Шапка

Я в девятом классе учился тогда. В девятом. Ну как, учился, – в школу ходил. Зима была, так что я надевал рыжую шапку с утра и шёл. Брёл.
Шапка очень дурацкая была. С бумбоном и с козырьком. Бумбон – это ещё нормально, а вот козырёк – это смерть. Но шапку-то бабушка связала. Связала – и умерла. Поэтому надо носить.
А по утрам в нашей школе так тихо, наверное, из-за маленьких окон. Я прихожу к первому уроку, всегда, даже если надо ко второму. Потому что когда в огромном здании темно и тихо – это просто здорово. Я люблю здания. Любил.
Я в тот день тоже раньше пришёл. Сел на лавку в коридоре и сидел. Темно и тихо было. Только на третьем этаже кто-то на каблуках ходил. Терпеть не могу этот звук. Но тогда мне нравилось. Я представлял, что это просто звук, без прикреплённого к нему человека. Нравилось.
Потом учителя стали приходить, один за другим, потом Таиска прибежала. Одноклассница моя, вертлявая такая, нелепая, как недозрелый апельсин. Дурацкий и кислый, хоть и взгляд радует. Таиска тоже приходит раньше иногда.  Я с её братом, Ильёй, одиннадцатиклассником, очень дружил.
– Показать кое-что? – спросила Таиска. Потом достала ногу из сапога. А нога в полиэтиленовый пакет завёрнута вместо носка. Я засмеялся.
– Что ржёшь? У меня сапоги протекают! Я гений, гений!
– Зачем ты так рано пришла?
– А ты? Мне нравится по темноте с рюкзаком ходить. Как будто я сбежала из дома, понимаешь? Или ещё откуда-нибудь. Словно мне надо уносить ноги из этого города. Когда прохожу мимо станции, представляю, что мимо поезд едет. Вот бы уцепиться за последний вагон, а? поехать чёрт знает куда, а?
Пришла учительница и открыла кабинет. Мы с Таиской зашли внутрь и стали у окна. Махали всем, кто идёт в школу. Пошёл снег.
Таиска всегда выходит во время первого урока. Всегда. В этот раз я вышел за ней. Она прошла мимо туалета и направилась к гардеробу. Вахтёрша тётя Нина совсем старенькая. Она плохо видит, а первый урок вообще спит. Таиска резко оглянулась, я прижался за углом. Она скользнула в гардеробы – я за ней.
Она обшаривала карманы курток и пальто, доставала мелочь, снимала понравившиеся брелки с ключей, жвачки и сыпала себе в карман. Я притаился между курток. Она подходила всё ближе. Потом она схватила меня за руку, приняв за висящую куртку. Я выдернул руку. Она уставилась на меня, я схватил свою куртку и выбежал из гардероба.
В моих карманах не было мелочи. Как противно! Я побежал на улицу.
Наткнулся на Илью. Он шёл вразвалочку, никогда не торопился.
– Ты куда? – спросил он. Я пожал плечами.
– Ну ладно, пошли, - сказал он и повернул за мной.
Я молчал, молчал. Илья шёл за мной. Я понял, что иду на станцию.
Когда вдоль дороги потянулись маленькие деревенские дома, вдали замаячила чёрная нитка рельсов. Светало.
Илья смахнул шапку снега с крошечной скамейки, и мы сели.
– Какая же всё-таки дурацкая она, шапка твоя, – сказал он и закурил.
– Слышишь? – спрсил я его. – Товарный едет. Грохочет! Откуда, как думаешь?
– Ммм… из России.
– А куда?
– Ммм.. на Украину.
– Я слышал, что на границе Украины и Беларуси есть село. Оленячая затока. Слыхал про такое?
– Нет.
– Так вот, это село с трёх сторон окружено лесом. А четвёртой стороной смотрит на озеро. К нему никак не проехать. Только на поезде можно добраться, потому что железная дорога идёт через тот лес. В это село все забыли дорогу, поэтому жизнь там остановилась сто пятьдесят лет назад. До них не дошли никакие изобретения, там нет телефонной линии, нет даже электричества. Ты видел на прошлую масленицу, какие рубашки девчонки нам вышили на уроке труда? Белые такие, а ворот красным орнаментом. Ну славянские. Вот там в таких рубашках все ходят. Женщины с волосами по пояс. мужчины обрабатывают землю, разводят скот. Их жёны пекут пироги и топят печи. Выдают дочерей замуж за гармонистов, а все недуги лечат в бане.
Илья выронил сигарету в снег.
– Это прямо как отставшие африканские племена!
– Ага. Ты разве не слышал? Об этой деревне в газетах писали.
Товарняк грузно приполз на станцию и замер перед нами. «УГОЛЬ» - было написано на чёрных вагонах. Локомотив с шипением отсоединился от состава и свернул куда-то. Усатый дядька помахал ему вслед, потом прикатил другой локомотив и присоединил к составу. Поезд медленно тронулся с места.
Илья подскочил.
– Поехали!Поехали в Оленячью Затоку!
Поезд потихоньку набирал скорость.
– Что?! – закричал я.
– Будем там жить! – кричал Илья. – В Оленячьей Затоке!
Хвост поезда проплывал мимо нас. Илья бросил рюкзак на маленькую платформу в последнего вагона, уцепился на бегу за перила и вскарабкался на неё.
Я побежал следом.
– Слезай, дурак! – кричал я. Илья настойчиво протягивал мне руку.
– Запрыгивай скорее!
Вместо моей маленькая рука без рукавицы ухватилась за руку Ильи. Таиска споткнулась, но Илья схватил её второй рукой и втащил на платформу.
Теперь две руки тянулись ко мне.
– Давай! – кричал Илья.
– Прыгай! – крикнула Таиска.
Я подпрыгнул. Они схватили меня и затащили наверх. Рыжая шапка упала с моей головы, через пять секунд превратилась в рыжую точку на снегу.
Я виновато оглянулся на Илью.
– Оленячьей Затоки не существует. Я всё выдумал.
Илья уставился на меня. Нелепая секунда в мчащемся поезде.
– А, и чёрт с ней!
Таиска рассмеялась.
– Чёрт с ним, со всем!
Больше я никогда не видел своей рыжей шапки.