Ветеран. Владимир Шатов

Истошный визг бывшей телевизионной примы, неуклонно повышаясь, вдруг резко приблизился к болевому порогу.
- Вы с ума сошли!

Сотрудники местечкового избирательного штаба мгновенно размазались по обшарпанным стенам, словно слабохарактерная каша. Откровенно говоря, человеческие тела, психика и принципы до смешного неустойчивы...
- Никуда не поеду! - Ультразвук резал слух, как скальпель слабую плоть. - Чего я там не видела?
- Кому-то ведь надо ехать...
- Вот кто-то пускай и едет!

Ещё одно мгновение и могло случиться непоправимое... Как реактивный самолёт делает громкий хлопок при переходе на сверхзвуковую скорость, так капризная дама могла резко нарастающим криком уничтожить небольшое офисное помещение.
- А комната, к слову сказать, служила операторской, монтажной и столовой.

Потери среди личного состава в таком случае казались неизбежными...
- Ладно, - решительно, дабы прекратить наметившееся кровопролитие, вступил в ближний бой молоденький и деликатный Серёжа Сазонов. - Я поеду...
- Отлично!

Глубокая осень без обычных рывков переходила в злобную зиму. Рано выпавший снег сделал дороги небольшого городка, куда штабисты волей судьбы и очередного кандидата в народные депутаты Украины оказались заброшены, непроходимыми и не проездными.
- Мы что раненые на голову? - по этой холодной причине женщины, штабные тележурналисты, отказались ехать записывать никому ненужное интервью.
 
Да ещё поздним вечером и на окраину неблагополучного рабочего посёлка...
- Жуть!

Сергей в это смутное время бесконечных украинских выборов являлся скорее шофёром, хотя должность звучала громко и пафосно, координатор спецпроектов.
- Кто-нибудь в курсе, как туда проехать? - жалобно спросил он более хитрых коллег. - Это по дороге на Семёновку?
- Нет.
- Хрен его знает...

Коллеги пожимали плечами и отморожено отворачивались, нетерпеливо ожидая его отъезда. Делать нечего, матерясь про себя, он и оператор, вечно хмельной Андрей, выехали на поиски мифического деда.
- Что нового он может рассказать?
 
Знаменит он был тем, что воевал в Великую Отечественную, имел награды и острый язык, которым мог сказать, что угодно про кандидата-кормильца.
- Болтун!

Его, то есть длинный язык, и предстояло нейтрализовать взяткой в виде показа по телевизору полоумных бредней старика.
- Темень какая! - ругался Сергей после очередной остановки по поводу опроса местного населения, как проехать к указанному адресу. - Никто ни фига не знает...
- Боятся всего на свете, шарахаются будто чумные. - Подтвердил меланхоличный Андрей. - На хрена мы только попёрлись?
- Если быстро не найдём, вернёмся назад.

Через два часа мучений и неоднократных попыток повернуть к базе дислоцирования, они подъехали к небольшому домику стиля «шахтёрское барокко». В окнах саманного сторожила послевоенной постройки свет предсказуемо не горел.
- Наверное спят уже. - Меланхолично заметил Андрей и широко зевнул.

Залаяла сонная собака во дворе и тут же синхронно, словно соскучившись, весь собачий хор посёлка ответил запевале на разные голоса. Из двери пристроенной летней кухни вышел невысокий и злой хозяин, подслеповато вглядываюсь в темноту, он крикнул:
- Кто там?
- Свои.
- Это кого по ночам черти носят, - гостеприимством в его голосе даже не пахло, - Витька, ты что ль?
- Хозяин, мы с телевидения.

Сазонов обстоятельно и внушительно назвав себя, объяснил суть дела. Ветеран велел звать его Акимычем и пригласил в дом.
- Заходите раз приехали.

Гости рядком прошли через тёмный коридор в продолговатую и низкую комнату. При свете стоваттной лампочки дед был как-то особенно сух и вертляв, и явно не тянул на свои года.
- А документик имеется?

Оператор установил камеру, Сергей пытался объяснить старичку, что от него требуется:
- Всё понятно?
- Ага, сынок, понял!
- Вот и хорошо.
- Как тебя там? - Он то ли спрашивал, то ли настраивался на интервью.- Кино значит сымать будем?
- Будем, а что ещё нам делать...

