О СЫНЕ

                О  СЫНЕ
               
Васе, внукам и правнукам.

Во-первых, я его родила десятимесячным – ошибка симптомов, диагностики? –но такое обстоятельство имело место.
        Во время беременности врачи предполагали, что у меня будет двойня.
        В самом начале беременности  у меня около месяца – полутора  держалась субфибрильная температура. Потом мне удалили гланды, чему гинекологи очень удивились. Удивились смелости хирурга – отоларинголога, решившегося на операцию при пониженном уровне свёртываемости крови, наблюдающемся у беременных. У меня действительно плохо шло заживление, но что было причиной – ещё неизвестно, так как в горле к тому же  был оставлен тампон. Но, тем не менее, после операции температура исчезла.
Роды у меня были тяжёлые, продолжавшиеся три дня. У меня не открывалась матка, которую потом открывали вручную, потом она не сокращалась, являясь источником непрекращающегося  кровотечения, и мне вручную её сокращали. Я была до такой степени отечна, что деревянный фонендоскоп полностью уходил в живот, когда врачи пытались прослушать работу сердца ребенка. Мне вводили кислород под кожу, и 11 сентября  утром взяли на стол, где с помощью полотенец  начали выдавливать ребёнка.
        Так в 8часов 35 минут утра появился Вася.
Он не подавал признаков жизни, но похлопываниями и ещё какими-то движениями его заставили подать голос. Когда мне его показали, по-моему, держа вниз головою, а, может быть, просто наклонно, то я увидела большую головку со свисавшими толстыми щеками: вес его был 4 кг 800 граммов. Мои роды тогда назвали роды с патологией, а я тогда подумала, что вот почему так дороги  становятся дети, появляясь в таких муках у матерей. Я была так измучена, что не проронила ни звука, когда меня зашивали без обезболивания, но этого не смогла сделать, когда у зашитой уже  вручную сокращали матку, продолжавшую кровоточить.
В результате этого послеродовый отпуск у меня был не два месяца, а три, после чего я отправилась на работу, а Васе была найдена няня.
Родился Вася в Новокуйбышевске  Куйбышевской, теперь Самарской, области, в небольшом двухэтажном роддоме, расположенном недалеко от дома, где мы тогда жили: в коттедже по Центральному проезду,8. При доме был участок земли с садом из слив и огородом.
Несколько месяцев, пока мы ждали коляску в качестве подарка от Шуры (моей сестры)из Ленинграда, Вася находился в купленной когда-то для Сашка,  Шуриного сына - моего племянника,  металлической ванночке, небольшой, но достаточно  глубокой.
Потом появилась коляска, которая скорее служила Ваську  игрушкой: он её катал взад – вперед (на поворотах переставляла мама) по Центральному проезду, не умея ещё ходить самостоятельно.
Надо сказать, что в доме по Центральному проезду,8, выросли все 3 внука моих мамы и папы: два Васи и Сашок.
Имя Вася получил в честь не увиденного им никогда деда, моего папы. Потом появился ещё один Вася, у моего брата, так как мой Вася был признан недействительным: фамилия не та!
К двум месяцам Васёк уже держал головку, в четыре – сидел, в одиннадцать – пошел. Был сильным ребенком. Однажды я с ним лежала на кровати с панцирной сеткой: я поперёк кровати в изголовье, а он, запелёнутый, с противоположной стороны. Это было где-то до двух его месяцев. Он, вероятно, хотел есть и, чувствуя молоко, именно чувствуя, а не видя меня, т.к. лежал на спине, он начал, напрягаясь и извиваясь, переворачиваться, скатываясь ко мне. В результате оказался рядом и получил желаемое.
Когда его отдали первый раз в ясли, месяцев в семь-восемь, то, вероятно, это ему не очень понравилось, а остальные дети раздражали, и он их начал валить и топтать, причем он тогда стоять мог, только за что-нибудь держась. За такие штучки его начали помещать в отдельный манеж. Но это продолжалось недолго: он вскоре заразился дизентерией, и посещение этих яслей на этом закончилось.
Т.к. он родился  большим, то моего молока ему очень скоро стало не хватать, и уже в три с небольшим месяца, когда я пошла на работу,  его стали подкармливать. И сделала это первый раз его первая няня, крикливая такая  маленькая и худенькая женщина, из тех, кто никого не слушает, накормив Васька крутой манной кашей по своему разумению.
Рос он довольно спокойным ребенком, за исключением периода мучавшей его пупочной грыжи, когда он почти постоянно кричал, и мы с Вадимом (мужем) были на пределе. Это было в первые месяцы его жизни, но потом участковый педиатр установила причину – грыжу, заклеила пупок, поместив туда ватный шарик, на чем крик и беспокойство у ребенка прекратились.
        Когда я с ним лежала в изоляторе во время воспаления легких у него в полгода, то он мог сидеть без игрушек целый день, взявшись за спинку кровати, произносить какие – то звуки. Но  очень кричал, когда ему ставили горчичники.
С рождения всех поражал своими «хорошими» манерами: буквально с нескольких месяцев закрывал рот ручкой, когда зевал. Помню обалдевшую от увиденного  врача скорой помощи, вызванной как-то к нему, и засмеявшуюся  от этого Надежду Петровну,мать мужа - Васину бабушку, бывшую при этом.
В связи со спокойствием Васька надо сказать, что я во всё время беременности была совсем нераздражительной и умиротворенной, что даже Вадим однажды помечтал, вот, если бы это было всегда!
Потом Васька снова отдали в ясли, и однажды, года в два, он ушел оттуда, когда был вместе с другими детьми на прогулке во дворе яслей. Его не сразу хватились, а когда обнаружили отсутствие, то найти уже не смогли. На него случайно наткнулся  брат Вадима, подросток, игравший в это время во дворе одного из домов в футбол, побежав за мячом, попавшим в кювет. Кроме мяча, Саша в кювете увидел и Васька. На вопрос Саши: «Ты что тут делаешь?» - тот ответил: «Иду домой». Надо сказать, что направление он держал правильное, пересек уже большую площадь и улицу по дороге, но подвел его глубокий  кювет, забравшись в который, он не мог из него выбраться. Саша привел Васю домой. Воспитатели из ясель  были в невменяемом состоянии, повторяя мне: «Вы представляете, что было бы с нами, если бы все закончилось трагически?» Эта их реакция на случившееся запомнилась мне на всю жизнь.
Теперь о море в Васиной жизни. Первый раз я поехала с ним на море, когда ему было 10 месяцев. Это был Гурзуф (Крым). Там в это время были и Шура с Сашком и Борей(мой брат). Для купания на море брался тазик, в котором Васька и держали. Все жили у Матрены Никитичны  Карпухиной по ул.Фонтанной,5, знакомой т. Ларисы (сестра моего папы) и у неё часть жизни проработавшей. Вот во дворике дома М.Н. Васек и сделал свои первые шаги. Пробыли мы тогда в Гурзуфе недолго, т.к. Васька очень тяжело было носить на руках к морю, а сам Васек ещё не передвигался, да и создавал хозяйке неудобства, как все маленькие дети. Спал он днем на пляже под навесом.
