Такой молодой и уже грузин!

Ахвледиани перевелся в нашу группу на втором курсе. Родом он был из Батуми, из какого-то, как уверял, знатного грузинского рода и меня, прожившего восемь лет рядом, в Поти, земляком не признавал. Кстати, других грузин с курса он тоже не жаловал. Парнем Ахвледиани  был видным, но – самоуверенным и заносчивым. Чувствовалось, что его преисполняет гордость от значимости собственной персоны, и он вполне оправдывал сложившееся в брежневские времена мнение о грузинах, как  крутых, деловых и весьма денежных личностях. Тогда даже ходил такой анекдот. За столиком вокзального ресторана случайно оказались генерал, профессор, директор завода и молодой грузин. Выпили, закусили, разговорились, расхвастались. И когда трое первых, узнали национальность четвертого собеседника, то хором воскликнули: «Надо же – такой молодой и уже грузин!». Одним словом, Ахвледиани был явно грузином из этого анекдота!
На военной кафедре подполковник Никифоров, делая перекличку, притормаживал перед фамилией Ахвледиани и после паузы произносил Ах, бледиани – причем, "е" у него больше походило на "я". Трудно сказать, был ли это своеобразный армейский юмор или речевой аппарат подполковника автоматически выдавал привычное слово непечатного характера. Ахвледиани неизменно поправлял его, а в отместку всегда путал звание в уставном обращении, с нарочитым акцентом выдавая то «товарищ подколодник», то «товарищ подполовник», то даже – «товарищ подпокойник». Хотя следует заметить, по-русски Ахвледиани говорил совершенно свободно и без всякого акцента – что весьма сложно для грузин. За четыре года совместной учебы я лишь один раз подметил ошибку в произношении.  Есть такое старое и редко употребляемое слово «спаньё». Так вот, вместо «спанья», он сказал «спаниё» – в общем, пустяк.
Многие из наших ребят подрабатывали – лаборантами на кафедрах, дворниками, сторожами. Ахвледиани в деньгах не нуждался – сколько надо, ему присылали из дома. «В Грузии у моего отца несколько цитрусовых плантаций» – полушутя-полусерьезно говорил он. И действительно, Ахвледиани никогда не жил в общежитии, а снимал квартиру и для форса мог подъехать к институту на такси. «Деньги делают мужчину мужчиной, а женщину человеком», любил повторять он, когда мы скидывались на свадебный подарок однокурснику или на очередную вечеринку.
Голова у Ахвледиани в строительных дисциплинах соображала  неплохо, но времени на учебу катастрофически не хватало. Он играл в футбол за институтскую сборную и был страстным болельщиком – не пропускал ни одного футбольного матча в Москве, особенно с участием грузинских  команд. Мог запросто укатить на игру тбилисского Динамо в Ленинград, Минск или Ярославль. Сейчас таких фанатов пруд пруди, но на рубеже 1960-70 годов они исчислялись единицами. Много времени и сил занимали женщины, воспринимаемые им, в первую очередь, как сексуальные объекты.  «О-о-о, смотри, какой организм! Надо попользоваться!» – цокал он языком, провожая раздевающим взглядом приглянувшуюся девушку. И пользовался!  Однако перед тем как попользоваться, организм полагалось сводить в ресторан или, хотя бы, в кино, а это – время!  Иногда Ахвледиани заваливал в сессию экзамен, но в каникулы не пересдавал – уезжал с «хвостом» в Батуми. «Обязательно надо  съездить домой», – объяснял он несведущим,  –  «иначе отец решит, что я плохо учусь, и сразу урежет денежное содержание».
 А учился Ахвледиани своеобразно. Приглядевшись к какому-нибудь отличнику, он предлагал: «Слушай, дорогой, переезжай ко мне на квартиру, что ты в общаге мыкаешься! Будем вместе жить и заниматься. Вдвоем куда веселее!». Отличник соглашался. Ахвледиани его опекал, суживал деньгами, поил грузинским вином, кормил блюдами собственного приготовления – а готовил он, надо сказать, прекрасно! Отличник в свою очередь делал ему все курсовые проекты и рефераты. Однако через некоторое время бедняга постепенно втягивался в полуразгульную жизнь, которую вел грузин, запускал учебу и превращался в заурядного двоечника. Тогда Ахвледиани менял напарника – больше двух семестров у него никто не держался.