Сергей, занятый установкой света не обращал особого внимания на волнения деда. Тот жалобно спросил:
- Говорить-то чего?
- Да что хотите.
- Страшновато, однако...
- Просто расскажите о войне. - Случайный корреспондент, наконец, отреагировал на суетящегося ветерана. - Какой она была для Вас?

Акимыч надел пыльный пиджак с орденами, сел перед камерой... и замолчал. Все непрофессиональные попытки Сазонова расшевелить его наводящими вопросами закончились ничем. Дедуля всё больше зажимался, отвечал, как на допросе в гестапо.
- Ладно, материала хватит. - Бился Серёга с ним примерно час, потом плюнул.

Выключили камеру, дородная хозяйка дома за это время сервировала на стол нехитрую снедь, картошку и огурчики. Гости достали специально привезённую бутылочку «беленькой». Тут-то чудом оживший Акимыч и разговорился:
- Кино ваше сплошная ерунда!
- Это от чего же?
- Потому что показываете её не так, как было.
- А как надо?

Выпив с удовольствием по второй чарке и сбросив пиджак, начал дед:
- Вот ты знаешь, сынок как мы воевали?
- Фильмы видел.
- Война она разная и воевать можно по-разному.
- Мне-то откуда знать?

Сергей сделал вид, что крайне заинтересован общеизвестным фактом.
- Всё, что показывают в ваших фильмах про войну, фигня. - Старый боец употребил более народное, не переводимое на иностранные языки слово. - Полная фигня!
- Нет, тут я не согласен...

Жена быстро захмелевшего аксакала, пожилая женщина тяжёлая на ноги, прикрикнула:
- Молчал бы лучше!
- Не твоё дело.
- Опять разошёлся старый хрыч. - Видно было, что она не в первый раз наблюдает подобное действие. - Да кому твои истории нужны?
- Цыц старая карга!

Дед отмахнулся от неё, тоже наверняка не в первый и не в последний раз.
- Что ты понимаешь в колбасных обрезках? - Он живо выразил лицом всё, что думает о женском уме и без паузы продолжил. - Вот я, например, призывался в восемнадцать лет в самом конце войны, а понять это успел. Немец он как воевал? Прямолинейно и по приказу. А мы как? Хитростью и смекалкой. Правда, воевать мы научились, только когда отдали пол России...

Дед молодцевато крякнул, выпив по третьей, обстоятельно закусил и принялся рассказывать:
- Так вот, происхожу я из сибиряков–охотников, поэтому определили меня на фронте в снайперы. А для снайпера что важно? Правильно количество. Ну и остаться живым само собой. И всё едино немец ты или русский. Уж не знаю, кто там первым договорился, но в моё воинство дело происходило так. - Он плавными, кошачьими движениями рук подтверждал произносимые слова. - Выхожу я, к примеру, на позицию, чаще всего ночью. Лежу, не шевелясь несколько часов, как развиднеется, зеркальцем пускаю зайчиков на ту сторону. Мол, давай договариваться... Если ответили, пустили обратно солнечного зайчика, всё можно работать спокойно.
- Как так?
- Значит друг по другу мы стрелять не будем, немцу ведь тоже жить хочется. Полежал себе ещё чуток, снял какого-то зазевавшегося солдатика и ползком, по заранее отработанному маршруту в родные окопы. Норму выполнил, можно отдыхать.
- А не ответят с той стороны зайчиком...
- Хрен ты до ночи с позиции уберёшься. Хлопнут сразу. Бывало, по трое суток лежал, как бревно, под себя ходил по маленькому. Иначе засекут лёжку, а помирать кому охота?