Второй раз мы совершили с ним путешествие на море, когда ему было 2года 10 месяцев. Я и он.  В одной руке у меня была большая сумка, в другой – сумка поменьше и Васькова рука. Летели мы сначала до Краснодара, затем пересадка на небольшой самолет (или вертолет – не помню), приземлились на поле, волнующимся от жаркого ветра и пахнущего… морем. Недалеко Геленджик. Но он мне не понравился: тесные нагромождения дворов с небольшими домами, спускающимися к бухте, и какое-то стоячее, затхлое, грязное море. Тогда мы отправились дальше и попали в Кабардинку, где было получше, но все равно берег был не Крымский. Близко к морю подходила земля, покрытая травою, на которой мы и устраивались. А жили в гостинице, небольшой, двухэтажной (она до сих пор существует), до тех пор, пока в наш двухместный номер, в котором у нас было только одно место по причине экономии, не пришла на второе женщина в летах, и стало не очень уютно и удобно.
        Тогда мы отправились в Новороссийск, сели на теплоход из бывших немецких, и на следующее утро вышли на набережную Ялты, а к полудню уже были в Гурзуфе у той же Матрёны Никитичны. В этот раз Васю из моря было не вытащить никакими силами.
        Однажды я специально не стала помогать  ему выбираться  на берег, когда его накрыла волна, а стояла рядом.  Он выбрался самостоятельно, с трудом. Когда поднялся на ноги, то со всей силы ударил по воде от обиды и злости. Я при этом подумала: «Наконец-то! Теперь в воду не пойдет». Но не тут-то было – он буквально через несколько минут полез снова в море.
        Отдыхающие рядом с нами на пляже люди звали Васю Моряком и относились к нему с симпатией. «А, Моряк! Уезжаешь?» - услышали мы на автобусной остановке при отъезде из Гурзуфа от одной из пришедших туда женщин. Всех ещё умиляло, когда Вася из моря бегал в туалет пописать.
Года в четыре с половиной, когда я вела Васька домой из садика в холодную погоду, я услышала его кряхтенье и увидела, что он держит руки в карманах пальто. Спрашиваю: «Почему?» Отвечает: « Снял варежки. Закаляюсь.» Другой раз, в этом же возрасте, достаю из карманов его пальто чистенькие маленькие кусочки материала. Вопрос: «Что такое?»  Отвечает: «Для мытья машины («Москвича»)». «Где взял?» - «Нашёл на улице».
В пять – шесть лет: «Там собаки кустятся (собаки в кустах)», «Грязь кашная».
Летом 1966 года Васёк с садиком на лето выезжал на дачу, расположенную в окрестностях Новокуйбышевска. Приезжать мне туда к нему было  мукой: он так просился домой, что это было невыносимо.
       Также было и в Симферополе, когда он лежал в детской больнице, где к тому же не разрешали свиданий. От этого взаимные, его с моими, страдания были настолько очевидны, что однажды дежурный врач  разрешил индивидуальное свидание. Дело закончилось тем, что я его забрала из больницы, несмотря на ужас врачей , т.к. у него все ноги были в кровоподтеках, полученных от общения с другими лечащимися детьми.
       Природа этих синяков так и осталась невыясненной. Из-за них пришлось прекратить и занятия спортом – легкой атлетикой – где-то в классе пятом. А жаль, потому что у него неплохо получалось, даже фигура стала подтянутой, но ударов, занимаясь спортом, не избежать, результат чего – эти ужасные синяки, даже с каким-то темноватым оттенком.

        Вспомнила, не по порядку, как он смеялся в 11-12 месяцев, когда я крутила колесо вокруг себя (хула – хуп), для чего приходилось повторять эти движения много раз.

        Как – то  Надежда Петровна, когда Васёк был у неё, сделала ему анализ и мне тогда сказала, что  у него в большом количестве обнаружены лямблии. Я к этому не очень внимательно отнеслась, сейчас уже не помню, принимал ли он тогда какие-нибудь таблетки, но помню, что уже в Симферополе  они снова были найдены, а справились мы с их изгнанием очень эффективно с помощью заваренных трав в большом составе  компонентов. Рецепт мне дала Эра Морозова, наша приятельница в Крыму.
В четыре с половиной года появился «наш дядя», как однажды назвал  «навеки твоего» Ю.  Вася, а тот одно время так подписывал  свои открытки и письма. С последним мы отправились жить в Крым, в Симферополь, но во время этого переезда  часть времени пробыли  в Ленинграде, где я с месяц пролежала  в больнице, а Васёк находился у Шуры.
Однажды, когда  Сашок с Васей самостоятельно приехали ко мне в больницу Коняшина на свидание, Вася, увидав меня, бросился ко мне, уткнувшись в колени и обняв при этом. Это осталось в памяти на всю жизнь, потому что было единственным  столь ярким проявлением тоски по маме  и её нужности.
        Кроме того, он тогда говорил, что мама у него красивая, это завистливо удивляло Шуру, т.к., по её словам, ничего подобного от Сашка  в свой адрес не слышала. К этой же теме: когда Васёк  в школе  учился  писать, то слово  «Мама» писал  с заглавной буквы. Думаю, интуиция его не подвела, т.к. соответствовала духу этого слова. Я бы узаконила Васино написание, ведь раньше родителей звали на «Вы». Но вскоре Васька поправили, и очарование исчезло.
В Симферополе он начал посещать детский сад. Однажды мне сказали, что он обожает там одну девочку, с восхищением смотрит на неё  и даже целовал в присутствии всех. Я думаю, что эта непосредственность была результатом отношений в нашей  семье тогда: я не слезала с колен  «навсегда твоего», да и Васёк был предметом ласк. Правда, эта девочка нравилась всем мальчикам садика.
В этом же садике произошло ещё одно событие. Придя вечером за Васьком, Ю. узнал, что того в садике в этот день не было.  Дело в том, что утром он не доводил Васю до дверей садика, а отпускал  у его ограды. Васёк же, боясь, что его будут  ругать в садике за что-то  (по-моему, связано было с одеждой) решил туда не ходить, а перекантоваться около. Что и сделал. Его Ю. и нашел  в округе. Когда Васька спросили, как же он терпел голод, он ответил, что ел капустные листья, которые выбросили из овощного магазина, расположенного поблизости.
Около 7-ми лет  в 3-ей больнице Симферополя Васе удалили гланды. Началось всё с непонятного поведения его: он вдруг начал как-то странно кашлять, когда я начала делать по этому поводу замечания, он перестал кашлять, но начал странно подпрыгивать,  когда и здесь последовали замечания, то началось что-то другое и т.д. Обращения к врачам  закончились поездкой на консультацию  в Киев к т. Ларисе, которую она организовала в детской больнице. Там поставили диагноз: хорея ( осложнение от воспаления гланд на нервную систему). Направили на удаление гланд ( хотя в то время и началось обратное движение – гланды не удалять!) и медикаментозное лечение. Я уже сейчас не помню, что за таблетки были назначены, но когда он стал их принимать, у него появились плаксивость и угнетенность состояния, в общем, он напомнил мне людей из к/ф «Мёртвый сезон», которых в результате лекарственных  эксперементов  доводили до поедания травы на земле. Я тут же прекратила давать эти таблетки, но операцию решила делать.
        Его положили в больницу одного. Не пустили к нему и сразу после операции. Когда разрешили свидание, он вышел к нам с лицом  на грани плача. Ю. подхватил его на руки, заговорил и отвел плач. Потом он рассказал, что ему было очень больно и он всё время звал маму. А я в это время места себе не находила, но была совершенно не приспособлена к обходным путям. Только потом оказалось, что в нашем же доме жила медсестра из этого отделения, а за деньги и тогда можно было всё получить, но тогда единицы этим пользовались.
