Зона особого риска

                Зона особого риска

                Часть 1

                Свадьба

     Навстречу  старенькому импортному автомобилю, повидавшему на своем веку немало городов, поселков и деревень неслась рыжая бесконечная степь, обожженная летним волжским немилосердным солнцем. Казалось, что ничего живого на ней уже не осталось, но только ты поворачивал свою голову в сторону водителя или попутчиков и возвращал свой взгляд назад, как она одаривала тебя яркими букетами фиолетового шалфея или розовато-сиреневой гвоздики, либо зеленеющими полями молодых всходов пшеницы или подсолнечника. И ты вдруг радовался им, как тем особенным дням, которыми награждает иногда не очень щедрая на подарки жизнь. Так радуют порой немногословные люди, которые вдруг скажут что-то такое, нечто особенное, которое запоминается до конца твоих дней.
      Природа, как и люди, настолько разнообразна в нашей стране, что не перестаешь удивляться ее краскам и оттенкам, как и людским эмоциям, переживаниям, чувствам понятным и не очень. Скудная растительность волжских степей наводящая уныние, может показаться удивительным зрелищем, живущим в пустынной местности, перед теми же, кто привык к красотам березовых, сосновых и смешанных лесов, она может предстать скучной, неяркой простушкой, не вызывающей сильных эмоций.
      Толи дело северные области, полные изумрудного покрова, пронизанного разнообразием цветов, дышащих ароматом и свежестью, необычайной первозданностью белых берез и высоких елей и сосен. Необычайная влажность делает окружающую природу юной и желанной.
     Здесь же все почти мертво с начала июня. Но почему–то именно такие места чаще наводят человека на размышления. Не на что обратить внимание глазу, обрати свой взор внутрь себя, хуже, если и там так же мертво.
      Что именно привлекло в эти края нашего сына, родившегося в Ленинграде, то есть в Санкт-Петербурге, мы с мужем не знали, но, уважая выбор, сделанный им, мы и пытались его как-то понять. Перебирая все за и против, а их оказалось немало, мы пришли к выводу, что это - зов предков по моей линии, которые когда-то жили здесь сначала в Дубовке, а потом уж в Царицыне и в Сталинграде. Возможно, что немалую роль сыграла и наша будущая невестка, которая родилась в Волгограде и не хочет покидать родных мест или родственников. Еще моя мама рассказывала, какие здесь красивые девушки и женщины. То ли юг делал свое дело, толи еще что-то, никто точно сказать не мог, но что это – правда, мы убедились сами, как только остановились у пятиэтажного дома одного из заводских районов города.
     Из подъезда высыпало несколько юных девушек в джинсах и коротких маечках, в мини юбочках и легких платьицах. Мой муж и его давний друг, ехавший со своей супругой с нами в машине, просто остолбенели от этого великолепного зрелища.
Было в глазах этих мадонн что-то такое, отчего сходят с ума и не такие мальчики, как наш Алешка. На фоне ли этой безликой природы они смотрелись этакими красавицами, либо  смешение крови сыграло свою роль, а ее здесь было намешано немало, не знаю, но сиянию их глаз могли бы  позавидовать северянки. Да и не только блеском изумительных глаз, а и прекрасными овалами лиц, стройностью физически гармоничных  загорелых тел, ослепительностью ярких открытых улыбок. Даже голоса их отличались каким-то неповторимым звучанием.
    - Теперь я понимаю вашего сына, - сказал наш попутчик, провожая девушек долгим взглядом.
   - Шею не сверни, старичок, - поддела его жена, - вот что значит южные фрукты и овощи.
    - К нам пока довезут, они видно все ценные витамины теряют,- огорченно пролепетал ее муж.
    Пока мы выгружали сумки, из подъезда выскочили Алексей и Таня. Познакомив нас, он схватил самые тяжелые сумки и повел нас в квартиру, которую снимал уже второй год. 
   - Как доехали? Как вам наша жара, - спрашивал он на ходу, улыбаясь во весь рот, поочередно разглядывая нас и наших друзей.
