суд истории

                СУД  ИСТОРИИ



           1.


Вторая гвардейская армия генерала Малиновского спешно передвигалась по степям и малочисленным населенным пунктам, несмотря ни на какие трудности. Бойцы устали, но речи об отдыхе и быть могло. Вся армия, как лавина шли прямым ходом, проходя в своем марше до пятидесяти километров за сутки. Вопрос стоял: быть или не быть!
В эти декабрьские холодные дни под Сталинградом было жарко. Вся шестая армия Паулюса с остатками четвертой танковой армии находилась в окружении. Это было доселе невиданным позором для армии, которая привыкло брать целые государства как по мановению волшебной палочки, как говорил Цезарь «пришел, увидел, победил». Это был как злой рок, и все командование Вермахта было в шоке. Гитлер передавал по радио специально для Паулюса, что он сделает всё «… для снабжения и деблокирования». Однако, советские войска не только сжимали кольцо, но и увеличивали ширину диаметра кольца, передвигаясь дальше на Запад. Вся надежда гитлеровцев теперь была на вновь подготовленную операцию «Зимняя гроза». Со стороны Котельникова, на помощь к Паулюсу,  двигалось войско генерал фельдмаршала Эриха фон Манштейна. Численность немцев перевесило советские войска сдерживания кольца в несколько раз.  Они подтянули немецкие части из-под Воронежа, Орла, с Кавказа и Польши. Операция была подготовлена неплохая, и немцы верили в успех.  Такая была цена. Генерал-полковник Паулюс так же  выдвигал танковые части со стороны внутреннего диаметра кольца и через тридцать километров в районе станции Тундутова они должны встретиться с Манштейном и освободить всю армию, вытащив её из котла. Тридцать километров было рассчитано по расходу топлива танков Паулюса, поскольку возможность другого сценария даже не допускалось. 
Сценарий советского командования было немного другое, где  именно 2-ая армия Малиновского выступала главным действующим лицом. Против фельдмаршала Манштейна, названного гитлеровцами «человек ледяного спокойствия», пока  противостояли только бойцы 51-ой армии генерала Труфанова.  Когда подошли силы второй гвардейской армии Малиновского, то Майнштейн потерял в боях более ста орудий и ста пятидесяти танков.  24 декабря с новыми силами враг был разгромлен окончательно. Радион Яковлевич Малиновский находился в этот день на КП армии. Приняв последний доклад,  он как-то просто и устало заметил:
- Ну что же , товарищи, задача нами выполнена и враг сломлен. Теперь наша очередь наступать.
Через пять дней, то есть 29 декабря 1942 года фашисты были выбиты из Котельникова и отступали дальше.


