Из цикла истории о любви фантастическая

Я такой человек незадачливый, если мне что-то обязательно надо, то получается всё наоборот. Вот сегодня мне просто необходимо было прийти в университет пораньше, чтобы до начала занятий успеть встретиться с Максимом. Сегодня их группа должна была вернуться из экспедиции.

Я неделю думала об этом. Представляла как мы, наконец, встретимся, что на мне будет надето, и как Максим будет на меня смотреть. Ночью я несколько раз просыпалась, думала о том, что встать надо будет пораньше и ещё раз посмотреть какое же платье лучше надеть бирюзовое или сиреневое.

И, разумеется, я проспала. Если бы милая Джаннет не разбудила меня, так я бы вообще успела только ко второй паре.

Да, надо сказать несколько слов о Джаннет. Это моя названная сестрёнка. Она из Англии. Из Манчестера. Ей всего десять лет, но она самый талантливый человек на Земле. Она уже успела окончить математический факультет Кембриджа, и международный комитет по гениям направил её к нам в МГУ – всем ведь известно, что физическая школа у нас самая лучшая. Мы учимся с ней вместе в одной группе, а живёт она сейчас в нашей семье, ведь такой маленькой девочке нелегко и неуютно было бы в общежитии.

Дженни действительно очень умная. Ей даже предлагали окончить курс экстерном и отправиться поскорее в Японию в Институт робототехники, но она попросилась учиться с нами.

Джаннет не только замечательный математик и подающий большие надежды
 физик, она ещё и пишет замечательные стихи на пяти языках, причём её хокку включены в школьные учебники в Японии, как образец современной поэзии.  А ещё она сочиняет прекрасную музыку. В прошлом году, когда на космическом катере отказала система управления, капитан, зная что неуправляемый корабль через четверть часа сгорит в плотных слоях атмосферы, попросил, чтобы для них прозвучала в эфире музыка Джейн Роджерс. Это были странные минуты. На всей Земле прекратились все теле- и радиопередачи, были прерваны концерты, и демонстрации фильмов, и по всей планете и над ней звучала музыка девятилетней девочки. И многие плакали. Хотя музыка была совсем не грустной, а светлой и наивной, как сама Дженни. 

В общем, я очень люблю свою сестричку. И мне очень жаль, что через три года она уедет в Японию, а потом, может быть и ещё куда-то, совет по гениям пока этого не решил.
Так вот, в это утро я проснулась оттого, что Дженни изо всех сил трясла меня за плечо. Взглянув на часы, я поняла, что наряжаться мне сегодня не придётся. Посему быстренько натянув свои любимые джинсы и свитер, я помчалась на кухню, готовить нам дежурную яичницу. А потом мы с Джейн неслись в универ со всех ног и всё-таки опоздали. Когда мы влетели в четырнадцатую аудиторию, на голографическом экране уже мелькали первые кадры фильма-отчёта Максимовой экспедиции. Я повертела головой, но ни самого Максима, никого из ребят его группы не обнаружила.

Ну, правильно! Раньше надо было приходить! А теперь ребята включили запись, а сами, наверно на кафедре,  или у завхоза за оборудование и полилактановые костюмы отчитываются. Эти полилактановые костюмы абсолютной защиты совсем недавно появились, и  все хозяйственники трясутся над ними.

Ладно. После занятий встретимся. Может даже и к лучшему, Максиму не надо будет никуда спешить, и волноваться из-за отчёта. И то, что я не вырядилась как кукла тоже хорошо. Я, на самом-то деле, на встречи с Максимом никогда не наряжаюсь. Мы же просто дружим. И нет у нас никаких иных мыслей. Мы до хрипоты спорим о новаторских спектаклях Евгения Кабурина, вместе играем с Джаннет, летаем на дельтапланах с верхнего этажа главного здания университета, учим Максимова генноинженерного дога  петь пиратские песни. И нам просто хорошо вместе.

