Эрве Базен. Брачная контора

Еще бы. Уж Луиза понимала в этом достаточно, чтобы найти другое объяс¬нение. Она быстро перечитала конец письма, и отсутствие уточняющих деталей нисколько не помешало тому, чтобы у неес сложилось мнение: эта ничем не примечательная жизнь, этот небольшой эгоизм, этот маленький кураж, скрывающийся под названием «покорность судьбе», эта излишняя предосторожность и сдержанность, короче, склонность к банальной, безын-тресной жизни — все было ей знакомо. Нужно ли это признавать? У нее » было мгновенной симпатии к этому незнакомцу, слишком похожему на нее Похожие люди никогда не могут быть вместе. Однако ей было любопытно. Нас может не удовлетворять жизнь, тем не менее мы довольствуемся тем,  что есть. Почему жизнь больше не приносит удовлетворения этому незнакомцу? Плохо поставленный вопрос: почему жизнь больше не удовлет-воряет Луизу? Она еще раз перечитала письмо и заметила, что буквы «М» смещены. «Машинку нужно ремонтировать», — подумала она. Потом наспех поужинала и начала строчить черновик на четырех страницах.
— Что ты делаешь? — пробрюзжал брат. И без всякой связи добавил:  —
ты должна решиться сходить к парикмахеру и сделать завивку.
— Посмотрю!.. — сухо ответила она, решив не обращать внимание на
любопытство, ей показалось, что Роберт проявил нетактичность. И тут
же добавила: — А ты... когда ты, наконец, избавишься от этих китай-ваз?
Я подумаю об этом, дорогая сестрица! — закончил разговор Роберт и шел в спальню, не пробормотав, как обычно: «Спокойной ночи».
Луиза вздохнула и от мысли о мужчине, которому она писала, ее бросило жар: этот конторский служащий, этот другой Роберт, по крайней мерс ен тактичным и деликатным. Девушка переписала ответ, вычеркнула несколько фраз, добавила другие, более нейтральные и, особенно, менее скучные. И наконец письмо, тщательно отделанное, удовлетворило ее: Супарь, не объясняйте ничего. Вы закончили письмо, как актриса: Можно ли упрекать бриллиант в том, что он одинок?» Ни ваш, ни мой бриллиант не стоят  и карата. Без сомнения, у нас не было любви, более того, не было способности любить. Сегодня главное не в том, чтобы знать, почему мы стали бобылями или остаемся ими, а почему мы не хотим ими больше. Будучи  откровенной, признаюсь вам, что люблю определенность в запоздалых увлечениях.
Продолжая в том же духе, Луиза написала две страницы, а на следующее утро перепечатала письмо на «Ремингтоне», чтобы сообразо-ваться с желанием своего корреспондента.
За ответом она пришла в ПДБ уже через четыре дня. Вежливость не позволяет ни под каким видом заставлять людей ждать, не так ли? Впрочем никакого послания от Эдмонда не было. Служащий передал ей два письма. Пришедших с  опозданием: одно от вдовца, другое от разведенного. Мадемуазедь Жюмондс раздражением порвала их: она не из тех, кто может «о любовных приключений одновременно. Через день опять ничего не было. Луизе пришлось прийти пять раз и каждый раз вытерпеть улыбку лысого. Лишь после этого она обнаружила в ящике конверт. Теперь  пришел и ее черед улыбаться: буква «М» в слове «мадемуазель» была смещена. Луиза прочитала очень быстро: «...Извините, что отвечаю Вам с опозданием. Я хотел сделать выбор между тремя абонентками. Отныне Вы одна...»
Лицо Луизы озарилось улыбкой. И лысый сказал очень громко, осведом¬ляя вновь пришедших:
— Поглядите-ка, наши клиентки всегда находят то, что им нужно.
Абзац за абзацем — и наконец Луиза прочла: «...Говорят о полуденном демоне: почему бы и не поверить полуденному ангелу? Мы можем стать теми, для кого жизнь начинается в сорок лет. Мы...»
Мы! Новое слово! Прочтя письмо, Луиза не могла идти спокойным шагом, она почти бежала, возвращалась на улицу Эстрапад. Но, проходя мимо па¬рикмахерской, что в ее квартале, сама не зная почему, договорилась о визи¬те на следующий день.
Шесть месяцев. Эта переписка, мало-помалу ставшая регулярной, — они посылали письма два раза в неделю, — но остававшаяся анонимной, продол¬жалась шесть месяцев. Пятьдесят писем скопилось в ящике ночного столи¬ка Луизы, пятьдесят писем, которые не были любовными, но она их очень скоро стала рассматривать как таковые. Между тем Луиза не была довольна их содержанием. Эдмонд делал постоянные намеки. Он никогда не жаловался, но его выдавали тон разочарованности в жизни и наваждение ненужного прошлого. Казалось, что он смотрел в будущее, чтобы заполнить его пустоту. Насколько это все-таки правда, что жизнь без будущего — это часто жизнь без воспоминаний.
