Казус на экзамене

               
Женя Шушкевич, невысокий, крепкий, деревенский паренёк откуда-то из глубин белорусского Полесья, поступил в ВУЗ вне конкурса. Правда, не по причине отличных знаний, а исключительно благодаря Указу Президиума ВС.

Нет, нет, Женя не проявил доблести или какого-то там геройства, спасая горящих или тонущих людей. Не было у него и особых трудовых заслуг. Вообще, Указ персонально коснулся Евгения Шушкевича лишь по одной единственной причине – он отслужил срочную службу в рядах СА.

А вот именно этот Указ предусматривал преимущественное зачисление в ВУЗы страны абитуриентов, отслуживших  в армии. Так исторически совпало, что Женя как раз в том году и отслужил свою нелёгкую службу в стройбате. Он сдал без единой двойки все вступительные экзамены, и стал студентом автотракторного факультета (АТФ) Белорусского политехнического института.

Первый семестр прошёл для Шушкевича, вроде как, незаметно. В том смысле, что ни особым прилежанием, ни громкими успехами ефрейтор запаса не отличился. Впрочем, и других каких-либо успехов у него обнаружено не было. По этой причине никто в группе, тем более на курсе, паренька и не заприметил.

Студент Шушкевич стал знаменитым после первого экзамена первой сессии. Это была начертательная геометрия. Как известно, для постижения данной дисциплины требуется, как минимум, обладание хотя бы зачатками объёмного мышления.

У Жени таких качеств, похоже, не было и в зародыше. В какой-то мере этот природный недостаток первокурсник пытался компенсировать настырностью. Частично ему это удалось. С третьей попытки зачёт и допуск к экзамену он получил. А вот на экзамене случился громкий конфуз.

И тут справедливости ради, следует сказать, что к славе Евгений Шушкевич пробился исключительно через тернии. Однако, всё по порядку.

Экзамен по начертательной геометрии у нас принимала молодая очень красивая ассистентка. Женя вытащил билет, и пошёл  к столу готовиться. Что он там на своём листе изобразил, я не знаю. Врать не буду. Впрочем, суть не в экзаменационном листе, а в самом Жене Шушкевиче. Точнее в паре: красивая  экзаменаторша и тупой студент.

Перед тем, как перейти к кульминационной точке рассказа, хочу кое-что пояснить. Дело в том, что на АТФ в те годы 95% студентов составляли ребята. В нашей группе, к примеру, вообще девушек не было. Так что за крепким словцом ни в аудиториях, ни тем более, в общежитии, студенты глубоко в карман не лазали.

Ну, а что до Шушкевича, так к этим фактам следует добавить то обстоятельство, что в своём далёком Полесье гувернантки его не воспитывали. Плюс два года армейского чисто мужского общения. Теперь будет полегче представить лексикон ефрейтора. Скажу так, его предложение из четырёх-пяти слов, как правило, всегда содержало хотя бы одно нецензурное.

Продолжу. Ассистент-экзаменатор, вероятно, тоже не очень разобралась в Жениных зарисовках, и попыталась что-то там поправить. И тут случилось нечто неординарное. Нет, нет, ничего особенного, так что не пугайтесь. Просто экзаменующийся поступил вопреки традиции. Он задал вопрос экзаменатору.

Разумеется, воспитанный человек в подобном случае задал бы вопрос типа "почему" или "зачем".  Но Шушкевич поступил в привычном для себя стиле. Громко и внятно произнёс всего лишь полтора слова из пяти букв. Буквы были из нормального русского алфавита, а вот слово получилось нецензурное.

Короче, парень спросил: «На х…?». Спросил спокойно, негромко. Ну, вроде как, по привычке. Похоже, именно поэтому наша молодая красавица непроизвольно его повторила: "Как на х...?" Повторила довольно громко, так что все сидящие за столом ребята эхо вопроса расслышали хорошо.

Они дружно оторвали глаза от листов, и уставились на «сладкую парочку», с интересом ожидая  продолжения необычного диалога. И тут ассистент осознала, что она так громко произнесла. Наступила напряженная пауза. Затем последовала реакция.

Преподаватель схватила зачётную книжку Шушкевича, что-то чиркнула там, заявив, что больше никогда не хочет встречаться с таким неучем и грубияном. Затем подошла к окну и буквально запустила зачётку в открытую форточку нашего окна. Между прочем, оно находилось на 4-м этаже. 

Нечастный парень был с позором изгнан из аудитории. Он стремглав скатился  по лестнице, а потом в поисках документа ещё топтался в сугробах. В конце концов, нашёл. А когда рассмотрел, что вместо неуда, как он подумал вначале, стоит  уд. т.е. трояк, завопил от радости, и в отличном расположении духа, пританцовывая, направился в общежитие.

Эта история, обрастая подробностями, долго бродила по студенческому городку, постепенно превращаясь в анекдот. Мне довелось слышать его спустя много лет после окончания института.