Мария Магдалина

МАРИЯ МАГДАЛИНА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Сцена первая

Темная сцена. Слышен шум волн, разбивающихся о берег, и потом голос:

... Мария обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус.
Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил его, и я возьму Его.
Иисус говорит ей: Мария!
Она обратившись говорит ему: Учитель!

И уже женский голос повторяет и повторяет: " ... это ты, это ты..." Шум волн снова усиливается и постепенно заглушает этот голос. А потом шум волн постепенно переходит в другой шум – шум многих голосов, он нарастает, начинают различаться отдельные голоса. Сцена освещается и видно, что это рыночная площадь. Люди торгуются, спорят, ругаются, предлагая и покупая товар. Сбоку, у самой стены синагоги, сидит человек, он некрасив, и неопрятен, но лицо его выражает насмешку и презрение, когда он смотрит на других людей – это ростовщик и меняла Иохим. Перед ним на крышке ящика-сундука разложены украшения и деньги. В толпе раздаются выкрики:

– Рыба! Совсем свежая рыба!
– Где ты найдешь еще такую овцу? Это не овца, а настоящая корова. (Схватив покупателя за рукав, утаскивает его за собой).
– Выбрось свою рыбу обратно, где ты ее наловил. От нее уже воняет на весь рынок. Ее теперь только раки есть будут.
– Да разве ты еще найдешь где еще такие ткани? Хоть всю Галилею обойди, нет таких тканей, пусть глаза мои ослепнут, если покажешь хоть похожее. В Персию за ними ездил, а продаю дешевле, чем покупал.
– К чему так далеко ездить, чтобы деньги бросать на ветер?
– Чтоб увидеть интересное, а ткани брал в подарок жене.
– Зачем же теперь продаешь?
– Потому что недостойна она получать такие подарки.
– Зачем тогда покупал?
– Когда жена далеко, про нее и думаешь по-другому.

К Иохиму подходит нищий.

ИОХИМ. Что тебе надо, старик? Я нищим не подаю.
НИЩИЙ. Я не милостыню пришел просить, я хочу разменять монету, которую мне сегодня дал один добрый человек. (Протягивает монету).
ИОХИМ. (Рассматривая.) Так, так. Говоришь, добрый человек тебе ее дал? И кто же этот добрый человек, который раздает нищим серебро?
НИЩИЙ. Откуда мне знать? Разве я спрашивал имя того человека?
ИОХИМ. А ты знаешь, старик, что твоя монета фальшивая? А вот сейчас я позову стражу и они заставят тебя вспомнить, кто дал тебе эту монету.

Возвращаются продавец овцы и покупатель.

ПОКУПАТЕЛЬ. Бездомная собака жирнее твоей овцы.
НИЩИЙ. Про какую стражу ты говоришь? Ты тогда верни мне монету, а я уйду.
ПРОДАВЕЦ ОВЦЫ. Бездомная собака жирней?! Да ты, видно, к свиньям привык, вот и говоришь такое.
ПОКУПАТЕЛЬ. Да как у тебя язык повернулся? Люди, слышали, что он сказал?

Покупатель овцы плюет в лицо продавцу. Продавец овцы плюет в лицо покупателю. Они вцепляются друг другу в волосы. Начнется общий шум. Тутже появляется начальник стражи Иософат, с ним двое стражников. Народ, увидев Иософата, сразу стихает, двое спорщиков отпускают друг друга, делают вид, что мирно беседуют. Не найдя причины шума, Иософат успокаивается, он замечает Иохима, направляется к нему. Иохим поднимается, улыбается Иософату, и Иософат, подойдя к ростовщику, улыбается ему. Нищего уже нет рядом с Иохимом – испуганный он скрылся в толпе.

ИОСОФАТ. Как дела, честный Иохим? Что нового знаешь?
ИОХИМ. Что может знать нового такой маленький человек как я? Что я могу сказать нового, Иософат, такому человеку, как ты, когда ты новости узнаешь вперед, чем они случаются. Да у меня забота одна, как бы добыть хлеб насущный.
ИОСОФАТ. Уж тебе-то жаловаться...
ИОХИМ. А как ты считаешь? Люди все хитрят, стараются выгадать и даже обмануть. И налоги... (Осекается.) Нет, налоги это справедливо.
ИОСОФАТ. Ну, тебя-то не так просто обмануть.
ИОХИМ. Да, приходится быть осторожным, а все равно. Вот сегодня подошел нищий и попросил разменять ему динарий.
ИОСОФАТ. И что?
ИОХИМ. А я подумал, откуда может быт у нищего серебряный динарий? Я пригляделся получше... а монета фальшивая.
ИОСОФАТ. И что же ты сделал?
ИОХИМ. А что я могу сделать? Спросил у него откуда он взял монету. А он ответил, что ему дали.
ИОСОФАТ. И ты отпустил его?
ИОХИМ. Он сам ушел.
ИОСОФАТ. Нужно было позвать стражу. А что ты сделал с монетой.
ИОХИМ. Что я с ней сделал-то?.. Да бросил я ее ему в лицо и сказал, чтобы он на глаза мне никогда не попадался.
ИОСОФАТ. Ты неправильно поступил. В другой раз ты не отпускай такого человека, а сразу кричи, чтобы пришла стража и схватила такого человека.
ИОХИМ. В следующий раз так и сделаю.
ИОСОФАТ. Ты правильно поступишь. (Делает вид, что собирается уходить, но будто бы случайно спрашивает.) Ну, а жена твоя, Мариам, как живет? Все такая же красивая или стала еще прекрасней?
ИОХИМ. А что жена? – женщина, она и есть женщина.
ИОСОФАТ. Да, ты прав. Послушай-ка, хотел я подарок сделать своей жене. Может у тебя что выберу?
ИОХИМ. Да разве у меня есть достойный подарок для твоей жены?
ИОСОФАТ. Дай-ка я посмотрю этот перстень. (Берет перстень.)
1-й СТРАЖНИК. (Тихо 2-му стражнику.) Спрашивает про его жену, а она только вчера с ним встречалась. (Оба тихо смеются.)
2-й СТРАЖНИК. А правду говорят, что эта Мариам такая красивая?
1-й СТРАЖНИК. А ты не пожалей вина и денег, так ты о ней и больше узнаешь.
2-й СТРАЖНИК. Ну вот еще, тратить деньги на расспросы.
1-й СТРАЖНИК. Зачем же тебе платить ей деньги, а потом с ней разговаривать? (Оба тихо смеются.)

В это время на рыночной площади появляются двое юношей – Зара и Азор. Зара совсем молодой, Азор старше.

АЗОР. Я не понимаю тебя, Зара, неужели так можно страдать из-за женщины, да еще какой? Разве мало их для тебя с твоим богатством?
ЗАРА. Какое у меня богатство? Разве отец мне что дает? И потом, она и вправду особенная.
АЗОР. Кто? Жена этого менялы? Что ты в ней нашел особенного? Хотя... может ты и прав, может наслаждение с ней особенное. Но ко всему этому быстро привыкаешь, когда только одна.
ЗАРА. Не говори так, и не говори, что ты ее знаешь так же близко, как и я, если хочешь, чтобы мы остались товарищами.
АЗОР. Я и не говорю. Я говорю только, что слышал, а если я слышал, то пусть я тебе не скажу – другие скажут.
ЗАРА. Пусть. Но я без нее не могу. Я ухожу от нее, а сам думаю, когда снова смогу обнять ее.
АЗОР. Что тебе мешает? Разве она из тех, кто отказывает?
ЗАРА. Когда я уходил от нее последний раз, она сказала, чтобы больше без подарков я к ней не появлялся. А у меня нет ничего. Ты же знаешь, отец мне ничего не дает.
АЗОР. Посмотри, Зара, а нее ее ли это муж? (Указывает на Иохима.)
ЗАРА. Он. А рядом с ним начальник городской стражи.
АЗОР. Я что-то придумал. Пусть только уйдет Иософат со своими стражниками. И если тебе твой отец не дает денег НАТО, чтобы ты мог наслаждаться своей Мариам, то ее муж тебе в деньгах не откажет, ведь он дружен с твоим отцом? Давай только отойдем и подождем, когда уйдет Иософат.

Зара и Азор отходят в сторону, так, чтобы их не заметили.

ИОСОФАТ. Да, этот перстень мне нравится, Иохим. Скажи мне, сколько он стоит?
ИОХИМ. О, Иософат, зачем мы будем говорить о деньгах? Пусть этот перстень будет подарком твоей прекрасной жене.
ИОСОФАТ. Раз ты настаиваешь, Иохим, то я не стану спорить с тобой. И запомни, что если кто-то захочет тебя обидеть, то сразу говори мне, я за добро всегда плачу добром. Ну, а теперь мне пора, в городе везде должен быть порядок.
ИОХИМ. Не сомневаюсь, что там, где находишься ты, достойный Иософат, всегда будет порядок и спокойствие.

Иософат со стражниками уходит.

ИОХИМ. Порядок. Какой же это порядок, когда тебе не платят за купленные вещи? Хорошо, что он не разбирается в камнях и выбрал самое крупное стекло. Только все равно, одного серебра в этом перстне сколько? Много ли сердце выдержит таких подарков.

К Иохиму подходят Зара и Азор.

ИОХАМ. А, благородный юноша. Рад тебя видеть.
ЗАРА. И я очень рад тебя видеть, Иохим.
ИОХИМ. А это твой товарищ?
ЗАРА. Да, это мой товарищ.
ИОХИМ. Тогда я и его рад видеть. У тебя, как и у твоего отца, не может быть плохих знакомых. Как здоровье твоего отца?
ЗАРА. Хорошо, Иохим.
ИОХИМ. Да, да, я вчера его видел, и от тоже сказал, что со здоровьем все хорошо. А ты просто так гуляешь или присматриваешь какую вещь? Может быть, подарок для своей красавицы? Ведь у такого прекрасного юноши не может не быть кого-то, кому он не хотел бы что-то подарить.
ЗАРА. Ты угадал, Иохим. Но только... Иохим, я хотел попросить у тебя в долг денег.
ИОХИМ. Такому юноше я всегда рад услужить, и проценты я с тебя возьму совсем маленькие, оставляй залог и я тебе отсчитаю столько, сколько скажешь, если это не превышает цены залога.
ЗАРА. Иохим, мне нечего тебе оставить в залог, но ты же меня знаешь, я сразу, как только смогу, верну тебе деньги.
ИОХИМ. О, бог мой, с каких это пор завелось так, что богатый просит милостыни у нищего? Зара, разве не твой отец так богат, что может купить все, что захочет, хоть всю мою лавку со всем, что в ней есть, или в ваш дом забрались грабители и все украли, а сам дом сгорел, не дай бог такому случиться. А может твой отец далеко уехал и в спешке забыл оставить тебе, твоей матери и твоей сестре денег, а ты, как честный и порядочный сын своего отца, без его позволения не можешь теперь взять себе что-то, чтобы купить мяса и хлеба для матери и сестры и вы голодаете?
ЗАРА. Нет, никуда мой отец не уехал, и мы не голодаем, но мне нужны деньги, а ты знаешь, что мой отец никогда мне денег не дает, если я их только не прошу на то, чтобы приумножить эти деньги.
ИЛХИМ. И он прав, твой умный отец. И когда ты станешь старше, ты тоже поймешь, что он прав и что давать деньги на развлечения и увеселения – это неразумно.
ЗАРА. Но мне очень нужны деньги, а я ведь у тебя прежде никогда не просил.
ИОХИМ. И ты правильно делал.
ЗАРА. Неужели ты откажешь сыну своего друга?
ИОХИМ. Да, и именно потому, что твой отец мне друг. А что он потом мне скажет, когда узнает, что я сделал? Знаю, знаю, ты хочешь сказать, что я даже твоему отцу не должен говорить, что ты у меня просил денег. И это еще хуже.

Зара молча повернулся, собираясь уйти.

ИОХИМ. Подожди. (Зара оборачивается.) Добрый я человек, доброта и губит меня. (Протягивая Заре фальшивую монету.) Вот возьми, а чтобы ты не думал обо мне плохо, я даже процентов с тебя не возьму, когда ты мне вернешь этот долг.
ЗАРА. Мне этого мало.
ИОХИМ. Больше я дать не могу.

Зара и Азор отходят от Иохима.

ЗАРА. (Глядя на монету.) Жалкий скупец. Да если бы я даже не хотел так его жены, то из-за этого одного только все сделал бы, чтобы его опозорить.
АЗОР. Я слышал и без тебя желающих хватает, и она сама уже столько раз за тебя отомстила, что об этом тебе беспокоиться не стоит.
ЗАРА. Но что мне делать? Я так хочу снова увидеть Мариам, прижать к себе, насладиться ее телом...
АЗОР. Ну-ка, дай мне этот динарий, он мне кажется знаком. (Берет монету.) Верно, я его отдал сегодня одному нищему, так, посмеяться, она же поддельная.
ЗАРА. Вот как! Ну, тогда он мне сейчас же ответит, я сейчас позову стражу и скажу, что Иохим делает фальшивые деньги.
АЗОР. Стражу звать не следовало бы в любом случае, а можно было бы заставить его откупиться. Но уже поздно.
ЗАРА. Почему?
АЗОР. Вот почему. (Вынимает из кармана ожерелье.) Пока ты там унижался перед мужем своей возлюбленной, мне случайно попалась под руку эта вещь, и когда мы отходили, я забыл положить ее на место. Можно было бы вернуть, но за то, что он так жестоко обманул тебя, мы этого делать не будем.
ЗАРА. Ты украл?!
АЗОР. Да нет, что ты, я же сказал, просто забыл положить на место.
ЗАРА. Это очень нехорошо, Азор.
АЗОР. Знаю. Но твоя Мариам за это ожерелье будет согласна на многое.
ЗАРА. Ты для меня это сделал?
АЗОР. Я уверен, Зара, эта женщина за такое ожерелье будет согласна провести ночь и с тобой и со мной вместе.
ЗАРА. Что ты говоришь?!
АЗОР. А что? Когда я был в Риме, то еще и не такое видел.
ЗАРА. Азор, зачем ты меня мучаешь?
АЗОР. Ты хочешь, чтобы я отдал эту вещь тебе?
ЗАРА. (Нерешительно.) Да.
АЗОР. Хорошо. Я не ростовщик и залога у тебя брать не буду, но ты мне отдашь долг, как только сможешь.
ЗАРА. Я согласен.
АЗОР. Тогда бери.
ЗАРА. Но как я его подарю ей? Как только Иохим увидит это ожерелье, правда сразу откроется.
АЗОР. Ты продай его. И знаешь что, мы поделим деньги поровну и ты не будешь ничего должен, а на свою часть ты купишь какой-нибудь браслет для Мариам.

Азор отдает Заре ожерелье, и они уходят. Снова становится слышнее шум на рыночной площади, который постепенно становиться похож на шум волн ударяющихся о берег.


Сцена вторая


Дом богатого горожанина. Негромко играет музыка, звучит только один или два каких-то инструмента и в звуках этой мелодии чувствуется скука. В центре просторного помещения расположились гости и сам хозяин – богатый купец Хуза. Хуза одет по-римски в белую тунику, но лицо его заросло большой бородой и волосы длинные. Все возлежат за низким столом, на котором расставлено угощение и вино. Вместе с мужчинами здесь и женщины. Негромкий разговор, который гости ведут между собой сливается в монотонный гул, иногда слышен женский смех. Среди гостей и Зара, Анна – подруга Марии, церковник Наассон, богатый горожанин Мафусаил.

1-й ГОСТЬ. Хуза, вот ты недавно вернулся, был в Риме. А скажи, правду ли говорят, что среди знатных людей там введен обычай меняться на ночь своими женами, и, если это так, то как их жены относятся к этому?
ХУЗА. Нет, не правда, это не мужчины ввели такой обычай, этот обычай ввели их жены.
1-й ГОСТЬ. И как же мужья на это смотрят?
ХУЗА. Ты спрашиваешь, как мужья смотрят на чужих жен?
АННА. (Она сидит рядом с Хузой.) Это правда? Хуза, когда ты в следующий раз поедешь в Рим, возьми меня с собой.
2-й ГОСТЬ. Что ты там будешь делать, Анна? Женщин в Риме и без тебя хватает.
3-й ГОСТЬ. А может ты думаешь, что в Риме не хватает женщин, и ты думаешь, что как только приедешь туда, то сразу станешь женой знатного римлянина?
АННА. А почему я не могу стать женой знатного римлянина?
МАФУСАИЛ. Потому что богатые и знатные женятся ан дочерях богатых и знатных, а таких как ты там сколько угодно, и не каждый день там для тебя найдется мужчина, который бы захотел накормить тебя за твои услуги.
НААССОН. Ты, Анна, блудница и грешница и мысли твои скверна, как и твоя жизнь.
АННА. Вот поэтому я и хотела бы уехать в Рим, что там меня хотя бы никто не станет называть падшей женщиной, а называть будут просто женщиной. Да и сам ты, Наассон, ты церковник, и когда вокруг тебя народ, ты ведешь себя как церковник, а вчера, когда ты встретил меня и мы были только вдвоем, что ты мне говорил и предлагал?
НААССОН. Твой язык лживый.
АННА. Это твой язык раздвоен, как у змеи.
НААССОН. Ты, Анна, хочешь опорочить меня перед уважаемыми людьми, только бойся делать этого, я могу посмотреть на тебя и открытыми глазами, не прикрываясь ладонью.
АННА. А что ты можешь мне сделать?
НААССОН. Придет время и узнаешь.

