Лучше поздно, чем никогда

(Мелодрама)

- Петруша! Ну где же ты? С тобой все в порядке? Может быть не пойдем никуда?

Седовласый старик тяжело вздохнул, и хрипло дыша попытался встать с коленей. Проклятый артрит совсем не дает житья! И ладно бы только артрит, поясницу ломит так, что любое движение дается с трудом и разливается болью по всем нервным окончаниям. Хорошо, что сосед, молодой совсем еще парень, но тоже сильно страдающий от болей в спине, подсказал простое, но действенное средство: необходимо лечь на пол и закинуть ноги на кровать. Полежать в таком положении минут 30, острая боль утихнет и можно будет передвигаться вполне бодро. Вот только в случае Петра Алексеевича, так звали седого старика, встать после этой процедуры было ох как не просто. Но ничего, охота пуще неволи, особенно когда эта «охота» имеет столь зычный голос, к которому он так и не смог привыкнуть почти за 50 лет совместной жизни. Да и традиции, сложившиеся за длительные годы супружества Петр Алексеевич нарушать не хотел. Было что-то в традициях, что придавало старику спокойствие и уверенность, особенно в его почтенные годы.
Это была, своего рода, гарантия того, что раз и навсегда заведенный порядок не будет нарушен ни при каких обстоятельствах и каждое воскресенье летнего, либо осеннего месяца они проснутся в 5 часа утра и пойдут в лес. И ничто этому не сможет помешать: ни дождь, ни ветер, ни буря, ни ураган, ни даже... смерть.

С возрастом это слово начинало приобретать для Петра Алексеевич новые оттенки, формы, окраску. С одной стороны, оно становилось более родным и близким, с другой, начинало пугать все сильнее и сильнее. Традиции помогали Петру Алексеевичу спрятаться от проклятой Старухи, создавали иллюзию уверенности и убежденности в том, что перед ними не устоит даже ОНА. Вот поэтому, каждое воскресное утро последние несколько лет, он поднимался чуть раньше своей жены и пытался унять боль в спине, которая грозила нарушить ход привычных событий.

Как всегда на столе дымилась тарелка с манной кашей на молоке и тонкий ломтик хлеба, намазанный сливочным маслом. Врачи категорически запрещали Петру Алексеевичу есть все это, но с годами вкусы претерпели странные метаморфозы и манная каша на молоке с бутербродом стали для него самым лучшим и желанным лакомством, которое он позволял себе только утром в воскресенье, когда впереди его ждали солидные, для его возраста, физические нагрузки. И это тоже была своего рода традиция, еще один кирпичик, составляющий его бастион, в котором он пытался спрятаться от Неизбежного.

Подняв глаза от тарелки, он натолкнулся на участливый взгляд супруги, Галины Алексеевны:
-Совсем скверно, Петруша?
-Да что ты, Галюня. Вовсе нет. Полежал, кости встали на место и теперь я ого-го какой орел, так рвану по лесу, что только держись - попробовал свести все к шутке Петр Алексеевич,- сама-то как?
-Спала плохо, а так вроде ничего.

Петр Алексеевич посмотрел на жену и вдруг осознал, что любить ее по настоящему он стал только лет десять назад. Подумал и сам удивился. Какая любовь в таком возрасте, когда и дети и внуки уже взрослые, когда тела и лица потеряли былую привлекательность, когда слово страсть вызывает не эмоции а воспоминания. Но ведь если прислушаться к себе... Петр Алексеевич так всегда делал, когда решал какую-либо сложную проблему или задачу, или пытался разобраться в своих переживания: задерживал дыхание, сосредотачивался, и пытался представить свое сознание волнами расходящееся в пространстве в поисках ответов. На удивление, в таком состоянии решение или корень волнений находился быстрее и, практически, всегда правильно. Вот и сейчас он понял, что прав.

За размышлениями, совершенно незаметно, и, что более важно, безболезненно он оказался у входа в лес.

- Ну что, куда пойдем? - спросила Галина Алексеевна
- Давай пойдем в тот лесок, за речкой, - пальцем показал направление Петр Алексеевич.
- Соседи говорили, что там опят видимо-не-видимо. Веры им, конечно, не много, но чем черт не шутит, когда Бог спит,- произнес он свою любимую поговорку.
 
Монотонная ходьба вернула его к прежним размышлениям, и он вспомнил каким был 50 лет назад. Тогда он бы дошел, да что там, добежал бы до леса в три раза быстрее, правда и грибов собрал бы меньше: несподручно на бегу грибы, да ягоды выискивать. Да и вообще в молодости он много бегал: на свидания к Галюне бегал, со свиданий бегал, на работу бегал. Много бегал, много в нем энергии было и тратил он эту энергию щедро, не жалея. Тратил, тогда еще Петька или Петруша, энергию и на любовь к Галке, Галюне. И была эта любовь такая, что казалось пламя растекается по венам и сжигает изнутри. Крепко любил он свою Галюню, и она его любила. Поэтому и свадьбу сыграли быстро, весело, озорно. Так что все соседи больше недели только и обсуждали, что эту свадьбу.

- Направо или прямо пойдем? - отвлекала от мыслей Петра Алексеевича супруга
- Пойдем прямо, отойдем подальше, думается, там натоптано меньше.

Натоптано... Да, помнится натоптался он, набегался, когда через год после свадьбы Галюня родила ему сначала дочку, а еще через год сына. Работал на двух работах, чтобы прокормить семью. Да что там, в те времена все так жили.

