Я не для цензоров пишу.
Пишу я лишь для вечности.
По рода. -Памяти- пойду.
Считай до бесконечности.
Ни для трибун чиновных рыл.
Сижу я укомьютера.
А что б мой сын умнее
был царя и прямоутера.
Не надо от моей страны.
Мне одобрений чаяний.
Она больна- мы ей нужны.
Мы от неё отчалили.
Что посмотретьсо стороны
на все её карбункулы.
На суверенные рожны.
На чай с гнилыми булками.
Для сильного как океан.
Для резвости могучих рыб.
НЕт чуждых старан.
И наш тиран.
Налогом бьёт не их.
Я не для цезоров пишу
© Copyright: Игорь Степанов-Зорин 2, 2012
Свидетельство о публикации №212121800902
Свидетельство о публикации №212121800902
Рецензии
Случай в Аксаковском парке
Люблю Аксаковский парк. Когда мне грустно, я брожу по его аллеям и, упиваясь светлой жалостью к себе, грущу о былом, когда весело, выхожу гулять с сыновьями и валяю дурака, когда скучно, сажусь на дальнюю скамейку и веду с ним долгую обстоятельную беседу. Мы давно знакомы, давно изучили друг друга и ничего друг от друга уже не ждем. Но вот однажды… Как-то, прохаживаясь хмурым осенним днем вдоль пруда, я столкнулся с ватагой вооруженных граблями подростков. Мое внимание привлек один из них – мальчик по имени Петя. Я его немного знал, он жил в соседнем доме. О Пете соседи отзывались как о мальчике добром, но ужасном лгуне и проказнике. Не знаю, так ли это, но вел он себя, надо сказать, довольно странно. Пропустив товарищей вперед, остановился, посмотрел им вослед и шмыгнул в кусты. Через минуту, убедившись в том, что его побег остался незамеченным, отбросил грабли в сторону и, свободно вздохнув, уселся на пенек.
Наблюдая за подростком, мне, грустному, стало еще грустнее.
«Ну как же так? – сказал я, обращаясь к собеседнику парку. – Его одноклассники трудятся в поте лица, очищают аллеи от опавшей листвы, а этот, с позволения сказать, работничек устроил себе сладкую жизнь. Нехорошо».
«Нехорошо! – зашелестела стоящая рядом осина. – Ему, должно быть, стыдно сейчас».
«Ну, это вряд ли. Таким людям редко бывает стыдно», – возразил я.
И оказался прав. Не обращая внимания на мои укоризненные взгляды, Петька вытянул ноги и принялся считать пролетавших мимо ворон.
Однако так продолжалось недолго, ровно до того момента, пока в парке не появились возвращавшиеся с работы подростки. Увидев товарища, они возмутились.
«Ага! – злорадно потер я ладони. – Ну, теперь-то, парень, тебе попадет! И поделом».
Я решил, что застигнутый врасплох Петька смутится, начнет выискивать оправдания своему неблаговидному поступку, а он вдруг стал на ходу выдумывать какую-то совершенно невообразимую, на мой взгляд, историю.
– Представляете! – заговорил он, захлебываясь от восторга. – Только я хотел догнать вас, как на моих глазах случилось настоящее чудо! Да-да! С пруда внезапно подул сильный ветер, выглянуло солнышко, а потом, откуда ни возьмись, послышалась музыка. Я, конечно, остановился. И что, вы думаете, я увидел?
– Что? – спросили Петькины товарищи.
– Я увидел, как сотни кузнечиков и жучков выскочили на асфальтовую дорожку. Кузнечики запиликали на маленьких скрипках, жучки, надув щеки, задудели в соломенные дудки, воробьи раскачивали издающие малиновый звон колокольчики и подчирикивали зазвучавшему из-за пруда соловьиному хору! А когда музыка докатилась до небес, в воздух взмыла стая желтых листьев! Ее тут же подхватили разноцветные бабочки и закружили в быстром танце. Ах, что это был за танец! Хоровод сменялся хороводом, пируэт следовал за пируэтом. Танцоры то разбивались на пары и плавно падали вниз, то, взмыв вверх, парили между небом и землей, то зависали в воздухе и в такт музыке дрожали яркими искорками на ветру. Зрители были в восторге!
