, основную и запасную объединили в одну шириной 400 метров, длиной 3 км. Дорофей Самсонович выполнил первый полёт на разведку погоды сам. Потом отлетали его замы и командиры эскадрилий. После чего командир полка доложил: «Летать можно, но лётчики выкатываются». Командующий разрешил садиться сразу за ближним приводом и катиться до другого ближнего привода, т.е. лётное поле получилось размером 5000 метров на 400. И пошли интенсивные полёты, сначала с пилотами постарше, а потом очередь дошла и до нас «солопедов».

       Самое сложное, как ни странно, оказалось выруливание со стоянки. Представьте себе, стоят самолёты в ряд, между плоскостями зазор 7-10 метров. Впереди метрах в 80 лес. Надо сначала газануть так, чтобы ИЛ-28 набрал достаточную скорость и инерцию, потом резко прибрать один двигатель и за счёт тяги второго создать разворачивающий момент и тут же стянуть и этот двигатель на малый газ, чтобы струёй выходящих газов не повредить самолёты на стоянке. Самолёт должен сам развернуться на 90 градусов и дальше можно продолжать руление в сторону предварительного старта. Но опыта по началу не хватало. Давали тяги на разворачивающий импульс то много, то мало. Если мало, то самолёт выруливал со стоянки и застывал к ней задом градусов под 45, соплами как раз на рядом стоящие соседние самолёты. Потом деваться некуда, даёшь газ, сдувая всё сзади: стремянки, заглушки и народ, находящийся рядом, и всё-таки  доворачиваешь на нужный курс. А если переборщил с разворачивающим импульсом и самолёт выскакивал далеко от стоянки, но ближе к лесу, теперь уже к нему задом, то приходилось потом крутить разворот на 360 градусов и больше,  опять же, обдувая всех струёй от своих двигателей. Народ, естественно, ругался матом и «всякими нехорошими словами» на таких «выруливальщиков». Но потом, ничего – «пристрелялись» и летали с абсолютно гладкого льда вполне уверенно, осуществляя после посадки импульсное торможение, т.е.  педалями сучишь, как заяц на барабане, поочерёдно, т.к. на ИЛ-28 автомат «юза» (растормаживания колёс) конструкторы тогда ещё не придумали.

     А однажды летали ночью при боковом ветре 12-15 метров в секунду и условиях 100 на 1 и это при минимуме аэродрома и самолёта 150 на 1,5 по системе ОСП.  Стоит мне только вспомнить те полёты, как память тут же высвечивает курсовую и стрелку радиокомпаса, смотрящие «враздрай» градусов под 10-15, сильнейшую болтанку на посадочном курсе и сначала удивление, а потом восхищение, что в таких условиях оказывается можно летать.  (ОСП - это когда для захода на посадку имеешь только две приводных радиостанции, без всяких там курсо-глиссадных систем и РСП посадки.)               
       Полёты выполнялись только контрольные с самыми опытными инструкторами. Это естественно было нарушение лётных законов, но командир полка Дорофей Самсонович Ермаков пошёл на это, т.к. поджимали сроки подготовки нас на первый класс, чтобы в перспективе забрать на новые типы самолётов. В результате его не боязни летать рискованно и смело мы через три года после окончания училища получили первый класс, а наши однокашники в однотипном рижском полку получили лишь второй, а на первый их подготовили лишь через полтора года.

       В общем, народ втянулся в этот ритм, что как только грунтовые аэродромы в Эстонии  подмёрзнут, мы сразу перелетаем туда, сидим там до марта, пока не начнёт таять. Перелетаем обратно, сразу всей эскадрильей идем в отпуск, в апреле – мае восстанавливаемся и перелетаем опять на грунт. Сидим там до осени,  и всё начинается по новому кругу. Я такую систему испытал на себе 7 лет подряд. Отпуск в марте, и по пол года и больше проводишь без семей, а пока холостяк, то тоже без женщин, т.к за «границей» русским офицерам женщин «не положены», будет - «руссишь аморален», и зоркое око замполитов за этим строго следило.

      Года через три пришёл к нам новый набор штурманов: Саша Котлов, Боря Кручинин, Федя Камшекин,  Боря Тимохин, все женатые, и когда они попали в такие условия, то никому не говоря, написали письмо сразу в ЦК (Центральный Комитет КПСС).  Наш полк к тому времени уже разогнали, летали мы отдельной эскадрильей во главе с подполковником Владимиром Стефановичем Кондрашовым. Идут полёты, и вдруг к нам на грунтовый аэродром Обрику в Эстонии с Москвы запрашивается самолёт АН-26, без всякого доклада в Калининград  Командующему. Комэск запрашивает Командующего, что делать? Ответ: «Принимать», - хотя ясно, что и Командующий в недоумении, с ним этот полёт никто не согласовывал.

