Из истории инноваций в позднем СССР

Среди произведений современной литературы, которые хочется читать - неприкрашенные официозом мемуары крупных советских ученых и организаторов науки. Недавно мне в руки попала книга "Академик Анатолий Петрович Александров. Прямая речь: 2-е изд., испр. и доп. – М.: Наука, 2002. – 248 с". Речь идет об одном из заслуженнейших академиков-физиков, проживших насыщенную трудовую жизнь: участие в Великой отечественной войне (создание систем размагничивания кораблей для защиты от магнитных мин, в т.ч. на Волге во время Сталинградской битвы, где проявил личное мужество и героизм), потом - советский атомный проект - военный и мирный, директорство в Курчатовском институте и должность президента АН СССР, уход с этого поста после Чернобыльской катастрофы и, в 1993 г., - уход из жизни в возрасте 90 лет...

Вот какой эпизод, описанный в вышеназванной книге (с. 232-233), показался мне достаточно симптоматичным (номенклатура во все времена ставила свои интересы выше науки, да и не только науки):

«АП (Анатолий Петрович Александров, тогда президент АН) обладал некоторой властью и большим влиянием и иногда пользовался этим для поддержки научных направлений в областях, очень далеких от его прежней деятельности, контактируя непосредственно с людьми, кто этими направлениями занимался. Как-то раз… (это было зимой, кажется, в 1980 г), АП в последних известиях по радио услышал, что белорусские ученые разработали новый метод обработки сейсмограмм, получаемых при поиске полезных ископаемых. Раньше надо было взорвать множество зарядов, регистрируя при этом сейсмограммы от каждого взрыва, а потом производить совместную обработку всех сейсмограмм… В упомянутом сообщении по радио было сказано, что найден простой способ обработки сейсмограммы от одиночного взрыва, и место каждого следующего взрыва корректируется по результатам от предшествующего. Это давало возможность ускорить и удешевить сейсмические исследования на порядок.

Сообщение сильно заинтересовало АП, и по приезде в Академию он попросил Наталию Леонидовну (своего референта) найти этих людей в Белоруссии. В результате через короткое время было созвано совещание, на котором присутствовали АП, министр геологии, вице-президент Академии, отвечающий за науки о земле, и ученые (кажется, начальник лаборатории и еще кто-то) из Белоруссии. Был сделан интересный доклад о новом методе обработки сейсмограмм, оказалось, что никто из присутствующих об этом методе не знал. Было решено эти работы развернуть значительно шире, увеличить финансирование и через полгода снова обсудить результаты на таком же совещании и договориться о внедрении этого метода по всей стране. Надо заметить, что на совещании не было никого из администрации института, где эта работа велась, ни из Белорусской Академии, в системе которой этот институт находился. Примерно через полгода АП вспомнил об этой работе и попросил Наталию Леонидовну связаться с этой лабораторией и назначить время для нового совещания. Оказалось, что лаборатория расформирована, почти все сотрудники уволены, и работа полностью остановилась. Из Москвы стали выяснять, в чем дело, и в конце концов выяснили. По-видимому, из-за того, что АП действовал не по инстанциям, все должностные лица, не принявшие участия в заседании у АП и соответственно не получившие от этого в каком-либо виде выгоду, решили, что лучше эту лабораторию разогнать, чем иметь рядом людей, которые связаны со столь высоким начальством» - конец цитаты.

В сущности, мне представляется, в этом отношении с тех пор мало что изменилось. Благие намерения высоких начальников тонут в бюрократической трясине.