Кот

       Интересный это был день. И к вечеру его накопилась усталость. В литературном институте, где Сергеев вел несколько спецкурсов, этот день был самым сложным – сразу четыре непростые группы. И не то чтобы какие-то причудливые дети. Нет. Просто – у некоторых самомнение зашкаливает, хотя талант есть, у некоторых, наоборот, талант отсутствует, а тянуть их как-то надо. Проверки. Опять же, рейтинг эффективности вузов. Стоило ему появиться - всех преподавателей сразу же стали песочить – мол, почему такая успеваемость, где научные разработки, где денежные проекты. А разве дело в успеваемости? А не в критериях ли, по которым эта «эффективность» вычислялась? Как литературный вуз может принести деньги? Это же не инженерные разработки, не нефть и газ, которые могут миллионы приносить. Или, может, они хотят, чтоб воплотилось в жизнь сказанное Маяковским: «я хочу, чтоб к штыку приравняли перо/с чугуном чтоб и с выплавкой стали/о работе стихов на Политбюро/чтобы делал доклады Сталин»?

        Прокручивая в голове эти мысли, Сергеев – высокой, выбритый, с прической, как Элвиса Пресли –  вошел в метро. Купил в автомате газету. Стал читать. Первая и единственная новость, которая бросилась в глаза – про какую-то узбекскую семью, которую держали в качестве рабов в продуктовом магазине, здесь же, в Москве. «А на какой улице?» - спросил сам себя Сергеев, и в тот же момент окостенел: на фотографии, приляпанной к газетной заметке, учёный узнал стоящий практически возле его дома магазинчик «Продукты». «Что ж такое-то…»- пробормотал Сергеев и начал читать, то и дело перескакивая со строчки на строчку. История была весьма мрачная, а газета еще добавляла масла в огонь, смакуя жестокосердые подробности, описывающие пытки, близкие к средневековым. Сергеев помрачнел. Поймал себя на мысли, что не сочувствует этим людям. Хотя какая-то его часть, даже, пожалуй, большая, была вне себя от злости, другая – предпочла оледенеть. Такое уже случалось раньше. «А и правда, они сами, что ли, не знали, куда ехали? Ну и не ехали бы вообще…» - мрачно думал Сергеев. В последнее время ничего не радовало. Почему? Он не знал. «Может быть, это положение в стране такое дурацкое, а может, у меня в голове. Не хочется никому сочувствовать».

Сергеев вспомнил, как недавно его собственная мать рассказала ему небольшую историю из быта. Она возвращалась к себе домой, и на первом этаже в подъезде увидела ребят – парня и девушку – которые целовались и распивали пиво. Она сделала им замечание и попросила уйти. Пригрозила, что позвонит в полицию. Распитие напитков в подъезде запрещено, это правда. Парень засобирался, зато девушка, осоловев, бездумно смотрела в пространство и вдруг проронила: «А что такого-то. А давайте. Полиция. Даже интересно». Мать Сергеева попыталась апеллировать к жильцам первого этажа, но на звонки вышла только одна пожилая женщина,  и та сразу исчезла в глубине квартиры, сославшись на нездоровье. Сергеев тогда, выслушав этот рассказ, почему-то сразу ушел спать – и в полусне, засыпая, продумывал варианты мести этим ребятам. Вот, например, войти. Они стоят. Выйти обратно. Купить в магазине рядом сметаны. И, войдя опять в подъезд, сначала попросить уйти, сославшись на Закон. Они не уйдут. Тогда нужно, проходя прямо мимо них, молниеносно опрокинуть сметану на голову парню. Белая масса застит ему глаза, он сначала ничего не понимает, потом пытается бежать. А Сергеев уже в лифте. И едет специально не на свой этаж, а чуть выше, откуда спускается по лестнице. Парень, потрясая обмазанными сметаной пальцами, капая белой жижей на ступеньки, - в погоню. А Сергеев закрывает дверь за пять секунд до того, как парень добегает до нужного этажа. Вот такая месть. А если парень слишком быстро очухается? Побежит сразу вслед? Нужно на этот случай иметь еще дыню… Да, нужно иметь еще дыню, и, как снаряд, метнуть ее в живот этому парню. Или в лицо. Ничего серьёзного она не причинит. Но поступок будет отмщен.

