Книжные дети. Глава восьмая

Он был неподвижен, следя мерцающими рыбьими глазами за происходящим на сцене, бывшей слишком великолепной в своем погружающим в японский менталитет минимализме. Красивые актеры грациозно двигались в такт музыке, дыша своими ролями. Высокий молодой мужчина в кимоно сумеречного цвета, с длинными рыжими волосами, заплетенными в хвост, приблизился к тонкой хрупкой девушке с ледяными глазами.
Неуловимая усмешка проскользнула на его губах, когда он, сидя в просторной белой гримерной, разглядывал свое отражение в высоком зеркале. Он был бы красив, если бы не ужасающая, изломанная углами коленей и локтей худоба его длинного тела. В руках медленно увядали белые лилии, облаченные в зелень тонких, острых листьев.
В дверь вошел тот самый мужчина и бросив в угол парик встряхнул головой. Шоколадные волосы обрамили высокие скулы, удивленно приподнявшиеся, глаза прищурено смерили взглядом непрошеного гостя.
- Кто вы? – Спросил он, стирая грим, и выпивая бокал белого вина, стоящий на столе с бумагами.
- Ваш большой поклонник, Зарксис Дель Пьеро. – Он встал и протянул актеру цветы, Зарксис смущенно опустил их в пустую вазу из тяжелого хрусталя.
- Что вам нужно? Вы бы не пришли просто так, я прав.
- Да уж, мне не удалось польстить вашему самолюбию. – Гость усмехнулся. – Это ваша девушка? – Он взял со столика милую фотографию полугодовой давности. Алина, склонившаяся над книгой, укутанная в теплый пестрый плед, потягивала мятный чай из большой кружки в горошек. Она приподняла голову, чтобы взглянуть на него, игравшего с камерой. На шее - алый шарф грубой вязки. Мягкий свет заливал фотографию, превращая в нечто теплое, светящееся.
- Думаю, она не знает об этой фотографии, царапины на рамке, вы нечасто опускаете ее, но в спешке. Снимок явно случайный, баловство, но рамка дорогая и тщательно подобрана, вы любите ее, вопреки всем ее выходкам. Она знает о ваших увлечениях?
 - Это сестра. – Мягко сказал Зарксис, протянув руку, чтобы взять снимок, но незнакомец все смотрел в ее сине-стальные глаза, отражавшие пламя свечей на рождественском столе.
- Она красива. – Пальцы неосознанно скользнули по приоткрытым губам. «Даже чересчур. Девочка выросла». Он подал Зарксису снимок. – Трудно, наверное, оберегать такую красоту?
Зарксис не ответил.
- Что вам известно о четырех столпах города? – Поинтересовался угловатый юноша, бесцеремонно опустившись в мягкое кресло. Зарксис оттянул ворот кимоно, но душно ему не было. Речь этого человека пробегала мурашками по разгоряченной сценой коже. Он ощутил капли пота, ползшие по спине.
- А о Баскервилях?
- Ровным счетом ничего, кроме преданий о их преступлении.
- Убийство короля? – Юноша вскинул брови. – Это не единственная ложь, обвивающаяся терном вокруг их голов. Грядет буря, что разметает все сомнения и явит правду.
Он собрался уходить. Встав, подернул тонкими лисьим носом, и направился к двери, поправив темные прямые волосы до узких сутулых плеч.
- Простите, но кто вы? – Зарксис обернулся.
- Бриан Баскервиль, - Долетел до него бескровный голос, коснувшийся бескровных губ.
***
Дом, погруженный в зыбкую тишину, казалось дремал, укутавшись пледом густого сизого тумана. Дождь робко постукивал по подоконникам и крыше, ветви бились в окна, ища тепла у тлеющего камина.
Нарушали безмолвие лишь тихие шаги трех пар ног от дверей комнат до столовой внизу, тихое мурлыкание сиамского кота, мелькание Мадж (горничной), да шелест фрака молодого светлоголового дворецкого с очаровательной улыбкой.
Отъезд родителей был сказочной благодатью, снисхождением тишины и уютной свободы, лишенной мер и обязательств. Северус опустил портрет отца, обнимавшего плечи матери и вздрогнул, услышав протяжный дверной стон. Обернувшись, он поднял кота на руки и почесал за ухом. Египетский божок с опаловым перстнем на хвосте, в серебряном ошейнике не имел имени. Ничем и никому не обязанный, Кот использовал ласки людей во имя собственного наслаждения.
Классические сюжеты древних гобеленов веяли сыростью старомодности и духом консерватизма во всем. Аристократические холод и влажность особняка притупляли головную боль затхлостью устоев и порядков. Узкие столики с сухими цветами в китайских вазах, тяжкая ноша портьер, барочные рамы, ставшие тюрьмой библейским и античным сценам. Мурашки по спине от отцовских увлечений.
Нежные переливы  рояля донеслись до него из музыкальной гостиной. Щербатая улыбка лакированного гроба нарушалась прикосновениями хрупких мальчишеских пальцев. Близнецы играли в четыре руки, не обращая внимания на разлетевшиеся листы партитуры. Сквозь открытое французское окно проникали порывы холодного ветра, полного соли и меланхолии. Капли окропляли лицо и волосы, блестели на бровях и ресницах. Он лишь тихо прикрыл дверь.
Он вошел в сине-белую столовую и остановился. На полу, истекая молоком, лежали осколки прозрачного кувшина, на полу чернели грязные следы. Он хотел было двинуться дальше, но тут шею ожег ледяной холод.
- Лучше не двигайся, Блэк. – Предостерег его пряный женский голос. Аннет Винтер. Лопатки сжались, сердце ухнуло вниз с немыслимой высоты, на острые скалы. В голове бушевала звездная метель, затмевающая свет в глазах.
- Позволь мне сказать «здравствуй», Аннет. Это грубо, ворваться в мой дом, бить посуду, угрожать мне… - Он схватил со стола длинный и широкий кухонный нож. Завязался бой. Аннет размахивала мечом, сбивая со стола сервиз и вазы с фруктами. Синие чашки в белые тонкие извивающиеся лианы и полосы взлетали в воздух и падали, разбиваясь на   крохотные осколки, сыпавшиеся дождем на дерущихся. Ее меч был тонок и длинен, он не давал приблизиться к ней, а ее ловкость и бездумное крушение всего вокруг отрезали пути к отступлению. Северус рванулся вперед, пропуская ее выпад мимо, и нанес удар по высокому лбу, прикрытому пластиковой маской. Девушка повалилась к нему на руки.
- Безумие. – Выдохнул Северус и опустил ее на пол.
Лопатками он ощущал мутную, математически рассчитанную тишину.
- Сириус… Аластор… - Он подошел к двери, не выпуская ножа из вспотевшей ладони.
- Оставишь девушку одну. Северус?
Блэк затравленно обернулся. Двое безликих прижимали ножи к бьющимся в унисон сердцам близнецов. Запрокинув головы мальчишкам, они сжимали черные руки на детских горлах, где под тонкой кожей перекатывались трепещущие кадыки.
- Сириус, Аластор?..
- Порядок. – Кивнули они, тут же задохнувшись в тисках безликих.
- Не смейте трогать моих братьев! Если вы пришли за мной, то это касается только нас, они здесь не при чем. Пройдемте в мой кабинет… - Протараторил он, осознавая всю неуклюжесть собственных слов.
