Зимняя история

ИЗ ЦИКЛА «НАЕДИНЕ СО СТРАХОМ»
КУПИТЬ КНИГУ НАЕДИНЕ СО СТРАХОМ МОЖНО НА САЙТЕ:http://bookvika.ru/

   В тот ноябрьский день стемнело раньше обычного. Едва я после обеда вернулся в свой кабинет в редакции, как за окном уже заиграла какая-то серая мгла. Сначала повалил густой снег, гонимый колким холодным ветром. Небо скрылось под густыми свинцово – лиловыми тучами, а солнце спряталось и больше так и не появилось. Поэтому и стемнело так рано.

   Когда я садился в свою «Ниву», стало подмораживать. На улицах вовсю заиграли, заплясали жёлтые, голубые, зелёные, красные, фиолетовые огни витрин, машин, окон в домах, уличных фонарей и реклам. И среди этой хаотичной светопляски закружились, запорхали многочисленные сине - белые облачка пара, выбрасываемые выхлопными трубами автолюбителей, а так же носами прохожих. И в этом холодном тумане силуэты машин и людей трепетали, дрожали, меняли свои привычные очертания, создавая вокруг какую-то таинственную атмосферу с ощущением предстоящих сказочных событий.

Добравшись до дома, я загнал автомобиль в гараж, и, подняв воротник на куртке (ибо оделся с утра не по-зимнему), поспешил в подъезд. Возле рядов почтовых ящиков пришлось задержаться, так как в моей ячейке что-то белело. Я быстро открыл замочек и, прямо мне в руки, выпало письмо. Я сунул его в карман и поспешил наверх. Вскоре меня уже встречали такие тёплые, милые и нежные запахи квартиры. Я запер за собой дверь, переоделся, сунул ноги в пушистые тапочки и прошел на кухню. Захотелось поскорее попить горячего чайку с малиновым вареньем, привезенным мною недавно от мамы из деревни. Помыв руки, я быстренько накрыл свой скромный холостяцкий стол и стал дожидаться, когда закипит вода в чайнике. От нечего делать вскрыл конверт и извлек из него два листа школьной тетради в линейку, исписанные крупном почерком. Судя по палочкам, порхающим над «Т» и под «Ш», я предположил, что письмо пришло от пожилого человека. Взглянул на обратный адрес. Там значилось только: «Село Погорельское». Странно, подумал я, это же в соседнем районе. Наверное, кто-нибудь опять набросал свои соображения по поводу моих прошедших выступлений на экологические темы. Расправив листы, я стал читать.

После обычного в таких случаях «Здравствуйте уважаемый…» и короткого вступления, я узнал от автора следующее: «Я пишу Вам вот по какому поводу. Несколько дней назад прочла отрывки из Вашей новой, пока ещё не вышедшей, книжки «Наедине со страхом», которые опубликовала в начале ноября Ваша газета. Они мне понравились. Я человек уже не молодой, скоро аж 65 стукнет! Во все истории, связанные с нечистой силой и другими тайнами природы, я верю с детства, ибо и сама не раз сталкивалась с подобным. Верю и сейчас, хотя это меня нынче не так волнует, как прежде. Живу я одна в селе Погорельском, что лежит на границе Вашим районом. У нас тут много одиноких бабушек и дедушек осталось. Молодёжь-то вся в городах оседает… Вот доживаем потихоньку свой век вместе со своим домишками. Но я не об этом хотела Вам сказать, чего уж теперь… А пишу чтобы рассказать одну удивительную историю, которая произошла со мной лично, ещё во времена последней великой войны. Вам может интересно будет это все узнать, и может, что и сгодится для книги. Ну, простите меня старую, не буду больше утомлять Вас своей болтовней и перейду лучше к делу. Так вот, случилось это зимой, в 44-ом году. Мне тогда всего 13 было…».