После удаления гланд  проявления хореи пошли на убыль, но не исчезли совсем, а сказывались на невозможности останавливаться при возбуждении, а это, в свою очередь, приводило к конфликтам, например, в школе.
Когда пришло время идти в школу, я захотела отдать Васю ещё и в музыкальную школу. Но туда нужно было идти уже подготовленным и сдать вступительные экзамены.  Для этого  мы обратились по рекомендации моей сослуживицы к учительнице по музыке, довольно молодой по возрасту, но талантливой. Она была в восторге от Васька, сказала, что у него превосходный инструмент – руки, а сам он талантлив. За два месяца занятий она прошла с ним курс первого класса. Он занимался с ней в охотку. 
       Но экзамены  в музыкальную школу Вася не сдал: там надо было ещё читать стихотворение. А Вася на людях терялся, стих забыл и не очень уверенно отвечал и на другие вопросы. Мне предложили, зная отзыв его репетиторши, взять его в подготовительный класс, но я отказалась, не желая терять время.
       Получилось же всё по-иному. В связи с рождением ребёнка Васькова учительница-репетиторша отказалась с ним заниматься, тогда я его отдала в музыкальный класс при его общеобразовательной школе, где была тоже молодая, но оказавшаяся бездарной, учительница, в результате учебы у которой Васьково желание заниматься музыкой исчезло. Затем пошла вереница учителей, которых я искала, чтобы поправить положение: и Дворец офицеров в Симферополе, и учительницы на дом, и Дворец офицеров в Ленинграде.
       Всё было напрасно: Вася или не ходил на занятия, или не открывал двери дома, или плохо занимался, или совсем не занимался. В результате он добрался до 4-го класса, и я сдалась. Он прекратил занятия музыкой. Это было в седьмом классе обычной школы.
       Проходит какое-то время, Васёк  оказывается в девятом классе школы на Соляном, состав учеников в котором представлял из себя в основном совершенно неординарных детей, и, вероятно, атмосфера общения, а также появившиеся увлечения  девочками, вдруг потянули Васю сесть за пианино снова, но теперь уже по собственному желанию. Он импровизировал, играл так, что мне соседи начали говорить, что, когда он играет, его слушает весь дом. Он по слуху подбирает мелодии, играет на гитаре и даже аккордионе. Мне кажется, что он обходится тем, что получил от своей первой учительницы, так всё просто и гениально. Пианино  для Васька было по нашей просьбе куплено Шурой в рассрочку в Ленинграде и переслано в Симферополь. Я за него год расплачивалась. Потом оно с нами вернулось в Ленинград, а затем было отдано  Саше, Васиной дочери.

Не по порядку: из его игр, когда он бывал  один в возрасте детского садика, я узнала, что он знает название  всех трамвайных остановок от Гражданки до Финляндского вокзала ( его некоторое время по этому маршруту возил Саша старший - муж сестры в детский сад, когда я лежала в больнице в Ленинграде) и умеет считать по-английски до десяти (чему учили в садике).

В 1968г. Вася пошел в школу. Отдали его в лучшую  Симферополя, с ранним изучением английского, туда тоже был отбор. Но эта школа находилась не рядом с нашим домом. Надо было до неё добираться троллейбусом, вечно набитом людьми, особенно утром. Это Васька нервировало.
       Приобрело же  положение катастрофы другое: у меня не было возможности  встречать его из школы (я работала), и он из школы возвращался один. Ему нельзя было отказать  в отсутствии фантазии на тему, каким путем вернуться из школы, но итог был один – домой он приходил под вечер. То он шёл через детский парк с аттракционами, то по берегу реки Салгир, то садился на троллейбус или автобус с целью покататься по городу. Никакие наказания не помогали, даже физические.
       Он однажды пришел домой, плача от того, что у него до такой степени замерзли руки. На вопрос, отчего не пришел домой раньше и где был, ответил, что сел не на тот автобус и заблудился.
       Другой раз, боясь наказания, не шёл домой и грелся у костра, горевшего во дворе нашего дома. При моём приближении убегал. Пришлось просить посторонних подростков, чтобы прошли мимо него и задержали. Тогда подошла я. Но это был единственный уход его из дома, вернее, невозвращение. В итоге все эти мучения привели к тому, что школу пришлось сменить на расположенную рядом с домом.

       Не по порядку: будучи летом в гостях у Шуры в Ленинграде, Васёк был ею определен  в летний городской лагерь, который ему не понравился. Тогда он, никому ничего не говоря, не стал  его посещать, а, уходя  каждый день из дома, отправлялся туда, куда ему хотелось. У него остались деньги от лагеря, которые он по просьбе Шуры  должен был передать, и он их экономно постепенно тратил. Тайник для хранения денег он сделал в туалете квартиры моей сестры.

       Возвращаюсь к школе. Не могу без содрогания вспоминать, как я с ним готовила уроки. Педагог я никудышный, нетерпеливый. Васёк всё делал медленно, а если я раздражалась на его непонятливость, то совсем переставал соображать, часто всё заканчивалось его тихими слезами. Всё-таки, как молодость черства и жестока (это я о себе), ведь теперь я не могу видеть, как плачут и страдают дети.

       Васина восприимчивость носила странный характер. Помню, как Шура однажды учила с ним урок по биологии на даче. Вот всё пройдено, вроде бы усвоено, но, когда нужно было повторить, Вася ничего не мог рассказать. Это, думаю, могло объясняться  полным отсутствием присутствия, ибо вся его последующая жизнь  и учёба показали, что с умственными способностями у него всё в порядке, но учился он, можно сказать, всегда посредственно.
       Несколько же примеров из его учебы говорит о том, что он мог делать  это и лучше. К этим примерам относятся два его сочинения, написанные на пять и отмеченные  особо преподавателями. Первое – «Орден в твоем доме» - писано в 7-м классе, в основу положен мой рассказ о награде моего папы. Вася же довольно точно, кратко и литературно его изложил. Второе – «Как я провел лето» - относится к 10-му  классу. Васёк написал о Красноярской ГЭС, на которой мы когда-то с ним были. Сочинение действительно было оригинальным и хорошим, о чём на класс, где некоторые девочки имели опубликованные статьи в теоретических  литературных журналах, говорил их учитель литературы, кандидат филологических наук.
       Об игрушках: в таком количестве, какое я сейчас наблюдаю у детей, у Васька, конечно, не было. Но были две игрушки – мягкий Буратино и пластмассовый Космонавт, - с которыми он не расставался вплоть до 6 класса. Он ещё и в 6-м классе продолжал с ними спать. Куда они потом исчезли, а также сочинения, о которых я написала, я не знаю и удивляюсь, т.к. имею склонность к сохранению вещей.
       Начиная с первых классов, мне учителя начали говорить о Васиной возбудимости. Чем более он взрослел, тем в большую проблему это превращалось. Кроме его возбудимости добавлялось то обстоятельство, что в приятелях у него ходили как очень хорошие ребята, так и очень плохие, от последних он никогда не открещивался в критических ситуациях. На мой вопрос: «Зачем ты  с ними дружишь?» - он отвечал: «Нельзя же, чтобы все отворачивались от них».  Конечно, под  плохими понимались дети  с неважным поведением, о душевных качествах, как правило, никто не думал, и я отступала, не требуя от Васька всё же отстраненности от них.
