всё сначала

Всё сначала.


Совпадение персонажей с реальными людьми является намеренным.



Ключ никак не хотел вставляться до конца. Проклятая полоска металла с косыми прорезями на конце видимо чуть погнулась, и приходилось одновременно тянуть дверь на себя и из стороны в сторону раскачивать, вдавливая, ключ. А телефон в квартире  все звонил. И понимая , что может не успеть, он от досады треснул ботинком по двери.  И откры-лась дверь, и к телефону  успел.
- Спишь?
Недавно у он прочитал , что данный вопрос у многих вызывает торопливый ответ, что нет мол, даже не подумай. И нарочито стал отвечать , что спит. Оригинальничал.
- Спишь, что ли?, - повторил старый друг Петрович ,- и как, на новом-то месте?
На новом месте пока было непонятно. Это была его первая собственная квартира. После пяти лет казармы и десяти лет коммуналок оказаться самому в собственной, пусть и такой маленькой , квартире было счастьем. Но к самости нужно было привыкать. Да ещё первый этаж, под окном разговаривают, искоса поглядывая, любопытно видите ли, что за жилец такой новый. Как – то тревожно, непривычно. И переезжал он  сам.    И мебель таскал , съезжая с четвер-того этажа «сталинки», сам и еле встал сегодня среди расставленной кое-как , но всё же внесенной мебели. Ноги от усталости дрожали до сих пор. А старый друг Петрович не помог. Дела какие-то. Бизнес.
- Чего молчишь, Серый?
Серый – это Сергей. Очень распространённое прозвище. Он его терпел. Когда то давно , в пионерское время, впечат-лившись каким –то фильмом , он очень хотел , чтоб его звали Седой. Непонятно только почему взял да и покрасился  в огненно - рыжий. Вот переполох в школе был. Соригинальничал. А Серым остался.
- За продуктами ходил.- все же решил отозваться.
- Теть Нина звонила. В субботу в двенадцать на кладбище. Потом домой к ним.
Сразу стало так холодно. И стоять невмоготу. И закурил сразу, хоть давал зарок  курить только на кухне. Присел на стоящую на полу книжную полку. Пепельницы рядом не было. К черту,  всё равно всё драить, стряхнул пепел на пол.
Нелепо. Нелепая смерть. Год уже прошел. Нелепо.
Петрович еще что-то сказал, он не расслышал.
- Ладно, Петрович , увидимся, пока, - положил трубку и потер руки.
Год прошёл, а он все считал, что отмечай они 23 февраля вместе , как это было последние пять лет , Паша был бы жив. С силой зажмурил глаза. Дым попал, заставил себя подумать. 

Ах, как они смотрелись в парадных шинелях стального цвета, небрежно смакуя кофе и чувствуя на себе  взгляды де-вушек. Они говорили «барышень». И как нравилось барышням, когда к ним так обращались. Было в это что-то от забытом жизни: молодые офицеры , шампанское брызжет на ментик,  флирт на грани , а завтра -  кто где будет .
И как это получалось встречаться в кафе на улице в один квартал, ведь он служил под Прагой , а Паша с Петровичем в Благовещенске?  Почти половина глобуса по прямой . Но уж так совпадали командировки. И считая очередную встре-чу как проявление закономерности, они курили на улице, и весь мир был у их ног.
 Хотя случались и смешные казусы. В очередную встречу, гуляя «по гражданке», то есть в цивильной одежде , реши-ли добавить к уже поступившему в организмы алкоголю еще немного, спустились по заледеневшим ступенькам в один из немногих в ту пору , указ набирал обороты, магазинчиков. И озверевшая от жаждущих отдохновения и забве-ния покупателей продавщица вбуравилась в него взглядом и как отрезала – тебе не продам, стукнет 21, приходи , если к тому времени будет что продавать. Он аж опешил. И ведь документов при себе не было. Напрасно он совал ей офи-церский жетон и объяснял, что сейчас в командировке, хранительница вожделенного напитка была непреклонна. А Пашке продала.
Эх, Паша, Паша.
Ну, ладно, подумал он , пора и делом заняться и уже устав от вида неказистой мебели , узлов с одеждой и чем-то ещё, стопками книг, принялся облагораживать своё новое жилище.  Знакомый один, выпускник консерватории по классу фортепиано говорил –
 « музыка меня облагорОживает». Каждый оригинал на свой манер.
Когда дело дошло до книг, усталость и нежелание продолжать достигло такой степени , что уговорить себя закончить расстановку завтра не составило никакого труда , и , раскрыв Стругацких, он лег на диванчик .
 «Почему бы благородным  донам не выпить ируканского?».
Эх, Паша, Паша.
У него прозвища не было. Паша и Паша. Когда всесоюзная примадонна явила миру очередной шлягер , в их разно-шерстной разбитной компании его стали подразнивать: »красавчик Пашка». Он не отрицая, слегка усмехался в гусар-ские усы. Он на самом деле был красавчик: высок, строен, усат и ироничен.
 Хоронили его без одной ноги, её оторвало от страшного удара выскочившего на тротуар жигулёнка.