  - На Юру эта жара очень сильно подействовала, - обронила Светлана,  толкая вперед своего супруга, - голова просто закружилась.
 Тот, подмигивая нам с мужем, показывал всем своим видом, что от Тани он просто без ума, на что и Стас весело отвечал кивками, жмуря глаза.
 Ввалившись в двухкомнатную квартиру, мы все приземлились на роскошный современный диван, а молодежь уселась по разным креслам.
  - Ну, что, сначала вина холодненького или обедать сразу? – спросил Алексей и, услышав грозное рычание, весело потянул Таню на кухню.
   Высокая, под стать Алешке, девушка вынесла скатерть и фужеры. Вслед за ней следовал наш сын, вынося тарелки и прочую посуду:
- Сиди, мам, мы сами, потерпите немного, у нас все готово, - попытался остановить меня сын.
Пока они накрывали на стол, я смотрела на них и думала:
- Ну, вот и все, сынок, теперь ты - самостоятельный человек, и во мне уже совсем не нуждаешься, а ведь когда-то моя свекровь говорила, что ты очень любишь меня. На что я тогда возражала:
- До любимой женщины, потом вся любовь достанется ей.
Нет, я не ревновала, я радовалась, даже гордилась тем, что сын - настоящий мужчина, способный внимательно относиться как к ней, так и ко мне. Так и должно быть. Тем более, что Таня и мне, и Стасу понравилась еще, когда он привозил ее фотки в Питер. Но, увидев ее как говориться живьем, я забеспокоилась. Любит ли моего сына эта светло-русая большеглазая красавица, как бы этого хотела я?
- Маргарита Васильевна, может душ? – смутившись, спросила она, заметив на себе мой пристальный взгляд.
- А, что Светик, пойдешь первая, может, - обратилась я, сердясь за свое поведение.
- Я быстро, а то Юра без меня, боюсь, все съест, - пошутила она.
Уже сидя за столом, мы разговорились с сыном о его работе и предстоящей свадьбе. Таня в разговор включилась, когда стали говорить о нарядах для них.
 - Может быть не нужно дорогое платье покупать, куда его потом надевать?
 - А оно уже куплено, вот коробка, примерь, только Алешке не показывай, Рита посмотрит, если что не так, подделает, - сказал обрадованный Стас.
 Таня, извиняясь, исчезла в соседней комнате. Через несколько минут она уже звала нас полюбоваться ею.
 - Правда, красиво?  Очень, правда? Ну, как? Как вы подобрали прямо для меня?!
  Длинные красивые руки прижатые к оголенным плечам, высокая шея, шикарно заколотисто-русые пышные волосы – все делало ее ослепительно красивой, элегантной до безумия. У меня не было слов, только слезы почему-то полились по щекам.
Стас прижал меня к себе и сказал:
- Ты оказалась права, чудо как сидит, да Юр?
- Что ты у него спрашиваешь, у него уже у подъезда пропал дар речи, - смеялась Светлана.
Таня с сияющими от радости глазами подошла ко мне и спросила:
 - Можно я вас поцелую, Маргарита Васильевна?
 - А меня? – не выдержал Стас, когда мы замерли в объятьях друг друга.
 - А меня, - заглянул Алешка, которого Света с Юрой стали выталкивать из комнаты,
 - А тебе нельзя, миленький, - кричала возбужденная  прекрасным зрелищем и вином Светлана Николаевна, - только перед загсом.
Когда все, кроме нас с Таней вышли, она сказала:
- Маргарита Васильевна, моя мама больна, она третий год не встает с постели, я ухаживаю за ней, мне пора домой, вы простите, что Алеша без меня помоет посуду, постель готова для всех, а за платье я вам так благодарна, лучшего я и желать не могла, мне даже неудобно как-то. Отец ушел от нас с мамой, как только она слегла, собственно и слегла она из-за него, вернее из-за его любовницы.
   -  Господь с тобой, конечно, иди, какая посуда, сами справимся, - торопясь, бормотала я.