       Первый большой скандал разразился в 5-м классе в Симферополе. Классная руководительница без конца вызывала меня в школу по поводу поведения Васи в тандеме с другим учеником, неуправляемым совершенно, разгуливавшим по классу во время уроков и т.д. Вася не разгуливал, но досаждал учителю, поддерживая того. Эти жалобы на Васю продолжались довольно долго, пока я через Васю не передала классной руководительнице  какую-то центральную газету с появившейся статьёй  об учителях, не могущих владеть классом  на уроках.  Тогда уже директор школы на общешкольном родительском собрании прошёлся по моему поводу. Но вскоре всё улеглось, и даже Ваську была вынесена благодарность за участие в общественной жизни класса этой же учительницей. И он даже начал пользоваться у неё особым расположением, а, может быть, это было вынужденной тактикой, но принесшей результаты.
        К поведению в школе вскоре добавились  его приглашения в наш дом других детей в моё отсутствие. Я работала, Ю. уже не было, и Вася после школы дома всегда был один. Однажды мне позвонила соседка и сообщила, что в нашей квартире стоит невообразимый шум. Оказалось, что в квартире находились чуть ли не все дети с нашего дома.
        Надо сказать, что когда Васёк бывал со мною, то и намёка не было на то его поведение, на которое мне жаловались, поэтому мне трудно было представить его другим. Со мной он был спокойным, хорошим мальчиком. Это я говорю уже о школьных его годах, а вот до них картина была иная. Он со всеми был спокойным, прекрасным мальчиком, а меня изводил, страшно капризничая  именно со мной.
       С Васьком мы много ездили и ходили по Крыму. Поднимались даже на вершину Демерджи, где находится бюст Екатерины, это около Алушты. Крым остался у Васи любовью навсегда. Даже уехав, мы почти каждое лето приезжали туда. И самым благословенным было лето после 9-го класса, когда у нас с Васьком  была полная гармония в отношениях, никаких проблем и осложнений. Мы тогда отдыхали в Новом Свете.
       В одно из наших возвращений из Крыма мы опоздали на поезд. С большим трудом достали билеты снова, но уже не на прямой поезд до Ленинграда, а с пересадкой в Москве. Это было перед 1-м сентября, самое столпотворение. У нас была тяжёлая поклажа из фруктов, рассчитанных на Ленинград и прямой поезд. С таким грузом немыслима была пересадка в Москве с одного вокзала на другой. Выход был один – съесть как можно больше, что мы и сделали довольно успешно.
       У Васька на всю жизнь сохранилась связь с друзьями из Симферополя, несмотря на то, что мы уехали оттуда после его 5-го класса. Отъезд был обусловлен тремя причинами: необходимостью изучения украинского языка, что осложняло правильное написание русских слов у Васи; возможность постоянного общения с  мужчинами – родственниками, дабы восполнить отсутствие отца; моя постоянная страсть к перемещениям, подстегнутая расставанием с Ю.
       В Ленинграде мы попали в район проживания, где одна за другой закрывались школы в результате переезда людей в новые строящиеся районы. Получалось так, что Васёк по этой причине каждый год менял школу. Первой была школа на Моховой, потом у Спасо - Преображенского собора, затем у Русского музея на пл. Искусств. Надо сказать, что и контингент  детей в этих школах не был завидным.
       Здесь с новой силой  начались осложнения в связи с Васиным поведением на уроках. Меня постоянно вызывали в школы – на педсоветы, к директорам и т.д. Я, конечно, защищалась, но факт был фактом: Васю было не остановить.
       Спрашиваю обвиняющих: «Начинает он?» «Нет», - отвечают. «Так что же Вы хотите? Чтобы он оставался спокойным, когда весь класс «играет»? При такой ситуации никакие мои увещевания  не помогут. Мне что? Ходить с ним в школу и сидеть на уроках? Ведь дома он совсем другой ребёнок».
       Никто из моих знакомых не верил, что Вася может что-то плохое делать. Это было и есть теперь. Когда уже я теперь пыталась жаловаться на него в своем кругу, то меня всегда обрывали.
       Наконец, когда меня вызвали на педсовет в 8-м классе, я поняла, что надо что-то делать, иначе Васе 9-го класса не видать. Дело в том, что тогда был лозунг: «Даёшь рабочий класс через техучилища!» Вот ученикам, помимо всего прочего, в чем они сами были виноваты, внушалось, что ни на что иное, как в рабочие, они не годны, и нечего занимать 9-е и 10-е классы. Оставлять Васька в этой среде было нельзя, она сама разлагала. Из всего класса в 35 учеников в 9-й класс пошли двое: Вася и ещё один мальчик.
       Я тогда случайно обнаружила у Васи список список закупок для празднования 7 ноября, которое ребята проводили у нас. В списке стояло 6 (шесть) бутылок водки! Тогда положение было исправлено, но всегда ли списки обнаруживались?
       Надо ещё сказать, что Васька отказывались принимать в комсомол, а это был большой минус при дальнейшем поступлении куда-нибудь.
       Поразмыслив, я решила отправить Васю в Куйбышев к брату на одну четверть  в надежде на его жену, которая преподавала в одной из школ города. Чтобы не очень обременять семью брата, я решила распределить нагрузку и позвонила Васиному родному деду по отцу, чтобы он взял пожить Васька к себе, а учебой бы занимались мой брат с женой. Но не тут-то было! Свёкор остался верен себе: начал привлекать к этому отца Васи, который жил в другом городе, и т.д. 
       Короче, всё закончилось тем, что Васёк уехал к Марфиным и жил у них. В результате этой операции он вернулся в Ленинград  комсомольцем и с табелем без троек, благодаря, конечно, жене брата.
       Перед 1-м сентября я отправляюсь в районо и прошу  направить Васю в 9-й класс. Мне отказывают, предлагая техучилище. Я иду в гороно, там всё повторяется. Тогда я спускаюсь на 1 –й этаж, а было это в Мариинском дворце, и даю телеграмму Брежневу, первому секретарю КПСС: «Помогите поступить 9-й класс Васе А.»  Наступает 1-е сентября. Ни слуха, ни духа. Как потом признался мне Вася, ему было не по себе в этот день: все пошли в школу, а он дома. Но я решаю ждать, и пусть Вася сидит дома.И вот где-то в 10-х числах раздаётся звонок из горкома партии и мне вычитывают, зачем я давала телеграмму, но потом направляют в районо, а там уже на выбор предлагают школу.
       Так Вася попал на Соляной переулок в 181 школу напротив Мухинского училища. Совершенно не подозревая, мы попали в элитную  школу с сильным составом преподавателей и учеников, особенно девочек. В этой школе в свое время снимался один популярный художественный фильм («Ключ без права передачи»?), и  она есть старейшее учебное заведение со времен  ещё старого Санкт-Петербурга с бывшими учениками известнейших фамилий.