Взаимопонимание и задушевность воцарились между ними. В один пре¬красный день слово «мадемуазель» со смещенной буквой «М» было заменено именем Мартина. Они были уже на грани интимных отношений, а все еще не знали друг друга. «Возможно, — признавался Эдмонд, — что я не оправ¬даю ваших надежд, когда мы встретимся в первый раз. Я от Вас ничего не скрываю, но лучше не создавать идеальный образ, чтобы потом не испыты¬вать разочарования». Это было как раз то, чего так боялась Луиза, и этот страх изменил ее: «Луиза» уступила место «Мартине». Разумеется, она вс рассталась ни со своими вкусами, ни с привычками. Но, не меняя все это. можно изменить настроение: ведь есть сто способов внутренней жизни. Снис¬ходительность и сочувствие, которые не были се основными добродстслямм. становились ей доступны. Она потратилась на наряды. От небрежности до моды было еще далеко, но речь шла о том, как суметь одеться так, чтобы вид не был праздничным. Некоторое время Луиза насмешливо постреливал» глазами в сторону Роберта, потом ирония уступила место удивлению, и на¬конец возникло нечто вроде интереса или беспокойства. Догадывается ли ои* Боится ли остаться один? Он всегда подсмеивался над сестрой, а теперь стал уделять внимание своему внешнему виду. Луиза, зная его капризы, замечала, что его трогает ее предупредительность, и он пытается ответить на шее благодарностью. Она упрекала себя в том, что слишком сухо обходится г братом: «В сущности, он неплохой малый. Как жаль, что у него нет таким» богатого мира, как у Эдмонда».
Шесть месяцев! Луиза два раза продлевала абонемент в ПДБ. Пока иг получила последнее, пятьдесят шестое письмо. Оно было коротким: «Я думаю, Мартина, что наступило время перестать играть в прятки. Мы оба были очень серьезны и очень терпеливы. Теперь я знаю Вас достаточно хорошо, чтобы не испугаться разочарования, о котором я вам говорил. Я вас жду в субботу, в полдень, перед агентством на улице Медичи. Опознавательный знак: каждый из нас будет держать развернутый номер „Энтрансижан". Мы скажем друг другу имя и обменяется адресами. Ах! Мартина, я уверен, что мне будет трудно вас называть по-другому. До скорой встречи.
Эдмонд».
В этот вечер Луиза вернулась оживленной: беспокойство преобладало над нетерпением. Роберт показался ей очаровательным, даже несдержанным в проявлении чувств, бурно реагирующим на все. «Неужели он догадался по моему лицу, — подумала она, — и, не зная истинной причины моего волне¬ния, старается успокоить? Может быть, мне нужно посвятить его в свои дела?» У нес не хватило смелости все рассказать брату, который казался ей таким славным. Это все равно что вылить ушат холодной воды. В торже¬ственном ожидании прошли еще три дня, все было как в детстве, в ожида¬нии первого причастия.
Наконец наступила суббота. Луиза в этот день не работала и могла ис-пользовать утро для тщательного туалета. Она была готова в одиннадцать часов, но в одиннадцать с четвертью вдруг из скромности решила надеть другое платье, которое ей меньше шло, из приличия убрала весь макияж. Она вышла с опозданием, тем не менее сделала крюк, пройдясь по Люксем¬бургскому саду, через решетки которого можно было наблюдать за тем, что происходит напротив, на улице Медичи.
Она незаметно приблизилась. Мужчина среднего роста как бы врос у ПДБ, без сомнения, это был Эдмонд, так как он держал развернутую газету. Муж¬чина стоял к ней спиной, поэтому Луиза могла видеть только его серую шляпу и голубое пальто. Одна деталь бросилась в глаза: пальто только что было куплено, возможно, ради нее, и простодушный холостяк забыл снять эти¬кетку. Смущенный или обеспокоенный тем, что его узнают, он с упорством рассматривал витрину. Луиза подождала еще несколько минут, но так как Эдмонд не двигался, она, развернув «Энтрансижан», вышла из сада и пере¬секла улицу. Мужчина повернулся на стук ее каблучков, инстинктивно под¬нес руку к шляпе — и замер на месте. Это был Роберт.
— Что ты здесь делаешь? — пробормотала Луиза. Она побледнела, а брат
стал пунцовым. Между тем он быстрее пришел в себя.
— Хотел взглянуть, поместили ли мое новое объявление. Я уже давал
одно, шесть месяцев назад, чтобы продать эти китайские вазы, которые ты
терпеть не можешь. Но ничего не получилось.
Вид у него был жалкий, нижняя губа отвисла, он часто моргал. Неловко свернув газету, спрятал се за спиной. «Нет, дорогой мой человек, — тотчас подумала она, — нам не нужно притворяться, иначе жизнь станет невыно¬симой» .
И, рассмеявшись, Луиза спросила:
— Как поживаете, Эдмонд?
Что оставалось делать Роберту? Он прижал сестру к себе и поцеловал.

Конечно, Луиза не вышла замуж за Роберта, хотя могла бы: ведь он был всего-навсего сыном ее отчима. Они давно жили как брат с сестрой, хотя ими и не были. Если бы они поженились, их брак стал бы настоящим нрав¬ственным кровосмешением. Более того, они прожили много лет вместе, гля¬дя безжалостными глазами на интимные стороны совместной жизни, глаза¬ми, подробно отмечающими несносные стороны характера, порой невыно¬симое выражение лица, вид одежды, наводящий уныние и тоску. Они любили друг друга, как могут любить брат и сестра, может быть, больше, но это чув¬ство никогда бы не смогло перерасти в большую любовь. Наконец, как это заметил Роберт, они об этом никогда и не думали, а ведь в некоторых ве¬щах нельзя положиться на волю случая.
И все-таки они ни о чем не жалели, зная теперь, что они из себя пред¬ставляют и что могут сделать друг для друга. Их жизнь ничуть не измени¬лась, да они и не хотели никаких изменений. На этот раз они не пребывали в холостяцком положении, а сами решили остаться неженатыми. Конечно, Роберт остался таким же, каким и был, ворчливым, важным, скучным, хотя в нем произошла маленькая перемена: с Луизой — только с нею — он боль¬ше не держится отчужденно. А когда начинает рассматривать сестру, как прежде, почти не видя, Луиза трогает его за руку и шепчет:
— Эдмонд!
Только пролетающий полуденный ангел нарушает молчание, и дрожат веки их постаревших глаз.
Перевод с французского Николая Тихонова и Галины Остяковой