Штабной полковой переводчик Муратов, которого при себе держали по настоянию командира 65-й армии Донского фронта Батова П.И., прибыл в НП одной из дивизии для получения нового приказа. О чем будет приказ и где он может оказаться уже к сегодняшнему вечеру, знать он не мог и даже не представлял. В последнее время младшего лейтенанта Муратова использовали лишь в конкретных и особых случаях. Для допросов и составления переводов трофейных немецких документов имелись и другие переводчики. Последнее, чем он занимался, было составлением короткой и многообещающей листовки, которые разбрасывались над позициями фашистов. Вернее составлением самой листовки занимались политработники, а Муратов проверял только их правильность,  и доходчивость в смысле изложения. Сами листовки напечатали на разноцветных бумагах. На бумагах красного, синего, желтого и зеленого цветов на головы немцев ссыпались листовки от имени «Советского командования» , обещающие, в случае сдачи в плен,  сохранить им жизнь, кормить, а после войны отпустить на родину. 
Муратова Юлдаша, сына известного преподавателя Казанского университета, после окончания учебы ждала замечательная карьера, которая должна была начинаться за стенами посольства Германии.  То, что ему придется выполнять почти ту же работу в окопных условиях, никто и предположить не мог. Теперь ему предстояло идти под белым флагом к самому логову немцев в Сталинграде и передать почти полное содержание той же самой листовки, но уже составленную  лично для самого Паулюса от имени Ставки Главнокомандующего.  Советскому командованию нужно было, во что бы то не стало убрать эту кость, застрявшую в горле, которая держала возле себя целых семь армий , так необходимые  для развития наступательных операции дальше.  Гитлер, в свою очередь, так же  понимал важность выиграть время, пока он предпримет новый поход против большевиков, но уже в другом месте.  То, что операция «Зимняя гроза» провалена полностью, сомневаться не приходилось. Кроме того, ему донесли об уничтожении почти всей авиации Паулюса на аэродромах и эшелонах в районе станицы Тацинская.  Множество самолетов, стоящие под охраной, готовые бить красных на подступах к Сталинграду, ослабить натиск кольца, бомбить живую силу и технику  советских войск были уничтожены в одну ночь неизвестно откуда появившимся танковым корпусом красных. Станица  находилась далеко от советских дивизий и в расположении своих войск, но никто не мог ожидать такого глубокого танкового рейда. Танкисты под командованием генерала Баданова Василия Михайловича проникли в тыл врага и рано утром выскочив, как призрак из тумана,  уничтожили склады авиабомб, горючего и более трехсот самолетов. Танки, как танцующие кавалеры, неслись свободно по вражеским аэродромам, и станциям с эшелонами техники, описывая виражи, и поджигали самолеты одного за другим, свободно пользуясь своей отвагой. Очумелые от такой смелости  граничащей безумием, немцы ничего не могли поделать.  По всем правилам такого расположения на этом участке танкисты и сами были обречены на окружение и уничтожение, поскольку действовали по принципу «аппетит приходит во время еды» и били врага, уже не думая о последствиях. Однако успех часто бывает на стороне отважных. В результате, корпус, блестяще выполнив поставленную задачу, протаранил позиции врага, и выскочил к своим наименьшими потерями. Теперь воздушное пространство над всей шестой армией полностью и безраздельно принадлежало советским войскам. Бывшему своему любимчику Паулюсу, Гитлер ничем помочь не сможет. Теперь и с других фронтов воздушная помощь обречена и их самолеты будут уничтожены на подступах к Сталинграду. Последнее, что он сделал  для своего генерала это то, что повысил в звании. Ему очень хотелось верить, что Паулюс (теперь уже генерал-фельдмаршал) покажет всему миру, как умирают герои Рейха. Только новоявленный фельдмаршал стреляться не собирался. Он так же не думал о спасении большого количество бойцов. Но он очень хотел спастись сам.