        «Почему ты такой злой?» Эту фразу он услышал сегодня, но не по  отношению к себе. Одна студентка, проходя, сказала ее какому-то парню, который волочился следом. А теперь Сергеев задавал тот же вопрос себе. Почему? И не мог найти на него ответа. Внезапно он вспомнил, что магазин, в котором он собирался покупать сметану и дыню для отмщения – тот самый, в котором пытали невинных людей. Грустно. Всё грустно. Ничего веселого нет. И поделом. Чем хуже, тем лучше! Чем больше будут подыхать с голода, тем быстрее империалистическая революция перерастёт в социалистическую. Так, кажется, говорил когда-то Монгол. В семье Сергеева этого человека называли именно так -  с презрением. А сейчас он сам чуть ли не подписывался под этими жестокими словами. «Что случилось? Ничего. Те же бездушные люди. Или, может, у них есть душа, но мне почему-то перестало хотеться заглядывать в нее. Перестало хотеться – вот ключевое слово. Ключевые слова. Важно чего-то хотеть». Сергеев еще раз попытался разобраться. Он смотрел на длинноногих женщин в метро – он хотел их. Но он тут же находил в них какие-то изъяны, какие-то причины, чтобы перестать их хотеть. Грустно. «В чем женщины-то виноваты? Они же не виноваты, что они такие» - уговаривал себя Сергеев, глядя как раз на важную блондинку лет двадцати семи, в довольно короткой юбке, открывавшей наваристые ноги. Блондинка не смотрела на него.

      Сергеев вышел из метро, засунул себя в автобус. Людей почти не было. Он продолжил чтение, постепенно успокаиваясь. Безмятежно прошло время. Время выходить. На остановке, подходя к своему дому, напрягся, вспомнив и про историю с магазином «Продукты». «И, главное, ничего никому не нужно. Кто будет их вызволять?» - бессмысленно и как-то в пустоту думал Сергеев. «Может, они и теперь там? Они уже уехали?» - он вспомнил, что в последние три дня как раз не заходил в «Продукты», да и вообще он не был там частым гостем. Сергеев завернул в свой двор. Показался подъезд. Сергеев потянул на себя ручку первой двери, за ней был маленький «предбанник», а дальше – вторая дверь с домофоном. Набирая код домофона, он вспомнил историю с ребятами и «страшной местью». «Ну что, есть они там? Если есть, придётся действовать» - уныло, но твердо решил он. Открывая дверь, он сразу заглянул направо, туда, где, по его предположениям, могли бы стоять парень с девушкой – у почтовых ящиков, около полки с газетами. И обмер.

          Вдруг что-то сильно поменялось. Сергеев получил ответ на свои вопросы, хотя еще не мог этот ответ формализовать. Он ожидал увидеть ребят, ожидал не увидеть ребят и обнаружить пустоту, но никак не предполагал увидеть то, что увидел. На полках с газетами лежал кот. Такое ощущение, что ему было очень хорошо. В подъезде стояла такая же тишина, как и всегда, но как-то по особенному чувствовалось присутствие жизни, в ее размеренности и величии. Щелкала электрическая лампочка наверху. Кот как будто символизировал собой и течение времени, и его бесконечность. Рядом с ним стояла миска с сухим кормом. «Соседи вынесли» - догадался Сергеев. Он встал напротив кота. Их разделяли решетчатые перила лестницы. Кот лениво смотрел на Сергеева, как будто ожидая каких-либо действий с его стороны. Аркадий вытащил наушники из ушей, и стал их сматывать. Кот следил за его движениями. Аркадий прекратил сматывать наушники, вытащил провод из плеера, и протянул один его конец коту. Тот с достоинством обнюхал его. Сергеев стал крутить провод с большой скоростью. Кот внимательно вращал глазами, но не спешил вступать в игру. Сергеев спустился по лестнице и подошел к коту. «Что ты тут делаешь?». Кот не отвечал, но и не устранялся. Аркадий протянул к нему руку и погладил. Кот перевернулся на другой бок, развалился, блаженно вытянулся и повернулся к Сергееву животом. «Ах, вот ты какой» - сказал Сергеев и улыбнулся, удивляясь сам себе. Кот заурчал. «Что же с тобой делать?» - продолжал разговор с Котом Сергеев. «Ну сиди, сиди». Подъезд был тих. Никто уже не заходил в столь поздний час. Только горела та самая трескучая лампочка, освещая холл около лифта и угол возле почтовых ящиков, где, на полке с газетами, разлегся Кот. Сергеев стоял перед ним в зимней куртке, едва расстегнув ее, держа в руке шапку. Еще несколько минут он гладил кота. Потом все-таки собрался, поднялся по лестнице. «Ну, увидимся» - сказал он и исчез в кабине лифта.