  - Когда дверь за ней и за Алешкой, который пошел  ее проводить, захлопнулась, Светлана спросила:
 - Не все так гладко, как хотелось бы, да, подруга?
 - Не знаю, Свет, как бы мне хотелось?
 - Ну, хотя бы богатых, обеспеченных родителей невестки, а?
 - Кто его знает, любили бы они тогда друг друга или нет? Я ведь сначала ее красоты испугалась. Алешка ведь не красавец.
- Ну, не скажи, не скажи, да, Юр?
- Нет, он конечно чертовски привлекательный, как и все у нас в роду, -пошутила я, - но ведь она – действительно красива, стройна и далеко не простушка…
- Жизнь все поправит, на нас посмотри, мы ведь тоже не такими были…
Утром мы со Стасом сходили в магазин и отправились в гости к Таниной маме познакомиться.
   Таня провела нас в комнату к Валентине Игоревне, а сама пошла на кухню готовить для нас кофе.
  Поразительно похожи были мать и дочь, даже голоса их - спокойные бархатистые. Неловкость, о которой мы беспокоились, исчезла, как только мы услышали ее голос:
  - Мне очень неловко, что лежа вас встречаю, но я так рада, так рада нашему знакомству, у вас замечательный сын, они так любят друг друга. Таня рассказала, какое замечательное платье вы для нее привезли.
   - Рита заказала, она у меня умница, я ведь другое платье  предлагал, а она настояла и не ошиблась.
  - Спасибо вам, и простите, что все заботы о свадьбе лягут на вас, но деньги возьмите, это ей мои родители оставили, здесь приличная сумма, - протягивая внушительный пакет, говорила смущенно женщина.
  - А не многовато ли? – удивленно спросил Стас.
  - Я думаю, здесь и на подарок хватит от них, а от меня ей другой будет, она уже знает.
   Мы  еще долго разговаривали с матерью и ее дочерью, пили кофе с пирожными, пока за нами не пришел Алексей. Он принес  продукты для Тани и ее матери, лекарства и, попрощавшись с Валентиной Игоревной, вышел вслед за нами и Таней, с которой собирался идти развозить свадебные пригласительные и по каким-то своим делам.
     Мы же со Стасом решили пройтись по городу. Обойдя площадь Ленина, памятник которому еще стоял окруженный цветами, мы спустились к набережной, пройдя музей обороны Сталинграда с разрушенной фашистами мельницей. Широкая синяя Волга действительно была потрясающе красивой. Вблизи вода была зеленовато-стального цвета, манила своей прохладой прогуливающихся по набережной людей. За день город нагревался так, что всем хотелось приблизиться к этой удивительно широкой, отражающей ночное небо, реке. Сидя на бетонных плитах, молодежь бултыхала в воде босыми ногами, разбрызгивая капли и смеясь от получаемого удовольствия.
 - Ты, знаешь, Рит, я подумаю, что в этом городе живут люди-оптимисты.
 - А мне кажется, что вся наша страна, то есть весь наш народ таков, иначе не выжили бы ни тогда, ни сейчас.
 - Ну, тогда, тогда совсем другой народ был.
 - А сейчас, нет, не такой? Нет, не  те, особенно кто в Питере или в Москве живут, а вот в глухих деревеньках, в поселках, маленьких городах. Платят налог, как москвичи и петербуржцы, не пользуясь дорогами, театрами, стадионами, шикарными магазинами, и прочими удобствами, а живут в захолустье, будто в наказание за что-то. А за что, собственно говоря? Другой жизни у них не будет.
- Ты это о чем? Наши внуки будут жить в Питере, что  тут Татьяне с Алексеем делать, когда Валентины Игоревны не станет?
- Я не о наших, я о других, чужих людях, о россиянах…
- О! О чем ты, моя дорогая?!
Стас заглянул мне в глаза и, помолчав, спросил:
- Скажи честно, тебе не нравится Алешкин выбор?