Из-за двери показался силуэт дворецкого. Его расправленные плечи не дернулись, а лицо сохраняло хладнокровие, только пальцы в белых перчатках перебирали манжет рубашки.
- Дмитрий, помоги мне! – Крикнул Северус, но никто не двинулся с места. – Что же ты стоишь… Дмитрий… - Северус бессильно опустил руки.
- Какая трогательная забота. – Заговорил дворецкий. Удивительный бархат выстилал его презрение, а в глазах серебрились чешуйчатые морские змеи. Светло-аквамариновые, рыбьи глаза. – Так любишь своих братьев? – На пол упал белый парик и смольная волна волос упала на его плечи.
- Бриан…
- Я знаю собственное имя. – Ухмыльнулся Баскервиль. -  Мне не нужно пушечное мясо, - он кивнул на близнецов, - так что я предоставлю тебе роль Бога. Выбирай, кто из них умрет, а кто – останется в живых.
Северус замолчал, поджав тонкие губы. Бриан мерзко улыбался, проводя языком по краям острых белых зубов. Вот оно - истинное чудовище, бесцветный дьявол, скрывавшийся под личиной слуги, ведавший его секретами и кошмарами. Северус следил за этими бескровными губами, растянувшимися в улыбке, за кончиком языка, касавшегося уголка рта. Ничто не могло оторвать от удавьей улыбке, гипнотический ужас лился по спине липким, почти вязким потом.
- Ты выбрал? – Спросил Бриан так, будто бы он выбирал между двумя баночками с йогуртом.
- Я…
- Нет, Северус, только не он, - завопили в голос близнецы, и переглянувшись, замотали патлатыми головами, - нет, идиот, не тебя, меня…
- Он не выберет. – Махнул рукой Бриан. – Тот, что слева.
 Время замедляет свой бег, когда нам больно, растягивая предвкушение, полное страдания и ужаса, где-то в углу сознания плакал ребенок, переходя на бурлящий крик, леденящий вены.
 Безликий занес нож и ударил Аластора в грудь. Мальчик зашелся хрипящим криком, а по его рубашке расплывалось кровавое пятно. Северус рванулся вперед, но его осадил мощный удар в лицо. Невидящие глаза скрыли дергающиеся веки, руки казались ватными. Он не упал лишь потому, что когтистая лапа Бескервиля вцепилась в ворот его водолазки.
- Не расстраивайся, у тебя есть второй… точно такой же… - Его смех раскатами звучал под сводами замка, рассыпаясь жалящими стрелами, ранящими в самое горло.
Тело Аластора свернулось клубком на полу, извиваясь в мелкой дрожи конвульсий. Сириус не плакал, смотрел словно бы на собственное тело, прижимая руку к груди. Никто не держал его боле. Только боль. Он вдруг закрыл глаза и повалившись сначала на колени, рухнул рядом с братом, прижавшись к нему лбом и коленями. Вкушая угасающие судороги кровоточащего тела, сдерживая продолжающие играть пальцы.
***
Мы выжидали, лежа среди одурманивающего запаха белых пионов. От него кружилась голова и, до одури хотелось целоваться. Опершись на локти, я безотрывно следил за окнами усадьбы Лайонов, их подоконники, нависшие над нашими головами, подпирали головы львов. Их старинный особняк ставший пристанищем защитников, был такими же заросшими полуразвалинами, с обнаженными мраморными костями провалившихся галерей и отсутствием большинства стекол. Шерлок лежал рядом, Джаспер чуть поодаль, начищал до блеска серебряные карманные часы на тонкой цепочке с зажимом в виде пересмешника.
Часы подарил ему отец. Я знал, что Джаспер гордиться ими, как и тем, что его отец – гениальный мастер ювелир и часовщик, подчинил непреклонные механические ноты, заставив их играть фортепьянную мелодию дождя. Колыбельную матери, часто болевшей бронхитом.
Шерлок нервничал, ерзал и теребил пальцами очередной синий шейный платок. Палитра синих шарфов в его гардеробе варьировалась от прозрачно-аквамаринового до темнейшего кобальта ночного неба. Я скуп на описания синего.
«Пора» - прошелестел мой телефон вибрацией.
Мы поднялись и по одному влезли внутрь. Каменный ветер, бродивший в этих стенах, коснулся позвоночника. Я колебался как тонкая струна, по мне проходил звук отчаянной близости опасности.
Вдоль по коридору до винтовой лестницы, после через арку из лоз винограда вниз, не встретив ни караула, ни случайных завсегдатаев развалин, идя через холл.
Внутри царили вечные сумерки, но их нарушило робкое движение. Передо мной стоял солнечный мальчик, сжимающий лук, наведенный на меня.
- Здравствуй, Никки. – Тихо сказал Шерлок, обнажив меч. Было нечто жуткое в его приветливой фразе, равно как в изящной жестокости его телодвижений.
- Здравствуй. – Поздоровался мальчик. – я знаю, что является вашей целью. - На его груди, в вырезе белой туники блестела янтарная капля света. – Но вам не достигнуть ее.
- Посмотрим. – Холодно высказался Джаспер и пошел вперед, выставив меч. Никки выстрелил, но пересмешник только чуть повернул легкий корпус, уклоняясь от стрелы, ударившейся о стену.
Одна все-таки задела его, тонкой платиновой молнией, пронеслась под воздетой рукой и проскользнула о ребра, оставив кровавый след. Торжествующая улыбка растянула губы Никки. Джаспер приблизился, занеся меч, мальчишка отскочил и принял удар, отразив его выставленным над головой луком. Раскачав противника, он нырнул вниз и тонким кинжалом срезал клиновый лист с его шеи.
- Ах ты мелкий… - Джаспер гневно свел брови.
- Это не самое страшное. – Хохотнул Никки, словно дав команду странному веществу в крови Пересмешника. Он побледнел и повалился на каменный пол. Его тело, не слушавшееся приказов мозга встать и надрать фавненку задницу, билось в конвульсиях, силясь подняться билось головой об каменную крошку.
- Что ты наделал?! – я уже бежал вперед, но вновь занес лук, впрочем, когда я отбросил меч в сторону и бросился к Джаспреу, опустил его вновь.
- А-а. – Он пригрозил мне пальцем. –Я испытывал его на многих своих друзьях. Он проспит пару часов…
- Это против правил… - Шерлок рванулся вперед.
- Будешь дергаться – тебя снимут. – Хладнокровно заявил мальчишка. – Я ведь не один, Ю. вечно за мной присматривает. Следите, чтобы он не захлебнулся собственной рвотой, непривлекательная смерть, да еще и Алли расстроиться, когда узнает.
Отойдя на десять шагов, он остановился и обернулся, вновь натянув свою лисью полуулыбку.
- Ах да… Правила устанавливает тот, кто побеждает, умением выгодно использовать их. А победителям прощают все!
Он растворился, но я еще долго слышал его голос в собственных ушах. Шерлок дернулся было за ним, но я ухватил его за рукав.
- Нет. Отнеси его к Нине, она позаботится о нем.
- Я нужен Айвенго. – Твердо заявил Шерлок, положив ладонь на рукоять меча, это заставило меня отечески покачать головой.
- Ему ты нужен больше. – Я чувствовал странную власть своего голоса, Шерлок только чуть склонил голову. – Выясни что это такое, мы не допустим, что бы у них было преимущество. Слишком близка заветная победа.
- Я понимаю. – Согласился он, взваливая Джаспера на плечо.
