Письмо мужу

  Негромкий звонок заставил меня улыбнуться. Я знала, что это ты. Дверь распахнула настежь, как делала всегда, когда ты появлялся на пороге.
Твоя улыбка была такой счастливой, что улыбнуться в ответ я просто не могла.  Твое лицо сразу помолодело, глаза озорно блеснули, а руки по привычке потянулись ко мне. Я прижалась щекой к твоей, тщательно выбритой, и счастливо рассмеялась, прикрывая глаза.
Вот уже 25 лет ты, не нарушая традиции, приходишь домой, обнимаешь меня и замираешь счастливый и до сих пор влюбленный.
Знаешь, я давно догадывалась, что Бог любит меня, иначе бы он не сделал такого королевского подарка – тебя, любовь всей моей жизни.
Когда-то давно один человек заверял меня, что его любви хватит на двоих, но ее хватало на многих женщин. А ты никогда ничего не обещал. Ты просто любил. Не предавал, не изменял, не обманывал. Ты не умел этого делать, и Бог передал меня и моих сыновей тебе, потому что только с таким человеком они могли вырасти честными людьми.
Я беру твои руки и прижимаю к своему лицу, а ты начинаешь беспокоиться, вдруг мне станет холодно. Ты даже не понимаешь, что с тобой может быть только тепло.
Я помню каждую нашу минутку, прожитую вместе, и не жалею ни об одной. Только с тобой я поняла, что такое верность. Что, когда любят, не изменяют. Тот, другой, не умел этого делать и не научился до сих пор. Просто он не понимал значение слова любовь. Он жил совершенно другими понятиями: комфорт, женщины, рестораны, удобства. А твоя голова была забита мыслями: любовь, преданность, дети, терпение.
Часто вечерами ты садишься около меня. Я укладываю голову тебе на плечо, и ты нежно обнимаешь меня. Мне ничего не хочется говорить, молчишь и ты, все крепче и крепче прижимая меня к себе.
- Не бойся, - не выдерживаю я, - я никуда не денусь.
Мне и правда никуда не хочется деваться. Я кладу руку тебе на грудь, и под ней начинает выстукивать сердце. Столько лет оно стучит одно и то же: «Люб-лю! Люб-лю!»
-Тебе было тяжело с нами? – спрашиваю я.- Ведь ты, тогда такой еще молодой мальчишка, взвалил на себя заботу о женщине с двумя детьми.
- Я мужик, - гордо произносишь ты. – А раз мужик, значит, способен на мужские поступки.
-Не все мужчины способны на это, - вздыхаю я.
-А кто сказал, что они мужики?
Ты еще теснее прижимаешь меня к себе и почти неслышно продолжаешь.
- Ответственность – это мужское качество, бегство от нее – бабское. Заметь, я не говорю женское. К женщинам я всегда отношусь с уважением. А за что уважать баб? Вот и прячется мелочная бабская душонка в ином существе, которое и мужиком-то не назовешь. Трудно ему становится, он и убегает, прячась за скорбное выражение лица и постоянную ложь.
Да, - согласилась я. – Ты настоящий мужчина.
Затем целую тебя в щеку, словно ставлю точку, и произношу:
- Настоящему мужчине может принадлежать только настоящая женщина.
Ты смеешься и вдруг признаешься:
- Есть женщины, до которых нужно расти, а есть те, до которых приходится опускаться. Тебе соответствовать не простая задача, но я справился с ней. Только я смог это, остальным удобнее было опуститься.
-А ты знаешь, - смеюсь я, - меня все еще ревнуют к своим мужьям.
_ Верю, - уверенно соглашаешься ты. – Тебя просто невозможно забыть. Ненавидеть можно, а забыть никогда.
На какое-то время ты замолкаешь, погрузившись в свои мысли, а мне неожиданно становится страшно от одной – потерять тебя.
-Не исчезай, - шепчу я. – Живи долго, любимый.
Но какой-то чертенок внутри вдруг меняет лирическую нотку на улыбку, и я, опустив глаза, чтобы ты не заметил искорку смеха в них, спрашиваю.
-А что ты будешь делать, когда меня не станет?
- Тогда не станет и меня, - совершенно серьезно, без улыбки, произносишь ты.
-Это потому, что мир прекрасен только потому, что на свете есть я?
