Укус черной вдовы

Я никак не мог понять, что Витьку заинтересовало. Каменный выступ, две гильзы с карабина, а что там, на камне? Прикрываю глаза от яркого солнца, но и это не помогает мне, все затемнено. Наконец Виктор отполз назад, уступая место, шепчет: «Посмотри».
Прижимая голову как можно ниже к камням, ползу к выступу. Да, местечко для снайпера изумительное, даже не верится, что его изваяла природа, ветрами с дождями высекла в скальной породе углубление, в котором спокойно сможет разместиться человек невысокого роста. Дно ровное, полукруглая стена высотой с полметра и три сквозные отверстия в ней, на разной высоте. В каждое из них можно просунуть карабин с прицелом и водить им и вниз, и вверх, прицеливаясь. Это и испугало, и заново спрятав за камни голову, посмотрел назад, на Витьку.
- Не, навряд ли, - поняв мою мысль, шепчет Блохин. – Она не могла успеть туда перебраться.
-  Думаешь, она одна здесь? А почему именно она? – недоумеваю я.
- Так справа, в то место, куда я показывал, посмотри. Там помада.
Ищу то место. В стенке вырублены несколько полок. На самой верхней в центре стоит винтовочный патрон калибра 7,62. Посередине его хорошо видны отпечатки от губ. От губ? Глазам не верится, и скорее всего от помады. Но дотронуться до гильзы не решился, может это мина, душманы творческие люди. Рассматриваю нижние полки. На одной из них в углублении ярко красной помадой или краской крестик нарисован. Тем же цветом, как на патроне. Дотрагиваюсь до него пальцами и в тот же миг, что-то разорвалось чуть выше.
Звона в ушах нет, а с носа что-то капает, теплое. Это кровь? Нащупал царапину на переносица, вторую - на лице. Она ощутимей, сковыриваю с неё осколок, камешек и, не поднимая головы, отползаю назад, за скальный выступ. У Витьки состояние не лучше, разбита губа, верхняя скула поцарапана. Глаза целы.
- Что это, патрон взорвался? – спрашиваю у него.
- Нет, - шепчет он, - это она стреляла, когда ты дотронулся до крестика.
- Думаешь?
- Гильза, смотри, так и стоит на месте. Ну, смотри, как на нее попадает зайчик.
- Солнечный?
- Не ушастый же, - улыбается Блохин.
А ведь он прав, патрон, стоящий на «полочке», хорошо освещен солнечным лучом. А если бы до него дотронулся, то точно схлопотал бы пулю в голову. Да уж. Поежился от этой мысли.
- Интересно, чей патрон?
- Может из французской винтовки FR-F1, у нее калибр 7,5-мм, а может и из австрийской SSG-69, или американской M24, - со скоростью барабанной дроби перечисляет оружие Блохин. - У них тот же калибр, что и у нашей СВД - 7,62 миллиметра. Я в учебке отличником не был, как ты, и на глаз определить не могу.
- Блин, она же баба.
- Баба не баба, а правильно назвал ее наш лейтенант, «черная вдова».
- Это не он ее так назвал, это ее кличка, - шепчу я.
- Да уж ладно бы била чисто в глаз, тогда человек сразу бы, ничего бы и не почувствовал, - рычит Виктор, - а то ниже пояса берет, чтобы мужик помучился. Достать бы её.
Виктор отполз от меня вправо, чуть выше, за следующий камень и замер. Я остался на том же месте, лучше точки обстрела и наблюдения нет. Остальные места еще опаснее этого. Там придется открываться, а здесь нужно сделать одно, найти секрет, ту зону, которая ею не просматривается. А где она?
«Так, если пуля прошла в это оконце, то, где находился снайпер в тот момент? – спросил себя я. - Нужно подумать. Точно, я находился посередине. Точно, точно, посередине, значит, она где-то напротив меня слева. А справа?»
