Глава 4. меня не любит Стефания

ГЛАВА 4.
Меня не любит Стефания.      

        Я рассеянна, со мной часто происходят разные нелепые случаи. Например, в магазине я забываю взять сдачу, и привыкла, что мне об этом кричат от кассы. Однажды в хлебном отделе я расплатилась и направилась к выходу.
       - Возьмите сдачу! - привычно слышу сзади. Слова эти предназначались не мне - совсем другой женщине, но я бездумно возвращаюсь, сгребаю мелочь с трёх рублей, хлеб мой стоил двадцать копеек.
        Продавец и несколько женщин, в том числе и та, что вернулась за деньгами, видят это, но так обескуражены моим поступком, что онемели и молчат. И уже удаляясь, слышу:
       - Взять чужие деньги при народе, средь бела дня! - и только тогда догадываюсь в чём дело, возвращаюсь, выгребаю деньги из кармана, смущённо выкладываю на место:
- Извините, я нечаянно, - вижу кругом недоверчивые, угрюмые лица. Снова направляюсь к выходу.
       - Совести-то ни в одном глазу, какая молодёжь пошла! И многое другое в том же духе несётся мне в след. Я тороплюсь подальше уйти от этих людей, от магазина, чтобы больше сюда не возвращаться.
        Но такие рассказы о моих злоключениях любят в нашей комнате. Я умею их смешно рассказывать.
        К тому же есть у меня свойство, данное мне этой рассеянности взамен, как, скажем, слепому особая чувствительность осязательных органов - я не выношу одиночества, редко бываю одна, всегда с кем-то неразлучна.
        Если в новом коллективе нет со мной рядом такого человека, я растеряна, тиха, боязлива, никому не интересна. И не могу так жить. Но когда такой человек оказывается рядом, всякий раз считаю это великой случайностью, потому что застенчива, схожусь с людьми очень не просто.
Я такой привязанностью очень дорожу, но и моей привязанностью тоже дрожат.
        В нашей комнате мы подружились со Светланой Комаровой - это невероятно счастливая случайность - то, что кровати наши оказались рядом. Мы обменялись несколькими мыслями, несколькими книгами и сделались неразлучными.
        Жизнь от этого резко изменилась. Перестала мучить тоска по дому. Вдвоём мы начали обживать чужой город, и он нам с каждым днём всё больше нравился.
        Рядом со Светланой мне нечего было о своей рассеянности особенно беспокоиться. Она наши денежные и хозяйственные дела взяла на себя, следила за тем, чтобы я не оставляла в читальных залах, раздевалках, аудиториях - тетрадей, книжек, рукавичек.
        Светлана нравилась мне своей спортивностью, подтянутостью, решительностью, но ведь и она что-то во мне находила.
        Она была более дисциплинированной, чем я, по утрам просыпалась раньше меня и, ещё не вставая, тянула меня за одеяло. Я открывала глаза - видела её дорогое мне лицо, душа моя переполнялась желанием быть и жить! Я ловила её тёплую руку, Светлана была сильнее меня, и этой своей пленённой рукой выдёргивала меня из-под одеяла. После такой краткой весёлой возни начинался счастливый день, потому что были общими у нас радости и печали.
        Потом мы будили Людмилу Кольчугину. С вечера, когда тушили свет, она часто уходила в красный уголок - рисовала или писала стихи. В красном уголке можно было сидеть до утра, там собирались полуночники. А по утрам Людмила никак не хотела вставать и всячески от нас отбивалась. Приходилось на неё даже брызгать из графина водой.
        Затем тормошили Галочку Сметанкину. Я была уверена, что она уже не спит, потому что всегда ложилась раньше нас, но Галочка - изнеженная мамина дочка и любит, чтобы её будили по утрам.