- Стой. – Я вновь остановил его и, оборвав край футболки Пересмешника завязал его на плече Шерлока. – Так они не посмеют ранить вас. Но будьте осторожнее. – Я хлопнул его по плечу и направился дальше, за тонкой полоской солнечного света, разлитой по полу. Модерн, классическое воплощение совершенной, но не долговечной природы в усовершенствованный долговечный камень. Статуи лунных танцующих дев смотрели на меня пустыми глазами, ловя мою тень, пока я крался, согнувшись почти до пола, по длинной открытой галерее.
Послышались шаги патруля. Я увидел тонкую фигуру Констанции, мило болтающей с сумрачным Альфредом, чьи ответы граничили на отметке «да» и «нет», - верх шкалы сурового смущения.
Не зная, куда девать собственную громоздкую сущность, я затравленно озирался по сторонам. Ответ пришел за секунду до их появления.
Не думая, я подбежал к открытой аркаде и сиганул через парапет. Высота второго этажа меня не пугала, а вот наличие охраны внизу неприятно холодило низ позвоночника. Держась руками за край, я висел над уютной разноцветной плиткой на полу внутреннего дворика, заросшего лабиринтом сада. Надо мной проплывал легкий наигранный смех Конни.
- Потрясающе ты уложил того парня. Он называл себя ее оруженосцем? Жалкий тип. – В животе сжался комок органов, а руки стали липкими и слабыми. Теобальд, сомнения нет. Но это слишком просто, даже Айвенго справилась с Альфредом, за счет искусства обманных ударов и ухода от его атак. Но Теобальд слишком быстр и вынослив… Если это был их тайный план, то мне он явственно не нравился.
- Девчонка сбежала, - Сказал Альфред и замолчал, поджав губы. Шаги смолкли. Угораздило их разводить романтические сопли, когда мои мышцы трещат по швам от напряжения.
- Привет, Нэмо. – Надо мной нависла стриженая голова Конни. Я зашелся от чувства, похожего на смущение. – Игра в прятки окончена. – Она улыбнулась. – Если бы ты тогда не сбежал, у нас могло бы получиться… - Констанция была на три года старше меня, но это не меняло абсолютно ничего. Альфред кровожадно улыбался, высунувшись из-за ее плеча.
- Привет, Конни. – Мило улыбнулся я, скрадывая дрожь собственных рук. – Прекрасный день, не так ли? А я как раз…
Нес полнейшую околесицу.
- Залезай или мы тебя тут покараулим? А может, тебе милей свидание с колючками, кстати, твои друзья на голову разбиты, а ваш хваленый лидер, струсив, сбежал. Что ты на это скажешь? Ты остался один.
- Неважно сколько пало пешек, - чужой голос рокотал где-то на уровне диафрагмы, на животе таял лед, - игра не окончиться, пока не падет король.
- Слабейшая из фигур. – Усмехнулся Альфред.
- Не в этой игре. – Я разжал руки. Мой полет был скопом разноцветных фортепианных переборов. Какофония тишины и каменные розы. Воздух расступился передо мной и я явственно увидел их недовольные лица и Айвенго, замершую на крыше, над их головами. Она обвила руками карниз и слетела вниз, ударив Альфреда ногами в грудь, следующим движением ее рук Конни осталась без янтарной капли жизни, не успев вскинуть оружия. Охнув, она согнулась, обвивая руками ребра. Пока парень пытался встать, Айвенго уже бежала по галерее, к винтовой лестнице, ведущей вверх, в башню, а я провалился в колючие кусты, треща сломанными ветвями.
Клянусь, в последний миг, она нахально подмигнула мне правым глазом, поправляя рукой в изящной боевой перчатке широкую черную шляпу с белыми перьями и серебряным кантом.
Послышался писк и сдавленный вздох.
- Эй… - Только и мог проговорить я, оправляясь от сильного, перехватившего дыхание ушиба.
- Это ты, Нэмо? – Я узнал голос Скандра.
- Как видишь. – Я вымученно улыбнулся, смотря в его испуганное лицо. – Ты ведь шел с Пифагором и Арти?
Он кивнул, потирая раненную руку.
- Да, нам пришлось разделиться, отвлекая охрану. Но только, они обманули нас. Герб у Юнатана на шее.
- Умно. – Кивнул я. – Они схватили Тео.
- Снова? – Спросил Скандр. Была моя очередь кивать. – Айвенго вечно перестаивает собственные планы в процессе. Ненавижу.
- Поэтому они так гениальны и непосредственны. – Усмехнулись мои губы, мне это тоже не нравилось, будто, она не доверяет нам, держит за неразумных, невежественных детей, чтобы наша непросвещенность спасла ее гениальную пьесу. Эгоистка, заставляющая играть по собственным правилом и пешек и королей. Доминантка, девушка, что превратила мою жизнь в сплошную погоню за тенью ее мысли.
Я был зол, по-настоящему крепко зол на ее ухмылку и руку, отбрасывающую с лица волосы указательным пальцем так, чтобы прядь проскальзывала между ним и средним пальцем с металлическим кольцом, задевая линию сердца на ладони.
- Мы не добьемся победы, сидя в розах. – Заявил я, приподнимаясь на четвереньки и проползая в тоннеле, образованном колючими переплетениями ветвей. Скандр молча последовал моему примеру, и вскоре уже было видно окно выхода.
Выбравшись, мы в растерянности стояли на открытой, хорошо обозреваемой площадке, крутя растрепанными головами. Исцарапанное лицо обжигал ветер, какая-то осенняя влажность сквозила в воздухе, оседая в легких паутиной тумана.   
 - Верх! – Заорал Скандр, и его тонкое загорелое тело, всплеснув золотистыми руками повалилось назад, на локти, разбив их в кровь. А на мою встрепанную голову приземлились чьи-то ступни в тяжелых ботинках. Я подломился под тяжестью незнакомого тела и распластался на земле, выронив меч. Некто, устроившись на моих плечах, не давал мне ни повернуться, ни добраться до оружия. Скандр скулил, бессознательно зовя на помощь.
Извернувшись, я заглянул в белое фарфоровое лицо с тонким шрамом трещины на правом глазу, вишневом, с холодным блеском у самого зрачка. Чьи это глаза? Чьи руки сжимали мое горло, выдавливая последние обрывки сознания?
Не время задавать вопросы! – прокричал инстинкт самосохранения и тело выгнулось, сбрасывая упрямого седока, рука будто выстрелила в его нос, но маска защитила его личину. Он опешил и, вскрикнув, скатился с меня, рука метнулась к кинжалу на поясе.
- Скандр, беги! – Прокричал я, оттолкнувшись ногами и бросившись вперед на нож. Противник, не ожидавший этого, отступил назад, и мои руки заломили его пальцы в болевом захвате, а нож звякнул о камни.
Я увидел Скандра, всего лишь краем глаза, но я видел торжество ужаса на его лице, его невероятно большие глаза, прыгающие губы.
- Не двигаться. – Я повалил неудачника в маске на землю.
Моя спина коснулась кончика лезвия по-японски холодного оружия. Сталь, что согревается только свежей кровью, она пахла грозой, озоном и травами, сжигаемыми ради дурмана. Я хотел обернуться.
- Тш—ш, это лишнее. – Пропел нарочито высокий голос, заглушенный белой маской, мельком увиденной мной вполоборота головы. 
Безвольно сжимая кулаки и кусая обескровленные губы, я замер, продумывая следующий шаг.