Закипел чайник. Я отложил письмо и встал со стула, чтобы отключить плиту. Заварил чай. Пока он настаивался, я снова продолжил чтение, примостившись прямо на подоконнике, от нетерпения проникнуть в тайны зимнего происшествия поведанного мне пожилой женщиной. В мозгу даже стали вырисовываться какие-то виды: заснеженный лес, метель, маленькая хрупкая девчушка идет куда-то по сугробам, прикрывая ручкой, в синей вязаной варежке, свой красный от холода носик. А история развивалась так:

«…Я жила тогда в Заречном районе, в деревне Козьино. В Погорельском то я поселилась в 54-ом, когда вышла туда замуж. Так вот.. Дом наш стоял на краю деревни, и мы оставались в нём вдвоём с мамой. Папа в то время воевал на фронте. Было начало января, не помню уж какое число то. В то время мы на это внимания не обращали, коль холодно – ещё зима, а потеплело – весна значит. Так вот жили. А почему говорю, что шёл январь? Да потому, что мы Новый год справляли в школе, дней десять тому назад. В этот день у мамы сильно разболелась нога. Эта болезнь оставалась с нею ещё с девичества. Мальчишки нашли в поле снаряд. С гражданской войны ещё валялся. Взяли они его, да в костёр и засунули, а сами в кусты залезли, чтобы оттуда посмотреть, что будет. А мама по дороге шла с подругами. С сенокоса возвращались. Тут и рвануло. Осколки во все стороны. Одной девушке щеку распороло, другую в руку ранило, а маме осколок в ногу попал, да так там и остался. По хромала она по хромала, а потом вроде и прошло всё… И лишь лет через десять начал осколочек по не скольку раз в год заявлять о себе прострелами, да жуткой болью. Мама очень страдала, и спасалась лишь мазью, которую делала баба Груня, жившая в соседней Константиновке. Это была известная знахарка. Грыжу и зубы умела заговаривать, многие другие болезни лечила травами и настоями всякими. До врачей то нам тогда было ой как далеко добираться, вот и ходили все сельчане за подмогой к доброй целительнице. И вот разболелась, значит, у мамы нога. Вначале ещё терпимо было. Мама сунулась за мазью, а её лишь на донышке осталось. А я и говорю: «Мам, давай я по быстрому сбегаю к бабе Груше, принесу новой мази!». «Да куда же ты пойдешь то доча! – отвечает она, - Глянь ко метель, какая разыгрывается, да и темнеть уже скоро начнет! К бурану ведь нога моя заныла, к непогоде. Сиди уж… потерплю как-нибудь. Вот остатками натрусь, авось и так полегчает…». « Да я мигом, ма, тут же недалеко! Когда стемнеет, я уж  дома опять буду! И нога у тебя болеть перестанет!» - заверила я и, как только мама меня не отговаривала, настояла на своем. Быстрёхонько оделась, взяла кусок ветчины (бабе Груше в подарок) и побежала в Константиновку. Деревня находилась в трех километрах от нашего дома, может и чуть побольше, но дорога шла через лес и овраги. Но я тогда девчонка смелая была, шустрая и проворная. А боялась разве что одних чертей. Но я считала, что они днём не ходят, а появляются после полуночи, так как чёрные, чтобы их видно не было. И вот помчалась я по лесу. Ветер усиливается, дорожку переметает, прохладно, время уже к вечеру близится. Добралась я до села хорошо. Взяла у бабы Груни мазь, спрятала пузырёк за пазухой, отдала гостинец, погрелась немного, перевела дух, и обратно заспешила. Хотелось поскорее маме лекарство принести, чтобы у нее нога не болела, да и чтобы она за меня не волновалась. Когда достигла леса, непогода уже вовсю разбушевалась. Буран сильный, ничего вокруг невидно. Пелена одна колючая, да непроглядная.  И смеркаться начало. А вскоре, уже в лесу, я вдруг поняла, что не знаю куда иду. Тропку и мои следы занесло. Все вокруг сравнялось, превратилось в белую нетронутую целину. И не видно нигде ничего и не слышно. Лишь ветер гудит, да деревья подл его силой протяжно постанывают. Пошла я наугад, думая, что иду правильным путём. Один раз упала в какой-то глубокий овраг. Снега нахлебалась, вся белая стала как Снегурочка. Пока выбиралась, много времени прошло и совсем темно стало. Вот тут-то я впервые испугалась по-настоящему. Поняла, что заблудилась и осталась одна, беззащитная, в зимнем студёном лесу, где нет людей, и в котором вот – вот уже начнут появляться всякие жуткие чудовища – страшилища. Да и сил у меня совсем мало осталось. Села я на поваленное дерево передохнуть. Сижу, плачу от обиды, страха и лютого ветра. Но слезами горю не поможешь, надо идти, а то вообще тут замёрзнешь. Двинулась я дальше. А снег-то новый, рыхлый да глубокий. Почти по пояс в него проваливаюсь. Лезу по сугробам, из последних сил выбиваюсь. А вот куда иду и сама не знаю. Лес все гуще и суровее, и никак расступаться не хочет. Стали мне уже всякие звуки мерещиться: то вскрикнет