Право кормить бездельника

Его зовут Владимир Анатольевич Марков. Это молодой человек вида неизмученного,  напротив, цветущего, если не сказать, холеного. По всем стандартам внешности подающего надежды чинов… простите, управленца.
Владимир Анатольевич задержался с обеда на полчаса. Три учительницы в коридоре РОНО, пришедшие сюда  за  обещанными консультациями, терпеливо дожидались, пока  не вмешалась вышедшая из соседнего кабинета дама и не вызвала Владимира Анатольевича с обеда по мобильному.
Владимир Анатольевич заведует правовой инспекцией труда, и он пришел в РОНО от имени и по приглашению профсоюза, чтобы объяснить вопросы, возникающие у учителей в связи с их  трудовыми правами.
Коллега рядом со мной, например, тщетно пытается получить пенсию за выслугу лет, так как большую часть этого срока, включая советские времена, она проработала в системе дополнительного образования, и только последние годы в школе. Она ходит и ходит по кабинетам, у нее уже две толстые папки документов, ей намекают, что тысяч за пятнадцать  вполне вопрос мог бы быть решен, а так одни неясности и противоречия в законе…
Я дождалась очереди и вошла в кабинет. Мое имя, должность и место работы были занесены в список, я стала задавать вопросы. И , хоть впечатление сложилось такое, что он четко знает только статьи, пункты и подпункты того, что имеет право  потребовать от меня работодатель, и, наоборот, путается в моих правах, как если бы их не было вовсе, - на первые два вопроса худо-бедно ответ был найден.
Самое интересное началось с третьего вопроса.
- Производилась ли кем –нибудь когда-либо хронометрическая экспертиза требований к учителю, предъявленных за последнее время, и составляющих так называемую ненормированную составляющую рабочего времени учителя?
- Нет, - сказал он твердо, - такая экспертиза не проводилась.
- Как же учитывать этот труд? Ведь с последние распоряжения  и новшества выводят рабочее время учителя далеко за рамки 36 часовой рабочей недели, прописанной в законе?
- Рабочее время не более 36 часовой рабочей недели  - это время, занятое уроками. Закон прописывает, что урочная нагрузка не может быть больше 36 часов.
- А все остальное может быть сколько угодно?
- Сколько угодно, - подтвердил он с удовлетворенным видом и продолжил почто что ласково – за ненормированный режим работы вы имеете продолжительный отпуск.
-Что вы говорите? – сказала я- Всегда считала, что продолжительный отпуск мы имеем в связи с вредностью,  с повышенной интеллектуальной, эмоциональной и сенсорной нагрузкой. А также с высокой степенью ответственности, все эти факторы приравнивают профессию учителя к профессии руководителя. Режим только одна небольшая составляющая профвредности и даже при ненормируемом рабочем дне неограниченность этой нагрузки – уже чересчур. К тому же – есть астрономическая продолжительность  суток.
- Ну почему же?  - сказал он. – Ну что такого особенного Вы делаете? Ну совещания, ну проверка тетрадей…
-… электронный, бумажный и собственный журналы, подготовка к урокам, рабочие программы, методические темы и совещания методобъединений, показательные уроки и работа с отстающими, внеурочная деятельность по предмету и внедрение новых технологий, ведение блога в сети ,кружки, курсы и подготовка к аттестации…
- К аттестации вы готовитесь раз в пять лет – бойко  возразил он
- Все пять лет учитель готовится к аттестации – я сказала это таким тоном, что он посмотрел на меня почти испуганно. - и по сведениям от другого юриста указанный норматив включает и нормированную и ненормированную часть, но не буду спорить. Если, как Вы говорите, сколько угодно, то ведь есть астрономические ограничения: 24 часа в сутки. Так, что  уже никак не может быть сколько угодно.
Он сидел, красный, и молчал. Профсоюзный районный босс за соседним столом уже начал прислушиваться к разговору.
- Если я докажу, а я докажу как дважды два, что ненормируемая часть превышает сутки, мои дальнейшие действия, каковы они?
Он молчал.
- Вы отдаете себе отчет в том, в чем сейчас пытаетесь меня убедить? Что работа круглые сутки без ограничений – моя обязанность?
Молчание.
- Вы здесь, чтобы защищать интересы работодателя или работника?
Он промямлил что-то про закон.
Я не верила своим глазам и ушам. Я ожидала, что ответ официального профсоюза будет жалким, но не до такой же степени. Недавно у нас в школе умерла завуч, Анна Львовна Огурцова. «Скорая» увезла ее с работы с сердечно-сосудистым диагнозом. Два дня в коме, и не стало золотого человека, удивительным образом сочетавшего  требовательность руководителя с заботой о людях – взрослых и маленьких, человека добросовестного и талантливого. Не стало жены, матери и совсем молодой бабушки. В последнее время она была завалена отчетностью, проверкой рабочих программ и всевозможных портфолио. Говорят, она часто брала свою должностную инструкцию, читала ее в недоумении и повторяла «Ну что же это  такое? Ну почему я так устаю?»
На административном совещании в Петербурге приводились примеры смертности учителей в ходе и по завершении процедуры аттестации. Не думаю. Что эти факты афишируются, но и скрыть их невозможно. И уж совсем трудно представить, что об этом не знает профсоюз.
Уходя, с порога я посмотрела на него и спросила
- Как же вам не стыдно? Я ведь плачу деньги. Я каждый месяц отчисляю сумму из своей зарплаты, чтобы вы защищали мои интересы. Я ваш работодатель.
Он молчал.