Первое. Сомкнутыми ладонями отвести и резко дернуть меч. Удар пяткой по основанию стопы в беззащитных сандалиях и, наконец, решающая исход атака – точно в подбородок нижней частью кисти.
Все произошло быстро и аккуратно, тело в маске уже покачнулось и неловко осело на землю, когда мое сознание на миг вздрогнуло и померкло, сокрыв мраком подлый удар по кудрявому затылку.
Трава под щекой и запах полыни заполнили все мое существо, тлеющее и покорное грубым рукам.
***
Та-дам! Я снова связан, снова заперт в круглой башне с высокими застекленными окнами, свет проникает сквозь них, холодной пленкой стелясь по каменному полу ромбами мозаичного сплава.
Передо мной, скрестив ноги, сидел Николас, поигрывая ножом. Волосы ниспадали на его лоб, скрывая нахмуренные брови. За его спиной, курил высокий подросток в зеленом шарфе – Дин. У двери, положив руки на меч, устроилась Конни. Я знал, что у нее болели ребра, сильно болели. Смертоносная Алина не промахивается, спасая мою жалкую жизнь.
Вошел Юнатан, хлопнув железной дверью. Его янтарные глаза лишь на миг бросили сноп света в мою сторону, он тронул за плечо брата, что-то прошептав ему на ухо. Тот молча кивнул, и вышел. Я слышал его шаги, удаляющиеся вниз по лестнице.
Барабанная дробь.
- Мы снова встретились. – Усмехнулся Юнатан, приподнимая мою голову за подбородок. Я неловко сглотнул. Они все так сделали, ритуал красивых и самоуверенных людей, играющих со мной и моей любовью. – Не бойся, она скоро придет. Тем более, что…
Его прервал дверной скрип, в башню втащили тело Пифагора, за ними, перебросив через плечо упирающуюся Артурию, плелся Альфред.
- Что ребра ноют? – Не удержался я. Альфред зыркнул на меня самым холодным из всех своих возможных взглядов, преломленных очками.
- Ехидничаешь? – Юнатан усмехнулся и ударил меня по щеке тыльной стороной ладони. От внезапного удара на ресницах выступили капельки соли.
- Она придет. – Юнатан подошел к окну. – И все наконец кончиться. – Повернувшись лицом к комнате, он развел руками, предвкушая торжество внезапного падения.
На него посыпались осколки стекла, разлетевшегося брызгами по комнате, а сверху, наступив на распластанное тело, сбитое с ног парой легких сапог, держась за канат влетела Алина.
Изящная рука бросила некий округлый горящий предмет под ноги Констанции
Паника, охватила ослепших от яркого света, мечущихся по круглой башенной плащадке людей. Потерянные в белизне тени кричали, пытаясь организовать собственные действия. Сквозь щель ресниц, я увидел как она метнулась ко мне, в ту же секунду. Руки мои были свободны и я подхватил ее за талию и вскружил на несколько секунд девушку в этом столпе режущего света.
 - Не время! – Крикнул Теобальд, увлекая нас за собой, но было слишком поздно.
- Более чем!
Свет рассеялся, обнажив изломанный абрис Айвенго, остановившей меч в сантиметре от горла Юнатана, почти на плече. Он скосил глаза, странно улыбаясь, а после, расстегнул рубашку, сбросив ее на пол. На груди, слева в круге была изображена печать герба Лайонов. Медленно юноша расстегнул замочек на позвоночнике и снял янтарную каплю, осторожно, повинуясь ритуалу намотал веревку на клинок ожидающей Айвенго и поднял глаза.
она оцарапала его грудь острием меча, пустив несколько капель крови, а после дотронулась до его лба пальцами, сказав: «Быть твоим противником было честью для меня, Юнатан Лайон. Готов ли ты присягнуть на верность мне, своему новому королю и господину?»
«Да мой лорд» - откликнулся Лайон, и все его войны, бывшие в зале, опустились на колени перед ней.
«Готов ли ты защищать меня всеми силами своего разума и тела?»
«Да, мой лорд!»
«Готов ли ты…» голос ее дрогнул, повторяя слова старинной присяги – « оставить меня, в час неизбежной гибели и занять мое место?»
«Нет, мой лорд. Я не оставлю вас, даже если это будет приказом» - вдруг сказал он, глядя прямо в ее глаза.
Вспышка света тлела, когда внезапно комнату наполнил едкий дым, от которого першило горло и комок внутренностей неприятно пульсировал. Но вот рассеялись сине-лиловые клубы, открывая пространство неравной, ожесточенной борьбы.
Белые маски замерли, будто оборвалась музыка, прервав их танец, в котором  они истязали плененных ими детей, поставленных на колени с заломленными руками.
Айвенго холодно смотрела на половину худого костлявого лица, виденного из-за черной клювастой маски Доктора Чумы.
- Мое почтение. – Голос его был наполнен злым торжеством, угольно черен и гладок. Одежда разбойника или ночного вора плотно прилегала к довольно высокой фигуре.
- Нелепо выказывать почтение тем, кого непочтительно схватил и обезоружил. – Алина не опустила меча, лунный свет лился по лезвию, от глубокой трепещущей тени под подбородком, до острия меча, и срывался вниз с высоким звоном.
- Ты стала чуть выше.
- А ты усох, Бриан.
- Остер как шпага твой язык, прикоснешься – порежешься. – Он усмехнулся. – Я бы испробовал. – Но тут же стал серьезным. - Ты не призвала меня.
- Ты изгнанник.
- Мой род оклеветали. Кому, как ни тебе знать это. – Нотки раздражения и гнева обрушили в хаос его изящный слог.
- И какую цель ты преследуешь?
Но Бриан не ответил, вместо этого, его тело, качнувшись повернулся к Юнатану. Белобрысому Львиному сердцу заломили руки сразу двое слуг в белых масках. Он дернулся, но кроме удара коленом в бедро ничего не последовало.
- Замок наш, Юнатан Львиное Сердце. – Тихо сказал Бриан и сорвал янтарную капельку с загорелой, покрытой золотистым пухом шеи Юнатана. Медовые позвонки выгнулись, задвигались под кожей крепкие кости. Двое в масках неловко отлетели в сторону, а яростный герцог рванулся вперед, с горьким боевым кличем, набросился на Бриана.
Юнатан остолбенел, бледнея и таращась большими медовыми глазами в пустоту, по шее его из довольно глубокого пореза брусничными бусинами сочилась кровь, стекая по груди вниз, обагряя рубашку.
- Поаккуратнее, - Нож Бриана со стуком вошел обратно в ножны. А руки скользнули вниз по костюму. – Вествуд.
- Ты чудовище, - Констанция рванулась вперед, но веревка впилась в запястье.
- Конни, он не умрет от этой крошечной царапины, - покачал головой Бриан. – А вот я мог пострадать. Айвенго, золотце, отдай меч и пойдем, ты же не хочешь, чтобы эта же участь постигла твоих друзей. Вот его например. – Скандр, неизвестно как очутившийся в комнате, тут же оказался прижатым затылком к мощной груди Доктора Чумы, а нож впился в нежную кожу на его горле, у самого подбородка, заставив закинуть голову, обнажая костлявые, выпуклые ключицы.
- Пожалуйста. – Сдавленно пискнул блондин.
В воздухе витали стальные искры, Айвенго чуть откинула гордую голову назад и усмехнулась.
- Думаешь, я поддамся на это.
