634 минуты до счастья

В тот самый четверг Сарра проснулась и увидела разбросанные по полу вещи, какие-то целлофановые обертки, пакеты, бумажки рваные. И тут она вспомнила, что взяла обещание с Мэтта, что тот уберется из квартиры в четверг. Она не расстроилась, не обрадовалась. Она практически машинально пошла и открыла бутылку вина Islа N** и заказала Филадельфию. Пока она открывала вино, она подумала, что она не одна в этом мире: с нею Бог, диэтиламид лизергиновой кислоты в крови со вчера и асфиксия от грецких орехов, которые Сарра очень любила и постоянно ела. Сарра сидела с расслабленным взглядом вникуда и думала о насущном. Об уходе Мэтта, о разбросанных пакетах и вещах, она думала о том, сколько она для него сделала, сколько потратила себя на него. Ей стало обидно, она обозлилась на этого "неблагодарного кретина" и прокричала что есть мочи, в пустой квартире: "Да-да-да, только знай - пружина выстрелит и лопнут твои яйца, угу, воистину!"...
В этом году Сарре будет особенно холодно. Будет особенно, потому что это будет первая зима, за последние 5 лет, без Мэтью. Но Сарра постаралась как можно скорее прогнать мысль о холодной и одинокой зиме, она предпочла отдать оду телеканалам и, не пользуясь дозатором, заливать в себя алкоголь. Кстати, вместе с телеканалами, грецкими орехами, вином и едой, скрученной в роллы, она так же часто залипала на вишню. Но это так, к слову.
Игра айпода в колонках и вот он ее главный стимул - расти, вишневый джем и свитер с надписью "Мы поженимся". Боже, как же глупо и тупо она скучала в желтых стенах этой комнаты.
- Мэтт, ты.. -  подумала она и продолжила, запнувшись, - твоя осень прошла не с теми, но у меня есть стимул нести это все Наше до конца. Не ставить акценты на чем-то и цены на себе, быть ценной для единиц, вроде тебя. Я давлюсь вишневым вареньем и мне жалко собак в Карелии, а вот тебе нет дела до них, ровно так же, как нет дела до меня...Святые баварские сосиски, как же жарко!..
Эта пьяная эйфория в вестибюле ее театра души проверяла ее собственный вестибюлярный аппарат... А если говорить простым языком, то ее вырвало то ли от того, что она выпила слишком много вина, то ли от того, что питалась только вишневым джемом.
- Что со мной происходит? - думала Сарра, - возможно, это то, что позиционирует меня как механизм, и я хочу всё, всё, больше убийств, больше ваших нервов, чтоб все падали вниз и горели так сладко и дым струился из еврейского ресторана на углу...
Тут же Сарра скатилась с вельветового дивана левым боком вниз и повернулась, опершись спиной о низ дивана.
- А пошло все к чертовому дяде, - кричала Сарра, выползая из-за угла комнаты, - любовь всей моей жизни, бери лопату! Любовь всей моей жизни, в пакет её! Любовь всей моей жизни, болят гланды. Любовь всей моей жизни, я тебя закапываю! А это все ты, ты говорил мне о конце света, атомной воейне, апокалипсисе! А меж тем, атомной войны не случится. Ты пройдешь через всю жизнь, до старости, ни разу не нырнув в чистейшие воды океана, около частного острова, ни разу не выжав 270, по встречной, сидя за рулем новой БМВ! Ты будешь плыть по этой жизни, стучась обо все камни:безденежья, унижения, ненужности, необеспеченности и, наконец, старости. А когда ты, сученок, состаришься, ты станешь одним из тех стариков, которые царапают машины около дома, потому что те им загазовывают комнату, которые орут мерзким голосом, на обнимающиеся по вечерам парочки. Ты так и будешь ждать атомного взрыва, а когда ты умрешь, человечество не умрет вместе с тобой, оно продолжит жить,веселиться, а твою никчемную смерть никто не заметит, как не замечало твою убогую жизнь, полную зависти и ненависти. Никто, кроме меня, а ты жди, жди конца света! [...]