        В другом конце комнаты никак не могут растолкать Любу Савинову. Она встречается по вечерам с юношей из соседнего мужского общежития. Мы все его видели, она к нам его приводила, с ним познакомила, его зовут Аникиным Серёжей, мы одобрили её выбор. Теперь они по вечерам стоят за углом общежития. Никто не слышал, когда вернулась Люба и легла спать, наверное, без ужина, потому что её тарелка, закрытая полотенцем, стояла на столе.
        А вот Тамару Одинцову и Стефанию никто никогда не будил. Мы одеваемся и собираемся, а они возвращаются бодрые, раскрасневшиеся, с мокрыми полотенцами через плечо, потому что занимаются по утрам гимнастикой в коридоре у раскрытого окна и обтираются холодной водой.      После умывания - общий завтрак, приготовленный дежурной, потом мы идём на лекции в институт.
        Ах, этот наш выход! Я его особенно люблю. Мы спускаемся со второго этажа рука об руку со Светланой Комаровой и со всеми остальными. К нам присоединяются девушки из соседних комнат. Мы их тоже знаем и любим. Без конца ведь сталкиваемся в кухне, красном уголке, прачечной, сидим вместе в аудиториях на лекциях, практических занятиях, часто бегаем друг к другу по разным нуждам и делам. Но в каждой комнате свои правила, убранство и привычки.
        Галочка Сметанкина на первом этаже, наконец, воссоединяется и идёт вместе со своей неразлучной подругой Лидой Воронцовой. Многие привязанности появились уже после того, как мы расселились по комнатам. Но никто из нас после этого не стремился переселиться вновь, потому что жильцы одной комнаты - это как семья, её не выбирают.
        По дороге в институт - совсем недалеко, не успеваем, как следует замёрзнуть в своих ветхих одежонках, даже в самые суровые морозы - происходит ещё одно каждодневное приятное событие. Мы встречаемся и идём рядом с юношами из индустриального техникума, всего несколько метров, а потом дороги наши расходятся. С нашими, может быть, будущими женихами, как мы думаем. Несколько пар уже сложилось. Как, например, Люба Савинова с Аникиным Серёжей. Они подходят друг к другу, задерживаются на несколько минут, чтобы что-то важное друг другу сообщить, чего вчера за всю ночь не успели сказать. Другие ограничиваются приветствиями, с кем успели лишь познакомиться и потанцевать. Было уже у нас несколько общих праздничных вечеров. У третьих всё ещё впереди, у четвёртых вообще не здесь сложится судьба, но всё равно эти встречи волнуют нас и вдохновляют.
        Есть у нас в общежитии юноши с физмата, но эти как братья. Они нас защищают. Был у нас один такой случай с хулиганом, забредшим со стороны. С тех пор при малейшем нарушении наших строгих правил, мы смело стучимся в комнату к нашим ребятам, и знаем, что они нас в обиду не дадут.
        Возвращаться вечером к ужину мы будем по двое, по одному - из читальных залов, кино, откуда-то ещё, но успокоимся только тогда, когда все соберутся домой, расскажут, где были и чем занимались, съедят свой ужин, для опоздавших, оставленный на столе, в тарелке под чистым полотенцем. И если кто-то задерживается, мы должны знать, с кем и где. Такая прекрасная была у нас жизнь.
        Со Светланой Комаровой мы расставались на две пары часов в неделю. Потому что Светлана занималась художественной гимнастикой, я же в это время слушала курс лекций по истории живописи.
        Однажды у нас не совпал с ней обеденный перерыв, и я, получив от Светланы деньги, одна пошла в нашу студенческую столовую. Заказала, как полагалось, пол порции щей, оладьи и простоквашу, при наших возможностях меню было у нас постоянным. Менялись только напитки - компот или простокваша. Нас обслуживали официантки, наши студентки - старшекурсницы - подрабатывали в неурочное время.
        За мой стол сел толстый гражданин в дорогом, замечательном пальто.