- Нет что ты, - он прижал нож еще сильнее, так, что Скандр глухо ойкнул. – Я знаю это. Считаю до трех, Алина, я убью его по-настоящему. Юнатан отделался царапиной, а он не отделается. Один.
Удивительно пустыми становятся глаза тех, кто боится за свою жизнь. Они будто устремляются внутрь черепа, окунаясь в память, воскрешая, яростно воскрешая будущее, которое они теряют, вместе с каплями крови и целостностью покрова. Страх, насколько различным бы он ни был, не подстегивал к действию, а смирял, как смиряют безликие, но сострадающие глаза на иконах. Скандр покрылся мелкой испариной, холодной росой, сбегавшей по его лбу и горячей кислотой слез, разъедающих глаза. Безвольные трясущиеся руки отказались бороться, само его тело предательски ослабло, а судорожное сердце казалось прорвет тонкую кожу на плоской груди.
Два.
Алина холодна. Она не боялась ничего, никогда в своей жизни не смела отступить. Это был ее закон. Закон сильного, гордого, импульсивно-интеллектуального. Но сейчас, она видела глаза жертвы и убийцы. Руки не дрогнули, губы не искривились. Сердце с каждой секундой замедлялось. Ее охватывало отвращение, выворачивающее душу наизнанку. Тихая полая флейта в горле ее судорожно глотнула воздух, лопатки стянула струна презрения. Глубина зрачков помутнела, и ил свободы поднялся с глубин. Сотни исходов промелькнули в глазах, но они все они утопали во мраке смерти и скользили по кровавым рекам.
Три.
Меч зазвенел, ударившись о плиты, пропев эпилог ее равнодушия. Окаменевшая струна равновесия, удерживающая ее будто выше остального, приближающего к божеству надорвалась и с глухим свистом догналала, больно хлестнув, падающее тело канатоходца.
- Правильный выбор. – За фразой последовал сухой кивок. Пальцы Бриана нервно теребили аметистовые четки, обвивавшие запястье.
Айвенго подалась вперед, двое безликих хотели было подхватить ее под локти, но запрет Бриана остановил их.
- Не сметь. Она пойдет сама. Алина никогда не нарушает обещаний.
В голове девушки судорожно крутились мысли. «Правом в печень, присесть и сбить с ног левого. Тео подключиться, ему не в первой. Альфред и Пифагор… они крепкие, да и Юнатана они вытащат, Нэмо… Вечная прострация!.. Быстро сообразит и вытащит Скандра. Врагу такого не пожелаешь. А если и не дергаться? Что тогда? Что придет в эту сумрачную, непрозрачную, обжигающую, как и моя, голову? Непрозрачность – порок интровертов, порок сильных и холодных. Тоска… Нет. Не сопротивляться. Я не знаю сколько их. Скандр в опасной досягаемости, Бриан воспользуется им, черта с два, упустит такую возможность. Черта с два…»
Судорожный и сбивчивый приговор «Черта с два…» еще трижды эхом повторился в ее голове. Отодвинув взглядом безликих, она прошествовала за Брианом, но на пороге, остановилась и, обернувшись, глазами сделала знак Тео, его сдерживали трое: двое держали за спиной руки, третий оружие. Юноша стоял очень прямо, опустив изрезанный ресницами взгляд на меч, приставленный к его горлу. Настоящий стальной блеск больно слепил нервы, и мурашки текли по его коже, а волоски на оголенных руках приподнялись.
Юнатан  рванулся вперед, крича ее имя и глотая слезы бесстыдной обиды, но удар в печень остановил его и отбросил на пол, заставив скулить от рассыпающейся искрами боли.
- А вы, мой лорд, - насмешливо обратился он ко мне, проследуете с моими любезными сторонниками в собственные покои.
- Я останусь. – Холодно сказал я.
- Тебе уготован королевский прием, мальчик. – Покровительственно сказал он, вдруг притянув Скандра к себе с тайной нежностью и поцеловав его волосы. Тот не ответил ни презрением, ни агрессией, напротив, пройдя мимо сдержанной Айвенго потрепал ее по щеке, проведя шлейфом движения по губам.
- Знаешь, так сентиментально, жертвовать собой ради слабых, ради подлых, ради безразличных. Так больно…
- Ровно настолько, насколько быть приманкой, чья смерть лишь вопрос времени. – Ответила девушка. Лицо Александры исказилось, она желала выцарапать насмешливые, ставшие пронзительно-синими глаза.
- Запереть. – Голос Бриана отдался эхом в раздробленной кирпичной кладкой тишине.
***
Я вновь был скован по рукам. Тюремщики, ведущие меня, молчали, не смея проронить и слова в ответ на мои вполне осторожные вопросы. Хорош рыцарь, нечего сказать. То в отключке, то связан, а миледи между тем, в плену этих отщепенцев. Вдруг посреди коридора возникло тонкое бледное привидение.
- Госпожа Александра. – Тот, что был слева, слегка склонил голову.
- Здравствуй. – Она не назвала его имени. Вместо обычной ее одежды, было легкое платье из шелка, сильно облегающий верх, не трогающий плечи и спину, и широкая юбка до худых колен. Ее нимфеточное бесполое лицо исказила гримаса ложного беспокойства.
- Нэмо, ты не ранен?
О этот подлый отзвук высоких фортепианных аккордов, эти щербатые клавиши тревоги, фальшивой преданности моему образу. Она была красива, почти так же красива, как на балу, но для меня это было мерзким.
Я вдруг замолчал, словно бы похолодало. Окна завешивали бархатные шторы, пыльные складки их ниспадали на пол красного дерева, по стенам стояли узкие изящные столики с вазами, ловившими блески свечей и глаз, бюстами известных философов и композиторов. Картин не было, но изысканный узор обоев вплетался запахом немыслимых трав в тропическое подобие золотых джунглей, с цветами орхидей, и громадными стрекозами.
Я избегал ее взглядом, смотря на огонь восковых свечей в канделябре, который она несла, у самого ее безымянного пальца зеленело пятнышко окиси. Круги плотного воздуха расходились от пламени, заполняя собой пустоту между нашими фигурами. Королева признается ладье, а пешки призваны не мешаться.
 Я знал, что они отключили электричество и всю систему безопасности, чтобы проникнуть в дом. Скучно. Кинематографично.
- Нэмо… - она жалобно позвала меня.
- Я презираю тебя, Скандр, или как мне тебя называть? Александра Рене Рейхенбах III?
- Ты помнишь. – Она стыдливо скосила глаза, будто бы улыбнувшись.
- Желаю забыть.
- Нэмо, я все это сделала ради тебя, ради нас… она только мешала, мешала и никак не хотела отступить, только приближалась, подкрадывалась к тебе, запуская свои циничные речи в самое сердце. Она не может любить тебя, ты глуп, раз не можешь понять этого! Почему так сложно? Сложно понять то, что я чувствую? – Лицо раскраснелось, очарованные глаза заколдованно смотрели в мое лицо, выворачивая меня наизнанку. Ее тонкая красота, ее плоская красота совершенно не будило во мне ничего кроме отвращения. Манекен Александра, сплетающая золотистые руки для того, чтобы разломить их, как палочки  из песочного теста.
Мое равнодушие было мне отвратительно, но я молчал, я слушал ее, мерзко и холодно, я был непреступен и опьянен ее безответным чувством.
- Я предала всех, кроме тебя. Нэмо. Я не стану держать тебя, мой брат, Бриан… он позволит… Ты можешь уйти прямо сейчас. – Надежда в ее облике снедала меня своей смущенной беспечностью.