кто-то за сосной, то заплачет под ёлкой, то порыв ветра покажется жутким воем и шипением змея. Шла я так, шла, и поняла, что дороги мне домой не найти. Сила моя совсем закончилась. Опустилась я под ёлку и со страхом подумала, что вот так тут и останусь, замёрзну, превращусь в ледяную глыбу, а мама будет меня ждать и очень переживать, да ещё и страдать от болей в ноге. Заплакала я опять и почувствовала, что уже замерзаю. Даже слезы и те стали застывать на щеках. Сколько я так просидела под деревом не знаю. Когда очнулась, в лесу было как-то непривычно тихо. Ветер улегся, лишь лёгкая позёмка бегала по сугробам и искрилась. Сама я вся заиндевела. Глаза едва раскрыла, так, как мокрые ресницы смерзлись. Меня наполовину занесло снегом. Тепло стало под ним и уютно. Ничего не хотелось делать: ни вставать, ни идти, ни шевелить руками… Было только одно желание: укутаться в эту белую воздушную перину снега и забыться в сладостном сне. Так я, скорее всего, и поступила бы, если б вдруг не увидала где-то далеко впереди возникшие огни. Яркие, жёлтые, они колыхались, мерцали, двигались, мигали за стволами деревьев. Мне даже послышались чьи-то голоса, крики, рыканье моторов. Там, впереди, несомненно, была дорога! И по ней двигались машины, ходили люди! Это меня чрезвычайно удивило и обрадовало одновременно. Я знала точно, что дорог в нашей округе больше не было, а просёлочные так заносило снегом, что по ним только на санях или верхом на лошади и ездили. А тут – машины! Прямо как в городе! У нас и в районе-то всего две «полуторки» было. Тогда я решила, что это движется военная колонна, пробирающаяся ночью к фронту. Я вскочила, разбросала снег и направилась к огням. Даже силы снова появились, и хотя я и плакала, но теперь уже от счастья. Ведь там, впереди были живые люди, там было тепло и, спасение из снежного плена. Приблизившись, я действительно увидела дорогу, совсем не занесенную сугробами, и по ней двигались десятка два армейских грузовиков, тяжело нагруженных ящиками, бочками, мешками. Ярко горели фары. В кабинах, за рулем сидели шофёры, а рядом с ними, наверное, солдаты из охраны. Лиц разобрать было невозможно, только мелькали шинели, шапки, погоны и портупея. Я закричала им и замахала руками, прося остановиться и подобрать меня. Но слезы радости и усталость сдавили мою грудь, и поэтому мои призывы о помощи получались не очень убедительными. Тогда я бросилась наперерез колонне. Падала, спешно поднималась и рвалась к свету. Минут через десять – пятнадцать добралась до места. Однако, когда я осмотрелась, то никого и ничего не увидела! Машины куда-то исчезли, не было и дороги… Лишь одни сугробы, да серебристая позёмка на них… Ни следов от колес, ничего, даже запаха бензина. Лес кругом, опять один только лес, и я стою посреди него, одна одинешенька. Удивилась я тогда, расстроилась, конечно, и вновь испугалась: уж не проделки ли это злых лешаков? Зареветь сил не было, и я просто зашагала дальше, скрепя зубами и стеная от обиды, беспомощности, холода, одиночества и изнеможения. Ветер совсем затих. Взошла луна. Стало светло. Всё вокруг заиграло, заискрилось, засияло всеми цветами радуги. Чистый снег лежал на земле, на елях и соснах. Все это было так великолепно, как в сказке! Усилился мороз, под ногами стало хрумкать. Когда я, заворожённая красотами природы, прошла по инерции, ещё метров сто, то почувствовала, что силы меня снова оставили. Я раздвинула кусты, и, продравшись сквозь них, плюхнулась под тоненькую берёзку. Несколько минут лежала, отдуваясь, ощущая, как мороз, забирающийся под одежду, начинает сковывать меня своими ледяными щупальцами, словно паук пойманную муху. Затем я подняла голову и… о чудо! Я даже не поверила своим глазам: прямо передо мной, всего метрах в пятидесяти, стоял… наш дом! И ни какой-то волшебный мираж, а именно мой родной дом, с дымящейся трубой и сочным светом в окошке. Мама, конечно же, не спала и ждала, меня, страшно волнуясь. И тогда я вскочила и с криком: «Мама я здесь!», кинулась к ней.
 - Где же ты пропадала-то, доча! – встретила меня она на пороге и, прижав к себе, радостно заплакала. А я ничего ей не ответила, потому что была так счастлива снова увидеть и маму, и свой уютный дом. Я только уткнулась в её тёплую, мягкую грудь и улыбалась… 
Такая вот история приключилась со мной. Извините, если что не так рассказала, но Вы уж меня простите старую, память совсем подводить стала… Остаюсь с большим уважением к Вам и к Вашей газете! Варвара Никитишна Хворова, село Погорельское. До свидания!» Ниже, уже на полях листа, шла приписка: «Будете в наших местах, заходите попить чаю и потолковать за жизнь. Будем все очень рады!