       Затем началась другая эпопея: период увлечения девочками, вернее, девочкой, Надей Д. Как-то, интуитивно, иду в школу к классному руководителю, а она мне: «Наконец-то, Вы пришли!»  Узнаю, что не одна запись с вызовом меня в школу была сделана в дневнике Васи, который я, также как и тетради, проверяла каждый день.  Выясняется, что записи были подчищены, Вася совсем перестал заниматься  и у него роман с Надей. Классная руководительница мне говорит: «Непонятно, что Наде нужно от Васи и что у них общего? Вася такой ещё чистый мальчик, а у Нади давно уже круг общения состоит из более взрослых и зрелых людей. Притом, с не очень хорошими увлечениями и наклонностями». Прихожу домой, и раскалываются соседи при моем расспрашивании: пока меня нет, у нас после школы почти постоянно бывает Надя. Звоню Наде, спрашиваю, вернее, говорю: «Я совсем не против ваших отношений  и твоих посещений, приходи – познакомимся. Но ты, наверное, не хочешь, чтобы  Вася остался за бортом – не поступил в институт, так помоги ему, а не топи».
       Некоторое время они при мне даже изображали совместные  учения. Так или иначе, а у Васька начали выравниваться занятия. Но у него, наверное, никогда не было верной оценки своих знаний, была переоценка. Подтверждает это его шоковое состояние, когда он провалил математику при поступлении в гидрометеорологический институт, о чём расскажу позже.
       О Наде надо сказать следующее: она училась на одни пятерки при почти постоянном  непосещении школы из-за своей болезни – астмы. Расстались они с Васей после окончания школы  и сдачи вступительных экзаменов в институты. Инициатива была Надина.  Она тогда в институт поступила. Спустя несколько лет я с ней пару раз встречалась в нашем подъезде, она ждала Васю, но к нам в дом она не приходила. Что ей нужно было от него, я не знаю, но отношения прежние не повторились. Она была внешне, как мне казалось, неинтересной девочкой. На мой недоуменный вопрос Васе, что он в ней нашел, он ответил, что с ней хоть можно поговорить. Она так и не вышла замуж, но родила мальчика, который прикован к инвалидной коляске, а Надя к нему. У неё папа работал в управлении милиции, и однажды Вася, будучи у них на даче, имел возможность пострелять из пистолета под контролем того.
       В 7-м классе Васёк начал посещать географический кружок во Дворце Пионеров у Аничкова моста. Вёл кружок молодой преподаватель, имевший свои представления, как из мальчиков сделать настоящих мужчин: больше предоставлять самостоятельности, создавая экстремальные ситуации. Одну из таких ситуаций  представлял поход зимой на заимку по берегу реки в Ленинградской области, с использованием плота, ночевкой в лесном доме. Всё это без участия руководителя кружка. Вернулся из этого похода Вася потрясённо – молчаливым, сказав мне: «Знаешь, мама, что страшнее всего на свете? Холод. Когда нет возможности согреться». Оказывается, они, это группа подростков, попытались плыть на плоту, он у них развалился, они оказались в реке, намокли сами и намочили спички. В результате, в доме, куда они дошли, не могли разжечь огонь и согреться чем-то. В таком состоянии они отправились назад. До ближайшей деревни было очень далеко, в невменяемом состоянии замерзания они все-таки добрались до жилья, там их пустили в дом, нашлись такие люди, согрели и накормили. Затем ребята транспортом  вернулись в Ленинград.
       Следующим приключением была поездка кружка в Туву, на Алтай, в которую руководитель взял и Васька, несмотря на то, что брал ребят, начиная с 8-го класса (Вася закончил 7-й). Я в это время отправилась в путешествие по турпутёвке на Дальний Восток. Направление было одно, и мы с Васей решили встретиться на обратном пути в Красноярске. Договорились, что, как только Ваську станет известным путь возвращения группы, а было несколько вариантов, то он мне отправит письмо на адрес  знакомых в Красноярске, который я ему дала. Предварительный вариант возвращения  кружка был через Красноярск.
       Я туда приехала по окончании моего турне, но письма от Васька не было. Время же возвращения кружка подошло, и я стала каждый день  встречать предполагаемый поезд его прибытия, кроме того, осматривала зал ожидания. Так прошла неделя. Я села на поезд и уехала в Пермь, к родственникам, куда мы собирались ехать вместе с Васей.
       Оттуда я стала звонить каждый день домой в Ленинград, думая о возвращении группы другим  путем. А также на подъезде к Перми в поездах возможных направлений  делались объявления, что Васю А. ждут  в Перми на вокзале мама и другие родственники. Результатов никаких, Вася не появился.
       Тогда Сергей, муж моей сводной тети, позвонил во Дворец пионеров в Ленинград (Аничков дворец). Там ему сказали, что группа уже давно вернулась.
       Через несколько дней, при моем очередном звонке, соседи в Ленинграде  сказали, что звонили из Красноярского  детприемника по поводу нахождения там Васи. Звоним туда, просим отправить Васька в Пермь. Отвечают, что не положено: или в руки родителям или  этапируют  домой.
       Я отправляюсь в Красноярск, это два дня пути поездом, на самолет билетов не достать, да и на поезд  с  трудом удалось это сделать - только после посвящения кассира в ситуацию. Это было время возвращения домой людей  из отпусков с «материка».
       Через двое суток я встречаюсь с Васей. Так он узнал, что такое  детприемники, и познакомился с его обитателями, убегающими из дома и путешествующими детьми. Частично беспризорниками.
       Руководство приемником сразу мне сказало, что они очень удивились, увидев Васька, т.к. сразу поняли, что это не их клиент. Использовали его, в основном, на кухне, где работа считалась лакомой и заодно, защищая, спасала от контактов с другими детьми.
      
       В связи с этим хочу сказать, что почти всякий раз, говоря со мной о поведении Васи, учителя начинали со слов: «Видно, что он ухоженный мальчик. Всегда чистый и опрятный». И это при том, что у Васька не было много одежды, модных тогда джинсов, а в школу он всегда ходил в форме. Был у него, правда, в 7-8-м классах подаренный Шурой костюмчик под джинсу, который вызывал зависть у одноклассников, в основном из не очень обеспеченных семей и не очень разбиравшихся в подлинности вещей.
       Возвращаюсь к Красноярску. Произошло же там следующее. Васек отправил мне письмо о маршруте за несколько дней до отъезда. Группа возвращалась не через Красноярск, но руководитель решил туда отпустить одного Васька, не поинтересовавшись деталями: извещена ли я и когда, и т.д. Так Васек приехал в Красноярск, не встретившись со мною, хоть я и встречала этот поезд. Вероятно, я просмотрела Васька из-за ожидания большой группы детей, а не одного. Ждал он меня в зале ожидания, периодически выходя из него за газетами. Я же в это время ежедневно приходила на вокзал, осматривая зал ожидания и даже делая объявления по радиосети вокзала!
       На Васю обратила внимание милиция. Он милиционерам всё объяснил, и они не трогали его до тех пор, пока у него не закончились деньги, позволявшие ему питаться и ночевать в комнатах отдыха на вокзале. После этого они сдали его в детприемник.
       За это происшествие потом был наказан руководитель кружка. И, наверное, хорошо наказан, потому что ко мне даже приходила его мама, пытаясь понять произошедшее.
       С этой поездки Вася начал курить, как он мне потом признался. Пробовал это делать и раньше, конечно. Попробовал Васек и местной араки (водки), которую делают тувинцы. Поднялся на горные пастбища.
