Ленины звери

Предисловие

      Наша трехлетняя Лена каталась с детской горки во дворе своего дома и сломала ножку. Перелом был сложный. В больнице на вытяжке она провела целый месяц. Пролежать трехлетнему ребенку четыре недели на спинке, без движений, с поднятой вверх, на каких-то металлических приспособлениях ножкой, было нелегко. Мы, взрослые, старались всячески облегчить ее положение. В ход шли сладости, настольные игры, другие забавы. А я ей написала стихотворение "Ленины звери", о ее котах и собаке, которых она очень любила.
      Давно это было. Но стихотворение это в нашей семье любят дети следующего уже поколения, в том числе пятилетняя ленина дочка.


      Бельчик (белый котик) плачет и рыдает: "Где же Лена, где же Лена, почему же она не приходит? Ведь меня ей подарили. Не приносит мне колбаски, не берет меня на ручки, не приглаживает шерстку, не щекочет мне животик... По натуре я спокойный, я не Тимка бесноватый. Даже мышь увидев подле, я лежу всегда на месте, философски рассуждая: "Что же мышь? - ведь та же кошка, только меньшего размера." Но никто мышей не любит, и не кормит, не ласкает, мне так, право, очень жалко этих бедных серых тварей, я за ними не гоняюсь.
      Но сейчас в большом я горе... И сижу я у окошка весь зареванный, несчастный. Но не видно желтой шапки, желтой шапки с попугаем, но не видно пестрой шубки и зеленых рукавичек. Мяу-мяу, где же Лена, почему же не приходит?
      Тимка (серый котик) плачет и рыдает. Где же Лена, почему же не приходит? Я пушистый, очень мягкий, а она меня не видит. И такой я весь красивый! И прыгучий, и веселый, и стою на задних лапках за котлетку, за колбаску, или булку всю в сметане, а она меня не видит. Я ученый-преученый, все я делаю, где надо, а она еще не знает. Потому что я, признаться, раньше пачкал под кроватью. И мышей ловлю как надо, скоро их совсем не будет. Я не Бельчик - тот с приветом. Он мышей совсем не ловит. И за что его здесь любят, я вообще не понимаю. Даже я к нему привязан. Спим мы вместе на подстилке. Утром Бельчик моет лапки и меня всего оближет - нос, усы, глаза и щеки, - все мышами вкусно пахнет. Я проснусь - уже умытый. Потому что, если честно, не люблю я умываться. Впрочем, это все текучка... Мяу-мяу, где же Лена, почему же не приходит? Сладких плюшек не приносит?
      Граф-бульдог рыдает в голос: "Где же Лена, где же Лена, почему же не приходит? Не стучит она в калитку, не бегу я, громко лая. О себе скажу два слова, о своем о внешнем виде: верно, скромность украшает, только истина дороже. И приходится сознаться - несравненный я красавец. Вид суровый, стройный статью, взгляд печальный с поволокой, цвет коричневый с отливом. Приболел, меня лечили и теперь я весь облезлый и пятнистый, словно тигр. Хвост подрезанный и уши. Я большой. "С теленка ростом" - говорят, меня увидев. На моей на мощной шее в бляхах весь из твердой кожи замечательный ошейник. Вы про челюсти? Буханку положите в рот - закрою и скажу "мерси" вам - так "спасибо" по-французски. Ну а голос?! Как залаю с громким рыком -смажешь пятки - прибежишь домой и сразу снимешь то, что замочилось и запачкалось в дороге и наденешь все сухое. Скромность хоть и украшает, истина всегда дороже. Потому-то я признаюсь, что красив еще душою: проницательный и добрый, умный, умный, но упрямый. Все команды понимаю, ни одну не выполняю и кажусь я бестолковым. Иногда пускаю слюни, если чем-то я взволнован, или пахнет очень вкусно, или я проголодался. Да, я требую ухода. Например, меня купают. Ванны нет, у них - корыто. Не даюсь и вырываюсь, наповал валю хозяев. Брызги, лужи