Наассон поднимается и отходит от Анны, усаживается в другом месте. Анна смеется, усмехаются и другие. К Анне подходит Зара, усаживается рядом.

ЗАРА. Анна, ты не видела сегодня Мариам?
ХУЗА. Да, а где твоя подруга, Мария?
АННА. Я ее не видела, но знаю, что муж ее не выпускает из дома.
ХУЗА. Жаль. Ее здесь не хватает.
АННА. Разве нет здесь других женщин?
ХУЗА. Она прекрасно танцует.
АННА. Подумаешь, я тоже могу.

Анна поднимается и начинает танцевать под скучно звучащую музыку, но танцует она плохо и некрасиво. В это время в другом месте, куда отошел церковник Наассон, несколько человек разговаривают с серьезными лицами.

ПЕРЫЙ. Ирод велел схватить Иоанна Крестителя и бросить его в темницу.
ВТОРОЙ. Иоанн Креститель уже не в темнице, а по просьбе дочери своей жены, танец которой так понравился Ироду, Ирод умертвил Иоанна.
ТРЕТИЙ. Но если это правда, то кто же тот, про которого стали так много говорить? Кто он, который смущает людей и восстанавливает их против церковников и старейшин, и тех, кто богат. И почему его не схватят?
МАФУСАИЛ. Вы тут сидите и ничего не знаете, оттого, что сидите на месте и спрашиваете у самих себя. Вы спрашиваете, почему не схватят этого человека и не умертвят, и не знаете, что за ним идут огромные толпы людей, которых он смущает своими речами, и не знаете, что его уже пытались схватить, но он скрылся и никто не знает куда и как.
ПЕРЫЙ. Кто же он?
МАФУСАИЛ. Сын плотника, из Назарета.
ВТОРОЙ. И он так опасен?
МАФУСАИЛ. Разве может не быть опасен тот, за кем идет народ?
ТРЕТИЙ. Но если он так опасен, что-то нужно делать.
ПЕРВЫЙ. Не удалось его схватить один раз, удастся в другой.
МАФУСАИЛ. Надо сделать так, чтобы народ в нем разуверился.
ТРЕТИЙ. И ты знаешь такой способ?

Неожиданно слышится шум, двери раскрываются, и перед гостями находящимися в доме Хузы появляется Мария. Все разговоры и музыка смокают, все смотрят на Марию. А она останавливается в центре зала, словно давая всем рассмотреть себя, а потом взмахивает рукой, словно приказывает музыкантам играть. И раздается музыка. Играет уже не один инструмент, как прежде, а много, и в музыке этой уже нет скуки, а Мария начинает танцевать. И лица людей перестают быт скучными, и все с жадностью смотрят на ее красивое тело. И поднимается Хуза, и, подойдя к танцующей Марии, тоже пытается танцевать вместе с ней. Музыка обрывается. Мария замирает на месте. И тут же раздается ободрительный общий шум и восклицания. А Хуза ведет Марию и усаживает рядом с собой. Снова начинает звучать музыка, но теперь уже тихо, но звучит не как прежде скучно и заунывно, а в этой тихой музыке чувствуется веселье.

ХУЗА. Какой подарок, какой подарок сделал ты, Мария, мне и всем моим гостям, придя в мой дом.
1-й ГОСТЬ. Огонь в светильниках запылал ярче с твоим появлением, Мариам.
2-й ГОСТЬ. И даже вино, которым угощает нас хозяин этого дома, чудесней которого трудно представить, стало еще слаще.
МАРИЯ. Подарок? Разве мой танец самый большой подарок, который я могу сделать? Огонь? Да пусть он совсем погаснет, разве меньше наслажденья можно получить при свете звезд. А вино, каким бы сладки не было, когда нет женщин, рожает в мужских головах только грустные мысли, которые они считают умными. Да и что говорить о нем, его нужно пить. Хуза, налей мне своего вина, я хочу веселиться.

Хуза подает Марии чашу с вином, Мария пьет вино.

1-й ГОСТЬ. Но скажи, Мариам, как ты смогла убежать, ведь говорят твой муж не выпускает тебя? Не придет ли он за тобой?
МАРИЯ. Я спрятала ключ от дома и ушла.
2-й ГОСТЬ. Ты закрыла мужа в доме на ключ и ушла?
МАРИЯ. Нет, я его не закрывала, я только спрятала ключ, а двери дома открыты, а открытые двери удержат моего мужа крепче любых замков. Уйдет ли он из дома, боясь, что его обокрадут?
1-й ГОСТЬ. Ты хитрая женщина.
3-й ГОСТЬ. Мне кажется это больше похоже на ум, а не на хитрость.
НААССОН. Женский ум и есть хитрость.
МАРИЯ. Тогда и тебе не мешало бы позаимствовать женской хитрости, потому что если возьмешь в долг мужского ума, просто не будешь знать, что с ним делать.
НАААССОН. А знаешь ли ты, живущая в похоти и прелюбодеяниях, знаешь ли ты, что должно сделать с тобой, и чему учил Моисей нас?..
1-й ГОСТЬ. (Смеется.) Если бы всех прелюбодеек забрасывали бы камнями, то мало бы мужчин осталось с женами...

Хуза берет говорившего мужчину за руку, заставляет замолчать. В это время к вскочившему и возмущенно размахивающему руками Наассону подходит Мафусаил.

МАФУСАИЛ. Успокойся, Наассон, к чему за веселой трапезой такие споры.
МАРИЯ. (Хузе.) Зачем ты приглашаешь таких, они только все портят.
ХУЗА. И ты успокойся, Мария, давайте лучше веселиться.
МАФУСАИЛ. (Отводит Наассона немного в сторону.) А знаешь ты, что сказал тот человек, когда к нему специально привели уличенную в прелюбодеянии? Он сказал, что пусть первым бросит в нее камень, кто сам безгрешен. И еще он говорит, что прежде выньте бревно из своего глаза, а потом указывайте на соломину в чужом глазу.
НААССОН. (Раздраженно.) Я не понимаю, зачем ты мне это рассказываешь?
МАФУСАИЛ. Затем, чтобы ты понял, что человек этот очень умен.
НААССОН. И что?
МАФУСАИЛ. А то, что я не глупее. Вы спросили, знаю ли я, как сделать, чтобы народ разуверился в том человеке, и я отвечаю – да, знаю, и поможет нам это сделать (Мафусаил указал на Марию) эта женщина.
НААССОН. Чем она может помочь?
МАФУСАИЛ. Тем что она красива и соблазнительна, и умна. И она любит дорогие подарки.

К Марии подходит Зара.

ЗАРА. Мари, ты мне сказала, что я снова могу прийти к тебе, когда у меня будет что подарить тебе.
МАРИЯ. Да, говорила, помню.
ЗАРА. Посмотри на этот браслет. Он тебе нравится?
МАРИЯ. (Надевает браслет на руку, любуется им.) Красивый. Где ты его взял?
ЗАРА. Где я мог его взять, если не купить. Не украл же.

К ним подходит Анна.

АННА. Какой красивый браслет. (Заре.) Это ты его подарил Марии?
ЗАРА. Да.
АННА. А мне такой подаришь?
МАРИЯ. Разве мало тебе мужчины делают подарков?
АННА. Тебе, Мари, больше. А ведь ты даже замужем. А может поэтому?
МАРИЯ. Найди и ты себе мужа.
АННА. Такого же скупца, как твой Иохим?
МАРИЯ. Какая тебе разница, если ты говоришь, что мне именно из-за этого подарки дают. Женись хоть на колдуне, который живет в пещерах, где прежде хоронили умерших.
АННА. Ты смеешься, а знаешь, мне интересно было бы увидеть его. (Тихо.) Говорят он один из посланников Дьявола, и говорят с ним такое блаженство испытываешь...
МАРИЯ. Хочешь испытать?
АННА. А что? Нужно все испытать пока молодая, а раскаяться можно, когда станешь старухой.
МАРИЯ. Раскаяться в старости? Только потому, что никому не будешь нужна? и не сможешь больше грешить... А если такой старухе вернуть красоту – она снова станет грешить. Какое же это раскаянье?
АННА. Ну тебя, Мари. Ты бываешь иногда странной.

Анна отходит от Марии и Зары.

ЗАРА. Так мы договорились, Мария?
МАРИЯ. Хорошо, сегодня я буду с тобой.
ЗАРА. Ты обещаешь?
МАРИЯ. Обещаю. А сейчас не приставай ко мне, я хочу веселиться. Хуза, прикажи музыкантам играть веселую музыку.

Хуза делает знак и музыканты начинаю громко играть. Мария вскакивает и снова начинает танцевать. Танец ее становится все быстрее и быстрее... И в это время дверь неожиданно раскрывается и входит новый человек. По одежде и по всей его внешности сразу видно, что это римский воин и довольно знатный, его сопровождают двое солдат. Музыка обрывается. Мария замирает на месте. Хуза, широко улыбаясь, быстро идет навстречу гостю.

ХУЗА. Марк, какая неожиданная радость, это просто подарок, что ты решил посетить мой дом.
МАРК. Но ты сам говорил мне, когда уезжал из Рима, что если я буду у вас в Магдалах, то нигде не останавливаться, а только у тебя.
ХУЗА. Конечно, Марк, и что для меня может быть радостней, чем то, что ты не забыл моего приглашения.
МАРК. И кК я вижу, я оказался здесь очень вовремя. У тебя праздник? Или, может быть, я напротив, попал неудачно?
ХУЗА. Как ты можешь говорить такие слова, Марк? Ведь мы с тобой друзья. Идем, займи почетное место, я сам тебя буду угощать. (Усаживает Марка и сам устраивается рядом с ним.) Вот, теперь есть кто лучше меня может рассказать о Риме и римлянах. (Марку.) У нас здесь всем интересно знать о жизни великого города, а римляне здесь редко бывают, а таких знатных людей, как ты, еще и не было.
МАРК. Прикажи позаботиться о моих солдатах.
ХУЗА. Конечно же. (Слугам.) Эй, позаботьтесь о славных римских воинах.

Но одетые в доспехи воины сами уже расположились, где им было удобно, и рядом с ними уже уселись женщины и стали наливать им вино и угощать.

ХУЗА. Ты видишь, Марк, я свой дом устроил, как устраивают свои дома римляне.
МАРК. Да, вижу. И вижу еще, что у тебя здесь женщины, которые ничуть не уступают нашим женщинам. (Указывая на Марию.) Кто она?
МАРИЯ. (Подходит и садится рядом.) Зачем у него обо мне спрашивать, я сама могу ответить.
МАРК. Как тебя зовут?
МАРИЯ. Мария.
ОДИН ИЗ ГОСТЕЙ. Мария Магдалина.
МАРК. Я слышал о тебе.
МАРИЯ. И что ты обо мне слышал?
МАРК. Слышал, что вижу, что ты красива.
МАРИЯ. А еще что?
МАРК. И что хорошо танцуешь.
МАРИЯ. Ты говоришь неправду.
МАРК. Разве ты плохо танцуешь?
МАРИЯ. Нет, танцую я хорошо.
МАРК. Тогда какую неправду я сказал?
МАРИЯ. Ты не это слышал обо мне.
МАРК. И это тоже.
МАРИЯ. Хуза сказал, что ты знатен. Значит ты богат?
МАРК. Да.
МАРИЯ. У тебя есть жена?
МАРК. У меня есть жена.
МАРИЯ. А ты ей делаешь подарки?
МАРК. Да. Но почему ты об этом спрашиваешь?
МАРИЯ. Потому что мой муж мне подарков не делает.
МАРК. А где твой муж?
МАРИЯ. Он дома, стережет свое богатство.
МАРК. У него что, есть еще одна жена и она красивее тебя?
МАРИЯ. Нет, у него, конечно, нет другой жены.
МАРК. Тогда какое еще богатство он может стеречь, если ты здесь?
МАРИЯ. Свои деньги.
МАРК. Он теряет больше, чем сохраняет.
МАРИЯ. И я думаю точно так же.
МАРК. А ты любишь подарки?
МАРИЯ. А ты видел женщин, которые не любят подарков?
МАРК. Хуза, я сегодня долго был в пути и устал. Есть ли в твоем доме место, где я найду уединение, чтобы не смущать твоих гостей своим утомленным видом?
ХУЗА. Конечно, Марк, я провожу тебя.
МАРК. Тебе незачем беспокоиться, пусть меня проводит кто-нибудь из твоих людей, а Мария, если она не против, возьмет светильник и посветит мне, я же за эту услугу отблагодарю ее, ведь она женщина и любит подарки. Ты согласна, Мария?
МАРИЯ. Я никогда не отказывалась принимать подарки.
МАРК. Тогда мы оставляем вас продолжат ваше веселье. Бери светильник, Мария.

К Марии быстро подходит Зара, он хватает ее за руку.

ЗАРА. Ты уходишь с ним? Но ты же обещала быть сегодня со мной.
МАРИЯ. Я исполню свое обещание, но не сегодня.
ЗАРА. Я дал тебе браслет, Мария, а ты обещала, что сегодня будешь со мной.
МАРИЯ. Тогда забери его обратно и подаришь мне его в другой раз.
ЗАРА. Нет, я не позволю тебе пойти с ним.
МАРК. Кто это?
МАРИЯ. Никто.
МАРК. Тогда почему он так разговаривает с тобой?
ЗАРА. Вы, римляне, думаете, что вам здесь все позволено. Но я не пущу ее, она останется здесь.
МАРК. Как ты это сможешь сделать?
ЗАРА. Я буду с тобой драться.

Марк наливает немного вина в чашу, протягивает ее Марии.

МАРК. (Марии.) Выпей.
Мария пьет вино.

МАРК. (Заре.) Мне потребуется меньше времени, чем то, за которое она выпила это вино, чтобы расправиться с тобой. И я бы это уже сделал, если бы не был в этом доме гостем.
ЗАРА. Кто же тебе мешает выйти из этого дома вместе со мной?
ХУЗА. (Испуганно и волнуясь.) Зара, ты говоришь необдуманные слова. Уйди из моего дома.
ЗАРА. Я уйду, но пусть уйдет и он со мной.
МАРК. Сейчас мне смешно, но не заставляй меня сердиться.
ЗАРА. Ты трус, если ты не пойдешь со мной.

Марк направляется к своим солдатам, которые сидят не обращая ни на что внимания, он берет у них мечи, оборачивается и бросает один меч Заре, меч падает у ног Зары. Зара поднимает его. Марк выходит из дома. Зара идет вслед за ним. Его пытаются удержать, но вырывается и выбегает вслед за Марком. Все стоят молча. Марк возвращается почти сразу, его меч в крови.

МАРК. Он даже не умел его держать. (Бросает свой меч.) Но ему не стоило называть меня трусом, из-за этого я получился просто убийцей.
ХУЗА. (Слугам.) Идите быстро, отнесите Зару домой, к родителям. А ты беги за лекарем и пришли его к ним.
МАРК. А я слышал, что вы к свои умершим приглашаете церковников. Ты идешь со мной, Мария?
МАРИЯ. Нет, не сегодня. Нет.
МАРК. Что ж, я завтра буду еще здесь. Я буду ждать тебя завтра.
МАРИЯ. Я приду завтра.

Гости Хузы начинают расходиться. Играет грустная скучная музыка.

Сцена третья

Мария и Марк стоят рядом, друг против друга. За ними рыночная площадь, слышен шум рыночной толпы. Чуть в стороне, прячась, за Марией и Марком наблюдает Иохим.

МАРИЯ. И ты не можешь задержаться еще хоть на несколько дней?
МАРК. Нет, Мария. Я и так пренебрег своими обязанностями и уже задержался на несколько дней в вашем городе. И это из-за тебя.
МАРИЯ. Ты жалеешь?
МАРК. Нет. Но я воин, а сейчас я послан нашим императором, и дела государства для меня важнее любви.
МАРИЯ. Что может быть важнее любви?
МАРК. Для женщины – да. Но не для мужчины. Ты бы сама не могла любить такого мужчину, который держался бы лишь за твой рукав и не думал о делах.
МАРИЯ. Наверное ты прав. Возьми меня с собой.
МАРК. Тебя с собой? Куда?
МАРИЯ. К тебе, в Рим.
МАРК. Но сейчас я еду к вашему царю, я должен передать Ироду письмо от императора, и лишь получив ответ, я смогу вернуться домой. И потом, у меня есть жена.
МАРИЯ. Но мне не обязательно быть твоей женой и жить в твоем доме.
МАРК. Мне пора ехать, Мария.
МАРИЯ. Да, Тебе пора уезжать.
МАРК. Мне жаль того юношу, как его звали?
МАРИЯ. Зара.
МАРК. Да, Зара. Но он сам виноват.
МАРИЯ. Он любил меня.
МАРК. Да, он любил тебя.
МАРИЯ. Мне тоже его жаль, но я не любила его.
МАРК. Прощай, Мария.
МАРИЯ. Прощай.