В это время Мэтью тоже было не сладко, он тоже был не равнодушен к Сарре и не хотел терять такого человека, но в то же время и не мог жить с ней так больше. Стереоциклон безвкусной музыки бился о стекло и стены его гостиничного номера, где он остановился временно, потому что идти ему некуда было. Все его бывшие шлюшенции отказались от него и он остался никому ненужным. Он сидел, думал и вспоминал, как губы Сарры необычно пахли оральным сексом и как была необычна ее белая мраморная кожа, без единого изъяна. С каждой его мыслью, с каждой его секундой, проведенной в бездействии или мыслях о Сарре, все меньше оставалось от Них. И вот он, в комнате, один, голый, с больным горлом. И нет номеров телефона, не набрать знакомых и ничего не оставалось Мэтту, кроме как загинаться в этой зимней микроаварии. На улице разгорались и гасли децибелы чужих голосов, в стакане бурлила оранжевая жидкость шипучих витамин, на столе валялась пачка недоеденных крекеров и догорала арома-свечка с вишневым вкусом. По комнате расплывался любимый запах Сарры, а для Мэтта это был сам запах Сарры, он в нем топился, растворялся и забывался. И тут впервые за часов 7 Мэтт решил обронить пару предложений:
- Мы с тобой больше не. Ни ты, ни я. У нас пропало понимание очевидного. Перемывание, стирка костей, от похвал красней - и все это наши ссоры, перебранки, драки и пути нелегкие к зарплатам. Прокуренный подвал для меня будто музей, застывши там на полу, на полуслове, я видел человека безнадежно скупого и этим человеком, конечно же, был я...
Имея свои изъяны, мы с тобой привыкли не замечать даже явное. Давись, сука, своими дождями и джемом вишневым. Я нанизан на твои пальцы, а ты мной играешь, но не давишь, любишь (?). Я прошит изнутри ножами бесполезных самокопаний, бесполезных компаний, бесполезных болезненных, твоих, эх. Вдруг и тебе надоест под кожей носимое, господи, давай выбросим? Или опять накидаемся? Можно рассчитывать только на свои силы. Самого. Себя. Себе. Я. Когда же ты уймешься, эгоист чертов, а? Мэтт? Видимо, мы забыли на чем держится этот мир.
После этого монолога "тонкой души" Мэтт решил отдаться чарам наркотика. Он достал из кармана пакетик и пропел:
- О, целлофан. О, целлофановый пакетик, ты с детства душу ранил мне. Не галлюцинноген, не эйфоретик, багровым утром, напомнил. О весне.
Потом он оглянулся на прохожих в окне, на зеркало, снова на прохожих и употребил содержимое целлофанового пакетика. Пока еще в сознании, Мэтт присел на край кровати и смотрел куда-то в пол между своих ступней. Потом уже, под действием препарата он резко вскинул голову, до хруста шейных позвонков и откинулся по инерции на кровать, раскинув руки звездой по обе стороны матраса:
- Жизнь очешуительна, я вас всех уверяю! - проорал Мэтт, - а если войдет живая
Милка, пасть разевая, выгони не разбираясь. - добавил он уже шепотом, повернув голову влево и продолжил:
- Ты, прекрасная сука, давала мне столько поводов казать "Прости" или я их создавал сам..? А ты знаешь, мог бы любить тебя вечно, мог бы забыть тебя завтра, мог бы послать тебя к чёрту, мог бы пойти за тобою или я уже повторяюсь? Или уже это было в моей реальности?.. Черт. Нет. Нет-нет-нет, давай так, твои слёзы в обмен на мою радость, и я также готов вечно грустить - лишь бы ты улыбалась, боже. Я не знаю чего я хочу. Ведь я знаю, знаю, что ты обязательно захочешь пощекотать каждому из нас нервы и позвонить спустя пол года. Только бы ты не забыла мой голос, а номер...если забудет голова, то запомнят пальцы, сломаешь пальцы - напишешь ногой на песке, отнимутся ноги - опишешь взглядом цифры... Мой минус, честно - я вру обо всем. Я сам выдумал себя, пока писал какие-то стихи когда-то. Я не я. Я словно главный герой своих стихов, но не я. Я - морской кот, мой дом - флот и я плот на плаву. Курс моего корабля зависит от курса американского рубля, поэтому я стою в порту и жду тут свою новую осень, присев на корме.
