Помоги

Сыро.
Боли почти не чувствую.
Ничего не слышу из-за шума в ушах.
Дико холодно.
Такое ощущение, будто в жилах течёт родниковая вода, своим холодом сковывающая и тело, и мозги.
Вижу звёзды, много звёзд. Я, наверное, настолько мал, что они меня не видят.
Ливень. Я понял, что льёт, как из ведра по стукам мощной капели об мою каску. Причём не слышал, а чувствовал – лил что надо.
Серёга. Вижу его лицо, всё в намокшей грязи с ручейками чистой кожи. То ли это дождь, то ли слёзы – не могу понять.
Что-то коснулось головы. Что-то холодное и твёрдое. Железное.
Я не хочу видеть.
Бля.

I
Мы как кильки в этом ИЛе. Запихали столько, что ни вздохнуть, ни чихнуть. За сорок минут после взлёта уже привыкли и к гулу четырёх реактивных зверей под крыльями, и к болтанке, случавшейся то и дело. Скоро посадка, это точно. Не хочу на землю. Боюсь больше не взлететь.
Сели наконец-то, вышли на Божий свет. Бляха, противный воздух. Сырой и холодный. Снега почти нет, одна грязь.  Мужики обалдели: сдёрнули с полка, привезли хрен знает куда, что делать – такой же вопрос.
Покурили, построились. Какой-то генерал показал нам майора, представил его командиром сводного батальона. Взводные новые, ротные новые. Мда. Сразу понятно, что всё на ходу собрано; лица у офицеров выражают ещё большее непонимание, нежели наше. Хули мы тут делаем? Интересный вопрос.
Прозвучала команда «Разойдись», все разминаются, двигают задубевшими руками и ногами. Снова закурили, чтоб хоть как-то согреться. Стало полегче.
Увидел Серёгу Матвеева. Мы с ним с одного призыва, попали в один полк, в один и тот же взвод. У меня на плече АК, у него РПК – тот же автомат, только пулемётом называется: ствол длиннее, пружина мощнее и магазин на 45 патронов, а не на 30, как у меня.
- Ну чё думаешь? – спрашиваю.
- А хрен ли тут думать, попали мы, - был ответ.
- Светке то сказал, куда отправляешься?
- А ну её нахуй! На проводах же ещё понял, что не монашкой ходить будет мою службу. **** чтоли её, где я буду?
- Жена же.
- Курва, а не жена. Шлюха по-болгарски. В марте поймал её с поличным, прописал на орехи, ебарька её тож благославил на все четыре стороны. Ревёт, орёт Светка. А на кой ляд мне баба с ведром промеж ног, да ещё и жена. Дебил. Из-за неё и пошёл служить, забыться чтоб.
Мы докурили и пошли ставить палатки.
Шиндец. В грязном поле, в километре от аэродрома дрыхнуть в холодных палатках. Аэродром всё шумит, ИЛы всё садятся и садятся, народу всё больше.
Холодно как в тундре. Легли спать глубоко за полночь, только сняв сапоги и расстегнув бушлаты.
Шла холодная ночь середины декабря 1994 года.

II
Утром двинулись в путь. Сижу на броне БТРа, на самой корме. Металл холодный и жёсткий – жопа затекла капитально. Ехали в основном по полям, замешивая грязь колёсами да траками. Прошли блокпост вэвэшников и изрешечённую чей-то очередью вывеску «Чеченская республика». Сука, даже воздух изменился или это я съёжился. Вроде ничего такого, а уже страшно.
Невольно сжимаю руками свой автомат, а хули толку? За полгода службы держал автомат раза четыре: один раз на присяге, остальные – на стрельбах, и то шмалял как инвалид из рогатки. Другие стрельбы технично пропускал, стоя в наряде. Леща за мазилу получал то и дело. В-общем мне автомат, что ежу стоп-сигнал. Стрелять то буду, а куда – пёс его знает. Куда ствол – туда и пуля.
Прошёл, наверное, час.
Моторы гудят так, аж ора друга не слышим. Спешимся – поболтаем, если ток стрелять не будем.
Тормозим, сползаем с брони. Что такое? Серёга говорит: «Что-то впереди». Сквозь рокот БТРов слышим едва различимую стрельбу далеко впереди. Тут же начали слабеть ноги, не так, конечно, чтоб упасть, но устойчивость держать стало труднее, аж задница зашевелилась. Неужели началось?