Последний доклад фюреру они составляли с адъютантом Адамом, который был в курсе всех дел и открыто высказывал свое мнение о невозможности дальнейшего сопротивления. В подвале универмага, где они организовали последний свой штаб, в одной из комнат работали радисты и переводчики. Но передать, просто ставя Гитлера в известность, о своей капитуляции прозвучало бы всего лишь личной инициативой спасти свою жизнь. Он понимал, что это должно звучать как исторический документ, составленный в интересах погибающих зря солдат, но от имени фельдмаршала, который никем не сломлен, а просто способен признать поражение. В этом Адам мог многое подсказать. Например, то, что теперь солдатский паек уменьшен со ста граммов хлеба в сутки до пятидесяти, именно Адам просил убрать из текста. Умалчивался, конечно, и тот факт, что съедены восемь тысяч лошадей румынской кавалерийской дивизии. 
- Указывать все наши беды не следует, дабы доклад не походил на жалобу ефрейтора, - советовал Адам, улыбаясь на слове «ефрейтор». – Он должен быть кратким по-военному и содержать только то, что  является фактором для капитуляции любому полководцу.
 Слово «полководец» Паулюсу нравилось, он знал что, несомненно,  одним из них он является. Теперь у него было много времени обдумать свое поражение и будущее поражение всей Германии. Он подвергал к критике все планы Гитлера и даже время его нападения на Советский Союз. У фюрера была возможность остановиться после многих побед и перевести уже новую Германию на новые рельсы  войны, но сначала заручившись поддержкой правительств Англии и Америки. Вместо этого фюрер стал преувеличивать роль  астрологов и свою непобедимость. Начинать войну против обеих систем не следовало. Бомбить Англию и объявлять себя борцом с коммунистической заразой – это полный бред. Нужно было сначала разбить эту заразу вместе с Англией и Америкой, а уже после победы над советами поколотить самих союзничков. Однако ефрейтор всегда останется ефрейтором, хотя такой гибкости нашлось бы и у него, если бы не поддержка некоторых самодовольных генералов. В своей значимости он не сомневался.
Доклад начинался со ссылкой на донесении всего своего генералитета, как командиров боевых единиц. Пусть фюрер видит, что это общее мнение высшего комсостава, а не одного Паулюса.  Катастрофа им была изложена действительно кратко, как и любое военное донесение. Они с Адамом, даже получше владеющим обстановкой чем сам Паулюс,  перечислили что дивизии ранее числящиеся под номерами 44, 76, 100, 305  и  384  полностью уничтожены и больше не существуют, что нет даже перевязочного материала для более чем 15-ти тысяч раненных, что управлять действиями армии из-за отсутствия связи практически невозможно. В конце донесения Паулюс просил разрешение на немедленную капитуляцию. 
Ответ Гитлера был так же  коротким и конкретным : « Капитуляцию запрещаю! Армии – удерживать позиции до последнего солдата и последнего патрона!».  Никаких слов поддержки или обещаний какой-либо помощи уже не было. Правда, Паулюс и не ждал никаких обещаний, но теперь был уверен, что история вернет ему его настоящее имя: он сражался до последнего и был пленён, как и многие полководцы в военное время.
Единственное, чего так не хотелось – это то, что не хотелось идти самому под белым флагом. Это было бы не очень красивым фактом для будущей истории. Именно Адам нашел, как помочь ему избежать «суда истории». Он и на самом деле чтил своего командира и тоже не хотел такой участи. Отношения у них были дружескими, и он, в отсутствии других, обращался командиру по имени – Фридрих.  Кроме того, их к последующим действиям подтолкнул выступление по радио доктора Геббельса  от 30 января, где рядом с его криками об оружии возмездия и о «доблестной германской армии», ни слова о шестой армии и о самом Паулюсе не прозвучало.  Его уже как бы не существовало, а если нет командарма, то значит,  и адъютанта нет.  Такая история  , Фридриха фон Паулюса  не могла устроить, он считал себя личностью исторической, а в данном случае чуть ли не Наполеоном на острове Святой Елены.  Драматичная судьба прославленного военного его бы устроила.  А тут его все забыли и теперь даже капитуляция шестой армии, будет выглядеть его личным позором, как подписанное без согласия на то фюрера.
Вдруг – не без подсказки Адама-  фельдмаршалу стало плохо и он разделил остатки армии на две группы: Северную и Южную. Это внезапное озарение адъютанта спасало  его положение.  Приказом фельдмаршала командование Северной группой было передано генералу Штреккеру, а Южная группа отошла под командование генерала Росске. С себя он полномочия командующего армии сложил. Теперь можно было отдать себя в плен, будучи достигнутым капитуляцией своих генералов.   