Марк быстро уходит, Мария смотрит ему вслед. В это время к ней сзади подбегает Иохим, он вцепляется Марии в волосы.

ИОХИМ. А-а, проклятая блудница, наконец-то я тебя нашел.

Схватив Иохима за руки, Мария освобождает волосы и отталкивает Иохима.

МАРИЯ. Ты меня нашел? А ты не знал, где я? Все эти дни ты не знал с кем я? Или, прячась вон за той стеной, ты сомневался, что это я разговариваю с другим мужчиной?
ИОХИМ. Ты, мерзкая прелюбодейка, как твой язык поворачивается говорить в глаза своему мужу о твоих похотливых делах?
МАРИЯ. Ты мне муж? Да какой ты муж, когда ночью вместо того, чтобы ласкать жену, ты только деньги свои считаешь.
ИОХИМ. Не зли меня женщина, или клянусь, я накажу тебя.
МАРИЯ. Мне смешно слушать тебя и я бы смеялась, если бы еще больше мне не было противно.
ИОХИМ. Нет, клянусь пророком Моисеем и всей мудростью Соломона, ты будешь наказана.
МАРИЯ. Я и так наказана тем, что мне приходится видеть и слышать тебя.
ИОХИМ. Вот что ты говоришь? Ну так знай, что терпение мое истощилось, как прозрачный родник который забросали камнями и землей.
МАРИЯ. Родник не засыплешь камнями и землей, он всегда найдет для себя выход, а вот грязную лужу... И я рада, что наконец-то это случилось.
ИОХИМ. Я бы мог отвести тебя, и чтобы тебя судили, и чтобы постановили бы забросать тебя камнями. Но я не так жесток, и я просто вгоняю тебя из дома, и ты мне больше не жена.
МАРИЯ. И ты считаешь это наказанием? Но все равно, ты опоздал, я сама решила, что больше не вернусь к тебе.
ИОХИМ. Ты так решила?
МАРИЯ. Да, я только пойду и заберу из твоего дома свои вещи.
ИОХИМ. Нет в моем доме твоих вещей, в моем доме только мои вещи.
МАРИЯ. Там мои украшения и наряды и не ты мне из дарил.
ИОХИМ. А кто тебе их дарил?
МАРИЯ. Другие мужчины.
ИОХИМ. Что? Другие мужчины тебе их дарили? Не было у тебя других мужчин и никто тебе ничего не дарил.
МАРИЯ. Посмотри вокруг, над тобой народ смеется.
ИОХИМ. Я плюю на народ. Тьфу мне на народ. Все что есть в моем доме – принадлежит мне.
МАРИЯ. Кроме того, что принадлежит мне. Я пойду и все свое заберу и уйду от тебя.

Мария быстро уходит, Иохим бежит следом за ней. На то место, где стояли Мария и Иохим выходят двое людей, Это Мафусаил и Наассон. Мафусаил смеется.

НААССОН. Как только, Мафусаил, ты можешь смеяться? Эта женщина погрязшая в похоти и разврате ославила наш город на всю Галилею, и даже за пределами знаю имя Марии прозванной Магдалиной, а ты смотришь на то, как она порочит своего уважаемого мужа и смеешься над этим.
МАФУСАИЛ. Не такой уж он уважаемый, да ты и сам знаешь, что этот меняла не то что положенную дидрахму, а ассарий жалеет на нужды храма.
НААССОН. Истина твоя, Мафусаил, но и такую женщину терпеть в нашем городе тоже не престало. А недавно по ее вине погиб сын уважаемого человека, и он требуют наказания для нее.
МАФУСАИЛ. Зара умер по своей глупости и от руки римского посланника. И чем она тебе не нравится, разве твоей плоти она не доставляла радости. Сознайся, ведь нас никто не слышит.
НААССОН. Что ты говоришь, Мафусаил, я даже смотреть на нее считаю грехом.
МАФУСАИЛ. И напрасно, она женщина, каких мало. Но суть в другом. Суть в том, что она нам скоро понадобится.
НААССОН. Для чего она нам может понадобиться?
МАФУСАИЛ. Придет время и узнаешь. И то, что она хочет уйти от Иохима, нам от того еще больше пользы.
НААСОН. Какая нам от этого может быть польза?
МАФУСАИЛ. Такая, что у нас будут развязаны руки и Иохим нам не сможет помешать.
НААССОН. В чем?
МАФУСАИЛ. Всему свое время. Вот она возвращается. Она забрала свои вещи из дома Иохима. Я уйду, а ты сделай так, чтобы Иохим успокоился и отпустил ее не вмешивая посторонних и тем более нас.

Мафусаил уходит. Появляются Мария и Иохим. Иохим уже не ругается и вид у него жалкий.

ИОХИМ. Вернись, Мария, я все прощу.
МАРИЯ. Я не прощу себе, если останусь.
ИОХИМ. Мария, я погорячился, Мария. Чего вгорячах не скажет муж своей любимой жене и чего не скажет погорячившись жена своему любимому мужу.

Мария рассмеялась.

ИОХИМ. Я сознаю несправедливость своих слов и готов поклясться, что ты самая верная и преданная жена из всех жен, какие только есть.
МАРИЯ. Ты ошибаешься, Иохим, я не предана тебе, и никому не желаю быть преданной. Найди себе собаку, может она будет преданной тебе, если, конечно, будешь ее кормить досыта.
ИОХИМ. Если ты уйдешь, я обращусь к церкви и пусть там решают, как с тобой поступить.
НААССОН. Кто здесь говорит о церкви и не видит служителей ее? Это ты, Иохим?
ИОХИМ. О, Наассон, вот ты-то мне и нужен, ты мне поможешь. Эта женщина, эта моя неверная жена, она есть прелюбодейка и грешница, и я хочу чтобы церковь судила ее и вынесла ей приговор.
НААССОН. Ты называешь свою жену прелюбодейкой, но прав ли ты? Есть ли свидетели ее прелюбодеяния? И о каком грехе ты говоришь, и какое наказание для нее ждешь?
ИОХИМ. Разве не грех, что жена уходит от мужа, и наказания я для нее хочу такого, чтобы ей не позволяли уходить от мужа и оставили ее со мной.
НААССОН. Не слишком ли жестокое наказание... То есть, я хотел сказать, не заповедовал ли нам сам Моисей закон по которому муж волен разводиться со своей женой, как и жена со своим мужем?
ИОХИМ. Это неправильный закон.
НААССОН. Как ты сказал?
ИОХИМ. Нет, нет, я ничего не говорил, но я прошу, чтобы суд решил, что ей нельзя уходить от меня.
НААССОН. До последних твоих слов я еще не мог бы определить, какое решение примет церковь, но твои кощунственные слова о несправедливости законов Моисея уничтожили всякие сомнения во мне, и я вижу, что грешник – есть ты.
ИОХИМ. О, справедливейший Наассон, я сам не понимаю, как могли такие слова сорваться с моего поганого языка, и я готов чем угодно искупить свой грех.
НААССОН. Эта женщина, как я уже сказал, вольна жить или не жить с тобой по ее собственному желанию. Грех же твой можно искупить вложив двойную пошлину на храм, то есть – один статир.
ИОХИМ. Я готов заплатить сколько ты мне говоришь, и прямо сейчас.
НААССОН. Да, мы сейчас пойдем с тобой в храм и там ты искупишь свой грех.
ИОХИМ. А как же Мария?
НААССОН. А Мария пусть идет куда ей вдумается. Пойдем, Иохим.

Иохим и Наассон уходят, удивленная Мария остается одна, она задумчиво стоит посреди улицы. Появляется Хуза со своим слугой, увидев Марию, он подходит к ней.

ХУЗА. Мария, рад видеть тебя. Что-то случилось, Мария? Почему ты стоишь посреди улицы и никуда не идешь, и почему в руках твоих такой тяжелый узел? Такой тяжести твои руки не должны касаться. (Слуге.) Возьми-ка у нее этот узел. (Слуга берет из рук Марии узел.) Куда ты собралась, Мария, пойдем я тебя провожу и помогу тебе отнести эти вещи.
МАРИЯ. Я пока сама не знаю, куда собралась. Я ушла от Иохима, и думаю, куда мне идти.
ХУЗА. Зачем же ты думаешь, когда знаешь, что мой дом всегда открыт для тебя. Идем ко мне и ты будешь там жить. Согласна?
МАРИЯ. Спасибо, Хуза, я согласна. Только знаешь что, ты сейчас иди по своим делам, а твой слуга пусть отнесет мои вещи к тебе, а мне сейчас нужно побыть одной, я к тебе приду вечером.
ХУЗА. Как желаешь. (Слуге.) Слышал? Иди отнеси это в дом. (Марии.) Так вечером я тебя жду у себя.
МАРИЯ. Может быть я приду раньше.
ХУЗА. Тем лучше.

Мария уходит. Хуза со слугой направляются в другую сторону, Хуза оборачивается, громко говорит вслед Марии.

ХУЗА. Но вечером я тебя жду обязательно.

Сцена четвертая

Слышен шум волн. Мария на берегу озера. Сначала она стоит и смотрит вдаль, потом опускается на колени.

МАРИЯ. Что меня мучает? Почему мне так тяжело? Почему в груди моей не утихает пламя? Почему ни веселье, ни вино не дают мне освобождения от тяжести, которая копится в моей груди и лишь позволяет на время отвлечься, забыться. Почему год от года, месяц от месяца, день ото дня все больше и больше во мне боли, мучений, терзаний? Что меня мучает, что меня разрывает изнутри когтями, словно серая крыса сидит во мне и рвет изнутри мою плоть, царапает сердце. Я перестала бояться смерти и боюсь только боли внутри меня. Я, такая сильна, молодая и тело здорово, а во мне что-то болит, и хочется стонать, кричать и звать кого-то. Но некого звать и некому мне помочь, и я одна, а вокруг лишь глаза, и давно бы ушла ото всех, шла бы по воде все дальше и дальше, пока это озеро не скрыло бы меня всю. Но я делаю этого, я чего-то жду, мне кажется что-то должно случиться. И я подожду, я подожду еще немного.

Рядом с Марией появляется мужчина, это Азор. Он подходит к Марии, Мария вскакивает с колен.

АЗОР. Что ты здесь делаешь одна?
МАРИЯ. Я тебя не знаю. Кто ты?
АЗОР. Меня можно назвать как угодно, зови меня Азор. А тебя я знаю.
МАРИЯ. Ничего удивительного. Как ты здесь оказался, ты следил за мной?
АЗОР. Да, я хотел поговорить с тобой.
МАРИЯ. Говори.
АЗОР. А ты не боишься меня?
МАРИЯ. Какое зло ты мне можешь причинить?
АЗОР. Ты права. (Рассматривает Марию.)
МАРИЯ. (Раздраженно.) Говори или уходи, или я уйду.
АЗОР. Хочешь быть богатой?
МАРИЯ. Я не бедна.
АЗОР. Да, мужчины дарят тебе дорогие подарки и ты не нуждаешься. Но пройдет время и эти подарки станут дешевле, а потом пройдет еще время и тебе совсем перестанут делать подарки. А хочешь жить в роскоши до конца своих дней?
МАРИЯ. И что я для этого должна сделать?
АЗОР. Пойдем со мной.
МАРИЯ. (Усмехается.) Ты богат и знатен?
АЗОР. Нет.
МАРИЯ. Тогда куда ты меня зовешь?
АЗОР. Мы будем переходить из города в город, из страны в страну, нигде не задерживаться надолго, и, уходя из каждого города, мы будем становиться богаче и богаче, оставляя каждый город, мы будем уносить с собой золото и драгоценности, и когда всего этого у нас будет так много, что мы не сможем нести это в руках, а погрузим все на повозку, мы пойдем к морю, сядем на корабль и уплывем. Мы сможем уплыть в какую угодно страну, какая тебе нравится? Можем жить в Риме. У тебя будет красивый дом и много слуг и рабов, и богатство сделает тебя знатной.
МАРИЯ. (Задумчиво.) Уйти из этого города, увидеть другие страны и других людей... (Азору.) Но откуда возьмется золото и откуда появятся драгоценности? У тебя что, в каждом городе спрятан клад? Или все богатые люди во всех городах твои должники?
АЗОР. Клада у меня нет ни одного, но о должниках ты сказала правильно, они у меня есть, как и каждого бедного человека родившегося от бедных родителей, которые всю жизнь работали, а плату за их труд забирали себе богатые.
МАРИЯ. Я не понимаю.
АЗОР. Мы будем забирать себе то, что заработали наши родители и родители наших родителей, но что они не получили, а богатые присвоили себе.
МАРИЯ. Кажется я понимаю.
АЗОР. Я знал, что ты умна.
МАРИЯ. Ты хочешь воровством добыть все, о чем говорил.
АЗОР. Отобрать у вора принадлежащее тебе – разве это воровство?
МАРИЯ. Тебя поймают и убьют.
АЗОР. Если все делать умно, никто нас не поймает.
МАРИЯ. Ты сказал: "нас", разве я дала свое согласие?
АЗОР. Я уверен, что ты не откажешься, иначе я не обратился к тебе.
МАРИЯ. Ты уверен, что я стану с тобой воровать?!
АЗОР. Это не воровство, Мария.
МАРИЯ. И потом, зачем тебе нужна я?
АЗОР. Ты красива, Мария, ты нравишься мужчинам, они будут звать тебя к себе и предлагать какое-то время жить с ними, прожив несколько дней в доме богача, ты будешь все знать и когда узнаешь, то скажешь мне, я приду ночью и ты мне откроешь дверь и скажешь, глее лежит то, что нужно забрать.
МАРИЯ. Уходи, или я все расскажу о тебе.
АЗОР. Ты не расскажешь.
МАРИЯ. Почему ты так думаешь?
АЗОР. Ты не из тех кто предает. Но главное, ты не можешь больше жить так, как жила, тебя мучает эта жизнь.
МАРИЯ. Уходи.
АЗОР. Через несколько дней мы встретимся. Ты теперь живешь у Хузы, постарайся узнать, где он прячет свои деньги.

Азор уходит. Мария садится на песок, склоняет на колени голову. Медленно, чуть пошатываясь, по берегу идет женщина, это Анна, но ее трудно узнать: волосы ее растрепаны, платье грязно, взгляд ничего не выражающий и не видящей, словно у слепой. Анна прошла мимо Марии. Услышав, что кто-то рядом, Мария подняла голову, увидела Анну, некоторое время смотрит на нее, словно не сразу узнает.

МАРИЯ. Анна, это ты?

Анна оборачивается, сморит на Марию.

МАРИЯ. Что с тобой случилось? Где ты пропадала? Я тебя уже много дней не видела. Где-то гуляла и веселилась? Тогда, видно, большое это веселье было, раз у тебя такой вид, почему я ничего не знала?
АННА. Мария? (Походит ближе к Марии.) У тебя есть немного денег?
МАРИЯ. Ты голодна или ты хочешь выпить вина?
АННА. Голода я не чувствую, хотя, кажется, давно не ела. Вина бы я немного выпила. Но деньги мне нужны на другое.
МАРИЯ. Расскажи, что случилось?
АННА. Помнишь тот день, когда мы веселились у Хузы, когда еще пришел тот римлянин.
МАРИЯ. (Словно немного растерянна и испугана.) Да. Помню.
АННА. Мы тогда разговорились о человеке об одном, о колдуне, который живет в пещерах, где раньше хоронили умерших. На следующий день я, сама не знаю почему, выпив вина, решила сходить туда и посмотреть. Мне было страшно, но мне было интересно и я же выпила вина. Я отправилась туда. Когда я вошла в его пещеру, я так испугалась, увидев его, что хотела убежать, но он меня удержал. Он говорил со мной, о чем не помню, потом он дал мне проглотить какой-то камешек, который во рту стал мягким, как глина. И я почувствовала такое блаженство, которого никогда не испытывала. Кажется этот колдун овладел мной, но я ничего не чувствовала, потому что блаженство, которое я испытывала, проглотив этот кусок земли, было сильнее всякого другого наслаждения. И потом, когда я пришла в себя, я почувствовала огромную слабость и боль во всем тебе, но он снова дал мне проглотить такой же кусочек земли или глины, или это был камень, который рассыпается во рту, и у меня вдруг все прошло и снова я почувствовала блаженство. И так продолжалось сколько-то дней, я сбилась со счета. А сегодня он мне сказал, что больше не даст того, что давал, пока я не схожу в город и не принесу ему еды и вина. И я пыталась просить деньги, но, видимо, со мной что-то случилось, что все мужчины, которые прежде звали меня к себе, теперь отворачивались и уходили от меня.
МАРИЯ. Пойдем, я куплю еды и вина, и я пойду с тобой к этому колдуну. Я его не боюсь, и я заставлю его сделать так, чтобы ты стала прежней.
АННА. Нет, Мария, тебе не нужно туда ходить, он страшный и он с тобой сделает то же, что сделал со мной.
МАРИЯ. Я не боюсь.
АННА. Ты не знаешь, он мне рассказывал, что когда-то он владел умами и душами людей и их у него было так много, что он сам не знает, сколько людей было, которые слушались его во всем, и не только из-за этой земли, которая приносит блаженство. Он может приказать людям и люди слабеют духом и не в силах противиться ему. Потом что-то случилось, я не знаю что, он не сказал, но ему пришлось убежать оттуда, где он был прежде, а все людям он приказал, когда убегал, войти в большую пещеру и выбить камни перед входом. Они так и сделали и входа не стало, его закрыли огромные камни, они обрушились и все люди так и остались там. Они знали, что так будет и все же это сделали.
МАРИЯ. Я сказала, что я не боюсь. Идем.