Слышу перебранку радиста. Речетативит как пулемёт, то и дело переходя в крик. Подбегает один из офицеров, майор тот самый, кажется. Орёт взахлёб, не соблюдая позывных: “Долбите бля, долбите!!!”. Кто-то начал стрелять, уже рядом. Сразу же заговорили ещё три автомата.
-« Кто стреляет?!!» – это тот майор. Он произнёс это раз десять, пока стволы один за другим не умолкли. Оказывается, кучка дебилов с другой с другой стороны колонны по-своему восприняли крики майора, сами шмалять и начали. Сам комбат при этом звал то ли авиацию, то ли пушкарей – хрен пойми. Очевидно никто ради попавших в засаду разведчиков (как позже выяснилось) снаряды тратить не собирался.
Подбежал Серёга. Бля, напуган до усрачки, глаза возбуждены, сам заикается.  Мы поняли друг друга – скоро примем наш первый бой.
Сели на броню снова, колонна двинулась дальше. Сержант приказал быть наготове. Да и так напряжёны, как натянутые нервы.
Въехали в лесок после того, как туда пару раз шмальнул Т-72, в предположительное место стрельбы. Проехав его, увидели подбитую БМП разведичков, на ней четыре трупа, за ней в километре какое-то село. Чем-то мощным сняли, это точно.
Бля, впервые вижу покойников. Один из них конкретно горит – тошнотворно воняет смесью пороха, горящего бушлата и мяса, когда мы проехали мимо них, лежащих на броне. Я блюю, Серёга тоже. Облили борт нашего БТРа.
Засвистели пули.
«О, ещё одна!». Бля, что за дебил это говорит? Сидит, считает пролетающие пули.
Спрыгиваем с брони, техника разъезжается в разные стороны. Встаём позади нашего БТРа с ещё десятком солдат, идём за ним. Все напуганы свистом и звоном пуль о броню машин. Стрельба всё учащается, причём со стороны села. Заговорили и наши. Кажется, неприцельно. Слышу первые крики. Есть раненые. И потом нас оглушает сильный взрыв – это взорвалась боевая машина пехоты, шедшая первой в колонне. Кажись, гранатомёт, не иначе.
Наш БТР останавливается, мы слышим как заговорил  его пулемёт. Стрелял короткими очередями. Один из нас, спрятавшихся, выглянул из-за брони машины и тут же отпрянул назад.  Долей секунды позже на этом месте просвистела пуля.
- Они там стреляют отовсюду, со всего села! – только и крикнул он.
Понеслась…
Начинается стрельба с другой стороны села, видимо наши подошли и оттуда, надеясь застать духов врасплох. Хренушки! Насколько я понял, слушая эту какофонию из стрельбы и криков, защитники села и там устроили хорошую встречу.
За всё это время я так и не осмелился выглянуть и посмотреть, что там на самом деле. Кое-кто из парней начал перебегать к другому БТРу , стоящему метрах в десяти от нас и ближе к селу. Собравшись, побежал и я. Надо сказать, не так-то это просто. Прогал между машинами то и дело простреливался, и в промежутках между очередями  надо было пробежать десять метров. Я рванул, пустив попутно длинную очередь в сторону села. Едва ли я куда-то или в кого-то попал, может вообще поверх крыш полетели мои пули. Добежал, отдышался. Так, главное не быть на открытом поле. Но ведь и за техникой засиживаться не стоит, ибо духи подорвали уже три наших машины. Ох и любят они гранатомёты.
 Заговорили танки. Они стояли возле леска, который мы проехали прежде, чем принять здесь бой. Первые разрывы раздались где-то вдали. Где – не знаю, из-за брони выглядывать я так и не осмеливался. Где Серёга? Едва началась эта заварушка, я потерял его из виду. А вот он! Стреляет в сторону села из-за брони другого БТРа.
Так, потихоньку подходя к форпосту духов, мы огрызались на их яростную оборону, хотя кто от кого ещё оборонялся – большой вопрос.
Залпы танков разнесли близлежащие дома в щепки, наконец-то начали бить прицельно. Пулемёты БТРов начали огрызаться яростнее на нападки начавших отступать духов. Мы так и шли за ними, то и дело постреливая под прикрытием брони.