               
                2.

С Муратовым на вражеские позиции отправляли хорошего политработника Замятина Алексея Ильича, исполнявшего в последнее время  должность замполита дивизии. На новом месте он только начинал вживаться, но к приказу отнесся серьезно и обыденно, будто все время тем и занимался, что любил похаживать в гости к немецким фельдмаршалам. 
- Алексей Ильич, ты случайно не знаком с ним? Уж больно ты спокоен, как погляжу,- шутил начальник дивизии, - Главное то, что ты ознакомлен со всем, что вокруг котла творится. Паулюс, навряд ли владеет такой информацией. И, прошу тебя напоследок, Алексей Ильич, не проси и , не дай бог, умолять ему сдаться на милость победителю. Ты будешь представлять все вооруженные силы и говорить от имени С… Ставки, - проговорил он, - а потому говори там спокойно и уверенно. Оперируй цифрами, километрами, которые его отделяют от основных сил, а в конце напомни, что мы предлагаем им сдаться, и ты готов передать нам его желание.
- Если, конечно, ты к нему попадешь, - уточнил стоящий радом офицер. – Но говори всем, кто встретит, что намерен говорить только с ним самим.  И , пожалуйста, берегите себя, действуйте по обстановке. Агония, она тоже, у всех по всякому может проявляться.


Если Муратова с Замятиным немцы сопровождали с завязанными глазами , то местонахождении штаба 6-й армии стало известно и в 38-й бригаде Бурманова, который узнал об этом у плененного им румынского генерала. 
- Это большое здание за красивой площадью вот в этом районе,- сказал генерал и ткнул на отметку, где значился площадь Павших бойцов.
Уже через некоторое время полковник Бурманов, заручившись своим начальством окружил после артподготовки здание универмага.


К Муратову с Замятиным вышел немецкий офицер, который молча и не перебивая, выслушал  весь рассказ и предложение сдаться, ушел обратно через проем видимо  оторванной от взрыва двери, не обращая внимания на слова о необходимости передать все лично командующему фон Паулюсу. С ними остались те два, солдата, которые сопровождали их до подвала здания. 
Вышел офицер минут через двадцать и сообщил, что есть приказ об уничтожении всех парламентеров, а потому сообщил что они могут покурить перед расстрелом.
- Спроси у него, на каком основании издан такой приказ и как такое будет оценено международным правом, - проговорил Замятин засохшими губами.
- Вы, русские очень нетерпеливый народ и вы уже не первые , кто  приходит с подобной просьбой. Мы еще вполне готовы драться, а нынешнее наше положение всего лишь видимость поражения.   Это дело случая , или ошибки кое-каких военначальников, как вам это будет угодно. При некоторых обстоятельствах мы уже в прошлом году могли войти в Москву и стояли бы сейчас где-нибудь на Урале, -  не совсем уверенно произнес офицер. -  Вся западная Европа стоит перед нами вытянувшись, а чем вы лучше? Сверхчеловеки? Но  их - не бывает.
- Да нам вообще-то примерно известны все ваши факторы, которые вы приведете в оправдание вашего поражения, - говорил Замятин, улыбаясь, - и первый из них – это русская зима. Я ведь угадал? А расстрел парламентариев - это штука чисто ваша, эсэсовская. Солдаты ваши давно ждут приказа о капитуляции.
Фашист, выслушал перевод из уст Муратова и показушно расхохотался, достал из кармана платочек, и вытирая уголки губ заговорил веселым голосом, смотря на Замятина с хитринками в глазах.
- Он говорит, что если нас расстреляют, то будет жалеть такого оптимиста, как вы.- переводил Муратов слова фашиста, - Еще он хочет напомнить, что стояли под Москвой, а потому может случиться так же и с нами, когда они, возможно, допустить нас до Берлина, а после погонят обратно, но уже до Сибири.  Кроме того, он возлагает надежды на какое-то орудие возмездия, которое, якобы, всё поставит на свои места. Немец говорит еще, что очень ему нас с вами жаль, что придется расстрелять.
- Спасибо, - нашел в себе силы ответить Замятин, и поклонился с улыбкой, - Благодарствуйте. 
Вскоре подали непонятной бурды, скорее чего шнапса, который им обоим не понравился. «Могли бы чего получше найти, коль все равно расстрелять обещают. Однако  не особо они  в себе уверенные, хотя и смеются и улыбаются,  -  думал Муратов. – Дела-а.
И мне почему-то не так их боязно, хотя расстрелять обещают. Видать   мы, обе стороны чувствуем ,  что к чему.  По сути, в плену находятся скорее они, чем – мы.  А расстрелять, наверно, расстреляют. Немцы порядок любят и приказы выполняют. Глупо как-то, хоть бы кого успеть убить в этой войне. Хотя бы одного фрица, хотя какие-то они человекоподобные и жалко их ».
- Что ты скажешь, большевицкий переводчик, ты человек мирной профессии, тяжело быть солдатом?- спросил Муратова  немец.
- Да вас жалко стало, господин офицер, - вдруг неожиданно для себя ответил Юлдаш, подражая их наречии и непринужденно, чем сильно удивил всех фашистов. Он уже понял, что отсюда не выпустят. - Вот вы военная кость, а ведь, наверное, не приходилось видеть,  как советский солдат может закрыть своим телом амбразуру ДОТа, чтобы дать возможность товарищам продолжать атаку?
Фашист видел, что его не боятся,  был зол, но вопрос  и на самом деле не сразу понял. Ему и действительно был непонятен смысл такого поступка. Накрыть своим телом амбразуру?  Но ведь они устанавливаются не в коридорах, их всегда можно обойти, забросать гранатами, ударить по ним артиллерией или даже разбомбить с воздуха. «Русский фанатизм тут не причем, - думал немец,-  совершать такие действия этих солдат могут заставить только комиссары, в ком нет ничего человеческого. Уже одним этим, что заражены коммунистической дрянью комиссаров, они подлежат немедленному уничтожению». 
- Мне жаль, что комиссары заставляют вас совершать такие необдуманные и негуманные поступки. Очень жаль, поверти.
- Перестаньте , Юлдаш, - впервые Замятин назвал Муратова по имени,- только зря сведете с ума фашиста. Разве же он поймет такое. Он же оккупант.
- Жаль, что я не увижу, как он умирать будет, «герой»  этот,- сказал в ответ Муратов уже подталкиваемый шмайссером в сторону полутемного коридора подвального помещения.