- Ты. Мне. Отвратительна. – Отрывисто проговорил я.
- Ты сам выбрал свой путь. – перемена ее была ужасающей. Она наполнилась ненавистью. Бескровная, отверженная Александра, кровожадно улыбнулась. – Увести. Значит будит грубо, Нэмо. Будет и горько и больно. Я принесу тебе ее голову, ты поцелуешь ее обескровленные губы и погладишь сомкнутые веки, как Соломея целовала голову Иоанна. Уведите леди Ровену, она голодна. – Ехидно проговорила Александра. – Пусть тоскует об Айвенго в башне, дожидаясь моего вердикта и подарка.
Смех ее, циничный и высокий долго еще оставался в воздухе дымным облачком.
***
Длинный стол разделял молчаливых молодых людей, сидевших по его краям. Он нетерпеливо пригубил вино из высокого бокала. Мясо весело дымилось на тарелке, опасный блеск столовых приборов нарушали всполохи свечей. Пыльный горклый воздух проникал в легкие.
- Ешь, Айвенго. Так ты теперь себя называешь. – Он пожал плечами и отрезал ломоть нежного мяса, истекающего прозрачным соком.
- Я не голодна.
- Ложь тебе удается плохо.
- Как и тебе любезность.
 Тонко подмечено. Он был худ, невесом, но очень высокий и изломанный некрасивыми углами рук и коленей. Большие и бледные рыбьи глаза, лисий нос и тонкие впалые губы. Довольно прозаичные черты  оживляли длинные темные волосы, вившиеся на концах, спускающихся на плечи. Лицу его трудно было изобразить искреннее радушие, пальцы его поминутно ломались в пожимании казанков, выдающем неуверенность и страх.
- Мне гадко, Бриан. Гадко от того, что ты предлагаешь мне вино, а мои друзья сидят в подвале, с ножами у горла.
- Некрасиво.- Он кивнул и развел руками. – Но я не могу позволить им мешать нашей трапезе.
- Ах, как ты утончен. Ты называешь это трапезой? Меня воротит от тебя, я не могу проглотить и куска, но нет, ты наслаждаешься всем этим! Моей беспомощностью и своей безнаказанностью. Слепая гордыня поймала тебя в свои сети.
- Замолчи. – Он с силой поставил бокал на стол, так что осколки брызнули в стороны, переливаясь жалобным мяукающим звоном. – Если бы я наслаждался твоей беззащитностью, то ты бы не сидела  со мной за столом. Но я…
- Не смей называть себя джентльменом.
- И не стану. Я был с тобой вежлив и нежен, но ты…! Ты все портишь своей неприкосновенной гордостью, дрожишь над своей честью… Из-за чего все это? Может из-за того, что твой сводный брат под шумок пользуется твоим юным телом? Ты ублажаешь его, стыдливо прикрывая оголенные коленки родственной любовью, ублажаешь убийцу своих родителей.
- Не смей так говорить. Зарксис не смел бы и коснуться меня без моего позволения.
- Значит, ты позволяешь ему, как это мило, скулы сводит.
- Замолчи. – Столовый нож вонзился в спинку кресла у его правого уха. – Не смей произносить и слова обо мне или нем. Он любит меня, по-настоящему чисто и жертвенно! Твой ум прогнил насквозь, раз ты посмел возвести тень напраслины на моего брата. Жалкая мразь. Баскервильское отродье. Такой же подлец и трус, как и твои жалкие предки.
Она говорила спокойно, не крича, не всхлипывая, не пытаясь доказать или надавить.
- Как хочешь, так и называй, я хотел мира. Пусть ты не ценишь мир, добытый мечом и огнем, но я желал мира.
- Благостными намерениями дорога в ад вымощена. – Язвительно подняла брови Алина.
- Прекрати. Довольно. – Он махнул тонкой рукой в бархатной перчатке, поверх нее был надет перстень с бледным агатом, ограненным серебром. Тут же из-за портьер выступили безмолвные тени, приблизившись, они протянули к ней сильные, учтивые невольные руки.
- Проводите миледи в ее апартаменты. Уверен, тебе понравится, чудный вид на звезды, полнейшее уединение и голод, заставят тебя передумать.
- Это уже приглашение на казнь Бриана Баскервиля. – Процедила Айвенго сквозь зубы.
***
Смутно представляя свою дальнейшую судьбу, я шел по коридору, ведомый моими великодушными провожатыми. Казалось мгновенно стемнело, и синий купол неба приветствовал луну мелкой дрожью.
Острый лунный свет заиграл на стали боевых доспехов, зажавших в литых пальцах оружие, напоминавшее нечто среднее между пикой и алебардой.
Я никогда никого не убивал. Еще не убивал. Стальная мысль тянула на дно, зыбкое и непрочное, каждый сантиметр ее, просачивающийся в мою, все еще затуманенную, голову, заставлял холодеть кровь своей неизбежностью. Как приговор. Как вечная скука, ждавшая меня вдали от Айвенго, как жертва, идущая за ней по следам.
Яне желал быть убийцей, нет. Сколько терзаний выносил мой разум, считавший, что это лишь красивая забава, приводящая к готической скорби, наложению вериг, и осознанию собственной высокой низости убийцы. Я был бы квинтэссенцией праха, разложившейся душой, тонко чувствующей присутствие жертвы.
Я никогда никого не убивал.
Длинное зеркало в довольно вульгарной, в греческом стиле, золоченной раме, уловило наши силуэтные отражения.
Момент для рывка. Одно мгновение, пропустить которое значило умереть на это мгновение, значило духоту плена и философию смирения. Нет! Трижды нет!
В моей голове завел веселенькую, буржуазную мелодию Микеланджело Локонте, Tatoue Moi. Начальные аккордеонные перекликания, носовое произношение и красивое стачивание «р», напоминавшее произношение Айвенго…
Я подпрыгнул, по-обезьяньи высоко задрав колени, перепрыгнув скованные за спиной руки, вывел их вперед. Двое в маске опомнились, тот, что был ближе, выхватил короткий кинжал, но мои руки уже завладели «алебардой», ставшей весьма грозным оружием. Я бил тупым концом, но жестоко и расчетливо целясь в болевые точки.
Веселый, слегка пьяный своей любовью (или влюбленностью, неважно) француз протянул нечто напоминавшее припев, хор подхватывал мои движения.
Первый отключился сразу, только почувствовав сильный, почти рвущий ткани удар под дых. Второй сопротивлялся, уклоняясь и уворачиваясь, наконец, изворотливость его была укрощена складкой ковра, сотворенной моей ногой. Жалко цепляясь за воздух и размахивая руками, он откинулся назад, а я хладнокровно наставил на его грудь оружие.
- Не убивай!
Мелодия оборвалась, я поморщился.
Я никогда никого не убивал! А смогу ли сдержаться…
- Посмотрим. – Жестокость всегда доставляла мне некое извращенное наслаждение. – Ключ.
Блестящие и звонкие ключи, пойманные мной на лету, резво повернулись в замке. Кандалы грохнули на пол.
- Снимай одежду, быстро.
- Зачем еще? – Он ужаснулся, вцепившись в черную куртку на груди.
- Я приказываю, ты – исполняешь. Не перепутай. – Я дал ему время, затем натянул его куртку и брюки, заправив брюки в высокие черные армейские ботинки, я нацепил на лицо маску и надвинул на глаза маленькую шляпу с узкими загнутыми полями.