       - Вам следует раздеться, - вежливо предупредила его официантка. Он только расстегнулся и сказал:
       - У вас в раздевалке гардеробщицы нет, вы не можете поручиться за моё пальто. Он был прав, это вам не наши потрёпанные пальтишки. И всё-таки я почувствовала неприязнь к этому надутому гражданину за такое бережное отношение к своему дорогому пальто. Будь у меня такое, я бы тоже о нём беспокоилась, но ни за что не подала бы виду. Или бы вежливо сказала:
       - Позвольте мне не раздеваться, моё пальто может кто-нибудь по ошибке надеть, а ваше мне не полезет, если вы даже захотите мне помочь. Ведь он пришёл в нашу студенческую столовую - можно и повежливей быть.
        Студентка - старшекурсница, которую я знала в лицо, быстро нас обслужила. Мы расплатились и приступили к еде.
        Я мигом схлебала жиденькие свои щи и занялась румяными пышными оладьями с простоквашей. Очень вкусные у нас в столовой стряпают оладьи. Толстый гражданин ел бифштекс с яйцом. Сытый мясной запах распространялся от его бифштекса, а он имел угрюмый вид - ничто его не радует, ничто не веселит. И в мою сторону ни звука, ни движения - знай чавкает себе и молчит.
       - Неприятная личность, - подумала я, - а как весело, как замечательно можно было бы провести обеденное время. Например, перед тем как плюхнуться на стул он бы спросил:
       - Позвольте мне сесть за ваш стол? Перед едой пожелал бы мне приятного аппетита. Я не могла этого сделать первой, ему бы могло показаться, что я перед ним, таким важным и хорошо одетым, заискиваю. Ничего подобного! Если бы он сделал ко мне первый шаг вежливости, я бы в долгу не осталась. Например, предложила бы ему откусить от замечательной своей хрустящей, горячей и румяной оладьи, он бы предложил мне откусить от своего бифштекса с яйцом. Такие шутки за столом очень сближают людей. Потом я спросила бы его, где он работает, а он в ответ - Где я учусь? Да мало ли о чём могут поговорить добрые люди? Обед бы прошёл быстро и весело. Пища бы отлично усвоилась. А то ведь от такой тоски несварение желудка может произойти.
        Так размышляя, я заметила вдруг, что простокваша моя необыкновенно густа - ложка в ней стоит.
       - Техника и химия развиваются, - подумала я в простоте душевной, - и если в технике возможны такие достижения, как реактивные двигатели, то и в химии, наверное, какой-нибудь сгуститель простокваши нашли. Разве нельзя химическим путём такой сгуститель изобрести и по столовым его распространить?
        Каждому понятно, что можно и давно пора. И очень славная сделалась от этого простокваша. Скорее бы освободилась и пришла Светлана Комарова - вот удивилась бы и обрадовалась такой простокваше!
        Я очень затосковала по Светлане, тем более, что этот толстый гражданин стал мрачно на меня поглядывать. Ну и взгляд! Кто его друзья? Есть ли у него семья? Так размышляя, доела я свою, как мне казалось простоквашу. Последний кусок оладьи бросила в стакан, поболтала, достала вилкой и съела, а что тут неприличного? Не оставлять же столько на дне. Во время последнего моего действия мимо нас к соседнему столу прошла наша официантка.
       - Принесите мне мою сметану, - сердито сказал ей толстый гражданин.
       - Я всё уже вам принесла, - ответила она.
        Сначала я на их разговор не обратила никакого внимания, но, дожёвывая последний кусок оладьи, когда глаза мои и руки сделались свободны, я обратила внимание на то, что продолжало стоять на нашем столе: стакан с компотом этого гражданина, и ещё один стакан, с очень знакомым мне содержимым - зеленоватая жидкость с белыми блёстками - это моя простокваша, никаких химических сгустителей к ней никто не применял. Значит, съела я сметану этого надутого гражданина! Полный стакан ввёл меня в заблуждение, ну и что же? Я ведь не нарочно.