Мария, поддерживая шатающуюся Анну, уходит вместе с ней.

Сцена пятая

Темная пещера, освещается только слабым светом лучины. Слышится храп лежащего на шкурах человека. Появляются два слабо различимых силуэта, это Мария и Анна. Спящий зашевелился, приподнял голову, потом сел.

КОЛДУН. Ты пришла не одна? Зачем ты привела эту женщину? Что ей нужно?
МАРИЯ. Я пришла посмотреть на теля и узнать, правду ли о тебе говорят, и правду ли о тебе рассказала моя подруга.
КОЛДУН. И что ты увидела?
МАРИЯ. Еще ничего.
КОЛДУН. Ты еще ничего не увидела, но тебе уже страшно.
МАРИЯ. Что ты сделал с Анной? Почему она стала такой?
КОЛДУН. Она узнала, каким может быть блаженство, правда, она лишь коснулась того, что может быть настоящим блаженством. Подойди сюда, Анна. (Анна подошла, опустилась на колени.) Ты заслужила, на возьми.

Анна схватила что-то с руки колдуна, быстро положила в рот и проглотила. Почти сразу тело ее перестало дрожать, она села, а потом легла у ног колдуна.

КОЛДУН. Ты видишь, она теперь счастлива. А ты – Мария Магдалина.
МАРИЯ. Ты меня знаешь?
КОЛДУН. Я все знаю. И ты, говоришь, пришла посмотреть и узнать, правду ли обо мне говорят? Что говорят обо мне все правда, что бы ни говорили, и в том, что говорят есть меньше правды, чем та, которая есть.
МАРИЯ. Что же есть о тебе правда?
КОЛДУН. Подойди поближе. (Мария подошла ближе.) Правду обо мне всю все равно не узнаешь, а захочешь узнать – не выдержит сердце твое и разорвется, а малую правду знать, все равно, что ничего не знать. Поэтому не стремись понять меня, а только слушай и делай то, что я тебе скажу. Подойди ко мне еще ближе. Ты – Мария – жена меновщика, и ты похотливая блудливая жена его, и ты любишь золото, вино, наряды, и ты хочешь веселиться, смеяться и радоваться, и ты не можешь всего этого, потому что в сердце твоем сомнение. Сомнение – есть червь, который точит тебя, как точит червь дерево, и тогда образуются пустоты, и дерево кажется цветущим и красивым, и может даже давать плоды, но оно все больше и больше будет чахнуть, если не заполнить эти пустоты, влив в дерево другую плоть, со стороны. И ты это чувствуешь и отдаешь себя мужчинам, которые делают с тобой что захотят, а ты ждешь, когда твоя пустота заполнится и ты получишь блаженство и забытье. Но каждый раз ты убеждаешься, что все это только на короткое время, и блаженство уходит, а радости нет, а есть пустота и боль, и ты пьешь вино, но и оно тебе не помогает.
МАРИЯ. Что же мне делать?
КОЛДУН. Только я могу тебе помочь и дать то, что ты жаждешь. Я могу дать тебе то блаженство, которого ты еще не испытывала и я могу заполнить в тебе пустоту, которая снова и снова разверзается, как бы ты ее не пыталась заполнять. Вот, возьми, съешь это. Проглоти и ты сразу почувствуешь, как тело твое становится легче пуха и блаженство придет к тебе. Съешь это, съешь, а потом я наполню твои пустоты своей плотью и блаженство увеличится и ты поймешь многое, чего не понимала прежде, когда мое станет твоим. А потом я научу тебя разговаривать с идолами, так, что они ни в чем тебе не будут отказывать, и духи, их посланники, будут приходить к тебе и служить тебе. Съешь и ложись, и подними свои ноги, чтобы вошедшее из меня в тебя не ушло сразу, а все впиталось в тебя.

Мария делает шаг к колдуну, протягивает руку, чтобы взять то, что он ей дает, другой рукой она от слабости опирается о стену, рука ее касается огня лучины, Мария вскрикивает и отскакивает в сторону. Колдун, вскочив на ноги, хочет схватить Марию, но она, испуганно закричав, выбегает.

КОЛДУН. Будь проклят этот светильник. (Светильник гаснет.) Эта женщина, Мария, совсем не то, что Анна, в ней есть сила и ее сила мне нужна. Мне нужна сила сильных, и мне нужна такая женщина – Мария – не послушное животное, а мне помощник и советник, с которым вместе миром править я смогу. Я чувствую, она вернется... Вернется. Но почему я чувствую тревогу?..

Сцена шестая

Дом Хузы. Мария сидит задумчивая. Входит Хуза, подходит к Марии.

ХУЗА. Вот уже сколько времени ты живешь в поем доме и все это время ты грустна и задумчива. Или ты жалеешь, что ушла от своего Иохима? (Смеется.)
МАРИЯ. Как я могу жалеть о том, что ушла от мужа, если я никогда не считала, что у меня есть муж.
ХУЗА. Тогда что с тобой? Я всегда знал тебя веселой и смеющийся.
МАРИЯ. Не мог же ты считать, что если я не сплю, то обязательно смеюсь.
ХУЗА. Тебя не радуют даже те подарки, которые я тебе дал? Ведь любая женщина в этом городе может только завидовать тому, что имеешь ты.
МАРИЯ. В этом городе? Но разве мало других городов и разве мало других женщин, которые имеют то же, а разве мало женщин, которые имеют во сто крат больше, и имея много больше, разве вместе с этим видят они в глазах других людей насмешки и презрение? Нет, имея то же, что и я, и больше, они вместе с этим пользуются уважением и почетом.
ХУЗА. Уважением? Почетом? Где ты могла это видеть и от кого слышать, чтобы богатые женщины пользовались уважением и почетом? Таких нет. А если перед какой-то женщиной богатой склоняют люди головы, то лишь для того, чтобы скрыть свое презрение и свою неприязнь к ним...
МАРИЯ. Презрение и неприязнь , с которыми люди сморят на меня не скрывая этого.
ХУЗА. Что тебе за дело до их зависти. Мария, выпей вина, развлекись.
МАРИЯ. Я не хочу сейчас вина. Я хочу сейчас быть одна, а вечером я приду и буду веселая, ты увидишь.
ХУЗА. Хорошо. К тому же у меня тоже есть дела. (После небольшой паузы.) И ты права, Мария, Никто не может постоянно веселиться, даже глупцы делают перерывы в веселье.
Мария уходит. Скоро уходит и Хуза.

Сцена седьмая

Мария идет по берегу озера, она все так же задумчива и грустна. Появляется мужчина, это Азор, он подходит к Марии.

АЗОР. А я уж думал ты не придешь.
МАРИЯ. Я и не хотела приходить.
АХОР. Но все-таки пришла.
МАРИЯ. Да.
АЗОР. Ты решилась?
МАРИЯ. Да, я сделаю то, о чем ты меня просишь.
АЗОР. Ты не пожалеешь, ты станешь женщиной, которой будут завидовать жены самых знатных людей.
МАРИЯ. Не надо мне этого повторять, разве ты не понял, я не глупа и понимаю – твои слова могут быть просто приманкой.
АЗОР. Я еще не встречал такой женщины как ты, Мария.
МАРИЯ. Говори, что я должна сделать?
АЗОР. Когда в доме Хузы все уснут, ты тихо откроешь мне дверь и укажешь, где Хуза прячет свои деньги и ценности.
МАРИЯ. А потом?
АЗОР. Мы все заберем и уйдем.
МАРИЯ. Тогда все сразу поймут, что это сделала я и меня поймают, а со мной и тебя.
АЗОР. Ты права, я и хотел тебе предложить, чтобы я ушел один, а потом дождался тебя в условленном месте, но подумал, что ты побоишься обмана.
МАРИЯ. Обмануть ты можешь и потом, сбежав от меня с деньгами.
ЗАРА. Как и ты от меня.
МАРИЯ. Давай не будем сейчас обсуждать, кто из нас более изобретателен на зло и вероломство.
АЗОР. Согласен. К тому же нас не должны видеть вместе.
МАРИЯ. Уходи.
АЗОР. Так договорились – я спрячусь ночью у дома Хузы и буду ждать когда ты откроешь дверь.
МАРИЯ. Да. Иди.

Азор быстро уходит. Мария садится на землю, сидит, задумчиво перебирая камни. Неожиданно появляется человек, он медленно проходит невдалеке от Марии, не замечая ее, потом останавливается, задумчиво смотрит вдаль. Мария рассматривает его – лицо его гладко выбрито, он хорошо сложен. Мария окликает его.

МАРИЯ. Эй! (Он оборачивается к Марии.) Ты что здесь делаешь?
ОН. (Смеется.) Волов стерегу.
МАРИЯ. Своих или хозяйских?

  Он подходит к ней, садится рядом.

ОН. А разве не все равно?
МАРИЯ. Нет. Если хозяйских, то плохо тебе придется – волы твои разбежались и хозяин тебя накажет и велит избить палками.
ОН. А если своих?
МАРИЯ. Тогда еще хуже, тогда тебе придется наказывать самого себя.
ОН. Значит ты считаешь – самому себя наказывать это больнее, чем когда тебя наказывают другие?
МАРИЯ. Конечно. Когда тебя наказывают другие – тебе больно, но ты можешь злиться на того, кто тебя наказывает и от этого тебе будет легче. А если ты наказываешь сам себя, то злишься на самого себя и от этого наказание еще тяжелее.
ОН. Кто тебя научил этому?
МАРИЯ. Люди – когда меня наказывали, и сама – когда себя наказывала.
ОН. Ты всегда злишься, когда тебя наказывают?
МАРИЯ. Конечно, еще как, правда, это было, когда я была маленькой.
ОН. А если ты была виновата?
МАРИЯ. Все равно злилась.
ОН. А тебе не было жалко тех людей, которые тебя наказывали безвинно?
МАРИЯ. Тех людей?.. Тебя, может быть никогда не наказывали?.. Ты странный.
ОН. Почему тебе это показалось?
МАРИЯ. Почему? Ну, вот ты сидишь рядом со мной и даже не пытаешься обнять меня или хотя бы взять за руку.
ОН. Разве тебе этого хочется?
МАРИЯ. Мне хотелось быть одной.
ОН. Я тебе помешал?
МАРИЯ. Я же сама тебя позвала. А что ты подумал, когда я тебя позвала?
ОН. Что тебе хотелось быть одной, а потом ты увидела меня и решила удивить, показав, какая ты смелая.
МАРИЯ. (Помолчав.) Знаешь, мне с тобой скучно.
ОН. Тогда встань и уйди.
МАРИЯ. Мне хочется быть здесь, и чтобы ты ушел.
ОН. Разве это место принадлежит тебе?
МАРИЯ. Ну и оставайся.

Мария делает вид, что хочет уйти, но, пройдя несколько шагов, останавливается, медленно возвращается обратно.

МАРИЯ. Хочешь, мы покатаемся на лодке?
ОН. У тебя есть своя лодка?
МАРИЯ. Нет, я же не ловлю рыбу. Но мы возьмем любую и будем на ней кататься, я люблю кататься на лодке, и просто так люблю плавать и купаться, а потом мы вернем лодку на место, я всегда так делаю. Идем?
ОН. Идем.

Мария берет Его за руку и они бегут к озеру. Слышится плеск волн, смех Марии, слышится музыка. Потом они снова выбегают на берег, оба смеются, веселые, мокрые.

МАРИЯ. (Смеясь.) я плаваю лучше тебя, как смешно ты бултыхался в воде, когда упал с лодки. Ты бы утонул, я тебя спасла, ты должен быть мне благодарен.
ОН. (Смеясь.) Я тебе благодарен больше всего за то, что ты меня сама же и столкнула с лодки.
МАРИЯ. Но ведь так жарко. Знаешь, я такая голодная... Пойдем куда-нибудь поедим. Я знаю здесь недалеко есть место и мы там сможем поесть.

Он перестает смеяться и стоит молча, ничего не отвечает.

МАРИЯ. Если у тебя нет денег, то у меня они есть.

Мария сняла с шеи шнурок, на котором висел небольшой кошелек, спрятанный под платьем на груди.

ОН. Мне пора.
МАРИЯ. Ты не хочешь пойти со мной?
ОН. Прощай.

Он ушел не оборачиваясь. Мария сделала несколько шагов вслед за ним, потом остановилась. Мария смотрит ему вслед, потом медленно опускается на землю.

Сцена восьмая

Ночь. Дому Хузы. Горит слабый светильник. Мария сидит на низкой лежанке, задумчиво, не шевелясь. Входит Хуза.

ХУЗА. Что с тобой, Мариам? Утром ты обещала,  что к вечеру будешь весела, а вот уже ночь, а лицо твое все печально. Мне даже гостей пришлось проводить рано, сказав, что ты заболела. Не заболела ли ты на самом деле?
МАРИЯ. Нет, я здорова.
ХУЗА. Тогда что же? (Усмехается.) Может ты заскучала о своем муже Иохиме?
МАРИЯ. Ты говоришь глупое.

Хуза пытается обнять Марию, но она отстраняется.

МАРИЯ. Нет Хуза, не надо, наверное, я действительно больна, я чувствую слабость.
ХУЗА. Тогда я пошлю за лекарем.
МАРИЯ. Нет, это пройдет, со мной такое бывает.
ХУЗА. Может быть, ты выпьешь вина?
МАРИЯ. Нет, я не хочу, мне хочется сейчас быть одной.
ХУЗА. Что ж, если хочешь быть одна, оставайся.

Хуза выходит из комнаты, Мария остается одна, она поднимается с лежанки, медленно прохаживается по комнате.

МАРИЯ. Он меня обидел, но я совсем не злюсь на него. И почему я все думаю об этом? Он отказался пойти со мной – ну и что? Почему я чувствую себя виноватой сама? Как было весело: мы говорили, смеялись, шутили, катались в лодке – и был праздник, мне было хорошо, как было хорошо только в детстве, когда я не знала плохого, да Ито было всего несколько раз. Почему он отказался, когда я хотела угостить его чем-нибудь вкусным, и он не захотел не из гордости, что его будет угощать женщина, я это видела, чувствовала. Когда я сказала, что у него нет денег, то у меня есть, его лицо стало грустным, и мне даже показалось, что он меня жалеет. Почему я чувствую себя так, словно я маленькая девочка и меня наказали, но я не знаю за что, но знаю, что справедливо. Я же видела, что ему было хорошо со мной, весело и он радовался, и он сам был как ребенок. Почему же он отказался посидеть со мной за одним столом, за что он меня так обидел?

Слышится негромкий свист, Мария вздрагивает и замирает. Она долго стоит не двигаясь, негромкий свист повторяется.

МАРИЯ. Я забыла. Нет, я не открою ему.

Свист повторяется снова.

МАРИЯ. Нет, надо ему сказать, чтобы он уходил, что я раздумала.

Мария уходит к дверям. Быстро но бесшумно входит Азор, взволнованная Мария следом за ним.

МАРИЯ. Уходи. Я же сказала, что отказываюсь делать то, что ты задумал.
АЗОР. Что отказываться, когда уже сделала?
МАРИЯ. Уходи или я позову людей.
АЗОР. Ты никого не позовешь и ты покажешь мне, где Хуза прячем свои деньги.
МАРИЯ. Этого не будет, уходи, Азор.
АЗОР. Ты никого не позовешь и ты покажешь мне, где Хуза прячет свои деньги или тебе будет плохо. (Он вынимает нож, показывает его Марии.)
МАРИЯ. Ты меня хочешь этим напугать, но ты меня только злишь. Уходи.
АЗОР. Ты смелая, но ты не должна быть глупой. Я не буду тебя пугать ножом, потому что ты все равно не позовешь никого, ведь ты сама мне открыла дверь. А где Хуза прячет деньги, я сам найду.
МАРИЯ. Хуза еще не спит.
АЗОР. Тем хуже ему. (Снова показывает нож.)
МАРИЯ, Пусть со мной делают что хотят, но я все равно закричу.
АЗОР. Не зли меня, Мария.

В комнату входит Хуза, удивленно смотрит на Азора.

ХУЗА. (Марии.) Кто этот человек? (Азору.) Кто ты такой и что ты делаешь в моем доме?
АЗОР. А вот сейчас узнаешь.

