Игры разума -5 Портрет

...Лежать ей было неудобно: что-то больно кололо под правым боком, и она попробовала перевернуться. Что-то оказалось большой и достаточно широкой кистью, такой, какими обычно рисуют художники. Кисть была слегка запачкана голубой краской именно того цвета, который ей меньше всего нравился. Кроме краски, на ней  были надеты белые кружевные чулки с широкой ажурной резинкой, белые изящные туфли на маленьком каблуке, и нечто, похожее на корсет с низким вырезом. Таким низким, что соски грудей бессовестно выглядывали из-за кружевной белой оторочки.  Тугая шнуровка лишь подчеркивала полноту груди.
Малюсенькая  юбочка едва прикрывала самый верх бедер, и резинки для чулок были практически наружу. Если учесть, что объем ее бедер был от ста, то выглядела она… как сдобная булка на витрине в кондитерской, щедро присыпанная сахарной пудрой. Ее попытки встать увенчались успехом, и она с найденной кистью в руке обошла помещение, в котором находилась. Все говорило о том, что это мастерская художника. Недалеко от большого зарешеченного окна стоял высокий мольберт, рядом на небольшом столике  лежала большая и часто используемая палитра, стояли бутылки с растворителями, в беспорядке валялись тюбики от краски, кисти, какие-то тряпки.
Мольберт был прикрыт легким белым полотном. Ей очень захотелось посмотреть, что за рисунок под тканью, и она решительно взялась за край ткани. Именно в этот момент она услышала  мужской спокойный голос: 
- Не трогай!
Она обернулась на звук голоса и увидела  высокого мужчину. Обычный мужчина, незнакомый…Но что-то в нем было таким узнаваемым, одновременно манящим и в то же время - пугающим. Он быстро подошел к ней и резко отбросил ее руку от мольберта.
 - Детка, кто разрешал тебе тут что-либо трогать? – спросил он. Она подумала, что уж на кого, а на детку она точно не похожа и рассмеялась в ответ. И получила звонкую пощечину. Ей не было больно, но от неожиданности удара и его неоправданности она едва не заплакала. Отступив назад на пару шагов, она стала искать глазами дверь, но слезы мешали рассмотреть все вокруг. Он же очень близко подошел к ней, взял ее за подбородок властным движением и заставил смотреть ему в глаза.
- Что за слезы, детка?! Ты разучилась меня слушаться?
Она попыталась оттолкнуть его руку, но он неуловимым движением схватил ее за запястье и завернул ей руку за спину. Потом так же сделал со второй рукой,  и она услышала характерный звук защелкиваемых наручников. Обездвижив ей руки, он снова ударил ее, на этот раз более ощутимо. Её  собранные кое-как в пучок волосы рассыпались по ее голым плечам. Она тихо охнула, не понимая, что происходит.
- Не смей здесь ни к чему прикасаться. Слышишь, детка? – сказал мужчина, примирительным движением убирая волосы с ее лица в сторону. Он отошел немного в сторону и оглядел ее наряд с ног  до головы.
- Повернись вокруг. Стой. Нагибайся. Ниже, я сказал, еще ниже. Не сгибай колени.
Не понимая своей покорности, она делала все то, что он говорил. Когда она нагнулась достаточно, по его мнению, низко, он подошел к ней очень близко. Удар его руки по заду был звонким, оглушающее звонким…Она вздрогнула всем телом и захотела отодвинуться от руки, приносящей боль, но он взял ее за волосы свободной рукой и не давал двигаться, продолжая ее хлестать широкой ладонью. От ударов кожа на теле стала ярко розовой.
- Вот, именно такой цвет мне и был нужен. Стой так! – Мужчина направился к мольберту, приподнял покрывало, взял  палитру и стал смешивать на ней краски.
Стоять кверху задом на вытянутых ногах было крайне неудобно, и она попыталась слегка разогнуться. Он этого видимо не заметил, так как увлеченно что-то рисовал на холсте, даже не глядя в ее сторону. Она почти полностью выпрямилась и подошла ближе к стене, опираясь на нее плечом. Не решаясь спрашивать у него что-либо, она просто стала за ним наблюдать.
Минут через 10 он вспомнил о ней.
-Эй,детка, ты мне нужна. Иди сюда…
Она послушно направилась в его сторону.