Сергей слушал со всё возрастающим интересом, а разошедшийся ветеран рассказывал, как будто строчил из автомата ППШ:
- А были ещё специалисты по снайперским дуэлям... Это когда залётный снайпер наглел и косил солдатиков направо и налево. Отчёты о потерях попадали наверх, и командование приказывало разобраться с хамом. С нашей стороны на дуэль обычно выставляли Нинку Фетисову, лучше снайпера я не видел. Была она совсем маленькая, метр пятьдесят, не больше, винтовка выше её. Пряталась там, где нормальный человек ни в жизнь не догадается. - Он покачал головой, восхищаясь способностями легендарной Нинки.
- Помню, хлопцы из разведроты ночью засунули её в брюхо мёртвой кобылы, лежавшей на нейтральной полосе, прямо посредине луга. Внутренности вытащили, следы ветками замели, поди, догадайся, откуда стреляют. Так Нинка из–под хвоста кобылы за двое суток сняла двух ихних снайперов, троих солдат и штабного офицера.

Бывший снайпер держал вилку, как винтовку и Сергею казалось, что он вот-вот полезет под стол. Потом он насупился и тяжело вздохнул.
- Мы с ней после войны служили на Западной Украине, тоже я скажу, весело было. Только не хочу об этом говорить, не проси. А Нинку, потом в пятьдесят девятом, зарезали в Ленинграде. Её, мужа и троих малолетних деток… Записку гады подбросили:
- «Привет из Украины».
- Как это?
- Вот так! Кровная месть никого не щадит...

Дед снова выпил и надолго замолчал. Молчал и Сергей, боясь спугнуть настроение откровенного разговора. Оператор Андрей давно спал, уткнув голову в сложенные на столе узловатые руки. Будущий герой документального фильма признался:
- А вообще-то на фронте хорошо было, всё понятно, здесь свои, там чужие. Случались, конечно, и казусы, неразбериха.
- Что удивляться, какие массы людей в движение пришли!
- Был у меня интересный случай весной сорок пятого. Наша часть тогда воевала в составе Первого Украинского фронта. После боёв в Саксонии, отвели нас с передней линии для пополнения и отдыха. Как-то вечером приезжает к нам незнакомый майор на американском "виллисе". Поговорил с нашим комбатом в его блиндаже, выходят вдвоём. - Ветеран весь подобрался, словно снова стоял в строю. - Личный состав построили, пожилой майор говорит. Мол, нужны добровольцы для немедленного десанта. Поступили сведения, что концлагерь, находящийся от нас в ста километрах, утром будут уничтожать. В случае успеха майор пообещал награды поехавшим...
- Это как водится.
- Я и дружок мой Лёха Игнатьев, тоже снайпер, сразу вызвались. Молодые тогда были, не навоевались. Посадили нас с пехотой на броню четырёх танков и вперёд! Как раз к утру прибыли на место.

Акимыч разлил остаток водки. Себе полную рюмку, Серёжке граммов двадцать. Махнул, не закусив и снова затарахтел:
- Немцы всё строили по уму, по строгому плану. Концлагерь квадратной формы, с каждой стороны ворота посередине. По углам сторожевые вышки с пулемётами. Танкисты наши с хода, развернув пушки назад, высадили ворота и влетели на площадь по центру лагеря. Тут уж и мы начали работать по пулемётчикам, идёт бой и вдруг со всех бараков густо повалил народ. Лагерь то оказался женским, а бабы дуры, как увидели наши танки, бегут, на броню лезут. Как тут стрелять? Немцы очухались, «фаустник» точным выстрелом подбил один танк. Мы, кого возможно, из-под гусениц повытаскивали, остальные бабёнки от пуль дрыснули в бараки. Ошалевшие танкисты дают задний ход и по людям, кто остался, не глядя назад.
- Так прямо по людям и пошли?
- А то? - скривился дед. - Выскочили наружу, башенными орудиями расстреляли вышки. Вперёд пошла пехота и через полчаса всё закончилось. Возвращаемся, а на броне нашего танка осталась одна дивчина, это Лёха её в последний момент из-под гусениц выдернул.
Сидим, отдыхаем, а я и говорю ей:
- Всё свободна, иди домой. - Махнул рукой на восток. - Там немцев нет.
- Не хочу, - она плачет, вцепилась в Лёху, не оторвёшь... - Боюсь остаться одна...
- Русская что ли? - спрашивает он её строго. - Есть хочешь?