Уже сдаваясь генерал-майору Лескину в присутствии других офицеров Донского фронта, начальник штаба Шмидт подтвердил, что фельдмаршал Паулюс не может что-либо подписать сам, поскольку не здоров и сложил с себя полномочия. Эта, такая грязная негероическая, задача была выполнена другими. Однако быть пленником номер один Паулюсу импонировало.  Он чувствовал себя, как перед кинокамерой и совершал только обдуманные и рассчитанные движения, запечатлев на лице вид усталого, но гордого полководца. Правда, Наполеоновская осанка ему, долговязому и худому с дергающимся глазом, была не к лицу. И все же он отправил к представителям  со своего захламленного «кабинета» Адама передать, что приводит себя в порядок и через 20 минут выйдет к русским. Последний его «героической»  выходкой истинного арийца было то, что он шел к автомашине и ему предлагали спасти сотни тысяч немецких солдат и дать команду сдаться по примеру его штаба. Чувствуя, что этот его жест обязательно станет достоянием истории он артистично привстал и проговорил :
- Я являюсь пленником, и командовать войсками не имею права.
Конечно же, ИСТОРИЯ, как категория независимая от всяких идеологий  и тем более дурных пристрастий перевела его слова иначе: Что мне жизни каких-то сотни и сотни тысяч жизни простых немцев, если я хочу остаться для истории великим полководцем.
К тому же это было не последним  его появлением перед кинокамерами.
В последний раз его запомнили на Нюренбергском процессе, дающим показания, как одного из военных преступников,  всей душой желающим быть хорошим свидетелем
по делу, но только не болтаться на виселице рядом со вчерашними своими подельниками.

Тела Муратова и Замятина были опознаны в подвальном помещении и преданы земле под винтовочный залп на Сталинградской земле. История этого помнит. Там и по сей день цветы. А в праздники – Почетный караул.