Поднял каску и приложил ее слева от верхнего «окошечка», тишина. Опустил каску ниже – тишина. Еще ниже – снова тишина.
«Но это еще ни о чем не говорит. Если снайпер наблюдает за ним в прицел, то он видит не лицо, а мою каску, и понимает, что я всего лишь пытаюсь определить, где находится он.
Ничего, через минут десять все повторю, теперь у меня времени уйма».
И двигаться, пока, нельзя. Любая ошибка при передвижении, понятно к чему может привести, все места здесь снайперами пристреляны, это понятно. Повезет ли ночью? Глупо об этом думать, так как мы здесь впервые и нам неизвестны их «тайнички». Что говорить, это их родное гнездо, в котором они могут двигаться и на ощупь с закрытыми глазами.
Луна «вскарабкалась» чуть выше горы напротив нас, и светит, как прожектор, прямо в глаза. Спасибо тебе, светило, помогаешь духам. Нашла кому.
Больше ни о чем не хочется думать, а только внимательно прислушиваюсь к писку цикады, а вдруг сфальшивит или испугавшись перелетит в другое место: ци-и-ч-ци-ч-ч-ци-и.
…Витька елозит пилой по кирпичному забору…
«Стоп, стоп, это сон, неужели уснул? Ну даю. Этого еще не хватало!» - критикую себя. Поднимаю глаза и вижу быстрые всплески маленьких вспышек фонарика со скалы напротив. Так, духи начали «переговариваться» между собой. Выдвигаю вперед свой карабин, но расчехлять прицел не тороплюсь, луна пока играет против меня. А для снайперов с той стороны даже полублика стекла прицела хватит, чтобы изрешетить меня. Это точно».
«И что же мне тогда делать? Может, сменить место?», - и пытаюсь вспомнить каждый метр той тропки, по которой ползли мы с Витькой к этому выступу.
Ци-и-ч-ци-ч-ч-ци-и, ци-и-ч-ци-ч-ч-ци-и.
«А может это кузнечик? – спрашиваю себя. – Вспомнился огромный кузнечик-синекрылка, величиною со спичечный коробок. Да, это было на Чарикарской долине. Хотел его поймать, но он не подпускал меня к себе даже на метр. Потом замер, и я был настолько увлечен слежением за ним, что даже не заметил, что он сидит на мине, наполовину торчащей из земли. И если бы не сапер, стоявший рядом, и не окрикнувший меня, то взлетел бы до небес вместе с этим кузнечиком-синекрылкой. Вот стыдуха была тогда перед товарищами. Да, прав был сапер, с головой нужно дружить, а не в детство играть.
Так и сейчас. Продолжаю вслушиваться в песню цикады, и задаю себе вопрос, а если бы я был на месте той «черной вдовы», то как бы поступил? Да, вопрос правильный. Про «черную вдову» чего только мы уже не слышали. Говорят, женщина немолодая, лет сорока. В Африке прошла хорошую школу, а начинала с Вьетнама. А ты, дорогой Мишенька, против неё лялька из детского сада. Ну, и что же ты можешь предложить? А ничего, сидеть где-нибудь на своей позиции и следить за пристрелянными точками. Так? Так. А сколько их здесь? Не знаю. Вызвать огонь по этому склону и следить за вспышками или движениями людей. Два. Дальше? Дальше, дальше. Что дальше? Короче, следить?»
Ци-и-ч-ци-ч-ч-ци-и, - продолжает свою беспрерывную песню цикада. И откуда у нее силы в легких берутся? Интересно, а они у нее есть?
Шорох, раздавшийся сбоку, был настолько неожиданным, что я даже не успел повернуться к движущемуся ко мне человеку, но карабин развернул.
- Ч-ц-ц-ц, ты чего сдурел что ли? - испуганно шепчет Витька.
- Фу-у-у, ты, - вздохнул я.
- Что, не слышал и ударов камней внизу?
- Не-ет, - зачем-то признался я ему в своей невнимательности.
- Да пусть подумает, что мы ушли отсюда, - шепчет Витька.
- А-а-а, это ты камни сбросил?

