Шахидка, или тысяча вторая ночь

               
               
               
                Быть женщиной уже геройство…
                Борис Пастернак

 «Шахидка» появилась в редакции  нежданно-негаданно. Вобщем–то она не была вахабиткой, как потом выяснилось, и под её по-летнему легкой кофточкой не прятался пояс со взрывчаткой, замкнув проводки которого можно, превратясь в кровавые  ошмётья, прихватить на тот свет  ещё  десяток-другой «неверных».
 
 Как позже стало ясно, её  папа и мама – чистокровные армяне, имеющие небольшой бизнес в  большом сибирском городе. А  их дочь с ломаным профилем  врубелевского  «Ангела с кадилом и свечой» и похожими на чёрное пламя волосами заканчивала учебу в вузе, где если чему-то и учили, то за деньги, и все-таки  вряд ли  могли чему-то  научить.

  Элоиза ( так звали девушку с глазами напоминающими пушкинскую строку про угль водвинутый «во грудь отверстую» Пророка с той лишь разницей, что отверстыми были  «зеницы»  этой отнюдь не испуганной  орлицы, и вот в них-то как раз и светилось по сияющему  углю) писала дипломную работу, в основу которой лег социологический опрос представителей «второй древнейшей».

 У председателя  нашей пытающейся называться творческой организации был такой стеб: подсовывать мне хорошеньких молоденьких девушек, от которых сам он, недавно в который раз женившейся на таковой и уже произведший на свет ребенка, бегал как чёрт от ладана, не смотря на свои славные секс-подвиги в центральных изданиях и дальних аулах.  С завидным постоянством моего штатного сутенера, он поставлял мне  этих слетавшихся на домжуровский  огонек мотыльков. То  «сходившую замуж» за американца хорошенького менеджера по связям с общественности из банка подсуетит, то разведенную с мужем-спортсменом практикантку-журналистку, пока что подрабатывающую крупье  в казино, то начинающую звезду телеэфира из вчерашних стюардесс, которой  нужен был сценарист для серопиарного производственного фильма. 


И вот  - дипломница-социологиня. Уже ощутив унылое движение конвейера потребительниц  «местного классика», каким меня представлял ухмыляющийся во флоберисто- джугашвилевые усы  председатель, я  поговорил со следующей никогда ничего моего не читавшей  девушкой по телефону, и чтобы избежать с ней встречи, за которой должны были начаться неизбежные посиделки в кафе  с чтением из Леонида Губанова «Эта женщина не дописана, эта женщина не долатана, этой женщине не до бисера, а до губ моих ада адова» (стоило мне пригубить этих восторженно сияющих глаз, как меня несло),  не желая погружаться далее в адище воронки, где меня, словно разбойники на большой дороге,  подстерегали провожания до подъезда, поцелуи на стылом октябрьском ветру, томления на июльском пляжном песке со случайными касаниями рук и бедер, а то и восполнение утраченного после вчерашнего бракоразводного процесса звена в цепи бойфрендов и запасных игроков из  арсенала «мой мужчина», я  вежливо попросил оставить анкету на моем рабочем столе – и слинял в командировку.

Вернувшись, я обнаружил  листок с идиотскими вопросами в духе парадоксов Швейка, указал количество наличных детей, расставил где полагается «птички-галочки» - и на том намеревался успокоиться, но внезапное появление Элоизы  в редакционном кабинете  тут же вызвало мгновенное сожаление по поводу того, что я так глупо «раскололся». И хотя,  в той или иной ситуации попадая под прицел заинтересованных женских глаз, я никогда не вел себя по алгоритму брачного афериста(они всегда холосты и бездетны), а  довольно  обстоятельно, хоть и не вдаваясь в особую деталировку представлял  опись  своего лирического обоза, тут по колыхнувшемуся в подреберье ретивому так и полоснула остренькая  бритвочка сожаления.

 Что ни говори, а во флирте, когда  как бы «обнулены» все биографические данные  впрягающихся в него партнеров, есть своя прелесть непознанности. А стоит начать «грузить» друг друга подробностями своей личной жизни, как улетучивается  обаяние самообмана, когда фантазии  мужчины и женщины, чьи траетктории неожиданно пересеклись и ещё не травмированы  ужасающими диссонансами несовпадений. 