Азор бросается на Хузу, пытается ударить его ножом, но Хуза хватает подушку и защищается ей. Мария хватает кувшин и ударяет Азора по голове, тот падает.

ХУЗА. Он Хотел меня зарезать, это грабитель. Надо позвать стражу.

Хуза высовывается в окно и кричит. Мария теперь Хузу ударяет кувшином по голове, Хуза падает. Мария начинает трясти Азора, пытаясь привести его в чувство, льет воду ему на голову. Азор приходит в себя.

МАРИЯ. Скорее уходи, сейчас в доме будет стража.
АЗОР. Тебя трудно понять, Мария – сначала ты спасаешь Хузу, теперь меня.
МАРИЯ. Уходи.

Азор убегает. Застонав, приходит в себя Хуза. Он поднимается, смотрит на Марию.

ХУЗА. А где грабитель?
МАРИЯ. Он убежал. Ты стал звать стражу, а он вскочил и ударил тебя по Глове и убежал.

Вбегает Иософат и двое стражников.

ИОСОФАТ. Кто кричал? Кто звал стражу? Что случилось, Хуза?
ХУЗА. Ко мне в дом забрался грабитель. Скорее, надо поймать его.
ИОСОФАТ. (Стражникам.) Бегите и обыщите все улицы.

Стражники быстро уходят. На улице слышен удаляющийся шум, крики.

ИОСОФАТ. (Хузе.) Кто это был? Ты не знаешь его?
ХУЗА. Нет, я прежде его не видел.
ИОСОФАТ. И ты, Мария, никогда не видела того человека?
МАРИЯ. Нет, я не знаю его.
ИОСОФАТ. Как он пробрался в дом?
ХУЗА. Не знаю, я сам запирал ведь дом на ночь. (Смотрит на Марию.) Он был здесь, в этой комнате, как он мог оказаться здесь?
МАРИЯ. Откуда мне знать? Я собиралась ложиться спать и в это время он ворвался в комнату и стал пугать меня ножом.
ХУЗА. Это ты его впустила. Я теперь понял, этот человек приходил не чтобы ограбить меня, а он приходил к тебе, похотливая женщина, потому ты и притворилась больной. А может он приходил и к тебе и чтобы ограбить меня?
МАРИЯ. Ты от страха потерял разум и говоришь пустое. Кто как ни я спас тебя, когда он набросился на тебя с ножом?
ИОСОФАТ. Это правда, Хуза?
ХУЗА. Да, это правда, она ударила его по голове и он упал.
ИОСОФАТ. Тогда зачем ты спешишь с обвинениями?
ХУЗА. Ты прав, может она и не виновата.
ИОСОФАТ. (Негромко.) А может ты и прав.
ХУЗА. (Тихо.) Ты так считаешь?

Иософат и Хуза и дальше продолжают говорить тихо, чтобы Мария их не слышала.

ИОСОФАТ. Я подумал о другом. Мафусаил рассказал мне о том, что он придумал, и то, что случилось сейчас в твоем доме может нам помочь.
ХУЗА. Что придумал, что может помочь?
ИОСОФАТ. Скоро узнаешь.

Возвращаются стражники.

ПЕРВЫЙ. Мы никого не смогли найти.
ВТОРОЙ. На улице темно и легко спрятаться.
ПЕРВЫЙ. Да, на улице темно.
ИОСОФАТ. Если он в городе, мы его поймаем. Хуза, ведь ты его запомнил? И ты, Мария, запомнила его?
МАРИЯ. Я его плохо разглядела, я очень испугалась, когда он вошел с ножом.
ИОСОФАТ. Я ухожу, Хуза, он сюда больше не вернется, но если хочешь, я оставлю одного человека у тебя в доме.
ХУЗА. Нет, не надо, конечно он больше не вернется. И ты, Мария, напрасно обвиняешь меня в том, что я испугался.
ИОСОФАТ. А утром я к тебе зайду, Хуза, и мы поговорим. И ты, Мария, будь дома, ты тоже будешь нужна.
МАРИЯ. Зачем?
ИОСОФАТ. Об этом ты узнаешь утром.

Иософат и стражники уходят.

ХУЗА. А может это был правда не грабитель? Мария?
МАРИЯ. Хуза, зачем бы я стала звать мужчину к тебе в дом, когда я могу встретиться с кем мне захочется где угодно.
ХУЗА. Ты развратница.
МАРИЯ. Если ты со мной имеешь дело, то ты сам такой же. И если ты будешь меня ругать, то я уйду.
ХУЗА. Нет, Мария, я тебя не ругаю, оставайся. К тому же ты слышала, что сказал Иософат – ты ему завтра будешь нужна.
МАРИЯ. Зачем?
ХУЗА. Откуда мне знать?
МАРИЯ. Тогда оставь меня, я хочу спать, уже скоро утро.
ХУЗА. Да, я пойду к себе.

Хуза выходит из комнаты. Погасив светильник, Мария ложится. Начинает звучать музыка, которая звучала, когда Мария была у моря, когда встретила Его, когда ей было так хорошо, легко и весело. Постепенно музыка затихает, начинает рассветать. В комнате становится все светлее, становится слышен шум улицы. Мария просыпается, он поднимается со своего ложа. В комнату входит служанка.

МАРИЯ. Скажи хозяину, что я пошла к озеру, искупаться.
СЛУЖАНКА. Когда сказать ты вернешься?
МАРИЯ. Скажи, что я вернусь скоро.

Мария уходит. Служанка выходит в другую дверь. Через некоторое время в доме раздаются голоса. В комнату входят Иософат, Наассон, Мафусаил. Входит служанка.

ИОСОФАТ. Что, хозяин еще не проснулся?
СЛУЖАНКА. Еще нет.
ИОСОФАТ. Разбуди его, скажи, мы его ждем.
СЛУЖАНКА. Хорошо. (Хочет выйти.)
ИОСОФАТ. А где Мария?
СЛУЖАНКА. Она пошла к озеру, сказал, что скоро вернется.

Служанка выходит.

МАФУСАИЛ. То, что ее сейчас нет – хорошо.
ИОСОФАТ. Пошла к озеру. Я пойду за ней, найду ее. А вы пока поговорите с Хузой, объясните все ему, и как с ней договориться.
НААССОН. А что с ней договариваться? Надо ей только сказать, надо ей только сказать, что она должна сделать, и дать денег.
МАФУСАИЛ. Иософат прав, нужно решить, как с ней разговаривать, эта женщина своенравна и бывает чрезмерно горда, хоть она и продажная женщина.
ИОСОФАТ. Да, поэтому вы убедить Хузу, что он должен нам помочь и убедить Марию деньгами.
МАФУСАИЛ. Когда будешь возвращаться с ней, разговаривай громко, чтобы мы с Наассоном могли услышать и уйти в другу комнату, так будет лучше, если она нас не увидит.

Иософат уходит. Входит Хуза.

ХУЗА. Наассон, Мафусаил, что привело вас ко мне так рано?
МАФУСАИЛ. Мы слышали к тебе в дом забрались грабители?
ХУЗА. И вы пришли только за тем, чтобы узнать, правда ли это?
НААССОН. Мы пришли, чтобы поговорить о женщине, которая живет сейчас у тебя.
МАФУСАИЛ. Мы начнем издалека, Хуза. Слышал ли ты, Хуза, о человеке, который уже некоторое время ходит по городам и селениям и проповедует среди людей?
ХУЗА. Не среди коров же ему проповедовать.
МАФУСАИЛ. Не шути, Хуза.
ХУЗА. Несколько лет я находился в далеких странах, где торговал и обменивал товар, и только недавно вернулся. Но я уже слышал об этом человеке. Но почему вы спрашиваете про это?
НААССОН. Потому что этот человек опасен, он проповедует против нас – истинных служителей церкви.
ХУЗА. Я слышал и это. И мне кажется странным, отчего вы так боитесь его. Разве этот человек имеет власть? Я слышал, что он не имеет ничего, а власть имеет только тот, кто имеет большое богатство, и лишь это дает распоряжаться судьбами людей.
МАФУСАИЛ. Ты прав, Хуза, деньги дают власть и возможность приказывать другим делать, что тебе хочется. Но существо в том, что человек этот, хоть и не имеет власть приказывать и распоряжаться судьбами людей, но имеет власть распоряжаться умами людей. Он умен и красноречив, и в споре с ним трудно состязаться, потому что он находит такие доводы, на которые другие не способны ответить.
ХУЗА. Что с того? Я много странствовал и приходилось встречаться со многими умными людьми – мудрецами и философами, и разговоры с ними так же трудны и сложны, но это и интересно. А вреда от них я никакого не видел – они говорят и даже записывают свои мысли на пергаменте, и их слушают и дивятся их мудрости, но они опасны лишь один для другого, а остальные люди только наблюдают, кто из них победит в споре и красноречии, и другого внимания к ним нет, потому что их слова хоть и интересны, но это только слова, и они не способны ничего изменить в происходящем.
МАФУСАИЛ. Ты долго был в чужих странах и поэтому много не знаешь. Мудрецы и философы, о которых ты говоришь, желают лишь показать свою мудрость и удивить ей людей, и говорят при этом непонятное. И если бы этот человек просто рассуждал, в этом не было бы вреда. Но он говорит простыми словами, а слова эти проповедует против служителей церкви, он хулит власть и хула его возмущает против богатых. Он говорит: легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому попасть Царствие Небесное.
НААССОН. Ругая и понося священников, он называет нас лицемерами, и лицемерами же называет людей дающих большую дань на содержание храмов, обвиняет добропорядочных людей в том, что они молятся, желая лишь того, чтобы другие видели их усердие, но молятся о том, чтобы приумножить свое богатство и замаливают грехи того, что обманом наживают богатство свое, сами же после этого идут и грешат и развратничают. И внушает, что священники учат закону Моисееву, но сами не поступают по тому закону.
МАФУСАИЛ. И многие идут за ним и поддерживают его, оттого, что говорит он так, что ему верят. И есть среди тех, кто идет за ним, есть те, кто стал называть его сыном божьим. Есть ли большая нечестивость?
ХУЗА. Теперь я понимаю, вы правы. Но нет такого человека, который создан из плоти и крови и которого нельзя было бы лишить жизни, и нет такого мудреца, которого нельзя было бы перехитрить и обмануть, и если люди верят в его святость, то не сделать ли так, чтобы они в ней разуверились.
МАФУСАИЛ. Ты словно читаешь наши мысли, Хуза. Именно за тем мы и пришли к тебе.
ХУЗА. И именно за тем вам нужна Мария. Вы хитро придумали.
МАФУСАИЛ. Ты умен, Хуза, ты понял то, что мы хотим прежде, чем мы успели сказать об этом.
НААССОН. Но Мария – женщина, которая любит деньги и подарки, а мы бедны.
ХУЗА. (Смеется.) Это вы бедны? Понятно зачем вам нужна не только Мария, но и я. Но я согласен.

Послышали голоса Иософата и Марии.

МАФУСАИЛ. Вот, кажется идут Иософат и Мария. Мы спрячемся, не надо, чтобы она видела нас.

Мафусаил и Наассон уходят в другу комнату. Входят Иософат и Мария.

ИОСОФАТ. Среди других женщин, ты как луна среди маленьких звездочек. Ты подобна цветку лотоса в букете полевых цветов. Твоя красота – пьянящий нектар.
МАРИЯ. Так я не поняла, кем же ты хочешь чтобы я была, луной, цветком или нектаром?
ИОСОФАТ. Всем сразу.
МАРИЯ. Это невозможно. Луной можно лишь любоваться, цветом можно сорвать и держать в руках, пока он не завял и его не выбросишь, а нектар пьют, но и опьянение проходит.
ИОСОФАТ. Тогда будь цветком, который я могу сорвать и выпить его нектар при лунном свете.
МАРИЯ. А может быть, быть просто луной?
ИОСОФАТ. Луной любуются, но никто не платил за свет ее. За сорванный цветок и выпитый нектар положено платить.
МАРИЯ. Ты прав, и мне не хочется быть луной, она так одинока и бродит в темноте сама собою освещая путь, я же люблю когда вокруг светло и много людей.
ИОСОФАТ. Я рад таким твоим мыслям, и чуть позже мы с тобой продолжим этот разговор, а сейчас, Мария, у нас есть еще о чем поговорить.
ХУЗА. Вот уж не думал я, что суровый Иософат может быть красноречив как соблазнитель пробравшиеся в гарем богатого мусульманина.
МАРИЯ. Я думаю, что для тех несчастных женщин, видящих только евнухов, большого красноречия не надо.
ИОСОФАТ. Мари была грустна и не хотела со мной говорить, пока я не уговорил ее зайти в одно место и не выпить вина. Теперь Мария опять похода на прежнюю Марию.
МАРИЯ. А теперь говорите, что вам нужно отменяя и для чего тебе, Иософат, нужно, чтобы я была весела. Какая тебе от этого польза?
ИОСОФАТ. Мне безразлично, с каким мужчиной говорить, с веселым или печальным, потому что немного поговорив со мной, он все равно станет пуглив и труслив. Но женщины мне нравятся только веселые.
МАРИЯ. Может быть, вы хотите продолжить разговор о том, что было ночью?
ИОСОФАТ. Нет, наш разговор интересней.
МАРИЯ. Тогда я слушаю.
ИОСОФАТ. Слышали ли ты, Мария, что появился человек, который ходит среди людей и возмущает их своими речами?
МАРИЯ. О ком вы говорите?
ИОСОФАТ. О человеке из Назарета, который родился в Вифлееме.
МАРИЯ. Мне это безразлично.
ИОСОФАТ. Но нам это не безразлично.
МАРИЯ. При чем здесь я?
ИОСОФАТ. Мария, этот человек проповедует как пророк, возмущая народ, говорят о чудесах, на которые он способен, и говорят о его непорочности.
МАРИЯ. И что?
ИОСОФАТ. Если бы можно было сделать так, чтобы люди разуверились в нем, что слова его – одно, а поступки – другое.
МАРИЯ. Большего можешь не говорить, я уже поняла.
ИОСОФАТ. Ты умна, Мария.
МАРИЯ. Но я не согласна.
ИОСОФАТ. (Удивленно.) Почему?
МАРИЯ. Потому что вы этого хотите, вот если бы я сама этого захотела...
ХУЗА. А почему тебе этого не захотеть?
МАРИЯ. (И растерянно и возмущенно.) Ты так сказал, Хуза?! А я думала, ты будешь доволен моим ответом Иософату.
ХУЗА. Поверь, Мария, мне очень тяжело говорить тебе такое, но это нужно для того, чтобы не было беспокойства и смуты и чтобы ты и дальше могла жить беззаботно и весело.
МАРИЯ. Да какое мне до всего этого дело?
ИОСОФАТ. Тогда ты будешь жить спокойно и...
ХУЗА. ... в достатке.
МАРИЯ. Ты хочешь мне за это заплатить?!
ХУЗА. Да.
МАРИЯ. А если я все же откажусь?
ИОСОФАТ. Тогда, Мария, мы решим, что ты была заодно с тем человеком, который ночью забрался в этот дом.
ХУЗА. И к тому, Мария, может это так и есть, ведь я помню, я сам запирал все двери.
МАРИЯ. Вы меня не испугаете. А если будете пугать, тогда я точно откажусь.
ХУЗА. Что ты, Мария, мы и не собирались тебя пугать.
ИОСОФАТ. Ты сказала, что если будем тебя пугать, ты откажешься (как бы случайно добавляет) и окажешься в темнице. А значит, если мы тебя не будем пугать, а попросим...
МАРИЯ. То мое решение будет зависеть от того, насколько тяжела будет ваша просьба, а самое тяжелое, что я знаю, это золото.
ХУЗА. (Протягивая Марии кошелек.) Вот, и если ты скажешь, что он весит мало, то укажи мне человека, который за большую услугу запалит больше.
МАРИЯ. (Взяв кошелек.) Тому кто платит всегда кажется, что это слишком много, а кому уплачено, тот всегда считает, что могло бы быть и больше. Ноя окажу, что мне достаточно.
ИОСОФАТ. Я знаю, что этот человек недавно был в Каптернауме, и направился вдоль Галлилейского моря в сторону нашего города. И вот уже несколько дней находится в одном селении, что совсем недалеко от Магдал. Ты, Мария, сегодня иди и найди его, и под каким-то предлогом останься с ним наедине. Как сделать остальное, ты знаешь лучше меня.
МАРИЯ. Как я его узнаю?
ХУЗА. Такой человек не может не отличаться от других людей, как только ты его увидишь, ты его сразу узнаешь.
ИОСОФАТ. Я тоже не знаю, какой он из себя, но тоже уверен, что ты его сразу узнаешь.
МАРИЯ. Хорошо, тогда вечером я пойду.
ИОСОФАТ. ПОЧЕМУ НЕ СЕЙЧАС?
Мария. Потому что днем легко соблазнить тебя, Иософат, или какого-нибудь церковника Наассона, но если он человек сильный, как это говорите вы, то для этого нужна ночь.
ИОСОФАТ. Ты права.