«В сером городе серый рассвет». Всю ночь ему снилась дикая мешанина: мебель,  принимая чудовищные размеры, пыталась его задавить, зимняя дорога, на которой он , пытаясь выровнять автомобиль, влетал в какой-то шкаф , двер-цы шкафа  захлопывались и он падал бесконечно долго и так было страшно и жалко себя, и как метроном билось в мозгу – не успел, не успел, не успел.
  Пошли вы все, никуда не пойду, сквозь туман в голове, подумал он. Имелась в виду так называемая работа. Собственно , он с полным основанием мог и так никуда не ходить. Его работа заключалась в сочинении  текстов рек-ламных радиороликов , но именно сейчас заказов не было. Капитализм только зарождался, мало кто афишировал свою деятельность,  правила жизни в новых условиях только устанавливались. Смешные псевдоденьги «купоны» все назы-вали рубли.
К вечеру все было расставлено, разложено и помыто. Глядя на себя в зеркало, в очередной раз порадовался, что не надо бриться. Помимо того, что ему нравилась борода как таковая, имело значение и практическая сторона. Паша носил усы , он бороду , Петрович эспаньолку. Так интересно было наблюдать, как за игрой  каждый машиналь-но поглаживает свою растительность. Холит и лелеет. Играли они раз в одну – две недели. Готовились, накупали пи-ва, чертили пулю и сидели сколько угодно. Игра была не главное.
Год он не брал в руки карт.
Этой ночью спал без снов.

И когда отговорили речи, когда ушли , оставив затянутый в полиэтилен памятник  под цветами со сломанными стеб-лями, когда самые близкие засобирались по домам , он ещё раз взглянул на неё . « Мы с вами будем жить на берегу туманного залива…». Эта строчка возникла и бродила по нему целый день, то пропадая , то возникая вновь, то сжи-маясь в какую-то точку, то заполняя собой всего его и тогда становилось страшно и  невыносимо стыдно, что вот здесь , на поминках , он  посмел не только скорбеть. И в провожатые навязался.
 
Живого дятла он видел впервые. Именно он своим дробным стуком разбудил его. Старая ива росла прямо перед ок-ном , и ещё сквозь сон он подумал, что какая-то поганка что-то затеяла ни свет ни заря , но выглянув в окно никого не увидел и только подняв голову разглядел упрямую и шумную птицу.
Телефонный звонок прозвучал в такт стуку дятла.
- Спишь?
- Поспишь тут, то дятлы , то Петровичи!
- Какие дятлы?
- Да прилетел тут, стукач.
- Заеду через час?
- Сигарет захвати.

Привезённые сигареты он вечером выбросил . Не хотел их курить , как будто в них впитались те  слова , что были произнесены, как будто куря их , он сможет заполниться снова тем отвращением , которое возникло в нем во время разговора со старым другом , и это отвращение сможет выплеснуться из него, как выплеснулось уже , когда поняв , что этот разговор последний в их дружбе, он выставил уже бывшего друга из квартиры, а тот все повторял : не нужна   она тебе , Серый.
Я не Серый, думал он , спеша к метро.
« Мы с вами будем жить на берегу туманного залива.
Поутру, набрав хрусталь росы в ладони..»
Строчки  набегали друг на друга , как морские волны и главное было не забыть и не опоздать.