по колено, пена хлопьями летает, все промокшие до нитки... В общем - это очень сложно, но потом я чистый-чистый и ничем таким не пахну, и меня приятно трогать. Я несдержанный и нервный, косяки погрыз и двери. Тереблю всегда постели и скачу по ним, как лошадь, если я гулять желаю, а меня не взять с собою. В этом доме всюду дует. Раньше жил ведь я в квартире, ванна, газ и все такое. И жара - зимой и летом. Но ведь я сказал, что нервный и несдержанный порою. Я порвал там две портьеры - их повесили недавно, принесли из магазина, но недолго любовались. Полированную мебель я погрыз местами в щепки, а местами поцарапал. Чем-то был тогда расстроен -- были ведь на то причины, но за давностью забыты. Нет, не выгнали из дома, вы напрасно так решили. Привели сюда, отдали, будто бы пожить немного, а назад не пригласили. Горевал вначале очень, но ничуть не изменился. Здесь покладистее люди и терпимее намного. Если я порву портьеры, или мебель покалечу, лишних слов они не тратят, а берут топор и гвозди, снова делают, как было. Свой у каждого характер. С этим надо ведь считаться. Здесь живется мне неплохо и меня здесь очень любят. Я им тем же отвечаю и теперь им очень предан. Как-то бывший мой хозяин приходил меня проведать. И конфетами в бумажках угощал, я съел конфеты (очень сладкое люблю я). Но затем я отвернулся и сердито удалился. Так я, кажется, отвлекся. Это экскурс в то, что было. Я рассказывал про холод. В этом доме, где живу я, всюду дует, газу нету. Сплю на ватной я подстилке. По ночам я часто мерзну и прошу, чтобы укрыли, но кому вставать охота из постелей теплых, мягких? Я трубой сжимаю губы и трублю, как лось таежный, все бегут ко мне толпою укрывают, подтыкают под бока мне одеяло и тогда я замолкаю. Вскоре я меняю позу, раскрываюсь, замерзаю и опять трублю и снова все бегут ко мне толпою. Очень быстро ночь проходит для меня и для хозяев, а с утра им на работу.
      В общем, очень я полезный и с хорошим аппетитом. Я не морщусь возле миски и не жду колбасок, плюшек, я доволен тем, что дали и всегда прошу добавки. Иногда приходят гости. В общем, я не возражаю. Но сначала их пугаю, и грозно лаю, все дрожат и жмутся к стенкам и жалеют, что явились. Но потом я успокоюсь и себя даю погладить. Гости тут в себя приходят. За столом сидят, гуляют. Я - под стол и мокрым носом в их невинные колени тычусь всем поочередно. Гости это из боязни - укушу, пройду ли мимо - мне под стол всего кидают потихоньку от хозяев: пирожки, колбаски, кости, - выбирай, чего желаешь. И потом такой я сытый, даже бдительность теряю, приходите - не залаю и меня стошнит немного, может, вырвет, я не знаю...
      А один мне дал напиться из своей узорной рюмки. Ну и гадость, вам скажу я - горечь, мерзость, жжет в гортани. Очень долго я плевался, возмущался и кривился. Извините уж за грубость, только если помочиться, то оно вкуснее выйдет. А они все это пили, даже женщинам давали. Я своей любимой Альме, адрес - улица вторая, дом с оранжевым крылечком - никогда бы не предложил.
      Так примерно жизнь проходит, есть в ней радости и беды. Вот сегодня я подавлен - никакого аппетита. Я давно не видел Лену, я о ней давно скучаю. Провожать ее желаю до трамвайной остановки. Раздраженный и унылый выбегаю за ворота, но не видно желтой шапки, желтой шапки с попугаем, но не видно пестрой шубки и зеленых рукавичек. Где же Лена, где же Лена? Почему же не приходит? Гав-гав-гав и мяу-мяу.
      Объясняю бедным зверям, что каталась Лена с горки, что сломала Лена ножку и лежит теперь в больнице. Пуще прежнего рыдают, собираются в больницу.