 Когда, мгновенно проделав во мне две дыры своими глазами- угольями, она прибрала к рукам кое-как исчирканную мною анкету, я тут же позабыв про интервью в номер, не то мелким бесом, не то крупным бисером, а не исключено, что и старым лавеласом, которому уже как –никак «полтинник», кинулся за ней в холл, где  возле пальмы и настиг её пространным разговором завзятого интеллектуала. Забитый в мобильник телефон, угрызения по поводу рассекреченного количества женитьб и детей(эти «поколки» были заложены в пункты анкеты), недоделанное интервью, с которым я  сражался как Лаокаон с готовым меня сожрать змеем  невыносимый тягомотины на некоторое время погрузили меня в оцепенение. Да и не  приглашать же было её с бухты барахты в  кафе под зонтами, а тем  более в ресторан, куда я был вхож  нечасто уже потому, что  на правах «местного классика» не намолачивал столько гонорара, сколько это мог сделать вчерашний студент с выскальзывающим взглядом, собирающий и пересылающий в родной еженедельник наши местные новости по Интернету, даже во время автобусного тура в Париж, где он имел счастье надуться пива и посетить биотуалет на воспетых Джо Дассеном   Champ Elisee.

Классически –рутинное душевное общение с напоминающими пациентов психиатрической больницы источниками информации,   выслушивание  чужих проблем, просиживание в судах, когда я с трудом сводил концы с концами, чтобы из однообразной галереи изнасилованных девушек, зарезанных кухонными ножами мужей и избитых ментами граждан, извлечь что –то свеженькое, так замедляло  творческий процесс и так опускало планку моих гонораров, что, прикинув –сколько же я предъявлю жене, даже утаив от неё  для девушки на букет  цветов и  бокал «Муската» с мороженным? - я то и дело отменял уже  наклюнувшиеся  мачистские приключения. 

 Элоиза позвонила сама.
 - Андрей Борисович,  я хотела предложить вам  дело, - пропела девушка в мобильник.
 - Что? Тело? – спошлил я, ухмыльнувшись.
 - Нет! –оценила она мой каламбур, рассыпавшись бубенцами смеха под дугою тех коней, которые если уж понесут, то не остановишь.- Не тело, а дело...
 - Еще одну анкету?
 - Нет! Дипломную я вчера защитила!
 - Поздравляю.
 - Спасибо. Но мы тут с подругой про вас говорили…
 - Вот как? – расплылся я, испытывая   радость стареющей проститутки: обо мне говорят молоденькие выпускницы вуза!
 - Да нет, вы ничего такого не подумайте! – уловив мурлыкающие интонации, осадила она мои нарциссические самообманы. – Есть тема для очерка! Мою подругу упрятал в психушку муж!
 - Вот как! – словно разглядев в зеркале «куриные лапки» морщин возле глаз и дряблую шею, подумал я о невеселой газетной карме: в редакции пишут и обращаются либо кандидаты на помещение в психушку, либо только что из неё выпущенные.   
  - Мы сейчас к вам подъедем! – поставила меня перед фактом дипломированный социолог, как это делают девушки объявляя о неплановой беременности.


  И вот опять-глаза Элоизы! Теперь уже по всем законам симметричного ответа на наклёвывающийся флирт в "куржаках", как любили когда-то писать прозаики-деревенщики, обильно смазанных тушьюресниц.Они затмили всё. Рабочий день тут же мигнул-и кончился. Выпущенной из дурдома подруги Элоизы я не видел и не слышал,хотя и соображал, что речь -о муже завёдшим любовницу-банкире,оце-милицейском полковнике, украденном ребёнке, спрятанном в особняке за городом, в ворота которого пропускают только бронированный джип муженька.  В ушах звенело бетховенское "К Элоизе".Зрачки зияли, затягивая в бездонную воронку. 
 
 Это были глаза моей бывшей жены- они-то  сразу и прожгли насквозь, оставив по краям образовавшихся дыр оплавленные потёки, будто я был не я , а мое пластмассовое подобие.
 Это были те же самые огромные печальные глаза еврейского мальчика с картины Пикассо из его голубого цикла, только они находились на другом лице. Хотя, в  сущности, и лицо –то было то же самое- тонкие, как бы мстительно(а может быть просто очень печально) сжатые губы с опущенными в виде подковы не на счастье уголками , большой лоб, отчетливо очерченные брови. Вот только нос был, словно ручка от другого чемодана. А до этого я те же глаза видел столько раз...

 Вместо взрывчатки – два, натягивающих вязку свитерка маленьких округлых детонатора секс-бомбочки. Последняя, тысяча вторая  ночь. Наверное, она  когда-то наступает в жизни каждого мужчины. Самая счастливая. И самая горькая…