Примерно в это время он и понял, что его отношение к жене изменилось. Нет, оно не стало хуже, он не перестал ее меньше любить, но это была уже другая любовь. Не такая  яростная как была прежде. Любовь стала более нежной, заботливой, почтительной. Теперь Петр Алексеевич любил свою жену не только как супругу, но и как мать своих детей. Любил, но позволял себе иногда недостойные вещи, о которых Галина Алексеевна неизменно узнавала и страшно, мучительно, надрывно переживала. В сердцах она собирала вещи... а затем долго плакала на них. И это отрезвляло Петра Алексеевича как пощечина, нет как порка розгами. Таких «моментов» было три и, он был уверен в том, что эти «моменты» оставили тяжелый след в сердце его супруги. Ему до сих пор было жутко стыдно, что он довел количество своих «моментов» до трех, не смог сдержаться во второй, в третий разы.

- Петруша, я что-то устала, я посижу тут под кленом, передохну минутку
- Ты себя нормально чувствуешь, - всполошился Петр Алексеевич, - может домой пойдем?
- Да нет, - еле заметно улыбнулась Галина Алексеевна, - сейчас дух переведу и дальше пойдем, не волнуйся.

Петр Алексеевич, отошел подальше, чтобы рассмотреть начавший желтеть клен.

Да, на самом деле, как и в любой жизни, это были не единственные сложности, которые им пришлось преодолеть вместе. Сейчас он вспоминает об этом с улыбкой, но в начале их совместной жизни они устраивали нешуточные баталии: делили власть в семье — так это он называет теперь. В молодости же казалось, что отстоять свою правоту по тому или иному вопросу является делом жизни или смерти. И отстаивали они свою правоту так, что только пух и перья летели. Нет, до драк не доходило, но он со своими темпераментом и она со своим голосом создавали такое звуковое сопровождение ссор, что соседи были в полной уверенности - драки в их семье дело обычное.

Прогоняя перед мысленным взором последнее десятилетие жизни он понял, что оно было действительно самым счастливым и самым ярким с точки зрения эмоций: гормоны в силу возраста уже не доставляли неприятностей; дети и внуки выросли и приносили одну только радость своими визитами и посещениями; пришедшая с годами мудрость научила прощать мелкие слабости и промахи друг друга, научила не искать недостатки, а обращать внимания на достоинства и положительные черты характера, которых у обоих супругов было предостаточно. Пришло ВСЕПРОЩЕНИЕ. Опять же, сколоченное за долгие годы благосостояние, позволяло если не шиковать, то не отказывать себе в мелких радостях и, что самое главное, не сидеть на шее у детей и внуков. Жизнь перешла из состояния шторма в состояние полного штиля и, что удивительно, несмотря на свой, пусть немного и поиссякший, но тем не менее еще вполне бурный темперамент, Петр Алексеевич воспринимал этот штиль как благо. Хорошо после похода по бушующему морю отдохнуть в тихой гавани.
Вот после прихода в эту тихую гавань Петр Алексеевич и влюбился вновь в свою Галюню, да так крепко, что первая юношеская страсть напомнила лесной пожар. Да, жаркий, да быстрый, но куда ему до жара, которым пышет лава, неспешно стекающая из кратера вулкана. Теперь же, Петру Алексеевичу открылась другая истина, он понял в чем причина его тяги к традициям, почему он так боится смерти и пытается с помощью традиций заговорить ее. ОН БОИТСЯ ПОТЕРЯТЬ СВОЮ ГАЛЮНЮ! Он оттягивает расставание с ней и страшится того момента, когда это произойдет. Как жаль, что истинное понимание и истинная мудрость приходит с годами. Да, он прожил счастливую и успешную жизнь. Но ведь его жизнь могла быть во сто крат счастливее! Как жаль, что прошлого не вернуть!

Холодный ветерок потеребил его по спине и Петр Алексеевич подумал, что Галюня уже минут пять сидит на холодной земле, подстелив под себя лишь тонкий полиэтиленовый пакет. Не застудилась бы.

- Галюня, ты как? Вставай, застынешь!

Нет ответа.

- Галя, ты что? - встревоженный Петр Алексеевич, загребая ногами листву, подбежал к супруге.
- Галя, Галя, что с тобой..., - и осекся увидев уже остекленевший взгляд и мягкую, присущую одной только ей полуулыбку.
- Люди, кто-нибудь! Помогите!!! Помогите!!!

Колени подогнулись и Петр Алексеевич упал, не чувствуя боли в больных суставах. Он поднял глаза, наполненные слезами к небу и растворился в нем, пытаясь поделиться своей болью, своей утратой. А в сознании мелькали картинки самых счастливых событий, которые они пережили вместе: вот он впервые видит Галюню, а вот Галюня в свадебном платье, вот он забирает ее из роддома, вот она радостная примеряет шубку перед зеркалом, вот... вот... сотни ярких иллюстраций его счастливой жизни.

И в этот момент с макушки клена отделился красно-желто резной лист и, плавно покачиваясь в потоках ветра, начал спускаться вниз. Он медленно опускался, планируя все ниже и ниже, подобно маленькому дельтаплану. Легкий порыв ветра подхватил уже почти совсем коснувшийся земли листок и аккуратно положил его на лицо Галины Алексеевны.