14. Вспомнила пять больших портретов

 Вспомнила пять больших портретов погибших сыновей и мужа из рассказа Зои Петруниной. Мы их тоже рассматривали, посетив однажды Антипову Анну Петровну. И его слова показались мне убедительными. Он это почувствовал, и ещё долго говорил о том, что ведь в библиотеках и на прилавках книжных магазинов, с этим я никак не могу не согласиться, не мало ещё книг, не представляющих собой большой художественной ценности. Отчего их выпускают большими тиражами? Оттого, что есть у нас нуждающийся в них читатель, который не станет читать Гоголя или Достоевского, потому что не дорос до такого серьёзного чтения. А сколько идёт на экранах, наряду с прекрасными, низкопробных фильмов. Отчего? Оттого, должно быть, что у зрителя есть спрос на кино продукцию каждый день, а настоящий фильм требует времени, и так далее.
        Такими примерами он притупил мою бдительность, заметил это, осторожно взял меня под руку. Мы снова были рады примирению.
       - Давайте, лучше почитаем стихи, - предложил он, воспользовался моей слабостью. Против этого я никак не могла устоять. И мы вспомнили с ним "Выхожу один я на дорогу" Лермонтова. Стихотворение это, прочитанное при свете тусклых фонарей, снова нас очень сблизило. Аркадий Сергеевич сказал, что похудел со мной за этот вечер. Пора было расставаться. Не хотелось.
        Аркадий Сергеевич спросил, люблю ли я целоваться? Я ответила, что при первой встрече считаю чрезвычайным легкомыслием и глупостью об этом даже говорить.
       - Конечно, это в вашем стиле, мог бы и сам догадаться, - огорчился он.
       - А разве вы думаете иначе? - строго я его спросила.
       - Что вы, что вы, - ответил, - это я вас проверял, сам я считаю, что целоваться можно только спустя три года после свадьбы. Как видите, я придерживаюсь очень строгих правил. Немного посмеялись, как ловко вышел он из положения.
        На предложение - разойтись по домам, он ответил, что, конечно же, меня проводит, но сначала хочет показать мне квартиру, где он живёт. Я возмутилась, он попросил спокойно его выслушать.
       - Приезжая по делам в ваш город, - начал он, - я всегда останавливаюсь, на одной и той же квартире, в очень порядочной семье. И сделался уже их родственником, так и они и я считаем. Сейчас взрослые дети и маленькие внуки находятся в отъезде, в отпуске. Дома осталась одна лишь славная старушка Капитолина Фёдоровна. И ничего особенного не будет, если мы сейчас придём и все вместе выпьем по чашке чая. Кстати, - заметил он, - мы стоим уже возле дома, где я живу.
Не возражайте, если вам что-нибудь не понравится, я вызову такси по телефону и отвезу вас домой.
        Я взвесила все "за" и "против", и согласилась.
Поднялись на третий этаж, Аркадий Сергеевич своим ключом отпер дверь. В прихожей мы переобулись в домашние тапочки, и я свои туфли засунула подальше в угол, чтобы их никто не мог увидеть - так и есть - доплясалась, один туфель совсем разорвался. Но об этом сейчас некогда и незачем было думать.
        Мы прошли в кухню, блистающую кафелем, белизной и чистотой, и всякими удобными кухонными шкафчиками. Аркадий Сергеевич пошёл сообщить о нашем приходе Капитолине Фёдоровне.
        И скоро к нам вышла опрятная сухонькая старушка с крашеными волосами, подкрашенными губами, в красивом шёлковом халате. Она вежливо со мной поздоровалась и спросила, не хотим ли мы поужинать? Аркадий Сергеевич нас друг другу представил и сказал, что мы из ресторана, но с удовольствием выпьем по чашке чая, и, наверное, Капитолина Фёдоровна тоже не откажется с нами посидеть.
        На стол явился чайный сервиз замечательной красоты, расцвеченный причудливым узором с позолотой, нарядная бутылка вина, сыр, тонкие копчёные колбаски, паюсная икра, печенье и конфеты в блестящих обёртках. При виде всего этого я разволновалась, у меня снова появился аппетит. Видимо, на моём лице изобразилось смятение приятных чувств от такой роскоши на столе, потому что Аркадий Сергеевич с Капитолиной Фёдоровной, глядя на меня, улыбались и продолжали накрывать стол.
        Мне дали салфетку, которой я не умела пользоваться, нож и вилку, наполнили бокалы. И Аркадий Сергеевич попросил Капитолину Фёдоровну угадать, за что мы сейчас выпьем до дна эти бокалы прекрасного вина?
       - За встречу, знакомство, приятно проведённый вечер, - пыталась угадать Капитолина Фёдоровна.
       - Всё равно не угадаете, - смеялся Аркадий Сергеевич, - мы выпьем сейчас за нашу счастливую семейную жизнь, потому что Евгения Константиновна - моя будущая жена.
       - Брось шутить, Аркадий, - ласково выговаривала ему Капитолина Фёдоровна. - Вы ему не верьте, так же ласково меня она предупредила, - Аркадий ведь - убеждённый холостяк.