       Он рассказывал о своих впечатлениях: когда они вышли из вагона поезда, то увидели гору, на которую должны были подняться. Она казалась так близко, что подумали: «К вечеру будем там». Вечером она казалась так же близко, как и утром, а они всё шли. Так же было и на следующий день, и лишь к вечеру третьего они начали приближаться к своей цели.  У руководителя была ещё побочная цель – дубленки, хотя какая цель побочной была, можно поспорить. Тем не менее, я думаю, это было потрясающе интересное путешествие.
       А интересным было и последующее: мы с Васей съездили на Красноярскую ГЭС. Ничего более величественного и потрясающего в жизни я не видела, я имею в виду созданного руками человека.  Это огромнейшее сооружение смотрелось, и внутри и снаружи, как великолепная миниатюрная игрушка, встроенная в изумительной красоты уголок природы. Вот это-то посещение и легло в основу Васиного сочинения, за которое он получил пятерку с акцентом «За содержание». В Перми мы были в знаменитом музее деревянных фигур, в основном, церковного происхождения.
        Вспоминаются ещё два больших путешествия с Васьком. Не считая Крыма, который никогда не переставал быть для нас местом постоянных открытий нового. Вот отрывок из полученного на днях письма моей симферопольской приятельницы Шурочки ( Александра Андреевна Нечаева – "Чистейшей  души друг мой, прости меня, если что-то не так  делала!"), экскурсовода, которая безотказно водила и возила нас на экскурсии: «Помнишь, когда-то в прекрасно прошлом мы (ты, Вася и я) в конце августа ходили на Таврский  могильник за Зуей, ломали кукурузу на обратном пути. Тоже было холодно, ветрено…»
        В одиннадцать Васиных лет мы с ним отправились в Тулу с оружейным музеем и Кремлем, оттуда в Ясную Поляну – усадьбу Льва Толстого, потом в Поленово с музеем Поленова, куда добирались очень сложно, последний отрезок на катере. Приехали вечером, музей уже закрыт, транспорт в любую сторону уже не ходит.
        Устроила нас на ночлег в баньке на территории усадьбы, сидевшая на скамеечке перед музеем женщина, оказавшаяся экскурсоводом и тещей директора музея, внука Поленова –художника, чей музей и был. Утром, когда мы, попрощавшись, уходили, Тамара Васильевна нас окликнула и сказала: «Да. Я забыла Вам сообщить, что в этой баньке однажды жил  и написал "Ромео и Джульетту" Прокофьев…». С Тамарой Васильевной я потом долго переписывалась.
        А ещё в этой баньке жили студенты  - художники, и мы с собой привезли кусок плотной  бумаги  с рисунком на нем, валявшийся там на столе.
        Затем мы переправились через Оку и оказались в знаменитой Тарусе, где жили Цветаевы, Паустовский, Борисов-Мусатов. Когда мы искали могилу последнего, Вася изрёк: «Мама, и чего тебя все тянет к могилам?»
        В Тарусе, приятном старом городишке, мы сели на катер и доплыли до Серпухова, а из него электричкой отправились в Москву.
        После класса 6-го мы с Васей поехали в Калининград ( б. Кенигсберг), там побывали на могиле Канта около разрушенного собора,  побывали на побережье и затем по Куршской косе попали в Ниду. Вернулись в Калининград и отправились в Москву поездом на выставку в Пушкинском музее одной картины – Джоконды.
       Около неё нельзя было останавливаться, люди проходили, как в мавзолее. Мы стояли в очереди, вернее, двигались, около 6-ти часов, билет стоил один рубль. Впечатление было очень сильным: совершенно живой взгляд, необыкновенная улыбка.
       Я потом видела её в Лувре, стремилась к этому, собиралась постоять около, чтобы всласть насмотреться и рассмотреть получше, но… не получила  ожидаемого. Может быть, освещение было не то, но в Москве впечатление было несравненно сильнее.
       C самого приезда в Ленинград я с Васьком много ходила по театрам. Но первое знакомство Васи с театральным Ленинградом произошло значительно ранее, когда в дошкольном возрасте повела его Шура на детскую оперу в Малый оперный, жили мы тогда в Симферополе. Васёк спокойно сидел и смотрел, когда же Шура его спросила, нравится ли ему, он ответил, что да, но лучше бы они не пели, а разговаривали.
       Значительно позже с Сашком и Васей, уже повзрослевшими, мы ходили по моей инициативе в Кировский (Мариинский) на немецкую оперу. Братьев хватило только на первый акт, в начале второго Сашок говорит, что можно было бы и уйти. Я отвечаю, что неудобно, даже перед гардеробщиками. Тогда вступает Вася: «Можно сказать, что мы опаздываем на поезд». С этим мы и ушли.
       Где-то класс 6-й, мы с Васей на концерте в Октябрьском большого ансамбля из Южной Африки. Вдруг на сцену выходят женщины для танцев только с набедренными повязками. Раздается Васин голос: «Ты куда меня привела?» Поворачиваюсь и вижу Васю с опущенной головой.
       Где–то класс седьмой. Мы смотрели с ним  спектакль для взрослых «Забыть Герострата», гастрольный, с философской начинкой. После спектакля вдруг слышу, ещё в зале театра, когда я еще и слова не сказала, Васино впечатление о спектакле, совершенно совпадающее с моим, взрослым. Потом, словно испугавшись, он добавляет: «Правда, мама?» И тут я вспоминаю Васиного преподавателя литературы, сказавшего однажды родителям, что детей воспитывают не их слова, а их образ жизни и поведение.
       В 9-м классе Васёк несколько месяцев (до полугода) занимался карате, обучение которому тогда государством было запрещено. Обучался он  частным образом на квартире  одноклассника, который был и инициатором этого и который предложил  Васе участвовать в обучении. Васёк увлекся, помню, он всё выбрасывал характерным движением ногу вперед. Знаю, что однажды полученное на этих занятиях ему пригодилось. Скоро после окончания института на дежурстве ему пришлось участвовать в обуздании мужа больной, пришедшего к жене в стационар.

       Хочу отдельно сказать о внешнем виде Васька, изменявшимся от детских лет до юношеских. Толстенький с самого рождения, потом похудевший «пастушок», как его назвала однажды моя сотрудница, увидев его фотографию в 4,5 года. До старших классов вид его не наводил на мысль о бьющем интеллекте. Однажды он, сидящий на даче у моей сестры  и задумчиво  глядевший  в небо, вызвал у Льва Корецкого, приятеля семьи моей сестры, удивление. Увиденное Корецким не вязалось с имиджем Васи в глазах того. Ещё большее удивление пришло к Корецкому, когда он узнал, что Васёк занимается музыкой.
       Васино преображение я увидела случайно и странно. Я встречала его в Сургуте, когда он приехал ко мне на зимние каникулы, уже учась в институте на первом курсе. Подходил поезд, и в окне вагона я увидела Васю. Он был в зимних пальто и шапке. Я увидела нового Васю, с уходом в «породу», хотя по формальному происхождению о ней говорить не приходится: крестьяне и рабочие в корнях по документам. По фотографии, имеющейся у нас, Васек похож на маминого брата - Гришуньку.