Всё. Надо сосредоточится на отчёте Максимовой группы. Мне же на него рецензию писать. А экспедиция Максима была посвящена вещам очень даже актуальным – отдалённый последствиям атомных взрывов. Проблема эта возникла совсем недавно, но сразу приняла пугающие размеры. Двести пятьдесят лет тому назад  люди открыли энергию распадающегося атома и принялись так и этак эту энергию использовать. Потом спохватились, и стали относиться к атомной энергии с большой осторожностью, а двадцать лет назад был наложен строжайший мораторий на все работы в этом направлении.

Поначалу в местах, где по тем или иным причинам возникали атомные взрывы, погибало почти всё живое, а земля и вода становились смертельно опасными ещё на много лет. Потом на этих местах появлялись грибы размером с журнальный столик, двухголовые телята и трехногие куры. Но постепенно земля и вода очищались, нежизнеспособные мутанты вымирали. Теперь обо всём этом мы знаем только из учебников, а атомные бомбы наша малышня считает чем-то сказочным вроде злых огнедышащих драконов.

А выходит, зря мы расслабились. В последние два-три года в местах первых взрывов стало появляться что-то страшное и поначалу непонятное. Видно не все мутанты вымерли. Какие-то мутировавшие гены затаились на целый век, и вот теперь они словно настоящие бомбы замедленного действия начали просыпаться. Самое ужасное, что нынешние мутанты абсолютно ничем не отличаются от других особей своего вида. Это совершенно обычные животные и растения, которые вдруг начинают излучать совершенно новый вид, смертоносной для всего живого, энергии, которую уже успели назвать Z-лучами. Всё погибает вокруг. Только такой же мутант, принадлежащий, порой, к совершенно иному биологическому виду, точно от детонации взрывается таким же       Z-излучением. Страшно подумать к чему это может привести! Миграции животных и птиц, распространение семян привели к тому, что теперь почти всю планету можно считать заражённой. Ой, мамочка, страшно-то как! А если такие мутанты есть и среди людей!? Вот так живёшь себе и не подозреваешь, что ты на самом деле и не человек вовсе, а страшное смертоносное оружие!

Я почувствовала, как у меня по спине поползла ледяная струйка страха. Рядом всхлипнула от волнения Дженни.

В эту минуту дверь аудитории слегка приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась светящаяся интенсивно лиловым цветом голова. Такую экстремальную шевелюру у нас носит только секретарь деканата Юля.

- Наташа Ильченко, давай быстро в деканат. Тебя Василий Алексеевич вызывает.
Интересно, зачем это я вдруг ему понадобилась? Хвостов у меня нет, курсовик по волоконной оптике надо сдавать только через неделю, я, правда, пропустила на прошлой неделе лекцию по криогенной технике, но у меня была уважительная причина – Джаннет разбила в кровь коленку, и я водила её к врачу. Вроде ни к чему меня на ковёр вызывать. Ой, мамочки, не к добру это!

Размышляя таким образом, я направилась по коридору в сторону деканата, верная Джаннет потопала следом за мной.

Василий Алексеевич, увидев её, обрадовался.
- Дженни, милая! Здравствуй, рад тебя видеть. Ну, как твои дела? Хотел тебе
 сказать: у нас в начале следующего месяца ребята с химфака отправляются в Манчестер. Может, поедешь с ними? Маму с папой увидишь, братишку. Ему уж, наверно, полгодика. Они такие забавные в этом возрасте. А с преподавателями я договорюсь. Ну, пропустишь недельку, но я уверен, быстро наверстаешь. Ты же у нас умница!
- Спасибо, - тихо ответила Джанет, несколько ошеломлённая неожиданным
натиском.
- Ну, ты думай, думай. Я тебя не тороплю. Время-то пока есть. Ты вот что,
Дженечка, сыграй-ка нам что-нибудь приятное. Уж очень я люблю, как ты играешь. А мы с Наташей пока поговорим.

Наш декан просто помешан на живой музыке, и даже умудрился впихнуть в свой
кабинет настоящий концертный рояль. Поэтому Джаннет ничуть не удивилась его просьбе, а села за инструмент и заиграла. Из-под её тонких пальцев полились светлые чистые звуки, словно ручеёк, на котором пляшут солнечные блики, и в прозрачном воздухе над ним безмятежно порхают бабочки-капустницы.