«Ну, ты и фантазер!» – подумал я.
– Ну, ты и врун! – сказали ребята.
Хотел я подойти и принародно пристыдить Петьку, как вдруг тучи над парком разошлись, выглянуло солнце и… случилось чудо! Кузнечики запиликали на маленьких скрипках, жучки задудели в соломенные дудки, воробьи принялись раскачивать издающие малиновый звон колокольчики и подчирикивать соловьиному хору. А когда музыка докатилась до небес, в воздух взмыла стая желтых листьев. Ее тут же подхватили разноцветные бабочки и закружили в быстром танце. Хоровод сменялся хороводом, пируэт следовал за пируэтом. Танцоры то разбивались на пары и падали вниз, то, взмыв вверх, парили между небом и землей, то зависали в воздухе и в такт музыке дрожали яркими искорками на ветру.
– Ну вот, – почесал затылок немало озадаченный Петька. – Я же говорил…
Едва он произнес последнее слово, как небо накрыла черная туча. Кузнечики опустили скрипки и, увертываясь от дождевых капель, юркнули в придорожную траву, жучки забились под листья, воробьи вспорхнули и через миг растворились в небе.
Музыка стихла. Стало темно и сыро.
Глядя на то, как холодный ветер мёл по асфальтовым дорожкам оттанцевавшие своё листья, я спросил у парка:
«Признавайся! Ты устроил этот концерт? Ты помог Петьке обмануть своих товарищей?»
«Я», – зашелестел мокрый парк.
«Ну и зачем ты это сделал? Ведь все сказанное им было откровенной ложью!»
«А затем, – забарабанил по скамейке дождь, – что его ложь была столь чудна и прекрасна, что заслужила право хотя бы на минутку оказаться правдой».
Я люблю парк Аксакова. Мы с ним давно знакомы и ничего, что могло бы удивить нас, друг от друга давно не ждем. Но иногда, когда одна пора сменяет другую так, что становится непонятным, какое на земле время года, с ним и со всеми нами случается нечто такое, чему я искренне не перестаю удивляться много-много лет.
Рамиль Батыров
Про Веру
Вера мстила. Себе.
То рай, то ад. Она любила меня? Приехали мы с Грушинского фестиваля, а она: «Иванов, я тебя люблю!» Я думаю: счастье. Вера, а не Роза-режиссер (я на двоих джаз-билеты купил, а она, видите ли, подругу познакомиться со мной привела
Игорь Степанов-Зорин 2 18.12.2012 16:15 • Заявить о нарушении
Люблю Аксаковский парк. Когда мне грустно, я брожу по его аллеям и, упиваясь светлой жалостью к себе, грущу о былом, когда весело, выхожу гулять с сыновьями и валяю дурака, когда скучно, сажусь на дальнюю скамейку и веду с ним долгую обстоятельную беседу. Мы давно знакомы, давно изучили друг друга и ничего друг от друга уже не ждем. Но вот однажды… Как-то, прохаживаясь хмурым осенним днем вдоль пруда, я столкнулся с ватагой вооруженных граблями подростков. Мое внимание привлек один из них – мальчик по имени Петя. Я его немного знал, он жил в соседнем доме. О Пете соседи отзывались как о мальчике добром, но ужасном лгуне и проказнике. Не знаю, так ли это, но вел он себя, надо сказать, довольно странно. Пропустив товарищей вперед, остановился, посмотрел им вослед и шмыгнул в кусты. Через минуту, убедившись в том, что его побег остался незамеченным, отбросил грабли в сторону и, свободно вздохнув, уселся на пенек.
Наблюдая за подростком, мне, грустному, стало еще грустнее.
«Ну как же так? – сказал я, обращаясь к собеседнику парку. – Его одноклассники трудятся в поте лица, очищают аллеи от опавшей листвы, а этот, с позволения сказать, работничек устроил себе сладкую жизнь. Нехорошо».
«Нехорошо! – зашелестела стоящая рядом осина. – Ему, должно быть, стыдно сейчас».
«Ну, это вряд ли. Таким людям редко бывает стыдно», – возразил я.
И оказался прав. Не обращая внимания на мои укоризненные взгляды, Петька вытянул ноги и принялся считать пролетавших мимо ворон.
