Конец света

Почему человек открывается близким только в экстренных ситуациях или в последний момент? Неужели нельзя сбросить тяжкий груз раньше? Зачем его вообще носить? А зачем поднимать? Непонятно. Такова наверно человеческая сущность, а порой даже сучность.
21 декабря 2012 года Майя Ивановна Такова была с самого утра сама не своя, а совесть ее заставляла сказать, что и не только своего супруга, а еще и соседа этажом ниже. Она верила в Бога, но дальше веры до сегодняшнего дня дело не доходило, а сегодня она даже сходила в церковь. Она исповедовалась, стало чуть полегче, но открываться чужому мужчине, не своему – свой убьет. А хотя какая разница – все равно Конец света, надо говорить. Весь день она ходила и пыталась подобрать слова, даже репетировала их у зеркала, что даже не заметила, как вернулся муж. Разуваясь на пороге, он вдруг услышал из комнаты голос жены: «Измена – как это подло! Прожили огромную жизнь и вдруг такое!» На мгновение супруг замер, затем опустился на корточки, облокотился о дверь и закурил.
- Ну, раз узнала, что отпираться? Что я, не мужик что ли?
Докурив сигарету, Петр Николаевич Таков выбросил окурок в подъезд и закрыл дверь.  Зашел в комнату. Остановился. Молча простояв полминуты, он вдруг направился к Майе и попытался приобнять ее, но его прикосновения словно обожгли супругу, она отскочила в сторону и зарыдала.
- Ты все слышал? – получив утвердительный кивок, она продолжила. – Почему ты молчишь?
- Я не знаю, что тут сказать…
- Тебе даже сказать нечего. Тебе все равно, ты меня даже не любил!
- Любил и люблю. – искренне говорил Петр.
- Ты хоть знаешь, кто этот человек?
- Знаю. Мы, к сожалению, с этим человеком каждый день видимся. – у физрука и учительницы биологии аудитории хоть и разные, учительская все равно одна.
- Руку каждый день жмешь ему… - Майя вспомнила этого вежливого, милого интеллигентного человека, начитанного и знающего наверно обо всем на свете, живущего под ними. С ним так интересно. Представила как он, пересекаясь с ее супругом, мило улыбается и смотрит какими-то даже наивными глазами…
Такову же легче было бы услышать «целуешь», а не «жмешь», не советское время.
- Зачем ты так? – пробормотал он с обидой.
- Ты даже не собираешься за меня бороться?
- Да я за тебя… Да было б с кем бороться.
Оценив весовые категории супруга и любовника, Майя согласилась с этим доводом: один удар и через какое-то время кто-то другой будет праздновать новоселье.
- Ну оступился один раз. С кем не бывает? – продолжил тем временем муж. – Ну хочешь, переедем отсюда в другой район, я найду другую работу…
- Да причем тут работа?
- Ну да, не в работе дело.
В это мгновение в памяти учителя физкультуры всплыл рабочий процесс. Как-то раз Изольда Терентьевна Путалбес после урока зашла к нему осведомиться о доверенном ей начальством классе. Таков какой-то расстроенный (как оказалось, с женой поругался). Изольда Терентьевна оказалась прекрасным собеседником, успокоила его, нашла подход. Они сначала перешли на «ты», а после Путалбес согнулась над козлом, кто-то может и посчитает, что между козлами, а потом еще какое-то время поболталась на кольцах. Несколько раз и он был у нее в кабинете. Тоже нашел подход – один раз разделывал ее на одной из парт, исписанных школьниками нецензурной бранью, некоторые заметки из которых возможно даже адресованы Изольде Терентьевне, и побывал в каморке – там его даже не смущали чучела некоторых животных и настоящий анатомический скелет, а вспоминать противно. Несколько раз провожал ее до дома, ну и поднимался, конечно, чайку попить, так видать, решил, что по пути и спалился. Зато когда он помирился с женой, его встречи с Путалбес перешли строго на официально-деловой уровень – случайные пересечения в школьном коридоре или в учительской на педсовете.
Звонок в дверь прогнал сиюсекундное воспоминание и прервал разговор. Петр Николаевич открыл дверь…, на пороге стоял Николай Петрович Засаседа.
- Я тут это… - замялся он.
- Ну проходи, что стоишь как не родной…
- Петр, слушайте…., вы сто рублей не одолжите до завтра?
Таков достал кошелек, вынул сторублевую купюру и протянул Засаседе. Тот взял денюшку, постоял немного, подумал, а потом опомнился, сказал «спасибо» и удалился. Петр закрыл дверь и вернулся в комнату.
- Кто там?
- Сосед приходил, снизу…
- Он живой?!
- А что ему сделается? Сотку приходил занять.
- И ты дал?
- Дал. Мне что, жалко? Прости меня.
- Да ладно, это пустяки.
- Это не пустяки! Мне самому противно от этого, прости, если сможешь. Если тебе нужно время подумать, я буду ждать, сколько угодно. Если же не сможешь – я, наверно, уйду.
- Я ожидала от тебя чего угодно, даже то, что будешь бить, но только не такой реакции.
- А какая должна быть реакция, если я виноват?
- Да в чем ты можешь быть виноват?
- Как это в чем? Будто я ничего не сделал…
- А что ты сделал?
- Изменил тебе…
- Что?
- Изменил, говорю, тебе.
- Ты мне изменил?!
- А о чем мы все это время разговаривали?!
- Какой ужас! Как ты мог?! Скотина! Я ж тебе верила! Кто она?! Нет, не говори! Я не хочу знать. И тебя знать не хочу!
- До тебя только сейчас дошло? Почему для тебя это только теперь новость? О чем мы с тобой весь этот  вечер разговариваем?! – разговор был хоть и недолгим, но для супруга он показался вечностью.
Взглянув на часы и решив, что время покаяться, как приспичит, еще есть, Майя процедила сквозь зубы:
- Романов женских начиталась о том, какие вы все мужики сволочи. Думала, ты у меня один святой, а ты…
- Еперный театр...
- А ты себя возомнил дон Гуаном? Гуан дон ты! Видеть тебя не могу!
- Не смотри… – присел Таков.
- А что, мне теперь и смотреть на тебя нельзя? Сколько у тебя любовниц?
- Одна была.
- А две, что, не осилил?
- Да и одной не хотелось…
- Не хотелось, не было б. Одна! Ничья…
- Что?
- Что?
- Что «ничья»?
- Ничья я теперь, паразит. Твоей, думаешь, буду?
- Ну, прости ты меня.
- Сын у нас уже взрослый, поймет… Где он, кстати?
- Не знаю.
- А что ты знаешь? Ты хоть знаешь, как он рос?
- Знаю, сам растил.
- Растил он…. Замучил парня совсем.
- Ну, хватит.
- Вот и я думаю, хватит. Спишь сегодня в зале, а завтра решим, как дальше. Может и прощу дурака. Намучилась я с тобой.
Супруг молча ушел в зал, а Майя прилегла в комнате, поставив перед собой часы, на душе полегчало. Нервное напряжение, усталость, незаметно протащили с собой дремоту, а вскоре Мая забылась крепким сном. Проснулась – было еще темно. Ощупала себя – вроде жива. Зажгла свет, взглянула на часы… Было уже как 5 часов 24 минуты как 22 число. Конца света не было. Пошла на кухню. В коридоре увидела под входной дверью какой-то лист бумаги, заглянула в зал – муж спит. Подняла, стала читать.