Человек по своей сути противоречив, в нем сочетаются, казалось бы,  не сочетаемые вещи. Ахвледиани выглядел весьма богоугодно, не матерился, не курил, не играл в карты. Когда мы на практике садились расписывать пульку, он гнал нас в другую комнату, а сам устраивался в кресле с книгой. И не с каким-нибудь детективом – с томиком Чехова, Бунина, Стендаля…  В тоже время врожденный мужской шовинизм подвигал его устраивать забавы в стиле, описанном Горьким в «Моих университетах».  Помните: «Парни относятся к девицам откровенно цинично и озорничают над ними – поймают девок в поле, завернут им юбки и крепко свяжут подолы мочалом над головами».
Однажды на четвертом курсе Ахвледиани попросил Корнеева, бывшего в тот период его напарником:  «Сходи, дорогой, вечером с ребятами в кино – мне тут с одной барышней пообщаться надо. Возвращайтесь часов в одиннадцать  –  как раз матч «Лидс–Спартак» на кубок УЕФА начнется. Футбол посмотрим, вино попьем». Когда Корнеев с ребятами вернулись, в постели они застали Марину Хоромскую – нашу факультетскую отличницу и красавицу. Маринка, как кошка, была влюблена в Ахвледиани и особенно не скрывала своих чувств. Непонятно, какого черта грузин устроил этот спектакль и выставил девчонку в негативном свете. Ярцев и Юрченко собирались набить ему морду, но Ахвледиани уверял, что злого умысла не было и в помине – просто перепутал время. Но, скорее всего, врал – во всяком случае, время начала футбольных матчей он никогда не путал! У Маринки был давний вздыхатель Митрошин – спокойный, немного заторможенный паренек с параллельного потока. Он зациклился на Маринке, как Пьеро на Мальвине! Разумеется, сердобольные люди проинформировали его о случившемся, но он все равно женился на ней, и перед самым дипломом она родила сына.
Приближалось распределение.
– Николай Яковлевич, походатайствуйте  мне с распределением в Грузию! –  шутливо обращался Ахвледиани к заведующему профилирующей кафедрой.
– Нет!  –  также шутливо отвечал Николай Яковлевич. –  Мы направим тебя на Кольскую АЭС.
– Ах, зачем на Кольскую АЭС – там же холодно! Николай Яковлевич, я вам привезу барашка и бурдюк вина – только отправьте меня в Грузию!
– В Грузии кадры растут сами собой. Палку в землю воткни – через пару месяцев приживется и начнет плодоносить! – смеялся Николай Яковлевич. – Так что, барашка мы съедим, вино – выпьем, а тебя, генацвале, – проси, не проси – отправим на Кольскую АЭС!
Заведующий кафедрой был не так далек от истины: по статистике в Грузии на 10 тысяч человек приходилось 400 специалистов с высшим образованием, а в целом по Союзу – только 230. Деньги в республике крутились большие, и дипломы просто-напросто покупались! Шутки шутками, но Ахвледиани, действительно, распределили на Кольскую АЭС. Правда, пробыл он там не более полугода – перебрался все-таки в Батуми.

Жизнь разметала нас. Ахвледиани исчез  из поля зрения, а с распадом СССР оказался в другой стране, вскоре ставшей почти враждебной. Когда появились «Одноклассники», я наткнулся на него, зашел в гости, написал сообщение. Он нанес ответный визит, но хранил молчание. Я еще раз написал – ты что, дорогой, не узнаешь? Наконец, он немногословно ответил: работаю в батумском порту, двое детей,  смотрю английскую премьер лигу и болею за «Челси», из наших связь поддерживаю с Корнеевым и Митрошиной. Я не сразу сообразил, кто такая Митрошина. Потом вдруг дошло – это же Маринка Хоромская! Больше мы не общались, хотя и оформили дружбу на «Одноклассниках».
Лет через десять в августе 2018 года я надумал посетить Поти – показать сыну и внучке город, в котором провел детство. Лететь решил через Батуми: от него   до Поти 70 км – это в 4,5 раза ближе, чем от Тбилиси. Снова вышел через «Одноклассники» на Ахвледиани: мол, буду проездом в твоих краях, если хочешь – пересечемся. На этот раз он ответил быстро. Да, неплохо встретиться. Поинтересовался, когда и каким рейсом прилетаю, дал свой номер телефона. Накануне вылета позвонил и сказал, что встретит в аэропорту – я даже удивился такой любезности.
Батумский международный аэропорт уютный и небольшой – принимает 10-12 рейсов в день. Я сразу увидел Ахвледиани и помахал рукой. Он, улыбаясь, быстро подошел и обнял меня, что тоже удивило, так как  рассчитывал на рукопожатие. Познакомившись с сыном и внучкой, он, подхватив часть поклажи, повел нас к своей машине.