Из другой комнаты быстро входит Наассон.

НААССОН. Как смеешь ты такое говорить обо мне, блудница?
МАРИЯ. (Смеется.) Я почему-то была уверена, что здесь не только Иософат и Хуза, но я все равно согласна, потому что то, что мне предложили, меня развеселит. А сейчас я ухожу. Мне хочется повеселиться, и без вас.

Мария, смеясь, быстро уходит. Из другой комнаты появляется и Мафусаил.

МАФУСАИЛ. Вы хорошо с ней говорили, только вы уверены, что она сделает, что обещала.
ХУЗА. Она это сделает. Я видел по ее глазам, что ее это веселит.
МАФУСАИЛ. Хорошо. А сейчас нас с Наассоном пора идти, народ уже собирается на  утреннюю молитву.
ХУЗА. И я пойду с вами, я так долго жил среди язычников, что мне нужно много молиться, чтобы очиститься.
ИОСОФАТ. Ну, а мне нужно следить за порядком.

Все расходятся.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Сцена девятая

Небогатое жилище. Свет небольшого светильника слабо высвечивает лица людей, расположившихся кто где. Здесь и тот с кем познакомилась Мария на берегу моря, с кем каталась на лодке. Но среди других выделяется не этот человек, другой – его лицо сурово и смотрит он на всех внимательным, как бы пронзительным взглядом – Петр, рядом с ним его брат – Андрей, он, в отличии от брата, кажется человек веселым готовым в любое время пошутить и посмеяться. Здесь же Иоанн, Иаков, Матфей, Иуда Искариот...

АНДРЕЙ. Учитель, когда к тебе подошел сегодня человек и попросил тебя разделить их с братом наследство, ты сказал ему: кто поставил меня судить или делить все? И еще ты сказал, что надо бояться любостяжания. И я понимаю, что невозможно разделить все между людьми поровну, и даже если это и сделать, то всегда найдется простой и найдется корыстолюбивый, и он отберет хитростью или силой у простого все. Но тогда получается, что нет справедливости и не может ее быть?
ОН. Один человек идет дорогой богатства и удовольствий, другой – нищеты и унижений, но лишь дороги разные – конец этих дорог сходится в одном месте.
АНДРЕЙ. Мне понятно, какой бы дорогой ни шел человек – богатства или нищеты, но приходят они в одно место – значит справедливость есть, и даже я понимаю больше, что когда оба эти человека придут к концу своей дороги, то тот, кто жил в довольстве, став на равные с нищим будет страдать оттого, что он потерял, а нищий радоваться приобретенному. Но тогда получается, что ничто не принадлежит ни человеку на этом свете?
ОН. То, что можно потрогать, увидеть, измерить, взвесить – это не принадлежит никому; мысли, разум одного человека – принадлежит всем; лишь чувства человека принадлежат ему одному.
МАТФЕЙ. Разве если есть овца у человека, не его ли это овца? Ведь он может ее съесть и ни с кем не поделиться, или дом его...
ОН. Овцу можно съесть и из шерсти сделать одежду, и пицца будет принадлежать твоему телу, но лишь до тех пор, пока ты снова не проголодаешься, а одежда не износится; дом тоже принадлежит человеку, но разве не может кто-то отнять этот дом или не придет смерть и не перестанет ли твой дом быть твоим?
АНДРЕЙ. А еще дом может сгореть, а овцу может съесть волк, а не человек, которому она принадлежит.
ФОМА. Но уж мои мысли-то принадлежат мне.
ОН. Если ты придумаешь, как пахать землю не впрягая в плуг волов, разве другие люди, увидев это, не станут делать так же?
ФОМА. А если я придумаю, но не стану этого делать, никто не увидит, и, значит, никому это не достанется.
ОН. Невысказанная мысль мертва, как не родившийся ребенок. Зачатый ребенок и убитый в чреве матери. Невысказанная мысль такой же грех, как и не дать ребенку родиться. И потом, найдется другой человек, который придумает, как пахать без волов.
АНДРЕЙ. Но если кто-то хорошо играет на музыкальном инструменте, или хорошо поет или танцует, не становятся ли его чувства чувствами других?
ОН. Да, можно дать прикоснуться к своим чувствам другому человеку, но лишь прикоснуться и лишь на время...

Открывается дверь и входит Мария. Все смотрят на нее и она рассматривает всех находящихся в доме, замечает Его, того, с кем каталась в лодке.

МАРИЯ. (Глядя на Него удивленно и немного испуганно.) Ты? Здесь?
ОН. Почему ты так удивилась? Разве ты не меня хотела увидеть, и не со мной поговорить?
МАРИЯ. (Нарочито безразлично.) Тебя? Нет. Зачем мне тебя видеть, и о чем мне с тобой говорить?
ПЕТР. Тогда зачем ты здесь? Говори или уходи.
МАРИЯ. (Подойдя к Петру.) Я хотела видеть тебя и хотела с тобой говорить.
ПЕТР. (Удивленно.) Со мной? Ты не ошиблась?
МАРИЯ. Разве можно тебя с кем-то спутать?
АНДРЕЙ. (Шутливо.) Да нет, конечно же, его ни с кем нельзя спутать. Хотя и меня тоже, да и все мы здесь разные.
МАРИЯ. (Петру.) Я хотела поговорить с тобой, мне нужен твой совет.
ПЕТР. Ты уверена, что тебе нужен мой совет?
МАРИЯ. Я уже сказала, что – да.
АНДРЕЙ. (Петру.) Неужели ты откажешь этой женщине? Она нуждается в твоем совете и помощи.
ПЕТР. Но если ты действительно о чем-то хочешь спросить меня – спрашивай.
МАРИЯ. Я не хотела бы говорить при всех. Нельзя ли мне с тобой поговорить наедине?
АНДРЕЙ. Конечно можно, о чем ты спрашиваешь?
ИАКОВ. Но может быть ты хочешь, чтобы мы все вышли отсюда?
МАРИЯ. Нет, что вы. (Петру.) Я тебе буду очень благодарна, если ты не откажешься выслушать меня.
ПЕТР. Что ж, если ты так просишь, пойдем, я выслушаю тебя.

Петр поднимается и выходит вместе с Марией.

АНДРЕЙ. (Смеется.) Учитель, она подумала на моего брата, что это ты.
ИОАНН. Но стоило ли вводить в заблуждение эту женщину?
ОН. Разве она сказала, что ей нужен я? Она сказала Петру, что он ей нужен.
ИОАНН. Но ты же понимаешь, что ей был нужен ты.
ОН. Да, я понимаю, но разве Петр младенец, который не может оказать помощь другому человеку, и зачем я буду вставать и говорить: ты ошибаешься, это я тебе нужен, это только я могу помочь тебе, а он этого сделать не сможет.
ИАКОВ. А вы хоть знаете, что это за женщина?
АНДРЕЙ. А ты знаешь?
ИАКОВ. Это Мария из Магдал, блудница и грешница каких мало.
ОН. Тем больше имеет право на совет и помощь.
ИУДА. Нет, она узнала тебя, учитель. Она так странно смотрела на тебя, потом сказала: ты здесь.
ОН. Она узнала, но приняла за другого.
ИАКОВ. Мне не понравилось, что она прятала глаза.
АНДРЕЙ. А глаза у нее красивые, и вообще она красивая.
ИОАНН. От красоты все зло.
ОН. Ты ошибаешься. Красота – в злых руках она несет зло, в добрых она защищает от зла.
АНДРЕЙ. Как оружие.
ОН. Это и есть оружие, и самое сильное из всего какое существовало и будет когда-либо существовать.
ИОАНН. Вот я и думаю, не зло ли принесло это оружие, которое увело Петра.
ОН. Ты боишься за Петра? Но он уже достаточно силен, чтобы справиться с тем злом, на которое решились пославшие ее.
ИУДА. (Задумчиво.) Но она очень красива.
ФОМА. Ты тоже красив, Иуда. Из всех нас ты здесь самый красивый.
ИУДА. И что с того?
ФОМА. Я просто сказал.
ИУДА. Ты, Фома, то во всем сомневаешься и ничего не принимаешь на веру, пока не потрогаешь, а то говоришь, что веришь этой женщине.
ФОМА. Я сейчас о ней и не говорил, я говорил о тебе.
ИУДА. А я не хочу, чтобы обо мне говорили.

Иуда поднимается и уходит.

АНДРЕЙ. Интересно все же, зачем она пришла?
ИАКОВ. Мы скоро узнаем это.

Сцена десятая

Темно. Петр и Мария стоят рядом.

МАРИЯ. Давай сядем на траву, когда стоишь, трудно говорить.
ПЕТР. Почему?
МАРИЯ. Твой голос.
ПЕТР. Что мой голос.
МАРИЯ. Ты говоришь так, что я чувствую себя виноватой, а ты как будто ждешь от меня признания и заранее не прощаешь.

Мария усаживается на траву, помедлив, Петр садится рядом.

ПЕТР. Говори, что ты хотела сказать.
МАРИЯ, Я не знаю с чего начать, но мне нужна твоя помощь.
ПЕТР. Если это в моих силах...
МАРИЯ. Я начну издалека, потому что мне трудно сразу сказать то, что я хочу сказать. Я была почти ребенком, когда мужчины уже начали обращать на меня внимание. Сначала я не понимала тех взглядов, которыми мужчины смотрели на меня и меня пугали их взгляды, но в этом страхе было и какое-то непонятное волнение и даже сладость, вызывавшие во мне дрожь и непонятные мне желания. Я чувствовала, как я от чего-то томлюсь и не понимала от чего. Я не понимала, что со мной происходит, когда внутри меня появлялось тепло, тепло появлялось где-то в груди. Оно появлялось в груди и постепенно перемещалось вниз, когда оно доходило до живота, тепло это превращалось в огонь, но оно опускалось еще ниже, и огонь становился жаром раскаленных углей. Я вся трепетала от этого жара, который был внизу моего живота, и ночами, вот такими, как сейчас, я вся тряслась, как в лихорадке, не понимая, что со мной происходит. Я сама трогала свои упругие груди и чувствовала сладость, но и еще больший жар разгорался внутри меня. Если ты сейчас дотронешься до моей груди, ту почувствуешь ту упругость. Груди мои сейчас так же упруги, но они стали больше и нежней. (Мария, взяв руку Петра, кладет ее на свою грудь.) Ты чувствуешь, как она упирается в твою ладонь, и, если ты положишь руку на мой живот, то ты почувствуешь тот жар, который овладевает мной и сейчас. Проведи рукой, опусти ее ниже и прижми ладонь к моему животу, почувствуй огонь внутри него, под моей кожей, которая нежна, как китайский шелк...

Мария медленно ложится на спину, кладет свою руку на руку Петра, лежащую на ее груди, и начинает постепенно опускать ее ниже. Но в этот момент Петр вскакивает на ноги, дыхание его тяжело.

ПЕТР. Ты мерзкая совратительница. Вот для чего ты позвала меня и для чего просила уединиться. Предавшись похоти со мной, ты хотела отвратить он меня моих товарищей и унизить меня в глазах учителя моего. Лишь для того тебе все это нужно было. А совратив меня, ты всем бы сказала об этом и тогда люди стали бы говорить, что вот, раз самый стойкий из его учеников, имя которому Камень, поддался искушению, то так ли крепка их вера в Него, и чему Он может научить, что они не способны даже сдержать похоти своей.

Мария тоже уже стояла на ногах. Петр замахнулся на нее, Мария сначала, от неожиданности, закрыла ладонями лицо, но тут же опустила руки, словно позволяя себя ударить. Но Петр повернулся и быстро пошел от Марии.

МАРИЯ. Так это был не он.

Мария снова садится на землю, закрывает ладонями лицо, тело ее начинает вздрагивать от плача. Неожиданно подул ветер, сверкнула молния, послышался раскат грома. Мария не обращает на это внимания, она не видит, как к ней подходит человек. Это был тот, с кем Мария каталась в лодке и с кем ей было так хорошо и весело.

ОН. Сейчас начнется гроза.

Мария вскакивает на ноги и испуганно стоит перед ним.

МАРИЯ. Зачем ты пришел?
ОН. Сейчас начнется гроза, я провожу тебя в дом, где ты сможешь укрыться от нее и переночевать.
МАРИЯ. Уходи, я не хочу тебя видеть.
ОН. Почему?
МАРИЯ. Тот, кто сейчас был здесь со мной, рассказал вам все.
ОН. Петр? Да, он все рассказал и ругал тебя.
МАРИЯ. Я не пойду с тобой, я тебе противна.
ОН. Нет, Мария, ты ни в ем не виновата, вина на тех, кто послал тебя.
МАРИЯ. Откуда ты знаешь это?
ОН. Зачем это тебе самой?
МАРИЯ. Да, я этого не хотела, но я не пойду с тобой.
ОН. Почему?
МАРИЯ. Если я тебе скажу, то ты подумаешь, что и от тебя я хочу добиться того же, чего хотела от того, кого по ошибке приняла Петра. И потом, я не труслива, но я боюсь теперь вашего учителя.
ОН. Но ты стоишь рядом со мной. Разве ты меня боишься?
МАРИЯ. Ты совсем другой, с тобой мне легко.
ОН. Но я и есть тот, за кого ты приняла Петра.
МАРИЯ. Ты?!!
ОН. Чем ты удивлена?
МАРИЯ. Но ты совсем не похож на того, о ком столько говорят.
ОН. По виду человека можно понять, сколько у него золота и рабов. Суть же человека определяется по его делам.
МАРИЯ. И поступкам?
ОН. Нет, поступки часто не соответствуют сути человека.
МАРИЯ. Мне трудно понять, я женщина.
ОН. Тебе это и не нужно понимать.
МАРИЯ. Почему?
ОН. Потому что ты женщина.

Оба рассмеялись.

МАРИЯ. Да, женщина больше понимают чувствами. Знаешь, с тобой очень легко и просто. Но скажи, правда ли ты веришь мне, что я не хотела делать того, что сделала?
ОН. Я тебе уже сказал, что знаю это.
МАРИЯ. (Помолчав.) Ты помнишь тот день, когда мы катались на лодке. Мне было так весело, как не было давно. Ты помнишь, ты отказался пойти со мной, когда я сказала, что у меня есть деньги и мы можем пойти поесть и выпить немного вина. Почему ты отказался?
ОН. (Говорит, словно ему не хочется, трудно отвечать.) А откуда у тебя были те деньги, на которые ты хотела угостить меня?
МАРИЯ. Какое кому до этого дело?
ОН. А думала ли ты о том: тебе ли принадлежит твое тело и твоя красота, которые ты продавала и на полученные от этого деньги хотела меня угостить.
МАРИЯ. Тело принадлежит мне.
ОН, А не Господь дал тебе его? и для того ли, чтобы ты торговала им? Если ты попросишь у другого человека на время платье, и тот, поверив тебе, даст его тебе, а ты для выходы своей продашь это платье. Что скажет тебе этот человек?
МАРИЯ. Я все поняла. И прошу тебя, не говори больше так со мной, ты сейчас совсем другой, я не думала, что ты таким можешь быть.
ОН. Никто никогда не бывает одинаков. (Вглядываясь в лицо Марии.) Ты сейчас думаешь о чем-то очень нехорошем.
МАРИЯ. Ты сказал – не распоряжаться своим телом. А если телом, и не только телом? Если другой человек стал распоряжаться всем другим человеком, против его воли, и мучает его?
ОН. Расскажи.
МАРИЯ. Тем, в пещерах, живет колдун, и моя подруга по глупости пошла туда, и теперь он над ней издевается и мучает ее, и я даже не знаю, жива ли она?
ОН. Ты можешь показать дорогу?
Мария. Ты хочешь сейчас пойти туда? Я была там днем и даже днем мне там стало так страшно, как никогда страшно не было.
ОН. Проводи меня туда.
МАРИЯ. Но с тобой мне не страшно. Пойдем, я тебе покажу.

Сцена одиннадцатая

Пещера колдуна, она освещена лучиной, в ней двое – колдун и Анна.

КОЛДУН. Ты уже едва двигаешься, ты мне больше не нужна, но если ты не хочешь, чтоб тебе было еще хуже, ты должна завтра пойти и привести ко мне другую женщину. Ты придумаешь что-то и заманишь сюда другую женщину.
АННА. Мария была здесь, она больше не пойдет, она боится.
КОЛДУН. Мария не нужна, у меня из-за нее плохое предчувствие. Но она была бы мне нужна. Не было бы у меня лучшего помощника, чем она. Я ошибся тогда, пожелав ей дать кусочек блаженства, она создана для другого, она могла бы со мной властвовать над душами людей. (Анне.) Ты придумаешь что-то и приведешь сюда женщину.
АННА. Я попытаюсь, но сейчас мне так тяжело, сделай чтобы облегчить мои страдания.
КОЛДУН. Хорошо, только помни, это в последний раз, если ты не сделаешь, что я тебе велел.
АННА. Я сделаю, я все сделаю.