Он распахнул полы домашнего халата, в который был одет, и она увидела вяловатый член.
- Мне нужно вдохновение,-  сказал он, жестом показывая ей, что именно хочет.
Она опустилась на колени и попыталась губами захватить его пенис. Он нарочно двигал бедрами влево и вправо, чтобы у нее это получилось не с первого раза. Член, постепенно поднимаясь, шлепал по ее губам, щекам, глазам, приводя в возбуждение не только мужчину, но и ее тоже. Наконец, поймав губами пенис, она попробовала его на вкус. Обволакивая ртом его плоть, она не могла видеть, как заворожено он смотрел на это действо, как блаженной истомой стали наполняться его глаза. Но смогла почувствовать, как требовательным движением он стал углублять ее движения, сливаясь с ее ртом в единое целое.
Минет становился насилием и она попыталась отстраниться, но он придерживал руками ее голову, больно прижимая к своему паху. Ей стало нечем дышать, и она стала проваливаться в мягкую серую пелену беспамятства. Он мгновенно отпустил ее и мягко уложил на ворох каких - то листов бумаги на полу…Она все еще с трудом дышала и не сразу смогла открыть глаза. Он прилег с ней рядом и, одной рукой поглаживая торчащие из корсета соски, второй рукой продолжил начатую ею работу, все ускоряя ритм своей кисти. Теперь заворожено наблюдала она, как наливается багровым сиянием его член, готовясь выплеснуть сперму на ее лицо.
Но мужчина изменил сюжет. Повернув ее на другой бок, он придвинул к себе ближе послушное тело, заставив сильно прогнуться в пояснице. Глухо застонав, она заработала от него сильный шлепок по заднице.
- Ты не будешь кричать, ведь так, детка?! Я тебе этого не позволяю!
С этими словами он достал из халата красный шарик на ремешках, с болтающимися пряжками. Быстрым движением вставил ей шарик в рот и закрепил на затылке застежки.
-Ну, что теперь скажешь, детка? – спросил он, похлопывая ее по щеке. Она уже ничего не могла сказать, и только часто дышала. Возбуждение от всего происходящего делало ее послушной рабыней его желаний. И даже новые шлепки по заду уже причиняли не столько боль, сколько зудящее наслаждение.
Вошел он в нее резко, не рассчитав ее податливости, схватил обеими руками обе ее груди и стал ритмично двигаться в ней, дыша ей в  затылок жарким дыханием. Прикосновения его губ перешли в страстные поцелуи ее шеи и плеч, но ее скованные за спиной руки мешали ему перебраться к ее груди ртом. Чертыхаясь, он выудил из кармана валявшегося рядом халата ключи от наручников и расцепил стальные браслеты, но тут же снова заковал ее в них, лишь только она вытянула руки над головою. И закрепил сами наручники тонкой цепочкой на батарее, рядом с которой они лежали на полу. Жадными руками он повернул к себе ее лицо, продолжая оставаться в ней, и часто глядя на ее искаженное кляпом лицо, в засос стал целовать ее грудь, оставляя синеватые отпечатки губ на белой коже. Его движения стали убыстряться, он бился о ее тело с  яростью, впечатывая в нее невысказанные желания и мысли. А она, как вселенская блудница, охотно принимала его плоть и свою боль, загораясь его желанием до самосожжения…
Ее финал настал внезапно, она в исступлении забилась в его руках, содрогаясь всем телом, и ритм ее наслаждения заставил его кончить, вонзаясь зубами в белое мягкое женское плечо. Сила его объятий в это миг смяла женщину, и она обмякла в его руках, снова увлекаемая в обморок…Почувствовав это, он лихорадочным движение сорвал с нее пряжки кляпа. Она шумно вздохнула и почувствовала на своих губах нежнейший из сладчайших поцелуев. Проведя языком по ее припухшим губам, он наклонился к ее уху, и, прихватывая губами мочку ее уха, сказал:
- Детка…Детка…Я тебя люблю…
…Ветер из окна легко сорвал с мольберта тонкую шелковистую  ткань, открывая взору набросок маслом. На картине  была мастерски изображена женщина, стыдливо-распутная в своей  полуобнаженности, которая ела виноград.  Только слепой не узнал бы в ней ту, которая сейчас лежала в объятиях  мужчины на полу, прикрытая его спиной от целого мира…