- При чем здесь он? Нравится. Знаешь, я думаю, они будут больше ценить жизнь, помогая друг другу, хотя кто знает, что на их долю может еще выпасть, наше правительство непредсказуемо, что им до народа. А сыном я горжусь, по-моему, он у нас – молодчина, как вы считаете, Станислав Михайлович?
- Весь в нас, - вновь прижав меня к себе, пошутил  Стас.
- Что это ты сегодня целый день обнимаешься?
- Климат действует.
Купив ведерко мороженого, мы вернулись к своим друзьям, отсыпавшимся после дальней дороги.
    - А мы без вас уже ужинать собрались, жутко проголодались, чуть друг друга не поели, пока вы прогуливались, хорошо, что Алексей вовремя подоспел, разнял нас с супругой.
- Вот вам прохладительное блюдо, каннибалы, как вы сына нашего единственного не загрызли еще?
- Пап! Разве мороженое еда для настоящих людоедов? Я для вас что-то особенное сегодня приготовил.
- Ты, Алеш, нас не балуй, а то мы ведь навсегда останемся на твоем попечении,-
протискиваясь к столу, сказала Светлана.
   Ей, как и мне было за пятьдесят, но живость веселого нрава и стройность фигуры делали ее гораздо моложе, чем она всегда любила похвастаться. Юрий Петрович напротив был слишком тяжел и неуклюж, за что она нередко над ним незлобиво подшучивала. У них было две дочери, обе замужем, жили заграницей, приезжали в Питер раз в три года, привозя иногда внуков и подарки для своих родителей.
   Дружили мы со студенческой поры, бережно относясь друг к другу, вместе и по грибы и на стадионы и  в театры. Родители наши  умерли и только Юрины жили под Ленинградом, к которым мы все вместе ездили теперь  раз в сезон, чтобы полюбоваться красотами тамошней природы и отдохнуть от шумной городской жизни. Когда дети были маленькими, ездили часто.
      Отец Юрия Петровича – полковник пограничных войск  в отставке был высокого роста, упитанным, красивым мужчиной с густой седой шевелюрой, серыми глазами, ровным прямым носом, красивыми  губами далеко не пожилого человека, хотя ему было за восемьдесят. Подстать ему и жена его Наталья Андреевна – рослая, крупная, ухоженная женщина, чуть моложе его.
Оба они были людьми радушными, как в основном и все русские люди любили угостить и поговорить от души. Нет, они не были занудными стариками, пытающимися все время напомнить, что и как было в их молодые годы, не поучали, а наоборот, пытались перенять, чему-то научиться у более юных. Салаты, ли, мясные ли блюда, одежду ли  - лишь бы не отстать, не быть белыми воронами.   Светлана, зная это, привозила им джинсы, футболки, которые очень их радовали, особенно, когда они были ярких цветов.
  Между ними были особенно нежные отношения, предупредительные что ли? Во время предложенная подушечка, скамеечка по ноги, чай в кресло и все это просто, будто чувствовали потребности друг друга на расстоянии.
 Я очень любила бывать у них, наблюдать за тем как они прогуливались по саду, радуясь каждому расцветшему цветку на клумбе или на дереве весной, каждой птице, случайно залетевшей в их райский уголок, созданный их руками.
При них можно было закутаться в плед и уснуть, а, проснувшись обнаружить горячий мятный чай, словно они знали минуту просыпания.
  В моей семье все было иначе, постоянная тревога, нервозность, ощущение нелюбви сквозило во всем. Даже мебели у нас было неуютно, ибо она постоянно перемещалась по всей квартире еженедельно.
  В семье же Ковалевских всегда можно было закрытыми глазами в любое время суток найти то, что видел несколько лет назад. Всем вещам было отведено свое место, и все вещи были значимыми.  Мебель, как и друзей, они не меняли в угоду моде. На юбилеях в их доме были друзья молодости, а точнее всей жизни.    Пережив немало на своем веку, родители Юры научились бережно относиться к близким людям, этому пытались учиться у них и все мы. Хотя, что греха таить, не всегда, быть может, нам удавалось столь трепетно, как у них.