       - Извините, я вашу сметану съела по ошибке, - вежливо призналась. Он в мою сторону даже бровью не повёл.
       - Как по ошибке? - удивилась официантка, - ведь у вас простокваша была - вот она стоит.
        Объяснять ей, что не видела я ещё в нашей студенческой столовой ни разу полного стакана сметаны, (её разливали по полстакана для преподавателей по сто грамм), и потому ошиблась, показалось мне не совсем удобным. И ещё более неуместными представились мои фантазии о химическом сгустителе.
        Я стыдливо молчала, не зная, что делать, денег не было у меня, мне Светлана выдала ровно на обед.
        А толстый гражданин твердил, промокая платком вспотевший лоб:
       - Прошу заказанную мной сметану принести.
        Я поставила себя на его место - а если бы эта сметана была моей, и если бы он стал её, по ошибке, есть?
       -Ешьте на здоровье! - сказала бы я ему, потому что так доброжелательно мы относились ко всем окружающим нас людям.
        От таких мыслей вместо стыдливости и смущения возникли во мне раздражение и злость.
       - Нет вашей сметаны, нет! Я её съела невзначай, видите пустой стакан, - говорила я ему в угрюмое лицо, стараясь остаться спокойной и вежливой, - приходите двадцатого числа, и я отдам вам со стипендии стоимость её. Назвала ему свой адрес, фамилию, институт и факультет, чтобы легче было меня найти, поднялась и вышла из зала.
        В раздевалке долго не могла попасть руками в рукава своего пальто. В читальном зале никак не могла сосредоточиться и понять то, о чём читала. В голове моей возникали всё новые и новые в адрес этого господина обличительные речи.
        Вечером я об этом рассказала в своей комнате, посмеялись, как всегда. Тамара Одинцова заметила, что из этой истории я вышла не самым лучшим образом.
       - А что я могла сделать, если денег у меня не было? - поинтересовалась я.
       - Для порядочного человека из всякого положения есть порядочный выход, - возразила Тамара, - например, ты могла бы попросить для него другой стакан сметаны в долг, ведь официантка - знакомое тебе лицо, и расплатиться с ней потом, она бы поверила тебе.
        Большинство посчитало, что такой жест этот сытый зазнавшийся гражданин мог бы истолковать как поощрение своим неблаговидным поступкам и характеру.
       - А таких людей не только поощрять... непонятно вообще, зачем живут они на свете, - последние слова были моими словами.
        Но тут вдруг поднялась со своего места разгневанная Стефания, и некоторое время не могла ничего от волнения сказать, потом заявила, что таким растяпам, как я, тоже бы не мешало подумать, для чего коптят они белый свет?
        О своей рассеянности я всегда рассказываю взахлёб, будто бы о Бог весть каком замечательном свойстве, а друзья мои смеются до слёз, тем самым меня поощряя.
        Конечно, рассеянность свою лелея и любя, можно до ненормальности дойти. А Стефания видит, что это результат разболтанности, никчемного характера и других моих низменных качеств.
       - Да брось ты, Стефания, это чаще всего качество талантливых людей, - старается сгладить остроту момента и перевести всё в шутку преданная мне Светлана Комарова.
       - Рассеянность талантливых людей, во-первых, вовсе не обязательна, - возразила Стефания, - во-вторых, объясняется напряжённой работой и сосредоточенностью мысли в какой-нибудь области. А взгляните на неё, то есть на меня, ко мне Стефания не обращалась, так плохо ко мне она относилась. - Есть у неё к чему-нибудь серьёзная склонность или за что-нибудь серьёзная ответственность? Нет ничего такого и в помине.
        Она, видите ли, не удосужилась оглядеть стол и увидеть свою простоквашу, а когда нормальные люди ткнули её, как блудливую кошку, не стеснялась Стефания в выражениях, в собственный стакан, она ещё и возмутилась!