Василий Алексеевич тем временем взял меня за руку и провёл к столу
Мы уселись, и он осторожно сказал:
- Ты посмотрела отчёт Максима?
- Не до конца – вы же меня вызвали.
- Ну, да. Но самую суть ты успела понять?
- Да. Только не успела понять, а с людьми такое тоже может случиться?
- Увы. Homo sapiens очень молодой вид по сравнению с остальными, и, потому.
оказался самым беззащитным.

Я закрыла лицо руками. Сейчас Василий Алексеевич скажет что-то совсем
страшное. Ну, пожалуйста, ну, пусть произойдёт чудо, и я услышу что-нибудь другое.
Но чуда не произошло. И декан продолжал:
- К сожалению, мы поняли это слишком поздно. Никогда себе не прощу, что мы
послали мальчишек на смерть.
- Они, что все…
- Да.
- А как же мы смотрели их отчёт?
- Успели передать через спутник.
- А полилактановые костюмы?
- Они не спасают от Z-лучей.

В эту минуту, Джаннет, которая, оказывается, уже прекратила играть, и теперь
прислушивалась к нашему разговору, вдруг закричала тонким плачущим голосом:
- Неправда!
Декан опустил голову.
- Ах, Дженечка, милая. Я и сам безумно хочу с твоей наивной верой в хорошее
крикнуть «Неправда!», но, увы…
Что-то в его интонации заставило меня насторожиться. А ведь и в самом деле он
врёт мне. Зачем? Почему? Разве может быть что-то ещё более страшное, чем весть о гибели Максима и других ребят? Страшное настолько, что лучше солгать, что они погибли?!

Ну, почему я такая глупая? Когда в прошлом году Гарик Рахмелевич рассказывал нам о телепатии и даже учил всех желающих, я только смеялась над ним. Глупая курица! Как бы мне сейчас пригодилось это умение. Но я перешагну через своё неумение, и прочту мысли Василия Алексеевича. Просто потому, что мне это очень, очень надо.

«Кажется, она пытается прочитать мои мысли. И ведь прочитает, если захочет. До
чего же они все талантливые, нынешние  ребята. Просто удивительно. Ведь это же наши дети, а я чувствую себя рядом с ними чуть ли не питекантропом. Надо же какой скачок сделало человечество за каких-то два-три десятилетия! Но только и я не лыком шит. Пусть читает мысли. Я просто не буду думать про этот Плесецк. Не буду – и всё. Что мне подумать больше не о чем. Вот Елена Николаевна через два месяца уходит в декрет. Кто будет вести лабораторки на первом курсе? Юра Глиноземский уже три коллоквиума прогулял. Надо будет с ним поговорить. Может… Нет! Не могу! Не могу я больше ни о чём думать. Как же так? За что нам такое? Коля, Ренат, Ваня, Серёжа - такие умные, такие талантливые, как же вас жаль! Но участь Максима ещё страшнее, чем ваша».

И тут я увидела словно воочию перекошенное от горя лицо Максима, когда он укладывал тела своих друзей на погребальный костёр. А потом брел с отрешённым видом вслед за десятком роботов, сиренами и грохотом прогонявшим всю живность с его пути. А за ним ехали радиоуправляемые вездеходы с пушками-огнемётами и выжигали за Максимом всю растительность.

Я пришла в себя. Рядом тихонько плакала Джаннет. А Василий Алексеевич гладил меня по голове и виновато бормотал:
-    Наташа, пойми, что случилось – то случилось. Максим оказался Z-мутантом. Но он молодец. Он очень мужественный человек. Он сам принял это решение, и мы уже ничего не можем сделать. Но ты не думай, в бункере у него будет всё необходимое. А сейчас интернетчики продумывают, как организовать оптимальный канал связи. Возможно, удастся с ним даже общаться. Правда, не лично.