Войдя в село, пришлось стрелять во все стороны, появились первые убитые среди пехоты. Было чертовски страшно. Одного из парней,  шедших подле меня, царапнуло пулей по ноге, отчего тот тут же упал, истошно крича. Секунды две я приходил в себя от увиденного, прежде чем поднять и попытаться оттащить его. Вторая пуля попала ему в живот. Солдат как-то натужно выгнулся, выпустив ручеёк крови изо рта и раны. Я настолько был обескуражен от произошедшего, что не заметил как в него попали и третья, и четвёртая пули. От испуга я выпустил его и чуть не выронил свой автомат, упав наземь, когда убитый боец всей тяжестью своего мёртвого тела навалился мне на ноги. Выбравшись, я вскинул автомат и стрелял в сторону неизвестного убийцы до тех пор, пока затвор автомата не щёлкнул. Кончились патроны. Бля!
 Как раз добежал, до прикрывавшего нас БТРа. Тот успел довольно далеко продвинуться в село, стреляя своим пулемётом то туда,то сюда. В основном по заборам, да окнам домов. Справился у парней по поводу патронов. Говорить посреди неумолкавшей стрельбы было бессмысленно, поэтому я просто отстегнул магазин от автомата и постучал им по своей каске, вопрошающе кивая. Ребята меня поняли, но отрицательные рывки голов дали ясно понять, что и у них боеприпасы на исходе.
Заебись! Мы беззащитны, как котята. Единственное, что нас спасало, так это бронемашины, прикрывающие нас. Мы, в свою очередь должны были прикрывать их с тыла и флангов от каких-нибудь затаившихся лихачей-гранатомётчиков. А прикрывать уже нечем. Разве что на *** послать и кинуть каску.
Позади нас шёл ещё один БТР, методично расстреливавший то, что не успел расстрелять его предшественник. Ребята за его бронёй тоже не молчали, стало быть всё не так уж плохо.
Рядом начали взрываться дома и наш БТР остановился. Видимо, чтоб не нарваться на свои же снаряды. Мы спрятались за его правым бортом, чтобы не пораниться осколками домов. Только сейчас я оглянулся: очевидно, село уже было пустым, так как никаких удирающих наутёк селян я не видел. Да и духов тоже. Так я и не понял, откуда именно стрелял тот, кто убил рядом шедшего солдата.
- Есть патроны?! – ещё раз кричу я.
Парни только замотали головами.
- Не высовываемся, пока с той стороны всё не разнесут нахер! – крикнул кто-то из парней. Лычек на нём не было, видимо рядовой.
Грязь! Я бы сейчас в тебя закопался.  Пусть даже это было бы моё говно, высранное от страха, я бы и в него закопался. Никогда ещё мне не было так страшно. Не думаешь ни о чём, даже порой про элементарное желание выжить забываешь. А это смерти подобно. Как потом выяснилось, некоторые солдаты настолько обезумели от страха, что просто шли как заговорённые или замирали с обалдевшим выражением лица. Ни то, ни другое до добра не доводило.
Воистину прав был тот, кто сказал, что движение – это жизнь. Не замирай и не теряй головы, помни, чему тебя учили – и останешься жив. Только вот закавыка то в том, что ни хрена нас ничему не научили. За шесть месяцев службы я только и научился тому, как заправлять шконки, пидорасить свои сапоги (да и не свои тоже), отвечать черпакам да слонам и выполнять всё, что они возжелают, а также мыть полы с пеной да подшиваться, высушивая мокрые подворотнички об дужку кровати. Разве это спасёт в бою, как, например, сейчас? Сомневаюсь. Жив же? Пока что жив. Но всё же жив?! Везёт. Опять-таки пока.
Взрывы домов прекратились, наш бронезащитник тронулся дальше и мы следом за ним. Пришлось вылезти из грязи и идти, озираясь из стороны в сторону. Таким вот макаром прошли один квартал. Затем в нашу сторону побежали четыре солдата, раздвивагая руками кусты и перевешиваясь через заборы. Двоих из них тут же подстрелили. Одного в ногу, другого в голову. Первый успел доползти до нас, второй так и остался висеть на заборе. Патроны уже у всех кончились, подозрительно молчал и пулемёт БТРа.
Хватаю автомат у раненого в ногу бойца. Не проверяя наличие патронов, нажимаю на спусковой крючок и в сторону невидимого стрелка уходит десяток пуль, прежде чем автомат сухо щёлкает затвором. Бля!
БТР снова тормозит. Опять сползаем в кювет. Стонущему раненому делаем укол промедола, накладываем жгут на ногу брючным солдатским ремнём. Надо его отсюда как-то вытащить. Но как? Потащим назад – нас накроет стрелок, притаившийся в соседнем доме. Оставим здесь – умрёт. Эврика! Открываем десантный отсек бронемашины и ложим туда раненого парня. Во всяком случае, так ему будет безопаснее.