– Первым делом перекусим, – сказал Ахвледиани, – тут есть хороший ресторанчик у моря.
Ехали минут тридцать. По дороге Ахвледиани кратко давал пояснения проплывающим за окнами достопримечательностям и периодически задавал  вопросы: кого видел из нашего выпуска, что слышно о таком-то, куда подевался тот-то, что случилось с этим? Я заметил, что в его речи частенько проскальзывает грузинский акцент. Ничего не поделаешь, объяснил он, теперь у меня в основном общение происходит на грузинском. Искоса поглядывая на него, обратил внимание, что он несколько подсох, хотя с возрастом вес обычно набирается.
– А ты молодец! – ни унции лишнего жира, как писал Джек Лондон, – похвалил я. – Наверное, продолжаешь гонять в футбол или конституция тела такая?   
– Случается, гоняю, но теперь уже редко, больше смотрю – ответил он и вздохнул.
Открытая веранда ресторана действительно располагалась в 15-ти метрах от берега моря. Ахвледиани заказал вино, сок, сыр, зелень и большое блюдо жареной барабульки – отличная рыбка! Сам ел мало и совсем не пил – как-никак за рулем. Семилетняя внучка, отведав барабульки и попив соку, побежала к морю, сын пошел за ней. Мы остались вдвоем. Я рассказал о своем житие-бытие, Ахвледиани поведал о себе: последние годы занимался строительством гостинец, а выйдя на пенсию, стал управляющим в одной из них.  После часового застолья я предложил закругляться и поинтересовался, как лучше добраться до Поти.
– Лучше всего на такси. Я сейчас вызову, машина быстро подойдет, – сказал Ахвледиани и в свою очередь спросил:
–  Долго собираешься быть в Поти?
–  Думаю, дней пять.
– Трех хватит! Больше там делать нечего – это не Батуми! – на миг проскочила в его словах знакомая нотка высокомерия. – А когда назад вылетаете?
– В пятницу.
–Тогда приезжайте в среду, не спеша посмотрите город, на пляж сходите,   сводишь внучку в дельфинарий. А остановитесь у меня.
– Нет, у тебя неудобно. Был бы я один – куда ни шло! Но втроем, да еще с ребенком… –  принялся я возражать, но он перебил:
– У меня – это в моем отеле. Я, правда, в среду  не буду, но вот тебе визитка с адресом и телефоном.  Иди прямо на  Reception, скажи, от меня, вас сразу поселят. Отель «Галогре» – один из лучших в Батуми! Сам строил!
Подъехало такси, и мы распрощались. У потийской гостиницы спросил  водителя, сколько с меня? Ничего, ответил он, ваш знакомый еще в Батуми оплатил проезд. Ну, Ахвледиани, подумал я – демонстрирует грузинское гостеприимство!
В Поти посмотрели дом, в котором жил, школу, в которой учился, городской рынок, центральный парк, уцелевшую башню турецкой крепости; прошлись по набережной Риони, сходили к маяку, два раза съездили на загородный пляж Малтаква. Трех дней вполне хватило. Я бы, конечно, еще побродил по городу, который мало изменился с момента моего последнего посещения в 1984 году, но чувствовал, что сыну и внучке хочется чего-то нового.
В среду приехали в Батуми. Расположенный в исторической части города четырехзвездочный отель «Галогре» впечатлил: выполнен с элементами мавританского архитектурного стиля, имеет уютный внутренний дворик – это снаружи, внутри – оригинальный интерьер, роскошная отделка, дорогая мебель, ковры, картины.  В Поти мы останавливались в отреставрированной гостинице, которую я помнил еще со времен детства – тогда она называлась «Дом колхозника». И вообще, Батуми за годы независимости Грузии превратился в современный курортно-туристический центр, тогда как Поти застрял в конце ХХ века.
Девушка на Reception, как только узнала, что я от Ахвледиани, моментально оформила нас и дала ключи от номера. Я вынул бумажник, чтобы рассчитаться.
– Что вы, что вы! – воскликнула девушка. – Александр Шотович категорически запретил брать с вас деньги – это его презент вам!
И сколько я ни настаивал, она было непреклонна. Ладно, в конце концов, решил  я: встречу Ахвледиани, разберусь с этим вопросом, уж больно он перегибает палку с гостеприимством – пусть даже грузинским!