- Благодарю. – Наручники щелкнули на его запястье, соединив железными узами с блестящим от лунного света парнем с лицом фавна, скорчившемся на полу.
А меня уже уносила темнота, скрывающая мое преступление.
***
Руки ей не связывали, не посмели, просто отворили тяжелый, обитый железными обручами люк, да протянули руку в гостеприимном жесте, приглашая подняться в объятия ветра.
Шаткая лестница колебалась, пропуская ее на площадку (два шага в ширину и столько же в длину) маленькой колокольни, располагающейся над часовенкой, пристроенной к особняку. Айвенго задрала голову, и привстав на цыпочки, коснулась колокола. Язычок был снят, веревка обрезана.
 Арки, поддерживающие остроконечный квадратный свод открывали вид на лесное безлюдие, разбросанное по склону гористого холма. Спираль асфальтовой дороги обвивала его, а вдоль темной линии редко мелькали желтые глаза фар. Камень был теплым, но роса уже оставила свои холодные влажные поцелуи на его щербатой поверхности.
Время текло медленно, словно бы на часах вот-вот должен был кончится завод и, время, едва вздохнув полной бестелесной грудью, замерло бы в бессчетных и беспризорных секундах.
С запада, к самому склону подступали огни города, издававшие еле уловимое жужжание.
Айвенго заходила взад и вперед по крошечному островку темницы, вздымающемуся из вод воздушного океана. Бросив короткий взгляд вниз, оценив крепость и частоту кладки, девочка перегнулась через низкое подобие каменного парапета. Тишина оглушала, даря чувство напряженного покоя. Ощущение короткой передышки, предвкушения хода улетучилось.
Спуститься по отвесной стене, лишенной окон, барельефов и лепнин, не представлялось возможным. Быстро, как ласка, нырнув вниз, Алина приникла ухом к железному листу люка. Тишина. Ни шагов, ни дыхания, ни смутного человеческого присутствия. Как бы ни был изворотлив ее ум, но учиться летать было слишком поздно…
Тоска грызла это свободное сердце. Бездействие отравляло. Она села на пол и вытянула ноги. Думай, Айвенго. Думай, Алина…
Тихие шаги, затаенные, осторожные и осмотрительные. Будто зыбко ударяли палочкой по извитому стану треугольника. Она не поднялась с камней, нет, только пальцы коротко забарабанили мелодику пошаркивающих, чуть тупо поставленных, молодых шагов.
Отвратительный скрежет ключа рвал тонкую ткань благоговения ночи. Люк был отброшен и, на поверхности показалась рыжая, усыпанная веснушками голова и рука с фонарем.
- Никки? – Айвенго подобрала ноги, и встала, подавая ему руку.
- Я нашел тебя, бежим, бежим Айвенго… пожалуйста, уйдем со мной.
- Почему тебя не схватили? Где остальные? – Обеспокоенный взгляд обидел Никки.
- Долгая история.
- Куда мы направляемся?
- В западное крыло. Там мои люди. Твои тоже, но не все… - Он опустил ресницы.
- Я твой должник. – Айвенго просочилась за ним в люк. Теплая ладонь Никки сжала ее пальцы и не отпускала, слепо ведя за собой, увлекая ее в темноту за светом фонаря.
Своды смыкались почти над самой головой, берясь за руки, аркады образовывали медальоны с ангельскими лицами.
- Никки, - слова прыгали, как мячики, на бегу. – Почему ты делаешь это? – Вопрос заставил его остановиться.
- Потому что я слаб. – Он опустил глаза, посмотрев на собственную вздымающуюся грудь. - Я не смог запретить себе любить тебя, Айвенго. Я прошу прощения, но я не перестану, слышишь, не оставлю попыток помочь тебе, пусть даже ты случайно разбила мое сердце.
«Сентиментально…»: пропел циничный голос в ее голове.
- Что я могу сделать для тебя? – Тихая нежность вопроса заставила его чуть покраснеть.
- Поцелуй меня. По-настоящему, по-взрослому… только, мне страшно…
А что делать, если ей не страшно, не горько, ни-че-го. Хандра. Опостылевшая жизнь в полные и сочные пятнадцать. Что делать, если она научилась пленять сердца, закалив свое, как сталь, отражающую пружинистые лучи чувств? Болезнь сытости, жажда войны, борьбы за свою жизнь и жизнь других. Лед и пламень. Ее душа… Пламень речей и лед сердца. Противоречивые противоположности на шатких качелях весов.
- Чего ты боишься?
Он так стыдливо потупил рыжий взор, с факельными искрами, замершими в ледяном взгляде сине-стальных граненых глаз.
- Что все вот так закончится…
- Не загадывай.
Губы Айвенго мягко приникли к его губам. По-взрослому… Никки привстал на цыпочки, чувствуя руки Алины на собственных плечах, ощущая каждой клеткой блаженство ее близости. Боже, какие губы…
***
Гладкие звуки чьих-то шагов огласили темноту, скрывавшую беглецов.  Воздух, напоминавший туманные пары копоти, клубился вокруг них. Айвенго насторожилась, а Никки выхватил из ножен меч.
- Дай-ка. – Твердая рука оттеснила мальчика за спину, он пытался сопротивляться.
Первой показалась белая, ловящая капли света маска, над которой парила фетровая шляпа, надвинутая на лоб. Безликому не дали опомниться.
Рывок вперед, меч глухо ударился о пику, закрывшую его живот. Айвенго отпрянула, поднырнула вниз, уворачиваясь от удара, и сделав короткий выпад, подсекла его ногу. Незваный гость припал на колено, а девушка уже готова была ожесточенно ударить его по шее, но сильная рука без перчатки перехватила клинок, на пол закапали алые лепестки, на нее смотрели серые, свинцовые глаза, ставшие цвета мокрого асфальта в этой темноте. Пластиковая маска ударилась об пол.
- Нэмо? – она рванулась вперед, желая сомкнуть руки на моей спине, но в последний миг остановилась, молниеносно скосив глаза на рыжего львенка, подошедшего ближе. – Тебе удалось сбежать. Как?
Скользившие эмоции на ее лице сменились дюжим, повседневным выражением саркастически приподнятых бровей. Палитра моих чувств выражалась жертвенно пурпурным, царственным цветом с багровым переливом и тонкой черной каймой лишения. Я знал, что ощущаю многое, что мир течет через меня, и она тоже течет через меня, но лишь потому, что я пустота, обведенная кружком. Нелестные слова и, нелестно было понимать это, глядя в ее лицо.
- Удачно сложились обстоятельства. – Я только улыбнулся, зажав окровавленную ладонь в кулак.
- Я поранила тебя. – Она прильнула пальцами к моей сопротивляющейся руке, припав на колени и смотря в мое лицо.
- Ничего страшного, кровь быстро остановится, на мне как на собаке все заживает. – Я врал, у меня низкая свертываемость крови, не говоря о аритмии. Она достала из кармана белый, вышитый ее инициалами и гербом в виде лиловой птицы платок и перевязала мою рану.
- Носи с честью. – Буркнул рыжеволосый мальчишка, потерев сморщенный нос. Темные веснушки задвигались, обнажился золотистый лоск виска. Мальчишка с крыши. Маленький принц, мальчик с самой кромки солнца. Ощущение вечности притуплялось при взгляде на его прямоугольные скулы, покрытые рыжими, золотистыми, красноватыми и (самыми отчетливыми) баклажанными крапинками. Оранжевый портрет в фиолетовую крапинку.