        А посмотрите, как она учится - того и гляди, слетит со стипендии, и слетела бы, если бы Мария Васильевна не позволила ей в прошлом семестре пересдать историческую грамматику. При этом она ещё старалась оправдаться тем, что не знает, для чего ей эта историческая грамматика понадобится в жизни.
        Да, я имела глупость высказать такие сомнения.
       - А на самом деле ты её отрицаешь потому, - продолжала Стефания, - что запустила и не умеешь выучить. Среди лодырей всегда много таких отрицателей. Я думаю, что историческая грамматика тебе необходима хотя бы для развития распущенного, не привыкшего к малейшему напряжению, твоего ума, - наконец всё-таки ко мне обратилась Стефания.
        Ах, как она меня понимала! Как открывала мне то, в чём я сама себе боялась признаться.
- Вы посмотрите, она от интересной книжки не может оторваться, и читает на лекциях, вместо того, чтобы усваивать материал необходимый для экзаменов. А потом, во время сессии для неё всё - тёмный лес, она, как репетитора, использует Светлану Комарову.
        И самое удивительное, что всё это будто бы у неё от великого ума и от какой-то её особенной любви к книгам. В самом деле - создалась вокруг меня такая атмосфера.
       - Да ведь читать беллетристику, - не оставляла Стефания камня на камне - это для каждого самое приятное и безответственное занятие. Морочит вас тем, что любит книги, не любит ограничиваться заданной программой. Ей, видите ли, хрестоматийные вещи в школе надоели. Действительно, что-то в этом духе, к стыду своему, успела я сказать.
       - А вы слушаете и верите этому вздору. Ведь хрестоматийные вещи - это лучшие из лучших, но не всегда они просты, они для таких верхоглядок трудноваты.
        Вы посмотрите на её постель, какие на ней всегда валяются романы - детективная, любовная, приключенческая и прочая низкопробная литература. Значит, Стефания всё-таки снизошла до того, чтобы наблюдать за моей постелью - я и такому её вниманию была рада. Правда, я была уверена, что никогда не валялась на моей постели низкопробная литература, но разве я могла сейчас об этом сказать?
       - Мало того, что она занимается этим сама, - продолжала поносить меня Стефания, - она заразила этим многих других - чуть не всё общежитие бегает за книгами к ней.
        Мне кажется, на неё ни в чём нельзя положиться. Если она собирается стирать, - перешла Стефания на мой быт, - то три дня будет просить тех, кто идёт на кухню, поставить для неё греть воду, и всё-таки не постирает, будет петь, читать, музицировать, разглагольствовать, а стирать бросится только тогда, когда ей нечего будет надеть. Во время её дежурств полы до вечера не мыты, куда и когда она пришла вовремя? Из-за неё начинает опаздывать Тамара Комарова. Снова была права Стефания.
       - А вы с её слов судите какого-то неизвестного вам человека. Ей ведь все, кто не такой, как она, улыбчивый и безответственный, кажутся плохими. Возможно, за её стол сел очень занятый своими делами инженер, да, он правильно сделал, что не оставил в раздевалке своё пальто, потому что если оно пропадёт, ему некогда бегать в поисках другого. И в столовую он пришёл, чтобы пообедать, а не за тем, чтобы кого-то угощать сметаной. И уж, конечно, не за тем, чтобы - "откусите от моей оладьи, а я откушу от вашего бифштекса"...- тьфу! - передразнив меня, даже плюнула Стефания.
       - так ведут себя и заговаривают с незнакомыми мужчинами только проститутки.
       - Ну ты, Стефания зарапортовалась совсем, - попыталась вступиться за меня Люба Савинова, но возбуждённая Стефания никого не слушала, начав, она имела потребность высказаться до конца.
       - За что вы носитесь с ней, как курица с яйцом? За приятную её наружность, весёлый характер, за то, что бренчит на гитаре, приятно исполняет песенки? Так ведь всему этому грош цена. Гнать таких людей надо из института, кого и чему могут они научить?