Колдун поет в земле палкой, достает небольшой ящик. Но неожиданно он замирает и начинает прислушиваться, словно слушает всем телом.

КОЛДУН. Где шкура быка? Скорее, помоги мне закрыть вход. Нет, надо его закрыть камнем.

Колдун пытается большим камнем закрыть вход в пещеру, но в это время перед ним оказывается Мария и тот, кто с ней пришел. Мария стоит чуть позади, и видно, что ей страшно.

КОЛДУН. (Говорит быстро и испуганно.) Зачем, зачем ты пришел? Это она тебя привела. Я знал, чувствовал, что она не просто здесь была. Но что тебе нужно от меня? Уходи, я узнал тебя, что тебе от меня нужно?

Но тот, кому он это говорит, стоит неподвижно и смотрит на колдуна. Колдун начинает метаться по пещере, Он хочет броситься на пришедших, но его словно кто-то невидимый отталкивает и он снова начинает бегать по пещере, мечется будто ищет выход.

КОЛДУН. Нет во мне сейчас силы, чтобы с тобой бороться и ты воспользовался тем.
ОН, ты знаешь, кто я, зачем тогда говоришь о том, что у тебя могла бы быть сила бороться со мной.
КОЛДУН. Уходи, уходи отсюда. Уходи или выпусти меня, я уйду, выпусти меня.
ОН. Скольких ты погубил. И то зло, которое в тебе есть, оно, если ты уйдешь, уйдет вместе с тобой. И если ты просто губил людей, но ты губишь их души. И ты хочешь, чтобы я тебя отпустил?

Колдун мечется все быстрее и быстрее, и слышится его вой и стоны, и вдруг он падает на пол пещеры. Тогда тот, кто закрывал ему выход, отошел в сторону, взяв за руку Марию. Колдун еще некоторое время лежал неподвижно, потом резко вскочил и исчез в проходе. Уже издали послышался его дикий крик, а потом с грохотом посыпались камни, словно обрушилась скала.

ОН. Теперь все будет хорошо, Мария, не беспокойся.

Он подходит к лежащей Анне, проводит ей по волосам рукой, Анна, застонав, поднимается. Неожиданно в пещеру входят Петр и Андрей.

ПЕТР. Тебя долго не было. Ты нам не сказал не ходить за тобой и мы решили, что можем пойти.
АНДРЕЙ. А что здесь было? Мы видели, как невдалеке от нас пробежал кто-то.
ПЕТР. Какое-то дикое животное, кажется свинья.
АНДРЕЙ. А мне показалось, что это был человек, потому что мне показалось, он размахивал руками, словно его окружила стая диких пчел, только какие могут быть пчелы ночью. А потом этот человек или свинья, размахивающая руками, свалилась с обрыва в море и на нее обрушился каменный утес.
ОН. (Указывая на Анну.) Уведите отсюда эту женщину и позаботьтесь о ней.

Андрей и Петр уводят Анну.

ОН. Если хочешь, Мария, мы можем сейчас пойти и покататься на лодке, ведь ты любишь плавать.
МАРИЯ. Но ведь сейчас ночь и надвигается гроза.
ОН. Гроза давно закончилась и ночь уже прошла.

И действительно показался солнечный свет, падающий в проход пещеры.

МАРИЯ. (Удивленно.) Мы так долго здесь были?

Они выходят из пещеры, идут туда, где слышится плеск волн, скрываются, начинает звучать музыка, слышится веселый смех Марии.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Сцена двенадцатая

День. Мария лежит на земле, раскинув руки и закрыв глаза, лицо ее ярко освещено солнцем, рядом сидит Анна.

АННА. Мария, я тебя хотела спросить. Помнишь, когда мы с тобой решили уйти из города и пойти вместе со всеми, кто идет с Ним, ты помнишь, на следующий день, когда мы уже уходили, в городе поднялся шум и все стали говорить о чуде, о том, что в домах самых бедных людей стали находить деньги и драгоценности, и когда обратились к учителю и спросили его, он ли сделал это чудо? он сказал, что ничего не знает об этом, но если это так, он знает, кто это чудо сделал, но не может сказать, потому что это может сказать только тот, кто сделал это, если захочет.
МАРИЯ. Почему ты вспомнила об этом?
 АННА. Я просто подумала, куда ты могла деть все свои деньги и все украшения, которые у тебя были?
МАРИЯ. Зачем тебе это знать?
АННА. Прежде я думала, что ты их просто  спрятала, но теперь я знаю, что это не так.
МАРИЯ. (Смеясь.) Почему?
АННА. Потому что ты теперь не так Мария, которая была прежде, я знаю, что уже тогда ты была не той – ты изменилась за несколько дней. Скажи, это ты сделала то чудо?
МАРИЯ. Какое чудо? Что ты называешь чудом? Отдать деньги беднякам – это чудо?
АННА. Да нет, просто все сначала так думали, пока он не сказал, что это не так, вот и повторила.
МАРИЯ. Мы скоро придем в Иерусалим. Когда-то я хотела уйти из Магдал и жить в большом городе, где каждый человек не знает каждого встречного..
АННА. Где много римских солдат, которые не скупы и где можно провести время весело.
МАРИЯ. Да, прежде мне этого хотелось.
АННА. А разве тебе сейчас не хочется посмотреть на этот город?
МАРИЯ. Нет, сейчас почему-то, когда я думаю об этом городе, мне становится не по себе.
АННА. Отчего?
МАРИЯ. Я не знаю, но у меня какое-то предчувствие, мне кажется, там случится что-то нехорошее, отчего я буду страдать и мучиться всю жизнь.
АННА. Ты это говоришь? А ведь он учил против суеверий.
МАРИЯ. Это не суеверие, просто какая-то тревога входит в меня.
АННА. (Помолчав.) Знаешь, Мария, я заметила, что ты относишься к нему не совсем так, как все остальные.
МАРИЯ. Что ты хочешь этим сказать? Как я отношусь к нему?
АННА. Он для тебя не просто учитель, которому верят и которого любят за простоту, доброту, справедливость.
МАРИЯ. (Резко.) Никогда больше не говори об этом.

Появляется Иуда, он подходит к Марии и Анне.

ИУДА. Вот вы где?
МАРИЯ. Ты искал нас?
ИУДА. Нет, я здесь случайно.
МАРИЯ. Тогда почему сказал: вот вы где.
ИУДА. Просто сказал и сказал.
МАРИЯ. Ты всегда говоришь просто, чтобы что-то сказать?
ИУДА. (Анне.) Тебя спрашивала Сусанна, она хочет видеть тебя.
АННА. Она не сказала зачем?
ИУДА. Нет, просто она спросила, не видел ил я тебя? Ты ей нужна, пойди к ней.

Анна поднимается с земли, Мария тоже хочет уйти с ней.

ИУДА. Мария, подожди, я хотел тебе что-то сказать.
АННА. Я пойду узнаю, в чем дело.

Анна уходит.

МАРИЯ. Что ты хотел сказать мне?
ИУДА. Мне трудно говорить с тобой, ты со мной всегда говоришь, словно не любишь меня.
МАРИЯ. Я говорю с тобой, как ты этого заслуживаешь.
ИУДА. Почему я заслуживаю твоей нелюбви?
МАРИЯ. У меня нет к тебе нелюбви.
ИУДА. И все-таки?
МАРИЯ. Ты прежде больше остальных возмущался, что иду вместе с вами. Даже Петр скорее стал относиться ко мне с добротой и по-братски.
ИУДА. Моей вины нет в том, что я не хотел видеть тебя.
МАРИЯ. Вот и сейчас, ты обвинил меня в прошлой моей жизни.
ИУДА. Нет, ты не правильно поняла меня – ни моей вины нет в том, что я не хотел видеть тебя, ни твоей.
МАРИЯ. Я не понимаю.
ИУДА. Я к тебе отношусь не так, как к другим.
МАРИЯ. Я это заметила.
ИУДА. Но ты не знаешь причины.
МАРИЯ. Скажи.
ИУДА. Причина в том, что я отношусь к тебе, не как к сестре.
МАРИЯ. Как же ты ко мне относишься?
ИУДА. Мария, не моя вина, но я не могу не видеть в тебе женщины.
МАРИЯ. Если я правильно тебя поняла, то ты обвиняешь меня в том, что я соблазняю тебя.
ИУДА. Я тебя не обвиняю, хоть это и так. (Мария хочет уйти.) Не уходи, дай мне сказать. Ни твоей вины в этом нет, ни моей, и я уже давно хотел тебе сказать, что всегда, когда вижу тебя, со мной что-то происходит, и я не понимаю себя и злюсь на тебя. Выслушай меня, Мария, я не могу тебе этого не сказать. Я давно тебе хотел это сказать и не мог, но и не сказать не могу. Я хочу, Мария, чтобы ты была моей женой, да, женой, я не предлагаю тебе грешной связи, я хочу жить с тобой честно, и в этом нет ничего плохого. Мы уйдем и будем жить вместе, у нас будет дом и будут дети...
МАРИЯ. Нет, Искариот, я выбрала свой путь и другого не хочу. Я тебя понимаю, поверь, я тебя хорошо понимаю, я знаю это чувство, которое испытываешь ты, но если я для тебя не такая, как все другие женщины, и ты ко мне чувствуешь большее, чем к другим, то прости меня за то, что я думала о тебе плохо, и поверь, что теперь я к тебе буду относиться не так, как прежде. И давай будем с тобой, как брат и сестра. Разве не может относиться брат к своей сестре нежно и с любовью и не радоваться, когда ей хорошо, и печалиться, когда ей плохо.
ИУДА. Быть твоим братом, нет, я не хочу быть твоим братом.
 Иуда, схватив Марию, прижимает ее к себе, пытается поцеловать ее лицо. Мария отталкивает его, Иуда падает.

МАРИЯ. Вот как ты хотел со мной поступить, и ты говоришь, что я для тебя значу больше, чем любая другая женщина? А если я расскажу всем об этом?
ИУДА. Расскажешь? Кто станет верить тебе? Ты – продажная женщина. Я же одни из близких учеников Его. И кому поверят, тебе или мне?
МАРИЯ. Ты хочешь сказать другим, что я соблазняла тебя? Ну, так знай же, что теперь я обязательно расскажу всем обо всем.

Мария быстро уходит. Иуда падает на землю, бьет кулаками по земле, плачет. Потом он вскакивает и ненадолго скрывается, снова возвращается с ящиком, в котором звенят деньги. Осмотревшись по сторонам, Иуда убегает.

Сцена тринадцатая

Ночь. Горит костер. Все сидят у костра. Все смеются.

ИАКОВ. Учитель, расскажи ты, а от разве Матфея добьешься, чтобы он рассказал во по порядку.
ОН. (Весело улыбаясь.) Пусть расскажет Андрей, он лучше рассказывает такие истории.
ИАКОВ. Андрей такого навыдумывает...
ИОАНН. Пусть рассказывает. Рассказывай, Андрей.
АНДРЕЙ. Прошлой ночью учитель, уйдя ото всех, сказал, что не вернется уже в то селение, а пойдет сразу дальше и чтобы остальные шли дорогой, которую он указал, и догнали его. И помните, что я и Матфей ушли раньше остальных. У Матфея появилось какое-то спешное дело, о котором он хотел наедине поговорить с учителем, а я пошел просто...
ИОАНН. Ты ушел раньше, потому что ты поспорил со своим братом Петром и побоялся, что он тебя по-братски станет учить.
АНДРЕЙ. Ничего я не побоялся. Ну, слушайте дальше. Вскоре мы догнали учителя – он шел неспешна, и пошли уже втроем, и тут-то и случилось: выходят нам навстречу человек шесть или семь людей и, угрожая нам, требуют у нас деньги; в руках у них у всех большие ножи и палки и лица злые, что я даже растерялся и не знаю, что делать...
МАТФЕЙ. Да, и со страху он только вынул свой меч из-под одежды и стоит.
АНДРЕЙ. Да, я стою и не знаю, что делать, только, думаю, пусть не подходят ко мне, а то я не сдержусь от страха. И вот тут-то Матфей и рассмешил меня. Он как закричит, и прямо мне на ухо, так, что я даже чуть меч не выронил, а кричал он на них. Ах вы негодные люди, кричит он, что же это творится, никогда и нигде покою нет от вас разбойников, и прежде, когда был сборщиком подати от вас столько перестрадал – несколько раз чуть до смерти не забили, и теперь... Нет у меня, кричит, ни денег ни добра нет никакого, а вы требуете, чтобы вам что-то еще отдали.
МАТФЕЙ. А что, разве я не правду сказал? Мне и прежде приходилось терпеть – сначала пойди собери, а потом попробуй сохрани таких вот...
АНДРЕЙ. А разбойники, как встали, так и стоят, не знают, что им делать от такого поведения Матфея. Они даже слова не могут вставить между его слов и подойти бояться, видя, какой он сердитый, чувствуют, что первому, кто к нему подойдет – плохо будет...
И ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?
АНДРЕЙ. А дальше, учитель подошел к тем людям и стал с ними разговаривать. И, поговорив с ним и выслушав его, те люди стали просить у нас прощения и говорить, что никогда больше не буду этим заниматься.
МАТФЕЙ. Не так. Так сказали некоторые из них, а другие сказали, что никогда больше не будут отбирать у бедняков последнее, а будут грабить только богатых. А я думаю, что и правильно.
ПЕТР. Все равно не правильно. Вон, Иуды уже несколько дней нет. Куда он делся? А ведь он всегда ходил с ящиком, в котором были деньги. Не случилось ли с ним чего такого?
МАТФЕЙ. Я видел, как он быстро пришел, взял ящик и убежал не сказа ни слова. Только тогда я не обратил на это внимания, потому что он всегда ходит с этим ящиком.
ФОМА. А может Иуда просто убежал с тем ящиком, забрал деньги и убежал.
АНДРЕЙ. Не может быть, чтобы он наши деньги украл.
ФОМА. Да в общем-то и я так думаю.
МАТФЕЙ. Вот если б раньше такое случилось, я бы сразу сказал, в какой стороне сейчас Иуда.
ИАКОВ. Почему бы раньше ты знал это?
МАТФЕЙ. А так, что прежде я был мытарем и на деньги у меня был нюх.
АНДРЕЙ. А теперь?
МАТФЕЙ. А теперь пропала моя способность знать, в какой стороне деньги.

Костер затухает, все укладываются спать. Мария отходит в сторону от костра, неожиданно перед ней появляется Иуда.

ИУДА. Мария, ты рассказала о том, что было?
МАРИЯ. Зачем ты вернулся?
ИУДА. Скажи, рассказала ты ему?
МАРИЯ. Нет. Я ничего не стала рассказывать.
ИУДА. Ты меня прости, Мария, я не хотел так поступать с тобой. Я не знаю, как это вышло.
МАРИЯ. Если бы ты любил меня, как о том говоришь, ты бы так не мог со мной поступить.
ИУДА. Я слышал ваш с Анной разговор... (Замолкает.)
МАРИЯ. Вот ты и проговорился. И значит, не любовь ко мне...
ИУДА. (Перебивает.) Нет, Мария, я тебя люблю...
МАРИЯ. Не любовь ко мне, а зависть к нему, заставила тебя так поступить. Любовь не толкает человека на нехорошее.
ИУДА. Мария, мое поклонение к нему выше, чем у любого из всех его учеников!
МАРИЯ. Может с тебе есть поклонение, но в тебе нет любви.
ИУДА. Я люблю тебя.
МАРИЯ. Не может быть любви рожденной завистью. Это не любовь.

Мария уходит, Иуда стоит неподвижно, сморит ей вслед. Из темноты появляется Петр, подходит к Иуде.

ПЕТР. Искариот, это ты?
ИУДА. Петр?
ПЕТР. Мы думали, не случилось ли что с тобой, а некоторые думали, не ушел ли ты. Где ты был?
ИУДА. Я встретил знакомого человека и задержался у него на несколько дней.
ПЕТР. Зачем?
ИУДА. Что ты меня расспрашиваешь? Мне было так нужно.
ПЕТР. Не хочешь, не говори, просто другие говорили – где ты можешь быть?
ИУДА. Я голоден и устал.
ПЕТР. Иди к костру, там осталась еда.

Оба уходят. Снова появляется Мария, она идет медленно, потом останавливается.

Мария. Что со мной происходит, почему во мне снова появилась боль, которая была прежде. Нет, прежде я не знала причины этой боли, потому что у той боли не было причин, сейчас я знаю, отчего мне больно. Любить и желать, чтобы тот, кого ты любишь любил лишь тебя одну, Чтобы ты для него была не такой, как все, и знать, что этого не будет никогда, что этого не может быть оттого, что тогда он не будет тем, кто он есть. Это как кольцо и я внутри него. Нет, я все равно его любила бы, будь он и не тем, что он есть, не таким, какой он, ведь я не знала кто он, когда первый раз увидела его. Но я не должна его любить.

Мария сначала медленно, нерешительно делает несколько шагов, потом идет быстрее и быстрее, Скрывается в темноте.

Сцена четырнадцатая

Солнечный день. У одинокого дерева расположились римские солдаты, кто-то из них сидит, кто-то лежит,. Чуть в стороне из начальник, это Марк. Солдаты говорят между собой.