Я подняла голову, и посмотрела на Василия Алексеевича, с трудом соображая, кто
это. Потом резко вскочила и бросилась к выходу.
- Наташа, вернись! Не делай глупостей! Студентка Ильченко, я требую, чтобы вы
 немедленно вернулись. Эй, да задержите же её там кто-нибудь!

Но задерживать меня никто не пытался. Наоборот, все встречные шарахались от меня. Игнорируя лифт, я скатилась с шестого этажа по лестнице и со всех ног помчалась на вертолётную площадку. Маленькие одно и двухместные вертолёты-такси замерли на ней, поджидая пассажиров. Я вскочила в ближайшую машину и нажала кнопку вызова навигатора.

Мелодичный голос тот час же отозвался:
- Навигатор № 115-;-24 на связи. Назовите конечный пункт вашего
следования.
- Плесецк.
- Уточните адрес. В Москве не встречается подобное название. Это за пределами
города?
-    Даже за пределами области.
- Минуточку, запрошу погодные условия.
- При любой погоде и на самой большой скорости!
- На подлёте пункту назначения сильные грозы.
- Повторяю: это срочно и очень важно! Мне надо попасть в Плесецк как можно
скорее!
- Пристегнитесь, пожалуйста, взлетаем.
Наконец-то. Бестолочь электронная!

Над Плесецком пришлось сделать несколько кругов, так как я понятия не имела,
где может находиться бункер, в котором Максим добровольно замуровал себя. Наконец я увидела широкую полосу выжженной травы перед невзрачным холмиком в нескольких километрах от города и повела вертолёт на посадку. Вертолётный комп что-то там вякнул про биологическую опасность, но я отключила его.

Впрочем, про биологическую опасность напоминали и огромные щиты с
предупредительными надписями, расставленные перед входом в бункер. Интересно, зачем их тут такую прорву понаставили?

У самой двери, которая больше напоминала дверь огромного сейфа стоял робот-охранник. О, привет, давно не видались. С таким электронным охранялкой мне уже доводилось встречаться. В позапрошлом году в виварий университетского биофака привезли огромного венерианского кузнечика. Понятное дело, нас к зверушке пропускать не спешили – карантин, видите ли. Всё позапирали и такого же охранялку поставили. Можно подумать, что это чучело могло остановить любопытных первокурсников. Тем более что с нами были такие ассы как Люся Лисичкина и Абдул Бектимиров.

Конечно теперь я одна, зато встреча с таким роботом у меня уже вторая.Так что, шанс есть.  Значит так,  вся эта техника страсть как до цифири охоча. Для подобных роботов нет большей радости, чем с цифрами играть, они, словно пьянеют от этого. Вся сложность состоит только в том, чтобы дать сразу задание максимальной сложности, а если наращивать сложность задания постепенно, то робот только разогреется, фигушки его потом вырубишь. Ну-ка вспомним, чем его Люся с Абдулом его оглоушили. Ага, кажется, вспомнила.

Охранялка не спускал с меня своих цепких сенсоров, но пока ничего не предпринимал. Надо сосредоточится. Попытка у меня будет только одна, и в самом лучшем случае на эту сейфовую дверку у меня будет не более сорока секунд. Следовательно, я должна с ней справиться за двадцать. Надо всё заранее как следует просчитать.
Готово. Ну, я пошла.

С дверью мне удалось справиться за четырнадцать с половиной секунд, и это здорово, потому как оглушённый робот вышел из ступора через семнадцать секунд. Ну и ну! Не стоит робототехника на месте. Я едва успела. Ещё бы чуть-чуть и охранялка  бы меня задержал.

Дверь за мной ещё не до конца захлопнулась, а уже завыла сирена, и робот забубнил:
- Программа не выполнена. На объекте посторонний. Программа не выполнена.
На объекте…

Да бедолага, похоже, у тебя теперь от огорчения материнская плата полетела. Ждёт
тебя демонтаж. Ну, уж прости, я не для баловства тебя сломала.