        И Стефания вышла из комнаты, хлопнув дверью.
        Что тут началось! Коллектив, привязанный ко мне гораздо больше, чем к сдержанной и замкнутой Стефании, не хотел так просто меня очернить и от меня отказаться. Он думал вслух, отдавая должное Стефании, сомневался, старался истину выяснить и понять.
        Когда, успокоившись, вернулась Стефания, говорить стали по - очереди. Первой на правах самого близкого друга начала Светлана Комарова. Она сказала, что приключенческую и детективную литературу нельзя называть огульно низкопробной, и ей известно, что Ленин любил Фенимора Купера, особенно "Последнего из могикан". Но о личных моих качествах умолчала ненаглядная моя Светлана, потому что достаточно меня знала и была согласна со Стефанией. Её поддержала Нина Мочалова:
       - Даже серьёзные учёные, - сказала она, - пишут в анкетах, что в свободное время любят почитать занимательный детектив. Галочка Сметанкина, которая чаще других паслась на моей кровати, тоже выступила в защиту приключенческой и детективной литературы, но заметила, что, конечно, нельзя ею слишком увлекаться, она засасывает человека, как трясина, и даже может погубить.
        Люба Савинова ценила воспитанных мужчин, и сказала, что даже если за мой стол сел какой угодно ценный и незаменимый инженер, пусть бы он при себе оставил своё дорогое пальто, но пожелать приятного аппетита девушке, сидящей с ним за одним столом, он был обязан. И ставить в неловкое положение людей из-за стакана сметаны!.. ни один порядочный человек этого не должен допускать.
        Галочка Сметанкина уверенна была, что на меня, как и на всех остальных, во всём можно положиться. Меня от этого даже слеза прошибла, откуда это известно Галочке, если я сама в данную минуту очень в себе сомневалась и согласна была со Стефанией?
        Людмила Кольчугина заявила, что быть душой коллектива, уметь петь, танцевать, бренчать на гитаре, обладать чувством юмора - очень ценные в школе качества.
        Клара Лапшинова согласилась со Стефанией насчёт моих недобросовестных дежурств, нерегулярных стирок, опозданий и других моих дурных привычек. На них давно мне надо было указать - согласились все с Кларой Лапшиновой.
        Тамара Одинцова обратила внимание на то, что уже одиннадцать часов, выключила свет и уже в темноте высказала своё мнение, что если думаешь так о человеке, как обо мне Стефания, то, конечно, необходимо ему об этом сказать, но лучше всего сказать ему об этом наедине, а не устраивать общественный суд.
        Заключительным было моё слово:
       - Я во всём согласна с тобой, Стефания, и не зачем коптить мне белый свет, сегодня в ночь, наверное, я плохо кончу. Многие засмеялись, Стефания что-то злое пробурчала себе под нос.
        Утром, когда включили свет, дико вскрикнула Галочка Сметанкина, вскрикнул кто-то ещё, потом, придя в себя и разобравшись в чём дело, долго смеялись, потому что над столом висело сооружённое мной чучело. С гвоздя на потолке, за который крепили ёлку на новый год, спускалась короткая верёвка, к ней было привязано за воротник моё пальто, к воротнику приколота моя шапка, как бы голова, склонённая на грудь. К рукавам пальто пришпилены мои рукавички, к низу пальто - мои чулки, к ним туфли мои. Очень можно было подумать сгоряча, что это я там вишу.
        Снова я была в гуще весёлой кутерьмы, мрачно из своего угла поглядывала на меня Стефания. Но моё чучело очень не понравилось Тамаре Одинцовой.
       - Не знаю, чему вы смеётесь, - возмутилась Тамара, - по-моему, не остроумно и не весело. По-моему, так вообще шутить нельзя.
        Я влезла на стол и послушно сняла своё чучело. А в комнате продолжался спор о том, допустимы ли такие розыгрыши.