ПЕРВЫЙ. Надо был такому случиться, когда поблизости не что города, даже селения, где могла быть кузня.
ВТОРОЙ. Как бы не пришлось полный день просидеть, пока починят повозку.
ТРЕТИЙ. Но тащить повозку со сломанной осью на себе, еще хуже, чем ночевать среди поля.
ЧЕТВЕРТЫЙ. А ты шел бы и по помог.
ПЯТЫЙ. Я дума, что когда ее починят, я буду уже спать.
ПЕРВЫЙ. (Вглядываясь вдаль.) Кто-то идет в нашу сторону.
ВТОРОЙ. (Посмотрев туда же.) Женщина.
ТРЕТИЙ. Идет прямо к нам.
ЧЕТВЕРТЫЙ. Не каждая женщина так смело станет подходить к мужчинам в таком пустынном месте. Смелая.
ПЯТЫЙ. (Смеется.) Или привычная.
ПЕРВЫЙ. По походке, молодая. Интересно, красива она или нет?
ВТОРОЙ. Лучше бы была некрасивой.
ТРЕТИЙ. Почему?
ВТОРОЙ. Потому что, если она красива, то Марк будет один наслаждаться ее красотой.
ТРЕТИЙ. А мне все равно, потому что в любом случае мне ничего не достанется.
ЧЕТВЕРТЫЙ. Почему?
ТРЕТИЙ. Вы же сами сказали, что если красивая, то достанется одному Марку.
ПЕРВЫЙ. А если нет?
ТРЕТИЙ. А если уродина, на что она мне?
ПЯТЫЙ. Лучше бы, чтобы была и не уродина и не красивая.
ВТОРОЙ, Ты прав, тогда Марк немного развлекся с ней и отдал бы нам.

Женщина подходит к солдатам.

ПЕРВЫЙ. Не повезло, она красива.

Подходит Марк.

МАРК. (Удивленно.) Мария! Я тебя не узнал сразу. Откуда ты здесь?
ЧЕТВЕРТЫЙ. (Негромко.) Нам не повезло вдвойне – они знакомы.
МАРИЯ. Я еще издалека догадалась по твоей одежде, что это ты.
МАРК. И ты не боишься ходить одна в таком пустынном месте?
МАРИЯ. Чего мне бояться? Все страшное, что могло быть, уже было.
МАРК. Мне кажется, ты изменилась.
МАРИЯ. Почему ты так думаешь?
МАРК. Потому что эти же слова прежде ты сказала бы по-другому.
МАРИЯ. Как?
МАРК. Ты бы сказа: все уже было и это не страшно.
МАРИЯ. Возможно я раньше так и сказала бы, но теперь я знаю, что страшно, что было прежде.
МАРК. (Солдатам.) Оставьте нас, найдите себе тень под другим деревом.
ВТОРОЙ. (понимаясь с земли.) Ну, что я говорил?
ТРЕТИЙ. Где найти другое дерево, и тень под ним?
ЧЕТВЕРТЫЙ. Можно устроиться под повозкой.

Солдаты уходят.

МАРК. Хочешь вина, Мария?
МАРИЯ. Нет. Или да, налей немного.
МАРК. (Громко, солдатам.) Принесите вина. (Марии.) Так ты не сказала, как ты оказалась здесь?
МАРИЯ. Мне самой себе трудно объяснить это. Я хочу куда-то уйти.

Походит солдат с кувшином, отдает его Марку, Марк наливает Марии вина, она отпивает немного. Марк ставит кувшин и чашу на землю.

МАРК. Ты стала говорить загадками.
МАРИЯ. Нет, просо я не знаю, куда я хочу уйти.
МАРК. Может тебя обидел кто-то?
МАРИЯ. Нет. Хотя, конечно, может быть и обидели, но это здесь ни при чем.
МАРК. Он кого же ты тогда хочешь уйти?
МАРИЯ. Почему ты думаешь, что я хочу от кого-то уйти, а не от чего-то?
МАРК. Потому что от кого-то можно уйти, а от чего-то – нет.
МАРИЯ. Так и получилось – я думала, что уходу от него, а оказалось, что от любви.
МАРК. Ты хочешь сказать, Мария, что ты влюбилась?
МАРИЯ. Нет, Марк, я хочу сказать что я люблю.
МАРК. Тот человек должен быть счастлив.
МАРИЯ. Я не хочу говорить об этом.
МАРК. Хорошо, давай о другом, а можно и совсем не говорить. Ты помнишь, как нам было хорошо, когда мы оставались вдвоем и переставали говорить, и только восклицали...
МАРИЯ. (Перебивает.) Не надо об этом.
МАРК. Ты знаешь, Мария, когда мы с тобой расстались и я уехал, я понял, что сделал ошибку, что мне нужно было забрать тебя с собой.
МАРИЯ. Да, тогда все было бы по-другому.
МАРК. И я жалел каждый раз, когда вспоминал тебя, я жалел, что не сделал этого. И вот чудесное и странное – только что, перед тем, как ты появилась. Я стоял и думал о тебе.
МАРИЯ. Тебе это только так кажется сейчас.
МАРК. Нет. Я стоял и думал, как прекрасно было бы, если б я смог вернуть тот день, когда ты мне сказала, что хочешь пойти со мной, и теперь бы я не отказался. И вот появилась ты. Это судьба, Мария, так распорядились боги.
МАРИЯ. Я не верю в твоих богов, Марк.
МАРК. Что с того, ты женщина, а женщина верит в то, что любит и в того, кого любит.
МАРИЯ. Ты прав, в то, что любит и в того, кого любит.
МАРК. Мария, пройдет немного времени и забудешь все, поверь. А я, Мария, я сделаю тебя счастливой. Я не последний человек в Риме, тебе будут завидовать самые знатные женщины.
МАРИЯ. Знаешь, Марк, я рада, что встретила тебя. Теперь я все поняла и у меня нет сомнений. Сейчас я знаю, что я должна делать и где быть.
МАРК. (Грустно.) Ты отказываешь.
МАРИЯ. Да я ухожу.
МАРК. Как, ты уйдешь сейчас?
МАРИЯ. Теперь, когда я все поняла, мне хочется скорее вернуться.

Мария собирается уйти, Марк хватает ее за руку.

МАРК. Тогда я заберу тебя с собой силой.
МАРИЯ. И ты хочешь каждую ночь силой укладывать меня в свою постель, перед этим избив, чтобы я согласилась, а утром, когда тебе нужно будет уходить, ты должен будешь оставлять около меня стражу или приковывать цепью к кольцу в стене... Марк, я знаю, что такое любовь, и я знаю, что настоящая любовь может принести счастье, огромное счастье, но может причинить боль, невыносимую боль. Но все-равно, если любовь настоящая, а не просто желание пользоваться телом человека, калеча его душу, то, даже принося боль, она будет счастьем...
МАРК. (Грустно, с насмешкой, в которой видна боль.) Не надо этих слов. Не надо говорить о боли, которая приносит счастье... Ты свободна и можешь идти куда хочешь, и я обманывал тебя, когда говорил, что удержу силой.
МАРИЯ. Прощай, Марк.

Мария поворачивается, делает несколько шагов.

МАРК. Подожди!

Мария останавливается, оборачивается, Марк подходит к ней, снимает с пальца перстень, протягивает его Марии.

МАРК. Возьми это, возьми на память, а если не хочешь помнить, то продай.
ГОЛОС СОЛДАТА. Надо же, ни себе не взял, ни нам не отдал.
ДРУГОЙ ГОЛОС. А может быть догнать ее?
МАРК. (Обернувшись на голос.) я убью того, кто станет преследовать ее.
ТРЕТИЙ ГЛОС. Поднимите повозку, я надену колесо.

Сцена пятнадцатая

Дорога. На обочине сидит женщина, лицо ее измученное, уставшее. На руках женщина держит грудного ребенка, рядом с ней мальчик лет шести. Появляется Мария, она идет быстро, спешит, но, увидев женщину, останавливается около нее. Некоторое время Мария молча смотрит на женщину, потом садится рядом с ней.

МАРИЯ. Почему ты сидишь с детьми у дороги? У тебя печальное лицо, с тобой приключилось какое-то горе? Скажи мне.
ЖЕНЩИНА. (Некоторое время помолчав.) Мой муж умер, не оставив ничего кроме двух детей... и мне нечем их кормить.
МАРИЯ. Куда ты идешь?
ЖЕНЩИНА. Я не знаю сама. В Иерусалиме я искала своих родственников, которые там должны жить, но не смогла их найти. Теперь я не знаю, что мне делать.

Мария протягивает женщине перстень, подаренный ей Марком.

МАРИЯ. Возьми это. Возвращайся обратно в Иерусалим, найди честного покупателя и продай ему этот перстень.
ЖЕНЩИНА. (Не решаясь брать.) Он золотой?!
МАРИЯ. Камень в этом перстне стоит намного дороже золота, в которое он оправлен. Продай его и тебе хватит денег до того времени, пока вырастет твой сын и станет тебя кормить.

Женщина все еще не решается взять перстень, Мария вкладывает его ей в руку, потом она поднимается с земли.

МАРИЯ. Скажи мне, эта та дорога, которая ведет к Елеонской горе?
ЖЕНЩИНА. (Растерянно.) Да, ты идешь правильно.

Мария быстро уходит. Женщина долго сморит ей вслед растерянно и удивленно.

Сцена шестнадцатая


Вечер, но еще не совсем темно. Мария медленно идет между деревьев Гефсиманского сада. Неожиданно невдалеке она увидела Его. Он стоит к ней спиной. Чувствуется, что он задумчив. Мария останавливается, не зная, что ей делать, потом медленно направляется в его сторону, подходит к нему. Мария протягивает руку и осторожно касается его волос, проводит рукой по волосам. Он оборачивается, молча смотрит на Марию.




МАРИЯ. (Тихо.) Я люблю тебя. (Повторяет громче и в голосе ее слышаться слезы.) Я люблю тебя. (И снова повторяет, и теперь почти кричит.) Я люблю тебя, люблю не как учителя своего, как мужчину... Ну что же ты молчишь?! Что ты не скажешь, что я хочу тебя соблазнить. Скажи это. И прогони меня, почему ты меня не прогонишь?! Оттолкни меня, повернись и уйди. Уйди, я сама уйти не смогу. Ну, что же ты?! Не молчи! Я больше не могу! Я не могу больше так! Я люблю!
ОН. (Нежно взяв ее руку.) Мария.

Она делает еще один, небольшой шаг к Нему и, обняв Его, прижимается лицом к его груди и слышно, что она плачет. Они медленно опускаются на колени. Становится совсем темно, и теперь слышится только голос Марии:

– ... я спрятала лицо, прижавшись к его груди, а он нежно обнял меня, мои плечи и голову и прижимал так меня к себе. Потом я подняла лицо и снова посмотрела на него, я увидела в его глазах печаль и боль. Он смотрел мне в глаза и мы медленно опустились на колени.
– Он был для меня всем, кого бы я могла любить: и отцом, и братом, и сыном... и он был для меня мужчиной, которого я любила.

– И он меня любил, теперь я это чувствовала, я это знала. И я поняла, что нужна ему. Я женщина и я не могла не понять, не могла не увидеть, что он хочет найти во мне поддержку, силу, которой ему, может быть, недоставало, ту силу, которую может дать только женщина. Он, такой сильный, он Сын Того, Кто послал его к нам, он нуждался в простой женской ласке. Ему нужна была любовь, такая любовь, которая дала бы ему больше сил.

– Мои детские сны, мои мечты, моя вера в то, что должно произойти в моей жизни что-то прекрасное – теперь я поняла, все это было о нем, и давно-давно, когда я была еще ребенком, когда где-то глубоко внутри себя, в своей груди я начинала ощущать какую-то сладкую боль – эта боль была предчувствием встречи с ним.
– Я любила его, как никто не любил, я знаю это. Я любила его, как никто его не любил – и он знал это.
– Мы медленно легли на мягкую, чуть прохладную траву...
– Это не было тем простым, что бывает между мужчиной и женщиной. Мое тело стало его телом и его моим. Но не тела наши соединились, а моя душа прикоснулась к его, и тогда я увидела какой Он, я увидела то, что скрывалось за простой плотью.
– Я увидела такую чистоту, такую прозрачность... самая чистая родниковая вода не может быть такой прозрачной и чистой, самый чистый утренний воздух после ночного дождя не может быть таким прозрачным и чистым, какой была его душа, к которой я прикоснулась, и плоть моя перестала существовать, лишь мгновенье я чувствовала то мучительное наслаждение, которое бывает у женщины с мужчиной, но когда моя душа прикоснулась к его, и я увидела такую яркую чистоту, каким даже небо не бывает над морем в утренние часы, я в этот миг ощутила блаженство – блаженство, которое не было похоже ни на что, и я забыла обо всем.
– А потом моя душа стала сливаться с его, я стала растворяться в нем, в его душе, и на какое-то время я перестала быть... Я искала и не могла найти себя, как капля воды, как слезинка упавшая в океан, я исчезла, я перестала быть одной каплей и превратилась в океан, и стала им, а он мной... и только блаженство ни с чем не сравнимое, и счастье...

Сцена семнадцатая

В темноте горит небольшой костер. У костра сидят Его ученики, нет только Иуды. Из темноты появляются Он и Мария, они подходят к костру, усаживаются рядом с остальными.

АНДРЕЙ. (продолжая рассказывать.) ... И вот я был тогда совсем еще маленьким, и Симон (указывает на Петра) решил меня научить плавать, хотя сам он плавать не умел. Он был старше и сильней, и он схватил меня, и как я не отбивался, потащил в воду. Он дошел со мной до такого места, где вода была ему по горло, и отпустил меня, а я стал кричать и барахтаться и цепляться за него. Так он делал не один раз, я всегда злился, даже пробовал избить его за это, только не получилось. А получилось совсем другое – я научился плавать, а он  – нет. Он и сейчас умеет плавать только там, где ноги у него до дна достают...
ФОМА. (Указывая рукой.) Что там за огни?
ИОАНН. Приближаются к нам. Спешат.
АНДРЕЙ. Что-то их очень много.






Начинают слышаться голоса толпы, и тут же из темноты появляются люди, они вооружены мечами и дубинками, лица их злые и они тяжело дышат от быстрой ходьбы. Он поднимается и им навстречу. Их толпы выходит Иуда, подходит к Нему и обнимает. Тут же двое вооруженных людей подбегают к Нему и хватают за руки.

ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ. Ведите его.

Все произошло быстро и, кажется, только теперь все поняли, что случилось. Мария, вскрикнув, хватает один из двух мечей, лежавших на земле, она размахивается и ударяет мечом человека державшего Его. Тот, кого она ударила, хватается за ухо.

ОН. (Марии.) Довольно. Убери меч.

Мария опускает меч. Его уводят. Остальные бывшие с ним разбегаются. Остаются только Мария и Иуда.

ИУДА. (Испуганно, волнуясь.) Но почему, если он знал – не предупредил этого? (Истерично.) Он был первым и учил, но почему он?! и чем я ниже?! Все слушали его слова и повторяли его слова, но чем я хуже и почему не слушали мои слова, разве я говорил глупое? (Падает перед Марией на колени.) Мария, в твоей руке меч, ударь меня им, Мария, прошу тебя!

Мария отбрасывает меч в сторону. Иуда вскакивает с колен и убегает. Становится совсем темно и только Мария остается в луче света.

МАРИЯ. Если моя любовь  может добавить тебе хоть каплю сил... Если одна соломина способна сломать спину верблюда, то почему одни росток не может удержать могучее дерево? Пусть моя любовь будет тонкой ветвью растущей рядом с могучим деревом, и пусть она добавит ту силу, что поможет выстоять ему против урагана...

Мария оборачивается в другую сторону, словно видит что-то там происходит, делает несколько шагов в ту сторону, падает на колени.




МАРИЯ. ...Если кто видел, если кто смотрел на то, как на его глазах мучают и истязают кого ты любишь больше всех на свете; если кто видел, как на его глазах свершают долгую, страшную, мучительную казнь над тем, кого ты любишь больше себя; если кто видел, как умирает тот, ради кого ты сама умерла бы много раз; если кто стоял и смотрел на это и видел вокруг улыбающиеся, злые, довольные лица, кричащие: убей, убей, распни его... Они стоят вокруг тебя и кричат, и ты среди них, и смотришь, как секут его плетьми, как плюют ему в лицо, как привязывают к кресту и пробивают толстыми квадратными гвоздями его руки, ноги...

Мария поднимается с колен, снова куда-то идет в темноте, она словно ищет теперь кого-то. Раздается голос и Мария замирает на месте. Этот голос говорит:

– Жена, что ты плачешь, кого ищешь?

Мария оборачивается на голос.

МАРИЯ. Садовник, если ты вынес Его, скажи, где ты его положил, и я возьму его.

В другом луче света появляется Он.

ОН. Разве ты не узнала меня, Мария.
МАРИЯ. Это ты!

*   *   *