   Я мысленно поблагодарил Варвару Никитичну за приглашение и за её письмо. Зимняя история так сильно заинтересовала меня, что я напрочь забыл о своем холостяцком ужине. Спохватившись, я начал наливать в чашку чай, намазывать масло и варенье на ломтик хлеба. И пока этим занимался, перед глазами возникали сцены зимнего леса…бурана. Я представил хрупкую фигурку девочки Вари, плутающую среди мохнатых елей; странную колонну автомобилей, возникшую из непроглядной чащи; и счастливые глаза матери, вновь сумевшей прижать к своей груди замерзшее тельце любимой и любящей дочки… И тут же я подумал, что вот и  сегодня, в этот холодный, серый вечер, Варвара Никитична, уже пожилая, и поэтому не такая подвижная и весёлая, как в далёком сорок четвёртом году снова сидит одна в полутёмной комнате своего старенького покосившегося домика, глядит в окно на снег, на искры мороза, на восходящую луну, и вздыхает, вспоминая наверное, своё детство и тот чудный лес, и те машины, спасшие её от смерти… Но вот что спасет её теперь от одиночества, от гнетущей старости? Какое видение может заменить ей простое человеческое участие, тёплое ласковое слово… Она сидит одна в пустом доме, где-то посреди полу заброшенного Погорельского, среди таких же сиротливых полуразвалившихся избушек и знает, что её уже никто не ждет, и никто не постучится к ней в скрипучую дверь, за бредя на спасительный огонёк , и кого она смогла бы от души напоить душистым чаем с травами и угостить толстыми деревенскими блинами или ароматными золотистыми пышками… Я отодвинул бутерброды и дымящуюся чашку на середину стола и, взяв письмо, пошел в свой кабинет.  Сев за стол и, достав чистый лист бумаги, стал писать ответ далёкой, но, вдруг, ставшей сегодня такой близкой  знакомой Варваре Никитичне Хворовой. Я благодарил её за послание, за интересную историю, за приглашение, поведал о своих делах и планах, о ходе работы над книгой, поделился новыми газетными материалами и пообещал обязательно приехать в гости на Рождество.  Я строчил в тусклом свете лампы, а за окном было совсем темно и огни улицы, такие пёстрые, и загадочные, продолжали мерцать среди крыш, безлюдных переулков и дворов, словно маячки, сигнализирующие кому-то о чем-то, показывая ему какой-то важный, спасительный путь в жизни.
КУПИТЬ КНИГУ НАЕДИНЕ СО СТРАХОМ МОЖНО НА САЙТЕ:http://bookvika.ru/