       - Был таким, - согласился Аркадий Сергеевич, - потому что не предполагал, не мечтал, не надеялся встретить такую девушку, как Евгения Константиновна. Вы же сами знаете, чего греха таить, Капитолина Фёдоровна. А сегодня, как судьба! Минут пятнадцать мы поговорили, и я уже был готов просить её руки. Вообще мне, Капитолина Фёдоровна, не до шуток. Завтра же утром, первое, что мы сделаем - это идём и подаём заявление в ЗАГС. Я не возражала.
       - И не подумайте, что Евгения Константиновна - сахар или мёд - ничего подобного, вы бы только слышали, что она со мной делала, как меня разносила! Я всё ещё не могу опомниться, даже похудел сегодня, вы не находите?
       - Ну что ж, - серьёзно сказала Капитолина Фёдоровна, опуская шутки, - если это так, то ты же знаешь, Аркадий, я была бы очень рада, я тебе давно об этом говорю.
        Дальше мы до дна осушили свои бокалы и славно поужинали под видом "выпить чашку чая". Аркадий Сергеевич учил меня есть паюсную икру на бутерброде со сливочным маслом. Но паюсная икра очень мне напоминала маринованных килек, мы их называли "весёлыми ребятами", они были дёшевы и питательны, и мы их ели почти каждый день. Поэтому паюсной икре я предпочла всё остальное, и показала завидный аппетит. Капитолина Фёдоровна с Аркадием Сергеевичем вяло ковырялись вилками в тарелках, но к концу чаепития все почти тарелки, кроме паюсной икры, благодаря моим стараниям, сделались пусты. Чего было мне церемониться, если вопрос стоял о замужестве, то совсем не вредно было им узнать моё подлинное лицо. А они только рады были моему аппетиту. Потом мы все вместе мыли, протирали, расставляли посуду. Чайные чашки и бокалы я боялась держать в руках - так они были тонки и хрупки, по сравнению с привычной послевоенной алюминиевой посудой. Но всё обошлось благополучно, ничего я не разбила.
        Аркадий Сергеевич смешил нас, рисуя картины совместной будущей жизни. Как он день ото дня всё худеет и бледнеет, я ведь сделалась в его представлении очень строгой женой, и вот однажды, я запретила ему даже дышать. И в конце концов:
 " Меня на кладбище снесли, снесли..." - пропел он.
        Капитолина Фёдоровна сказала, что перед сном смеяться много вредно - после этого долго не уснуть, что она пойдёт приготовит нам постель.
       - Какую постель? - удивилась я, - ведь вы, Аркадий Сергеевич, обещали вызвать такси и отвезти меня домой.
       - В том случае, если вам у нас не понравится, вам у нас не понравилось? - хитрил он. И предупредил Капитолину Фёдоровну, что пока мы официально не женаты, будем спать в разных комнатах, что он до сих пор удивлён и поражён, как ему удалось к ним меня привести.
       - В отдельной спальне вас никто не побеспокоит, - поддержала его Капитолина Фёдоровна. Сомневаться в их порядочности у меня не было причин, и я согласилась остаться.
        Когда постели сделались готовы, Аркадий Сергеевич повёл меня в отведённую мне спальню.
        Приятно удивило убранство их квартиры. На ковёр, по которому мы шли, жалко было наступать, таким красивым он был. Нигде я не видела такой полированной, как в зеркало, в неё смотрись, мебели. А картины в массивных рамках, мягкие стулья... всё это было очень не похоже на то, как жила моя мордовка тётя Маша, и привыкла жить я.
        Аркадий Сергеевич спросил, не хочу ли я принять ванну?
       - Ещё как хочу! - нечаянно вскричала я, тут же пожалев о поспешном выражении чувств, выдающих моё бедственное положение. Но ванная, блистающая эмалью, кафелем, никелированными крантиками, заставила меня забыть о моём позоре - ничего подобного я ещё не видела. А ванна наполнялась не холодной и не горячей - как раз впору - голубоватой водой, и розовое мыло, и розовая мочалка, и большое мохнатое полотенце - всё для меня!
        Я мылась и плескалась с каким-то новым для себя значением, с сознанием того, что я уже не просто сама по себе, но Аркадия Сергеевича любимая жена!
        Потом Аркадий Сергеевич привёл меня в комнату мою, сообщил, что тоже сейчас примет душ, и оставил одну в спальне с двумя кроватями, платяным шкафом и ночным столиком. Для меня была готова постель с крахмальным постельным бельём, с кружевной ночной сорочкой, с чистым полотенцем на спинке кровати, наверное, для утреннего умывания.
        Продолжалась сказка о Золушке. Я вспомнила свой дерюжный матрас на жёстком топчане из не оструганных досок, свои невзгоды, но всё это показалось мне далёкой тёмной тенью. Очень быстро привыкаю я к хорошему.
        Сбросила платье, сложила и повесила на спинку стула очень выгодной для него, лучшей стороной. Вспомнила про туфли, спрятанные в тёмном углу прихожей, один из которых совсем негоден, но какое теперь это имело значение?
        Облачившись в кружевную длинную сорочку, взглянула в зеркало, вделанное в платяной шкаф, очень себе понравилась, как идёт мне белый цвет! Потом вытянулась на скрипящей крахмальной простыне, укрылась невесомым одеялом в пододеяльнике, включила настольную лампу, взяла со столика журнал. И, возлежа на шикарном этом ложе, стала читать первую попавшуюся страницу, ничего не понимая, мысли мои были далеки. Посмотрели бы сейчас на меня мои друзья!