Однако так продолжалось недолго, ровно до того момента, пока в парке не появились возвращавшиеся с работы подростки. Увидев товарища, они возмутились.
«Ага! – злорадно потер я ладони. – Ну, теперь-то, парень, тебе попадет! И поделом».
Я решил, что застигнутый врасплох Петька смутится, начнет выискивать оправдания своему неблаговидному поступку, а он вдруг стал на ходу выдумывать какую-то совершенно невообразимую, на мой взгляд, историю.
– Представляете! – заговорил он, захлебываясь от восторга. – Только я хотел догнать вас, как на моих глазах случилось настоящее чудо! Да-да! С пруда внезапно подул сильный ветер, выглянуло солнышко, а потом, откуда ни возьмись, послышалась музыка. Я, конечно, остановился. И что, вы думаете, я увидел?
– Что? – спросили Петькины товарищи.
– Я увидел, как сотни кузнечиков и жучков выскочили на асфальтовую дорожку. Кузнечики запиликали на маленьких скрипках, жучки, надув щеки, задудели в соломенные дудки, воробьи раскачивали издающие малиновый звон колокольчики и подчирикивали зазвучавшему из-за пруда соловьиному хору! А когда музыка докатилась до небес, в воздух взмыла стая желтых листьев! Ее тут же подхватили разноцветные бабочки и закружили в быстром танце. Ах, что это был за танец! Хоровод сменялся хороводом, пируэт следовал за пируэтом. Танцоры то разбивались на пары и плавно падали вниз, то, взмыв вверх, парили между небом и землей, то зависали в воздухе и в такт музыке дрожали яркими искорками на ветру. Зрители были в восторге!
«Ну, ты и фантазер!» – подумал я.
– Ну, ты и врун! – сказали ребята.
Хотел я подойти и принародно пристыдить Петьку, как вдруг тучи над парком разошлись, выглянуло солнце и… случилось чудо! Кузнечики запиликали на маленьких скрипках, жучки задудели в соломенные дудки, воробьи принялись раскачивать издающие малиновый звон колокольчики и подчирикивать соловьиному хору. А когда музыка докатилась до небес, в воздух взмыла стая желтых листьев. Ее тут же подхватили разноцветные бабочки и закружили в быстром танце. Хоровод сменялся хороводом, пируэт следовал за пируэтом. Танцоры то разбивались на пары и падали вниз, то, взмыв вверх, парили между небом и землей, то зависали в воздухе и в такт музыке дрожали яркими искорками на ветру.
– Ну вот, – почесал затылок немало озадаченный Петька. – Я же говорил…
Едва он произнес последнее слово, как небо накрыла черная туча. Кузнечики опустили скрипки и, увертываясь от дождевых капель, юркнули в придорожную траву, жучки забились под листья, воробьи вспорхнули и через миг растворились в небе.
Музыка стихла. Стало темно и сыро.
Глядя на то, как холодный ветер мёл по асфальтовым дорожкам оттанцевавшие своё листья, я спросил у парка:
«Признавайся! Ты устроил этот концерт? Ты помог Петьке обмануть своих товарищей?»
«Я», – зашелестел мокрый парк.
«Ну и зачем ты это сделал? Ведь все сказанное им было откровенной ложью!»
«А затем, – забарабанил по скамейке дождь, – что его ложь была столь чудна и прекрасна, что заслужила право хотя бы на минутку оказаться правдой».
Я люблю парк Аксакова. Мы с ним давно знакомы и ничего, что могло бы удивить нас, друг от друга давно не ждем. Но иногда, когда одна пора сменяет другую так, что становится непонятным, какое на земле время года, с ним и со всеми нами случается нечто такое, чему я искренне не перестаю удивляться много-много лет.
Рамиль Батыров
Про Веру
Вера мстила. Себе.
То рай, то ад. Она любила меня? Приехали мы с Грушинского фестиваля, а она: «Иванов, я тебя люблю!» Я думаю: счастье. Вера, а не Роза-режиссер (я на двоих джаз-билеты купил, а она, видите ли, подругу познакомиться со мной привела
Игорь Степанов-Зорин 2 18.12.2012 16:15 • Заявить о нарушении