      Короче, прилетает АН-26, вылезает из него всего один пассажир, упитанный, улыбчивый полковник и показывает письмо, которое написали штурмана в Центральный Комитет с резолюцией Борзова, тогда Командующего Авиацией ВМФ СССР: «Письмо в целом правильное. Гуляеву разобраться и принять меры». Сначала полковник беседовал только со штурманами, а потом пригласили нас, их непосредственных командиров, я тогда был уже командиром звена. Полковник изложил суть письма. Ребята в короткой писульке жаловались всего на два момента. Что они женатые, а к семье на побывку, «детей посчитать»,  возят через месяц-полтора, и второе -  никаких шансов получить квартиру, т.к. наши офицеры уходят на «ДМБ», а начальник авиационного гарнизона, командир транспортного полка, полковник Воскресенский  их квартиры забирает и отдаёт своему личному составу, мотивируя тем, что у него приказ: «Командующий приказал мне расселить лётный состав». Как будто мы не летаем и вообще с другой «деревни».

     А потом полковник из Москвы создал такую доверительную обстановку: «Ребята, я понимаю, у вас наверняка ещё претензии есть, в письме вы не могли всё изложить. Выкладывайте всё, вы же видите, Командующий вас поддерживает, и мы сейчас все вопросы враз и порешаем». В итоге, ребята «распустили «сопли», Саша: «У меня противогаз не по размеру, выдали №3, а мне надо №2. Я после первой газовой атаки сразу задохнусь».  Боря: «А у меня до сих пор портупеи нет. Как в наряд идти, так побираться приходиться»… и т.д. В общем, полковник всё это записал и улетел в Калининград. Там это всё озвучил на Военном Совете, и в этом «ворохе мелочей» потерялось то главное, ради чего писалось письмо. Командующий  Сергей Арсентьевич Гуляев был взбешён настолько, что когда распределяли места воинским частям по итогам года, он нашей эскадрилье даже никакого места не определил: «Этим  писакам, которые письма пишут, я даже последнего места не даю. Они и этого не достойны, но предупреждаю, ещё что-нибудь подобное повторится, пеняйте на себя». И всё опять пошло, как было, ничего не изменилось.

      Вот в такой обстановке и произошёл случай, который вдруг вспомнился в снегах Северного Урала. Но чтобы недоверчивый читатель до конца прочувствовал обстановку, в которой проходил вылет, приведу стихи доморощенных поэтов из нашей среды, которые не по «наслышке» знают, как плохо мужчине долго без женщин. Но сначала детский анекдот из времён нашей курсантской молодости:

     «Идёт КВН, вызывают на сцену трёх человек: студента-физика, студента строительного института и курсанта авиационного училища. Саша Масляков показывает им кирпич и спрашивает: «Расскажите об ассоциациях, которые он у вас вызывает».  Физик: «Я думаю, какие процессы обжига пришлось ему пройти, прежде чем стать строительным материалом».
      Строитель: «Я думаю, какие красивые здания можно из таких кирпичей построить».
     Курсант: «А я думаю о женщинах…»
Ведущий: «Но позвольте, какая связь между кирпичом и женщинами? Почему, глядя на кирпич, Вы думаете о женщинами?
     Курсант: «А я всегда о них думаю…»

    А всё почему? В наши времена жили мы в казарме, в увольнение пускали раз в 2-3 недели, и самое распространённое наказание у младших командиров было не «2 наряда на работу вне очереди»,  а «Лишаю очередного увольнения», в итоге некоторым так «везло», что они женский пол месяцами видели или в кино, или в «самоходе». Но когда в «самоходе» (самовольной отлучке – называется) на женщин много не посмотришь, в основном, крутишь головой по сторонам, чтобы патруль вовремя заметить…   Да, «блин» я же обещал стихи:

                Курсантские…
      Мы едим три раза в сутки,
     Спим на мягких тюфяках.
       Ночью снятся проститутки,
       А проснёшься х… (пардон, член в руках)

   Мне могут интеллигентные дамы сказать: «Фи, как грубо!»   с вами полностью  согласен,  но такова суровая проза жизни, мадам». И из песни слова не выкинешь…

                В чине подполковников, майоров, на четырёхмесячных курсах командиров полков в 33 Центре Морской авиации в городе Николаеве, причём, Новый год приходился как раз на середину учёбы,  а выходными были всего два дня: 31 декабря и 1 января - родились такие строки:

   «Наступила осень, выросла капуста.
    У меня угасли половые чувства.
   Выйду на дорогу, брошу член свой в лужу.
   Наступай прохожий. Нафик, он мне нужен…

Продолжение - во второй части этого «опуса»…

      На фото - с хозяином турбазы "Таёжная Рось" Алексеем Васильевым, Мастером Спорта СССР и КМС по восьми видам спорта, включая стрельбу.