-Мир прекрасен сам по себе, - возражаешь ты. – Он был до нас, будет и после. Только зачем он мне, если в нем нет тебя.
-Но дети? – вдруг пугаюсь я, совершенно серьезно поверив в свои слова. – Останутся наши дети, и ты должен вести их по жизни.
-Мы дали им возможность шагать самостоятельно, и они смогут пройти путь без нас.
-Но как я буду без них?
- Они будут с нами всегда. Мы покинем этот мир, а дети и внуки будут провожать нас. И пока будут помнить, мы будем жить и не канем в забвении. Человек живет, пока его помнят и пока есть, кому помнить.
- А у тебя есть враги? - поинтересовалась я, чтобы сменить грустную тему.
- Я считаю только друзей, - улыбнулся ты в ответ, - а у меня их достаточно много. Часто получается так, что у некоторых есть друзья, а у некоторых только коллеги по работе.
Я наклоняюсь к твоему уху и, едва сдерживая смех, так и норовящий вырваться наружу, произношу
-Сократ!
Затем вдруг не удержалась и расхохоталась, а ты, вскочив на ноги, стараешься закрыть своим поцелуем мой смеющийся рот, но не выдерживаешь и тоже смеешься.
-Какой у тебя, однако, хороший вкус, - продолжаю смеяться я. – Такую шикарную женщину отхватил себе.
-Ну, у тебя тоже ничего, - не растерялся ты.
-Да, неплохой, - соглашаюсь я.
Седина давно уже посеребрила твои виски, но я не замечаю ее. Это в других мужчинах я вижу недостатки, смеюсь, когда они наряжаются в смешные полосатые костюмы, или повязывают галстук, не подходящий по цвету. Я улыбаюсь, когда вижу, как стареющие ловеласы напяливают на себя нелепые куртки-дутыши и разгуливают в них, словно роботы в скафандрах, сверкая на солнце серебристым отливом. Когда я перевожу глаза на их спутниц, мне становилось ясным, почему они так одеты. Их спутницы вышагивают рядом в невообразимо длинных юбках и куртках, не подходящих ни по длине, ни по цвету.
Я же никогда не прячу свои ноги, потому что помню твои слова, сказанные когда-то.
-Я ни у одной женщины не видел таких красивых ног. Не прячь их под нелепыми балахонами, пусть все завидуют мне.
А мне кажется, что завидовать должны мне. И когда мои подруги со вздохом произносят: «Как тебе повезло с мужем», я гордо киваю в ответ, потому что знаю, что действительно повезло.
Я заслужила тебя, а ты – нас.
-А ведь рядом с моими детьми мог находиться другой человек, - иногда с ужасом думаю я, - человек, для которого дети были и остаются обузой, человек, который старательно прячется от них, боясь, что ему вдруг придется взвалить на себя часть их проблем. Сделать он этого не может по простой причине: его плечи и шея давно заняты другим грузом. Там удобно разместилось барахло, кричащее своей вычурностью и безвкусицей, мнимые удовольствия, нелюбимая, но властная и одновременно прогибающаяся под него женщина, ради него вычеркнувшая из своей жизни собственного ребенка.
Мои дети когда-то нуждались в совете отца, а он давал их другому мальчику, нелюбимому и ненужному ему. А ты был рядом. Спасибо тебе, что ты не дал моим детям остро почувствовать его отсутствие. Ты не заменил его. Родного отца заменить невозможно. Но ты показал им, какими должны быть мужчины. А они верили тебе, потому что видели, что рядом с тобой я только улыбаюсь.
Я смотрю на тебя и тихонько молю Бога: «Не забирай его у меня. Пошли ему счастья, здоровья, и даже, если вдруг рядом не станет меня, сделай его счастливым! Он заслужил это!
Боже, я прошу тебя, изгони ненависть и злобу из сердец недругов моих, научи их любить, посей там добро.
Не оставь моих детей, не дай им очерстветь душой. Не сделай барахло их Богом, посели в их сердцах свет.
Пошли всем счастья столько, сколько они пожелают, и пусть оно никогда не покидает их, как не оставляет меня.
Излей свет добра на всех. Люди заслужили это. Пусть в их сердцах побеждает любовь, научи их делиться ею с другими».
Я часто повторяю эти слова, потому что счастливые люди не знают других.