       - Это, наверное, дело характера и вкуса, - говорила Людмила Кольчугина, - я в этом ничего предосудительного не нахожу. Во всяком случае, это ещё очень невинно по сравнению с тем, что позволили себе известные в своё время в Петербурге приятели Кюхельбекера. Вспомните, кто читал "Кюхлю": они положили в самый настоящий, богато украшенный гроб (состоятельные были люди), его возлюбленную. И сообщили Кюхельбекеру об её смерти, а когда он, доверчивый, в отчаянии прибежал и склонился над гробом, возлюбленная его (она была к нему равнодушна и поэтому на всё согласилась), вдруг обвила его шею руками. И это ведь было в суеверные религиозные времена. По-моему, вот так, действительно, шутить нельзя, но ведь шутили!
        Спор о том, остроумно ли и допустимо ли моё чучело, ничуть меня не беспокоил, наоборот, вполне устраивал, потому что отвлекал мысли коллектива от вчерашней моей характеристики совсем в другую сторону.
        И всё пошло по-прежнему, по-прежнему относились ко мне мои друзья, и недобрыми глазами смотрела в мою сторону Стефания.
        Никто из них не знал, что я не принимала участия в разговоре после суровых слов Стефании потому, что моих сил хватало лишь на то, чтобы не разреветься при всём честном народе, заговорила я лишь в темноте, потому что позволила себе расслабиться, и лицо моё было залито слезами. Ночью я кусала подушку, чтобы не слышно было, как плачу. Чучело моё было плодом бессонной горькой ночи, чтобы как-нибудь заглушить стыд перед самой собой, перед Стефанией, перед коллективом.
        Конечно, выводы Стефании были безупречно справедливы, как бы там не защищали меня мои друзья. И меня мучила мысль, как это я сама до всего этого не додумалась и выставила себя на такой позор!
        Но с помощью чучела, я как бы не соглашалась со Стефанией, отстаивала своё право остаться такой, какая есть, защищала мелкое своё самолюбие, а что мне ещё оставалось делать?
        Конечно, Стефания публичным порицанием причинила мне страдание, но она имела на это право. Ведь первое время, когда мы всячески высмеивали и травили нелюдимую Стефанию, не я ли была заводилой в позорных этих делах?
        Права Тамара Одинцова - лучше бы сказать о моих недостатках мне наедине, но не такие у нас со Стефанией отношения, чтобы разговаривать наедине.
        Я обещала себе сделаться беспощадной к своим недостаткам, но как сказать Стефании, что очень ей благодарна за суровый урок, что постараюсь стать другой, хотя, ведь это не просто, не в один день, слишком я себя запустила.
        Как объяснить это Стефании, чтобы не смотрела она на меня такими недобрыми глазами?
        Несколько дней спустя, в столовой к нам со Светланой подошла официантка - старшекурсница, которая обслуживала меня и гражданина в дорогом пальто, и рассказала, что после моего ухода он заказал второй стакан сметаны, за него расплатился и спросил, все ли у нас в институте такие нахальные, как эта (то есть я)? Старшекурснице тоже не понравился тот чванливый гражданин. Она была на моей стороне, но меня это не обрадовало. Я согласна была с Тамарой Одинцовой, что из каждого положения нужно искать "порядочный выход".
        А ведь, в самом деле, как можно было прекрасно выйти из положения по совету Тамары Одинцовой. Сказать официантке:
       - Будьте добры, принесите, пожалуйста, второй стакан сметаны в долг, а деньги я вам завтра принесу. Я ведь обедаю здесь каждый день, если вы успели заметить. И пожелать на прощанье этому гражданину приятного аппетита.
        И тогда он спросил бы, наверное:
       - У вас все в институте такие деликатные и вежливые, как эта? ( то есть я). Как просто, и как хорошо! Самой трудно было догадаться? А ведь не догадалась. И ещё относила себя мысленно к числу очень неглупых людей - тупица!