       Многие говорят, что у него одно лицо со мной. Я этого не вижу, но несколько случаев говорят в пользу похожести. Однажды мой новый знакомый увидел под стеклом  моего письменного стола фотографию Васи  и сказал, что где-то его видел, через некоторое время  воскликнул: «Да это же твое лицо!» Настя, внучка, в 2,5 года, увидев мою фотографию в мои 30 лет в маленькой рамке, бросила: «Папа». Ещё хочу сказать, что Вася был очень хорош в своем длинном демисезонном пальто, которое я ему сшила после окончания  им школы, следуя примеру своих родителей, когда они одели Шуру, выпуская её в жизнь. Этому его пальто завидовал даже Сашок.
       Приближалось окончание школы, и надо было решать, куда идти учиться дальше. Вдруг Шура, постоянно поносившая медицину, свою специальность и больных,  заявила, что в каждой семье должен быть свой врач и Васе нужно идти в медицинский институт. Все согласились. Вася тоже, став готовить  себя именно для этого  вуза, заодно воспитывая в себе способность не отводить глаз от кровавых сцен на экране.
       Таким образом, мы подошли ко времени сдачи документов для поступления в вуз. Последний звонок, где солировали два Васи(один из которых - наш) на гитарах, и выпускной бал, где отличились, перебрав «шампанского»,  девочки ( принесшие запрещенное в своих сумочках), остались позади. Я присутствовала и там и там.
       Спустя какое - то  время, Вася отправился сдавать документы в педиатрический, но неожиданно для нас их у него не приняли. Оказывается, именно с этого года были введены ограничения в приеме лиц, имеющих некоторые физиологические особенности, в том числе и цветослепых. Это были нововведения, ибо многие поколения врачей работали, не зная, есть ли у них эти особенности или нет, нужные скорее для безопасности движения,  да и то многие приспосабливаются  к этому.
       Попытался Вася ещё отдать документы во 2-ой медицинский, тоже обвал.  Экстренно приходилось менять ориентацию, решено было поступать в гидрометеорологический. К началу экзаменов у Васи случилось несчастье: он заболел. У него воспалилось всё лицо, потом появилась  отёчность, распространившаяся и на горло. Врач скорой помощи, вызванной к Васе, просидела у нас полночи, наблюдая за ним и боясь спускания отечности именно  по горлу, могущее вызвать удушение.
       Так у Васи началось его заболевание нейродермитом.  Причина неизвестна. То ли его волнения в связи с поступлением (сказалась и хорея), то ли это была занесена инфекция мясной тушей, упавшей и задевшей его лицо, когда он подрабатывал грузчиком в морском порту.
       Первый раз Вася работал после 7-го класса в хлебном магазине, один месяц. Потом к нам приходил следователь, который  разбирался, сколько же  времени работал Вася, т.к. по ведомости выходило несколько месяцев. Выяснилось, что это дело рук заведующей. Пишу об этом показательном  случае для демонстрации работы милиции тогда.
       Возвращаюсь к нейродермиту. У Васи распухшим было не только лицо, но и уши, причём, довольно здорово.  Он мне сказал, что, если  не пройдет всё это, он не пойдет сдавать экзамены.
       Но экзамен он всё-таки сдал, была математика, которой он не очень занимался, собираясь в медицинский вуз. Но у него не было ощущения, что уж совсем плохо он её знает, и поэтому провал на экзамене был для него самого полной неожиданностью и вызвал даже чувство недоумения. Так закончилась наша первая попытка поступления в институт.
       Я попыталась предложить Васе пойти в медучилище, не очень надеясь на его знания для попадания в вуз. Но тут удивил меня уже Вася, сказав, что ни в какое училище  он не пойдет, а только в институт.
       После этого он поехал отдыхать  в Крым, к т. Ларисе, чем возмутилась Шура: не сдал экзаменов, а за это отдых! Т. Лариса в то время приобрела участок земли за Евпаторией недалеко от моря, в Медведево. Вася потом вместе с нею возвращался домой через Киев и жаловался, что она использовала его как носильщика, везя  в Киев своим «нелюбимым»  детям и внукам  (своих детей у неё не было) совершенно непосильные вещи – продукты переработки овощей и фруктов.
       Т.К. надо было одолевать математику Вася снова едет в Куйбышев к Марфиным на пару месяцев, постоянно просясь домой. Когда он к ним приехал, мой брат звонит мне и спрашивает, сколько я с собой дала денег  Васе: они у него в кармане нашли счёт московского ресторана.. Оказалось, что, гуляя по ул.Горького (Тверская) в Москве во время пересадки на Куйбышев, Вася зашёл пообедать в один из приглянувшихся ему ресторанов, вспомнив, как однажды мы с ним были в знаменитом «Славянском базаре», расписанным известными художниками  и имевшим славу ещё с дореволюционных времен. Тогда цены в ресторанах были приемлимыми и мы нередко посещали их. Но родные осудили меня за эту дозволенность Васе, хотя я сама в данном случае была удивлена его действием.
       После возвращения Васи из Куйбышева встал вопрос о его устройстве на работу, т.к. тогда требовалось не менее полугода работы для следующего поступления в институт, если не поступил сразу. В это время у меня заболевает  колено – я не могу подниматься по лестнице, - и начинаю ходить по врачам. Никто из них толком ничего сказать не может, а тем более помочь. И тут я попадаю к одному хирургу, который поставил мне диагноз  и четко разложил всё по полочкам.
       Я прихожу домой и говорю Ваську, что самая святая работа на свете – врача, самая благородная и самая  благодарная, но как мало настоящих специалистов, а ещё меньше нехамов. И вдруг слышу: «Всё. Иду в медицинский!» Правда, первое, что он сделал, закончив институт, это сказал мне: «Ты не вздумай ко мне своих знакомых посылать», - зная мою участливость. Но это было потом, а сначала только благородный порыв из-за мамы. Он сам наблюдал мои муки в связи с заболеванием.
       В общем, после его решения работа закипела в нужном направлении. У Шуры была приятельница Сусанна Васильевна, врач – анастезиолог. Она познакомила Васю с двумя девушками старше его, И. и Н., которые собирались поступать на вечернее отделение  сангига, уже работая на его базе – в больнице Мечникова. Эти девочки устроили Васю работать тоже туда, в био-химическую лабораторию, заведующая которой принимала вступительные экзамены по химии.  Она приняла участие в Васе по собственной инициативе, т.к. Вася очень скоро стал любимцем лаборатории. Кроме того, я ему взяла репетитора по химии, которая, кстати, хвалила Васины способности и результаты. Эту учительницу мне посоветовала одна знакомая талантливая преподавательница, которая сама не могла взяться за репетиторство Васи.
       Затем Васёк получил наипрекраснейшую характеристику  для поступления в своей лаборатории по окончании работы. Причём, был один, заслуживающий внимания нюанс: когда Вася подошёл к парторгу за подписью, тот прочел характеристику, помолчал и сам написал новую. И все это на фоне того, что некоторым писали просто три слова: «С работой справлялся».
       Затем, когда пришла очередь получать справку №286 (о здоровье), на приеме у окулиста тоже оказалось все в норме, совпав с повторно - предварительным осмотром после прошлого года.
       Так Вася поступил в сангиг на лечебный факультет, набрав два балла сверх проходного, он в том году был не так уж и велик. Н. и И. поступили тоже, на радостях Вася  с Н. съездили в Прибалтику.
       После поступления в институт все отношения с людьми, принимавшими в этом участие, у Васи прекратились и, несмотря на напоминания и просьбы, он ни разу не сделал благодарственных встреч или весточек.