Девушка кивает коротко стриженой головой. Что прикажете делать?
- Оставайся, куда тебя девать? – говорю, а у самого слёзы на глазах. - Поедешь с нами, а там как получиться.
- Спасибо вам дядечки!
- Какие мы тебе дядечки, ну рассмешила...

Ветеран шмыгнул красным носом, Сазонов подумал, что он вот-вот заплачет от бурных воспоминаний. Нет, сдержался, только с сожалением посмотрел на пустую бутылку и пробормотал:
- Взяли мы её с собой в часть. Определили на кухню, пусть подкормится, худющая была ужас! Примерно через месяц выпало нам с Лёхой ехать в тыл за продуктами, мы за грузчиков. От кухни ехала та дивчина, считать и всё такое. Поехали на «полуторке», получили, возвращаемся. - Акимыч зажмурил от былого удовольствия заблестевшие глаза. - Кругом благодать, весна, тепло, земляника цветёт. Тормозим, у какого–то оставленного людьми имения. Поели, лежим на травке, разговариваем. Спрашиваю у неё, от нечего делать: «Кто такая, откуда родом?». Девушка улыбается и отвечает, что из города Сталино. Тут Лёха вступает в шутейный разговор...
- О, землячка, - обрадовался он и даже выбросил недокуренную «самокрутку». - Какими судьбами...
- Злыми земляк, недобрыми!

На войне всегда приятно земляка встретить. Будто дома ненадолго побывал.
- А ты, с какого района? - Она ему тут же встречный вопрос. - Где жил?
- Да где я только не жил!- Лёха весело отвечает. - Но происхожу из Калининского района.
- Ты из Калининского? - удивляется симпатичная дивчина. - И я тоже!
- Вот дела!

Улыбаются оба, как будто друг друга век знают.
- А улица какая? - спрашивает девушка игриво. - Может, кого из наших знаешь...
- А то! - хорохорится Лёха и с гордостью говорит:«Бульвар Шевченко».
- Ой, как интересно, - произносит девушка весело. – Я тоже живу на бульваре Шевченко...
- Бывает же такое!

Помолчали синхронно, переваривая услышанное. Я в разговор не вмешиваюсь, уважение умею.
- А дом? – Взволновано задаёт очередной вопрос девушка. - Дом какой?
- Кирпичный...

Акимыч не к месту замолчал, и в тяжёлой тишине было слышно, как в соседней комнате тикали древние настенные часы-"ходики". Через томительную минуту он смог побороть волнение и тихо выговорил:
- А если без шуток? - интересуется недавняя пленница.
- Номер восемь, - продолжает заигрывать Лёха. - А ты из какого?
- Вот как! - Восклицает она с внезапной хрипотой в голосе. - И я из восьмого!

Внимательно смотрят друг на друга, вспоминают общих знакомых.
- А квартира, - дивчина спрашивает взволновано. - Квартира какая?
- Двадцать четвёртая, - говорит он чуть слышно. - Третий этаж...
- Боже мой! - Девушка с ужасом смотрит на Лёху, зажав рот ладонями.

Тот с минуту натужно соображает. Крутит головой, как будто контуженый...
- Машенька? – спрашивает он неуверенно. - Сестричка?
- Братик, Лёшенька! - бросается к нему на шею, плачет. - Живой!

Сергей ошалело покачал коротко стриженой головой, словно отгоняя навязчиво стоящую перед глазами картинку встречи брата и сестры, потом признался:
- Не верю!
- А чего удивляться? - Акимыч мастерски выдержал мхатовскую паузу. - Он уходил на войну пацаном, она совсем девчонкой была. Четыре года не виделись, изменились... Вцепились друг в друга не оторвёшь! Так до конца войны и не расставались, вместе демобилизовались и вместе домой вернулись. Вот уж случилась радость матери, отец то их под Смоленском погиб, ещё в сорок первом.

Ветеран приосанился, словно обращался не к одинокому слушателю, а пребывал на исторической сцене. Помолчав несколько мгновений, он устало закончил свой невероятный рассказ:
- Так всё и было...
- Фантастика!
- Вот, сынок, какие фортеля та война выкидывала.
- Такое в фильмах не увидишь.
- Какое там кино! Скажешь тоже...