Молчаливой процессией мы двинулись за его острыми лопатками и костлявыми плечами. Айвенго избегала касаться меня. Убирала руку, предотвращая мое «незначайное» движение, отступала, чувствуя мое плечо. Какая-то дикость и пугливость внезапно обнажились в ее душе, открывая мне прелесть стыда и кротости.
Мы свернули, нырнули в узкую, скрытую за гобеленом с белой дамой, полулежащей, вскинув кисельную руку, к шее выточенного из слоновой кости единорога, преклонившего колено, закатив глаза в гримасе толи боли, толи наслаждения. Я фыркнул. Подобные сюжеты были для меня основоположением дурного вкуса, затхлости нрава и тщетной попытки выставить знание мифологии и преданий.
Дверь вывела нас в круглую комнату башенки-колодца, наполненной запахом потрескивающего, смолянистого костра, это был нижний этаж башни, где держали меня сегодня днем.
Дым поднимался ввысь, коптя потолок и края люка-дымохода, сквозь который можно было различить очертания пушистых звезд. Силуэты, до того, смирно сидевшие в естественных позах, задвигались в поспешном гибком танце.
Пламя выхватило из темноты лицо Айвенго, и курносый нос мальчишки, и они вновь сели. Ко мне подошел Шерлок. Его тонкая рука висела на перевязи, вторая же была наскоро замотана почерневшим бинтом. Артурия гладила голову темноволосого юноши. Сначала я решил, что это Пифагор, но лицо его было слишком резким и бледным.
Задохнувшись от присутствия мирских ласок в священном лагере войны, я хотел было окликнуть ее, но лишь после понял, что пальцы девушки сжимают окровавленную ватную ткань, а едкий запах перекиси водорода пополам  с юной, живой кровью сообщили мне о сильном его ранении. Не меньше потрепанные Львиные сердца гостеприимно подвинулись, освобождая место для Айвенго. Шерлок тут же укрыл ее плечи колючим пледом.
- Стой. – Мне в спину уперся текстолитовый клинок  - Ты чужой.
- Нет. – Никки убрал руку война, отведя меч. – его называют Нэмо. Он сбежал из плена, переодевшись во вражескую одежду.
- Верю. – Короткий ответ потряс воздух. Безрассудное его звучание заставило мою кожу покрыться крупными мурашками.
Я опустился рядом с Шерлоком. Он потерся щекой о плечо, сбрасывая прилипший локон, и отхлебнул горьковатого, странно пахнущего напитка из кожаной фляги.
- Меч руками отбивал? – Спросил он, указав острым подбородком на мою руку.
- Можно и так сказать. – Я скосил глаза на Айвенго. Она смотрела в огонь, с слишком яростной меланхолией, с душевной болезнью и страстью.
 - Не хочешь – не говори. – Он пожал плечами. – А я вот поймал, сначала не больно, когда только разрезает плоть (если не сжимать). Больно, когда вытаскивают, смотря как правда, если резко, то меньше, если тянут, то выть хочется…
Он еще что-то говорил, ему хотелось поговорить, ему было страшно.
Шерлок не умел бояться по-настоящему. Эмоции скользили по его гладкой темно-синей оболочке, не пробивая и не царапая ее.  Рассудок и холодный интеллект – его первые союзники, защищали шаткую душу от гранитных осколков разочарования.
Но сейчас, сейчас, когда мы сидели у плачущего костра, и языки пламени скользили по терракотовому треску поленьев, а своды потолка наполнял влажный холодный ветер, пахло дикими травами и свободой, зализывающей раны от оков на запястьях. Когда тени часовых замерли вековыми деревьями, когда мы были так молоды и открыты победам и поражениям, когда мы бежали от всего формального, от зависимости и корней.
- Не ранены? – Спросил Франц. Он был выкован из скандинавской стали, прочной, легкой и стремительно-опасной.
- Нет, не посмели. – Коротко ответила она. – Бриан, ублюдок. – Ругательство, сквозь зубы процеженное ей, отвратительно смердило, вызвав в моей памяти образ мимолетом увиденного Бриана.
- Что мы будем делать дальше? – Артурия не переставала гладить кудри уже спавшего юноши, кажется, его имя было Дитрих. В пальцах его тлела сигарета, одолженная у парня в Зеленом шарфе, прислонившегося спиной к стене.
- Сражаться.
- Как? – Она воскликнула и приподнялась на коленях. - С текстолитовыми клинками против армии, вооруженной до зубов, озлобленной, превосходящей нас числом? Блестящая стратегия! Безрассудно умереть в этом затхлом склепе, заливая кровью старинные ковры и камни. Это двойное самоубийство. Либо здесь, либо там.
- Ты предлагаешь сдаться? – Холодно осадила ее Айвенго.
- Ну.. вызвать полицию, кого-нибудь, нам нужна помощь. Айвенго, мы изранены, разбиты на голову, нас всего восемь! Как ты не можешь понять, не гордость приносит победу.
- Гордость не приводит к поражению. - В глазах Айвенго зажегся тот огонь презрения, она встала, приковывая взгляды. Рыжее пятно света и сине-лиловые тени, углубленные на ее лице, расползлись на шею и руки, таинственно трепеща. – Бриан Баскервиль, наследник дома Баскервилей, его армия многочисленна, но не обучена, в них нет и доли огня, что горит в ваших сердцах, им не к чему стремиться. Они пустые оболочки, наполненные яростью, жаждой мести.
- Иногда этого бывает достаточно. – Скептически сказал Шерлок.
- Нет! 
- У нас будет сталь. – Никки взвился на ноги, встряхнув огненными кудрями, пылающими в переменном свете костра. Он стал выше, взрослее за эти несколько часов. Возмужалые, но все еще хрупкие плечи расправились, горячий взгляд прожег ночную темноту, обиженно отступающую.
- Франц, Никки, Дин, готовьтесь к короткой вылазке. Меч мне! – Она поднялась, наполнив огнем и движением сонный лагерь. Заметавшиеся тени, извиваясь, протянули Алине стройный, длинный клинок с широкой гардой, защищающей ее таинственно сильные, но тонкие пальцы.
- Что?
- Я пойду с тобой. – Мне было не до этикета и ее возвышенности. Она уже доказала мне свою человечность, так неловко заставив лопатки сблизиться.

- Это исключено. – Мой взгляд ударился о лед запрета. О мой деспот! Твой возвышенный ум не смеет понять столь явных чувств? Я был разочарован, но настойчив.
- Ты не хочешь, чтобы я шел. Почему?
- Ты нужен (мне) – само коварство, так тихо произнести это - … нужен в лагере. – я уже упивался ее словами, не собираясь уступать.
- Они справятся…
- Это приказ. – Холодно сказала она и выдернула рукав черной блузки, застегивающейся на ряд кнопок.
- Айвенго! – Окликнул ее Никки и поманил рукой. Парень в зеленом шарфе (Дин), последовал за ней, бросив окурок в огонь.
Я остался почти наедине с собственными мыслями. Мне не было страшно, почти не было досадно, но раздражение, глупое, как ночные бабочки, устремляющиеся к свету. Оно готово было накинуться на всякого, кто мог хоть чем-то задеть меня. На ножах со всем миром, я свернулся клубком и, натянув на голову плед, который еще хранил запах ее лилейных духов, погрузился в зыбкое подобие полусна.