За дверью оказался коридор весьма унылого вида: бетонные стены, по потолку проходят толстые чёрные жилы силовых кабелей, да и дежурное освещение мертвенного синеватого цвета глаз не радует. К тому же коридор оказался разбитым на отсеки, отделенными друг от друга герметичными железными дверями, на которых был нарисован трилистник радиационной опасности. Перед каждой дверью висел счётчик Гейгера. Чем дальше я двигалась по коридору, тем ярче вспыхивали индикаторные лампочки счётчиков, и резче становился предупредительный писк. Наконец я дошла до двери, которая отличалась от своих предшественниц тем, что была деревянной и какой-то очень мирной, словно за ней был вход в уютную читалку, или комнату в общаге. Только счётчик на дверном косяке портил впечатление – он истерически визжал без перерыва и вспыхивал так, что глазам было больно.

Это даже хорошо, что я сегодня не успела нарядиться в платье и невесомые лодочки. К джинсам я, понятное дело, надела гриндера. Я сняла правый ботинок и от души припечатала счётчик тяжёлой рифленой подмёткой. Надоеда разлетелся в пыль, и сразу стало очень тихо и немного страшно. Я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться, и осторожно приоткрыла дверь.

В первую секунду меня ослепила пронизанная солнцем голубизна – прямо передо мной было распахнутое окно, на выкрашенном простой белой краской подоконнике стоял огромный букет сирени. Я не сразу поняла, что передо мной картина. Не фотография и не голограмма, а самая настоящая картина. Такие теперь только в музеях и увидишь.
 
Картина была самым роскошным предметом в бункере, во всём остальном интерьерчик оставлял желать: стеночки такие немаркие неопределённого цвета, задрипанная мебелишка середины позапрошлого века, жуткий агрегат похожий на гибрид бульдозера с телевизором. Если эта штука ещё и работает, то я буду крайне удивлена.

Да, кажется, Василий Алексеевич погорячился, заявив, что в бункере будет все необходимое. Ага! Да тут вообще с открытыми глазами находиться нельзя – крышу враз снесёт. Видно это гнёздышко делали люди, для которых слово «дизайн» было страшным ругательством.

Нет, я правильно сделала, что приехала сюда. Максим, он такой
неприспособленный в быту, он просто пропадёт здесь. А я уж постараюсь как-нибудь организовать это пространство поприличнее. Создать хоть какую-то видимость уюта. Без женских рук тут явно не обойтись.

Но где же сам Максим?
Часть комнаты скрывал от меня уродливый железный шкаф, выкрашенный темно-зелёной краской. Всё ещё держа правый ботинок в руках и прижимая его к груди, я прошла в глубину комнаты и осторожно заглянула за шкаф.

Максим сидел спиной ко мне, низко склонившись над столом и обхватив голову руками.

В горле у меня вдруг стало так сухо, словно я запихала туда шерстяной шарф.
- Максим, - сипло позвала я.
Он резко вскочил, опрокинув стул.
- Что?! Как ты здесь оказалась?! Почему именно ты?! Какой идиот до этого
додумался? Почему прислали именно тебя?
- Не ругайся, пожалуйста, это я сама.
- Наташенька, девочка моя родная, ну, как же ты не понимаешь, я же убью тебя.
Я чудовище! Я мутант! Я убиваю всё живое! Это страшно! Но стократ страшнее убить именно тебя! Ты же самый дорогой человек для меня на всём свете. Я же люблю тебя.
- А если любишь, тогда не ругайся, а лучше поцелуй меня. Если хочешь, конечно.


* * *

Диктор всемирных новостей просто сияла от счастья и даже не пыталась скрыть свою радость.
- Дорогие земляне, - произнесла она лучезарным голосом, - наша программа
уполномочена поздравить всех вас с величайшим открытием нашего века.
Буквально несколько минут назад Всемирная академия наук официально
сообщила, что результаты исследований, проведенных в семидесяти четырёх независимых лабораториях разных стран, подтверждают, что фактор, обнаруженный Российскими студентами Наташей Ильченко и Максимом Говорковым полностью нейтрализует Z-излучение.
Нависшая над нами угроза исчезновения всей жизни на планете Земля отступила. По просьбе авторов открытый ими феномен решено назвать  «фактором любви».