   Мне казалось, что мой сын впитал с детства эту необыкновенную нежность,  понимание чужих горестей, какой-то высшей справедливости, во имя которой можно пожертвовать своим благополучием. Может быть, именно поэтому он остался здесь, в этом городе, чтобы не потревожить и без того раненную душу своей Тани? Или же выбор сделан во имя любви и только? А важно ли это?
Человек поступает так, как подсказывает ему его совесть.
      Хочу ли я этого? А как же карьера, упущенные возможности, года, проведенные в этом нестерпимом пекле? А ведь он рассказывал, что и зимы здесь не балуют. Конечно, это не крайний север и не Кушка, где когда-то служил старший Ковалевский, но мое эгоистическое чувство возражало, протестовало против их с Таней пребывания здесь после свадьбы. Как быть с Валентиной Игоревной я не знала, точнее, мне не хотелось об этом думать.
   Нанять сиделку, а их увезти? А хотела бы я, чтобы однажды и мне сиделку, а они заграницу, подальше от меня? Мои мысли угадала Света.
   - Не терзайся, прими все, как есть, увидишь, все будет хорошо, все у них будет как надо.
   - Почему у других все так ясно и просто? Никаких проблем?
    - Любить свою мать?
    - Причем здесь…господи, конечно, до чего я дошла?!
    - Бог испытывает того, кого любит.
    - Для чего? Чтобы отнять счастье?
    - Чтобы знали ему цену, наверное.
    - Значит, если я люблю своего сына, я тоже должна его испытать, и Стаса, и тебя  и…
     - Ты же не Бог?!
    - И в самом деле, что это меня так занесло?
    - Жара, наверное, доконала.
     -А ведь зимой здесь очень холодно, морозы, метели… Мне рассказывала еще моя бабушка, что ее бабку занесло однажды в пургу недалеко от Дубовки, где она жила. Поехала  сюда в Царицын проведать детей, отвезти подарки разные, а на обратном пути так спешила, что, не послушав предостережений мужиков, одна в пургу отправилась домой, там еще дети младшие дожидались, да муж и хозяйство.
    - Дети учились в городе?
    - Да, сыновья старшие. Так вот не вернулась она.    А когда узнали, от вернувшихся  знакомых, что она давно выехала, поехали искать, да только не нашли. Она ведь стороной мимо своей деревни проехала. И только весной нашли ее у колодца с объеденным лицом. Волки ли, вороны ли, а может, время так с ней жестоко поступило за непослушание? Дед так и не женился, один детей растил, хотя красавец был. И вдовушки не раз предлагали ему выбрать одну из них.
  - У вас в роду все красивы.
   - Красивы, да спесивы.
   - И ты тоже?
   - Бывает, найдет что-то, остановиться не могу. Вся в деда Андрея. Тот тоже разойдется…, а потом отойдет, отдышится и давай ко всем с пирогами, да с наливкой. Ох, и мастер он на это был. Я сколько не пыталась, а таких пышных и вкусных пирогов век печь не могла, а теперь и вовсе забыла, готовые в кулинариях легче купить.
  - Да, ладно тебе, я  помню, как все к вам со Стасом покушать любили приходить и на пироги, и на пельмени, и вино с наливками ты лучше импортных вин делаешь.
  - Времени не стало, работы много, да и старею.
  Светлана внимательно взглянула на подругу и рассмеялась.
    - Ты себе платье с огромным декольте для выставления дряхлого тела купила?
    - Не я, Стас заставил.
   - А кто его в магазин притащил и показал это черненькое платьице?
   - Не подумала, что в этом платье нужно из нашей старой колымаги выходить.
А в маршрутке в нем не поедешь, разве, что такси вызывать при каждом случае?
- Куда это вы собрались, красавицы, без нас? – спросил весело Юрий, держа пиво и несколько чехоней в руках. Лучше сумку с овощами у Стаса взяли бы, а то у него руки отрываются, еле с рынка увел, а то бы он все сюда приволок.