                Дорогой Петр Николаевич!
В связи с наступающим Концом света, считаю своим долгом сообщить вам о вступлении в интимную связь с вашей супругой Таковой Маей (извините, отчества не помню). Свои искренние извинения пытался донести до вас лично, но в самый ответственный момент, испуганный вашей внушительной комплекцией, не решился, поэтому каюсь и приношу свои извинения в письменной форме.
Искренне ваш Н. П. Засаседа. 21.12.2012.

Дописав письмо, Засаседа стал вспоминать книги, украденные им из государственных библиотек, книжных магазинов и у различных знакомых. Список составил около ста наименований. Возвращать все это богатство уже поздно, церковь тоже уже закрыта, остается только идти в полицию каяться. Собравшись с духом, туда он и отправился, перед этим закинув письмо соседям. Пришел в отделение, а там – оперативников на всех не хватает. Народу немерено, и у всех явка с повинной. План был перевыполнен на полгода вперед. В основном были воры, мошенники и грабители, тяжесть преступления которых была от продуктов питания, до крупных денежных сумм, так же приходили убийцы, насильники, хватало и просто сумасшедших. Возраст преступлений тоже был самым разнообразным, самый ранний был совершен аж в 1984 году. Засаседа занял очередь и принялся читать «Апокалипсис» - единственное из того,  что он прихватил с собой. Когда очередь дошла до него, было уже 22-е, он вежливо, никому не сказав ни слова о причине его скромного ухода, уступил место занявшему за ним и удалился, прыгнул в свою «шестерку» и поехал домой. Перед самым домом выключил фары, его отсутствия ночью соседи могут и не заметить, а вот появление может породить слухи. Выезжая из арки во двор, он наскочил на вышедшего из-за угла человека. Приехали… Выйдя из машины, Засаседа увидел женщину между передними и задними колесами. Она даже не вскрикнула. Может, уехать? Вмятина на бампере и кровь на колесах сдаст. Осмотрев женщину, понял что ей уже не помочь. Взглянув в лицо, он ужаснулся – под колесами его машины лежала Такова Мая. Теперь точно сидеть придется. Достав телефон, Николай Петрович позвонил в полицию. Уж лучше за решетку, решил он - если муж узнает и подоспеет раньше, чем приедут сотрудники правоохранительных органов, можно оказаться и под мемориалом.

От судьбы не уйдешь. Никому неизвестно, когда все-таки наступит Конец света, и уж точно никто не знает, когда и как уйдет и успеет ли он проститься или хотя бы попрощаться. Душа Майи так и витает наверно с грузом, который держит ее на земле. Обнаружив у нее письмо, Засаседу осудили за преднамеренное убийство, так как письмо его явно компроментировало, а ведь мог получить срок и поменьше.  Время Изольды Терентьевны Путалбес еще не пришло, она провела ЭТУ ночь отлично – соблазнила директора, тем самым отдохнув и заработав себе премию на Новый год. Петру Николаевичу Такову помимо известий о жене, сотрудники полиции доставили еще и алкоголесодержащее, дышущее и разящее перегаром тело сына. Петр Николаевич с самого детства сына следил за его физическим развитием и здоровым образом жизни – отдавал в различные секции, контролировал его режим, несмотря на то, что тот был против. Вот Борис Петрович и решил под самый Конец света оторваться: взял кредит, заложив машину, поназанимал у знакомых денег и отметил все это дело - выпил, так сказать, за всю свою счастливую юность – наверстал упущенное и изрядно перебрал, потратил все, но на этом не остановился. Затем по телефону высказывал свое мнение людям, менее ему привлекательным, ну и попосылал их куда подальше. В их числе были педагоги ВУЗа, в котором он на данный момент обучался, и многие знакомые, среди которых были и одолжившие немалые ему средства люди. Все – это конец.