Все бока болели, в пятый или в двадцатый раз пытался напрягать мышцы на бедрах и ягодицах, двигать пальцами, руками, разгоняя кровь во всем теле, по-змеиному шевелить позвонком. «Спички, вставленные в глаза» заменял сквозняк горного свежего воздуха. А когда почувствовал, что совсем обессилел, толкал Витьку, будил, и «занимал» его место во сне. На «пять» каких-то минут.
- Ничего, - услышал голос Виктора. – Говорили, что она бьет в спичечный коробок с тысячи четырехсот метров, даже больше, - снова начал запевать свою песенку, будильника, Блохин.
- А здесь сколько между нами, хотя бы приблизительно? – интересуюсь я.
- Трудно сказать. Может и меньше полторы тысячи метров, а может и больше.
- Витя, но я дальше четырехсот метров мажу. Понимаешь? Это ты у нас мастер, вот и следи, - в очередной раз «отстреливаюсь» я от него, закрываю глаза, и пока он не дал очередной тычок в мой бок, сплю.
- Все хватит…
И как назло нет часов. Ну откуда он знает, что уже прошло десять мину. Точно приврал. А что делать? И начинаю свою песню: «Тысяча, девятьсот девяносто девять, девятьсот восемьдесят де…, не восемь…»

…И снова проснулась луна. Она поднялась выше гор, и отправилась в свой ночной дозор.
Ци-и-ч-ци-ч-ч-ци-и, - запела свою песню цикада.
Ци-и-ч-ци-чи-чи-ци-и, - стала вторить ей вторая. Вскоре к дуэту подключается целый хор цикад, только теперь к ним добавились и кузнечики со сверчками…
Камень, упавший около меня, разбудил сразу же. Тут же забыл об усталости, желании спать. Нет, это не Витькина работа. Неужели начала плести свою паутину «вдова», как паучиха?
Дрожащей ладонью положил впереди себя две лимонки гранаты. Изогнувшись рыбкой, проверяю каждую из них, хорошо ли вкручен в Ф-1 запал. Последнюю, крепко сжимаю в правой ладони, и вдеваю указательный палец левой руки в ее чеку. Все, я так просто тебе не дамся «черная вдова».
Выстрел с Витькиной стороны эхом разошелся по горам. А я и не знаю, что в этот момент делать, кидать гранату или хватать нож, карабин, куда-то прыгать, бежать, стрелять? Что? И замер как истукан. А в ответ тишина.
Вроде бы это стрелял Витька? Хоть бы он. Что, окликнуть его? Ну, Миша, у тебя точно крыша поехала…

***

Утренний рассвет «разбудил» тишину хлопками взрывов. Наконец-то, а теперь посмотрим, «вдова», там ли ты, или уже здесь? Аккуратненько стягиваю с прицела матерчатый мешочек, но винтовку не ставлю, а так и оставляю лежать ее, поднимаю только лицо и всматриваюсь в скалу напротив. Да, до нее от нас с километр, а может и болше. Что говорить, у меня глаз не наметан так, как у артиллериста.  Увижу ли отсюда хоть какое-то движение на той стороне?  Иметь бы такие глаза как у орла, тогда бы и букашку увидел бы, а так одни серые камни наполовину закрытые дымкой.
Цвирк. Только и услышал как что-то отрикошетило от стены, и со стоном схватился за щеку, обсыпанную мелкими осколками от камня. Все лицо в крови. Этого только еще не хватало. Спрятал голову за валун и обтираю лицо от крови.
Стон, раздавшийся рядом, вывел меня из себя, и уже ничего не думая ползу вверх к Витьке. А его больше нет. Она его «укусила»…

***

…Закончилась война, но не слезы. Их и не пытаюсь от кого-то прятать. Все, нет больше Витьки! Нет больше моего друга, с которым уже столько месяцев вместе мы были неразлучными! Сколько раз он спасал меня, а я? Куда же смотрел я? У-у-у-у!
А перед глазами пустыня Дехсабза. Отдельные кустарники, бегущие шары колючек перекати-поля, гоняющие вдали друг за другом три смерча. Теперь ничего не привлекало моего внимания к себе. А только караван верблюдов с мешками и людьми, сидящими на них. Афганцы прикрыли от пыли, идущей от гусениц и колес нашей колонны, и не смотрят на нас. Только один человек не сводит глаз с нас. Худощавый, глаза, опоясанные черными бровями, блестят на солнце. Не женщина ли? Похоже женщина. Случайно, не та ли неуловимая «Черная вдова».
Пытаюсь поймать ее взгляд, но не удается, машины идут очень быстро. И как хочется крикнуть радисту, что бы передал командиру полка, что нужно остановиться и проверить караван. Но радист тугоухий, смотрит вопросительно на меня. А-а, и еще показывает дулю. Ну, я сейчас тебе задам…