  Овощи, действительно были изумительными: крупные блестящие баклажаны, перцы, помидоры и огурцы в пупырышек, розовый длинненький картофель, лучок и пахнущая свежестью зелень.
  - Какое богатство, вот это – красота! – восхищалась Светлана, поглаживая Юрин животик, - и  пивко кстати.
Отварив картофель, пожарив баклажаны с луком морковью и чесноком и сделав салат,  мы приступили к пиршеству, не дожидаясь Алешки. Когда чехонь была очищена от блестящей, жирной серебристой чешуи, пришел и он.
Расстроенный, подавленный он снял красную футболку, вымыл руки и сел к столу. Шелковистые густые волосы покрывали его грудь до самого пупка. Лет в семнадцать он страшно стеснялся своей волосатости, потом привык, позже   даже шутил:
    - Теплее будет и мягче спать.
Он вообще был ужасным шутником, парадировал всех президентов, знакомых, друзей и одноклассников, которых было очень трудно порой выпроводить из нашей квартиры, когда они засиживались до полуночи.
 Теперь же он молчал, и мы не стали приставать с преждевременными вопросами, знали, посидит немного, сам скажет, в чем дело.
   - Валентине Игоревне стало хуже, отвезли в больницу. Таня там, поем, поеду ее подменить.
   - Отпуск оформил? – спросил Стас, накладывая сыну в тарелку поесть.
   - И отпускные получил и три дня свадебные, только вот…
   - Никаких только, - отрезала Светлана, - ешь, сейчас сами поедем, а ты отдохни, набегался.
Ели тихо, но с аппетитом, подкладывая друг другу разные вкусности. После ужина быстро убрали со стола, вымыли посуду и вчетвером отправились в больничный комплекс, оставив Алешку, дожидаться Таню, не домой же ей возвращаться к себе.
     Как потом оказалось, правильно сделали. Утром Валентине Игоревне стало совсем плохо, и ее перевели в реанимацию, а через трое суток, не приходя в сознание, она скончалась. Вместо приготовлений к свадьбе, стали заниматься похоронами.
  В те дни я особенно остро ощутила, что Юру и Светлану нам послал сам господь. Самое трудное легло на их плечи, Алексей и Стас готовили квартиру к консервации, так как решили, что оставаться Тане с Алексеем здесь нет смысла, продавать квартиру пока не собирались, там будет видно. Я упаковывала вещи сына. Свадьбу решили отложить до Питера.
   День похорон был трудным не только для Тани, но и для всех нас, видя ее состояние. Она не плакала, вернее, она не плакала слезами, рыдала душой, ибо похудевшее тело вздрагивало от любого слова, прикосновения, шороха.
  Через неделю Юру со Светланой отправили самолетом, сами же поехали на машине, захватив самое необходимое для молодых, хотя и его было слишком много.
   Через несколько долгих часов, после отъезда, жгучая степь кончилась, тяжелые мысли уходили прочь, впереди всех нас ждала новая жизнь, и каждый думал о ней по-своему.
   Чем ближе мы приближались к городу, в котором предстояло теперь жить и Тане, тем грустнее она становилась. Заметив это, Стас как мог, пытался разговорить ее, обещая, что каждый год будем ездить в Волгоград и навещать могилу Валентины Игоревны, за которой обещали приглядывать, как и за квартирой, добродушные соседки. И только тогда, после наконец-то пролитых долгих слез, Таня стала смотреть в окна автомобиля, замечая удивительную зелень лесов, полей и лугов, окружающих Санкт-Петербург.
    Вздохнули с облегчением и все мы, когда у подъезда нашего дома увидели до боли знакомые родные лица Ковалевских. Перетаскав вещи на третий этаж, они пригласили нас всех на шикарный обед, накрытый их заботливыми руками. Быстро, поочередно ополоснувшись под душем, мы всей семьей сидели за столом, стараясь во время  разговора не касаться самой больной, но Таня сама начала:
- Я знаю, что все очень устали, но мне бы хотелось поговорить о моей маме.
