LOST

Он был эдаким  писакой-хипстером. Сочинял в основном маленькие романчики, которые давали читающим их в метро людям ощущение интеллектуального оргазма. Он не признавал компьютер и работал исключительно на старой гремящей печатной машинке, ему это казалось удивительно изящным. Возможно даже весь его талант был заключен  эту самую печатную машинку: она позволяла ему почувствовать себя писателем прошлого века, который, затягиваясь почти докуренным бычком, проливал свой гений на бумагу. Комната, в которой он работал, была маленькой и душной, она была полна книг и едкого сигаретного дыма. Писать он мог только в ней, за своим любимым столом, слушая рок-н-ролл на виниле. Если же муза не посещала его, то всегда спасали кокс, алкоголь и книги, страницы которых были пропитаны вышеупомянутым коксом и алкоголем. Он, дрожа от кайфа, шатаясь и сбиваясь, расхаживал по комнате и с упоением читал, кричал, плакал, падал на пол и катался по нему, как ребенок. А потом несся к столу и начинал греметь машинкой, забывая в порыве сменить листок бумаги. Когда наступало утро, обессилев, он засыпал прямо за столом, уткнувшись лицом в стопку исписанных листов.

Он родился не в то время. Бывает же такое, что что-то сбивается в божественном механизме, и человек совершенно прекрасный и  талантливый попадает не туда, где ему предназначено быть. Его раздражало все: современная литература, музыка, нравы и люди, которые за всем этим стоят. Но больше всего его раздражало то, что он принадлежал ко всем этим людям, и значит, стало быть тоже виновен во всех этих вещах, которые ему совершенно не по душе. Он избегал всех и вся, ограничивая свой круг общения лишь своим агентом, такой же заблудшей наркоманской душой, как и он сам. Агент всегда получал второсортные, написанные на скорую руку рукописи, и радовался им, словно ребенок. Он был шикарным продавцом, что спасало эту парочку от недостатка кокса на слизистой их носов.

Были еще работы, спрятанные в ящик, и не предназначены для силиконовых интеллектуалок, читающих в транспорте. Когда было совсем худо, он доставал их и перечитывай всякий раз так, как будто видит эти строки впервые. Пытался почувствовать то, что переживал впервые, набирая их на машинке. Хотел найти в себе силы измениться, перестать писать свои самые лучшие вещи в ящик, а открыться миру, показать, каков он на самом деле, но всякий раз, в итоге, не находил достаточно причин для этого. Глубоко затягивался косяком,  прятал рукописи в ящик стола и беспомощно откидывался на пол. падая в беспамятство.

Однажды его нашли бездыханным. Когда-нибудь он должен был перебрать с наркотой – и это случилось. К тому моменту он уже не мог выдавливать из себя романчики-однодневки,  а кокс если и позволял мыслям прикоснуться к космосу, то никак не способствовал их появлению на бумаге. Нужно было больше и чаще, нужно было уйти отсюда, что он успешно и сделал. Его рукописи так и не опубликовали, наверное, он позаботился об этом сверху. Возможно он еще появиться в этом безумном мире, но только в своем времени, во времени, которое будет принадлежать ему целиком и полностью.