 В номере еще раз обалдели – шикарный трехкомнатный люкс! Осмотрев апартаменты, отправились на море, искупались, потом двинули в дельфинарий, билеты, конечно, не достали, но не расстроились, так как покатались на фуникулере и долго любовались городом и окрестностями со смотровой площадки. В отель заявились в десятом часу. Как ни странно, первым кого встретили, был Ахвледиани.  Он сидел за столиком летнего бара при главном входе, подписывал какие-то бумаги и параллельно смотрел телевизор – показывали футбол. 
– Ты что вдруг объявился на ночь глядя? – спросил я. – Вроде, говорил, что в среду тебя не будет.
– Я обычно приезжаю к вечеру, часов до 10-11решаю накопившиеся вопросы, а днем здесь и без меня справляются, – ответил Ахвледиани. – Присаживайтесь, кофе попьем, футбол посмотрим.
– Ты сначала скажи, что это за благотворительность? Такси оплатил, номер-люкс бесплатно! Какие-то элементы коммунистического будущего! Я, например, чувствую некий дискомфорт от таких деяний. Дай команду на Reception, чтобы взяли деньги за номер.
– Не горячись, – устало поморщился Ахвледиани, – это все ерунда в масштабах «Галогре». Таксист, кстати, 80% заказов получает от отеля, делает хорошие деньги и вез вас почти задарма. А номер далеко не люкс – есть и шикарнее.  У нас знаешь, какие важные персоны останавливаются? Даже саудиты, чуть ли не шейхи, приезжают – чего они, правда, здесь забыли!? Так что, это элементы не коммунистического будущего, которое вряд ли уже наступит, а дружеского расположения. Давайте садитесь!
Мы выпили по чашечке турецкого кофе. Футбол скоро закончился. Сын отправился укладывать внучку спать. А мы с Ахвледиани разговорились – хорошо разговорились! Далеко за полночь пришел сын поинтересоваться, что мы делаем. Беседовали и следующим вечером, также незаметно перешедшим в ночь. Вспоминались студенческие годы: экзамены-зачеты, колоритные преподаватели, производственные практики и военные лагеря. В первую очередь, разумеется, вспомнили заведующего кафедрой Николая Яковлевича и подполковника Никифорова. Но институтской тематикой наши посиделки не ограничивались. Конечно, обсуждали футбольные новости – недавно закончился чемпионат мира. Говорили о Михаиле Саакашвили, Эдуарде Шеварднадзе, военном столкновении 2008 года, попытке Аджарии выйти из состава Грузии при президенте Аслане Абашидзе и о политике вообще. За несколько часов этих полуночных бдений мы наобщались куда больше и содержательней, чем за четыре года совместной учебы. И общались душевно, без заносчивости и снисходительности, порой споря и перебивая друг друга, но, не навязывая своего мнения и не соглашаясь из вежливости.
– А ты знаешь, я ведь хотел тогда жениться на Хоромской, – вдруг грустно сказал Ахвледиани, под конец наших вторых посиделок.
– Так почему не женился?
– Отец категорически возражал. Они с матерью здесь невесту мне присмотрели.
– А зачем опозорил ее перед Корнеевым с компанией? – в лоб спросил я.
– Чушь собачья! Думаешь,  нарочно это сделал!? Впервые тогда со мной такое произошло, чтобы в женских объятиях забыть все на свете: время, Корнеева,  футбол… А она, конечно, обиделась – сильно обиделась… И если бы не ее обида, однозначно женился бы, несмотря на все возражения отца.
В пятницу Ахвледиани отвез нас в аэропорт. В машине молчали – выговорились накануне. Было грустно – мы точно знали, что больше уже не увидимся.

Р.S.
В последующем активность нашего общения резко спала. Мы вяло контактировали через WhatsApp – раз-два в месяц. Через полтора года Ахвледиани вдруг замолчал. Несколько раз звонил на мобильник – без ответа. Заглянул на его страницу в «Одноклассники» – последний раз был три месяца назад. Отыскал визитку отеля «Галогре», позвонил на Reception и попросил Ахвледиани.
–  Александр Шотович, к большому нашему горю, умер, – ответила девушка.
–  Как умер! – воскликнул я. – Что произошло?
– Онкология желудка. Все так быстро случилось. Летал в Германию на операцию, но не помогло.
– Примите  мои глубочайшие соболезнования, – произнес я, пораженный этой новостью. А в мозгу сразу кольнула догадка: наверное, Ахвледиани уже вовремя нашего визита знал или догадывался, что болен – неизлечимо болен. Но принял меня с сыном и внучкой – принял заботливо, внимательно, дружески. Возможно, снедаемый болезнью, он уже предавался воспоминаниям. А мой приезд помог ему еще глубже погрузиться во времена безмятежной студенческой молодости. Хотелось бы в это верить…