Она ведь чувствовала, что умрет, что не доживет до моей свадьбы, за день так и сказала:
- Таня, надень платье, хочу посмотреть на тебя.
 - И я одела все, даже туфли. Она так счастливо улыбалась…
  Таня долго рассказывала о своем самом близком человеке на свете и плакала, а когда вдруг затихла, мы решили, что нужно выпить, помянув ее добрым словом.  Разойдясь к ночи по трем комнатам, затихли до утра. О чем говорили они с Алешкой, мы не знали, но мы с Ковалевскими думали об одном:
- Завтра к старикам поедем, наверняка ждут, там и Тане легче станет.
Когда рассвет коснулся моей подушки, Стас уже был на ногах и смотрел на меня как-то странно.
- Что? Что случилось?
- Ну, дорогая, ты и спишь, гости готовят завтрак, молодежь еще не вернулась, а ты, как  ангел, свернулась в клубочек и спишь,   ничего не ведая.
- Откуда не вернулись?
- Они ночью ушли, по городу бродить.
- Ты звонил?  Где они?
 - К подъезду подходят, вставай, соня, иди в душ, пока не заняли другие.
Выйдя из душа и поцеловав подругу, уселась за стол.
- А Юра?
- Заправиться поехал, сейчас будет, молодежь не возражает к нашим поехать, заодно и Таню по городу провезем. Старики тоже в курсе, ждут очень.
Заявившиеся полуночники – Таня с Алешкой нырнули в ванную вместе, и вместе вышли к столу.
- Да оставь ты ее в покое хоть на секунду, - пробовал пошутить Юра, - дай и нам за ней поухаживать хоть за трапезой. Как вам наш город, Танечка? Произвел впечатление?
Таня попыталась улыбнуться, и когда поняла, что это вышло плохо, сказала:
- Ничего красивее я не видела, хотя когда-то считал, что Москва – самый красивый город страны.
- А Питер - самый красивый город мира, поняла, девочка? – сказал он, положив ей на тарелку блинчик с мясом, - не обижай повара, да и событий у вас много впереди, подкрепляйтесь, если хотите побольше увидеть.
Таня с Алешкой и впрямь начали с аппетитом  есть, сказалась прогулка по ночному, прохладному городу.
  Таня понемногу приходила в себя. Привыкнув к новой работе, обзаведясь знакомыми, она  оживала. В глазах вновь появились искорки какой-то необъяснимой радости, покоя, а может быть просто женского счастья.   
   Свадьбу  сделали через три месяца, когда и она и Алексей устроившись на работу, стали привыкать к новой жизни. Приглашенных было немного, наши и Алешкины близкие друзья, зато цветов столько, что все комнаты потом были заставлены ведерками, банками, вазами, переполненными благоухающими розами, орхидеями и другими творениями природы и человеческого таланта и кропотливого труда.
  - Все-таки цветовод – это отличная профессия, - заметил тогда Стас, если бы я изобрел новый сорт роз, я бы назвал его твоим именем.
  - Смешно, Роза – Маргарита, Маргаритка – роза – глупо.
  - Ну, вот, хотел сделать приятное, а ты…
  - Лучше попроси Алешку, чтобы назвал внучку моим именем.
  -Боюсь, что только вторую назовут, а если мальчик, так и вовсе не дождешься.
  - Ну, вот и развеселил, - буркнула я, - спасибо, тогда и Стасиков у нас больше в доме не будет, понял?
 - Понял, ты меня не любишь, и никогда не любила.
Я чуть не упала, наступив сама себе на бархатный шлепок. Он ловко подхватил меня и, усадив вновь на кровать, сказал:
- Слушай, пойдем, продадим эти цветы, а то, как на кладбище, мне не по себе ходить между ними.
- А что, я не возражаю, вот только оденусь подобающе.
- А мне во что тогда?
- В спортивный костюм и куртку старую, ну, в которой на рыбалку зимой ездил в последний раз.
- Пойдет.