       А ведь сразу после экзамена по химии он отправился к заведующей своей лабораторией с букетом цветов, но она его отфутболила, возмутившись. Благородным людям нужны не цветы  за что-то, а благодарные память и отношение. Для избежания неверности понимания, хочу уточнить, что её помощь Васе заключалась в моральной, а не технической, поддержке того на экзаменах, которая дала ему спокойствие.
       С началом занятий в институте у Васи начались и ночные дежурства на территории Мечниковской больницы. Они, типа дружины из студентов, были вызваны нахождением на территории больницы большого количества бомжей, которые пользовались для обитания теплыми подвалами. Вася, когда дежурил, возвращался под утро и, я стала замечать, каждый раз в поддатии. На мой вопрос по этому поводу, он ответил, что они так согреваются. Следом выяснилось, что дежурят они без взрослых, одни студенты.
        Взволнованная данными обстоятельствами, я звоню в комитет комсомола, нахожу ответственного за дежурства, беру с него слово, что разговор останется между нами, но имени своего, все-таки, не называю, и спрашиваю у него, как это можно, по сути детей, посылать на такие дежурства без ответственных взрослых и милиции. Ведь студенты ничем не защищены , а случись какие-либо выяснения обстоятельств задержания или возможных осложнений обвинят напрямую «подогретых» студентов. Тот обещал  всё исправить.
        В этот же день вечером  Вася пошел на собрание  в группу. Вдруг, спустя какое-то время после его ухода, раздается телефонный звонок у нас дома, и незнакомый мужчина у меня спрашивает, Васина ли я мама и не звонила ли сегодня в институт. Чисто интуитивно быстро говорю, что  да, мама, но  не звонила. Приходит Васёк и рассказывает, что тот ответственный начал  в группе выяснять, кто пьет на дежурстве и, т.к. все отказались, то начал выяснять   №№ телефонов и обзванивать  родителей.
        Я Васе всё рассказала, а об ответе моем звонившему он знал – тот звонил при всех. Выслушав меня, Вася сказал: «Если бы ты призналась, я бы ушел из института, т.к.все ребята посчитали бы меня предателем». Представляю, что они говорили по этому поводу, если у Васька была такая реакция. Тем не менее, после этого их дежурства прекратились. 
        Но…начались поездки на дачи студентов – сокурсников с ночевками. Запретить не могла, не реагировать – тоже, хотя понимала, что излишняя опёка  приведет просто к враждебности. А как же студенты – иногородники? И тут у меня возникла возможность поехать на работу в Сургут, заработать деньги. Что я и сделала. Это совпало с началом капитального ремонта нашего дома и выселением. За время моего отсутствия наша квартира превратилась в клуб, впрочем, как было всё время до этого, начиная с малых Васиных лет.   
        Когда я приехала неожиданно в отпуск из Сургута, то застала у нас живущей И., Васину однокурсницу. Она сразу же ушла, но поздно вечером позвонил Вася и попросил разрешения  И. переночевать у нас , т.к. больше негде ей этого сделать. Наступала ночь. И я разрешила. Как настоящий сыщик, на следующий день  я выяснила № телефона родителей И., чтобы прояснить ситуацию, потому что И. с Васей  что-то темнили. Встреча с мамой И. состоялась, и я узнала, что И. ушла из дома и находится в бегах. О дочери мать говорила зло: «Пусть подавится этой своей свободой!» ("подавилась"… но не она, а её ребёнок).
        На следующий день я говорила с Васей и И., спросила, что, они так всю жизнь собираются провести, вступая в короткие связи и расставаясь? Говоря, я не подразумевала  ничего конкретного в данной ситуации, но Вася тут же попросил руки И. у её родителей.
       Об этом я узнала от мамы И., которая ещё добавила: «Всё! Мы обо всём договорились, где и когда будет свадьба». 
        Без меня? И я молча уехала. Этим начались мои странности поведения в представлении новых родственников. В индивидуальности мне было отказано.
       А, с другой стороны, Васины друзья – студенты считали меня виновной в его женитьбе, что мое вмешательство явилось причиной этого события, оно не соответствовало  духу складывающегося поведения молодежи. Если бы не я, навряд ли бы они были вместе, тем более, что И. демонстрировала  полную раскрепощенность. 
       Вася с И. регистрировались в том загсе и в тот день, которые предназначались для сестры И. , свадьба которой расстроилась. На свадьбе Васи присутствовал один мальчик, близкий знакомый И., в отъезде которого со свадьбы, весьма подвыпившего, она принимала участие.   Он со всеми нами - мною, Васей и И.- в машине, полной цветов, приехал к нам домой. Пришлось потрудиться, чтобы помочь ему выйти из машины, а когда мы пришли домой, то обручального кольца на И. не было: потерялось в этой кутерьме в машине и найдено не было. Потом ей свое отдала её мама.
       Интересно, что в загс кольца были забыты, и в спешном порядке за ними возвращался  мой брат.
       После свадьбы И. с Васей начали активно отрабатывать свои долги по занятиям, много пропущенным за время своих гуляний. Локомотивом в отработке была И., в этом ей надо отдать должное. Потом они решили оставить «Федю», так звали папу И., мечтавшему о сыне. Получилась же Саша, девочка. Но Шура, в честь которой была она названа, не сразу даже навестила новорожденную и начала стенать по поводу имени, что, мол, не надо было так называть в силу её (Шуры)  несчастливости (чисто её субъективное мнение!). Стенания её воплотились в жизнь ребёнка, так что не стоит кокетничать  попросту. Кстати, эта же ситуация не обошла и её сына, только в другом деле.
       Саша была неспокойным ребенком, много плакала, чем нервировала Васю. У него с новой силой разыгрался нейродермит. В какой-то Новый Год он оказался в Мечниковской больнице со вторичной инфекцией. Когда я туда пришла, то увидела не лицо Васино, а маску: вздутое, оно было полностью намазано красной жидкостью Кастельяни. Хоть я и была предупреждена  об этом И. по просьбе Васи, зрелище это меня поразило.
       Тогда И. встречала этот Новый Год в больнице с Васей, а ели они испеченный мною  по просьбе Васи «наполеон», им обожаемым всю жизнь, именно мой. А Саша, когда Васю положили в больницу, обыскивала молча всю квартиру в его поисках,заглядывая во все темные углы. После этого воспаления Васе дали путевку  в санаторий в Сочи, а на 6-м курсе в Хосту, вернувшись из которой  Вася больше в дом И. не пошел. А объяснилось это вскоре полученной телеграммой из Киева за подписью Васиной фамилией в женском роде (И. своей фамилии не меняла). Так появилась Л.,  и я убедилась, что некоторые персонажи и ситуации  в «Богатые тоже плачут» взяты из жизни, и не только заморской. 
       Считаю, что Л. «тринадцатая любовь» Васи и «на этом его автобиография закончилась» ( по Нушичу – югославский драматург и писатель).
      
       Хочу ещё сказать об эстетствующих замашках Васи.
       Было его возмущение: «Разве это день рождения?», - который пришелся на его пребывание у Шуры. Не было свечей на торте.   
      Он не только тайно курил, а потягивал из курительной трубки, за что жестоко поплатился, когда я её нашла.
      Вот на этом я и заканчиваю.

                ***