Появились вертушки. Этакие горбатые крокодилы с винтами на спинах. От них отделяются ракеты, оставляющие за собой белые шлейфы дыма. В дальней части села вновь слышатся взрывы.
Вспомнил про ещё двоих, которым посчастливилось не попасться на мушку стрелку. Вот они, рядом. Такие же ошарашенные лица, как и у нас. Теперь нас снова десять.
Так мы и шли улица за улицей. Казалось, что эти постройки никогда не кончатся и каково было моё удивление, когда я узнал, что к полуночи  наши смогли занять только половину села.
Встретил Серёгу. Жив, засранец! Он с другими парнями шёл параллельной улицей, затем они, следуя за своим БТРом свернули в нашу сторону. Несмотря на то, что мы были перепуганы до смерти, я был чертовски рад его видеть. Впрочем, и он тоже.
Мы остановились, когда уже были сумерки. От парней я узнал, что командование решило взять остаток села в кольцо и брать штурмом в ближайшие часы. Когда настала ночь, половину неба закрыла огромная грозовая туча, а с другой половины неба засияли своими далёкими лучами холодные звёзды.
Село горело. В свету пожаров стало видно, как к нам подгоняли ещё роту солдат. Видимо для дальнейшего наступления. Стало опять страшно, вернее ещё страшнее, ибо дрожь стала моим спутником с тех пор, как мы вошли в это село.
Пошёл дождь. Бляха-муха, зима на дворе, а здесь дождь. Ну и зимы на Кавказе. В жизни сюда ногой больше не сунусь, если в этот раз удастся выбраться. 
Едва я об этом подумал, как в глазах мелькнула яркая вспышка, затем долей секунды позже прогремел мощный взрыв, разнося всё на своём пути. Я почувствовал острую боль, пришедшую вместе с обдавшей меня волной убойного жара, пропала опора под ногами и возникло ощущение, будто я проваливаюсь в жерло вулкана.  Однако упал я на спину, а не на ноги.
****ец.

III
Очнулся.
Всё горит во мне, даже глотка.
Я не в состоянии вымолвить ни слова.
Вижу растерзанный БТР, облизываемый языками пламени, чьи-то тела. Не слышу практически ничего.
Не могу ничем пошевелить, как бы я не пытался. Шумно дышу.
Холодно.
Дождь льёт так, будто небо оказалось готовым всплакнуть над тем, что происходит здесь, да и во всей Чечне наверняка. Только звёзды с незакрытой тучей части неба всё также безмолвно взирают на всё происходящее здесь, может быть сами того не зная. Может быть, наша планетка настолько для них маленькая, что чего уж тут говорить про какую-то мизерную горную территорию и человека, лежащего на ней? Видимо. Ведь свет их также холоден, как воздух, вдыхаемый здесь.
Вижу Серёгу. Его чумазая рожа выглядит изумлённо, каски на голове нет, глаза в тихом ужасе.
Кажется, я начинаю понимать, что со мной произошло. Почти в тот же момент я понял, что я не жилец.
Как мог напряг челюстные мышцы и процедил ему: “Помоги! Помоги!”. После этого я настолько обессилел, что ничего не смог больше сказать. Он не стал брать меня на руки и нести куда-то. Он смотрел на меня, и я понял, что полоски на его лице – это ручейки от слёз. Мы были с ним знакомы едва ли полгода, и вот сейчас я вижу в этом человеке больше сострадания и понимания, чем когда-либо в ком-либо.
“Помоги! Помоги!” – повторяю я в своей голове и ,видимо, по моим глазам он понял, что я имел ввиду.
«Дура твоя Светка» - подумал я. Если ради неё человек пошёл на такое безрассудство, как война, то это говорит о многом. Впрочем, что это я о любви. Я не знаю, что это такое. Меня никто не ждал и не ждёт там, в большой России, да и дома, как такового, у меня отродясь не было.  Наверняка, именно таких и посылали бы на такие дела, будь фанаты войн поумнее. Ведь только искаверканные души не жаль отдавать на заклание, ведь только пустые глаза не пропадут в этом мире безумия – их просто не будет видно, ведь только их безмолвный крик никогда услышан не будет.
Я почувствовал что-то холодное и жёсткое, прислонившееся к моей голове. Я выдавил из себя улыбку, так как оказался прав.
Это было дуло автомата.
Я посмотрел Серёге в глаза и понял, что его исступлённо-обречённый взгляд – это последнее, что я увижу.
Больше я не хотел ничего видеть.
Я понял, что главное – это выжить. Почему же не выжил? Вот  теперь не повезло.


Конец.