Сарра... Выплюнь слова в форточку громко, как когда-то лет 15 назад ты кричала в форточку свои желания под новый год и не плачь, не плачь, как раньше и не кричи. Да, я сам знаю, что не подарок, и я всегда оставляю осадок. Прости, я забыл, что язык мой знаком со всеми языками станции "Лосево" и рот мой говорит убогим голосом...

В этот же короткий миг Мэтью подрывается с матраса и опрометью бежит к тумбе с телефоном; он быстро звонит Сарре и на другом конце трубки ему отвечает хриплый голос, хриплый то ли от того, что долго пил, то ли от того, что был заключен в легких, как в клетке:
- Да...
- Слушай, ты имеешь столько власти надо мной. Мне очень страшно. Давай поговорим. - пропищал практически Мэтт.
- Ты смотришь на мое старое усталое лицо и опять смеешься?... Ты - человек рассуждающий о власти, а сам не способен преодолеть распад собственного тела?! Наркоман ты одичавший! Индивидуум только ячейка, клетка. Но нашему организму сообщает силу именно усталая клетка. А ты вообще что? Что сообщает силу тебе? 
- Ты потерпишь неудачу.
- Почему?
- Это невозможно! Ненависть и страх... нежизнеспособны. А они оба сейчас царят в тебе.
- Ненависть не так жизнеспособна, как любовь? Почему?
- Не знаю. И все таки тебя ждет крах. Что-то тебя победит. - как ему кажется, устращающе, полушепотом шипит Мэтт, - жизнь тебя победит.
- Я, мы (или уже не мы, а только я или ты) контролируем жизнь. На всех уровнях. Мы выведем новую человеческую породу. Люди бесконечно податливый материал. Или ты запоешь старую песню о том, что пролетарии поднимутся? Ерунда. Работяги - это скот. Человечество-  это Партия. - неожиданно для самой Сарры ее занесло в невесть какие исторические бредни и дебри.
- И все же ты в тупике. В конце концов Они победят тебя. Рано или поздно Они раздерут тебя в клочья.
- Откуда такая уверенность? - с неподдельным интересом осведомляется Сарра.
- Книга Кронштейна. - уверенно пробасил Мэтт.
- Ее написала я. Точнее - я была соавтором. Книги в одиночку не пишутся, кому как не тебе это знать, стыдно, Мэтт, допускать такие грубые ошибки. Даже в таком состоянии тебе это не простительно!
- Я поверил этой книге. Я знаю, тебя свергнут. Что-то есть в этом мире - какой-то дух, принцип, перед чем ты бессильна.
- Что это за принцип?
- Не знаю... Разум человека?
- А ты считаешь себя человеком? - нарочито сексуально молвила Сарра.
- Люди? Да к черту людей! Люди дерьмо! Хочешь знать, в чем дело? Я тебе скажу. Люди по большому счёту меркантильны. Дадада, люди, блаблабла, люди... Психиатрия, она как алхимия. Пытаться определить человеческое поведение - всё равно, что превращать свинец в золото, что, мы как знаем - невозможно.
- Это не твои слова.
- Признаюсь, да. - обиженно сознался Мэтт, - это из фильма "Боб Фанк"
- С каких пор ты смотришь такие фильмы?
- Надо же чем-то замещать твое отсутствие. - и помолчав добавил, - Я спать.
- Спать? Удивительно, но, вдруг ты перепутал глагол "спать" с глаголом "трахаться"?
- Нет. Я иду спать. Тебя нет, поэтому один. И ты же знаешь...спать в одной постели, в своей постели, я мог только с тобой.